Мей Лев Александрович. Виргинцы (книга 1)

- Не отступи его высочество принц при Дерби, - вскричал Гарри, - вашим
королем и моим был бы теперь его величество король Иаков Третий!
- Кто сделал из вас такого тори, мистер Уорингтон? - осведомился
полковник Ламберт.
- Никто, сэр! Эсмонды были всегда верны своему законному государю, -
ответил юноша. - Если бы мы с братом жили на родине и родились на двадцать
лет раньше, то наши с ним головы были бы в опасности - мы об этом часто
говорили. Конечно, мы были бы готовы сложить их за дело нашего короля.
- Вашей голове гораздо уютнее на ваших плечах, чем на шесте в
Темпл-Баре. Я видел их там, мистер Уорингтон, и это зрелище не из приятных.
- Я буду снимать шляпу и кланяться им каждый раз, когда пройду там, -
воскликнул юноша. - И пусть на это смотрят хоть сам король и весь двор!
- Не думаю, что ваш родственник лорд Каслвуд - такой же стойкий
сторонник короля за Ла-Маншем, - с улыбкой сказал полковник Ламберт, - или
ваша тетушка, баронесса Бернштейн, которая поручила вас нашим заботам.
Каковы бы ни были ее прежние привязанности, она отреклась от них, она
перешла на нашу сторону, выхлопотала своим племянникам придворные должности,
а теперь подыскивает приличных женихов для своих племянниц. Если вы тори,
мистер Уорингтон, то послушайте совета старого солдата и держите свое мнение
при себе.
- Но ведь я не думаю, сэр, что вы способны меня предать! - сказал
Гарри.
- О, разумеется! Не стану возражать. Однако самые близкие родственники
иной раз бывают способны сыграть с человеком не очень приятную шутку, и ему
приходится расплачиваться за то, что он им доверял. Я не хочу сказать ничего
обидного ни для вас, ни для кого-либо из ваших родственников, но ведь у
лакеев есть уши, как и у их хозяев, и они разносят по округе всяческие
сплетни. Например, ваш негр готов разболтать все, что ему про вас известно,
и добавить, по-видимому, еще многое сверх того.
- А он рассказал вам про мою лошадь? - спросил Гарри, пунцово
покраснев.
- По правде говоря, мой конюх как будто что-то знает, и, по его мнению,
не годится джентльмену продавать такую клячу другому джентльмену, да к тому
же родственнику. Я вовсе не хочу брать на себя роль вашего ментора или
передавать сплетни слуг. Когда вы поближе познакомитесь с вашими
родственниками, вы составите о них собственное мнение, а пока я могу только
еще раз повторить совет старого солдата: смотрите, с кем вы имеете дело, и
будьте осторожнее в своих речах.
Вскоре после этой беседы гость мистера Ламберта поднялся с постели и
оделся с помощью Гамбо, которому он, по крайней мере в сотый раз, пригрозил
поркой, если тот и впредь посмеет разглагольствовать в людской о делах
своего господина, - и Гамбо торжественно поклялся отныне и вовеки ус
нарушать этого запрета. Однако я не сомневаюсь, что он уже выболтал все
каслвудские секреты своим новым друзьям на кухне полковника Ламберта, - во
всяком случае, хозяйка Гарри вынуждена была выслушать от экономки немало
историй про молодого виргинца - о, разумеется, мне и в голову не придет
обвинить эту достойную даму, а с ней и весь прекрасный пол, да и наш тоже, в
неуместном любопытстве касательно дел наших ближних. Но разве можно помешать
слугам болтать между собой или не слушать, когда эти верные, преданные
создания что-нибудь вам рассказывают?
Дом мистера Ламберта стоял на окраине городка Окхерст, каковой городок
терпеливый читатель, если только не заблудится, найдет на дороге между
Фарнэмом и Рейгетом, - когда Гарри упал с лошади, слуги госпожи Бернштейн
постучались, конечно, в ближайшие ворота. В сотне-другой ярдов начиналась
длинная улица старинного городка, где можно было найти и стол и кров под
огромной раскачивающейся вывеской с двумя бочонками, а также и помощь
врачевателя, о чем свидетельствовала сверкающая позолотой ступка с пестиком.
Но какой костоправ оказался бы искуснее хозяина Гарри, не бравшего с него к
тому же никакой платы, и какой трактирщик принял бы его более радушно?
За выходившими на проезжую дорогу высокими воротами с геральдическими
чудищами на столбах подъездная аллея поднималась по склону к аккуратно
выложенной камнем широкой террасе, на которой стоял Окхерст-Хаус -
квадратное кирпичное здание с каменными наличниками на окнах, множеством
печных труб и крутой крышей, обнесенной изящной балюстрадой. Позади тянулся
обширный сад с огородом - места там хватало и для капусты, и для роз, а
перед домом, отделенный от него проезжей дорогой, простирался большой луг,
где паслись коровы и лошади полковника. Над центральным окном те же чудища,
которые гарцевали и резвились на воротах, поддерживали геральдический щит, а
увенчивала этот щит коронка. Дело в том, что дом этот был некогда
собственностью владельцев Окхерстского замка, расположенного поблизости, -
его трубы и башенки вздымались над темной летней зеленью парка. Дом мистера
Ламберта считался первым в городке, но замок был куда важнее всего городка.
Между замком и этим домом существовала давняя дружба. Отцы их нынешних
владельцев сражались бок о бок в войнах королевы Анны. Перед домом стояли
две маленькие кулеврины и шесть перед замком, - эти восемь пушек были сняты
с каперского судна, которое мистер Ламберт и его родственник и начальник
лорд Ротем привели в Гарвич, когда были посланы из Фландрии в Англию с
депешами герцога Мальборо.
Наконец Гарри Уорингтон с помощью Гамбо завершил свой туалет: его
белокурые волосы были тщательно причесаны этим же темнокожим искусником,
больная рука удобно уложена в привязанный к шее платок, распоротый рукав
кафтана прихвачен лентой, и молодой виргинец вслед за своим хозяином вышел
из спальни и по широкой дубовой лестнице, вдоль которой висели старинные
пики и мушкеты, спустился в квадратную прихожую с мраморным полом, куда
выходили двери жилых комнат. Стены прихожей также украшало всевозможное
оружие - пики и алебарды прошлых веков, пистолеты и мушкетоны, отслужившие
свою службу сто лет назад в кромвелевских войнах, разорванный французский
значок, с которым скакал французский кирасир при Мальплаке, и два тяжелых
обоюдоострых шотландских меча, которые, побывав у самого Дерби, были брошены
на роковом Куллоденском поле. Тут висели кирасы и черные каски солдат
Оливера, а с ними рядом - портреты суровых воинов в кожаных куртках и с
коротко остриженными волосами.
- Они сражались против ваших предков и короля Карла, мистер Уорингтон,
- сказал хозяин Гарри. - Я этого не скрываю. Они приехали в Эксетер, чтобы
присоединиться к войску Оранского. Мы всегда были вигами, молодой человек, и
более того: генерал-майор Джон Ламберт - родственник нашего дома, и мы все в
той или иной мере предпочитали короткие волосы и длинные проповеди. А вам,
по-видимому, не по вкусу и то и другое? - Действительно, лицо Гарри,
рассматривавшего портреты воинственных сторонников парламента, не выражало
ни малейшего восторга. - Но не тревожьтесь: теперь мы стали верными сынами
англиканской церкви. Мой старший сын скоро будет рукоположен. Сейчас он в
качестве гувернера путешествует с сыном лорда Ротема по Италии. Ну, а все
женщины в нашей семье - ревностные англиканки и не позволяют мне сбиться с
пути истинного. Любая женщина - тори в сердце своем. Правда, мистер Поп
употребил тут словечко "распутница", но "тори" звучит менее обидно. Ну, так
пойдемте же к ним. - И, распахнув темную дубовую дверь, полковник Ламберт
ввел молодого виргинца в гостиную, где сидели его жена и дочери.
- Вот это - мисс Эстер, - сказал полковник, - а это мисс Тео,
варительница супов, швея и певунья, аккомпанирующая себе на клавикордах,
которая убаюкивала вас вчера. Сделайте реверанс джентльмену, девицы! Ах да,
я забыл: Тео - хозяйка тех роз, которыми вы столь недавно восхищались у себя
в спальне. Мне кажется, две из них она сберегла на своих щеках.
И правда, пока папенька говорил, мисс Тео, делая реверанс, стыдливо
порозовела. Я не собираюсь ее описывать, хотя до конца этой истории нам
придется видеться с ней очень часто. Ослепительной красавицей она не была.
Гарри не влюбился в нее по уши с первого взгляда, коварно изменив той...
той, другой особе, которой, как мы знаем, еще совсем недавно было отдано его
сердце. У мисс Тео были кроткие глаза, приятный голос и румяные веснушчатые
щечки, а на ее округлую белую шейку из-под белого чепчика, какие в те
времена носили молодые девицы, падали пышные пряди волнистых
темно-каштановых волос. В ней не было заметно ни томности, ни
чувствительности. Ее руки, открытые по моде тех времен по локоть, были
полненькими и розовыми. Ножки ее вовсе не отличались такой миниатюрностью,
что разглядеть их можно было бы только в подзорную трубу. И талией она не
могла бы соперничать с осой. Ей было шестнадцать лет, но она казалась старше
своего возраста. Право, не знаю, зачем ей понадобилось краснеть, когда она
делала реверанс незнакомому молодому человеку. Таких глубоких церемонных
реверансов нынче уже не увидишь. Когда мисс Тео выпрямилась после этого
приветствия, папенька взял ее за подбородок (довольно пухленький) и со
смехом продекламировал строку, которую читал накануне:
- Так что вы скажете о нашем новом друге?
- Вздор, мистер Ламберт! - воскликнула маменька.
- Но вздор иной раз бывает разумнее всякой мудрости, - возразил
полковник Ламберт, и на лице его гостя появилось озадаченное выражение.
- А вам нравится вздор? - спросил полковник у Гарри, заметив по глазам
юноши, что тот не любит и не понимает подобного рода шутки, которые ему
самому были очень по душе. - У нас в доме он поглощается в больших
количествах. Мой любимец - Рабле. Жена отдает предпочтение мистеру Фильдингу
и Теофрасту. Тео, кажется, больше всех нравится Том Браун, а наша мисс Этти
любит доктора Свифта.
- Папенька говорит то, что любит сам, - возразила мисс Этти.
- И что же это такое, мисс? - спросил отец у младшей дочери.
- Но ведь вы сами сказали, сэр, что любите вздор! - ответила юная
девица, своенравно вскинув голову.
- А кого из них предпочитаете вы, мистер Уорингтон? - спросил добряк
полковник.
- Из кого из них, сэр?
- Кюре из Медона, настоятеля собора Святого Патрика, честного Тома или
мистера Фильдинга?
- А кто они были такие, сэр?
- Они? Они писали книги.
- Неужели? А я про них в жизни не слышал, - сказал Гарри, потупившись.
- Боюсь, я дома не очень-то сидел над книгами, сэр. Вот мой брат прочитал,
наверное, все книги, какие только есть на свете. Он мог бы говорить с вами о
них без конца.
Пока Гарри произносил эту небольшую речь, миссис Ламберт посмотрела на
старшую дочь, а мисс Тео, покраснев, опустила глаза.
- Ну, ничего, честное сердце куда лучше книжных знаний, мистер
Уорингтон, - воскликнул полковник. - Можно быть очень достойным человеком,
не прочитав ни одной из тех книг, о которых я говорил, тем более что
некоторые из них могут доставить вам больше удовольствия, нежели пользы.
- Я лучше разбираюсь в лошадях и собаках, чем в латыни и греческом,
сэр. Мы, виргинцы, почти все такие.
- Как сыны Персии, вы умеете ездить верхом и говорить правду.
- А что, пруссаки хорошие кавалеристы, сэр? Я бы очень не прочь
посмотреть на их короля и повоевать с ним - хоть на их стороне, хоть против
них, - сообщил гость полковника Ламберта.
Почему Тео вдруг посмотрела на мать и почему лицо этой доброй женщины
стало печальным?
Почему? Неужели, по-вашему, молоденькой девушке должны быть чужды
романтические мечты только потому, что она выросла в маленьком
провинциальном городке? Неужели, по-вашему, она не способна ни о чем думать
сама только потому, что она скромна и еще прячется под материнским
крылышком? Что в конце концов случается, несмотря на все меры
предосторожности, которые принимают король и королева, дабы оберечь свою
ненаглядную принцессу? Несмотря на всех их драконов, непроходимые леса и
неприступные железные башни? Прекрасный принц проходит через непроходимый
лес, отыскивает уязвимое место в стальной чешуе дракона и берет верх над
всеми людоедами, охраняющими железную башню. К нему навстречу выбегает
принцесса. Она узнала его сразу. Все ее лучшие наряды и драгоценности уже
уложены в саквояжи и картонки. Она давным-давно была готова отправиться с
ним в путь!
Конечно, вы понимаете, что речь идет только о сказках, где прекрасный
юноша обязательно является в назначенный час, у ворот замка трубит рог из
слоновой кости, и в своей далекой светлице принцесса слышит этот звук и
поднимает головку, зная, что явился именно тот рыцарь, которого она ждала.
Он готов броситься в бой. Глядите, как летят с плеч головы великанов, а он с
соколом на рукавице мчится по подъемному мосту на своем белом скакуне!
Откуда этой деве, запертой в неприступной крепости, где она не видела иных
мужчин, кроме восьмидесятилетних старцев, горбунов и собственного отца,
откуда ей могло стать известно, что в мире бывают такие существа, как юноши?
Наверное, на то есть свой инстинкт. Наверное, на то есть своя пора. Мне
самому не доводилось беседовать со сказочными принцессами или выслушать
объяснение тайны из уст расколдованной или околдовывающей красавицы. Ни одна
из них ни разу не шепнула мне своих милых секретов и, возможно, не поверяла
их ни самой себе, ни маменьке, ни любимой подруге. И все же они влюбляются!
Их сердечки постоянно стучат у окошка надежды в ожидании рыцаря. Они всегда
слышат звук его рога. Сестрица Анна, сестрица Анна, ты видишь его? Ну
конечно же, это рыцарь с вьющимися усами, со сверкающей саблей и в
серебряных латах. О нет! Это всего только зеленщик на осле с корзиной
капусты! Сестрица Анна, сестрица Анна, что это за облако пыли? О, это всего
только фермер гонит с рынка стадо свиней. Сестрица Анна, сестрица Анна! Кто
этот дивный воин в пурпурном с золотом наряде? Он скачет к замку, он
проезжает подъемный мост, он берется за тяжкий дверной молот. Горе мне? Он
стучит дважды! Это всего лишь почтальон с заказным письмом из
Нортгемптоншира! Вот так мы и промахиваемся на пороге жизни. По моему
мнению, того, что зовется первой любовью, вообще не существует - во всяком
случае, в людской памяти. Ни один мужчина и ни одна женщина так же не могут
припомнить свою первую пылкую страсть, как собственное крещение. Что? Вы
тешите себя фантазией, что владычица вашей души, ваша беспорочная дева, ваша
наивная крошка, едва покинувшая классную комнату, никогда никого не любила,
кроме вас? И она вам это говорит? О, глупец! Когда ей было четыре года, она
питала нежное чувство к мальчишке, приносившему уголь в детскую, или к
маленькому трубочисту на перекрестке, или к учителю музыки, или... неважно к
кому. Она втайне вздыхала по школьному товарищу братца или по мальчику из
приюта, который ходил в церковь в третьей паре, и, подвернись подходящий
случай, комедия, разыгранная с вами, была бы исполнена с кем-нибудь другим.
Я вовее не хочу сказать, что она признавалась в своем чувстве, однако она
его испытывала. Отложите книгу и подумайте, сколько, сколько, сколько раз вы
влюблялись, прежде чем предложили нынешней миссис Джонс свое имя и сердце.
И вот из того, как Тео опустила голову и обменялась взглядом с матерью,
когда бедняга Гарри ничтоже сумняшеся спутал персов с пруссаками и выразил
желание повоевать с этими последними, я заключаю, что ей было стыдно и что
она подумала: "И это - герой, в которого я и маменька были влюблены целые
сутки, которого мы наделили всеми совершенствами? Каким красивым, бледным и
изящным был он вчера, когда лежал без чувств на земле! Как ниспадали кудри
на его лицо! Как грустно было смотреть на его бедную, совсем белую руку и на
капавшую из нее кровь, когда папенька сделал ему кровопускание! И вот он
поправился и сидит с нами в гостиной, и он правда очень красив, но ах! -
неужели он... неужели он глуп?" Когда Психея зажгла светильник и поглядела
на Амура, не разгадала ли она его? И не в этом ли смысл древнего мифа?
Крылышки любви опускаются при подобном открытии. Воображение уже не может
воспарять к горним высям и порхать там, предмет любви мгновенно низвергается
с небес и навеки остается на земле, совсем не романтичный и не эфемерный.


^TГлава XXIII^U
Приятное времяпрепровождение

Розовые грезы миссис Ламберт рассеялись без следа. Мисс Тео и ее
маменька были вынуждены в глубине души признать, что их герой оказался самым
обыкновенным человеком. Они не говорили на эту тему, но каждая знала, о чем
думает другая, как свойственно людям любящим, и мать стала особенно ласкова
и нежна с дочерью, чтобы утешить ее в ее разочаровании. "Ничего, милочка, -
шептал материнский поцелуй, запечатленный на дочерней щеке, - наш герой
оказался самым обыкновенным человеком, а такие не годятся для моей Тео. Но
скоро ты найдешь своего суженого, если только в Англии есть кто-нибудь, кто
достаточно для этого хорош. Мне самой едва исполнилось пятнадцать лет, когда
твой отец увидел меня на ассамблее в Бери, и я еще в пансионе дала клятву,
что ни за кого другого замуж не выйду. Раз уж господь послал мне такого мужа
- лучшего человека во всем королевстве, - то он, конечно, окажет подобную
милость и моей дочке, которая достойна стать женой хоть короля, если только
она его полюбит!" Право, я не поручусь, что миссис Ламберт, которая,
разумеется, прекрасно знала, и сколько лет принцу Уэльскому, и какой он
красивый и добрый, не ожидала в глубине души, что и он проедет мимо ее
ворот, вот так же упадет с лошади, будет внесен в дом и исцелен, после чего
выхлопочет у своего августейшего дедушки полк для Мартина Ламберта и по уши
влюбится в Тео.
Полковник же и его дочь Этти, наоборот, принадлежали к лагерю
неверующих насмешников. Милая маменька ведь только и думает, что о свадьбах!
И правда, миссис Ламберт была большой любительницей романов и с большим
усердием проливала над ними слезы. Стоило показаться на дороге какому-нибудь
экипажу, и она уже ждала, что сейчас из него выйдет будущий муж одной из ее
девочек и позвонит у ворот. Что до мисс Этти, то она дала волю своему
острому язычку и исподтишка всячески язвила их гостя. Она постоянно и дерзко
упоминала в разговоре то Персию, то Пруссию. Она спрашивала, не носит ли
нынешний прусский король титул Шаха, и не зовется ли он Софи, и далеко ли от
Исфагани до Саксонии, куда сейчас вторглись войска его величества, - ведь
из-за этой войны папенька целыми днями сидит теперь над картами и газетами.
Она отыскала в материнском шкафу "Персидские сказки" и незаметно положила их
на столике в гостиной, где собиралась вся семья. Вот она, например, ни за
что бы не вышла за персидского принца, ей больше по душе джентльмены,
которым разрешается иметь единовременно только одну жену. Она называла
нашего виргинца кавалером Тео, принцем Тео. Она спрашивала маменьку, не
угодно ли ей, чтобы она, Этти, выбрала себе второго их гостя, чернокожего
принца. По правде говоря, она дразнила сестру и мать, высмеивая их
сентиментальность, до тех пор, пока они не начинали сердиться, а тогда она
тоже плакала, бурно их целовала и улещивала, пока они вновь не приходили в
хорошее расположение духа. По простодушный Гарри Уорингтон тем временем даже
не подозревал, что служит ни в чем не повинной причиной всех этих шуток,
слез, ссор, примирений, матримониальных планов и прочего. На него сыпались
постоянные упоминания про пруссаков и персов, но эти парфянские стрелы
отскакивали от него, не причинив ему никакого вреда. Шах? Софи? Наверное,
это какая-то дама, решил он и счел бы полной нелепостью предположение, будто
это имя мог носить мужчина с большой черной бородой. Мы попадаем в лоно
тихой семьи, как камень падает в спокойный пруд: мы целы и невредимы и
чувствуем себя превосходно, ничего не зная о том, какое подняли тут волнение
- потревожили рыбу, распугали уток и взбаламутили всю воду. Мог ли Гарри
знать, как подействовало его внезапное появление на это мирное и
сентиментальное семейство? Во многом он был о себе самого высокого мнения,
но не в том, что касалось женщин, ибо еще не вышел из возраста, когда
молодые люди не умеют преодолеть робость и нуждаются в поощрении, а к тому
же полученное им воспитание привило ему самое скромное и почтительное
отношение к прекрасному полу. И как ни вились вокруг него шуточки мисс Этти,
он обращал на них не больше внимания, чем на комаров. И он вовсе не был
глуп, как, без сомнения, полагала она, - он был только простодушен и слишком
поглощен собственными делами, чтобы замечать других людей. Подумать только,
какие трагедии, комедии, интермедии, интриги и фарсы разыгрываются у нас под
носом в гостиных наших хороших знакомых, где мы бываем ежедневно, а мы
самодовольно и слепо пребываем в полном о них неведении! Когда сестры
расчесывали на ночь свои пышные кудри или шептались в огромной кровати, на
которой они, по обычаю того времени, спали вместе, мог ли Гарри догадаться,
какое большое место занимает он в их мыслях, шутках, разговорах? Три дня
спустя его новые радушные друзья прогуливались с ним в прекрасном парке
лорда Ротема, всегда для них открытом, и вышли к маленькому озеру, где жили
лебеди, которых барышни имели обыкновение кормить кусочками хлеба. Когда
лебеди поплыли к ним, Этти бросила странный взгляд на мать и сестру,
посмотрела на отца, который стоял рядом - добродушный, всем довольный, в
красном камзоле, - и сказала:
- Маменькины волшебные лебеди похожи на этих, правда, папенька?
- Какие лебеди, милочка? - спросила ее мать.
- Похожи, но не совсем. Шеи у них покороче, и они десятками расхаживают
по нашему лугу, - продолжала мисс Этти. - Я видела сегодня утром, как Бетти
ощипывала одного из них на кухне. Его нам подадут за обедом под яблочным
соусом, с...
- Какая ты глупенькая, - заметила Тео.
- С шафраном и луком. А вы любите лебедей, мистер Уорингтон?
- Прошлой зимой я подстрелил трех на нашей реке, - ответил виргинец. -
У нас они не такие белые, но все равно вкусные. - Простак и не подозревал,
что был в эту минуту аллегорической фигурой и что мисс Этти рассказывала
сказочку про него самого. В одном чрезвычайно ученом латинском труде я
читал, что задолго до открытия Виргинии другие люди бывали столь же
недогадливы.
Итак, предчувствие обмануло мисс Тео - тот нежный трепет в груди,
который, признаемся, она ощутила, когда в первый раз увидела виргинца -
бледного, окровавленного и такого красивого! Нет, это не была та великая
страсть, которую, как она знала, могло вместить ее сердце. Подобно птицам,
оно пробудилось и начало петь, приняв за утреннюю зарю ложный рассвет.
Вернись же на свою ветку и вновь спрячь головку под крыло, трепетный,
взволнованный комочек! Еще не начало светать, и пока еще время спать, а не
петь. Но скоро настанет утро, все небо заалеет и ты взовьешься ввысь,
приветствуя солнце звонкой трелью.
Быть может, внимание прекрасной и подозрительной читательницы строчек
сорок назад привлекли слова о том, что три дня спустя Гарри прогуливался и
т. д. Но если он мог уже прогуливаться, - а это, по-видимому, сомнений ад
вызывало, - то почему он прогуливался не по променаду в Танбридж-Уэлзе с
леди Марией Эсмонд? Его плечо зажило, его здоровье полностью восстановилось,
и у него, как мы знаем, не было даже второго кафтана, так что он пользовался
гардеробом полковника. Казалось бы, молодой человек, оказавшийся в подобном
положении, не имел ни малейшего права медлить в Окхерсте, когда долг,
приличия, любовь, родственная почтительность, нежное сердце, томившееся в
разлуке с ним, и, наконец, прачка - все призывало его поспешить в
Танбридж-Уэлз. Так почему же он не откликался на этот зов - уж не влюбился
ли он в одну из дочерей дома? Но на это мы сразу можем ответить - "нет". Так
неужели ему просто не хотелось ехать? Что, если за эти два дня злодейский
замысел его тетушки преуспел и его недавняя любовь была убита ее ядовитыми
намеками, точно Прекрасная Розамунда - ядом царственной и законной супруги
своего возлюбленного? Неужто Геро зажигает светильник и готовит ужин, а
Леандр тем временем приятно проводит время в обществе других красавиц и
вовсе не собирается никуда плыть? Добрые сердца не могли не исполниться
жалости к леди Марии Эсмонд с той минуты, когда близкая родственница нанесла
ей этот коварный удар в спину. Я знаю, что леди Мария не лишена недостатков
- а к тому же носит накладные волосы и... неважно что. Но когда женщина
несчастна - неужели мы не пожалеем ее? Когда девица достигает определенных
лет - неужели мы будем смеяться над ней из-за ее возраста? Несомненно,
общество старухи-тетки и собственное злосчастное заблуждение делают жизнь
леди Марии Эсмонд в Танбридж-Уэлзе не слишком приятной. Ее некому защитить.
Она в полной власти госпожи Беатрисы. Леди Мария бедна и надеется, что
тетушка о ней позаботится. У леди Марии есть кое-какие тайны, которые
старуха знает и пользуется этим, чтобы держать ее в руках. Я, например,
преисполняюсь жалости и сочувствия, когда думаю теперь о леди Марии.
Представьте себе, как она одинока, как терзает ее эта старуха! Нарисуйте и
своем воображении эту древнюю Андромеду (с вашего разрешения, мы не станем
лишать ее пышных локонов, ниспадающих на плечи), прикованную к скале на горе
Ефраим и отданную на растерзание этому дракону-баронессе. На помощь, Персей!
Спеши на окрыленных ногах, рази сверкающим мечом! Но Персей нисколько не