Кликин Михаил Геннадьевич. Малыш и Буйвол

   — Ты хочешь проникнуть в храм и вот так запросто убить монаха? — Малыш покачал головой.
   — Если я не смогу дотянуться до него мечом, тогда его подстрелишь ты.
   — Я?
   — Да!
   — Так ты что, управляешь мной? Как бог? Делаешь меня своим орудием? — по спокойному голосу, по застывшему лицу было не понять, смеется сейчас Малыш, иронизирует или же сохраняет полную серьезность.
   — Я прошу тебя спасти мою жизнь, — помедлив, сказал Буйвол.
   — От кого? — спросил лучник. — От бога? От судьбы? Буйвол молчал. И Малыш задал еще вопрос:
   — А ты не думал о том, что это слишком опасно и рискованно? Буйвол покачал головой:
   — Нам ничто не грозит. Убить нас не могут, ведь Артефакт еще не готов. Судьба на нашей стороне. — Он скривил рот в усмешке. — Сам бог на нашей стороне сейчас. В храме нас ожидают. Суайох лично направил за нами Хатука и Айхию. Пастух Шалрой ждет нас там. Я не вижу никаких проблем.
   — И все же ты с самого утра о чем-то напряженно думаешь, — заметил Малыш.
   — Да, — неохотно признал Буйвол. — Как-то беспокойно на душе. Тревожно…
   Малыш заглянул другу в лицу. Сказал, словно тяжело вздохнул:
   — Ты здорово изменился… Я говорил тебе это?
   — Да… — сказал Буйвол. — Кажется, уже говорил. Кажется, не один раз.
   Дорога шла в гору. Двигаться на лыжах стало неудобно, и друзья, ненадолго остановившись, сняли их.
   — А монахов сегодня совсем не видно, — осмотревшись, заметил Малыш.
   Впереди показался черный разлом ущелья. Пещерный монастырь был совсем рядом.
   — Уверен, монахи сегодня еще появятся, — отозвался Буйвол, глядя на пустую дорогу, ведущую к храму.
   Близилось время.
   Первыми подошли к алтарю девять стариков в золотых одеждах — трижды клейменные Высшие Монахи, патриархи культа Локайоха. Встали перед лицом своего бога, опустились на колени, склонили обритые головы. Дрогнули бледные губы, произнося короткую беззвучную молитву.
   Когда патриархи отступили назад и заняли свои места на жестких деревянных настилах, из трех подземных ходов тремя вереницами вошли в храм девяносто девять монахов в наглухо запахнутых черных одеяниях. Они встали широким полукругом за спинами сидящих патриархов, опустились на колени, подняли головы к потолку, хором восславили Локайоха. Потом они долго поочередно подходили к алтарю, неся в руках толстые черные свечи и зажигали их от светильника, стоящего у ног золотой статуи. Отходили, держа перед собой частичку божественного огня, затылком чувствуя обжигающий взгляд Локайоха.
   Монотонно зазвучали певучие голоса, и точно эхо раскатилось по огромному монастырю — во всех молельных комнатах, в кельях, в коридорах собравшие братья начали Молитву Единения.
   И выступил из тьмы Суайох, одетый в кроваво-алый плащ. Прошел вдоль вереницы монахов, поклонился каждому патриарху, приблизился к алтарю, сунул руки в жаровню, полную тлеющих углей, зачерпнул их ладонями, умылся ими.
   — Близится время, братья!
   Голос ударил под свод пещеры, и заколыхались языки пламени на фитилях свечей и светильников. Плыла тягучая напевная молитва, и сыпалась сверху каменная пыль.
   — Я — Суайох Отворяющий — жду неизбежного!
   Патриархи закрыли глаза, призывая бога. Никогда раньше не собирались они все вместе. Теперь же пришел день — День Начала…
   — Пришел день, когда исполнится Предначертанное, когда Желание будет исполнено, и в мире останется один бог, и имя его — Локайох!
   Девяносто девять монахов в черных одеяниях с черными свечами в руках умолкли, смежили веки, беззвучно обращаясь к своему единственному Повелителю.
   — Мы все ждем, братья! Близится новое время!
   Разом во всем монастыре смолк гул голосов.
   И Суайох, закрыв глаза, опустился на колени перед алтарем, взялся за Диск Основания, указательным пальцем правой руки коснулся Глаза Огня, большим пальцем дотронулся до Глаза Воздуха, к Глазу Воды прижал указательный палец левой руки, большим пальцем коснулся Глаза Земли. Крепко прижался лбом к Сфере Отражений, чувствуя ее тепло.
   Он не знал, что последует дальше.
   Никому из людей, даже патриархам, не позволено знать собственную судьбу. Лишь часть ее может приоткрыться, если это будет угодно богу…
   Суайох с нетерпением ждал неизбежного. Он верил, что ему уготована великая миссия.
   Он должен был оживить Исполнитель Желаний.
   Как? Он не задавал себе этот вопрос. Обо всем давно позаботился его бог.
   Стало совсем тихо, даже фитили не плевались трескучими искрами, и не бились под потолком летучие мыши. От раскаленных жаровен поднимался дурманящий ароматный дым, расползался маслянистым облаком, заполняя пещеру. В сгущающейся мгле оживали мутные тени, они сновали среди замерших людей, собирались вокруг алтаря.
   А золотая статуя Локайоха словно бы танцевала в мареве раскаленного воздуха.
   — Кто такие? — окликнул их голос сверху.
   Малыш поднял голову. Держась одной рукой за веревочное ограждение, с вершины нависающей скалы смотрел на них человек с трудноразличимым пятном на правой щеке.
   — Малыш, — сказал лучник и с усмешкой поклонился.
   — И Буйвол, — сказал мечник, медленно, чтоб это действие не казалось угрожающим, вынимая клинок из кожаной петли на поясе.
   — Наш друг где-то в вашем монастыре, — сказал Малыш. — Он был ранен. Мы пришли за ним.
   — Я знаю, — отозвался охранник. — Вы подоспели вовремя.
   — Вы нас ждете? — спросил Буйвол.
   — Зачем ждать неизбежное? — вопросом на вопрос ответил монах-стражник.
   — Действительно… — хмыкнул Малыш. — Так мы можем пройти?
   — Сейчас вас встретят и проводят до ворот.
   Товарищи переглянулись. Чуть заметно кивнули друг другу.
   — Мы бы хотели поговорить с Суайохом! — крикнул Буйвол.
   — А он там, — охотно поделился монах. — У алтаря.
   — В храме? — на всякий случай решил уточнить Малыш.
   — Да.
   — Сначала берем Шалроя, — прошептал Буйвол. — А потом… ну, ты знаешь… как договаривались.
   Малыш кивнул. Оглядел укрепленные скалы, покачал головой:
   — Опасное место. Мы сильно рискуем, отступая через это ущелье.
   — Другого выхода нет. Если поторопимся, никто ничего не успеет понять.
   — У меня есть предложение. Буйвол нахмурился:
   — Я не собираюсь менять план!
   — Выслушай сперва… Я предлагаю взять Суайоха с собой. Прикрыться им.
   Буйвол потер переносицу. Сказал недовольно:
   — Мы сейчас словно два каких-то разбойника.
   — Да уж, — согласился Малыш.
   На очищенной от снега тропе показались два монаха. Они шли сверху, спускались от монастырских ворот, шагали широко, и мелкие камни сыпались у них из-под ног.
   — Ты прав, — торопливо сказал напарнику Буйвол, исподлобья глядя в сторону приближающихся монахов. — Попробуем утащить Суайоха с собой. Если не пойдет — делаем, как предлагал я. Задерживаться нам нельзя.
   — Авантюра, — сказал Малыш. Ему нравилось это недавно подслушанное слово, и он повторил: — Самая настоящая авантюра.
   — Все получится! — Буйвол держал в руке обнаженный клинок. — Я чувствую это.
   Монахи остановились в двух шагах от умолкших бойцов. Один из них сказал, легко кивнув:
   — Мы проводим вас.
   — Хорошо, — Буйвол стиснул рукоять меча, хрипло откашлялся, чувствуя колючую сухость в горле. — И давайте побыстрей закончим со всем этим.
   — Следуйте за нами…
   Суайох, закрыв глаза, слушал тишину и упоенно вдыхал дурманящий аромат сожженных трав. Ему чудилось, что рядом с ним ходит кругами огнеокий бог — тень золотого изваяния, призрак Локайоха, спустившийся с алтаря.
   Девять патриархов сидели в неудобных позах на жестких настилах и, шевеля губами, беззвучно молились.
   За их спинами синхронно дышали девяносто девять монахов с черными свечами в руках.
   И тысячи других монахов в многочисленных пещерах огромного подземного монастыря немо призывали Локайоха. Слуги божьи ждали чуда — они надеялись, что сегодня их бог откликнется.
   А потом громко стукнула дверца, врезанная в массивные запертые ворота, и в вязкой тишине раздался грубый оглушительный голос, похожий на бычий рев…
   Монахи, сопровождающие бойцов, остановились в нескольких шагах от монастырских ворот.
   — Проходите, вас встретят.
   — А вы? — спросил Малыш.
   — Мы займем свои места, — один из монахов небрежно ткнул указательным пальцем вверх, где покачивались веревочные мосты, переброшенные с одной скалы на другую.
   Буйвол разглядывал груды круглых валунов, сложенных на помостах. Не хотел бы он оказаться на узкой тропе в тот момент, когда эти камни покатятся под уклон.
   — Идем! — сказал он решительно, отметая все сомнения, и дернул напарника за руку.
   Они, бросив лыжи, подошли к воротам, к небольшой дверце в углу огромной створки, вместе взялись за дверную скобу, переглянулись, усмехнулись одинаково и рванули ручку на себя.
   Ввалившись в проем, они разбежались в стороны, готовые ко всему.
   Тяжелая дверца за их спинами хлопнула, и Буйвол, не разобрав еще, что происходит в затянутой дымкой пещере, проревел во всю глотку:
   — Мы пришли за Шалроем!..
   …Суайох вздрогнул. Очнулись патриархи, открыли слезящиеся глаза. Качнулись черные свечи в руках ошеломленных монахов. В разные стороны брызнули, разлетаясь по темным углам, бесплотные тени.
   — Малыш!.. Буйвол!.. — Суайох не двигался, только поворачивал голову — смотрел на бога, потом переводил взгляд на бойцов, замерших у входа. И вновь обращал лицо к золотой статуе на алтаре. Монах ждал от бога какого-нибудь знака.
   — Да, это мы! — прорычал Буйвол, шагнув вперед, прикрываясь клинком.
   — Вы должны были прийти, и вот вы здесь! — возвестил Суайох, и успокоенные патриархи, кивнув, вновь закрыли глаза. — Промысел божий привел вас к нам, и все мы ждем неизбежного. Исполните же волю господа нашего!
   — Сперва Шалрой! — Буйвол шарил взглядом по задымленному пещерному храму, оценивал обстановку. — Только потом все остальное!
   — Да… — Суайох кивнул, глянул на возвышающегося бога, словно надеялся услышать от него подсказку, как следует поступить. Чуть помешкав, повторил уверенней: — Да. Его сейчас приведут.
   — И поскорее! — Буйвол медленно приближался к алтарю, заходя сбоку, огибая сидящих монахов со свечами в руках. Ему казалось, что золотой истукан с усмешкой следит за его осторожными перемещениями. И Буйвол, чувствуя, как закипает в жилах кровь, бросал дерзкие взгляды в рубиновые глаза бога.
   Суайох, обернувшись, кивнул кому-то из монахов:
   — Приведите пастуха.
   Поставив черную свечу на каменный пол, скинув с головы капюшон монашеского одеяния, на затекшие ноги поднялся длинноволосый монах. Покачнулся, не устояв, и его с нескольких сторон поддержали братья.
   — Быстрей! — одновременно сказали Буйвол и Суайох. Посмотрели друг на друга.
   “Десять широких шагов, — подумал воин. — Десять шагов и один взмах меча…” — Он мельком глянул в сторону напарника. Малыш стоял возле ворот, прикрывая путь к отступлению. В руках товарища не было оружия, но Буйвол знал, что другу требуется ничтожное мгновение, чтобы схватить лук и выпустить стрелу.
   — Он сейчас будет здесь, — сказал Суайох, провожая взглядом длинноволосого монаха, ковыляющего на непослушных ногах к черной дыре подземного хода. — Его приведут.
   — С ним все в порядке? — спросил Буйвол.
   — Он здоров.
   — Я слышал, у него нет ступни.
   — Не совсем так. У него нет пальцев на одной ноге. Он немного хромает…
   Буйвол разглядывал стариков в золотых одеждах, словно бы дремлющих на невысоких дощатых помостах. Губы их едва заметно шевелились, казалось, старикам нет никакого дела до происходящего здесь. Они были слишком заняты своим богом. На их обвисших щеках чернели неровные монашеские клейма. И еще одно клеймо темнело у каждого на морщинистом лбу.
   Буйвол посмотрел на Суайоха. У того было лишь два клейма. Оба — на щеках.
   Десять шагов… и один взмах меча…
   Он оглянулся на Малыша.
   Никто ничего не у спеет понять…
   Буйвол с силой потер переносицу. Он лихорадочно обдумывал свой новый план.
   Времени совсем не оставалось…
   Шалрой сидел в крохотной келье, похожей на тюремную камеру, и гадал, почему сегодня его заперли, велев вести себя тихо. Болела нога, но не это было самое страшное. Чесались отсутствующие пальцы — вот что мучило пастуха, вот что действительно сводило его с ума.
   За дверью заскрежетал отодвигаемый засов, и Шалрой напрягся, повернул голову на шум.
   — Выходи! — В открывшемся проеме показалось бледное лицо. Незнакомый длинноволосый монах переступил одной ногой через порог. — Поторопись!
   — Куда? — Шалрой взял приставленный к стене посох, что на днях сам вырезал из сосновой ветви.
   — За тобой пришли.
   — Кто?
   — Два воина. Один большой, с мечом. Второй ниже ростом, уже в плечах…
   — Малыш и Буйвол!
   — Да.
   — Айхия с ними? Девочка?
   — Нет, они пришли одни.
   Шалрой осмотрелся, решая, что взять с собой. Ведь, скорей всего, сюда он уже не вернется.
   Но брать было нечего. Разве только потрепанную одежду, увязанную узлом.
   — Иду… Иду…
   — Захвати светильник… Поспеши, нас ждут…
   — Я готов…
   Прихрамывая, тяжело опираясь на неровный посох, Шалрой шагнул к двери. Монах посторонился, пропуская пастуха, прикрыл за ним дверь. Запирать ее он не стал…
   Четыре человека в темных монашеских одеждах, прячась в плотной тени подземного хода, озираясь, вжимаясь в трещины стен, издалека следили за происходящим у алтаря.
   — Это он…— процедил один сквозь стиснутые зубы. — Тот здоровяк с мечом. А возле входа, должно быть, его дружок лучник… Значит, они тоже пришли за пастухом…
   — Что будем делать, Чет? — спросили из-за спины.
   — Веселиться…
   Они пришли к монастырю прошлой ночью, темной и стылой. На них были чужие одежды, испачканные кровью. На небритых щеках темнели круглые печати. Сонным охранникам, вышедшим навстречу, они назвали чужие выпытанные имена, рассказали, что пришли из мест, где в действительности никогда не были.
   И их проводили до ворот монастыря. Впустили в храм, не разглядев, что клейма на их лицах нарисованы бурой краской, похожей на засохшую кровь. Не заметив луков, привязанных к спинам под одеждой, не заподозрив, что в складках одежд спрятана отточенная сталь мечей.
   Сияющий бог глянул в их сторону с алтаря, и они замерли, пораженные зрелищем.
   — Мы пришли за Меченым, — прошептал Чет Весельчак, заставляя себя отвести взгляд от золотого истукана, и твердо решив вернуться сюда чуть позже.
   Их разместили в тесной комнате, похожей на кроличью нору. Там совсем не было мебели, а лол был завален грудами ветхого тряпья…
   — Я убью их всех, когда они сойдутся вместе! — Чет Весельчак стиснул рукоять короткого меча. — Сначала тех двоих, а потом и Меченого. На этот раз все будет по-моему!
   — Тихо! — Один из разбойников обернулся, вытянул шею, прислушиваясь к чему-то. — Кажется, сюда кто-то идет…
   Через мгновение услышали сухое шарканье шагов, негромкое постукивание, приглушенные голоса.
   Чет Весельчак мотнул головой, приказывая товарищам укрыться. Сам присел за выпирающим из земли камнем, закрыл лицо капюшоном, оставив одни глаза, кисти рук спрятал в просторных рукавах. Скорчился, сжался — словно превратился еще в один валун.
   Шум приближался.
   Скользнули по стенам тени.
   Мелькнул желтый огонек, тусклый и трепещущий.
   Два человека шли по подземелью. Один — длинноволосый монах со светильником в руке. А второй…
   Чет стиснул рукоять меча, не веря такому везению. Всмотрелся пристальней в осунувшееся лицо хромого человека с посохом в руке.
   Несомненно! Тот самый пастух! Меченый!
   Сам пришел!..
   — Брат! — Чет поднялся из-за камня, с трудом сдерживая усмешку. Непослушные губы вздрагивали, кривились, обнажая зубы. — Брат, мне нужна помощь…
   — Что? — Длинноволосый монах остановился, немного испуганный неожиданным появлением темной фигуры. Встал и пастух. — Помощь? Кто ты? Что тут делаешь?
   — Я потерял одну вещь, а здесь так темно. Посвети мне, брат.
   Монах поднял светильник над головой. Тени спрыгнули с потолка.
   — Где потерял? Здесь? — Он шагнул ближе. — За камнем?
   — Да, — Чет, повернувшись боком к монаху, медленно вытягивал меч из ножен. — Где-то рядом… Вон, смотри… Блестит вроде бы…
   — Не вижу… — Длинноволосый монах подался вперед, и Чет, выхватив меч, качнулся ему навстречу. Сочно чавкнул клинок, входя в плоть. Монах охнул и задохнулся, глаза его округлились, широко открылся рот. Пошатнулся светильник, но Чет свободной рукой тут же подхватил его.
   — Спасибо, брат, — шепнул разбойник на ухо смертельно раненному монаху и выдернул клинок, позволив упасть телу. Повернулся к застывшему, ничего не понимающему пастуху, поставил светильник на камень. Сказал, чувствуя, как клокочет в горле радость, как рвется наружу недобрый смех:
   — Привет, Меченый! Вот мы и встретились!
   Шалрой дернулся, но Чет мгновенно подскочил к нему, зажал ему рот ладонью, успев поймать крик.
   — Тихо! — прошипел бандит. — Не шуми, если хочешь жить! Холодное острие меча ткнулось пастуху под лопатку, пропоров одежду, впившись в кожу.
   — Туда направлялись? — мотнул головой в сторону алтаря Чет. — Нам по пути.
   Еще три фигуры возникли из мрака, обступили Шалроя. Блеснул металл оружия. Прошелестели осторожные голоса:
   — Его ты искал?
   — Ему отстрелил ухо?
   — Он — Меченый?..
   Пастух задыхался. Он не дергался, разом обессилев от страха, не сопротивлялся. У него кружилась голова, в ушах звенело, под лопаткой пульсировала горячая боль, и все происходящее почему-то казалось нереальным.
   — Иди! — толкнули его, едва не сбив с ног. — Вперед!..
   Атэист прятался в глубокой нише, заполненной мраком. Когда началась молитва, он незамеченным пробрался сюда и замер, таясь от глаз своих бывших братьев.
   Выжидая…
   Он видел Артефакт. Видел спины сидящих монахов. Видел Суайоха, опустившегося на колени перед лицом своего бога.
   И ничего не мог сделать.
   Он пришел сюда, чтобы, воспользовавшись затишьем молитвы, похитить Исполнитель Желаний, увести его прямо у монахов из-под носа, у бога из-под ног. Он уже был готов покинуть свое убежище, когда вдруг в тишине раздался рев — “Мы пришли за Шалроем!” — и очнувшиеся монахи вскинули головы.
   Момент был упущен!
   Если бы он знал раньше, что Артефакт вот так вот просто покоится на алтаре в храме Локайоха! Тогда он не стал бы преследовать Малыша и Буйвола, он пришел бы сюда и выкрал бы Артефакт… Но что толку жалеть об упущенных возможностях? Необходимо сейчас сделать что-то!..
   Атэист ждал.
   …Можно было попытаться украсть Артефакт вчера. Или позавчера. Его можно было украсть сразу, как только он вошел в храм.
   Но Атэист не был уверен, что ему удастся уйти с добычей.
   Он не был уверен даже, что ему удастся приблизиться к алтарю.
   Он знал почти наверняка — остающиеся незамеченными стражники постоянно следят за бесценным Артефактом. За всеми, кто оказывается рядом.
   И он ждал.
   Ждал несколько дней.
   Потом ждал несколько часов.
   Теперь — он догадывался — ждать оставалось считаные минуты…
   Он не знал, что задумал бог. Что на этот раз принесли с собой Малыш и Буйвол? Какую часть Артефакта?
   Одно он знал твердо — человек не способен изменить свою судьбу.
   И он ждал, чувствуя, как уходит время, ощущая, как ускользают последние мгновения, и не решаясь вмешаться в происходящее.
   Он видел, как синхронно повернули головы Буйвол и Суай-ох. Как сверкнул огненными глазами золотой бог. Как из темного хода шагнули в освещенную пещеру два человека — оба с лицами, закрытыми капюшонами — монах и пастух. Они шли рядом, тесно прижавшись друг к другу, и казалось, что монах поддерживает хромающего пастуха.
   Атэист единственный заметил, как в черной дыре, из которой вышли эти двое, сверкнула сталь и шевельнулись живые тени.
   Ему одному со своего места было видно, как неестественно держится пастух, как он выгибает спину, словно в лопатку ему упирается что-то острое…
   …Два шага и один взмах меча…
   Буйвол пристально смотрел на Суайоха, примеряясь, куда лучше будет ударить мечом, чтобы наверняка убить монаха.
   Чтобы навсегда покончить со всем этим…
   Ему было тяжело.
   Каждый шаг к алтарю давался с трудом, словно он шел на казнь, на собственную казнь.
   Он явился сюда преисполненный решимости уничтожить монаха, но вдруг оказалось, что это не так просто — зарубить безоружного безвинного человека. Сделать последний шаг, взмахнуть мечом и…
   Освободиться…
   Тяжело…
   Невообразимо тяжело сделать то, что не должен делать. Тяжело переступить через собственную сущность, совершить то, что никогда бы не совершил…
   Убить безоружного, безвинного человека, открыто смотрящего тебе в глаза, разговаривающего с тобой.
   Стать убийцей.
   Перестать быть воином.
   Перестать быть собой.
   “…ты должен перестать быть собой, а это невозможно…”
   Невозможно?
   Всего лишь два шага и один взмах меча!
   “…ты ничего не решаешь и не можешь противиться этому… ты — ничто, пустое место… раб судьбы…”
   Уже лишь один шаг.
   — “… ты упрям как осел…”
   Буйвол поднял глаза на статую Локайоха. Бог равнодушно смотрел куда-то в сторону. И боец невольно повернул голову.
   Из черной дыры подземного хода, обнявшись, вышли два человека. Один из них был монах, а второй…
   — Вот и Шалрой, — объявил Суайох. — А теперь ты должен отдать мне то, ради чего бог привел тебя к нам.
   — Не сейчас, — негромко сказал Буйвол, крепко сжимая рукоять меча и пытаясь собраться с мыслями.
   Времени не было совсем.
   Надо решаться!
   Один шаг и единственный взмах меча!
   Малыш охраняет вход, держит всех на прицеле. Девять трижды клейменных монахов — лучшее прикрытие.
   Круглые валуны на деревянных помостах возле входа расчистят тропу, если кто-то преградит дорогу.
   Все будет, как задумано! Надо лишь преступить через себя. Надо убить безоружного человека.
   Буйвол вновь посмотрел на Суайоха.
   “…единственный взмах меча…”
   Ударить в шею, разрубить наискось — верная смерть.
   Никто ничего не успеет понять.
   Потом схватить Шалроя — и на улицу.
   На свободу…
   Буйвол перевел взгляд на приближающегося монаха, помогающего идти сильно хромающему пастуху.
   Что-то странное было в их походке. Какая-то напряженность, скованность.
   Лицо монаха закрыто капюшоном.
   И лица Шалроя тоже не видно.
   Трудно будет уйти от преследования с хромым на плечах.
   Трудно, но возможно…
   Невозможно убить безоружного безвинного человека, когда-то спасшего твою жизнь, а потом спасшего и жизни твоих друзей.
   Невозможно перестать быть собой…
   …Чет Весельчак толкал перед собой Шалроя, закрывая телом короткий клинок, упирающийся в спину пастуха. Он проследовал вдоль линии монахов, поравнялся со стариками, сидящими на дощатых настилах, направился к алтарю. Он смотрел прямо перед собой. Он видел здоровяка мечника, что когда-то оставил его без законной добычи. Лишил всего — даже уверенности в себе.
   Чет мстительно щурил глаза, кривил рот, представляя, как, приблизившись в упор, всадит короткий клинок в живот широкоплечего бойца, повернет, потянет на себя и вывалит груду дымящихся внутренностей на каменный пол…
   Шалрой с трудом переставлял ноги. Оглушенный страхом, слепой, задыхающийся, он мало что понимал — капюшон закрывал глаза, плотная вонючая повязка на лице почти не пропускала воздух, по спине текла кровь — словно змея ползла…
   Шалрой едва волочил ноги.
   Чет Весельчак считал оставшиеся шаги.
   Пальцы его нетерпеливо тискали рукоять меча…
   Дым плавал в пещере: вспухал, завивался, тянулся, колыхался, опадал. Огни свечей, жаровен и светильников разукрашивали его кровавыми оттенками. Плавно двигались рваные тени, перетекали, меняя форму, сливались вместе, делились — они словно танцевали.
   Малыш любовался чарующими движениями густого воздуха и мысленно поторапливал товарища.
   “Авантюра! — крутилось в голове. — Безумная авантюра!..” Он, не глядя, ощупью, перебирал стрелы в колчане, пересчитывал их в который уже раз. Стрел было мало…
   …Перестать быть собой!
   Клинок дрогнул. Шевельнулась рука, двинулось плечо.
   — Отдай мне то, что принес! — потребовал монах. Суайох и Локайох стояли рядом. Бог и его слуга — даже имена у них похожи. — Отдай!
   Не человек это сказал, а его бог.
   Не человека надо убить, а бога в нем.
   — Я ничего не принес, — глухо сказал Буйвол, поднимая меч.
   — Не противься судьбе! Отдай!
   — Я пришел, чтобы убить тебя! — Буйвол смотрел на золотую статую, в ее блещущие огнем глаза. — Я покончу с богом! Единственный взмах меча!
   — Отдай! — Голос повелевал.
   — Нет! — И Буйвол, взревев, рубанул мечом по человеческой фигуре, видя перед собой силуэт бога. Рассек шею, разрубил ключицу, ребра, грудину. Выдернул клинок — черная кровь из взрезанной вены брызнула высоко вверх тугой струей, плеснула на золотую статую. Суайох, еще живой, покачнулся, привалился спиной к алтарю. Захрипел, забулькал горлом, пытаясь что-то сказать, о чем-то спросить. В глазах его застыло безмерное удивление.