Страница:
Когда поднявшееся солнце осветило его лицо, он открыл один глаз.
Площадь переменилась, ожила. Всюду сновали люди. Лотки были завалены грудами товаров. Кому не хватило прилавков, торговал прямо с возов. Покупателей пока было немного. Зевак еще меньше. Слишком рано — горожане не встали, а люди из дальних селений еще не подъехали.
Рыжий Артип зевнул, протер глаза. Встав, потянулся, отг ряхнул одежду, заправился, подпоясался потуже. Вспомнил о помятом лице, о синяках и ссадинах, пожалел, что нет пудры. Надо выглядеть как можно лучше, чтобы своим видом не отпугивать богатых ротозеев.
Меж торговых рядов сновали деловитые люди в длинных плащах, собирали с продавцов деньги, взамен выдавали маленькие клочки бумаги с печатью — разрешение на место. К Артипу никто не подходил — он стоял в стороне и ничего не собирался продавать.
Из своей небольшой сумки Артип достал кусок мела. Разлиновал широкую доску, приготовив клетчатое поле для игры в семь камней. Справа положил кости. Слева — три карты. Развел руками, поклонился, хотя рядом никого не было. Улыбнулся широко в пустоту. Поддернув штаны, сел на корточки. Положил руки перед собой.
Долго ждать не пришлось. Мимо пробегал кривоногий крестьянин, и Артип остановил его окриком:
— Друг!
Крестьянин не сразу понял, что обращаются к нему.
— Друг! — Артип подмигнул, зазвенел, заиграл голосом: — Войди в круг! Возьмем кости, бросим вместе. У кого больше, у того кошель толще. Монету поставишь, весь дом свой обставишь. Поставишь монеты две, вернешься домой на коне. Три монеты на кон — купишь в городе дом.
— Нет, не буду, — крестьянин мотнул головой. Но Артип уже заворожил его:
— Не хочешь кости бросать, карту попробуй узнать. Если скажешь, где круг — будут деньги, мой друг. Если покажешь квадрат — значит, я буду рад… — приговаривая и улыбаясь, Артип ловко подхватил карты, показал крестьянину картинки — два черных квадрата и один красный круг. Бросил на доску, перевернул каждую карту рубашкой вверх, стал двигать — первую поменял со второй, третью с первой, среднюю переместил на край… Крестьянин внимательно следил за его плавными текучими движениями. — Ставь монету на кон, вернешься домой верхом. Ну-ка скажи, мой друг, где, как ты думаешь, круг?
— Здесь! — крестьянин уверенно показал пальцем на правую карту.
Артип задорно ухнул, перевернул карту. Сказал, подмигнув:
— Деньгу бы не пожалел, две бы сейчас имел.
— Ну-ка давай еще раз! — загорелся крестьянин.
— Ставь хотя бы пятак, а я буду играть на пустяк.
— Ладно! — Крестьянин вынул из кармана медную монетку, положил на стол.
Артип подхватил карты, перетасовал, бросил перед собой, показал, где какая, несколько раз передвинул их, действуя обеими руками.
— Где?
— Здесь!
— Точно! — Артип восхищенно мотнул головой. — Твой пятак по-прежнему твой, и пустяк мой теперь с тобой.
— Эй, какой пустяк? — не понял крестьянин. — А деньги?
— Я играл на пустяк. Разве что-то не так?
— Давай теперь на деньги!
— Новичкам, как всегда, везет. Монету на кон — и вперед…
На этот раз выиграл Артип. Не мог не выиграть. Но сделал удивленный вид, словно сам не верил случившемуся, хохотнул весело, передвинул к себе первую монету — почин. А простодушный крестьянин уже развязывал кошель, он попался, поверил в то, что способен отыграться.
И Артип позволил ему выиграть.
— Хватит мелочь трясти, раз начало так везти. Клади на стол пять монет — вот тебе мой совет.
Крестьянин карту не угадал, досадливо притопнул, ругнулся. Толстыми неловкими пальцами снова выудил из кошелька монету, объявил:
— Ставлю одну.
Артип показал ему, где находится карта с красным кружком, посочувствовал:
— Вот же, рядом была, справа лежала она…
Потом он одну за одной проиграл три монеты, а когда крестьянин вновь осмелел и поставил пять медяков, выиграл.
— Уж на меня не серчай, деньги я взял невзначай…
Когда выигрыш составил двадцать монет, Артип остановился. Сказал без всяких прибауток, спокойно:
— Хватит на сегодня. Мне везет, но искушать судьбу я больше не хочу.
Раскрасневшийся крестьянин воспротивился:
— Эй! Давай дальше! Я хочу отыграться! Десять монет ставлю!
— Нет! — Артип уже не улыбался. Голос его был тверд и холоден. — Хватит!
Крестьянин хотел еще что-то сказать, но поднял глаза на Артипа, увидел его каменное лицо, подбитые глаза, кривой нос и осекся. Словно смутившись, он потупился, отступил на шаг, стал неловко завязывать тесьму кожаного кошелька, продолжая пятиться.
Рыжий Артип мог бы обобрать этого простофилю до последней нитки. Но не стал этого делать. И не потому, что пожалел его. Просто он не хотел рисковать — ведь даже самый ничтожный человечишко, лишившись всего, может озлобиться.
Артип мог постоять за себя, но он не любил драться. Это было слишком рискованно и невыгодно.
Драка — дело бойцов. Его дело — игра.
К полудню городская площадь кипела словно море. Плотные потоки людей двигались во всех направлениях, обтекая рифы заваленных товарами прилавков. Идти против течения было невозможно. Тысячи голосов слились в монотонный гул, в котором тонули даже истошные крики профессиональных зазывал.
На окраинах ярмарки было чуть тише. Люди почти не толкались, здесь было где разойтись. В толпе сновали продавцы пирогов и сладостей, неуклюжие из-за тяжелых плетеных коробов на груди. Молчаливые мастера-оружейники, опаленные огнем кузниц, сбывали штучный товар — богато отделанные ножи и мечи. Разряженные ювелиры, опасаясь воров, держались особняком, нахваливали свои драгоценные изделия, бряцали золотом и серебром, пускали солнечные зайчики в глаза прохожим. Рядом мастеровые люди предлагали украшения для людей попроще — перстни из латуни, бусы из стекла, медные, разукрашенные цветной эмалью браслеты. Громогласные монахи продавали разнообразные обереги и талисманы, не забывая прославлять своих богов. Прямо на земле, рискуя быть затоптанными, сидели нищие побирушки, тянули дрожащие руки к прохожим, старались заглянуть им в глаза, чтобы пробудить участие и жалость. Некоторые при этом подвывали что-то, другие просто шевелили губами. Крестьяне смотрели на нищих с искренним сочувствием, кидали мелкие монеты. Горожане морщились, старались не замечать оборванцев.
И без того тесные городские улицы оказались запружены. Всюду стояли повозки приезжих. Лошади, непривычные к такой сутолоке и тесноте, испуганно фыркали, закатывали глаза, скалили зубы. Горожане недовольно ворчали, перелезая через загородившие дорогу телеги, зло ругались, вступив в кучу свежего навоза.
Но никто не собирался отсиживаться дома. Люди спешили на ярмарку.
В полдень должно было состояться главное событие — ежегодная публичная казнь преступников.
Рыжий Артип был доволен. Он уже заработал столько, сколько обычно не зарабатывал и за целый месяц. А ведь день еще только начался.
Полная площадь ротозеев! Целый город!
Он окликнул пробегающую мимо молодую девчушку, продающую пирожки:
— Почем?
Девушка остановилась, посмотрела на него, словно оценивала его покупательские способности.
— С луком — два за медяк. С мясом — два медяка за один.
— А хорошее ли мясо?
— Говядина. Совсем свежая. Не какие-нибудь потроха. Два Дня назад теленка забили.
— Давай три с мясом… — Артип отсчитал шесть монет, протянул девушке. Та подошла осторожно, бочком, словно боялась его. Взяла деньги, убрала в глубокий карман, нашитый на засаленном фартуке. Откинула крышку корзины, достала три больших пирога, отдала покупателю и, не задерживаясь больше ни на секунду, исчезла в толпе.
Артип проводил ее взглядом. Впился зубами в зажаристый еще теплый пирог. Тотчас заворчал пробудившийся желудок, вязкая слюна наполнила рот. Артип зажмурился, блаженствуя — пироги были невообразимо вкусны.
— Приятного аппетита, — пожелал кто-то. Артип, перестав жевать, открыл глаза. Он не любил, когда с ним заговаривали первым.
— Играешь? — спросил незнакомец. Выглядел он молодо. Одет был просто, неброско. Симпатичное правильное лицо источало благодушие и доброжелательность.
— Играю, — сказал Артип, с трудом проглотив непрожеванный кусок пирога. — Хочешь присоединиться? — Он широким жестом показал на подобие стола.
— Может быть, — парень пожал плечами. Они открыто изучали друг друга.
— Кости? — спросил Артип. — Три карты?
— Семь камней, — сказал парень. — Я вижу, доска у тебя готова.
— Готова… — Артип усмехнулся, догадавшись, что имеет дело с таким же игроком, как он сам. — А есть ли у тебя, что поставить?
— Золотая монета на кон.
— Не мелочишься, — заметил Артип и почесал затылок. — А если я откажусь?
— Ты не можешь отказаться. Я тебя знаю.
— Знаешь?
— Ты Рыжий Артип. Я угадал?
— Хм… Да, это я. И что из этого?
— Я знаю многих игроков. Думаю, их позабавит история, как Рыжий Артип, испугавшись, отказался играть в семь камней с Лотом Балагуром.
— Балагур? — протянул Артип, стараясь казаться спокойным. — Лот? Никогда о тебе не слышал.
— Еще услышишь, — пообещал парень.
— Язык у тебя действительно длинный. Но боюсь, скоро тебе его укоротят.
— Так ты играешь?
— В семь камней?
— В семь камней.
— Золотой на кон?
— Не только.
— Что же еще? — Артип насторожился.
— Если ты проиграешь, то это место перейдет ко мне. На сегодняшний день и на завтра… Ну так что?
— Тогда еще одно условие. Если выиграю я — ты уберешься из города.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился парень.
— Ты слишком молод, чтобы хорошо играть в семь камней.
— Значит, ты легко меня одолеешь.
— Покажи деньги! — потребовал Артип.
Парень улыбнулся во весь рот, развязал висящую на плече сумку, вытащил туго набитый кожаный мешочек, достал из него золотую монету, протянул Артипу. Сказал с нескрываемой издевкой:
— Тебе я доверяю.
Артип сделал вид, что не услышал колкость. Взяв золотой, покрутил его в пальцах, оценивая на ощупь, не сильно ли он сточился, путешествуя из кармана в карман, из кошелька в кошелек. Поднес к глазам, посмотрел, какого цвета золото. Слегка прикусил мягкий металл.
— Ну что, настоящая? — поинтересовался Лот Балагур.
И снова Артип никак не отреагировал на слова парня…
Народ вокруг прибывал. Все хотели оказаться поближе к виселице, когда начнется казнь, но лучшие места были уже заняты. И все же самые настырные зеваки, не обращая внимания на ругань соседей, толкаясь, пихаясь локтями, продирались сквозь толпу, лезли вперед. Крыши близлежащих зданий трещали, грозя обвалиться, не выдержав людской массы. Единственное дерево на городской площади было сплошь облеплено мальчишками. На эшафот уже поднялся палач в кожаной маске, закрывающей лицо. Не обращая внимания на галдящих зрителей, он сосредоточенно закидывал веревки на горизонтальный брус, крепил их. Он поправлял раскачивающиеся петли, а зеваки считали вразнобой: раз, два… уже три… четыре…
— По каким правилам играем? — на всякий случай решил уточнить Рыжий Артип.
— По нашим, — ответил Лот Балагур.
Они сидели рядом, зажав ногами тяжелый ящик с широкой доской, заменяющей столешницу. У них было самое выгодное место, островок спокойствия на краю людского океана. Позади — глухая стена, по бокам — кучи мусора, чуть впереди — длинный прилавок, рассекающий текущую толпу словно волнорез.
— После казни будет лучшее время, — сказал Артип.
— А здесь будет сидеть победитель, — сказал Лот.
— Бросим кости на право первого хода?
— У кого будет меньше, тот и начнет.
Артип усмехнулся:
— Ладно, согласен.
У него выпало десять очков, а у Лота Балагура всего лишь пять.
— Иногда даже чужие кости можно заставить играть на своей стороне, — подмигнул парень Рыжему Артипу. Тот пожал плечами:
— Тебе просто повезло. Твой ход…
Лот Балагур, чуть помедлив, вынул из сумки первый камень размером не больше ногтя — самый маленький, самый младший. Тонкой пластинкой мела аккуратно нарисовал на нем свою метку — косой крест. Поставил камень в ближний левый угол разлинованного поля.
Игра началась.
Следующий ход был за Артипом. Он также должен был выставить на доску младший камень. На любую свободную клетку. Единственное требование — соседние клетки тоже должны быть не заняты.
Свои камни Рыжий Артип берег. Они хранились у него в сумке, каждый в своем кармашке. Артип верил, что все эти камни непростые. Он много лет собирал их, проверял в игре, отбирал самые лучшие, самые счастливые. Он давал им имена. Он ухаживал за ними, периодически чистил, мыл. Когда у него были деньги, не реже чем раз в год, он ходил к ведьмам, и седые растрепанные старухи, шепча невнятные слова, заряжали камни удачей.
Артип любил свои камни.
Достав из сумки самый маленький камень, он отметил его точкой и поставил в центр поля. Малыш — имя этого камня.
Лот Балагур хмыкнул. Не раздумывая, сделал следующий ход, заняв второй угол. И Артип невольно поморщился — он не терпел спешки в этой игре. Сам он играл вдумчиво, неторопливо, отрешаясь от всего, видя перед собой лишь клетчатое поле, не замечая ничего вокруг.
А рядом толпились люди, толкались, шумели. Они ждали начала казни, но палач почему-то медлил, не торопился выводить приговоренных. И скучающие зеваки, те, что были поближе к игрокам, нашли для себя новое зрелище. Они расталкивали соседей, тянули шеи, привставали на цыпочки. Они смотрели, как два шулера играют в семь камней. Не все знали правила, но в толпе уже нашлись и комментаторы, и советчики.
Впрочем, ни Лот Балагур, ни Рыжий Артип не обращали внимания на нависающих над ними зрителей.
Противники поочередно выставляли свои камни. Это был первый этап игры и, пожалуй, самый ответственный. Делая грамотные ходы, можно было захватить поле таким образом, что противнику некуда будет поставить свой очередной камень. А это большое преимущество. Но даже если выиграть в количестве не удавалось, правильно выстроенная на доске композиция давала максимальные шансы на победу, ведь положение камней определяло всю дальнейшую борьбу.
Лот Балагур сделал последний ход и посмотрел на соперника.
Артип размышлял, держа в руке самый большой камень, ровный окатыш, который он называл Головой. Свободными оставались два места. И Артип выбирал. Зеваки торопили его, давали советы, но он их не слышал. В конце концов, решившись, он поставил отмеченный семью точками окатыш в окружение мелких вражеских камней.
Взгляды противников встретились.
— Ты не смог использовать свое преимущество, — сказал Артип.
— Я выиграю у тебя на равных, — ответил Лот и передвинул младший камень на одну клетку, прижав его к самому сильному камню Артипа.
Начался второй этап игры. Решающий. Последний.
Толпа загудела, закачалась. Взорвалась ревом.
На эшафот вывели первого преступника. Люди отхлынули от игроков. Но кое-кто, заинтересовавшись разворачивающейся борьбой, остался.
Артип передвинул Малыша на соседнюю клетку.
Лот отступил камнем, помеченным двумя крестами…
Игроки ходили поочередно. Каждый камень, начиная с самого маленького, в обязательном порядке должен быть сдвинут. Первый, самый младший камень мог перемещаться лишь на одну клетку. Второй — на две, третий — на три… Седьмой, последний, мог шагнуть в любую сторону на семь клеток. После того как старшие камни сходили, заканчивался кон. Если какие-то камни стояли на соседних клетках, считалось, что они бьются друг с другом. Выигрывал более тяжелый, старший. Слабого с доски убирали. Если соприкасающихся камней было несколько, подсчитывалось суммарное старшинство каждой стороны. Все побежденные камни снимались, деньги переходили к игроку, который понес наименьшие потери. Потом снова делалась ставка и начинался новый кон. Игра велась либо до полного разгрома, когда один из игроков лишался всех своих камней, либо до патовой ситуации. В любом случае выигрывал тот, у кого условный суммарный вес оставшихся на доске камней был больше. Все деньги доставались ему…
Первый кон выиграл Рыжий Артип. Он взял золотой, но не убрал в сумку, а положил на угол доски — сделал свою ставку. Помрачневший Лот вынул еще одну монету.
Толпа истошно вопила и пронзительно свистела. В сторону виселицы летели катыши лошадиного навоза и тухлые яйца. На помост эшафота вывели пятерых преступников, всех приговоренных к повешению. Руки их были связаны за спиной, ноги окованы длинной цепью — одной на всех, — на головы надеты серые мешки. Палач обошел осужденных, освободил им ноги.
Руки развязывать не стал. Он каждому что-то говорил, видимо объявлял приговор, потом толкал в спину, заставляя шагнуть вперед, точно под петлю…
— Ты слишком молод, чтобы хорошо играть в эту игру, — сказал Артип, перемещая пятый, свой самый любимый камень — аспидно-черный, чуть приплюснутый, неведомо кем, скорей всего прихотью природных сил, ровно ограненный.
Лот Балагур промолчал, он думал над следующим ходом, хотя уже ясно видел, что проигрывает окончательно. Он терял все деньги, что у него были. И должен был покинуть город…
Конвоиры сошли с эшафота, оставив палача один на один с жертвами. Петли уже были там, где им полагается быть — на шеях. Узлы висели у приговоренных на груди, словно огромные амулеты. Палач — распорядитель казни — прошествовал к большому рычагу, открывающему люки, взялся за него двумя руками, замер. Толпа затаила дыхание, но палач не двигался. Недовольный гул волной покатился над площадью. Снова на виселицу полетели яйца и навоз. Один из преступников не выдержал напряжения, ноги его подкосились, он обмяк, опустился на колени, словно собрался помолиться. Веревка натянулась, петля сдавила ему горло, и он, паникуя, задергался, пытаясь подняться. Он извивался, будто червь на крючке, такой же слепой и беспомощный, жалкий, ничего не соображающий.
Толпа ревела.
Палач все чего-то ждал…
— Тебе многому еще надо учиться, — сказал покровительственно Артип.
Лот поднял на него глаза.
— Я еще могу выиграть, — в голосе его не было ни капли уверенности.
— Последний кон. Неужели ты и этого не видишь? — Артип усмехнулся. — Присмотрись и увидишь, что любой ход ведет к моей победе. Этого уже никак не изменить.
— Изменить можно все, что угодно, — буркнул Лот…
Полузадушенный человек дергался в петле.
Толпа бесновалась…
Лот тер виски ладонями, мучительно думая над очередным ходом.
— Что там такое? — Артип приподнялся.
Что происходило на виселице, отсюда было не разобрать — эшафот стоял боком, обзор закрывали широкие балки опор. Понятно было лишь то, что там не все в порядке.
— Все можно изменить, — совсем тихо сказал Лот, бросив косой взгляд на отвлекшегося противника. — Все… Если играть не по правилам…
Палач медленно поднял руку, призывая зрителей к тишине. Он выждал несколько мгновений и, когда толпа чуть успокоилась, потянул рычаг.
Крышки люков провалились. Пять человек с мешками на головах рухнули вниз. Скрипнули узлы, веревки натянулись, спружинили, подбросив тела. Громко, отчетливо хрустнули шеи, и в толпе взвизгнула женщина. Но один из висельников, тот у кого отказали ноги, все еще был жив. Он судорожно дергался в петле, и зеваки, затаив дыхание, жадно слушали, как страшно хрипит его раздавленное горло. Агония все никак не кончалась. Не желающий умирать висельник бился в петле. На ткани мешка проступили пятна — не то пот, не то кровь, не то слюна. Толпа ахнула — темные пятна превратили мешок в жуткую маску призрака. Женщины завизжали, пугая себя еще больше. Кто-то, не выдержав тесноты и страшного зрелища, упал в обморок…
— Да что же там? — Рыжий Артип, привстав на цыпочки, смотрел в сторону виселицы.
И Лот решился. Он взялся за свой камень и, словно бы невзначай задев локтем старший камень Артипа, сдвинул его на две клетки вправо. Потянувшись к противоположному краю доски, Лот низко над ней наклонился и украдкой схватил еще один камень противника. Пятый. Не самый младший.
— Ты сходил? — Артип медленно поворачивался, не отводя взгляда от виселицы. Лот выпрямился и спокойно сказал:
— Да… — в кулаке он держал ребристый камень соперника. Артип глянул на доску, и брови его поползли вверх.
— Ты!.. — От негодования он даже поперхнулся. — Ты пере двинул мои камни!
— Разве?
— И где мой пятый? Где?
— Что?
Артип посмотрел под ноги, не свалился ли камень с доски.
— Ты его снял! Мошенник! Руки! Покажи руки!..
Упрямый висельник дернулся в последний раз, по его телу волной пробежала судорога, и больше он не двигался. Пять безжизненных тел медленно вращались вокруг своей оси и покачивались, словно жуткие маятники. Палач поднял руки над головой и хлопнул в ладоши, показывая, что казнь закончена. И толпа взревела.
Артип вздрогнул, рефлекторно глянул в сторону эшафота, и Лот воспользовался мгновением — он вскочил на ноги, взмахнул руками, словно в припадке гнева, и зашвырнул украденный камень в бурлящую людскую гущу.
— Я мошенник?! — Он пытался перекричать вопящую толпу.
— Покажи руки! — Артип схватил его плечи, встряхнул.
— На, смотри! — Лот сунул руки под нос Рыжему Артипу. — Что? Где? Ты сам мошенник! Понял, что я могу выиграть! И спрятал его!
— Что?!
— А!
Толпа расползалась. Кто-то самый отчаянный, несмотря на увесистые удары охранников, лез к эшафоту, надеясь вырвать из одежды висельников лоскут на счастье. Другие старались поскорей выбраться из давки. Визжали женщины и дети. Бешено ругались мужчины. Потерявшиеся в сумятице родственники искали друг друга, выкрикивая имена. Люди драли глотки, делясь впечатлениями среди гама и ора, восторженно размахивали руками, в толкотне задевая соседей, и сами получая болезненные тычки…
— Где мой камень? — кричал Артип.
— Отдавай деньги! — вопил Лот.
— Ты сдвинул Малыша! Мошенник!..
Они сцепились, словно два пса. Держали друг друга мертвой хваткой и никто не хотел уступать. Доска опрокинулась, камни рассыпались по земле. Идущие мимо люди втаптывали их в пыль.
— Ты жульничал! Я останусь в городе! И верни деньги!
— Где мой камень?! Где Буйвол?! Куда ты его дел?
Глава 13
Площадь переменилась, ожила. Всюду сновали люди. Лотки были завалены грудами товаров. Кому не хватило прилавков, торговал прямо с возов. Покупателей пока было немного. Зевак еще меньше. Слишком рано — горожане не встали, а люди из дальних селений еще не подъехали.
Рыжий Артип зевнул, протер глаза. Встав, потянулся, отг ряхнул одежду, заправился, подпоясался потуже. Вспомнил о помятом лице, о синяках и ссадинах, пожалел, что нет пудры. Надо выглядеть как можно лучше, чтобы своим видом не отпугивать богатых ротозеев.
Меж торговых рядов сновали деловитые люди в длинных плащах, собирали с продавцов деньги, взамен выдавали маленькие клочки бумаги с печатью — разрешение на место. К Артипу никто не подходил — он стоял в стороне и ничего не собирался продавать.
Из своей небольшой сумки Артип достал кусок мела. Разлиновал широкую доску, приготовив клетчатое поле для игры в семь камней. Справа положил кости. Слева — три карты. Развел руками, поклонился, хотя рядом никого не было. Улыбнулся широко в пустоту. Поддернув штаны, сел на корточки. Положил руки перед собой.
Долго ждать не пришлось. Мимо пробегал кривоногий крестьянин, и Артип остановил его окриком:
— Друг!
Крестьянин не сразу понял, что обращаются к нему.
— Друг! — Артип подмигнул, зазвенел, заиграл голосом: — Войди в круг! Возьмем кости, бросим вместе. У кого больше, у того кошель толще. Монету поставишь, весь дом свой обставишь. Поставишь монеты две, вернешься домой на коне. Три монеты на кон — купишь в городе дом.
— Нет, не буду, — крестьянин мотнул головой. Но Артип уже заворожил его:
— Не хочешь кости бросать, карту попробуй узнать. Если скажешь, где круг — будут деньги, мой друг. Если покажешь квадрат — значит, я буду рад… — приговаривая и улыбаясь, Артип ловко подхватил карты, показал крестьянину картинки — два черных квадрата и один красный круг. Бросил на доску, перевернул каждую карту рубашкой вверх, стал двигать — первую поменял со второй, третью с первой, среднюю переместил на край… Крестьянин внимательно следил за его плавными текучими движениями. — Ставь монету на кон, вернешься домой верхом. Ну-ка скажи, мой друг, где, как ты думаешь, круг?
— Здесь! — крестьянин уверенно показал пальцем на правую карту.
Артип задорно ухнул, перевернул карту. Сказал, подмигнув:
— Деньгу бы не пожалел, две бы сейчас имел.
— Ну-ка давай еще раз! — загорелся крестьянин.
— Ставь хотя бы пятак, а я буду играть на пустяк.
— Ладно! — Крестьянин вынул из кармана медную монетку, положил на стол.
Артип подхватил карты, перетасовал, бросил перед собой, показал, где какая, несколько раз передвинул их, действуя обеими руками.
— Где?
— Здесь!
— Точно! — Артип восхищенно мотнул головой. — Твой пятак по-прежнему твой, и пустяк мой теперь с тобой.
— Эй, какой пустяк? — не понял крестьянин. — А деньги?
— Я играл на пустяк. Разве что-то не так?
— Давай теперь на деньги!
— Новичкам, как всегда, везет. Монету на кон — и вперед…
На этот раз выиграл Артип. Не мог не выиграть. Но сделал удивленный вид, словно сам не верил случившемуся, хохотнул весело, передвинул к себе первую монету — почин. А простодушный крестьянин уже развязывал кошель, он попался, поверил в то, что способен отыграться.
И Артип позволил ему выиграть.
— Хватит мелочь трясти, раз начало так везти. Клади на стол пять монет — вот тебе мой совет.
Крестьянин карту не угадал, досадливо притопнул, ругнулся. Толстыми неловкими пальцами снова выудил из кошелька монету, объявил:
— Ставлю одну.
Артип показал ему, где находится карта с красным кружком, посочувствовал:
— Вот же, рядом была, справа лежала она…
Потом он одну за одной проиграл три монеты, а когда крестьянин вновь осмелел и поставил пять медяков, выиграл.
— Уж на меня не серчай, деньги я взял невзначай…
Когда выигрыш составил двадцать монет, Артип остановился. Сказал без всяких прибауток, спокойно:
— Хватит на сегодня. Мне везет, но искушать судьбу я больше не хочу.
Раскрасневшийся крестьянин воспротивился:
— Эй! Давай дальше! Я хочу отыграться! Десять монет ставлю!
— Нет! — Артип уже не улыбался. Голос его был тверд и холоден. — Хватит!
Крестьянин хотел еще что-то сказать, но поднял глаза на Артипа, увидел его каменное лицо, подбитые глаза, кривой нос и осекся. Словно смутившись, он потупился, отступил на шаг, стал неловко завязывать тесьму кожаного кошелька, продолжая пятиться.
Рыжий Артип мог бы обобрать этого простофилю до последней нитки. Но не стал этого делать. И не потому, что пожалел его. Просто он не хотел рисковать — ведь даже самый ничтожный человечишко, лишившись всего, может озлобиться.
Артип мог постоять за себя, но он не любил драться. Это было слишком рискованно и невыгодно.
Драка — дело бойцов. Его дело — игра.
К полудню городская площадь кипела словно море. Плотные потоки людей двигались во всех направлениях, обтекая рифы заваленных товарами прилавков. Идти против течения было невозможно. Тысячи голосов слились в монотонный гул, в котором тонули даже истошные крики профессиональных зазывал.
На окраинах ярмарки было чуть тише. Люди почти не толкались, здесь было где разойтись. В толпе сновали продавцы пирогов и сладостей, неуклюжие из-за тяжелых плетеных коробов на груди. Молчаливые мастера-оружейники, опаленные огнем кузниц, сбывали штучный товар — богато отделанные ножи и мечи. Разряженные ювелиры, опасаясь воров, держались особняком, нахваливали свои драгоценные изделия, бряцали золотом и серебром, пускали солнечные зайчики в глаза прохожим. Рядом мастеровые люди предлагали украшения для людей попроще — перстни из латуни, бусы из стекла, медные, разукрашенные цветной эмалью браслеты. Громогласные монахи продавали разнообразные обереги и талисманы, не забывая прославлять своих богов. Прямо на земле, рискуя быть затоптанными, сидели нищие побирушки, тянули дрожащие руки к прохожим, старались заглянуть им в глаза, чтобы пробудить участие и жалость. Некоторые при этом подвывали что-то, другие просто шевелили губами. Крестьяне смотрели на нищих с искренним сочувствием, кидали мелкие монеты. Горожане морщились, старались не замечать оборванцев.
И без того тесные городские улицы оказались запружены. Всюду стояли повозки приезжих. Лошади, непривычные к такой сутолоке и тесноте, испуганно фыркали, закатывали глаза, скалили зубы. Горожане недовольно ворчали, перелезая через загородившие дорогу телеги, зло ругались, вступив в кучу свежего навоза.
Но никто не собирался отсиживаться дома. Люди спешили на ярмарку.
В полдень должно было состояться главное событие — ежегодная публичная казнь преступников.
Рыжий Артип был доволен. Он уже заработал столько, сколько обычно не зарабатывал и за целый месяц. А ведь день еще только начался.
Полная площадь ротозеев! Целый город!
Он окликнул пробегающую мимо молодую девчушку, продающую пирожки:
— Почем?
Девушка остановилась, посмотрела на него, словно оценивала его покупательские способности.
— С луком — два за медяк. С мясом — два медяка за один.
— А хорошее ли мясо?
— Говядина. Совсем свежая. Не какие-нибудь потроха. Два Дня назад теленка забили.
— Давай три с мясом… — Артип отсчитал шесть монет, протянул девушке. Та подошла осторожно, бочком, словно боялась его. Взяла деньги, убрала в глубокий карман, нашитый на засаленном фартуке. Откинула крышку корзины, достала три больших пирога, отдала покупателю и, не задерживаясь больше ни на секунду, исчезла в толпе.
Артип проводил ее взглядом. Впился зубами в зажаристый еще теплый пирог. Тотчас заворчал пробудившийся желудок, вязкая слюна наполнила рот. Артип зажмурился, блаженствуя — пироги были невообразимо вкусны.
— Приятного аппетита, — пожелал кто-то. Артип, перестав жевать, открыл глаза. Он не любил, когда с ним заговаривали первым.
— Играешь? — спросил незнакомец. Выглядел он молодо. Одет был просто, неброско. Симпатичное правильное лицо источало благодушие и доброжелательность.
— Играю, — сказал Артип, с трудом проглотив непрожеванный кусок пирога. — Хочешь присоединиться? — Он широким жестом показал на подобие стола.
— Может быть, — парень пожал плечами. Они открыто изучали друг друга.
— Кости? — спросил Артип. — Три карты?
— Семь камней, — сказал парень. — Я вижу, доска у тебя готова.
— Готова… — Артип усмехнулся, догадавшись, что имеет дело с таким же игроком, как он сам. — А есть ли у тебя, что поставить?
— Золотая монета на кон.
— Не мелочишься, — заметил Артип и почесал затылок. — А если я откажусь?
— Ты не можешь отказаться. Я тебя знаю.
— Знаешь?
— Ты Рыжий Артип. Я угадал?
— Хм… Да, это я. И что из этого?
— Я знаю многих игроков. Думаю, их позабавит история, как Рыжий Артип, испугавшись, отказался играть в семь камней с Лотом Балагуром.
— Балагур? — протянул Артип, стараясь казаться спокойным. — Лот? Никогда о тебе не слышал.
— Еще услышишь, — пообещал парень.
— Язык у тебя действительно длинный. Но боюсь, скоро тебе его укоротят.
— Так ты играешь?
— В семь камней?
— В семь камней.
— Золотой на кон?
— Не только.
— Что же еще? — Артип насторожился.
— Если ты проиграешь, то это место перейдет ко мне. На сегодняшний день и на завтра… Ну так что?
— Тогда еще одно условие. Если выиграю я — ты уберешься из города.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился парень.
— Ты слишком молод, чтобы хорошо играть в семь камней.
— Значит, ты легко меня одолеешь.
— Покажи деньги! — потребовал Артип.
Парень улыбнулся во весь рот, развязал висящую на плече сумку, вытащил туго набитый кожаный мешочек, достал из него золотую монету, протянул Артипу. Сказал с нескрываемой издевкой:
— Тебе я доверяю.
Артип сделал вид, что не услышал колкость. Взяв золотой, покрутил его в пальцах, оценивая на ощупь, не сильно ли он сточился, путешествуя из кармана в карман, из кошелька в кошелек. Поднес к глазам, посмотрел, какого цвета золото. Слегка прикусил мягкий металл.
— Ну что, настоящая? — поинтересовался Лот Балагур.
И снова Артип никак не отреагировал на слова парня…
Народ вокруг прибывал. Все хотели оказаться поближе к виселице, когда начнется казнь, но лучшие места были уже заняты. И все же самые настырные зеваки, не обращая внимания на ругань соседей, толкаясь, пихаясь локтями, продирались сквозь толпу, лезли вперед. Крыши близлежащих зданий трещали, грозя обвалиться, не выдержав людской массы. Единственное дерево на городской площади было сплошь облеплено мальчишками. На эшафот уже поднялся палач в кожаной маске, закрывающей лицо. Не обращая внимания на галдящих зрителей, он сосредоточенно закидывал веревки на горизонтальный брус, крепил их. Он поправлял раскачивающиеся петли, а зеваки считали вразнобой: раз, два… уже три… четыре…
— По каким правилам играем? — на всякий случай решил уточнить Рыжий Артип.
— По нашим, — ответил Лот Балагур.
Они сидели рядом, зажав ногами тяжелый ящик с широкой доской, заменяющей столешницу. У них было самое выгодное место, островок спокойствия на краю людского океана. Позади — глухая стена, по бокам — кучи мусора, чуть впереди — длинный прилавок, рассекающий текущую толпу словно волнорез.
— После казни будет лучшее время, — сказал Артип.
— А здесь будет сидеть победитель, — сказал Лот.
— Бросим кости на право первого хода?
— У кого будет меньше, тот и начнет.
Артип усмехнулся:
— Ладно, согласен.
У него выпало десять очков, а у Лота Балагура всего лишь пять.
— Иногда даже чужие кости можно заставить играть на своей стороне, — подмигнул парень Рыжему Артипу. Тот пожал плечами:
— Тебе просто повезло. Твой ход…
Лот Балагур, чуть помедлив, вынул из сумки первый камень размером не больше ногтя — самый маленький, самый младший. Тонкой пластинкой мела аккуратно нарисовал на нем свою метку — косой крест. Поставил камень в ближний левый угол разлинованного поля.
Игра началась.
Следующий ход был за Артипом. Он также должен был выставить на доску младший камень. На любую свободную клетку. Единственное требование — соседние клетки тоже должны быть не заняты.
Свои камни Рыжий Артип берег. Они хранились у него в сумке, каждый в своем кармашке. Артип верил, что все эти камни непростые. Он много лет собирал их, проверял в игре, отбирал самые лучшие, самые счастливые. Он давал им имена. Он ухаживал за ними, периодически чистил, мыл. Когда у него были деньги, не реже чем раз в год, он ходил к ведьмам, и седые растрепанные старухи, шепча невнятные слова, заряжали камни удачей.
Артип любил свои камни.
Достав из сумки самый маленький камень, он отметил его точкой и поставил в центр поля. Малыш — имя этого камня.
Лот Балагур хмыкнул. Не раздумывая, сделал следующий ход, заняв второй угол. И Артип невольно поморщился — он не терпел спешки в этой игре. Сам он играл вдумчиво, неторопливо, отрешаясь от всего, видя перед собой лишь клетчатое поле, не замечая ничего вокруг.
А рядом толпились люди, толкались, шумели. Они ждали начала казни, но палач почему-то медлил, не торопился выводить приговоренных. И скучающие зеваки, те, что были поближе к игрокам, нашли для себя новое зрелище. Они расталкивали соседей, тянули шеи, привставали на цыпочки. Они смотрели, как два шулера играют в семь камней. Не все знали правила, но в толпе уже нашлись и комментаторы, и советчики.
Впрочем, ни Лот Балагур, ни Рыжий Артип не обращали внимания на нависающих над ними зрителей.
Противники поочередно выставляли свои камни. Это был первый этап игры и, пожалуй, самый ответственный. Делая грамотные ходы, можно было захватить поле таким образом, что противнику некуда будет поставить свой очередной камень. А это большое преимущество. Но даже если выиграть в количестве не удавалось, правильно выстроенная на доске композиция давала максимальные шансы на победу, ведь положение камней определяло всю дальнейшую борьбу.
Лот Балагур сделал последний ход и посмотрел на соперника.
Артип размышлял, держа в руке самый большой камень, ровный окатыш, который он называл Головой. Свободными оставались два места. И Артип выбирал. Зеваки торопили его, давали советы, но он их не слышал. В конце концов, решившись, он поставил отмеченный семью точками окатыш в окружение мелких вражеских камней.
Взгляды противников встретились.
— Ты не смог использовать свое преимущество, — сказал Артип.
— Я выиграю у тебя на равных, — ответил Лот и передвинул младший камень на одну клетку, прижав его к самому сильному камню Артипа.
Начался второй этап игры. Решающий. Последний.
Толпа загудела, закачалась. Взорвалась ревом.
На эшафот вывели первого преступника. Люди отхлынули от игроков. Но кое-кто, заинтересовавшись разворачивающейся борьбой, остался.
Артип передвинул Малыша на соседнюю клетку.
Лот отступил камнем, помеченным двумя крестами…
Игроки ходили поочередно. Каждый камень, начиная с самого маленького, в обязательном порядке должен быть сдвинут. Первый, самый младший камень мог перемещаться лишь на одну клетку. Второй — на две, третий — на три… Седьмой, последний, мог шагнуть в любую сторону на семь клеток. После того как старшие камни сходили, заканчивался кон. Если какие-то камни стояли на соседних клетках, считалось, что они бьются друг с другом. Выигрывал более тяжелый, старший. Слабого с доски убирали. Если соприкасающихся камней было несколько, подсчитывалось суммарное старшинство каждой стороны. Все побежденные камни снимались, деньги переходили к игроку, который понес наименьшие потери. Потом снова делалась ставка и начинался новый кон. Игра велась либо до полного разгрома, когда один из игроков лишался всех своих камней, либо до патовой ситуации. В любом случае выигрывал тот, у кого условный суммарный вес оставшихся на доске камней был больше. Все деньги доставались ему…
Первый кон выиграл Рыжий Артип. Он взял золотой, но не убрал в сумку, а положил на угол доски — сделал свою ставку. Помрачневший Лот вынул еще одну монету.
Толпа истошно вопила и пронзительно свистела. В сторону виселицы летели катыши лошадиного навоза и тухлые яйца. На помост эшафота вывели пятерых преступников, всех приговоренных к повешению. Руки их были связаны за спиной, ноги окованы длинной цепью — одной на всех, — на головы надеты серые мешки. Палач обошел осужденных, освободил им ноги.
Руки развязывать не стал. Он каждому что-то говорил, видимо объявлял приговор, потом толкал в спину, заставляя шагнуть вперед, точно под петлю…
— Ты слишком молод, чтобы хорошо играть в эту игру, — сказал Артип, перемещая пятый, свой самый любимый камень — аспидно-черный, чуть приплюснутый, неведомо кем, скорей всего прихотью природных сил, ровно ограненный.
Лот Балагур промолчал, он думал над следующим ходом, хотя уже ясно видел, что проигрывает окончательно. Он терял все деньги, что у него были. И должен был покинуть город…
Конвоиры сошли с эшафота, оставив палача один на один с жертвами. Петли уже были там, где им полагается быть — на шеях. Узлы висели у приговоренных на груди, словно огромные амулеты. Палач — распорядитель казни — прошествовал к большому рычагу, открывающему люки, взялся за него двумя руками, замер. Толпа затаила дыхание, но палач не двигался. Недовольный гул волной покатился над площадью. Снова на виселицу полетели яйца и навоз. Один из преступников не выдержал напряжения, ноги его подкосились, он обмяк, опустился на колени, словно собрался помолиться. Веревка натянулась, петля сдавила ему горло, и он, паникуя, задергался, пытаясь подняться. Он извивался, будто червь на крючке, такой же слепой и беспомощный, жалкий, ничего не соображающий.
Толпа ревела.
Палач все чего-то ждал…
— Тебе многому еще надо учиться, — сказал покровительственно Артип.
Лот поднял на него глаза.
— Я еще могу выиграть, — в голосе его не было ни капли уверенности.
— Последний кон. Неужели ты и этого не видишь? — Артип усмехнулся. — Присмотрись и увидишь, что любой ход ведет к моей победе. Этого уже никак не изменить.
— Изменить можно все, что угодно, — буркнул Лот…
Полузадушенный человек дергался в петле.
Толпа бесновалась…
Лот тер виски ладонями, мучительно думая над очередным ходом.
— Что там такое? — Артип приподнялся.
Что происходило на виселице, отсюда было не разобрать — эшафот стоял боком, обзор закрывали широкие балки опор. Понятно было лишь то, что там не все в порядке.
— Все можно изменить, — совсем тихо сказал Лот, бросив косой взгляд на отвлекшегося противника. — Все… Если играть не по правилам…
Палач медленно поднял руку, призывая зрителей к тишине. Он выждал несколько мгновений и, когда толпа чуть успокоилась, потянул рычаг.
Крышки люков провалились. Пять человек с мешками на головах рухнули вниз. Скрипнули узлы, веревки натянулись, спружинили, подбросив тела. Громко, отчетливо хрустнули шеи, и в толпе взвизгнула женщина. Но один из висельников, тот у кого отказали ноги, все еще был жив. Он судорожно дергался в петле, и зеваки, затаив дыхание, жадно слушали, как страшно хрипит его раздавленное горло. Агония все никак не кончалась. Не желающий умирать висельник бился в петле. На ткани мешка проступили пятна — не то пот, не то кровь, не то слюна. Толпа ахнула — темные пятна превратили мешок в жуткую маску призрака. Женщины завизжали, пугая себя еще больше. Кто-то, не выдержав тесноты и страшного зрелища, упал в обморок…
— Да что же там? — Рыжий Артип, привстав на цыпочки, смотрел в сторону виселицы.
И Лот решился. Он взялся за свой камень и, словно бы невзначай задев локтем старший камень Артипа, сдвинул его на две клетки вправо. Потянувшись к противоположному краю доски, Лот низко над ней наклонился и украдкой схватил еще один камень противника. Пятый. Не самый младший.
— Ты сходил? — Артип медленно поворачивался, не отводя взгляда от виселицы. Лот выпрямился и спокойно сказал:
— Да… — в кулаке он держал ребристый камень соперника. Артип глянул на доску, и брови его поползли вверх.
— Ты!.. — От негодования он даже поперхнулся. — Ты пере двинул мои камни!
— Разве?
— И где мой пятый? Где?
— Что?
Артип посмотрел под ноги, не свалился ли камень с доски.
— Ты его снял! Мошенник! Руки! Покажи руки!..
Упрямый висельник дернулся в последний раз, по его телу волной пробежала судорога, и больше он не двигался. Пять безжизненных тел медленно вращались вокруг своей оси и покачивались, словно жуткие маятники. Палач поднял руки над головой и хлопнул в ладоши, показывая, что казнь закончена. И толпа взревела.
Артип вздрогнул, рефлекторно глянул в сторону эшафота, и Лот воспользовался мгновением — он вскочил на ноги, взмахнул руками, словно в припадке гнева, и зашвырнул украденный камень в бурлящую людскую гущу.
— Я мошенник?! — Он пытался перекричать вопящую толпу.
— Покажи руки! — Артип схватил его плечи, встряхнул.
— На, смотри! — Лот сунул руки под нос Рыжему Артипу. — Что? Где? Ты сам мошенник! Понял, что я могу выиграть! И спрятал его!
— Что?!
— А!
Толпа расползалась. Кто-то самый отчаянный, несмотря на увесистые удары охранников, лез к эшафоту, надеясь вырвать из одежды висельников лоскут на счастье. Другие старались поскорей выбраться из давки. Визжали женщины и дети. Бешено ругались мужчины. Потерявшиеся в сумятице родственники искали друг друга, выкрикивая имена. Люди драли глотки, делясь впечатлениями среди гама и ора, восторженно размахивали руками, в толкотне задевая соседей, и сами получая болезненные тычки…
— Где мой камень? — кричал Артип.
— Отдавай деньги! — вопил Лот.
— Ты сдвинул Малыша! Мошенник!..
Они сцепились, словно два пса. Держали друг друга мертвой хваткой и никто не хотел уступать. Доска опрокинулась, камни рассыпались по земле. Идущие мимо люди втаптывали их в пыль.
— Ты жульничал! Я останусь в городе! И верни деньги!
— Где мой камень?! Где Буйвол?! Куда ты его дел?
Глава 13
Малыш и Буйвол потеряли друг друга почти сразу, как пришли на ярмарку. Слишком много здесь было людей, слишком ярко и пестро, слишком шумно и тесно. Они уже отвыкли от всего этого.
Друзья договорились, где встретятся, если вдруг разойдутся. И потому не беспокоились, занимались своими делами.
Буйвол бродил меж лотков, прицениваясь к ножам. Выбор был большой, и воин не спешил с покупкой. Он подолгу разговаривал с ремесленниками и торговцами, со знанием дела осматривал предлагаемое оружие, пробовал балансировку, удобство рукоятки. Проверял на ногте остроту лезвия. Буйвол давно хотел купить себе небольшой нож, такой, чтоб его можно было носить скрытно. Ведь не всегда меч оказывается под рукой. И не всегда можно достать клинок из ножен. В тесной схватке, в свалке, без ножа не обойтись.
Малыш искал всякую мелочь — ему требовались наконечники для стрел, брусок для их заточки, перья, клей, шелковые нити и еще что-то, о чем он никак не мог вспомнить, но твердо знал, что стоит только ему это увидеть, как тут же поймет, что именно эта вещь ему нужна…
И оба воина надеялись как-нибудь подзаработать. Немного денег у них пока было — они продали лошадь. Отдали не торгуясь за первую же предложенную сумму, ведь они были бойцами, а не лавочниками. Чтоб отметить сделку, друзья заглянули в ближайшую забегаловку, где оставили почти половину вырученных денег…
Малыш и Буйвол снова искали работу.
Люди тянулись в одну сторону, словно их гнал ветер. Даже лавочники, оставив подручных сторожить товар на прилавках, шли к сияющему свежеоструганным деревом эшафоту.
Малыш поймал за локоть пробегающего паренька.
— Вешать будут?
— Ага! — жизнерадостно ответил паренек и, вырвавшись из рук лучника, нырнул в толпу.
— Когда? — спросил Малыш у торопящейся женщины.
— Да прямо сейчас, — она, не останавливаясь, прошла мимо.
— Кого? — Малыш повернулся к толкнувшему его мужчине. Тот не ответил, только выразительно фыркнул.
— Разбойников… — предположил Малыш. — Бандитов. Насильников. Воров. Грабителей.
— Ага, их, — кивнул седой старик, оказавшийся рядом. — Всех пятерых.
— Ты их знаешь? — спросил Малыш, но старика поблизости уже не было. — Что они сделали?
— Они убивали, — сказал кто-то в людском потоке. Малыш повернулся на голос:
— Я тоже убивал.
— Они убивали не тех, кого следовало, — прозвучал ироничный голос за спиной.
— Может, им было некогда разбираться? — ответил в тон Малыш.
— Пошли, не стой на месте. Мешаешь же!.. — его толкнули в бок. — На это стоит посмотреть.
— Не люблю толпу, — сказал Малыш и подчинился, добавив чуть слышно: — Чувствую себя в стаде баранов.
Буйвол не сразу понял, куда его тащат. Поначалу он пытался воспротивиться общему движению, но вскоре понял, что это бесполезно и двинулся вместе со всеми. Только потом он разглядел виселицу, возносящуюся над толпой, словно посеребренный алтарь.
Его прижали с боков, ткнули острым локтем под ребра, и он, не стерпев, рявкнул на неаккуратных соседей, повел мощными плечами. Кто-то упал и сразу стало свободней.
Друзья договорились, где встретятся, если вдруг разойдутся. И потому не беспокоились, занимались своими делами.
Буйвол бродил меж лотков, прицениваясь к ножам. Выбор был большой, и воин не спешил с покупкой. Он подолгу разговаривал с ремесленниками и торговцами, со знанием дела осматривал предлагаемое оружие, пробовал балансировку, удобство рукоятки. Проверял на ногте остроту лезвия. Буйвол давно хотел купить себе небольшой нож, такой, чтоб его можно было носить скрытно. Ведь не всегда меч оказывается под рукой. И не всегда можно достать клинок из ножен. В тесной схватке, в свалке, без ножа не обойтись.
Малыш искал всякую мелочь — ему требовались наконечники для стрел, брусок для их заточки, перья, клей, шелковые нити и еще что-то, о чем он никак не мог вспомнить, но твердо знал, что стоит только ему это увидеть, как тут же поймет, что именно эта вещь ему нужна…
И оба воина надеялись как-нибудь подзаработать. Немного денег у них пока было — они продали лошадь. Отдали не торгуясь за первую же предложенную сумму, ведь они были бойцами, а не лавочниками. Чтоб отметить сделку, друзья заглянули в ближайшую забегаловку, где оставили почти половину вырученных денег…
Малыш и Буйвол снова искали работу.
Люди тянулись в одну сторону, словно их гнал ветер. Даже лавочники, оставив подручных сторожить товар на прилавках, шли к сияющему свежеоструганным деревом эшафоту.
Малыш поймал за локоть пробегающего паренька.
— Вешать будут?
— Ага! — жизнерадостно ответил паренек и, вырвавшись из рук лучника, нырнул в толпу.
— Когда? — спросил Малыш у торопящейся женщины.
— Да прямо сейчас, — она, не останавливаясь, прошла мимо.
— Кого? — Малыш повернулся к толкнувшему его мужчине. Тот не ответил, только выразительно фыркнул.
— Разбойников… — предположил Малыш. — Бандитов. Насильников. Воров. Грабителей.
— Ага, их, — кивнул седой старик, оказавшийся рядом. — Всех пятерых.
— Ты их знаешь? — спросил Малыш, но старика поблизости уже не было. — Что они сделали?
— Они убивали, — сказал кто-то в людском потоке. Малыш повернулся на голос:
— Я тоже убивал.
— Они убивали не тех, кого следовало, — прозвучал ироничный голос за спиной.
— Может, им было некогда разбираться? — ответил в тон Малыш.
— Пошли, не стой на месте. Мешаешь же!.. — его толкнули в бок. — На это стоит посмотреть.
— Не люблю толпу, — сказал Малыш и подчинился, добавив чуть слышно: — Чувствую себя в стаде баранов.
Буйвол не сразу понял, куда его тащат. Поначалу он пытался воспротивиться общему движению, но вскоре понял, что это бесполезно и двинулся вместе со всеми. Только потом он разглядел виселицу, возносящуюся над толпой, словно посеребренный алтарь.
Его прижали с боков, ткнули острым локтем под ребра, и он, не стерпев, рявкнул на неаккуратных соседей, повел мощными плечами. Кто-то упал и сразу стало свободней.