Страница:
Он не мог понять даже, насколько велик монастырь. Ему запретили совать свой нос куда не следует, а на вопрос, что будет, если он не послушается, многозначительно промолчали. И он не решался ослушаться. И вовсе не потому, что боялся этих странных монахов, а лишь из-за опасения потеряться в лабиринте бесчисленных ходов.
Малыш с нетерпением ждал, когда Буйвол придет в себя и можно будет отсюда убраться.
— Эй! — Буйвол перевернулся на другой бок. Это оказалось не так трудно, только раненая рука отозвалась болью, и на чистой тонкой повязке проступило кровавое пятно.
Треногий стол с объедками. Светильник над ним. Из трех фитилей зажжен лишь один.
— Проклятье… — пробурчал Буйвол. — И куда все запропастились?.. — Он набрал в легкие побольше воздуха и заорал во всю глотку, довольный тем, что может кричать так громко:
— Малыш! Чтоб тебя разорвало! Где ты там?!
Кровь прилила к голове, застучала в висках. Глаза застила красная пелена. Перевязанная рука запульсировала тянущей болью.
Буйвол какое-то время ждал ответа, напряженно вслушиваясь в могильную тишину. Так ничего и не услышав, он сердито рыкнул, рывком приподнялся на руках, спустил ноги на пол.
Выдохнул. Закрыл глаза, борясь с головокружением и тошнотой Скрипнул зубами, стиснул кулаки, отгоняя одолевающую слабость.
Опираясь на жесткую постель, Буйвол встал на ноги. Силькачнувшись вперед, теряя равновесие, сделал шаг. Потом один. Прижавшись к стене, перевел дыхание. Разозлился на себя за немочь и беспомощность. Шагнул к портьере, вцепился в плотную ткань, решительно отдернул.
Открывшаяся черная дыра дохнула затхлостью. Буйвол осторожно сунул голову в непроглядную тьму прохода, пробормотал удивленно:
— Да где же это я?
И вдруг из мрака прямо на него двинулась серая тень. Он шарахнулся, ударился раненой рукой о стену, взвыл от боли, потерял равновесие, судорожно схватился за занавеску, но ткань с треском расползлась, наверху что-то лопнуло, и Буйвол мешком свалился на пол. Сорванная занавесь накрыла его, он попытался сдернуть ее с головы, но лишь еще больше запутался. Он на четвереньках пополз куда-то вслепую, налетел лбом на стену. Дернулся, силясь встать, завалился набок. И замер, беспомощный, незрячий, спеленатый словно младенец. Даже ругаться не мог — пыль забила горло.
А рядом кто-то знакомо хохотал.
Над ним!
Серая тень!
Он отплевывался, чихал и кашлял одновременно. Чьи-то руки помогали освободиться.
— Ты! — выдохнул Буйвол и снова захлебнулся пылью.
Звонко хохоча, его распутывал Малыш.
Наконец-то освободившись, отплевавшись и откашлявшись, угрюмый Буйвол долго разглядывал развеселившегося друга.
— Что смешного? — спросил он.
— Ничего особенного, — развел руками улыбающийся Малыш. — Как ты себя чувствуешь?
Буйвол не ответил, он сам задал вопрос: — Где мы?
— В монастыре.
— Где? — переспросил Буйвол, заподозрив, что Малыш над ним издевается.
— В монастыре служителей Локайоха. Под землей. В пещерах.
Буйвол, надув щеки, фыркнул, почесал переносицу.
— Правда?
— Ага, — Малыш кивнул.
— И как мы тут очутились?
— Ты не помнишь?
— Помню только, как шли через горы. Как спускались — помню. А дальше что?
— А ничего. Нам встретился человек. Монах. Он отвел нас сюда, изрезал твою руку, промыл рану какой-то гадостью, пошептал что-то, наверное помолился, потом…
— Моя рука… — Буйвол посмотрел на повязку, пропитавшуюся свежей кровью. Спросил с затаенным страхом: — Он меня изуродовал? Я не чувствую руку! Она работает?
— Он тебя вылечил, — сказал Малыш. — Ты ничего не соображал, бормотал что-то насчет серой тени и судьбы…
Буйвол вздрогнул.
— …ты сам не свой был. Мне пришлось привязать тебя к седлу, чтобы ты не свалился. Да ты бы помер, если б не этот монах!
— Локайох, — сказал вдруг Буйвол, и Малыш понял, что друг его совершенно не слушает.
— Что? — переспросил он.
— Та тень! В моих снах! Это Локайох!
— Да?
— Ему что-то от меня было нужно!
Малыш, прекратив улыбаться, с тревогой глянул на товарища. Сказал неуверенно:
— Пожалуй, на сегодня достаточно болтовни. Давай-ка я помогу тебе добраться до постели, ты ложись, отдыхай. А я попробую раздобыть еды.
— Что им нужно от нас? — Буйвол задыхался, и Малышу показалось, что его друг опять бредит.
— Ну-ка поднимайся! Пошли отдыхать!
— Что они хотели? — Буйвол отбросил протянутую руку друга.
— О чем ты? — обеспокоенный Малыш присел рядом с товарищем, нахмурившись, заглянул ему в глаза.
— Не знаю… — Буйвол вдруг обмяк, голос его зазвучал глуше. — Не знаю… Сам не пойму… Странные сны… Ничего не могу вспомнить.
— Ты еще болен. Тебе надо набраться сил.
— Я здоров. Просто я голоден.
— Давай, поднимайся…
Они встали вместе. Одновременно с одной ноги шагнули к широким дощатым нарам. Буйвол пошатывался, но Малыш придерживал его, не давая упасть. Левая рука мечника висела плетью вдоль тела, повязка на ней казалась черной от крови. С пальцев срывались крупные, словно бобы, капли и разбивались о пол.
— Мне не нравится это место, — сказал Буйвол, опрокидываясь на колючие тюфяки.
— Мне тоже.
— Тогда что мы тут делаем?
— Только то, что можем сейчас делать. Ждем.
— Проклятье! — Буйвол неловко повернулся, придавив больную руку. — Где мой меч?
— Под кроватью.
— Дай мне его.
Малыш, встав на корточки, вытащил меч из-под нар. Вложил рукоять в ладонь товарища.
— Вот теперь гораздо лучше, — сказал Буйвол и закрыл глаза. — Найди чего-нибудь поесть, а потом будем выбираться отсюда.
— Так и сделаем, — согласился Малыш.
— Нам надо держаться подальше от богов, — сонно пробормотал Буйвол.
— Точно. Боги нам ни к чему…
Из открытого черного хода донесся многоголосый гул, похожий на невнятный рокот далекого прибоя. Это где-то опять молились монахи — рабы Локайоха.
Целых два дня Буйвол набирался сил. Он ел за двоих — Малыш отдавал товарищу почти всю свою долю. Большую часть суток спал с мечом в обнимку. А когда бодрствовал, мучился от безделья.
Левая рука практически не работала, и Буйвола это очень беспокоило. Что за воин из однорукого? Он осторожно массировал мышцы, избегая касаться раны, чтоб не вызвать нового кровотечения. Пытался шевелить непослушными пальцами.
Два раза в день приходил молчаливый Суайох, приносил еду, доливал масло в светильник, а потом долго возился с рукой Буйвола — менял повязку, внимательно осматривал швы, осторожно промывал рану какой-то желтовато-зеленой жидкостью. Воин безропотно терпел боль и некоторое неудобство. И каждый раз спрашивал, станет ли рука такой, как была раньше. И каждый раз монах не отвечал.
Малыш приходил в келью лишь для того, чтобы перекусить. Все остальное время он пропадал на природе, на свежем воздухе, за воротами храма.
Буйвол не обижался на товарища. Он отлично его понимал.
— Ну, как ты? — спросил Малыш, появившись в келье раньше Суайоха. На столе была лишь грязная посуда, время трапезы еще не пришло, и лучник, не зная, чем заняться, стал строить пирамиду из деревянных тарелок и медных мисок.
Буйвол зевнул, приветствуя товарища.
— Нормально.
— Я думаю, пора уходить.
— Давно пора, — согласился Буйвол.
— А выдержишь дорогу?
Буйвол фыркнул, встал с кровати, демонстративно поприседал, попрыгал на месте. Размял шею, качая головой из стороны в сторону. Сказал:
— Я в порядке.
— Только вот рука, — заметил Малыш.
— Я на руках не хожу. Я на ногах хожу.
— Что ж, тогда решено — уходим. Когда? Завтра?
— Сегодня! Сейчас!
— Может, сперва перекусим?
— Дельная мысль.
И друзья, перемигнувшись, дружно завопили:
— Суайох!
Монах явился не сразу. Малыш и Буйвол успели собрать свои немногочисленные вещи — в основном оружие и одежду, когда наконец Суайох принес еду.
— Мы уходим, — сразу объявил Буйвол.
Монах промолчал, сосредоточенно переставляя тарелки с подноса на стол.
— Мы перекусим и пойдем, — сказал Малыш. Суайох, не реагируя, собирал грязную посуду.
— Эй, дружище! — Буйвол схватил монаха за рукав, потянул, стремясь привлечь его внимание. — Ты что, не слышишь? Или не понимаешь?
— Вы уходите, — равнодушно сказал Суайох, не пытаясь высвободить свою руку.
— Заговорил! — фыркнул Буйвол. — Хвала Локайоху!
— Я обещал уплатить за лечение, — сказал Малыш. — Все, что у нас есть — твое.
— Больше ничего не надо, — сказал монах.
— Больше? — переспросил лучник.
— Мы взяли, что нам было нужно. Остальное оставьте себе.
— Что взяли? — спросил Буйвол. — Лошадь?
— Она ждет вас у ворот.
— Если не ее, то что тогда?
Монах, не ответив, направился к выходу. Проговорил равнодушно:
— Ешьте и уходите. Вас никто не будет задерживать. И провожать никто не будет.
— Странные у вас тут порядки, — пробормотал Буйвол. — Никогда больше не полезу в пещеры.
— В таком случае, — крикнул Малыш в спину Суайоху, — спасибо за все и прощай!
— Мы еще увидимся, — отозвался монах из-за портьеры.
Малыш и Буйвол переглянулись.
— Не хотелось бы, — сказал Буйвол, взяв ложку.
— Точно! — поддержал Малыш, пододвигая к себе блюдо с жареной рыбой.
— Что это у нас?
— Не понял, — лучник наморщил лоб.
— Обед, завтрак или ужин? Что там, на свободе? Утро, день или вечер?
— А это ничего не меняет, — ответил Малыш, копируя интонации Суайоха, и друзья рассмеялись.
Они быстро съели все до последней крошки и, взяв оружие, подхватив единственную полупустую сумку, в которой были две грязные рубашки и две рваные портянки, покинули келью. Малыш шел впереди — он знал дорогу. Буйвол держал товарища за плечо. Друзья проследовали тесным длинным ходом, похожим на червоточину, и оказались в главной пещере. Как всегда, здесь никого не было. Но алтарь в центре был сплошь уставлен горящими свечами, искрились рубины, и сияла золотом статуя Локайоха.
— Вот бы его с собой прихватить, — сказал Буйвол. Ему вдруг показалось, что Локайох скосил на него рубиновые глаза, и неожиданно для себя воин показал богу язык. И тут же смутился, обругал себя — что за ребячество!
— Боюсь, столько золота нам не утащить, — заметил Малыш.
— Ну, хотя бы глаза ему выковырнуть, — понизив голос, сказал Буйвол. Странно — ему казалось, что истукан прислушивается к их разговору. — Один тебе, другой мне.
Малыш хохотнул:
— Глаз бога в кармане! Мне это нравится! — Смех его звучал жутковато и неестественно.
Язычки пламени на фитилях свечей дружно раскачивались из стороны в сторону, хотя никакого сквозняка не ощущалось. Живые тени шевелились под потолком среди каменных сосулек. Именно к ним тянул руки бог.
— Ладно, пошли отсюда, — сказал Буйвол, чувствуя себя как-то неуютно.
— Ага, — Малыш поежился, махнул рукой в сторону Выход там.
Держась стен, избегая приближаться к алтарю, друзья поспешили к свободе.
Глава 11
Часть вторая
Глава 12
Малыш с нетерпением ждал, когда Буйвол придет в себя и можно будет отсюда убраться.
— Эй! — Буйвол перевернулся на другой бок. Это оказалось не так трудно, только раненая рука отозвалась болью, и на чистой тонкой повязке проступило кровавое пятно.
Треногий стол с объедками. Светильник над ним. Из трех фитилей зажжен лишь один.
— Проклятье… — пробурчал Буйвол. — И куда все запропастились?.. — Он набрал в легкие побольше воздуха и заорал во всю глотку, довольный тем, что может кричать так громко:
— Малыш! Чтоб тебя разорвало! Где ты там?!
Кровь прилила к голове, застучала в висках. Глаза застила красная пелена. Перевязанная рука запульсировала тянущей болью.
Буйвол какое-то время ждал ответа, напряженно вслушиваясь в могильную тишину. Так ничего и не услышав, он сердито рыкнул, рывком приподнялся на руках, спустил ноги на пол.
Выдохнул. Закрыл глаза, борясь с головокружением и тошнотой Скрипнул зубами, стиснул кулаки, отгоняя одолевающую слабость.
Опираясь на жесткую постель, Буйвол встал на ноги. Силькачнувшись вперед, теряя равновесие, сделал шаг. Потом один. Прижавшись к стене, перевел дыхание. Разозлился на себя за немочь и беспомощность. Шагнул к портьере, вцепился в плотную ткань, решительно отдернул.
Открывшаяся черная дыра дохнула затхлостью. Буйвол осторожно сунул голову в непроглядную тьму прохода, пробормотал удивленно:
— Да где же это я?
И вдруг из мрака прямо на него двинулась серая тень. Он шарахнулся, ударился раненой рукой о стену, взвыл от боли, потерял равновесие, судорожно схватился за занавеску, но ткань с треском расползлась, наверху что-то лопнуло, и Буйвол мешком свалился на пол. Сорванная занавесь накрыла его, он попытался сдернуть ее с головы, но лишь еще больше запутался. Он на четвереньках пополз куда-то вслепую, налетел лбом на стену. Дернулся, силясь встать, завалился набок. И замер, беспомощный, незрячий, спеленатый словно младенец. Даже ругаться не мог — пыль забила горло.
А рядом кто-то знакомо хохотал.
Над ним!
Серая тень!
Он отплевывался, чихал и кашлял одновременно. Чьи-то руки помогали освободиться.
— Ты! — выдохнул Буйвол и снова захлебнулся пылью.
Звонко хохоча, его распутывал Малыш.
Наконец-то освободившись, отплевавшись и откашлявшись, угрюмый Буйвол долго разглядывал развеселившегося друга.
— Что смешного? — спросил он.
— Ничего особенного, — развел руками улыбающийся Малыш. — Как ты себя чувствуешь?
Буйвол не ответил, он сам задал вопрос: — Где мы?
— В монастыре.
— Где? — переспросил Буйвол, заподозрив, что Малыш над ним издевается.
— В монастыре служителей Локайоха. Под землей. В пещерах.
Буйвол, надув щеки, фыркнул, почесал переносицу.
— Правда?
— Ага, — Малыш кивнул.
— И как мы тут очутились?
— Ты не помнишь?
— Помню только, как шли через горы. Как спускались — помню. А дальше что?
— А ничего. Нам встретился человек. Монах. Он отвел нас сюда, изрезал твою руку, промыл рану какой-то гадостью, пошептал что-то, наверное помолился, потом…
— Моя рука… — Буйвол посмотрел на повязку, пропитавшуюся свежей кровью. Спросил с затаенным страхом: — Он меня изуродовал? Я не чувствую руку! Она работает?
— Он тебя вылечил, — сказал Малыш. — Ты ничего не соображал, бормотал что-то насчет серой тени и судьбы…
Буйвол вздрогнул.
— …ты сам не свой был. Мне пришлось привязать тебя к седлу, чтобы ты не свалился. Да ты бы помер, если б не этот монах!
— Локайох, — сказал вдруг Буйвол, и Малыш понял, что друг его совершенно не слушает.
— Что? — переспросил он.
— Та тень! В моих снах! Это Локайох!
— Да?
— Ему что-то от меня было нужно!
Малыш, прекратив улыбаться, с тревогой глянул на товарища. Сказал неуверенно:
— Пожалуй, на сегодня достаточно болтовни. Давай-ка я помогу тебе добраться до постели, ты ложись, отдыхай. А я попробую раздобыть еды.
— Что им нужно от нас? — Буйвол задыхался, и Малышу показалось, что его друг опять бредит.
— Ну-ка поднимайся! Пошли отдыхать!
— Что они хотели? — Буйвол отбросил протянутую руку друга.
— О чем ты? — обеспокоенный Малыш присел рядом с товарищем, нахмурившись, заглянул ему в глаза.
— Не знаю… — Буйвол вдруг обмяк, голос его зазвучал глуше. — Не знаю… Сам не пойму… Странные сны… Ничего не могу вспомнить.
— Ты еще болен. Тебе надо набраться сил.
— Я здоров. Просто я голоден.
— Давай, поднимайся…
Они встали вместе. Одновременно с одной ноги шагнули к широким дощатым нарам. Буйвол пошатывался, но Малыш придерживал его, не давая упасть. Левая рука мечника висела плетью вдоль тела, повязка на ней казалась черной от крови. С пальцев срывались крупные, словно бобы, капли и разбивались о пол.
— Мне не нравится это место, — сказал Буйвол, опрокидываясь на колючие тюфяки.
— Мне тоже.
— Тогда что мы тут делаем?
— Только то, что можем сейчас делать. Ждем.
— Проклятье! — Буйвол неловко повернулся, придавив больную руку. — Где мой меч?
— Под кроватью.
— Дай мне его.
Малыш, встав на корточки, вытащил меч из-под нар. Вложил рукоять в ладонь товарища.
— Вот теперь гораздо лучше, — сказал Буйвол и закрыл глаза. — Найди чего-нибудь поесть, а потом будем выбираться отсюда.
— Так и сделаем, — согласился Малыш.
— Нам надо держаться подальше от богов, — сонно пробормотал Буйвол.
— Точно. Боги нам ни к чему…
Из открытого черного хода донесся многоголосый гул, похожий на невнятный рокот далекого прибоя. Это где-то опять молились монахи — рабы Локайоха.
Целых два дня Буйвол набирался сил. Он ел за двоих — Малыш отдавал товарищу почти всю свою долю. Большую часть суток спал с мечом в обнимку. А когда бодрствовал, мучился от безделья.
Левая рука практически не работала, и Буйвола это очень беспокоило. Что за воин из однорукого? Он осторожно массировал мышцы, избегая касаться раны, чтоб не вызвать нового кровотечения. Пытался шевелить непослушными пальцами.
Два раза в день приходил молчаливый Суайох, приносил еду, доливал масло в светильник, а потом долго возился с рукой Буйвола — менял повязку, внимательно осматривал швы, осторожно промывал рану какой-то желтовато-зеленой жидкостью. Воин безропотно терпел боль и некоторое неудобство. И каждый раз спрашивал, станет ли рука такой, как была раньше. И каждый раз монах не отвечал.
Малыш приходил в келью лишь для того, чтобы перекусить. Все остальное время он пропадал на природе, на свежем воздухе, за воротами храма.
Буйвол не обижался на товарища. Он отлично его понимал.
— Ну, как ты? — спросил Малыш, появившись в келье раньше Суайоха. На столе была лишь грязная посуда, время трапезы еще не пришло, и лучник, не зная, чем заняться, стал строить пирамиду из деревянных тарелок и медных мисок.
Буйвол зевнул, приветствуя товарища.
— Нормально.
— Я думаю, пора уходить.
— Давно пора, — согласился Буйвол.
— А выдержишь дорогу?
Буйвол фыркнул, встал с кровати, демонстративно поприседал, попрыгал на месте. Размял шею, качая головой из стороны в сторону. Сказал:
— Я в порядке.
— Только вот рука, — заметил Малыш.
— Я на руках не хожу. Я на ногах хожу.
— Что ж, тогда решено — уходим. Когда? Завтра?
— Сегодня! Сейчас!
— Может, сперва перекусим?
— Дельная мысль.
И друзья, перемигнувшись, дружно завопили:
— Суайох!
Монах явился не сразу. Малыш и Буйвол успели собрать свои немногочисленные вещи — в основном оружие и одежду, когда наконец Суайох принес еду.
— Мы уходим, — сразу объявил Буйвол.
Монах промолчал, сосредоточенно переставляя тарелки с подноса на стол.
— Мы перекусим и пойдем, — сказал Малыш. Суайох, не реагируя, собирал грязную посуду.
— Эй, дружище! — Буйвол схватил монаха за рукав, потянул, стремясь привлечь его внимание. — Ты что, не слышишь? Или не понимаешь?
— Вы уходите, — равнодушно сказал Суайох, не пытаясь высвободить свою руку.
— Заговорил! — фыркнул Буйвол. — Хвала Локайоху!
— Я обещал уплатить за лечение, — сказал Малыш. — Все, что у нас есть — твое.
— Больше ничего не надо, — сказал монах.
— Больше? — переспросил лучник.
— Мы взяли, что нам было нужно. Остальное оставьте себе.
— Что взяли? — спросил Буйвол. — Лошадь?
— Она ждет вас у ворот.
— Если не ее, то что тогда?
Монах, не ответив, направился к выходу. Проговорил равнодушно:
— Ешьте и уходите. Вас никто не будет задерживать. И провожать никто не будет.
— Странные у вас тут порядки, — пробормотал Буйвол. — Никогда больше не полезу в пещеры.
— В таком случае, — крикнул Малыш в спину Суайоху, — спасибо за все и прощай!
— Мы еще увидимся, — отозвался монах из-за портьеры.
Малыш и Буйвол переглянулись.
— Не хотелось бы, — сказал Буйвол, взяв ложку.
— Точно! — поддержал Малыш, пододвигая к себе блюдо с жареной рыбой.
— Что это у нас?
— Не понял, — лучник наморщил лоб.
— Обед, завтрак или ужин? Что там, на свободе? Утро, день или вечер?
— А это ничего не меняет, — ответил Малыш, копируя интонации Суайоха, и друзья рассмеялись.
Они быстро съели все до последней крошки и, взяв оружие, подхватив единственную полупустую сумку, в которой были две грязные рубашки и две рваные портянки, покинули келью. Малыш шел впереди — он знал дорогу. Буйвол держал товарища за плечо. Друзья проследовали тесным длинным ходом, похожим на червоточину, и оказались в главной пещере. Как всегда, здесь никого не было. Но алтарь в центре был сплошь уставлен горящими свечами, искрились рубины, и сияла золотом статуя Локайоха.
— Вот бы его с собой прихватить, — сказал Буйвол. Ему вдруг показалось, что Локайох скосил на него рубиновые глаза, и неожиданно для себя воин показал богу язык. И тут же смутился, обругал себя — что за ребячество!
— Боюсь, столько золота нам не утащить, — заметил Малыш.
— Ну, хотя бы глаза ему выковырнуть, — понизив голос, сказал Буйвол. Странно — ему казалось, что истукан прислушивается к их разговору. — Один тебе, другой мне.
Малыш хохотнул:
— Глаз бога в кармане! Мне это нравится! — Смех его звучал жутковато и неестественно.
Язычки пламени на фитилях свечей дружно раскачивались из стороны в сторону, хотя никакого сквозняка не ощущалось. Живые тени шевелились под потолком среди каменных сосулек. Именно к ним тянул руки бог.
— Ладно, пошли отсюда, — сказал Буйвол, чувствуя себя как-то неуютно.
— Ага, — Малыш поежился, махнул рукой в сторону Выход там.
Держась стен, избегая приближаться к алтарю, друзья поспешили к свободе.
Глава 11
Буйвол все же еще не совсем оправился. Постоянно болела рука — ныла, дергала, тянула. Он чувствовал слабость, иногда его одолевало сильное головокружение, и тогда приходилось останавливаться, прислоняться к чему-нибудь, чтобы не упасть. Он был еще болен. Но не собирался в этом никому признаваться. Даже самому себе…
Кобыла ждала их возле ворот. Признав Малыша, фыркнула, потянулась к нему мордой. И лучник достал откуда-то заранее приготовленную хлебную корочку, подал на открытой ладони. Погладил мягкие губы, подвижные, теплые и бархатистые.
— Я рад, что они тебя не взяли, — сказал кобыле Малыш. — Так что опять пойдем все вместе.
Буйвол, прислонившись к створке ворот, пытался справиться с некстати накатившей слабостью. У него сильно дрожали колени, но он надеялся, что Малыш этого не заметит.
— Ну, чего там встал? — лучник.повернулся к товарищу. Понял, что с ним что-то не в порядке. Спросил, стараясь казаться веселым:
— Наверное, опять верхом хочешь? Буйвол кивнул.
— А я, значит, опять на своих неподкованных? — Малыш притопнул. — Ладно, уговорил! Кровь застоялась, надо поразмяться. — Он отвязал лошадь, подвел к Буйволу. — Сам заберешься или как?
— Рука побаливает, — сказал Буйвол, словно извиняясь.
— Понял… — Малыш огляделся, придумывая, как помочь товарищу. Приметил в стороне большой камень, вросший в землю. Похоже, из него собрались что-то вырубить — на поверхности остались следы зубила, — но в самом начале работы камень раскололся. И так и остался здесь лежать, обрастая мхом и постепенно утопая в земле.
— Заберешься туда? — спросил Малыш, показывая на макуш-ку валуна.
Буйвол кивнул и ухватился за седло.
— Пошли, милая, — Малыш несильно потянул поводья, смирная кобыла послушно двинулась за ним. Буйвол, уже почти одолев слабость, брел возле лошади, держась здоровой рукой за седло.
Рядом с камнем они остановились. Буйвол, не отпуская сед. ло, взобрался на валун, закинул одну ногу на спину лошади.
— Так-так! — подбодрил друга Малыш. Он придерживал кобылу, не давая ей двинуться с места.
Буйвол крякнул, неловко подпрыгнул, лег грудью на круп лошади, неуклюже вполз в седло. Выпрямился. Огляделся. Поправил меч.
Малыш заметил, что на повязке опять проступили пятна крови. Рана все никак не хотела заживать…
— Ну, чего ждешь? — проворчал Буйвол. — Пошли, что ли.
— Пошли, — сказал Малыш и, ведя за собой кобылу, направился к узкой тропе, похожей на желоб.
Они спускались долго и неторопливо, хотя Малышу хотелось перейти на бег — затылком он почти физически ощущал шаткое равновесие тяжелых круглых валунов, сложенных на деревянных помостах возле ворот. Если хоть один сорвется с места и покатится по желобу тропы…
Буйвол, освоившись в седле, с любопытством осматривался. Он-то все это видел впервые — отвесные скалы, местами ровно обтесанные, гнезда-укрепления на вершинах, путаница веревочных мостов над головой…
— Настоящая крепость, — сказал Буйвол.
— Да, — согласился Малыш. — Не хотелось бы мне ее атаковать.
Проход меж скал сделался шире, стало гораздо светлей. Тропа теперь шла почти без уклона. Стал виден выход из ущелья и зеленые холмы вдалеке.
— Так что им было нужно от нас? — спросил Буйвол.
— Что? — переспросил задумавшийся Малыш.
— Что они взяли? У нас же ничего не было, кроме лошади и оружия.
— Сам не понимаю…
Заглянувшее в ущелье солнце ослепило их, и они подняли лица, улыбнулись.
— Круг, — сказал вдруг Буйвол.
— Диск, — вспомнил и Малыш.
Суайох, склонив голову, не глядя в сверкающие глаза бога, приблизился к алтарю. Опустившись на одно колено, он вытянул руки, держа в ладонях первую часть Артефакта, его основание.
— Теперь он у тебя, Локаиох, — сказал монах и осторожно поставил диск под ноги богу. — И это только начало.
Свечи стали гаснуть одна за другой, словно кто-то незримый тушил их пальцами. К потолку поплыл, извиваясь кольцами, дым. Суайох, прикрыв глаза, мысленно призывал своего бога. Он хотел получить ответ, сколько еще предстоит ждать. Из молельных комнат доносилось монотонное гудение — братья-монахи тоже молили Локайоха ответить. Но Локаиох молчал. Золотой бог тянулся к сгущающимся под потолком теням.
В Мертвой Котловине шел дождь.
Шалрой, подняв лицо к небу, одновременно улыбался и плакал. Ему почему-то казалось, что это не простой дождь. Он думал, что именно так меняется мир. Меняется к лучшему. Мокрые безнадзорные коровы разбрелись по всему лугу, но пастух не обращал на это внимания. Он зачарованно следил, как падает с неба вода. Это было похоже на чудо…
А в деревне царила радостная суматоха. Крестьяне высыпали на улицу, кто-то тащил тазы, ведра, ставил под водостоки, кто-то ловил струи дождя ковшиками ладоней, пил небесную влагу из рук. Мальчишки, скинув почти всю одежду, бегали по лужам, кидали друг в друга комья грязи, восторженно вторили глухим громовым раскатам. Старики смотрели на проказы молодых, качали головами, сдержанно улыбались. Они и сами были бы не прочь пробежаться, разбрызгивая лужи, с разбегу прыгая в стремительные грязные ручьи…
Айхия замерла на пороге дома, вытянув перед собой руки.
Прозрачные струи, падая с крыши, упруго били в подставленные ладони, и она старалась ухватить воду, сжать ее в кулаках, но та ускользала меж пальцев. Айхия вспоминала двух воинов, жили в ее доме. Ей казалось, что этот дождь принесли они.
И она хотела, чтоб эти люди вернулись. Хотя бы один из них. Тот, кого звали Буйволом…
Халтет стоял на своем любимом месте, прислонившись к теплому стволу старого тополя. Староста был занят своим обычным делом — он следил за происходящим вокруг. Он видел, как трава, омытая ливнем, снова становится зеленой. Он слышал — или ему казалось, что он слышит? — как поднимаются от корней к кроне питающие дерево соки. Он не мог видеть, но он чувствовал, как наполняются колодцы и оживают подземные ключи. Как собирают воду истомленные жаждой русла ручьев и в придонной грязи воскресает всякая живность — рыбы, лягушки, тритоны, водяные пауки и змеи… Халтет видел все, и неудивительно, что он первый заметил высокого чужака, появившегося в начале улицы.
Незнакомец шел сквозь косые струи дождя, сильно отмахивая руками. В его уверенной поступи чувствовалась какая-то сила, некое величие — словно человек этот считал себя равным богам. А может быть, даже думал, что выше их.
Халтет выступил навстречу незваному гостю.
И только увидев идущего старосту, селяне заметили и чужака. Разом смолкли все разговоры. Тень тревоги легла на лица. Дети попрятались за домами, взрослые собирались вместе.
“Вас много, и вы у себя дома…”
— Легкой судьбы, — сказал незнакомец, не обращая внимания на кучки крестьян, видя перед собой одного лишь старика, идущего навстречу.
— И тебе того же, — сказал Халтет.
Незнакомец чуть улыбнулся.
Они сошлись лицом к лицу, остановились, посмотрели друг другу в глаза. Настороженные селяне толпились в отдалении. Кое-кто держал в руках невесть откуда взявшееся оружие — ножи, топоры, вилы. Короткие мечи и луки.
— Я ищу двух человек, — сказал высокий человек, на ввалившихся щеках которого темнели круглые клейма.
— Здесь их гораздо больше, — заметил Халтет.
— Я вижу, — и снова легкая улыбка оживила аскетичное лицо.
— Это хорошо, — продолжал играть словами староста. — Слепому отсюда тяжело выбраться.
— Я ищу двух воинов. Их зовут Малыш и Буйвол.
— Здесь нет воинов, — Халтет развел руками. — Мы простые крестьяне.
Незнакомец улыбнулся шире. Скользнул взглядом по фигурам селян, собравшихся возле дороги. Показал на меч в руке деревенского мясника, спросил:
— Тогда зачем вам такие большие ножи?
— Мы рыхлим ими землю, — незамедлительно отреагировал Халтет.
Высокий человек кивнул в сторону подростка с боевым луком:
— А что вы делаете этим?
Старик пожал плечами, равнодушно ответил:
— Конечно же, режем свалявшийся кизяк на куски. А что еще можно этим делать?
Улыбающийся незнакомец выдержал паузу. И сказал нечто совершенно неожиданное:
— Ты ведь отдал им диск?
Халтет вздрогнул, опустил глаза. Справившись с замешательством, снова посмотрел в лицо странному гостю:
— Какой диск?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет.
— Да…
Люди застыли под дождем. Вода текла по их лицам. Вымокшая одежда липла к телу.
— Кто ты? — спросил Халтет.
— Человек… Простой свободный человек.
— Ты один?
— Да. Я совсем один. Никого нет, кроме меня.
— Уходи!
— Скажи мне, куда они направились. И я уйду.
— Зачем ты их ищешь?
— Чтобы исправить то, что сами они исправить не в силах.
— Говори проще.
— Получится слишком долго.
— Я не тороплюсь.
— Тороплюсь я.
— Куда?
— За ними.
— Ты уже не догонишь их.
— Кто знает?
— Они ушли через горы. В большой мир.
— Ты отдал им диск? — незнакомец не спрашивал, он утверждал.
— Да… Откуда ты знаешь про диск?
— Оттуда же, откуда я знаю о Малыше и Буйволе.
— Так ты никогда их не видел?
— Наверное, нет.
— Они хорошие люди.
— Это неважно.
— А что тогда важно?
— Ничто… Разве только то, что я ухожу.
— Тогда легкой дороги… — Халтету было немного не по себе — не принято так встречать гостя, пусть и незваного. Нельзя гнать путника, зашедшего в селение, не предложив ему остановиться хоть ненадолго, отдохнуть… Но слишком уж много странного в этом пришельце… Наверное, так будет правильно… — Прощай!
— Легкой судьбы…
Дождь стихал. Тучи, линяя, отползали на запад.
— Кто ты? — шепнул Халтет вслед уходящему чужаку, не ожидая, что тот услышит и отзовется. Но высокий человек услышал. Он задержался на мгновение, обернулся и ответил, сухо сказав всего лишь одно страшное слово:
— Мертвец.
Кобыла ждала их возле ворот. Признав Малыша, фыркнула, потянулась к нему мордой. И лучник достал откуда-то заранее приготовленную хлебную корочку, подал на открытой ладони. Погладил мягкие губы, подвижные, теплые и бархатистые.
— Я рад, что они тебя не взяли, — сказал кобыле Малыш. — Так что опять пойдем все вместе.
Буйвол, прислонившись к створке ворот, пытался справиться с некстати накатившей слабостью. У него сильно дрожали колени, но он надеялся, что Малыш этого не заметит.
— Ну, чего там встал? — лучник.повернулся к товарищу. Понял, что с ним что-то не в порядке. Спросил, стараясь казаться веселым:
— Наверное, опять верхом хочешь? Буйвол кивнул.
— А я, значит, опять на своих неподкованных? — Малыш притопнул. — Ладно, уговорил! Кровь застоялась, надо поразмяться. — Он отвязал лошадь, подвел к Буйволу. — Сам заберешься или как?
— Рука побаливает, — сказал Буйвол, словно извиняясь.
— Понял… — Малыш огляделся, придумывая, как помочь товарищу. Приметил в стороне большой камень, вросший в землю. Похоже, из него собрались что-то вырубить — на поверхности остались следы зубила, — но в самом начале работы камень раскололся. И так и остался здесь лежать, обрастая мхом и постепенно утопая в земле.
— Заберешься туда? — спросил Малыш, показывая на макуш-ку валуна.
Буйвол кивнул и ухватился за седло.
— Пошли, милая, — Малыш несильно потянул поводья, смирная кобыла послушно двинулась за ним. Буйвол, уже почти одолев слабость, брел возле лошади, держась здоровой рукой за седло.
Рядом с камнем они остановились. Буйвол, не отпуская сед. ло, взобрался на валун, закинул одну ногу на спину лошади.
— Так-так! — подбодрил друга Малыш. Он придерживал кобылу, не давая ей двинуться с места.
Буйвол крякнул, неловко подпрыгнул, лег грудью на круп лошади, неуклюже вполз в седло. Выпрямился. Огляделся. Поправил меч.
Малыш заметил, что на повязке опять проступили пятна крови. Рана все никак не хотела заживать…
— Ну, чего ждешь? — проворчал Буйвол. — Пошли, что ли.
— Пошли, — сказал Малыш и, ведя за собой кобылу, направился к узкой тропе, похожей на желоб.
Они спускались долго и неторопливо, хотя Малышу хотелось перейти на бег — затылком он почти физически ощущал шаткое равновесие тяжелых круглых валунов, сложенных на деревянных помостах возле ворот. Если хоть один сорвется с места и покатится по желобу тропы…
Буйвол, освоившись в седле, с любопытством осматривался. Он-то все это видел впервые — отвесные скалы, местами ровно обтесанные, гнезда-укрепления на вершинах, путаница веревочных мостов над головой…
— Настоящая крепость, — сказал Буйвол.
— Да, — согласился Малыш. — Не хотелось бы мне ее атаковать.
Проход меж скал сделался шире, стало гораздо светлей. Тропа теперь шла почти без уклона. Стал виден выход из ущелья и зеленые холмы вдалеке.
— Так что им было нужно от нас? — спросил Буйвол.
— Что? — переспросил задумавшийся Малыш.
— Что они взяли? У нас же ничего не было, кроме лошади и оружия.
— Сам не понимаю…
Заглянувшее в ущелье солнце ослепило их, и они подняли лица, улыбнулись.
— Круг, — сказал вдруг Буйвол.
— Диск, — вспомнил и Малыш.
Суайох, склонив голову, не глядя в сверкающие глаза бога, приблизился к алтарю. Опустившись на одно колено, он вытянул руки, держа в ладонях первую часть Артефакта, его основание.
— Теперь он у тебя, Локаиох, — сказал монах и осторожно поставил диск под ноги богу. — И это только начало.
Свечи стали гаснуть одна за другой, словно кто-то незримый тушил их пальцами. К потолку поплыл, извиваясь кольцами, дым. Суайох, прикрыв глаза, мысленно призывал своего бога. Он хотел получить ответ, сколько еще предстоит ждать. Из молельных комнат доносилось монотонное гудение — братья-монахи тоже молили Локайоха ответить. Но Локаиох молчал. Золотой бог тянулся к сгущающимся под потолком теням.
В Мертвой Котловине шел дождь.
Шалрой, подняв лицо к небу, одновременно улыбался и плакал. Ему почему-то казалось, что это не простой дождь. Он думал, что именно так меняется мир. Меняется к лучшему. Мокрые безнадзорные коровы разбрелись по всему лугу, но пастух не обращал на это внимания. Он зачарованно следил, как падает с неба вода. Это было похоже на чудо…
А в деревне царила радостная суматоха. Крестьяне высыпали на улицу, кто-то тащил тазы, ведра, ставил под водостоки, кто-то ловил струи дождя ковшиками ладоней, пил небесную влагу из рук. Мальчишки, скинув почти всю одежду, бегали по лужам, кидали друг в друга комья грязи, восторженно вторили глухим громовым раскатам. Старики смотрели на проказы молодых, качали головами, сдержанно улыбались. Они и сами были бы не прочь пробежаться, разбрызгивая лужи, с разбегу прыгая в стремительные грязные ручьи…
Айхия замерла на пороге дома, вытянув перед собой руки.
Прозрачные струи, падая с крыши, упруго били в подставленные ладони, и она старалась ухватить воду, сжать ее в кулаках, но та ускользала меж пальцев. Айхия вспоминала двух воинов, жили в ее доме. Ей казалось, что этот дождь принесли они.
И она хотела, чтоб эти люди вернулись. Хотя бы один из них. Тот, кого звали Буйволом…
Халтет стоял на своем любимом месте, прислонившись к теплому стволу старого тополя. Староста был занят своим обычным делом — он следил за происходящим вокруг. Он видел, как трава, омытая ливнем, снова становится зеленой. Он слышал — или ему казалось, что он слышит? — как поднимаются от корней к кроне питающие дерево соки. Он не мог видеть, но он чувствовал, как наполняются колодцы и оживают подземные ключи. Как собирают воду истомленные жаждой русла ручьев и в придонной грязи воскресает всякая живность — рыбы, лягушки, тритоны, водяные пауки и змеи… Халтет видел все, и неудивительно, что он первый заметил высокого чужака, появившегося в начале улицы.
Незнакомец шел сквозь косые струи дождя, сильно отмахивая руками. В его уверенной поступи чувствовалась какая-то сила, некое величие — словно человек этот считал себя равным богам. А может быть, даже думал, что выше их.
Халтет выступил навстречу незваному гостю.
И только увидев идущего старосту, селяне заметили и чужака. Разом смолкли все разговоры. Тень тревоги легла на лица. Дети попрятались за домами, взрослые собирались вместе.
“Вас много, и вы у себя дома…”
— Легкой судьбы, — сказал незнакомец, не обращая внимания на кучки крестьян, видя перед собой одного лишь старика, идущего навстречу.
— И тебе того же, — сказал Халтет.
Незнакомец чуть улыбнулся.
Они сошлись лицом к лицу, остановились, посмотрели друг другу в глаза. Настороженные селяне толпились в отдалении. Кое-кто держал в руках невесть откуда взявшееся оружие — ножи, топоры, вилы. Короткие мечи и луки.
— Я ищу двух человек, — сказал высокий человек, на ввалившихся щеках которого темнели круглые клейма.
— Здесь их гораздо больше, — заметил Халтет.
— Я вижу, — и снова легкая улыбка оживила аскетичное лицо.
— Это хорошо, — продолжал играть словами староста. — Слепому отсюда тяжело выбраться.
— Я ищу двух воинов. Их зовут Малыш и Буйвол.
— Здесь нет воинов, — Халтет развел руками. — Мы простые крестьяне.
Незнакомец улыбнулся шире. Скользнул взглядом по фигурам селян, собравшихся возле дороги. Показал на меч в руке деревенского мясника, спросил:
— Тогда зачем вам такие большие ножи?
— Мы рыхлим ими землю, — незамедлительно отреагировал Халтет.
Высокий человек кивнул в сторону подростка с боевым луком:
— А что вы делаете этим?
Старик пожал плечами, равнодушно ответил:
— Конечно же, режем свалявшийся кизяк на куски. А что еще можно этим делать?
Улыбающийся незнакомец выдержал паузу. И сказал нечто совершенно неожиданное:
— Ты ведь отдал им диск?
Халтет вздрогнул, опустил глаза. Справившись с замешательством, снова посмотрел в лицо странному гостю:
— Какой диск?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет.
— Да…
Люди застыли под дождем. Вода текла по их лицам. Вымокшая одежда липла к телу.
— Кто ты? — спросил Халтет.
— Человек… Простой свободный человек.
— Ты один?
— Да. Я совсем один. Никого нет, кроме меня.
— Уходи!
— Скажи мне, куда они направились. И я уйду.
— Зачем ты их ищешь?
— Чтобы исправить то, что сами они исправить не в силах.
— Говори проще.
— Получится слишком долго.
— Я не тороплюсь.
— Тороплюсь я.
— Куда?
— За ними.
— Ты уже не догонишь их.
— Кто знает?
— Они ушли через горы. В большой мир.
— Ты отдал им диск? — незнакомец не спрашивал, он утверждал.
— Да… Откуда ты знаешь про диск?
— Оттуда же, откуда я знаю о Малыше и Буйволе.
— Так ты никогда их не видел?
— Наверное, нет.
— Они хорошие люди.
— Это неважно.
— А что тогда важно?
— Ничто… Разве только то, что я ухожу.
— Тогда легкой дороги… — Халтету было немного не по себе — не принято так встречать гостя, пусть и незваного. Нельзя гнать путника, зашедшего в селение, не предложив ему остановиться хоть ненадолго, отдохнуть… Но слишком уж много странного в этом пришельце… Наверное, так будет правильно… — Прощай!
— Легкой судьбы…
Дождь стихал. Тучи, линяя, отползали на запад.
— Кто ты? — шепнул Халтет вслед уходящему чужаку, не ожидая, что тот услышит и отзовется. Но высокий человек услышал. Он задержался на мгновение, обернулся и ответил, сухо сказав всего лишь одно страшное слово:
— Мертвец.
Часть вторая
КАМНИ
Глава 12
Рыжий Артип вошел в город рано утром, когда улицы были пустынны. Он шел осторожно, ступал мягко, стараясь не тревожить гулкую тишину. Однажды он услышал далекий цокот копыт, позвякивание оружия и отступил в тень, присел, съежился — серый, незаметный, похожий на свернувшуюся клубком бродячую собаку. Дождавшись, когда верховой патруль проедет мимо, он нырнул в узкий переулок.
Рыжий Артип направлялся к городской площади, где сегодня должна была состояться большая ярмарка, посвященная пятидесятилетию Остиса, богатейшего горожанина, владельца десяти забегаловок, четырех постоялых дворов, двух игорных домов, лесопилки, кузни, винокурни, сыродельни и собственно самой базарной площади.
Рыжий Артип был профессиональным игроком. Иногда он старался играть честно. Но чаще, чтобы выиграть, приходилось чуть-чуть схитрить. Это тоже было в правилах игры — если можешь, попробуй обмани соперника. Не получилось — пеняй на себя… Последняя игра закончилась неудачно. Его поймали на жульничестве и сильно побили. Ладно хоть не отобрали сумку с принадлежностями. Синяки еще не сошли, и потому Артип избегал встреч с городскими охранниками. Те могли принять его за обычного забулдыгу-побирушку и выпроводить из города.
А он хотел есть.
Последние четыре дня он питался лишь щавелем да дикими яблоками. Деньги кончились давным-давно, а продать было нечего. В деревнях, через которые он проходил, играть никто не хотел — ни в кости, ни в три карты, ни в семь камней. Потому-то Рыжий Артип недолюбливал крестьян.
Вот горожане — другое дело. У них всегда водятся деньги, и чем состоятельней горожанин, тем больше он страдает от скуки. Богатые люди любят играть. Еще больше они любят выигрывать.
Но это уж кому как повезет.
Артип на везение обычно не рассчитывал. Он надеялся только на себя.
Так было верней.
Безлюдная площадь производила мрачное впечатление. Жилых домов вокруг не было, только склады и сараи с плоскими крышами и слепыми стенами со всех сторон окружали площадь. Все подходы были завалены гниющим мусором. Длинные ряды прилавков, сколоченных из неструганых досок, пустовали. Небольшие магазинчики, запертые на засовы, выглядели брошенными. Среди всего этого запустения одинокий ветер играл обрывками ткани, птичьими перьями и клочками шерсти. Казалось — людей здесь выкосила какая-то болезнь, а те немногие, кто остался в живых, бросив все, бежали.
Рыжий Артип долго бродил по площади, отыскивая для себя подходящее местечко. Остановился рядом со свежевыстроенной виселицей, осмотрелся. Отошел в сторону. Присел на корточках возле покосившейся стены какого-то склада, широко повел руками, словно уже приглашал желающих вступить в игру. Примерился.
Место хорошее — не в самой давке, но на ходу, на виду.
Он в груде мусора отыскал кусок грязной ткани, расстелил на земле. Потом притащил большой ящик, положил на него широкую доску, соорудив подобие стола. Скрестив ноги, сел на тряпку, оперся спиной о стену. Прикрыл глаза и чутко задремал.
Город потихоньку просыпался. Был праздничный день, и люди не спешили вылезать из постелей. Мужья обнимали жен, дети прижимали к себе мягкие игрушки, пробудившиеся старики просто бездумно смотрели в потолок.
На улицах гремели колесами повозки, раздавались редкие сердитые окрики — это чужаки шли по городу. Люди из окрестных сел и деревень собирались на ярмарку. Кто-то намеревался торговать и торопился, чтобы занять место получше. Другие думали что-нибудь прикупить и тоже торопились, зная, что первым покупателям положена скидка.
А горожане не спешили. Они нежились в постелях, слушая, как шумят под окнами пришельцы.
Шипели гусаки, крякали утки, кудахтали куры — это крестьяне везли в больших корзинах связанных попарно птиц.
Звенел, бряцал металл — ремесленники из пригорода тащили за собой двухколесные повозки, нагруженные разной утварью, оружием, доспехами, украшениями.
Сухо перестукиваясь, ударяясь в борта, катались в телегах незакрепленные бочонки с вином и пивом.
Тонко, чуть слышно позванивали на возах драгоценные изделия из стекла…
Шум наполнял улицы. Крепли, множились людские голоса. Смех и ругань звучали все громче.
Пришлые люди торопились на ярмарку.
Рыжий Артип слышал все, что творится вокруг. Он дремал, но не терял связи с действительностью.
Рыжий Артип направлялся к городской площади, где сегодня должна была состояться большая ярмарка, посвященная пятидесятилетию Остиса, богатейшего горожанина, владельца десяти забегаловок, четырех постоялых дворов, двух игорных домов, лесопилки, кузни, винокурни, сыродельни и собственно самой базарной площади.
Рыжий Артип был профессиональным игроком. Иногда он старался играть честно. Но чаще, чтобы выиграть, приходилось чуть-чуть схитрить. Это тоже было в правилах игры — если можешь, попробуй обмани соперника. Не получилось — пеняй на себя… Последняя игра закончилась неудачно. Его поймали на жульничестве и сильно побили. Ладно хоть не отобрали сумку с принадлежностями. Синяки еще не сошли, и потому Артип избегал встреч с городскими охранниками. Те могли принять его за обычного забулдыгу-побирушку и выпроводить из города.
А он хотел есть.
Последние четыре дня он питался лишь щавелем да дикими яблоками. Деньги кончились давным-давно, а продать было нечего. В деревнях, через которые он проходил, играть никто не хотел — ни в кости, ни в три карты, ни в семь камней. Потому-то Рыжий Артип недолюбливал крестьян.
Вот горожане — другое дело. У них всегда водятся деньги, и чем состоятельней горожанин, тем больше он страдает от скуки. Богатые люди любят играть. Еще больше они любят выигрывать.
Но это уж кому как повезет.
Артип на везение обычно не рассчитывал. Он надеялся только на себя.
Так было верней.
Безлюдная площадь производила мрачное впечатление. Жилых домов вокруг не было, только склады и сараи с плоскими крышами и слепыми стенами со всех сторон окружали площадь. Все подходы были завалены гниющим мусором. Длинные ряды прилавков, сколоченных из неструганых досок, пустовали. Небольшие магазинчики, запертые на засовы, выглядели брошенными. Среди всего этого запустения одинокий ветер играл обрывками ткани, птичьими перьями и клочками шерсти. Казалось — людей здесь выкосила какая-то болезнь, а те немногие, кто остался в живых, бросив все, бежали.
Рыжий Артип долго бродил по площади, отыскивая для себя подходящее местечко. Остановился рядом со свежевыстроенной виселицей, осмотрелся. Отошел в сторону. Присел на корточках возле покосившейся стены какого-то склада, широко повел руками, словно уже приглашал желающих вступить в игру. Примерился.
Место хорошее — не в самой давке, но на ходу, на виду.
Он в груде мусора отыскал кусок грязной ткани, расстелил на земле. Потом притащил большой ящик, положил на него широкую доску, соорудив подобие стола. Скрестив ноги, сел на тряпку, оперся спиной о стену. Прикрыл глаза и чутко задремал.
Город потихоньку просыпался. Был праздничный день, и люди не спешили вылезать из постелей. Мужья обнимали жен, дети прижимали к себе мягкие игрушки, пробудившиеся старики просто бездумно смотрели в потолок.
На улицах гремели колесами повозки, раздавались редкие сердитые окрики — это чужаки шли по городу. Люди из окрестных сел и деревень собирались на ярмарку. Кто-то намеревался торговать и торопился, чтобы занять место получше. Другие думали что-нибудь прикупить и тоже торопились, зная, что первым покупателям положена скидка.
А горожане не спешили. Они нежились в постелях, слушая, как шумят под окнами пришельцы.
Шипели гусаки, крякали утки, кудахтали куры — это крестьяне везли в больших корзинах связанных попарно птиц.
Звенел, бряцал металл — ремесленники из пригорода тащили за собой двухколесные повозки, нагруженные разной утварью, оружием, доспехами, украшениями.
Сухо перестукиваясь, ударяясь в борта, катались в телегах незакрепленные бочонки с вином и пивом.
Тонко, чуть слышно позванивали на возах драгоценные изделия из стекла…
Шум наполнял улицы. Крепли, множились людские голоса. Смех и ругань звучали все громче.
Пришлые люди торопились на ярмарку.
Рыжий Артип слышал все, что творится вокруг. Он дремал, но не терял связи с действительностью.