Марко Джон. Праведники Меча

   На ходу Дакель нервно озирался. Бьяджио остановился в мифологическом отделе: огромном зале с высоким сводом, где выставлены, были странные создания и ложные боги. Впереди видна была статуя богини Фрэ, прекрасной женщины со змеями вместо рук.
   — Но почему именно здесь, господин? — спросил Дакель. — Мне никогда здесь не нравилось.
   — Правда? — удивился Бьяджио. — Ну, место большого значения не имеет. Важно, чтобы никого рядом не было. Я часто прихожу сюда ночью подумать и поразмышлять. Здесь нас никто не услышит.
   — О, так у нас должен состояться важный разговор! Мне надо беспокоиться?
   — Возможно.
   Лицо Дакеля стало серьезным.
   — Скажите мне все.
   Бьяджио подвел Дакеля к скамейке у стены и предложил ему сесть.
   Дакель удобно устроился, закинув ногу за ногу и глядя на Бьяджио. Бьяджио казалось, будто он смотрится в зеркало. Несмотря на темные волосы и белоснежную кожу Дакеля, у него были манеры кроута-аристократа. Его синие глаза умоляюще вперились в Бьяджио, и на секунду тому показалось, что Дакель относится к нему так, как он сам всегда относился к Аркусу.
   — Ты хорошо поработал для меня в Протекторате, Дакель, — сказал Бьяджио. — Я хочу, чтобы ты знал: я очень тобой доволен. Когда я выбрал тебя, у меня, конечно, не было сомнений относительно твоих способностей — и ты продемонстрировал мою правоту.
   Дакель наклонил голову.
   — Я рад, что вам нравится моя работа, господин. Но я — Рошанн. Я никогда не работал бы на вас вполсилы.
   Бьяджио знал, что это верно. Все Рошанны были фанатично ему преданы. Они были единственным постоянным элементом его жизни. За все годы существования Рошаннов только один из них осмелился предать Бьяджио — и это разбило ему сердце.
   — Ты — мой самый верный слуга, Дакель, — продолжил Бьяджио. — И, возможно, мой единственный друг. Ты удивительно хорошо справился с моим поручением. По большей части Протекторат действовал успешно.
   — По большей части, господин? Бьяджио улыбнулся.
   — Идеала не существует, несмотря на твои усилия. Протекторат работал эффективно...
   — Господин, он работал более чем эффективно. Мы судили более двадцати пяти военных преступников. Половину из них мы отправили на эшафот. Повсюду начинают понимать, что вы — сильный повелитель...
   — Прекрати, — приказал Бьяджио, предостерегающе подняв руку. — Я вызвал тебя не для того, чтобы критиковать, Дакель. Ты прав. Протекторат действовал успешно. И нам удалось разнюхать планы Тэссиса Гэйла.
   — Да, — подтвердил Дакель. — Разве вы хотели не этого?
   Бьяджио вздохнул. На этот вопрос невозможно было ответить, потому что он хотел слишком многого. И слишком многие его желания невозможно объяснить, даже такому гению, как Дакель. Дакель молод, он — идеалист. Он верит в Черный Ренессанс и правление своего императора. Но он слишком недолго жил, чтобы знать потери, и все еще считает, что снадобье дарует искупление.
   — Дакель, я уезжаю, — сказал Бьяджио. — На время моего отсутствия править будешь ты.
   Лицо Дакеля отразило недоумение.
   — Уезжаете? Что вы хотите сказать, господин?
   — У меня есть важные дела, — ответил Бьяджио. — Дела, которые могу сделать только я сам. На время моего отсутствия я указом оставлю тебя выполнять обязанности императора. И о моем отсутствии никто не должен узнать. Вот почему я не появлялся на людях и скрывался в тени во время заседаний Протектората. Я не хочу, чтобы жители Нара думали, будто что-то случилось. Для них жизнь должна идти по-прежнему. Ты меня понял?
   Дакель явно ничего не понимал. Он изумленно раскрыл рот.
   — Скажи что-нибудь, Дакель.
   — Господин, — пролепетал Дакель, — это безумие! Вы же император! Вы не можете просто уехать из столицы.
   — Могу и должен — ради блага империи. — Бьяджио опустился на скамью рядом с Дакелем. — Видишь ли, одного Протектората мало. Происходит много такого, о чем ты не знаешь, мой друг. И я не могу рассказать тебе всего, потому что это может представить опасность для моих планов. Чем меньше ты будешь знать, тем в большей безопасности останешься.
   — Нет! — заупрямился Дакель. — Я не могу с этим согласиться. Вы должны мне сказать, куда вы направляетесь, господин. В Талистан?
   Казалось, уклончивость Бьяджио его по-настоящему обижает. Бьяджио удивила промелькнувшая в глазах Рошанна боль. Чуть смутившись, император отвел глаза, понимая, что, узнав правду, Дакель будет с ним спорить.
   — Я поеду на Кроут, — неожиданно признался он. Он быстро взглянул на инквизитора и заметил, насколько тот потрясен. — Прежде чем ты что-то скажешь, позволь сказать тебе, что это решение твердое. Я намерен встретиться с королевой Джеленой и постараться убедить ее прекратить войну с Наром.
   — Но, господин, это немыслимо! Джелена и ее псы растерзают вас на куски, как только вы окажетесь на Кроуте! У вас нет ни единого шанса.
   — Молчи! — огрызнулся Бьяджио. — Я уже все это обдумал. И это — единственный выход. Нам нужен мир с Лиссом. Он нам необходим, Дакель!
   — Но, господин...
   Бьяджио вскочил и принялся расхаживать по залу упругой походной пантеры. При этом он пытался объяснить Дакелю свое решение. Он рассказал ему о своем разговоре с Касрином и о том, что ради мира он намерен уничтожить Никабара. Дакель слушал в потрясенном молчании. У Бьяджио в висках пульсировала боль. Ему не хотелось объяснять своему протеже каждый свой шаг. Ему только хотелось защитить свою империю от войны и геноцида — ту империю, которую создало видение Аркуса. Но с каждым днем эта мечта становилась все более несбыточной. Наконец он бессильно привалился к стене и устремил взгляд в сводчатый потолок.
   Дакель долго молчал.
   — Сколько времени вы будете отсутствовать? — спросил, наконец, инквизитор. — До Кроута не слишком далеко. Когда мне ждать вас обратно?
   Бьяджио замялся. Он по-прежнему не рассказал Дакелю всего.
   — После Кроута я направлюсь еще в одно место, — сказал он. — Мне нужно постараться помочь юному Алазариану. Если он приведет в Талистан Вэнтрана и трийцев, то их нужно будет встретить остальным.
   — Остальным? — переспросил Дакель, прищуривая свои пылающие глаза. — Кто эти остальные? Чего еще вы мне не рассказали?
   — Осторожнее! — предостерег его Бьяджио. — Я был к тебе снисходителен ради твоей преданности. Но не забывай, с кем ты разговариваешь!
   Инквизитор покраснел.
   — Простите меня, — сказал он. — Я не хотел вас обидеть, государь. Просто я встревожен. Пожалуйста, молю вас! Скажите мне, куда вы направитесь после Кроута.
   — Ты — Рошанн, Дакель, — сказал Бьяджио. — Так что ты должен меня понять. Я не могу рисковать, рассказывая тебе все. Я не скажу, куда направлюсь с Кроута. — Он внимательно посмотрел на своего более молодого сподвижника. — Видишь ли, ребенку всегда страшнее всего, когда боятся его родители. То же распространяется на правителей. В городе не должны догадаться, что меня нет, — и они не должны узнать, где я. И поэтому я тебе этого не скажу, Дакель: я не могу рисковать тем, что кто-нибудь проболтается.
   — Если таково ваше решение.
   — Таково. — Бьяджио прикоснулся к щеке Дакеля. — Сделай, как я говорю. Я кое о чем договорился со своими слугами. Им известно, что вместо меня править будешь ты. Я даю тебе полную власть, мой друг. Не дай умереть Протекторату. Вызывай на свой трибунал кого сочтешь нужным — за исключением представителей рода Гэйлов. Пользуйся всей полнотой власти. Казни кого нужно и старайся убедить империю в том, что мы контролируем ситуацию.
   Дакель поймал руку Бьяджио и поцеловал ее.
   — Вы будете мной гордиться, господин, — пообещал он. — Я сделаю то, о чем вы просите.
   — И что бы ни случилось, удерживай трон. Когда я вернусь — если вернусь, — я буду настоящим императором.
   — Как прикажете.
   Ренато Бьяджио протянул руку и крепко пожал ледяные пальцы Дакеля. Он сказал:
   — С этой минуты ты исполняешь обязанности императора, мой друг. И пусть все ангелы небесные хранят тебя.
   — Налегай, черт подери! — кипел Касрин.
   — Да налегаю я, — сердито огрызнулся Лэни.
   Первый помощник «Владыки ужаса» навалился плечом на огромный ящик, пытаясь протолкнуть его вперед. На лбу у него блестели капли пота. Рядом с ним в той же позе стояли еще три матроса.
   — Крутите ворот! — рявкнул Касрин. На другом конце сходней вторая команда трудилась на корабельном вороте, отчаянно пытаясь втащить на борт тяжелый груз. Веревка и сходни стонали от напряжения, грозя лопнуть. Касрин стоял рядом, проклиная Бьяджио и людей из военных лабораторий. В соответствии с обещанием императора лаборатории поставили ему горючее для огнеметов. Однако громадная железная повозка, на которой привезли груз, бесцеремонно оставила его на причале, а в гавани не оказалось крана, с помощью которого на борт можно было бы поднять такой большой предмет. Обычно дредноуты заходили в основную гавань за городом, где для специальных работ были и люди, и инструменты. В крошечном рыбацком поселке все обстояло иначе. Теперь гигантский ящик завис на полпути между причалом и палубой «Владыки». Сходни прогнулись под его тяжестью, и вся команда пыталась втащить его на корабль. Касрин смотрел, как гигантский ящик заваливается на бок.
   — Проклятие, вы его упустите! — загремел он.
   — Тогда иди сюда сам, — проворчал Лэни.
   Касрин быстро прошел по сходням, втиснулся рядом с Лэни и остальными — и они попытались выпрямить покосившийся ящик. С тем же успехом можно было толкать гору. В ящике были спрятаны четыре большие емкости, полные горючего для огнеметов — очень нестабильной жидкости, которая требовала бережного обращения. Одного неверного движения достаточно, чтобы их всех разнесло в клочья.
   — Сукин сын, — пробормотал капитан, налегая на неподвижный груз.
   От напряжения все его мышцы кричали от боли. Рядом Лэни напрягался до дрожи, потел и ругался, пытаясь подвинуть ящик по настилу. Наконец он сдвинулся на палец, потом — еще на один и очень медленно встал опять вертикально. Касрин позволил себе вздохнуть. Опасность потерять груз на время была предотвращена.
   — Будь все проклято! — бросил Касрин. — Как это похоже на Бьяджио — устроить нам такую гадость!
   Он рассчитывал, что им помогут с погрузкой, но люди из военных лабораторий просто вывалили свой груз и уехали, стараясь остаться незамеченными. Касрин понимал, что это — часть тайного плана Бьяджио и что секретность соблюдать необходимо, но от этого его раздражение не уменьшилось. Его люди все еще в поте лица готовили корабль к выходу в море, а сам Бьяджио очень припозднился. Император должен был подняться к ним на борт уже несколько часов назад. Если они намереваются отплыть до рассвета, как было запланировано...
   По своей недавно приобретенной привычке Касрин окинул взглядом причал, выискивая своего пассажира. Он уже стал сомневаться в том, что Бьяджио появится. Возможно, его планы были раскрыты — а может, это была какая-то дьявольская уловка, некое мщение, которое он задумал вместе с Никабаром.
   «Нет, — в который раз сказал себе Касрин, — он явится».
   — Нам нужны еще канаты, — сказал Лэни, выводя Касрина из задумчивости. — Он слишком тяжелый для одного только ворота.
   Касрин недовольно кивнул. Погрузочный ворот дредноута не был рассчитан на такие большие грузы, как этот чудовищный ящик. Капитан снова цветисто выругался, рассматривая огромную деревянную коробку. Все его люди были заняты другими делами: готовили приборы и такелаж, а также многочисленные паруса «Владыки». Но они никуда не уплывут, если не поднимут горючее на борт. Огнеметы — их единственный шанс против «Бесстрашного».
   — Обвяжите его еще несколькими концами, — согласился он. — Тэйлар, возьми столько людей, сколько понадобится. Главное — подними его на борт.
   — Есть, сэр! — ответил юный мичман, а потом осторожно перелез через ящик и пробежал по сходням.
   Касрину было слышно, как он требует еще канатов и людей. Он решил позволить себе совершенно необходимую передышку и спустился по сходням на причал, наполняя грудь соленым воздухом. Как он и ожидал, следом за ним сошел Лэни.
   — Мы его затащим, — пообещал Лэни. — В конце концов, это же просто ящик!
   — Это все равно, что двигать целый город, — отозвался Касрин. — Мне следовало бы сообразить сразу. Я должен был догадаться, что мы не сможем поднять на борт это чертово горючее с необорудованного причала.
   — Поднимем, — еще раз заявил Лэни, на этот раз более решительно. — Не беспокойся. Думай лучше о том, как нам остаться живыми, когда доплывем до Кроута.
   — Точно! — Касрин рассмеялся. — Вот это будет настоящий фокус, да? Как только со шхун Джелена нас заметят, нас тут же окружат. Я только надеюсь, что Бьяджио знает, что делает.
   — Если только он явится, — мрачно сказал Лэни. — Офицер всмотрелся в сумрачный переулок, ведущий к причалу, но императора по-прежнему не было видно. — Лучше бы ему побыстрее приехать, если он хочет, чтобы его не заметили.
   — Он придет, — отозвался Касрин. — Я видел его лицо, Лэни. Он не лгал.
   Офицер пожал плечами.
   — Тебе виднее. Но мне все это кажется безумием. Он — император. Зачем мы ему понадобились?
   Касрин досадливо возвел глаза к небу. Он уже пытался объяснить происходящее другу, но, видимо, говорил недостаточно убедительно. Однако он не винил Лэни за скептицизм. Вся идея казалась дикой даже самому Касрину. Все же он вынес со своей встречи с Бьяджио одно.
   — Мы — все, что у него есть, — прошептал Касрин.
   Ситуация была безумной. У команды были тысячи вопросов, а у Касрина не было для них ответов. Он знал только, что Бьяджио хочет заключить с Лиссом мир, и этого было достаточно, чтобы Касрин решил пойти на риск. К счастью, его команда была с ним согласна. Им не меньше капитана хотелось восстановить свою погубленную репутацию, и все мечтали о возможности отправить Никабара ко дну.
   Лэни направился обратно по сходням, но Касрин поймал его за рукав.
   — Погоди! — сказал капитан. — Смотри!
   Из тумана материализовалась фигура. Длинная серая куртка почти скрывало тело, однако по гриве золотых волос Касрин понял, что это Бьяджио.
   Он помахал пришедшему, но не получил ответа. Казалось, Бьяджио бестелесно плывет к ним, словно этот туман вызвал он сам. При его приближении Касрин увидел, что на его лицо легли морщины усталости. Когда их разделяли всего несколько шагов, император едва заметно кивнул.
   Лэни спросил:
   — Мне кланяться или еще что?
   — Ничего не делай, — предостерег его Касрин. — Нам ни к чему, чтобы весь свет узнал о нашем пассажире.
   Император Бьяджио подошел к морякам и адресовал им свою характерную улыбку. Казалось, его нисколько не смущает окружение, хотя сам он казался крайне неуместным. Куртка на нем была простая, но рубашка явно дорогая, и он не снял своих многочисленных колец, мерцавших загадочным блеском. Свои роскошные волосы он стянул в длинный хвост, и хвост этот подрагивал в такт шагам. Опустив взгляд, Касрин увидел те же идеально начищенные ботинки, которые были на императоре накануне. В них отражался лунный свет. Взгляд Бьяджио скользнул в сторону «Владыки ужаса».
   — Это ваш корабль? — спросил он.
   — "Владыка ужаса", — подтвердил Касрин. Он указал на Лэни: — Это — мой первый помощник, старший лейтенант Лэни.
   — Польщен честью видеть вас, государь, — нервно сказал Лэни
   Бьяджио посмотрел Лэни, будто в микроскоп,
   — Вы следуете за капитаном Касрином без вопросов, старший лейтенант? — спросил он. Лэни побледнел.
   — Конечно, государь.
   — Хорошо, — объявил Бьяджио. — Потому что впереди вас — и всех нас — ждет немало испытаний. Мне нужна уверенность в том, что люди капитана идут на наше предприятие с такой же готовностью, что и он сам. Итак... — Бьяджио посмотрел на громоздкий ящик, перекрывший грузовые сходни. — Давайте поднимемся на борт, не возражаете? Мне нужна уверенность, что мы отплывем до рассвета.
   Он прошел по причалу к работающим матросам, которые обвязали ящик еще двумя канатами и теперь изо всех сил тащили его вверх.
   — Горючее, полагаю? — спросил он.
   — Его привезли примерно час назад, — сказал Касрин. — Но те люди, которые его доставили, не захотели помочь его погрузить. Мы бьемся над ним с тех самых пор.
   От Бьяджио не укрылось раздражение, прозвучавшее в этих словах.
   — Я обещал вам горючее для огнеметов, Касрин. Я ничего не говорил о его погрузке на борт. Капитан здесь вы. Разве порядок на корабле — это не в вашей компетенции?
   — Да, но...
   — Давайте взойдем на борт, — сказал Бьяджио. Осмотревшись, он заметил сходни у носа корабля. Там уже собралось несколько человек команды. Не дожидаясь приглашения, он направился туда, жестом пригласив Касрина идти следом. — Пойдемте.
   Касрин поспешил за Бьяджио, тяжело прошагав по сходням на нос дредноута. Бьяджио осматривался, оценивая состояние военного корабля. Повсюду сновали моряки, которым не терпелось посмотреть на императора. Их возбужденное гудение заставило Бьяджио кивнуть: он остался доволен увиденным.
   — Очень хорошо, — объявил он. — Похоже, дела идут нормально.
   — Что вы знаете о кораблях?
   — Больше, чем вы думаете, капитан. — Император усмехнулся. — «Владыкой ужаса» командуете вы. Но экспедицией командую я. Не забывайте об этом.
   В словах Бьяджио послышалось предостережение, которое Касрин прекрасно понял. Он кивнул.
   — А теперь, — объявил Бьяджио, потирая руки, — скажите: вы будете готовы отплыть на рассвете?
   — Если сможем погрузить горючее — то да. Чтобы отойти от причала, нам не нужно заправлять огнеметы. Это мы сможем сделать уже под парусами. До Кроута плыть примерно два дня. Так что у нас должно хватить времени на то, чтобы привести в порядок все остальное. — Он вздохнул, обводя взглядом корабль. — Джелена не встретит нас с распростертыми объятиями.
   — Надо полагать, — согласился Бьяджио. — Но она не станет нападать, когда узнает, что я на борту. И ее капитаны тоже. Мы будем в относительной безопасности, Касрин. Не тревожьтесь.
   В последнее время Касрина тревожило все, и уверенность Бьяджио не рассеяла его страхов. Перегнувшись через фальшборт, он смотрел, как Лэни с матросами медленно втаскивают ящик на борт. Неудобный груз был всего одной из многочисленных проблем, которые Касрин не предвидел заранее. Плавание в пасть льва внезапно показалось ему удивительно глупым предприятием.
   Бьяджио спал.
   Касрин отвел его вниз и показал ему отведенную ему каюту: тесный закуток чуть больше шкафа. В нем помещались конторка, масляная лампа, койка — и больше ничего. Бьяджио предвидел спартанские условия, так что этой каюты было вполне достаточно. Увидев койку, он упал на нее и провалился в глубокий сон. Он проспал два часа подряд, не слыша шума работ, продолжавшихся на палубе, и даже не видя снов. А потом ему на веки внезапно упала тень — и он резко проснулся. На него смотрел капитан Касрин.
   — Я стучал, но вы не отозвались, — сказал капитан. Полусонному Бьяджио его слова показались невразумительными. Он встряхнул головой и откашлялся, прочищая горло.
   — Уже утро?
   — Нет, — ответил Касрин. — Вы проспали всего пару часов.
   — Возникли какие-то проблемы?
   — Проблем нет. Я просто подумал, что вы захотите на несколько минут подняться на палубу и обратиться к команде.
   — Обратиться к команде? Это еще зачем? Капитан Касрин нахмурился.
   — Государь, мои люди ради вас отправляются в опасное плавание. Я сказал им, что от них ожидается, но если бы вы поговорили с ними сами, это подняло бы их дух.
   Такая просьба показалась Бьяджио невероятно мелочной. Сам он испытывал бесконечную усталость. Он собрался, было накричать на Касрина, но резко остановил себя, поняв, что капитан прав. Он вспомнил те моменты, когда вызывал своих Рошаннов на инструктаж, вспомнил, как высоко ценились его слова. Действительно, команде полезно будет услышать несколько ободряющих слов.
   — Да, — устало согласился Бьяджио. — Ну, хорошо.
   Он лег одетым, и даже не сняв ботинок, так что послушно вышел за Касрином из каюты и поднялся на палубу, где команда все еще готовила дредноут к плаванию. Бьяджио заметил, что гигантский ящик, наконец, затащили на корабль. Он стоял в центре палубы, и одну его стенку отодрали, так что видны, стали четыре высоких металлических баллона, переложенных соломой. Узнав Бьяджио, матросы прекратили работу, с любопытством глядя на него. Им овладело чувство ужасной неловкости. Ему лучше всего удавалась работа за сценой, планы, которые строились в тени. А еще он умел разговаривать с людьми самого благородного происхождения, такими, как он. В ходе своей карьеры ему никогда не приходилось иметь дело с простолюдинами. Пока Касрин собирал людей, Бьяджио беспокойно дергался. Матросы спускались с мачт, чтобы послушать Бьяджио. Офицеры оправляли форму и подходили ближе. Бьяджио почувствовал, что у него потеют ладони.
   «Спокойно, — укорил он себя. — Они же просто слуги».
   Со слугами ему уже случалось разговаривать. На самом деле он посылал сотни людей на смерть. Но это было в пьянящие дни Аркуса и снадобья Бовейдина, и эти два фактора делали его руку железной. Теперь он был просто человеком, как и окружающие его моряки.
   — Ну ладно, — неловко начал он. — Капитан Касрин решил, что мне следует поговорить со всеми вами, сказать, что нас всех ждет. Первое, что мне, наверное, следует сказать, это то, что мне очень приятно оказаться на вашем корабле. Вы все оказываете мне огромную услугу. — Он помолчал, оценивая реакцию слушателей. К его глубочайшему изумлению, некоторые из них ободряюще ему улыбались. — А еще вы оказываете огромную услугу всей империи, — добавил он, и голос его окреп. — Я не могу обещать вам, что мы все останемся, живы, но дело, за которое мы сражаемся, благородное и справедливое. Я понимаю, что вам, возможно, будет трудно в это поверить, поскольку это говорю я. Но у вас хватило силы, чтобы стать на сторону капитана Касрина, выступившего против Никабара. Вы понимаете, что война с Лиссом не нужна и что ради империи ее следует прекратить.
   Раздался хор одобрительных возгласов. Касрин и его первый помощник Лэни пристально смотрели на Бьяджио. Как и остальная команда, они хотели проверить, не ошиблись ли, решив довериться своему нечестивому пассажиру. Сейчас они как никогда нуждались в вожде. Бьяджио картинно распростер руки.
   — Вы все — участники великого поворота в жизни империи! — провозгласил он. — То, что мы будем делать в ближайшие недели, решит судьбу ваших детей. Мир с Лиссом совершенно необходим: это краеугольный камень спокойного будущего. Но одного его будет мало. От команды этого корабля потребуются и другие дела. Я уже говорил об этом капитану Касрину, и он мне верит. Вас я только прошу выполнять свой долг, оставаться верными Касрину и мне и верить моим словам: эта наша тайная работа необходима как воздух.
   Экипаж «Владыки ужаса» молча смотрел на Бьяджио. Император кашлянул.
   — Это все, — сказал он.
   Поняв, что его речь закончена, команда вернулась к своим делам. Бьяджио повернулся к Касрину и ухмыльнулся.
   — Ну? Как вам это?
   — Неплохо. Я только надеюсь, что вы говорили правду. С этим Касрин ушел, оставив Бьяджио стоять в центре палубы.
   — Тут каждое слово было правдой, — серьезно произнес Бьяджио.
   Теперь ему надо будет это доказать.

7

   Дом Лоттсов стоял у моря, далеко от беспокойной границы, отделявшей Арамур от Талистана. Это был удивительный дом, напоминавший маленький замок, — и в былые дни там жилось счастливо. Во времена до узурпации семья
   Лоттсов твердо стояла на стороне Вэнтранов и даже сражалась с Талистаном за независимость. Род Лоттсов имел богатую историю, переплетенную с историей королевской семьи, и те его представители, которые по-прежнему жили в замке, гордились своим прошлым и настоящим. Несмотря на оккупацию, несмотря на внешнюю преданность Гэйлам, они все так же любили Арамур и жаждали свободы своей родины.
   Но их было мало — тех, кто носил имя Лоттс, — и в эти дни подозрений их число стремительно уменьшалось. Правитель Лет имел в Арамуре полную власть, и вся страна находилась под пятой Талистана. Никого не интересовало наличие королевской крови и верная служба в прошлом. В эти темные дни правителей главным было повиновение. Те, кто слушался Лета, оставались в безопасности — по крайней мере, кажущейся. Им позволено было сохранить земли и титулы. Если человек платил, непомерные налоги и молчал, когда его дочерей насиловали, а сыновей превращали в рабов, тогда он мог пользоваться «покровительством» правителя Лета.
   У тех, кто противостоял правителю, жизнь была менее спокойной. Их ждали трудности, штрафы и тюрьма. А для аристократов существовал домашний арест.
   Дел Лоттс на своем опыте убедился, как неприятно находиться под арестом в собственном доме. После того как он высказался против правителя, он оказался в позолоченной клетке собственного фамильного замка. Делу было запрещено ступать за пределы собственных владений, так что он почти ни с кем не виделся. Даже влияния его собственного отца не хватило, чтобы снять этот приговор. Когда-нибудь, после смерти отца, Делу предстоит стать главой рода Лоттсов, но теперь это мало что означало. Арамурские аристократы сохранили свои титулы, но потеряли все привилегии. Они стали марионетками, создававшими иллюзию стабильности для Талистана.