Страница:
— Здесь, — коротко объявил один из солдат, после чего сразу же вышел из башни, закрыв за собой дверь.
Сквозь цветные стекла витражей лились потоки света, оживляя искусные изображения. Пламя свечей гипнотически покачивалось, но больше никого в храме не было — ни единого священника или причетника, чтобы направлять молитву прихожанина. Потому что это был не прихожанин. Касрин совершенно точно знал, у кого может быть такой каменный, безошибочно узнаваемый силуэт.
— Я знал, что ты вернешься, — разнесся по храму голос. — Я это знал!
Касрин стоял совершенно неподвижно. Страх свился в нем в тугую спираль, мешая говорить.
— Ты прибыл как раз вовремя, — сказал Никабар. Его слова наполняли храм, словно глас Божий. — Я пытаюсь понять, почему ты счел нужным поступить так.
— Я знал, что вы будете здесь, — ответил Касрин. — Поэтому и приплыл.
Человек встал, заслонив собой свечи. Он повернулся и зашагал по проходу, освещая себе путь горящими синими глазами. Никабар был все таким же громадным, словно какой-то художник вытесал его из гранита. Его вид подавлял. На нем был синий мундир военного флота с многочисленными черными и золотыми лентами. Встретившись глазами с Касрином, он не улыбнулся.
— Можешь представить себе мое изумление, когда я увидел приближающегося к берегу «Владыку ужаса»? Это было идеальным доказательством моей правоты, Касрин.
Касрин не ответил.
— Иди сюда, капитан, — приказал Никабар.
Касрин скинул с плеч плащ и положил его на ближайшую скамью вместе с треуголкой, а потом пошел по проходу, словно невеста, идущая навстречу судьбе. Он продолжал держать в руке важнейший портфель — и с удовлетворением поймал взгляд, который бросил на этот предмет Никабар. Адмирал терпеливо ждал. Он не проявлял ни гнева, ни радости — он просто стоял, заслоняя алтарь, пока, наконец, не оказался лицом к лицу с Касрином. И тут Касрин с тошнотворной почтительностью опустился на одно колено и склонил голову.
— Милорд адмирал, — сказал он, — я вернулся.
Устремив взгляд на сапоги Никабара, Касрин несколько секунд оставался в той же позе, зная, что Никабар смакует его унижение. Он ждал оглушающего удара кулаком, но вместо этого ему на волосы легла холодная ладонь. Адмирал погладил его по голове!
— Встань, — приказал Никабар.
Касрин выпрямился. Он посмотрел прямо в неестественно яркие глаза и мгновенно утонул в них.
— Спасибо вам, сэр, — взволнованно проговорил он. — Я... я благодарю вас за то, что вы меня приняли.
— Зачем ты сюда приплыл? — спросил Никабар. — Получить мое прощение?
— Да, сэр. Но не только. — Касрин приподнял руку с портфелем. — У меня для вас подарок.
— Не время, Касрин. Мое прощение купить непросто.
— Если адмирал позволит мне объяснить, что я привез...
— Молчи! — рявкнул Никабар. — Дай на тебя посмотреть.
Касрин застыл на месте, а Никабар обошел его кругом, внимательно осмотрев каждую пядь. Касрин ожидал, что адмирал будет в ярости, но сдержанность Никабара просто ужасала.
— Выглядишь отвратительно! — объявил Никабар. — Слишком много пил и слишком мало ел. Садись.
Касрин сел на переднем ряду, положив портфель подле себя. Никабар остался стоять — и благодаря этому преимуществу стал высоким, словно крепостная башня. Он обжег Касрина презрением.
— Ты только посмотри на себя! — насмешливо сказал он. — Кожа да кости. Ты слишком пристрастился к рому. Им от тебя так и разит.
— Простите...
— Заткнись! — Адмирал презрительно усмехнулся. — Вот как на тебя подействовала жизнь в той крысиной норе? Разучился бриться? И мундир у тебя засалился.
Касрин прикусил язык. Небритая щетина была результатом чистой лени, но насчет мундира виноват был Никабар. В последнее время команда «Владыки» не получала вещевого довольствия.
— Интересно, — продолжил Никабар, — у тебя еще сохранился твой Черный Крест? Или ты его продал, чтобы заплатить шлюхам?
— Он по-прежнему у меня, сэр, — сказал Никабар.
Черный Крест был высшей наградой нарской армии, и Никабар лично приколол ее Касрину на грудь. Касрин заслужил крест во время военной кампании в Криисе, когда это крошечное королевство попыталось отколоться от империи. «Владыка ужаса» оказался единственным кораблем поблизости от Криисы. Касрин открыл огонь по портам, полностью их разрушив. Тогда он был молод, рвался понравиться своему герою. Это было глупым шагом, в котором он уже давно раскаивался.
— Я очень горжусь моим Черным Крестом, — солгал он. — Я никогда с ним не расстанусь.
— Неужели? И я должен этому радоваться? После того, что ты мне сделал?
— Сэр...
— И я должен приветствовать тебя, словно сына? Ты этого от меня ждешь?
Касрин онемел. Лицо Никабара побагровело, в глазах горела ярость. Опущенные руки дрожали, вены на шее вздулись. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, едва сдерживая бешенство.
— Посмотри на меня! — рявкнул он. — Посмотри, до чего ты меня довел! Ты заставил меня обезуметь, Касрин. — Адмирал отвернулся и тяжело облокотился на скамью напротив. — Ты меня предал.
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Касрин, и на этот раз он не лгал. Он никогда еще не видел Никабара таким сломленным, и все его прежние чувства к своему герою вышли на поверхность, заставив устыдиться. — Сэр, простите меня.
— Я мог бы убить тебя, — прошептал Никабар. — Я мог казнить тебя за предательство и мятеж. — Он повернул к Касрину исказившееся лицо. — Знаешь, сколько офицеров умоляли меня, тебя казнить, Касрин? Знаешь, что даже сейчас Лраго предложил убить тебя, как только ты сойдешь на берег? Но я сказал «нет». Ты всегда был для меня слишком важен. Думаешь, я поступил слишком сурово, отправив тебя в ту деревушку? Ничуть. Я проявил милосердие.
Это было уже чересчур. Касрин отвел взгляд. Ему было стыдно, он ненавидел себя. Он понял, что ему не следовало приезжать в Казархун, что его чувства к этому человеку оставались слишком сильными. В его обезумевшем голосе звучала любовь, такая привязанность, о какой Касрин всегда мечтал. И теперь ему казалось бесчестным планировать смерть этого человека.
— Вы меня совершенно сокрушили, — сказал Касрин срывающимся голосом. — Я не хотел причинять вам боль. Но то, что я сделал, было сделано из-за неуместных угрызений совести.
— И теперь ты признаешь, что был неправ.
— Да, — подтвердил Касрин, — я был не прав. И теперь я это понимаю. — Стараясь не потерять последние крупицы самоуважения, он добавил: — И теперь я хочу снова быть с вами.
Улыбка Никабара осветила весь храм.
— Я в тебе не ошибся. Я знал, что ты вернешься. Ты не мог жить без моря и боев, потому что ты слишком на меня похож. Это у тебя в крови. Ты теперь видишь правду, так, Касрин?
— Не понимаю, сэр.
— Насчет Лисса. Я знал, что ссылка в ту деревню даст тебе время понять правду. Именно поэтому ты здесь. Ты знал, что я назначил остальным встречу здесь, да? Откуда?
— Я же по-прежнему капитан, — уклончиво ответил Касрин. — У меня есть пути добывать сведения. Когда я узнал, что вы планируете атаку на Лисс, я понял, что должен быть с вами. — Он постарался изобразить полную искренность. — У меня кое-что для вас есть, адмирал. — Он похлопал ладонью по кожаному портфелю. — Думаю, вы будете довольны.
— Да, и что же это?
— Сначала скажите мне кое-что. Как складываются ваши планы насчет Лисса? Вы уже договорились о стратегии?
— Нет, — ответил Никабар. — Эти трусы не лучше тебя. Им страшно. — Он сардонически усмехнулся. — Но на самом деле ты ведь никогда не был трусом, правда, Касрин? На самом деле, в глубине души — не был. И поэтому ты ко мне вернулся.
— Значит, у вас нет плана кампании против Лисса?
— Пока нет — но будет. Теперь, когда ты на моей стороне, я уверен в нашей победе. Он положил холодную ладонь Касрину на плечо. — Ты меня осчастливил, Касрин. Я рад, что ты вернулся.
— Я польщен, — солгал Касрин. Хотя какая-то частичка его существа по-прежнему преклонялась перед Никабаром, он замечал безумие в каждом жесте адмирала. — На этот раз Лисс будет наш, сэр. И в доказательство этого я привез нечто особенное.
— Ну, показывай. Давай-ка поглядим.
Касрин распустил завязки портфеля и осторожно его открыл. Внутри оказались типичные для капитана бумаги: несколько карт, листки записей с изображением компаса наверху, — но под всеми ними оказалась карта, которую нарисовала ему Джелена. Карта пролива Змея. Никабар сдвинул брови, с любопытством глядя, как Касрин достает карту из портфеля. Встав со скамьи с картой в руках, капитан прошел к алтарю, пригласив Никабара идти за ним. Сдвинув в сторону часть свечей, он разложил карту.
— Что это?
— Ваша мечта, сэр, — сказал Касрин. — Ваш тайный пролив.
Адмирал Никабар потянулся к карте и осторожно провел кончиками пальцев по нанесенным тушью очертаниям и меткам. На карте Сотня Островов была изображена такой, какой ее не видели прежде нарские моряки: с мельчайшими подробностями и множеством проливов. Никабар судорожно вздохнул, лишившись на минуту дара речи. С мертвенно-серым лицом он посмотрел на Касрина.
— Как...
— Вы довольны, — сказал Касрин. — Вижу, что довольны.
— Где ты это взял? — спросил Никабар. — Как ты ее нашел?
— Ее мне сделал пленный лиссец. Посмотрите сюда. — Касрин провел пальцем по карте, прослеживая тот пролив, о котором ему рассказала королева Джелена. По словам королевы, он действительно был одной из величайших тайн Лисса. — Это русло называется пролив Змея. Он очень узкий, но глубокий. Достаточно глубокий даже для «Бесстрашного». Он ведет на юг, прямо к одному из главных островов Лисса, который называется Каралон.
— Боже милосердный! — Никабар любовно погладил пергамент. — Она роскошна. Это...
— Это все, правда, — проговорил Касрин с гордой улыбкой. — Она вам нравится?
— Я едва могу поверить тому, что вижу, — сказал адмирал. — Ты говоришь, что получил ее от лиссца? Каким образом?
— Я знал, что вам нужен путь в Лисский архипелаг. И когда мы отправились к Казархуну, то начали искать лисскую шхуну. Достаточно скоро она нам попалась — недалеко от острова Кроут. — Он посуровел. — Я бросал за борт ее команду по одному человеку. Когда это не подействовало, я начал обрабатывать ножом одного из помощников капитана. Когда я отрезал ему пальцы, он решил мне помогать.
— Ты это сделал? Касрин пожал плечами.
— Только на левой руке. Правая ему была нужна, чтобы нарисовать карту.
Никабар расхохотался, довольный услышанным.
— Ну, ты отличился, Касрин! Я тобой горжусь.
— Правда? — спросил Касрин. — Я этого и добивался. Я стал другим, сэр, клянусь вам. Я решил, что если смогу вам это доказать...
— И доказал, капитан — тысячу раз доказал! — Адмирал обхватил Касрина рукой за плечи. Это было, как оказаться в кольцах ядовитого питона. — Чудесная новость! Теперь я смогу показать эту карту тем остальным трусам и показать им, что мы можем сделать!
— Остальным? О нет, сэр. Думаю, это было бы неразумно.
— Что?! Это еще почему?
Касрин сказал все так, как было отрепетировано:
— Ну, видите ли, пролив Змея очень узкий. — Он снова проследил его по карте. — До Каралона по проливу приходится плыть довольно долго. Есть много шансов оказаться замеченными раньше, чем мы доберемся до острова и его захватим. А места для поворота там нет. Мы можем в него войти, но если что-то пойдет не так, выйти из него мы не сможем. Единственный способ повернуть — это доплыть до острова и его обогнуть. Если мы введем туда слишком много кораблей, появится риск затора. Мы окажемся там в ловушке.
— Но нас там не ожидают, — возразил Никабар. — Взяв больше кораблей, мы сможем защититься.
— Извините, адмирал, но я с вами не согласен, — ответил Касрин. Он предвидел возражения Никабара и приготовил контраргументы. — «Бесстрашный» слишком велик, чтобы его присутствие можно было скрыть. И если они начнут обстреливать нас с этих холмов... — он продемонстрировал Никабару высокие обрывы, окружающие пролив, -... то мы не сможем ответить на их огонь. Не сможем, потому что будет риск попасть в свои корабли.
Никабар погладил подбородок.
— Проклятие, ты принес мне крепкий орешек, Касрин! Что ты предлагаешь?
— Я видел здесь на якоре около дюжины кораблей, правильно?
— Да. И, к сожалению, это все.
— Ну, тогда слушайте. — Касрин снова обратился к карте. — Пролив Змея представляет собой часть дельты. Вот так мы туда войдем. Надо будет воспользоваться высоким приливом — он позволит нам дрейфовать на юг. Теперь, взяв только «Бесстрашного» и «Владыку», мы сможем добраться до Каралона. Мы сможем захватить этот остров сами.
— Для чего? Что такого особенного есть на Каралоне?
— А! Вот это — самое лучшее, — отозвался Касрин с сатанинской усмешкой. — Там учебный лагерь. И при том не только для моряков, но и для сухопутных войск. Там готовят такие же отряды, как те, что захватили Кроут. Если мы захватим остров, то сможем их уничтожить.
— А почему ты решил, будто мы сможем захватить остров? Если это учебный лагерь, там должны быть и пушки, которые бы защищали подходы к нему.
— Нет, никаких пушек там нет. Никаких пушек, никаких оборонительных сооружений — потому что они не ждут нападения. И взяв в заложники этих недоученных вояк, держа их под дулами огнеметов... Ну, вы только представьте себе это!
Никабар это себе представил. План был жестоким и привлекал адмирала именно тем, что включал в себя гибель тысячи лиссцев. Почувствовав, что держит Никабара на крючке, Касрин решил дернуть за леску.
— Все получится, — решительно заявил он. — Если мы возьмем всего два корабля, то сможем захватить тот остров, взять заложников и поставить Лисс на колени. И тогда «Черный Город» и остальные корабли могут зайти в пролив со следующим приливом. Они будут стоять в виду берега и ждать. — Касрин затаил дыхание, словно решался самый важный вопрос в его жизни. — Что скажете, адмирал? Вы это сделаете? Вы позволите мне плыть с вами?
Никабар проницательно прищурился.
— Это для тебя очень важно, да?
— Да, — признался Касрин. — Очень.
— Почему?
Касрин сказал Никабару то, что адмирал хотел от него услышать:
— Потому что я был не прав. И потому что я — капитан Черного флота. Мне не нравится, когда меня называют трусом, адмирал. И теперь я хочу доказать, что это неправда. Не только вам, но и всем тем, кто надо мной потешается — даже сейчас, пока мы с вами разговариваем. Вот почему я сюда приплыл. Вот почему я добыл для вас эту карту. Пожалуйста, не отказывайте мне!
Широкая и теплая улыбка появилась на лице Никабара. Он обнял Касрина обеими руками.
— Хорошая работа, друг мой! — объявил он. — Я тобой горжусь.
Касрин неподвижно стоял в объятиях Никабара. Он не мог ответить на это проявление симпатии, не мог даже насладиться сладостью победы. Теперь он заманит своего прежнего кумира к месту его гибели. И хотя тот более чем заслуживал смерти, Касрин необычайно остро чувствовал, что стал предателем.
20
Сквозь цветные стекла витражей лились потоки света, оживляя искусные изображения. Пламя свечей гипнотически покачивалось, но больше никого в храме не было — ни единого священника или причетника, чтобы направлять молитву прихожанина. Потому что это был не прихожанин. Касрин совершенно точно знал, у кого может быть такой каменный, безошибочно узнаваемый силуэт.
— Я знал, что ты вернешься, — разнесся по храму голос. — Я это знал!
Касрин стоял совершенно неподвижно. Страх свился в нем в тугую спираль, мешая говорить.
— Ты прибыл как раз вовремя, — сказал Никабар. Его слова наполняли храм, словно глас Божий. — Я пытаюсь понять, почему ты счел нужным поступить так.
— Я знал, что вы будете здесь, — ответил Касрин. — Поэтому и приплыл.
Человек встал, заслонив собой свечи. Он повернулся и зашагал по проходу, освещая себе путь горящими синими глазами. Никабар был все таким же громадным, словно какой-то художник вытесал его из гранита. Его вид подавлял. На нем был синий мундир военного флота с многочисленными черными и золотыми лентами. Встретившись глазами с Касрином, он не улыбнулся.
— Можешь представить себе мое изумление, когда я увидел приближающегося к берегу «Владыку ужаса»? Это было идеальным доказательством моей правоты, Касрин.
Касрин не ответил.
— Иди сюда, капитан, — приказал Никабар.
Касрин скинул с плеч плащ и положил его на ближайшую скамью вместе с треуголкой, а потом пошел по проходу, словно невеста, идущая навстречу судьбе. Он продолжал держать в руке важнейший портфель — и с удовлетворением поймал взгляд, который бросил на этот предмет Никабар. Адмирал терпеливо ждал. Он не проявлял ни гнева, ни радости — он просто стоял, заслоняя алтарь, пока, наконец, не оказался лицом к лицу с Касрином. И тут Касрин с тошнотворной почтительностью опустился на одно колено и склонил голову.
— Милорд адмирал, — сказал он, — я вернулся.
Устремив взгляд на сапоги Никабара, Касрин несколько секунд оставался в той же позе, зная, что Никабар смакует его унижение. Он ждал оглушающего удара кулаком, но вместо этого ему на волосы легла холодная ладонь. Адмирал погладил его по голове!
— Встань, — приказал Никабар.
Касрин выпрямился. Он посмотрел прямо в неестественно яркие глаза и мгновенно утонул в них.
— Спасибо вам, сэр, — взволнованно проговорил он. — Я... я благодарю вас за то, что вы меня приняли.
— Зачем ты сюда приплыл? — спросил Никабар. — Получить мое прощение?
— Да, сэр. Но не только. — Касрин приподнял руку с портфелем. — У меня для вас подарок.
— Не время, Касрин. Мое прощение купить непросто.
— Если адмирал позволит мне объяснить, что я привез...
— Молчи! — рявкнул Никабар. — Дай на тебя посмотреть.
Касрин застыл на месте, а Никабар обошел его кругом, внимательно осмотрев каждую пядь. Касрин ожидал, что адмирал будет в ярости, но сдержанность Никабара просто ужасала.
— Выглядишь отвратительно! — объявил Никабар. — Слишком много пил и слишком мало ел. Садись.
Касрин сел на переднем ряду, положив портфель подле себя. Никабар остался стоять — и благодаря этому преимуществу стал высоким, словно крепостная башня. Он обжег Касрина презрением.
— Ты только посмотри на себя! — насмешливо сказал он. — Кожа да кости. Ты слишком пристрастился к рому. Им от тебя так и разит.
— Простите...
— Заткнись! — Адмирал презрительно усмехнулся. — Вот как на тебя подействовала жизнь в той крысиной норе? Разучился бриться? И мундир у тебя засалился.
Касрин прикусил язык. Небритая щетина была результатом чистой лени, но насчет мундира виноват был Никабар. В последнее время команда «Владыки» не получала вещевого довольствия.
— Интересно, — продолжил Никабар, — у тебя еще сохранился твой Черный Крест? Или ты его продал, чтобы заплатить шлюхам?
— Он по-прежнему у меня, сэр, — сказал Никабар.
Черный Крест был высшей наградой нарской армии, и Никабар лично приколол ее Касрину на грудь. Касрин заслужил крест во время военной кампании в Криисе, когда это крошечное королевство попыталось отколоться от империи. «Владыка ужаса» оказался единственным кораблем поблизости от Криисы. Касрин открыл огонь по портам, полностью их разрушив. Тогда он был молод, рвался понравиться своему герою. Это было глупым шагом, в котором он уже давно раскаивался.
— Я очень горжусь моим Черным Крестом, — солгал он. — Я никогда с ним не расстанусь.
— Неужели? И я должен этому радоваться? После того, что ты мне сделал?
— Сэр...
— И я должен приветствовать тебя, словно сына? Ты этого от меня ждешь?
Касрин онемел. Лицо Никабара побагровело, в глазах горела ярость. Опущенные руки дрожали, вены на шее вздулись. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, едва сдерживая бешенство.
— Посмотри на меня! — рявкнул он. — Посмотри, до чего ты меня довел! Ты заставил меня обезуметь, Касрин. — Адмирал отвернулся и тяжело облокотился на скамью напротив. — Ты меня предал.
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Касрин, и на этот раз он не лгал. Он никогда еще не видел Никабара таким сломленным, и все его прежние чувства к своему герою вышли на поверхность, заставив устыдиться. — Сэр, простите меня.
— Я мог бы убить тебя, — прошептал Никабар. — Я мог казнить тебя за предательство и мятеж. — Он повернул к Касрину исказившееся лицо. — Знаешь, сколько офицеров умоляли меня, тебя казнить, Касрин? Знаешь, что даже сейчас Лраго предложил убить тебя, как только ты сойдешь на берег? Но я сказал «нет». Ты всегда был для меня слишком важен. Думаешь, я поступил слишком сурово, отправив тебя в ту деревушку? Ничуть. Я проявил милосердие.
Это было уже чересчур. Касрин отвел взгляд. Ему было стыдно, он ненавидел себя. Он понял, что ему не следовало приезжать в Казархун, что его чувства к этому человеку оставались слишком сильными. В его обезумевшем голосе звучала любовь, такая привязанность, о какой Касрин всегда мечтал. И теперь ему казалось бесчестным планировать смерть этого человека.
— Вы меня совершенно сокрушили, — сказал Касрин срывающимся голосом. — Я не хотел причинять вам боль. Но то, что я сделал, было сделано из-за неуместных угрызений совести.
— И теперь ты признаешь, что был неправ.
— Да, — подтвердил Касрин, — я был не прав. И теперь я это понимаю. — Стараясь не потерять последние крупицы самоуважения, он добавил: — И теперь я хочу снова быть с вами.
Улыбка Никабара осветила весь храм.
— Я в тебе не ошибся. Я знал, что ты вернешься. Ты не мог жить без моря и боев, потому что ты слишком на меня похож. Это у тебя в крови. Ты теперь видишь правду, так, Касрин?
— Не понимаю, сэр.
— Насчет Лисса. Я знал, что ссылка в ту деревню даст тебе время понять правду. Именно поэтому ты здесь. Ты знал, что я назначил остальным встречу здесь, да? Откуда?
— Я же по-прежнему капитан, — уклончиво ответил Касрин. — У меня есть пути добывать сведения. Когда я узнал, что вы планируете атаку на Лисс, я понял, что должен быть с вами. — Он постарался изобразить полную искренность. — У меня кое-что для вас есть, адмирал. — Он похлопал ладонью по кожаному портфелю. — Думаю, вы будете довольны.
— Да, и что же это?
— Сначала скажите мне кое-что. Как складываются ваши планы насчет Лисса? Вы уже договорились о стратегии?
— Нет, — ответил Никабар. — Эти трусы не лучше тебя. Им страшно. — Он сардонически усмехнулся. — Но на самом деле ты ведь никогда не был трусом, правда, Касрин? На самом деле, в глубине души — не был. И поэтому ты ко мне вернулся.
— Значит, у вас нет плана кампании против Лисса?
— Пока нет — но будет. Теперь, когда ты на моей стороне, я уверен в нашей победе. Он положил холодную ладонь Касрину на плечо. — Ты меня осчастливил, Касрин. Я рад, что ты вернулся.
— Я польщен, — солгал Касрин. Хотя какая-то частичка его существа по-прежнему преклонялась перед Никабаром, он замечал безумие в каждом жесте адмирала. — На этот раз Лисс будет наш, сэр. И в доказательство этого я привез нечто особенное.
— Ну, показывай. Давай-ка поглядим.
Касрин распустил завязки портфеля и осторожно его открыл. Внутри оказались типичные для капитана бумаги: несколько карт, листки записей с изображением компаса наверху, — но под всеми ними оказалась карта, которую нарисовала ему Джелена. Карта пролива Змея. Никабар сдвинул брови, с любопытством глядя, как Касрин достает карту из портфеля. Встав со скамьи с картой в руках, капитан прошел к алтарю, пригласив Никабара идти за ним. Сдвинув в сторону часть свечей, он разложил карту.
— Что это?
— Ваша мечта, сэр, — сказал Касрин. — Ваш тайный пролив.
Адмирал Никабар потянулся к карте и осторожно провел кончиками пальцев по нанесенным тушью очертаниям и меткам. На карте Сотня Островов была изображена такой, какой ее не видели прежде нарские моряки: с мельчайшими подробностями и множеством проливов. Никабар судорожно вздохнул, лишившись на минуту дара речи. С мертвенно-серым лицом он посмотрел на Касрина.
— Как...
— Вы довольны, — сказал Касрин. — Вижу, что довольны.
— Где ты это взял? — спросил Никабар. — Как ты ее нашел?
— Ее мне сделал пленный лиссец. Посмотрите сюда. — Касрин провел пальцем по карте, прослеживая тот пролив, о котором ему рассказала королева Джелена. По словам королевы, он действительно был одной из величайших тайн Лисса. — Это русло называется пролив Змея. Он очень узкий, но глубокий. Достаточно глубокий даже для «Бесстрашного». Он ведет на юг, прямо к одному из главных островов Лисса, который называется Каралон.
— Боже милосердный! — Никабар любовно погладил пергамент. — Она роскошна. Это...
— Это все, правда, — проговорил Касрин с гордой улыбкой. — Она вам нравится?
— Я едва могу поверить тому, что вижу, — сказал адмирал. — Ты говоришь, что получил ее от лиссца? Каким образом?
— Я знал, что вам нужен путь в Лисский архипелаг. И когда мы отправились к Казархуну, то начали искать лисскую шхуну. Достаточно скоро она нам попалась — недалеко от острова Кроут. — Он посуровел. — Я бросал за борт ее команду по одному человеку. Когда это не подействовало, я начал обрабатывать ножом одного из помощников капитана. Когда я отрезал ему пальцы, он решил мне помогать.
— Ты это сделал? Касрин пожал плечами.
— Только на левой руке. Правая ему была нужна, чтобы нарисовать карту.
Никабар расхохотался, довольный услышанным.
— Ну, ты отличился, Касрин! Я тобой горжусь.
— Правда? — спросил Касрин. — Я этого и добивался. Я стал другим, сэр, клянусь вам. Я решил, что если смогу вам это доказать...
— И доказал, капитан — тысячу раз доказал! — Адмирал обхватил Касрина рукой за плечи. Это было, как оказаться в кольцах ядовитого питона. — Чудесная новость! Теперь я смогу показать эту карту тем остальным трусам и показать им, что мы можем сделать!
— Остальным? О нет, сэр. Думаю, это было бы неразумно.
— Что?! Это еще почему?
Касрин сказал все так, как было отрепетировано:
— Ну, видите ли, пролив Змея очень узкий. — Он снова проследил его по карте. — До Каралона по проливу приходится плыть довольно долго. Есть много шансов оказаться замеченными раньше, чем мы доберемся до острова и его захватим. А места для поворота там нет. Мы можем в него войти, но если что-то пойдет не так, выйти из него мы не сможем. Единственный способ повернуть — это доплыть до острова и его обогнуть. Если мы введем туда слишком много кораблей, появится риск затора. Мы окажемся там в ловушке.
— Но нас там не ожидают, — возразил Никабар. — Взяв больше кораблей, мы сможем защититься.
— Извините, адмирал, но я с вами не согласен, — ответил Касрин. Он предвидел возражения Никабара и приготовил контраргументы. — «Бесстрашный» слишком велик, чтобы его присутствие можно было скрыть. И если они начнут обстреливать нас с этих холмов... — он продемонстрировал Никабару высокие обрывы, окружающие пролив, -... то мы не сможем ответить на их огонь. Не сможем, потому что будет риск попасть в свои корабли.
Никабар погладил подбородок.
— Проклятие, ты принес мне крепкий орешек, Касрин! Что ты предлагаешь?
— Я видел здесь на якоре около дюжины кораблей, правильно?
— Да. И, к сожалению, это все.
— Ну, тогда слушайте. — Касрин снова обратился к карте. — Пролив Змея представляет собой часть дельты. Вот так мы туда войдем. Надо будет воспользоваться высоким приливом — он позволит нам дрейфовать на юг. Теперь, взяв только «Бесстрашного» и «Владыку», мы сможем добраться до Каралона. Мы сможем захватить этот остров сами.
— Для чего? Что такого особенного есть на Каралоне?
— А! Вот это — самое лучшее, — отозвался Касрин с сатанинской усмешкой. — Там учебный лагерь. И при том не только для моряков, но и для сухопутных войск. Там готовят такие же отряды, как те, что захватили Кроут. Если мы захватим остров, то сможем их уничтожить.
— А почему ты решил, будто мы сможем захватить остров? Если это учебный лагерь, там должны быть и пушки, которые бы защищали подходы к нему.
— Нет, никаких пушек там нет. Никаких пушек, никаких оборонительных сооружений — потому что они не ждут нападения. И взяв в заложники этих недоученных вояк, держа их под дулами огнеметов... Ну, вы только представьте себе это!
Никабар это себе представил. План был жестоким и привлекал адмирала именно тем, что включал в себя гибель тысячи лиссцев. Почувствовав, что держит Никабара на крючке, Касрин решил дернуть за леску.
— Все получится, — решительно заявил он. — Если мы возьмем всего два корабля, то сможем захватить тот остров, взять заложников и поставить Лисс на колени. И тогда «Черный Город» и остальные корабли могут зайти в пролив со следующим приливом. Они будут стоять в виду берега и ждать. — Касрин затаил дыхание, словно решался самый важный вопрос в его жизни. — Что скажете, адмирал? Вы это сделаете? Вы позволите мне плыть с вами?
Никабар проницательно прищурился.
— Это для тебя очень важно, да?
— Да, — признался Касрин. — Очень.
— Почему?
Касрин сказал Никабару то, что адмирал хотел от него услышать:
— Потому что я был не прав. И потому что я — капитан Черного флота. Мне не нравится, когда меня называют трусом, адмирал. И теперь я хочу доказать, что это неправда. Не только вам, но и всем тем, кто надо мной потешается — даже сейчас, пока мы с вами разговариваем. Вот почему я сюда приплыл. Вот почему я добыл для вас эту карту. Пожалуйста, не отказывайте мне!
Широкая и теплая улыбка появилась на лице Никабара. Он обнял Касрина обеими руками.
— Хорошая работа, друг мой! — объявил он. — Я тобой горжусь.
Касрин неподвижно стоял в объятиях Никабара. Он не мог ответить на это проявление симпатии, не мог даже насладиться сладостью победы. Теперь он заманит своего прежнего кумира к месту его гибели. И хотя тот более чем заслуживал смерти, Касрин необычайно остро чувствовал, что стал предателем.
20
Во время касады — главного религиозного праздника дролов — Люсел-Лор менялся полностью. В этот день мира никто не сражался — тем более Пракстин-Тар. Касада была великим праздником Весны, моментом, когда положено было особо почтить Лорриса и Прис. Подавалось щедрое угощение и питье, а искусники — священники дролов — переходили из города в город, объявляя о благости богов и щедрости небес. Дети плели церемониальные гирлянды, а женщины надевали платья из ярчайших тканей, говоривших о том, что мир расцветает. На всех территориях Люсел-Лора, какими бы ни были верования местного военачальника, люди устраивали празднества.
Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года — она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла — как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.
В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа — воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.
— Посмотри на него! — прошептал он жене. — Великолепно выглядит, правда?
Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива — не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.
— Он просто чудесный, — согласилась она. — Дети в нем души не чают.
Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу — они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.
Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора. В нем говорилось об этих божествах и о том, как прежде они были смертными и трагически погибли. Стоявший на возвышении Люсилер казался актером.
— Но злобный Праду обманул Лорриса, — громовым голосом объявил Люсилер. — Он вовсе не был Викрином!
Ричиус обожал эту историю и, как ребенок, жадно ловил каждое слово, нетерпеливо дожидаясь окончания: там Прис погибала в городе Туур, и охваченный горем Лоррис бросался вниз с башен Кеса. В этот момент слушатели неизменно вскрикивали — а сегодня благодаря великолепной манере рассказчика крики стали просто оглушительными. По всему залу дети завизжали в радостном испуге. Люсилер опустил голову, горюя о погибших брате и сестре, но тут же повеселел и поведал всем, как покровитель Лорриса и Прис Викрин взял их на небеса, и как они получили бессмертие. Теперь они стали богами, объяснил Люсилер, — и они совершенно реальны.
— Тарн показал нам это, — сказал Люсилер собравшимся. — Он доказал нам, что боги действительно существуют. До встречи с Тарном я ни во что не верил, но теперь я точно знаю, что существует нечто, кроме всего этого.
Он обвел руками все, что его окружало.
Ричиус улыбнулся. Похоже, их разговор на Люсилера подействовал. Его другу стало лучше — гораздо лучше. Ричиус гордился его талантом завораживать слушателей. Они с Люсилером вместе многое пережили, вместе сражались и видели гибель товарищей, и между ними возникла странная связь. А теперь они оказались в осаде, и Люсилер стал их предводителем.
— О чем ты задумал с'l Ричиус? — спросила Дьяна. — Ты смотришь на Люсилера к, к, словно тоже стал мальчишкой. Ричиус тихо засмеялся.
— Правда? Наверное, я просто счастлив.
— И я тоже, — сказала Дьяна. Но ее лицо сразу же омрачилось. — Но завтра будет новый день. И об этом трудно забыть, даже малышам. Я...
— Ш-ш! — успокоил жену Ричиус, прикладывая палец к ее губам. — Не сегодня. — Он указал подбородком на Шани, которая по-прежнему сидела у него на коленях. — Посмотри на нее. Посмотри, как она счастлива.
Дьяна кивнула.
— Да. — Она взяла дочь за ручку. — Тебе понравилась эта история, Шани? Ты любишь слушать про Лорриса и Прис?
— Прис лучше, — предсказуемо объявила Шани. — Папа тоже говорит?
— Нет, что ты! — со смехом ответил Ричиус. — Это же праздник трийцев, Шани. А я не триец.
— Нарец, — отозвалась Шани, морща носик. Ричиус не знал, как истолковать ее гримасу.
— Тебе следовало бы что-нибудь сказать, Ричиус, — попросила Дьяна.
— Нет, спасибо. — Ричиус взял Шани под мышки и поднял так, что ее лицо оказалось на уровне его собственного. — Ты ведь не хочешь слушать, как я буду говорить, правда, Шани?
— Говори про Нар! — прощебетала девочка. — Арамур! Теперь уже нахмурилась Дьяна.
— Нет, но ты мог бы сказать о своей жизни здесь, Ричиус. Люди восхищаются тобой так же, как Люсилером. Ты даешь им чувство безопасности. — Она шутливо подтолкнула его локтем. — Да?
Ричиус почувствовал, что вот-вот покраснеет.
— Это очень мило, — сказал он, — но мне все равно не хочется вставать и говорить.
— А стоило бы, Кэлак, — произнес новый голос. Это говорил Лифки, один из мастеровых, сидевших рядом. Лифки был серебряных дел мастер, работавший в цитадели еще со времен дэгога. С ним сидело его семейство — жена и трое подростков. Все они согласно закивали. — Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Кэлак: она права. Все эти люди восхищаются тобой. — Лифки подтолкнул мужчину, сидевшего по другую его сторону. — Я ведь прав, да, Ланг?
Ланг их не слушал, но когда Лифки пересказал им их разговор, трийский воин его поддержал.
— Точно, — заявил он и захлопал в ладоши, приглашая Ричиуса встать. — Обратись к нам, Кэлак. Пусть все на тебя посмотрят.
— Нет, я не могу...
— Ричиус? — окликнул его Люсилер. Господин Фалиндара со своего помоста увидел, что в переднем ряду его слушателей началось какое-то волнение. Устремив на Ричиуса смеющиеся глаза, он неожиданно сделал его центром всеобщего внимания. — Ты хотел что-то сказать?
Покраснев от смущения, Ричиус ответил:
— Нет. Извини, Люсилер. Продолжай.
Но теперь уже все смотрели на него, и Люсилер не собирался приходить к нему на помощь. Дьяна смеялась, прикрыв рот ладонью, а Лифки и Ланг продолжали хлопать, требуя, чтобы Ричиус встал.
— Давай, Ричиус! — ободрила его Дьяна. — Сегодня же праздник! Встань и скажи что-нибудь.
— Что мне говорить? Что я должен им сказать?
— Скажи им, как ты сегодня счастлив.
— Ох, ну это глупо...
Люсилер шагнул к краю платформы и озорно ему улыбнулся.
— Великому Кэлаку следовало бы к нам обратиться, — заявил он и протянул руки к собравшимся: — Правда?
Толпа ответила радостными криками. Ричиус покраснел еще ярче и гневно посмотрел на Дьяну.
— Ну, спасибо! — прошипел он. Дьяна не переставала смеяться.
— Все будет хорошо, — сказала она ему. — А теперь иди. Говори с нами.
Передав дочку Дьяне, Ричиус встал и повернулся к собравшимся. Он оказался лицом к морю людей — он и не думал, что их так много. Увидев его, они замахали руками и приветственно закричали — и впервые Ричиус ощутил то обожание, о котором ему говорила Дьяна. Оно пьянило — и, услышав, как по толпе проносится слово «Кэлак», он не содрогнулся. Когда-то это прозвище было ненавистным оскорблением, но то время давно прошло. Теперь он был Кэлак. Шакал.
— Привет вам, друзья мои, — неловко проговорил он. Старики и юные женщины бросали ему ободряющие улыбки, дети возбужденно щебетали. — Э-э... поздравляю всех вас с праздником касады. Я хочу сказать вам спасибо. Я...
— Поднимайся сюда, Ричиус! — позвал Люсилер.
Его друг протягивал вниз руку, предлагая втащить его на возвышение. Помост был грубо сколочен из досок специально к этому дню, но его обтянули яркой материей, так что выглядел он внушительно. Настолько внушительно, что Ричиус робел на него подняться.
— Мне и здесь хорошо, — тихо проворчал он, обращаясь к Люсилеру.
— Чепуха.
Люсилер спрыгнул с помоста, взял Ричиуса за плечи и подтолкнул его к временной сцене. Подгоняемый сотнями голосов, Ричиус вскарабкался на помост и посмотрел на собравшихся. Во рту у него пересохло.
— Да, гм... — напряженно начал он. Говорил он по трийски, отчего ему было вдвойне трудно. — Право, не знаю, что говорить.
— Кэлак! — радостно крикнул какой-то мальчик с дальнего конца зала.
Разнесшийся эхом крик рассмешил Ричиуса. Он вдруг почувствовал себя актером на сцене столичного театра в Черном Городе. Он посмотрел на Дьяну — и поймал ее взгляд, в котором ясно читалась гордость. У нее на коленях сидела Шани, изумленно глядя на отца, оказавшегося на подмостках. Внезапно Ричиус понял, что надо сказать.
— Мне очень повезло, что я сейчас здесь, с вами, — сказал он, обращаясь к толпе. — А еще больше мне повезло потому, что вы меня приняли. Когда я впервые оказался здесь, мне все было ненавистно. Я попал в западню, и мне к, далось, что я лишился дома. Вы все знаете про Арамур и про то, что там произошло. Я потерял немало. И мне казалось, что я потерял вообще все. Но все вы заставили меня почувствовать себя здесь, в Фалиндаре, как дома. Теперь все вы — моя семья.
Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года — она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла — как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.
В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа — воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.
— Посмотри на него! — прошептал он жене. — Великолепно выглядит, правда?
Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива — не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.
— Он просто чудесный, — согласилась она. — Дети в нем души не чают.
Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу — они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.
Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора. В нем говорилось об этих божествах и о том, как прежде они были смертными и трагически погибли. Стоявший на возвышении Люсилер казался актером.
— Но злобный Праду обманул Лорриса, — громовым голосом объявил Люсилер. — Он вовсе не был Викрином!
Ричиус обожал эту историю и, как ребенок, жадно ловил каждое слово, нетерпеливо дожидаясь окончания: там Прис погибала в городе Туур, и охваченный горем Лоррис бросался вниз с башен Кеса. В этот момент слушатели неизменно вскрикивали — а сегодня благодаря великолепной манере рассказчика крики стали просто оглушительными. По всему залу дети завизжали в радостном испуге. Люсилер опустил голову, горюя о погибших брате и сестре, но тут же повеселел и поведал всем, как покровитель Лорриса и Прис Викрин взял их на небеса, и как они получили бессмертие. Теперь они стали богами, объяснил Люсилер, — и они совершенно реальны.
— Тарн показал нам это, — сказал Люсилер собравшимся. — Он доказал нам, что боги действительно существуют. До встречи с Тарном я ни во что не верил, но теперь я точно знаю, что существует нечто, кроме всего этого.
Он обвел руками все, что его окружало.
Ричиус улыбнулся. Похоже, их разговор на Люсилера подействовал. Его другу стало лучше — гораздо лучше. Ричиус гордился его талантом завораживать слушателей. Они с Люсилером вместе многое пережили, вместе сражались и видели гибель товарищей, и между ними возникла странная связь. А теперь они оказались в осаде, и Люсилер стал их предводителем.
— О чем ты задумал с'l Ричиус? — спросила Дьяна. — Ты смотришь на Люсилера к, к, словно тоже стал мальчишкой. Ричиус тихо засмеялся.
— Правда? Наверное, я просто счастлив.
— И я тоже, — сказала Дьяна. Но ее лицо сразу же омрачилось. — Но завтра будет новый день. И об этом трудно забыть, даже малышам. Я...
— Ш-ш! — успокоил жену Ричиус, прикладывая палец к ее губам. — Не сегодня. — Он указал подбородком на Шани, которая по-прежнему сидела у него на коленях. — Посмотри на нее. Посмотри, как она счастлива.
Дьяна кивнула.
— Да. — Она взяла дочь за ручку. — Тебе понравилась эта история, Шани? Ты любишь слушать про Лорриса и Прис?
— Прис лучше, — предсказуемо объявила Шани. — Папа тоже говорит?
— Нет, что ты! — со смехом ответил Ричиус. — Это же праздник трийцев, Шани. А я не триец.
— Нарец, — отозвалась Шани, морща носик. Ричиус не знал, как истолковать ее гримасу.
— Тебе следовало бы что-нибудь сказать, Ричиус, — попросила Дьяна.
— Нет, спасибо. — Ричиус взял Шани под мышки и поднял так, что ее лицо оказалось на уровне его собственного. — Ты ведь не хочешь слушать, как я буду говорить, правда, Шани?
— Говори про Нар! — прощебетала девочка. — Арамур! Теперь уже нахмурилась Дьяна.
— Нет, но ты мог бы сказать о своей жизни здесь, Ричиус. Люди восхищаются тобой так же, как Люсилером. Ты даешь им чувство безопасности. — Она шутливо подтолкнула его локтем. — Да?
Ричиус почувствовал, что вот-вот покраснеет.
— Это очень мило, — сказал он, — но мне все равно не хочется вставать и говорить.
— А стоило бы, Кэлак, — произнес новый голос. Это говорил Лифки, один из мастеровых, сидевших рядом. Лифки был серебряных дел мастер, работавший в цитадели еще со времен дэгога. С ним сидело его семейство — жена и трое подростков. Все они согласно закивали. — Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Кэлак: она права. Все эти люди восхищаются тобой. — Лифки подтолкнул мужчину, сидевшего по другую его сторону. — Я ведь прав, да, Ланг?
Ланг их не слушал, но когда Лифки пересказал им их разговор, трийский воин его поддержал.
— Точно, — заявил он и захлопал в ладоши, приглашая Ричиуса встать. — Обратись к нам, Кэлак. Пусть все на тебя посмотрят.
— Нет, я не могу...
— Ричиус? — окликнул его Люсилер. Господин Фалиндара со своего помоста увидел, что в переднем ряду его слушателей началось какое-то волнение. Устремив на Ричиуса смеющиеся глаза, он неожиданно сделал его центром всеобщего внимания. — Ты хотел что-то сказать?
Покраснев от смущения, Ричиус ответил:
— Нет. Извини, Люсилер. Продолжай.
Но теперь уже все смотрели на него, и Люсилер не собирался приходить к нему на помощь. Дьяна смеялась, прикрыв рот ладонью, а Лифки и Ланг продолжали хлопать, требуя, чтобы Ричиус встал.
— Давай, Ричиус! — ободрила его Дьяна. — Сегодня же праздник! Встань и скажи что-нибудь.
— Что мне говорить? Что я должен им сказать?
— Скажи им, как ты сегодня счастлив.
— Ох, ну это глупо...
Люсилер шагнул к краю платформы и озорно ему улыбнулся.
— Великому Кэлаку следовало бы к нам обратиться, — заявил он и протянул руки к собравшимся: — Правда?
Толпа ответила радостными криками. Ричиус покраснел еще ярче и гневно посмотрел на Дьяну.
— Ну, спасибо! — прошипел он. Дьяна не переставала смеяться.
— Все будет хорошо, — сказала она ему. — А теперь иди. Говори с нами.
Передав дочку Дьяне, Ричиус встал и повернулся к собравшимся. Он оказался лицом к морю людей — он и не думал, что их так много. Увидев его, они замахали руками и приветственно закричали — и впервые Ричиус ощутил то обожание, о котором ему говорила Дьяна. Оно пьянило — и, услышав, как по толпе проносится слово «Кэлак», он не содрогнулся. Когда-то это прозвище было ненавистным оскорблением, но то время давно прошло. Теперь он был Кэлак. Шакал.
— Привет вам, друзья мои, — неловко проговорил он. Старики и юные женщины бросали ему ободряющие улыбки, дети возбужденно щебетали. — Э-э... поздравляю всех вас с праздником касады. Я хочу сказать вам спасибо. Я...
— Поднимайся сюда, Ричиус! — позвал Люсилер.
Его друг протягивал вниз руку, предлагая втащить его на возвышение. Помост был грубо сколочен из досок специально к этому дню, но его обтянули яркой материей, так что выглядел он внушительно. Настолько внушительно, что Ричиус робел на него подняться.
— Мне и здесь хорошо, — тихо проворчал он, обращаясь к Люсилеру.
— Чепуха.
Люсилер спрыгнул с помоста, взял Ричиуса за плечи и подтолкнул его к временной сцене. Подгоняемый сотнями голосов, Ричиус вскарабкался на помост и посмотрел на собравшихся. Во рту у него пересохло.
— Да, гм... — напряженно начал он. Говорил он по трийски, отчего ему было вдвойне трудно. — Право, не знаю, что говорить.
— Кэлак! — радостно крикнул какой-то мальчик с дальнего конца зала.
Разнесшийся эхом крик рассмешил Ричиуса. Он вдруг почувствовал себя актером на сцене столичного театра в Черном Городе. Он посмотрел на Дьяну — и поймал ее взгляд, в котором ясно читалась гордость. У нее на коленях сидела Шани, изумленно глядя на отца, оказавшегося на подмостках. Внезапно Ричиус понял, что надо сказать.
— Мне очень повезло, что я сейчас здесь, с вами, — сказал он, обращаясь к толпе. — А еще больше мне повезло потому, что вы меня приняли. Когда я впервые оказался здесь, мне все было ненавистно. Я попал в западню, и мне к, далось, что я лишился дома. Вы все знаете про Арамур и про то, что там произошло. Я потерял немало. И мне казалось, что я потерял вообще все. Но все вы заставили меня почувствовать себя здесь, в Фалиндаре, как дома. Теперь все вы — моя семья.