Марко Джон. Праведники Меча

   — Я — лейтенант Вэрин с флагмана Черного флота «Бесстрашного», — объявил их командир. Его обнаженный палаш был наставлен на Ориэля. Чувствуя у себя за спиной товарищей, которые продолжали подниматься по веревочным лестницам на борт, Вэрин не выказывал страха. — Если у вас есть оружие, бросьте его. Каждый, кто окажется, вооружен, будет убит.
   Команда «Огненного дракона» ждала приказа Ориэля. Командир мрачно кивнул, и люди один за другим бросили оружие на настил палубы.
   — Мой корабль горит, и у меня много раненых, — решительно объявил он. — Мне нужно перевезти их в безопасное место.
   Лейтенант Вэрин улыбнулся.
   — Вы — командир?
   — Да.
   — Тогда вы пойдете со мной. Выберите себе двадцать человек сопровождения. — Вэрин быстро взмахнул палашом. — Быстро.
   — А остальные? — не отступил Ориэль. — У меня на борту больше семидесяти человек.
   — Когда вы подниметесь на борт «Бесстрашного», за ними придут другие шлюпки, — нетерпеливо ответил Вэрин. — Вашими ранеными займутся. А теперь шевелитесь.
   Ориэль быстро отобрал пять старших офицеров, а потом отсчитал еще пятнадцать человек из экипажа. Шайю выбрали последней. Нарцы повели отобранных вниз по веревочным трапам в ожидавшие шлюпки. Спускаясь, Шайа почувствовала, что в горле у нее стоит ком. Хороший корабль был «Огненный дракон».
   Сидевший в шлюпке нарец схватил ее за ногу и втянул в шлюпку. Лодка уже была переполнена и опасно закачалась, когда Шайа упала в нее. Нарский матрос, явно непривычный видеть в море женщин, при виде нее гадко осклабился. Шайа отвела взгляд, желая избежать ссоры, и поспешила сесть, пока маленькая шлюпка не опрокинулась. Волнение было немалым, и шлюпку сильно качало. Как только последний пленник спустился, Вэрин отдал приказ отчаливать, и шлюпка отвалила от борта разбитого «Огненного дракона».
   — Все будет хорошо, — прошептал Джиджис за спиной у Шайи. Молодой человек подался ближе. — Они нас не убьют. Хотели бы — убили бы сразу.
   — Но почему...
   — Молчать! — прошипел Вэрин. — Первый же лисский дьявол, который откроет свою пасть, окажется за бортом, понятно?
   Через несколько минут шлюпка подошла к «Бесстрашному». С палубы с торжествующими ухмылками и смехом глазели нарцы. Шайа почувствовала, что краснеет. Когда им спустили трапы, ей захотелось прыгнуть в воду и утопиться. Внезапно ей показалось, что даже это будет лучше, чем подчиниться этим животным. Но вместе со своим командиром и товарищами она поднялась по раскачивающейся лестнице, подгоняемая палашом Вэрина. Вскоре ее втащили на палубу. Ориэль поднялся на борт последним. Несмотря на его звание, нарцы обращались с ним не лучше, чем с остальными. Его швырнули в сторону подчиненных, словно мешок с зерном. Шайа поймала его, не дав упасть. Ориэль быстро выпрямился, поправил окровавленную рубашку и повернулся к победителям. Он являл собой воплощение спокойствия, гордости и уверенности, и эта картина придала Шайе новые силы. Подражая своему командиру, лиссцы выпрямились и встали в шеренгу на огромной палубе дредноута.
   И тут из— за фонаря вышел человек -великан с коротко остриженными волосами, в безупречно аккуратном мундире, украшенном множеством лент. Огромными шагами он быстро шел к лиссцам. Рядом с ним шли еще двое: один — капитан, второй — лейтенант. Их ранг был ясно виден по золотым нашивкам на рукавах. Но тот, кто шел между ними, имел еще более высокий чин, и Шайа поняла: это ужас Лисса, адмирал Данар Никабар, командир «Бесстрашного». Она похолодела. Даже Ориэль немного побледнел.
   — Я — адмирал Данар Никабар, — подтвердил он ее догадку. Его голос гремел почти так же, как огнеметы его корабля. — Кто здесь командир?
   — Я. Мое имя — капитан Ориэль, — просто сказал лиссец. — Я со всем уважением прошу вас переправить нас в ближайший лагерь военнопленных. А еще у меня на борту остались раненые. Если бы вы могли...
   Никабар равнодушно отмахнулся от его слов.
   — Капитан Ориэль, вы — мой пленный, и я сделаю с вами и вашей командой все, что пожелаю. Если вы будете мне помогать, вы останетесь жить. Если нет — умрете.
   — Помогать?
   Кивком головы Никабар отдал кому-то приказ, а потом скрестил руки на груди и повернулся, чтобы посмотреть, на продолжающую гореть шхуну. Шайа потрясенно увидела, что там не видно шлюпок, которые якобы должны были прийти за остальными ее товарищами.
   — Что происходит? — вопросил Ориэль. Он рискнул шагнуть в сторону Никабара. — Что будет с моей командой? Их должны были снять с корабля.
   Никабар не ответил. Это сделал Вэрин. который ударил Ориэля по лицу и толкнул обратно в шеренгу. Шайа ощутила у себя под ногами вибрацию, исходившую с нижней палубы, и с ужасающей ясностью поняла, что проснулись огнеметы дредноута.
   — О мой Бог, — прошептала она. — Нет...
   Оглушительный грохот разорвал тишину ночи. Темноту расколола ослепительная вспышка. Шайа с криком закрыла уши ладонями. Дредноут изрыгал молнии, освещая волны и поливая огнем беззащитного «Огненного дракона». За всю свою жизнь Шайа не слышала более громких звуков. У нее подкосились ноги, и она упала на палубу, отчаянно пытаясь спрятаться от мучительного шума. Даже Ориэль зажал уши, но продолжал стоять, что-то, отчаянно крича Никабару. Вэрин держал у его горла палаш. Раздался новый оглушительный взрыв. Шайа увидела, как «Огненный дракон» разваливается на куски. Вскоре на поверхности уже догорала одна оболочка — остов, с которого содрано было все мясо. С неба посыпался дождь из досок и кусков тел, опадающий в горящую воду. Шайа почувствовала во рту вкус желчи.
   А потом шум стих. Огнеметы дредноута с гудением откатились назад. Адмирал Никабар кивком указал на пылающие обломки «Огненного дракона». Без улыбки он повернулся к Ориэлю и извлек из ушей восковые пробки.
   — Видите? Я — человек нетерпеливый, капитан Ориэль. А теперь можете отвечать. Вы будете мне помогать или нет? Ориэль не скрывал потрясения.
   — Что вам нужно?
   — То, что всегда было нужно, — ответил Никабар. — Лисс.
   Шайа и ее товарищи все поняли. В течение многих лет нарцы пытались покорить их родину, найти слабое место в обороне, построенной на извилистых внутренних проливах. И до этой поры им не удавалось это сделать.
   — Скажите мне то, что я хочу знать, и я пощажу остальных, — пообещал Никабар. — Если вы мне поможете...
   — Мы никогда не станем вам помогать, — отрезал Ориэль.
   Адмирал Никабар ухмыльнулся.
   — Капитан Бласко, — бросил он через плечо, — давайте двигаться. Но не слишком быстро.
   Офицер отправился выполнять приказ — и вскоре дредноут снова пришел в движение. Команда деловито сновала по кораблю. Никабар ждал. Его синие глаза горели нечеловеческим огнем. Когда пылающие останки шхуны оказались позади, адмирал неспешно повернулся к Ориэлю.
   — Я человек нетерпеливый, лиссец, и буду говорить прямо. Мне нужны твои знания Сотни Островов, чтобы найти путь к центру. Я намерен убедить тебя, помогать мне и воспользуюсь любыми способами.
   Шайа обомлела от ужаса. Она смотрела, как Ориэль непреклонно качает головой.
   — Я знаю, что тебе нужно, пес, — ответил он. — Не трать даром слов. Я никогда не скажу тебе того, что ты хочешь знать. И никто из моих людей не скажет.
   Вэрин взмахнул палашом у самого носа Ориэля.
   — Говори, дьявол. Иначе клянусь, что заставлю тебя помучиться.
   — Убери свою шавку, Никабар, — сказал Ориэль. — Его слова бессмысленны, и я их не слышу.
   — Вот как? — удивился Никабар. — Тогда, наверное, мне надо прочистить тебе уши. — Он оттолкнул Ориэля и стал осматривать пленных лиссцев, стоявших на палубе. Он обследовал каждого по очереди. Его холодный взгляд оценивал, чего они стоят. Когда он дошел до Шайи, его глаза вспыхнули странным светом. — Женщина, — проговорил он. Подняв руку, он провел пальцами по ее щеке. — Какая милашка.
   Шайа сжала зубы, чтобы не отреагировать. Прикосновение Никабара было мертвяще холодным. Она продолжала смотреть прямо перед собой, избегая встретиться с ним взглядом, не мешая ему гладить ее кожу. Он придвинулся ближе, так что его губы оказались у самого ее уха.
   — Скажи мне то, что я хочу знать, — прошептал он. — Иначе следующие несколько минут твоей жизни станут невыносимыми.
   — Гори в аду, нарец! — прошептала она. Ее голос дрожал, но оставался решительным. — Тебе меня не сломать.
   — Ты так думаешь? — Он отодвинулся, чтобы она могла видеть, что происходит. — Смотри.
   Она увидела матросов, которые несли длинную цепь с наручниками. Это были кандалы для рабов: в такие нарцы заковывали покоренных жителей Бизенны. Чтобы нести тяжелые цепи с закрепленными на них ошейниками и наручниками, понадобилось пять матросов. При виде цепей по пленным лиссцам прошла дрожь. Вэрин и его люди стояли с палашами наготове, а матросы принялись за дело. Нарский лейтенант приставил палаш к горлу Ориэля.
   — Пора передумать, Ориэль, — сказал Никабар. — Ну что, мое предложение начинает казаться более привлекательным?
   Ориэль молча смотрел, как нарцы заковывают его команду, защелкивая ошейники и наручники. Шайа и ее товарищи не сопротивлялись. У них не оставалось надежды, и они это понимали. Холодный металл сомкнулся у Шайи на шее, навсегда соединив ее с Джиджисом. Затем на ее запястьях закрепили наручники. Потеряв возможность двигаться, она с ужасом посмотрела на Ориэля и увидела, что молодой капитан плачет. Из глаз у него ручьем лились слезы, но он старался держаться все так же вызывающе. Палаш Вэрина немного повредил ему кожу на шее, и там выступила капля крови. Шайа знала, что он даст всем им умереть и сам умрет вскоре после них. Знала она и то, что он плачет не о себе, а о команде, которую он привел к такой катастрофе.
   Сковали всех двадцать пленных, нарские матросы закрепили конец цепи на леере правого борта. Шайа с ужасом наблюдала за ними, почему-то не сомневаясь в том, что разгадала план Никабара. Вместе с ней были скованы еще девятнадцать человек, но в воде первой окажется она. Ее охватила удушающая паника. Отчаянно нуждаясь в поддержке, она сосредоточилась на единственной утешающей мысли, которая была в тот момент ей доступна.
   «Лиан, — подумала она, — я иду к тебе».
   — Последний шанс, Ориэль, — или они отправятся за борт, — прорычал Никабар. Все его тело сотрясалось от ярости. — Помоги мне, и я их пощажу. Даю тебе слово.
   Ориэль засмеялся, глотая слезы.
   — Слово змеи ничего не стоит.
   — Это ужасная смерть, — сказал Никабар. — Они будут болтаться там, пока не утонут — или пока их не обгрызет акула. Мы плывем так медленно, что быстрой смерти им не видать.
   Это была правда. Дредноут не делал и трех узлов. Шайа подумала о холодных водах и о том, как быстро их найдут акулы. При такой скорости они будут держаться на воде, пока усталость не увлечет их на дно, одного за другим. Но Ориэль, который легко мог представить себе их ужасную смерть, оставался непреклонным. Он отвернулся от Никабара к своей команде. Даже в молчании было понятно, что он им говорит. Он гордился ими. И жалел их. Каждый кивнул в знак прощения. При виде этого Никабар вскипел.
   — Ну, так подыхайте! — взревел он. — Смотри, как они корчатся, Ориэль. Может, это развяжет тебе язык! — Адмирал повернулся к своим матросам. — Давайте.
   Четыре нарца бросились к Шайе, схватили ее за руки и оторвали от палубы. Она выкрикивала проклятия и лягалась всю дорогу до борта. Джиджис с криком тянул за цепь, пытаясь не дать ей упасть в воду, но на него тоже налетели нарцы, потащив вперед. Гнев Шайи перешел в ужас, и ее проклятия закончились воплем. Она задержалась на борту, отчаянно пытаясь зацепиться ногами за фальшборт. Под ней кипели черные океанские волны.
   — Нет! — крикнула она, почти рыдая. — Стойте!
   Но нарцы оторвали ее от ограждения и перебросили через борт. Шайа ахнула. Она летела в воду вниз головой. У нее чуть не сломалась шея, когда цепь поймала Джиджиса, потянув его следом. Прежде чем удариться о воду, она успела увидеть странную картину: он летел, словно подбитая птица. А потом океан поглотил ее, выбив воздух из легких потоком пузырьков. На нее навалилась тьма. Ее слух уловил крики и всплески: вниз падали остальные ее товарищи. Она отчаянно пыталась сориентироваться — и, наконец, нашла нужное направление благодаря тонкому лучику луны. Ее голова вынырнула на поверхность — и тут же металлический ошейник больно дернул ее вслед за удаляющимся дредноутом, таща пленников, словно рыбу на леске. Шайа начала отталкиваться ногами, отчаянно пытаясь удержаться на плаву. Вода заливалась ей в нос, душила ее. Военный корабль увлекал их следом за собой. Она подняла скованные наручниками руки и ухватилась за цепь, подтянувшись вверх и надеясь, что при этом она не перекрывает Джиджису воздух.
   — Плыви! — крикнул ей Джиджис. — Плыви!
   Все девятнадцать товарищей Шайи уже были в воде. Они гребли ногами, отфыркивались и старались удержаться на плаву. У Шайи уже начали неметь ноги — от напряжения и неумолимого холода. Шея у нее болела, руки неестественно вывернулись — но она продолжала плыть изо всех сил, отчаянно цепляясь за жизнь, пытаясь отвоевать еще один день, увидеть еще один рассвет. Ей вдруг пришло в голову, насколько она молода и как странно заканчивается ее жизнь. И она рассмеялась, обезумев от страха.
   Она еще час продолжала смеяться и плакать, пока заметившая ее метания акула не откусила ей ноги.
   На борту «Бесстрашного» Никабар наблюдал за Ориэлем. Он приказал, чтобы молодому лиссцу связали руки за спиной. Вэрин опустил палаш. Все смотрели, как извивающаяся цепь с людьми разрезает океан. Живых на цепи не осталось: они бессильно качались под водой, и акулы рвали их плоть. В лунном свете виднелась уходящая вдаль алая полоса.
   Когда очередной моряк становился жертвой акулы, Никабар поворачивался к Ориэлю и обещал закончить кровавую бойню, если тот согласится ему помогать. И всякий раз ответом Ориэля оставалось все то же несгибаемо холодное молчание. Никабар смотрел на своего волевого пленника, понимая, что его уловка не удалась. Было в этих лиссцах нечто такое, что делало их неистовыми. Они были фанатично преданы своему делу. Именно это досадное свойство не давало нарцам их покорить.
   — Ты — следующий, — объявил Никабар. — Но ты еще можешь спасти себя.
   Ориэль повернулся к Никабару и бросил на него ядовитый взгляд. Он, наконец, разомкнул уста и сказал:
   — Ты можешь утопить меня хоть тысячу раз, и все равно я не стану тебе помогать. Тебе никогда не покорить Лисса, Никабар. Никогда.
   Этот вызов лишил Никабара остатков выдержки. Он сгреб окровавленную рубашку Ориэля и поднял его над палубой.
   — Ах, ты, жабенок самодовольный! — прорычал он. — Я завоюю Лисс! И когда это случится, я вас всех скормлю акулам! — Он поволок Ориэля в борту. — Хочешь быть героем? Хорошо же! Встречай своих друзей в брюхе акулы!
   И Никабар швырнул его за борт. Падал Ориэль тоже молча. Перегнувшись через борт, Никабар смотрел, как он всплывает на поверхность за кормой дредноута, который продолжал тащить за собой окровавленные останки лиссцев. Никабар сплюнул, жалея, что не увидит, как акулы будут жрать Ориэля.
   — Ты ошибся, Ориэль! — крикнул он. — Я покорю Лисс! А потом он приказал отцепить кандалы и с проклятиями ушел с палубы. Капитан Бласко стоически наблюдал за ним.
   — Курс на Казархун! — рявкнул адмирал. — У нас там сбор.

6

   Музей восковых фигур барона Джалатора находился в тени Черного Дворца, на излюбленной туристами аллее, соединявшей рынок с причалом, где предлагались лодочные прогулки по реке. Это было величественное строение с цилиндрическими колоннами, характерными для архитектуры Черного Города, широкими арками и высокими фронтонами с небольшими барельефами, и находилось оно в самой шикарной части столицы, прилегающей к Высокой улице и бывшему Собору и усеянной лавками, рассчитанными на богатых приезжих. Днем эти улицы заполняли нарские аристократы, смешиваясь с купцами, лавочниками и нищими. Музей восковых фигур был открыт ежедневно, чтобы жители империи могли дивиться на поразительно жизнеподобные творения барона. В многочисленных галереях музея можно было найти сказочных существ и исторических личностей. Здесь были выставлены все значительные фигуры нарской истории, отлитые из смолы на потеху публике.
   Нарцы обожали свой Музей восковых фигур. Каждый день они заполняли его залы, хохоча и тыча пальцами, глядя на свою историю, запечатленную в удивительно жизнеподобном воске. Здесь была комната, изображавшая камеру пыток, где на крюках висели предатели, а палачи в колпаках и масках сносили головы еретикам. Рядом располагался знаменитый Зал голов, нечто вроде собрания трофеев: там были выставлены бюсты самых крупных преступников империи. Здесь был Карлох-Потрошитель в алом шейном платке, мадам Джезала, бывшая королева Дории, которая пила кровь девушек, надеясь получить вечную юность. Голова Лангориса, для которого мебель обтягивали кожей рабов, мирно покоилась рядом с головой Пра-Геллера, когда-то считавшегося другом Аркуса. Пра-Геллер был герцогом, но хотел стать герцогиней и, обезумев от невозможного желания, убил всех девиц в своем герцогстве. Некоторые утверждали, что герцог надеялся таким образом заполучить души девушек, другие считали, что он просто был сумасшедшим, и его поступки не поддавались объяснению. Но все были согласны с тем, что теперь он был просто курьезом, над которым интересно поломать голову в музее.
   Среди множества поклонников покойного барона был один, который проводил в Музее восковых фигур огромное количество времени, бродя по залам глубокой ночью, когда все двери давно были закрыты, и шум от посетителей стихал. Ренато Бьяджио обожал восковые фигуры. Для него, как и для многих аристократов, этот музей был самым любимым. Здесь просыпалось его юное чувство удивления. Он даже однажды встречался с бароном Джалатором, щуплым человечком, который отказался от предложенного Аркусом снадобья, продлевающего жизнь, и не стал останавливать приближение старости. В тот момент Бьяджио счел решение Джалатора удивительно глупым, но теперь он его понимал. Барон был человеком искусства и ученым, и когда пришло его время, он принял смерть с достоинством.
   Идя по Музею восковых фигур, Бьяджио размышлял о бароне. Была уже почти полночь, и толпы посетителей давно разошлись. Высокие каблуки Бьяджио стучали по каменному полу. Он расхаживал по музею, изумляясь реалистичным изображениям. Здесь, в Имперском крыле, где были увековечены все прежние правители империи, каждому отводилась сложная экспозиция, диорама, огражденная бархатными веревками, и все детали были переданы с удивительной точностью. Самая большая экспозиция была отведена императору Драгонхарту. Он был отцом Аркуса и первым подлинным императором Нара. Восковая фигура изображала его в ослепительных серебряных латах верхом на вороном скакуне. В руке он держал окровавленное копье — видимо, запятнанное кровью только что убитого дракона. Проходя мимо этой сложной фигуры, Бьяджио замедлил шаги. Драгонхарту посвящалось множество историй. Он был одним из героев Нара, человеком, которого упоминали в своих публичных речах все аристократы. Несомненно, его отвага была сильно преувеличена, но никого это не смущало. Нарцы почитали героев — и распинали трусов.
   Бьяджио зевнул. В этот поздний час у него под глазами лежали темные круги. Он осмотрелся, пытаясь понять, один ли он здесь. Полночь еще не наступила, а Дакель всегда был пунктуален. Бьяджио почти рассчитывал на то, что инквизитор придет раньше назначенного часа, но увидел только пару собственных телохранителей, которые стояли настолько неподвижно, что их можно было принять за восковых. Бьяджио заставил себя успокоиться. Дакель придет. И тогда они отправятся в гавань, где ждет Касрин. Сегодня на отдых надеяться нечего.
   Он медленно шел по коридору, разглядывая лица прежних властителей и пытаясь угадать, появится ли рядом с ними когда-нибудь и его восковое изображение. Не появится, если во время его правления Нар будет разрушен. Надвигались ужасные события. Уже через год его любимого Музея восковых фигур может не остаться: он будет сожжен или погибнет под копытами талистанских коней. Внезапно собственные планы повернуть этот поток вспять показались ему глупыми. Возможно, Касрин в нем не ошибся. Возможно, он по-прежнему безумен.
   Однако Бьяджио понимал, что у него нет выбора. В городе у него союзников не осталось. Ему нужны новые союзники — люди, достаточно безумные, чтобы понять его видение будущего. И таких людей не найти среди столичных щеголей. Сейчас нужны мужчины, у которых под ногтями грязь.
   «И женщины, — напомнил он себе с желчной усмешкой. — Такие, как Джелена».
   Через несколько дней он встретится с королевой Лисса — если, конечно, она не потопит «Владыку ужаса», не вступая в переговоры. Он использует все свое обаяние и прямоту, чтобы убедить ее заключить с ним союз. Мир нужен ей не меньше, чем ему самому: Бьяджио в этом не сомневался. Нельзя сидеть на троне и смотреть, как гибнут люди. Это не настолько просто — если, конечно, ты не безумен.
   «Я теперь в здравом рассудке», — сказал он себе.
   В конце концов, он даже станет здоровым. Прекратятся головные боли, исчезнет мучительная тяга к наркотику, и он почувствует, что, значит, быть нормальным человеком.
   В конце Имперского крыла был особый экспонат: Бьяджио всегда подходил к нему, когда бывал в музее. Для него это было чем-то вроде алтаря: воплощение человека, которого он любил как отца и который за свою невероятно долгую жизнь так много ему дал. Когда Бьяджио подошел к нему, его взгляд медленно заскользил вверх, прослеживая восковое изображение древней фигуры.
   Аркус, император Нара, смотрел на него с копии железного трона. Его устремленный на посетителя взгляд казался почти живым. Волосы у него были длинные и совершенно седые, глаза — ослепительно синие: чтобы передать их неестественную яркость, в них вставили два настоящих сапфира. Золотое одеяние закрывало худую фигуру, пальцы были унизаны драгоценными перстнями. Это было странное изображение Аркуса: без иссушенной кожи и болезненной бледности последних лет. Однако оно поражало. Аркус был таким, каким был когда-то — и каким должен был остаться, — и смотреть на него было больно. Алазариан Лет не ошибся. Смерть Аркуса была самым ужасным событием из всего, что пришлось пережить Бьяджио. Оно показало ему, какой бывает боль.
   — Теперь император я, Аркус, — прошептал Бьяджио. Он заглянул в волевое восковое лицо. — Я делаю, что могу, но мне так трудно! Как бы мне хотелось, чтобы императором по-прежнему были вы, чтобы все оставалось как раньше.
   Но все изменилось, и этот Аркус был подделкой. Бьяджио понурил голову.
   — Вы не знаете, что сейчас происходит, — проговорил он. — Вы даже представить себе такое не могли.
   Аркус был сильнее Бьяджио, и Бьяджио это понимал. Его покровитель был самым безжалостным и талантливым человеком из всех, кого он знал. И он никогда не позволял чувствам вмешиваться в его дела. Но при этом он был безумен и безнадежно привязан к снадобью Бовейдина, и, в конце концов, это безумие убило его, превратив в рыдающую куклу, которой отчаянно не хотелось умирать. Бьяджио выпрямился. Он не боялся смерти. Единственное, чего он боялся, — это безвестности.
   Шум в дальнем конце коридора заставил его вздрогнуть. Бьяджио повернулся, увидел в сумраке Дакеля, и у него запылали щеки. Его телохранители привыкли, что он разговаривает сам с собой, но ему не хотелось, чтобы Дакель узнал его настолько хорошо.
   — Иди сюда! — позвал он.
   Его голос гулко разнесся по коридору. Казалось, Дакель чем-то смущен. На нем было вечернее рубиновое одеяние, которое развевалось на ходу.
   — Государь! — проговорил он, приветствуя Бьяджио. — Добрый вечер. — Он переложил трость из одной руки в другую, не зная, что говорить дальше. — Я получил приказ явиться к вам, господин. И я пришел, как вы просили.
   Бьяджио смотрел на него с улыбкой.
   — Спасибо, что пришел, — сказал он.
   Ему всегда нравился Дакель. В последнее время он покровительствовал инквизитору. У Дакеля был острый ум и четкое ощущение своего долга, чем Бьяджио восхищался. В другое время он бы даже доверял Дакелю.
   — У тебя такой вид, будто ты чем-то озабочен, — заметил Бьяджио.
   Дакель огляделся.
   — Простите, господин, но это такое необычное место для встречи! Могу я спросить вас, к чему такая таинственность?
   — Она необходима, — ответил Бьяджио. Он не знал, насколько откровенным ему стоит быть. Чтобы Дакель мог править в его отсутствие, он должен быть в безопасности. А порой безопасность дает только неведение. Он положил руку на плечо своего молодого сподвижника и постарался его успокоить. — Извини за эти тайны. Я хочу быть уверен, что сегодня нас никто не подслушает, а в последнее время у дворцовых стен выросли уши. Пойдем, пройдись со мной.
   Бьяджио обнял Дакеля за плечи и вывел его из Имперского крыла, подальше от любопытных глаз императоров. Его Ангелы Теней двинулись, было за ними, но Бьяджио заставил их отстать взмахом изящной руки. Они будут дожидаться его возвращения, сколько бы времени он ни отсутствовал.