Марко Джон. Праведники Меча

   Касрин постарался не показать ревности. Восхищалась! Какое ужасающе безопасное слово.
   — Вэнтран был нарцем, — заметил он. — Меня удивляет, что вы восхищались нарцем.
   — Это совсем другое дело, — заявила Джелена. — Он был не такой, как другие нарцы.
   — Не такой?
   Касрин придвинулся к ней еще чуть ближе. Сравнительно недавно Джелена говорила что-то подобное и о нем самом. И, похоже, сама Джелена тоже об этом вспомнила. Она судорожно вздохнула, и губы у нее задрожали. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а когда королева снова заговорила, голос ее был нежным, словно лепесток розы.
   — Я пришла потому, что хотела вас увидеть, — призналась она. — Я ждала, что вы придете ко мне, но вы все не приходили...
   Касрин сократил разделявшее их расстояние, и теперь их тела почти соприкасались.
   — Я не герой, — тихо проговорил он, — но я нарец. Он очень медленно поднял руку и дотронулся до ее щеки. Джелена застыла.
   — Касрин...
   — Блэр, — тихо поправил он. — Это мое имя.
   — Не здесь. Нас могут увидеть.
   — Ну и что? — сказал Касрин. — Ты ведь дала мне руку — не забыла? Моя команда уже тебя видела. — Он осторожно снова опустил руку и, взяв ее пальцы, бережно их пожал. — Ты не всех нарцев ненавидишь, Джелена. Теперь я это вижу.
   Джелена не отняла у него руки.
   — Не всех... Блэр.
   Касрин давно был ею очарован, сразу, когда увидел, как она будто плывет по берегу Кроута. Глаза невинной девочки с яростным взглядом нарского правителя. Чтобы стать сильной, Джелене не нужен был Шакал. Ей никто не был нужен.
   — Скажи мне правду, — попросил он, — пока я не выставил себя круглым дураком. Я ведь не вижу в твоих глазах ненависти, правда?
   — Да, — подтвердила королева.
   — Тогда это симпатия? Нечто, с чего можно начать?
   Оказалось, что на этот вопрос ей ответить труднее: она отстранилась, отвернулась и обхватила себя руками за плечи. На Каралоне не было ни ветерка, чтобы охладить ее кожу, но капитану показалось, что она дрожит.
   — Когда я увидела с берега пролива «Владыку ужаса», то решила, что ты погиб. Я бросилась вниз по склону: мне отчаянно нужно было тебя найти. Я боялась за тебя сильнее, чем за себя или кого-нибудь из моих людей.
   Касрин снова подошел ближе и остановился у нее за спиной.
   — Когда ты вытащила меня на берег, и я заглянул в твое лицо...
   — Да? — спросила она.
   — Спасибо тебе за всю твою помощь, — сказал он. — Без тебя ничего не получилось бы, я это понимаю.
   Она обернулась и посмотрела на него.
   — Сегодня ты отдыхаешь. Завтра мы работаем. — Она с трудом улыбнулась. — В конце концов, надо соблюдать сроки.
   — Но я не хочу уезжать! — признался он. — Только не сейчас. Только не после этого.
   Джелена прижала палец к его губам.
   — Мы дали Бьяджио слово.
   — Мы? — переспросил Касрин. — Это мое слово, Джелена. Ты свою часть выполнила.
   Но Джелена ничего не ответила. Она молча взяла его за руку и повела к зданиям. Они пошли не в казарму, где жил Касрин со своей командой, а в личные покои королевы Лисса.

33

   Барнабин прожил в Замке Сохатого всего два дня, а потом оставил Бьяджио в доме принца Редберна одного.
   Барнабин оказался хорошим и преданным слугой — именно таким, как обещал Малтрак, и Бьяджио был благодарен ему за службу. Перед отъездом Барнабина император вручил ему немалую сумму денег и поблагодарил за помощь, велев связаться с Малтраком, если ему еще что-то понадобится.
   — Для тебя в Черном Городе всегда найдется работа, — пообещал Бьяджио.
   Принц Редберн запретил Барнабину оставаться в Высокогорье, сочтя его шпионом и потому на своих землях лицом не желательным. Такой суровости Бьяджио от молодого правителя не ожидал, но она его не поразила. Проявление мелочности и близорукости, только и всего. Однако Бьяджио промолчал, попрощался с человеком, который помог ему попасть в такую даль, а потом постарался привыкнуть к жизни среди горцев. В течение двух дней, последовавших за отъездом Барнабина, император спорил с Редберном, умоляя его о помощи. И еще два дня, несмотря на все обещания и угрозы, Редберн отказывал своему императору. Сегодня, на пятый день своего пребывания в замке, Бьяджио начал отчаиваться.
   Наступило утро, и, как это было каждый день, оно встретило Бьяджио радостными детскими криками. Он встал рано, позавтракал хлебом с вареньем, поставленными у дверей спальни, а потом сразу же оделся. Поскольку он прибыл в замок налегке, люди Редберна нашли для него одежду: в основном неудобные наряды из толстой шерсти, которые к тому же были ему совершенно не к лицу. Еще он получил пару новых сапог из воловьей кожи, ужасно жестких и начищенных до зеркального блеска. Как император, он получал сколько угодно горячей воды, так что часто принимал ванны. Брина даже дала ему ароматических солей для ванны. Это оказались не те дорогостоящие масла, к которым он привык, но и они были в такой глуши приятной роскошью, так что Бьяджио принял их с благодарностью. Пока что именно Брина стала гидом Бьяджио и его посредницей. Именно она отводила его к Редберну, потому что ее брата всегда приходилось уговаривать встретиться с Бьяджио. Он утверждал, что Бьяджио не говорит ему ничего нового.
   Увы, это было правдой.
   Однако сегодня Бьяджио был не в настроении спорить. Ему хотелось одиночества. Кроме того, он догадывался, что Редберну тоже надо побыть одному и обдумать все, что было сказано. Бьяджио прекрасно умел читать чувства окружающих, и он внимательно изучил все выражения лица и позы принца. Редберн начинал уступать. Он жаждал мира, но в глубине души понимал, что приближается война. Пока он думал только о том, как ее избежать, но уже начал отчаиваться. Вскоре он придет к заключению, что битва с Талистаном неизбежна.
   В окно Бьяджио врывался солнечный свет, обещая погожий день. Жизнь в Замке Сохатого разительно отличалась от роскошного уклада Черного Дворца. Дома, в Наре, у него под ногами не путались громко вопящие дети. Не было там и шумных компаний, хохочущих за пивом. В столице воздух был приправлен дымом и кислотными испарениями военных лабораторий, а здесь, в Высокогорье, никто даже не знал об этих ядах. Воздух здесь был идеально чист и сладок, как дыхание Бога. И здесь было прохладно — совсем не так, как на Кроуте. Все здесь было невозможно другим, и Бьяджио с трудом привыкал к этой новизне.
   — Сегодня никаких детей, — пробормотал он, проверяя в зеркале свой вид. — Никакого шума, никаких любопытных взглядов и, что самое лучшее, никакого Редберна.
   Приятно будет не встречаться с принцем. Бьяджио одернул рубашку, попытавшись расправить колкую ткань, раздражавшую тело, а потом пригладил волосы. Благодаря нескольким ваннам и солям Брины к ним вернулся их природный блеск. «Я по-прежнему монарх, — решительно сказал он себе. — Я — император».
   Через несколько минут Бьяджио вышел из своей спальни и бесшумно зашагал по коридорам, надеясь остаться незамеченным. Он быстро добрался до главного зала дворца — несколько неопрятного помещения с высоким куполообразным потолком и гобеленами на стенах. Не глядя на них, он направился прямо к главным воротам. Оказавшись за стенами замка, он убедился, что день сегодня именно такой прекрасный, каким казался из окна. Солнце было ярким и теплым, и Бьяджио подставил ему лицо, наслаждаясь прикосновением лучей. Хотя он больше не принимал снадобья, превращавшего кровь в ледяную воду, его действие еще не полностью прошло, и он по-прежнему питал отвращение к холоду. Как всегда, на дворе замка оказались собаки и вездесущие дети, которые тут же принялись указывать на него пальцами. Бьяджио быстро обвел двор взглядом, убедился, что Редберна здесь нет, и направился к конюшням. Он надеялся взять лошадь и немного проехаться: тело его одеревенело от долгого сидения в помещении, и ему очень хотелось оказаться на открытом воздухе, среди зеленых холмов. Как он уже знал, конюшни располагались у западной стены замка. От основного здания их отделяла лужайка и короткая стена из каменной кладки. Все это выглядело очень пасторально, прекрасно сочетаясь с обликом самого замка. Направляясь к конюшне,
   Бьяджио порадовался, что надел сапоги: накануне ночью прошел дождь, и служившая пастбищем лужайка превратилась в грязь. За его приближением наблюдала троица конюхов. У одного в руках была торба с овсом, которую он как раз собирался надеть лошади на морду. Двое остальных чистили лосей. Рогатые животные возвышались над ними. Бьяджио замедлил шаги: присутствие этих зверей его смутило. Судя по тому, что ему говорила Брина, коней и лосей обычно держали отдельно друг от друга. Он не ожидал встретить здесь сохатых.
   — Доброе утро! — окликнул его молодой человек, кормивший коня. — Чем я могу быть вам полезен, сударь? Бьяджио указал на лошадь.
   — Я ищу верховую лошадь, чтобы покататься. Разумеется, с полной сбруей, и седла у меня тоже нет. Конюх побледнел.
   — Э-э... а у вас есть разрешение взять коня, сударь?
   — Разрешение? Мне не нужно никаких разрешений, молодой человек. Я — лорд Кориджио, гость принца Редберна.
   — Да, сударь, я знаю, — ответил конюх. — Просто дело в том, что... ну... принц велел нам никого не отпускать без сопровождения. Из-за этих неприятностей с Талистаном, понимаете? Если бы вы минутку подождали, я бы пошел и спросил у принца. Я уверен...
   — Наш гость не останется без сопровождения, — раздался новый голос. — Я поеду с ним.
   Повернувшись, Бьяджио увидел, как слева к ним приближается леди Брина, выйдя откуда-то из рядов стойл.
   — Извините, леди Брина, — залепетал конюх. — Я не знал, что вы с ним поедете. Вы об этом не упоминали.
   — Планы поменялись, — коротко ответила она. — Можешь возвращаться к работе. Я позабочусь о нашем госте.
   Конюх кивнул и увел коня. Убедившись, что никто из слуг не услышит, Брина сказала Бьяджио:
   — Я не ожидала вас здесь увидеть. Почему вы не сказали мне, что хотите проехаться?
   — Потому что мне хотелось побыть одному. Не обижайтесь, девушка, но я надеялся, что сегодня утром не увижу ни вас, ни вашего брата.
   Брина не обиделась.
   — Ну, вам ведь нужно мое разрешение, чтобы получить коня, а я все равно собиралась ехать. Вы можете отправиться со мной.
   — Спасибо, нет.
   — Почему нет? — спросила Брина. — Боитесь?
   — А мне надо бояться?
   — Я знаю эти холмы лучше кого бы то ни было. Если вы поедете один, то можете заблудиться. Почему бы вам не позволить мне поехать с вами?
   — Вы очень стремитесь меня сопровождать, леди Брина, — отметил Бьяджио. — Зачем?
   Брина только ухмыльнулась.
   — Пойдемте, — пригласила она его, направляясь обратно в стойла.
   Бьяджио колебался. Ему действительно хотелось побыть одному, но в этой горянке было нечто притягательное. Она была отважна и безжалостно честна. И вообще она была из тех, кто полагает, что «нет» — это не ответ. Поэтому он последовал за ней в стойло — чтобы немедленно столкнуться с огромным латапи.
   — О нет! — поспешно воскликнул он. — Мы поедем на лошадях или не поедем вовсе.
   Брина похлопала лося по мощной холке.
   — Не бойтесь. Он только с виду страшный.
   — Сомневаюсь, — сухо возразил Бьяджио. Размах рогов лося был больше роста крупного мужчины, а на его покатой спине громоздилось непривычного вида седло, закрепленное на корпусе широким кожаным ремнем. Шкура у латапи была белесая, напоминающая цветом грязный снег, а два огромных влажных карих глаза недоверчиво следили за императором. — Господи, ну и чудовище!
   — Если с ними правильно обращаются, то они послушнее лошадей, — сказала Брина. — Вид у них угрожающий, но они очень преданные и дружелюбные.
   — Прекрасно, — отозвался Бьяджио. — Тогда я желаю вам с вашим другом приятно провести время.
   Он повернулся уходить, но Брина окликнула его.
   — Подождите! — попросила она. — Может, вы все-таки попробуете, а потом решите?
   — Мне совершенно не обязательно пробовать. Я и так знаю, что мне не понравится. — Он помахал ей. — Пока.
   — Что и следовало ожидать, — проворчала она. — Вы, имперские щеголи, от всего нос воротите.
   Бьяджио замер, не закончив шага. Но потом он решительно зашагал дальше, не желая слушать новые оскорбления. Не услышав от Брины больше ни слова, он снова остановился. Обернувшись, он заметил на ее лице под гневом еще и обиду. Почему-то это заставило его вернуться.
   — Я поеду на. коне, а вы на этом животном. Идет?
   — Нет, — наотрез отказалась Брина. — Вы поедете со мной, и я помогу вам кое-что понять о Высокогорье. Бьяджио вздохнул.
   — Урок, который я не могу усвоить, не влезая верхом на это чудовище?
   Брина пальцем поманила его к себе.
   — Силы небесные! — вздохнул Бьяджио. — Ну ладно.
   Он осторожно направился обратно в стойло, стараясь держаться подальше от лося, и остановился рядом с Бриной. Настроение молодой женщины разительно переменилось. Взяв императора за руку, она потянула его ближе к лосю.
   — Просто сядьте на него верхом, как сели бы на коня. Все остальное сделаю я. Вы ведь умеете ездить верхом на лошади?
   — Конечно, умею!
   — Извините, — проговорила Брина. — Просто вид у вас какой-то холеный. Ну ладно.
   Она помогла ему поставить ногу в стремя. Бьяджио отстранил ее.
   — Я сам могу! — огрызнулся он. Лось повернул голову и посмотрел на него. Бьяджио неуверенно ему улыбнулся. — Хороший мальчик, — сказал он. — Только спокойнее.
   Он схватился за заднюю луку, убедился, что Брина держит поводья, и взгромоздился в седло, не без труда перекинув ногу через спину лося. С торжествующей улыбкой он посмотрел на Брину.
   — Вот видите? Легче легкого!
   — Хорошо! — похвалила его Брина. — А теперь отодвиньтесь назад. Я сяду впереди.
   Усевшись в седло, она сказала:
   — А теперь обхватите меня руками.
   — Обхватить вас? О нет! Это непристойно!
   — Если вы не будете за меня держаться, то свалитесь и сломаете себе шею.
   Бьяджио покачал головой. Что он здесь делает? Он неохотно обхватил принцессу руками, стараясь не задеть груди, и крепко прижался к ней. Его нос уткнулся ей в волосы, и их запах не был неприятным. Она пользовалась духами из Черного Города. Бьяджио узнал их: довольно дорогие.
   — Куда мы едем? — спросил он.
   — Я собиралась осмотреть Серебрянку, границу с Талистаном. Но раз со мной вы...
   — Я думаю, это было бы неразумно, — докончил ее мысль Бьяджио. — Кто-нибудь из людей Гэйла может меня узнать, а это было бы настоящей катастрофой. — Он обернулся назад и с высоты лося посмотрел на зеленые холмы к западу от замка. — А как насчет тех холмов? — спросил он. — Я надеялся познакомиться с ними.
   — А, это Рассветные Близнецы! — откликнулась Брина. — Видите те две большие горы? Их назвали в честь детей бога солнца нашего племени. Это было в далекой древности. Там очень красиво.
   — Рассветные Близнецы! — повторил Бьяджио. — Мне нравится, как это звучит. Отвезите меня туда.
   — Я вам не кучер! — одернула его Брина. — Но — ладно.
   Она тряхнула поводья, и лось рывком тронулся с места, рысью вышел из стойла и позволил Брине повернуть себя в сторону высоких холмов на востоке. Бьяджио цеплялся за нее, подскакивая от резких движений лося. Вскоре скакун несся сотрясающим кости галопом, направляясь от замка к близнецам бога солнца.
   Обнимая девушку за талию, Бьяджио напрягался всем телом и сжимал зубы. Длинные волосы Брины развевались на ветру и щекотали ему лицо, но он не осмеливался отбросить пряди. Ему было неловко и тревожно, и смелость молодой женщины напомнила Бьяджио его бывшую жену, но в ощущении от нее было нечто странное, нечто свободное и юное. Чем дальше всадники отъезжали по широкому лугу от Замка Сохатого, тем непринужденнее чувствовал себя Бьяджио. Он осмотрелся, восхищаясь величием Высокогорья, и внезапно почувствовал себя другим человеком.
   «Именно этого я и хотел!» — вдруг понял он.
   Здесь, в обществе одной только Брины и деревьев, он перестал быть императором, у него не осталось никаких обязанностей. Тяжелый груз прошедших месяцев оставался позади, спадая с его плеч с каждым шагом лосиных копыт. Он тряхнул головой и рассмеялся.
   Брина немедленно остановила латапи и удивленно оглянулась через плечо. — Что с вами?
   — Со мной? — возмутился Бьяджио. — Ничего, конечно! Почему вы остановились? Езжайте, женщина, езжайте!
   — Вы смеялись.
   — Мне вдруг стало весело.
   — О! — Брина широко улыбнулась. — Э-э... Хотите сами им поуправлять?
   — Да! — согласился Бьяджио, не колеблясь. Из-за спины Брины он взял поводья. Она чуть подвинулась назад. — Это как конем? — спросил он.
   — Точно так же. Чтобы тронуть его вперед, сожмите ему бока ногами, только не сильно.
   Бьяджио послушался, немного сжав бока лося. Латапи отреагировал, как хорошо вышколенный конь: он сразу же пошел рысью. Император сел прямее, наслаждаясь контактом с телом Брины, снова чувствуя себя мужчиной. Он решил, что не годится, чтобы женщина управляла мужчиной. Даже на этих странных животных это не подобает.
   — Я отвезу вас к тем холмам, — сказал он, направляя лося к Рассветным Близнецам.
   Он довольно быстро освоился в седле и вскоре уже перевел лося в галоп. Брина крепко держалась за его руки, низко пригибаясь к шее лося, и между его рогами Бьяджио видел высящиеся впереди горы. На лугу с высокой травой, усеянной полевыми цветами, он остановил латапи, с удовольствием почувствовав, как легко слушается его огромное животное. Брина протяжно выдохнула и встряхнула волосами.
   — Вы держитесь в седле гораздо лучше, чем я ожидала! — со смехом призналась она. — Похоже, вы ему нравитесь.
   — На Кроуте я много ездил верхом, — ответил Бьяджио. Он спрыгнул с седла и протянул Брине руку. Самостоятельная Брина не приняла его помощи и спешилась сама.
   — Красиво, правда? — спросила она, оглядываясь. Рассветные Близнецы стояли над головой, словно часовые, заполняя собой половину неба. — Вы хотели уехать подальше. Я бы сказала, что это и есть «подальше».
   Бьяджио отошел от своей спутницы, проведя ладонью по траве, доходившей ему до колен. Между цветками сновали пчелы, по лугу пробегал ветерок, колыша волнами траву. Над холмами светилось янтарное солнце.
   — Красиво.
   Он бесшумно упал на землю и лег на спину. Глядя в небо, он восхищался его синевой, пока над ним не возникло озадаченное лицо Брины.
   — Государь император, — спросила она, — что с вами?
   — Вы уже во второй раз задаете мне этот вопрос.
   — Вы уже во второй раз дали мне для этого повод.
   — Неужели человеку нельзя радоваться без того, чтобы его начали мучить вопросами?
   — Вы радуетесь?
   Бьяджио на секунду задумался.
   — Наверное, правильнее было бы сказать «я спокоен». — Он жестом попросил ее отодвинуться. — Мне не видно неба, девица. Отойдите, пожалуйста.
   — Что вы делаете?
   — Остаюсь в одиночестве. Становлюсь другим. Ради разнообразия перестаю быть императором. Выберите любой ответ и наверняка не ошибетесь.
   Брина устроилась рядом с ним, вглядываясь в его лицо. Бьяджио решил, что у нее чудесные глаза — они были полны смеха. Он вдруг перестал досадовать на ее присутствие и непрерывные расспросы. Если не удается побыть одному, то трудно было бы представить себе спутника, который бы меньше его раздражал.
   — Вы были правы насчет латапи, — признал он. — Я почувствовал его мощь. Господи, если бы я только мог повести этих чудовищ против Талистана!
   — Пожалуйста, не надо! — попросила Брина. — Я больше не хочу об этом говорить.
   — Тогда на сегодняшний день я дам вам передышку. Но завтра я снова буду говорить с Редберном. Я должен его убедить, леди Брина.
   — Нет, и не завтра, — возразила Брина. — Завтра праздник. Мой брат не будет об этом разговаривать.
   — Праздник? Какой? Брина замялась.
   — У моего брата день рождения.
   — День рождения? — Бьяджио повернул голову и посмотрел на нее. — Тогда и у вас тоже день рождения?
   — Да.
   — Почему вы мне не сказали? Или я не приглашен?
   — Конечно, приглашены! Но это горский праздник, государь император. Я не уверена, что он придется вам по вкусу.
   — Пиво и танцы?
   Брина улыбнулась. — Примерно так.
   — Ну так я прекрасный танцор и пить тоже умею, могу вас заверить. Я приду.
   — Правда?
   Бьяджио нахмурился.
   — Почему это вас так удивляет?
   — Да так, — уклончиво ответила Брина. — Только, пожалуйста, никаких разговоров о Талистане.
   Не давая согласия на ее условия, Бьяджио сказал:
   — Эти места необычайно красивы. Казалось бы, Редберн должен был бы рваться их защитить. Ему есть что терять...
   — Да, конечно, — согласилась Брина. — Именно поэтому ему страшно. Он сказал мне, чего будет стоить война с Талистаном. Это будет трагедия.
   — А если сюда ворвется талистанская конница, это не будет трагедией? Как по-вашему, что тогда будет с вашим процветающим Высокогорьем? И что, по-вашему, будет с вами? Вы забываете, леди Брина: я хорошо знаком с талистанцами. Они любят красивые вещицы.
   — Не пытайтесь меня запугать! — возмутилась Брина.
   — А мне и не надо пытаться. Я вижу страх всякий раз, когда смотрю на вас и на вашего упрямого братца. Вы оба напуганы. Вы оба понимаете, что я прав. Но что мне совершенно непонятно, это почему вы отказываетесь мне помочь.
   Брина собралась было встать, но Бьяджио схватил ее за руку.
   — Не уходите! — приказал он, но тут же, смягчившись, добавил: — Пожалуйста.
   И Брина осталась рядом с ним. Она долго не говорила ни слова, и Бьяджио высоко оценил ее молчание. Но когда она заговорила снова, то задала один из своих досадно прямых вопросов:
   — Почему вам здесь нравится?
   — Из-за безмятежности, — ответил Бьяджио. — Здесь хорошо думать.
   — А Черный Город не безмятежный?
   — Да, вы явно никогда не бывали в Черном Городе.
   — Так что у вас нет желания туда вернуться?
   — О нет, дело вовсе не в этом. — Бьяджио сел и посмотрел на нее. — Я обожаю Черный Город. Он — моя возлюбленная. Даже сейчас я томлюсь по ней.
   — Я не понимаю.
   — Да, — мягко согласился Бьяджио, — вам этого не понять. Черный Город либо у вас в крови, либо нет.
   Для меня — это болезнь. Неизлечимая. — Он сорвал травинку и начал задумчиво мять ее пальцами. — Я люблю столицу так, как мужчина любит женщину. Я люблю ее всем моим сердцем. И она — великая обольстительница. — Он щелчком отбросил травинку. — Порой она требует от меня слишком многого.
   — И вы устаете.
   — Да, — вздохнул Бьяджио. Он закрыл глаза. — Я так устал. Мне еще так далеко идти! Я нужен Черному Городу. Только я могу его изменить, только я могу спасти его от самого себя. И империю.
   Брина коротко засмеялась.
   — Наверное, одному человеку это— не под силу, государь император. Даже вам.
   На это у Бьяджио не нашлось ответа: он понимал, что это так. Но он знал, что никто не примет от него этой ноши. Именно он обязан спасти империю. Ведь это он жаждал получить железный трон. И именно он превратил империю в пороховую бочку. Теперь ему предотвращать взрыв.
   — Леди Брина! — окликнул он ее.
   — Мм?
   — Завтрашний праздник — он и для вас тоже, да?
   — Да. А что?
   — Просто спросил, — ответил Бьяджио. — Я приду.
   — Вы не обязаны приходить, государь император. Я знаю, насколько мы все вас раздражаем. В конце концов, это ведь не столица Нара.
   — Конечно, — просто согласился Бьяджио. Внезапно ему захотелось одного: стать таким же, как она и все остальные горцы, — удалиться от городского зла. — Я приду, — повторил он. — И покажу вам, как танцуют на Кроуте.
   На следующий день Замок Сохатого преобразился. И без того жизнерадостный дом превратился в. настоящую буйную пивнушку, до отказа набитую светловолосыми и рыжими горцами, музыкантами, певцами, танцорами, курчавыми терьерами и экзотическими птицами, устроившимися на плечах путешественников в клетчатых нарядах. Все они явились праздновать день рождения царственных близнецов. Клан Редберна был представлен в толпе многочисленными гостями: родственники сбежались на пир, словно мыши. Сидя в конце длинного стола и попивая пиво, Бьяджио замечал общие черты в людях, широким потоком идущих в замок. Даже дети были похожи на Редберна и его сестру.
   Пир начался в главном зале — это было единственное помещение, которое могло вместить всех собравшихся, хотя вечеринка уже успела выплеснуться в другие комнаты и на двор, который тоже был полон веселящихся гостей. Брина с братом сидели рядом за центральным столом — огромным, круглым, — со своими ближайшими родственниками. К немалому удивлению Бьяджио, на праздник явились и главы других кланов. Он узнал льва с герба клана Келлен и поверх кружки стал разглядывать его главу. Это был внушительного вида мужчина, намного старше Редберна, однако он обращался к близнецам с должным уважением и очень почтительно держал руки, танцуя с Бриной. Явился и Олли Глинн, глава клана с медведем на гербе, но он по большей мере держался в углу и склабился на хорошеньких девушек. Бьяджио знал, что ему надо будет повести их всех против Талистана — если только Редберн согласится к нему присоединиться.
   Но это было делом завтрашнего дня. Сегодня он был лордом Кориджио, незначительным царским аристократом, который во время путешествия по Высокогорью воспользовался гостеприимством Редберна. Все обитатели Замка Сохатого поверили этой истории, и Бьяджио она вполне устраивала. Не спеша, отпивая пиво, он глядел на смеющуюся Брину, осыпанную подарками родни. Внезапно она показалась ему очень юной, почти девочкой, и она искренне радовалась празднику. Рядом с ней Редберн раскачивался в такт мелодии, которую исполнял оркестр. Оказалось, что молодой принц прекрасно танцует — и почему-то этот факт вызвал у императора чувство ревности. Сам Бьяджио пока воздерживался от танцев, надеясь, что Брина подойдет и сама пригласит его.