Каслвуд, и вот вы втягиваете в игру бедного мальчика из Виргинии, своего
родственника, и бессовестно его обчищаете! Какой позор, какой позор!
- Мы ведь все ведем какую-то игру. Разве ты, Мария, не начала и не
выиграла свою партию? Отчего это вдруг такие угрызения из-за бедного
мальчика из Виргинии? Или мистер Гарри пошел на попятный? А может быть,
вашему сиятельству сделали более выгодное предложение? - восклицает милорд.
- Да если ты и не выйдешь за него замуж, так его приберет к рукам одна из
уорингтонских барышень, помяни мое слово, - старая святоша на Хилл-стрит
отдаст за него любую, лишь бы взял. Или ты совсем дура, Мария Эсмонд? То
есть даже больше дура, чем я думал?
- Я была бы дурой, Юджин, если бы верила, будто мои братья способны
поступать, как честные люди! - сказала Мария. - Только дура может надеяться,
что ты поступишь вопреки своей натуре, что ты поможешь родственнику в беде,
что ты не обчистишь простака, если он попадется на твою удочку.
- Обчищу! Вздор! Какие глупости ты говоришь! Мальчик вел такую жизнь,
что даже ты могла бы предвидеть, чем это кончится. Он бы все равно проиграл
свои деньги, не мне - так другому. Я не осуждал тебя за твои милые планы в
отношении него. Так почему же ты сердишься, если я протянул руку за тем, что
он предлагал всему свету? Я тебя урезониваю, а для чего, собственно? Ты в
таком возрасте, что могла бы и сама взглянуть правде в глаза. Ты считаешь,
что эти деньги по праву принадлежали леди Марии Уорингтон и ее детям? Так я
повторяю, через три месяца они все были бы спущены за игорными столами у
Уайта, и много лучше, что они пошли в уплату моих долгов. Вот чего стоит
гнев вашего сиятельства, рыдания, угрозы и гадкие выражения. А я, как добрый
брат, отвечаю ласково и разумно.
- Мой добрый брат мог бы предложить что-нибудь посущественнее ласковых
слов бедному мальчику, у которого он только что забрал тысячи, - возразила
сестра этого любящего брата.
- Боже великий, Мария! Как ты не понимаешь, что умная женщина даже это
неприятное происшествие может обратить в свою пользу! - восклицает милорд.
Мария ответила, что не понимает, о чем он говорит.
- А вот о чем. Обойдемся без имен. Я в чужие дела не мешаюсь, у меня
хватает своих, черт бы их побрал. Но предположим, мне известен случай в
другой семье, который приложим к нашим обстоятельствам. А именно. Желторотый
юнец, наследник приличного состояния, приезжает из деревенской глуши
погостить у своих друзей в городе - неважно откуда, неважно в какой город.
Пожилая родственница, влачившая свое девичество уже... - ну, сколько, к
примеру, лет? - вырывает у юного джентльмена обещание жениться, неважно, на
каких условиях.
- Милорд, вам мало обездолить вашего кузена, вы еще оскорбляете
собственную сестру? - спрашивает Мария.
- Мое милое дитя, я хоть словом заикнулся о передергивании, обирании
или обдирании? И разве я взбесился, когда ты оскорбляла меня? Я знаю, твоя
вспыльчивость и свойственное всему вашему полу неразумие имеют право на
снисходительность. И я был с тобой учтив и ласков. Итак, я продолжаю.
Пожилая родственница вырывает обещание жениться у юнца, которому вовсе не
хочется его исполнять. И он ищет способа нарушить свою клятву. Пожилая
родственница ему опротивела, и он будет ссылаться на несогласие своей
матушки, он пойдет на что угодно, лишь бы освободиться от обещания.
- О, разумеется, будь он из нас, из Эсмондов! Но мы, милорд, говорим о
человеке чести! - восклицает Мария, которая, я полагаю, восхищалась
прямодушием в других, хотя в собственной семье ей его и не приходилось
наблюдать.
- Я не стану возражать ни на первое, ни на второе восклицание моей
дражайшей сестрицы. Любой из нас, не задумываясь, отказался бы от такого
обещания, особенно если бы оно не было запечатлено письменно.
- Милорд! - охает Мария.
- Ха! Я знаю все. Тетушка Бернштейн устроила в Танбридже очень ловкую
штучку. Мужчинам в нашем семействе далеко до старушки. Тебя арестовали, а
потом обыскали твои шкатулки и баулы. Когда ты вышла на свободу, оказалось,
что письмо могока к тебе исчезло, но ты, как иногда с тобой случается, была
благоразумна и промолчала. Ты все еще имеешь виды на своего чероки. Soit
{Пусть будет так (франц.).}. Женщина с твоим зрелым опытом знает, чего стоит
муж. Так имеет ли смысл обращать внимание на такой пустяк, как двести -
триста фунтов?
- Всего только триста фунтов, милорд? - перебивает Мария.
- Ну, сотней больше, сотней меньше - какая разница? Что такое этот
карточный проигрыш? Безделица! Ставка, которую пробуешь выиграть ты, - это
княжество! Тебе нужно твое виргинское королевство, и поверь мне, переделка,
в которую попал твой милый, - большая для тебя удача.
- Я вас не понимаю, милорд.
- C'est possible {Возможно (франц.).}. Но сядь, и я объясню так, что
даже тебе все станет ясно.
И вот Мария Эсмонд, ворвавшаяся к брату разъяренной львицей, села у его
ног кроткой овечкой.

Госпожа Бернштейн была немало огорчена известием об аресте своего
племянника, которое мистер Гамбо доставил на Кларджес-стрит в роковой вечер.
Она хотела сама расспросить чернокожего слугу о подробностях постигшей Гарри
беды, но мистер Гамбо, торопясь сообщить печальную новость еще многим
другим, удалился прежде, чем ее милость послала за ним. Это обстоятельство
не улучшило расположения ее духа, как и бессонная ночь, которую она затем
провела. Я не завидую ни компаньонке, которая играла с ней в карты, ни
горничной, спавшей в ее опочивальне. Арест за долги был весьма заурядным
событием, и баронесса, как светская женщина, прекрасно это знала. Что
натворил ее шалопай-племянник? Сколько ей придется уплатить за него? Неужели
он промотал все свои деньги? Она намеревалась помочь ему, если, конечно,
сумма не окажется чрезмерной. Ей нравились даже его расточительность и
проказы. В первый раз за долгие-долгие годы нашлось человеческое существо,
которое пробудило в этой очерствевшей душе теплые чувства. И потому она, как
и сам Гарри, не сомкнула глаз, а рано поутру посланцы, которых они отправили
по одному и тому же делу, возможно, встретились в пути.
Госпожа Бернштейн послала слугу к своему поверенному мистеру Дрейперу с
распоряжением, чтобы мистер Д. узнал сумму долга, за который арестовали
мистера Уорингтона, и незамедлительно явился к баронессе. Эмиссары Дрейпера
без особого труда установили, что мистер Уорингтон содержится совсем рядом,
а также выяснили сумму предъявленного ему покуда иска. Но если у него есть
другие кредиторы, в чем сомневаться не приходится, они, конечно, поспешат
представить его счета ко взысканию, как только услышат про его арест.
Мистеру Блеску, ювелиру, за злосчастные подарки - столько-то, хозяину
квартиры на Бонд-стрит за стол, дрова и проживание - столько-то. Мистер
Дрейпер установил, что все пока исчерпывается этими двумя исками. И он ждал
только распоряжения баронессы, чтобы уладить дело. В первую очередь
необходимо уплатить ювелиру, так как мистер Гарри легкомысленно заложил
золотые вещи, которые взял у мистера Блеска в кредит. Вероятно, ему срочно
потребовались наличные, но он рассчитывал выкупить заклад в самое ближайшее
время и, разумеется, ни о чем бесчестном не помышлял. Однако его поступок,
стань он достоянием гласности, может быть истолкован весьма неблаговидно, а
потому лучше было бы уплатить ювелиру без промедления.
- Какая-то тысяча фунтов не может затруднить джентльмена с положением и
с состоянием мистера Уорингтона, - заметила госпожа де Бернштейн.
О, ничуть! Ее милости известно, что мистеру Уорингтону принадлежит
капитал, под который можно немедленно произвести заем, если ее милость даст
свое поручительство.
Так не лучше ли ему сию же минуту отправиться к мистеру Амосу? Тогда
мистер Гарри сможет уже в два часа отобедать у ее милости и разочаровать
публику в клубах, которая, конечно, злорадствует по поводу его несчастья,
сказал сострадательный мистер Дрейпер.
Но у баронессы были другие планы.
- Мне кажется, любезный мистер Дрейпер, - сказала она, - наш юный
джентльмен достаточно нашалил, и мне хотелось бы, чтобы он вышел из тюрьмы
свободным от всяких обязательств. А ведь все его долги вам неизвестны.
- Сударыня, ни один джентльмен никогда во всех своих долгах не
признается, - говорит мистер Дрейпер. - Во всяком случае, я такого еще не
встречал.
- Глупый мальчишка принял на себя обязательство, от которого его
необходимо освободить, мистер Дрейпер. Вы помните некое происшествие в
Танбридж-Уэлзе осенью? То, по поводу которого я присылала к вам моего
дворецкого Кейса?
- Раз вашей милости было угодно упомянуть о нем, то я что-то
припоминаю, но так оно изгладилось из моей памяти, - заявляет мистер Дрейпер
с поклоном. - Стряпчий должен быть подобен папистскому исповеднику: то, что
ему доверено, навеки остается тайной от всех.
А потому мы ни словом не обмолвимся о тайне, которую госпожа Бернштейн
доверила мистеру Дрейперу, но, быть может, читатель разгадает ее, узнав о
том, как вел себя стряпчий дальше.
Мистер Дрейпер был уверен, что юный узник Кэрситор-стрит не замедлит
призвать его к себе, и решил подождать этого приглашения. Ждать ему пришлось
тридцать шесть часов, которыми завершились самые тягостные двое суток в
жизни Гарри.
По обыкновению, все помещения в обители бейлифа были полны, и мистер
Уорингтон не мог бы пожаловаться на одиночество, однако он предпочитал
унылое уединение в своей комнате тому обществу, которое собиралось за столом
его хозяйки, и лишь на второй день своего пребывания под арестом, когда
необходимость платить за стол и кров по тамошним непомерным ценам совсем
опустошила его кошелек, он наконец решил обратиться к мистеру Дрейперу. В
письме, которое он отправил стряпчему в Темпл, он сообщал ему о своих
затруднениях, а в постскриптуме настойчиво требовал, чтобы мистер Дрейпер не
вздумал сообщить о случившемся его тетке госпоже де Бернштейн.
Он не желал тревожить баронессу и думал воззвать к ней только в случае
крайней необходимости. Она была с ним так ласкова и заботлива, что ему
претила даже мысль о том, чтобы злоупотребить ее добротой, и он все еще
тешился надеждой, что сумеет обрести свободу прежде, чем она узнает о
постигшей его беде. Ему казалось унизительным просить денег у женщины. Нет!
Сначала он обратится к своим друзьям-мужчинам, - ведь любой из них может его
выручить, если захочет. Собственно, он рассчитывал послать к кому-нибудь из
них Сэмпсона в качестве посредника, но бедняга, поспешив на помощь другу,
сам попал в тюрьму.
Теперь Гарри мог полагаться только на своего чернокожего слугу, и
мистер Гамбо целый день сновал с письмами своего несчастного хозяина между
Темпл-Баром и аристократическими кварталами. Сначала Гарри отправил
конфиденциальное письмо своему родственнику, его сиятельству графу Каслвуду
в собственные руки, описывая, как он попал в тюрьму, и прося одолжить ему
деиег для расчета с кредиторами. "Пожалуйста, сохраните мою просьбу и
причину, ее вызвавшую, в тайне от моих дорогих родственниц", - писал бедный
Гарри.
"Можно ли вообразить себе более неудачное стечение обстоятельств? -
отвечал ему лорд Каслвуд. - Вероятно, вы не получили моего вчерашнего
письма? Должно быть, оно лежит у вас на квартире, куда - от души надеюсь -
вы незамедлительно возвратитесь. Дражайший мистер Уорингтон, полагая, что вы
богаты, как Крез, - иначе я, разумеется, ни под каким видом не стал бы с
вами играть, - я написал вам вчера письмо, умоляя одолжить мне деньги, чтобы
я мог умиротворить некоторых из наиболее алчных моих заимодавцев. Мой бедный
друг! Все ваши деньги до последнего шиллинга сразу же перекочевали в их
сундуки, и если бы не мое звание пэра, я, вероятно, делил бы с вами вашу
темницу. О вашем скорейшем из нее освобождении и возносит молитву искренне
ваш Каслвуд".
Таков был результат первой просьбы о помощи, и мы можем без труда
представить себе, что мистер Гарри читал этот ответ на свои мольбы с
недоумением и растерянностью. Но ничего! Ведь у него есть дядя - добрый,
простецкий баронет Уорингтон. Не далее как вчера тетушка целовала его и
любила, как сына. А дядя призвал на него благословение небес и объявил о
своих отеческих к нему чувствах. Застенчивость и благовоспитанность не
позволили Гарри, когда он пребывал в лоне этого добродетельного семейства,
хотя бы словом заикнуться о пари, скаковых лошадях, игре и прочих своих
проказах. Теперь наступила пора открыть все. Ему придется признаться, что он
мот и грешник, и попросить у них прощения и помощи. Итак, Блудный Сын сел и
сочинил покаянное письмо дяде Уорингтону, открыл ему свои грустные
обстоятельства и умолял спасти его. Так нашему надменному виргинцу пришлось
проглотить довольно-таки горькую пилюлю. Гарри посвятил этому письму не один
час терзаний и мучительных размышлений: много листов дорогой бумаги мистера
Амоса (шесть пенсов лист) разорвал он, прежде чем послание было завершено и
всхлипывающий Гамбо (которого служители и прихлебатели бейлифа осыпали
бранью, ибо, по их мнению, он отнимал у них положенный им заработок)
отправился доставить его по адресу.
Вечером верный негр вернулся с толстым пакетом, надписанным рукой
тетушки Уорингтон. Гарри вскрыл его дрожащими пальцами. Он думал извлечь из
него пачечку банкнот. Увы! Пакет содержал проповедь мистера Уитфилда (Даниил
во рву львином) и письмо от леди Уорингтон, объясняющее, что в отсутствие
сэра Майлза, который уехал из Лондона, его письма вскрывает она и таким
образом вынуждена была узнать то, о чем сожалеет до глубины души, а именно,
что ее племянник Уорингтон жил не по средствам и запутался в долгах.
Разумеется, в отсутствие сэра Майлза ей негде найти столь большую сумму, о
которой пишет мистер Уорингтон, но она будет горячо за него молиться, от
всей души сострадает ему и посылает духовные наставления милейшего мистера
Уитфилда, которые принесут ему утешение в несчастье, постигшем его, увы, как
она опасается, не незаслуженно. Далее следовали обильные ссылки на те главы
Священного писания, которые могут принести ему пользу. Если, продолжала она,
в такую минуту ей будет позволено упомянуть о делах светских, то она хотела
бы намекнуть мистеру Уорингтону, что орфография его письма оставляет желать
много лучшего. Она всемерно постарается исполнить его желание, чтобы его
дорогие кузины ничего не узнали об этом прискорбнейшем обстоятельстве, и,
желая ему наилучшего удела, как здесь, так и там, остается его любящей
теткой Маргарет Уорингтон.
Бедный Гарри зажал лицо в ладонях и некоторое время сидел, упершись
локтями в грязный стол, и тупо глядел на огонек свечи. Служанка бейлифа,
тронутая его красотой и молодостью, предложила принести его чести кружечку
пива, но Гарри не мог ни пить, ни есть поставленный перед ним ужин. Зато
Гамбо оказался вполне на это способен: горе не лишило его аппетита, и,
продолжая всхлипывать, он выпил все пиво и уписал все мясо и весь хлеб до
последнего кусочка. Тем временем Гарри закончил еще одно послание, вручил
его своему верному гонцу, и Гамбо вновь отправился в путь.
Однако ему не пришлось бежать дальше кофейни Уайта, с которой, по
приказанию хозяина, он должен был начать поиски того, кому было адресовано
письмо. Даже узник, для которого время тянулось невыносимо медленно, был
удивлен быстрым возвращением своего чернокожего слуги. Впрочем, письмо,
которого ждал. Гарри, не отняло у писавшего много времени.
- Милорд написал его за конторкой привратника, а я стоял рядом с
мистером Моррисом, - объяснил Гамбо.
Говорилось же в письме следующее:

"Милостивый государь.

К сожалению, я не могу исполнить ваше желание, так как в настоящую
минуту стеснен в средствах после того, как уплатил крупные суммы вам и
другим джентльменам.
Остаюсь вашим покорным слугой Марч и Р.

Гарри Уорингтону, эсквайру",

- Лорд Марч что-нибудь сказал? - осведомился мистер Уорингтон, побелев
как полотно.
- Он сказал, что у всякой наглости должен быть предел. И мистер Моррис
сказал то же самое. Он показал ему ваше письмо, масса Гарри, а мистер Моррис
и говорит: "Дьявольское бесстыдство!" - добавил Гамбо.
Гарри разразился таким оглушительным хохотом, что встревожил своего
гостеприимного хозяина, и тот прибежал к нему в уверенности, что он получил
приятные известия и намерен тотчас его покинуть. Но бедный Гарри уже
перестал смеяться и, упав в кресло, печально смотрел на огонь.
- Мне... мне хотелось бы выкурить трубочку виргинского табака, -
вздохнул он.
Гамбо залился слезами, упал к ногам Гарри и принялся целовать его руки
и колени.
- Хозяин, дорогой хозяин! Что скажут у нас дома? - рыдая, проговорил
он.
Горькие слезы и верность чернокожего слуги и бледное лицо Гарри,
который склонился в кресле, сокрушенный своим несчастьем, тронули сердце
тюремщика.
- Вы второй день ничего не едите, ваша честь, - сказал он, и в его
грубом голосе слышалась жалость. - Да не сокрушайтесь вы так. Вы ведь не
первый джентльмен, кому пришлось побывать в тюрьме за долги. Давайте-ка я
лучше принесу вам стакан пуншу и ужин.
- Мой добрый друг, - сказал Гарри, и на его бледном лице мелькнула
жалкая улыбка, - тут ведь принято за все платить наличными, не правда ли?
Ну, так у меня не осталось на ужин даже шиллинга. Все свои деньги я потратил
на бумагу.
- Ах, хозяин, милый хозяин! - закричал Гамбо. - Вы поглядите сюда,
мистер Гарри! Вот сколько денег! Вот двадцать три гинеи. И золотой на
счастье из Виргинии. А вот... нет, это не то, это мне девушки на память
подарили. Берите все, все! Завтра утром я пойду продам себя, а на сегодня
вам хватит, хозяин!
- Да благословит тебя бог, Гамбо! - произнес Гарри, положив руку на
курчавую голову. - Я в тюрьме, но ты свободен, и, конечно, я не откажусь от
помощи такого друга, как ты. Принеси мне поужинать и еще трубку... Трубку,
смотри, не забудь!
Гарри с большим удовольствием поужинал, а когда Гамбо уходил, сторожа и
служители бейлифа пожали ему на прощанье руку и с этих пор стали относиться
к нему с уважением.


^TГлава XLVII^U
Посетители в масках

Искренняя любовь и благородство Гамбо смягчили ожесточение его хозяина,
так что вторая ночь в тюрьме оказалась для Гарри легче первой. Во всяком
случае, кто-то сочувствовал ему и старался помочь. Но об остальном мире он
думал с гневом и гордостью. Они себялюбивы и неблагородны, решил он. Его
благочестивая тетушка Уорингтон, его знатный друг лорд Марч, его
многоопытный кузен Каслвуд - все они не выдержали испытания делом. Пусть он
проведет в заточении хоть двадцать лет, но уж больше не унизится до того,
чтобы обратиться за помощью к ним! Каким глупцом он был, когда верил их
обещаниям и полагался на их дружбу! В этой проклятой, бессердечной,
себялюбивой стране дружбы не существует! Он больше не станет доверять
англичанам - и знатным и незнатным. Он уедет отсюда. Отправится в Германию и
будет воевать под знаменами прусского короля или вернется домой, в Виргинию,
укроется там в лесах и будет охотиться с утра до ночи. А то станет
доверенным своей матери, ее управляющим, женится на Полли Бродбент или на
Фанни Маунтин, станет настоящим фермером, табачным плантатором - да он что
угодно сделает, лишь бы не оставаться среди этих лощеных английских
джентльменов. Вот так, хотя пробудился он словно бы веселым, в душе у него
бушевал гнев, а рано поутру в комнату к нему вошел верный Гамбо, - он принес
мистеру Гарри письма, доставленные на Бонд-стрит.
- Я хотел захватить смену одежды, - добавил честный Гамбо, - но мистер
Рафф не позволил мне ничего брать.
Гарри не хотелось смотреть письма. Он вскрыл первое, второе, третье -
это были счета. Четвертое оказалось от мистера Рафф а, который сообщал, что
не даст больше выносить вещи мистера Уорингтона из дома и, если по его счету
не будет уплачено, он продаст эти вещи и сам себе заплатит, а чернокожий
мистера Уорингтона пусть ночует где хочет, только не в его доме. Он еле-еле
согласился отдать Гамбо его ливрею и саквояж. Гамбо объяснил, что он уже
нашел себе приют - у своих друзей в доме лорда Ротема.
- У слуг полковника Ламберта, - говорит мистер Гамбо и пристально
смотрит на хозяина. - А мисс Этти в обморок упала, когда услышала про ваш
арест. А мистер Ламберт, хороший он человек, так он мне сказал нынче утром:
"Гамбо, скажи своему господину, чтобы он прислал за мной, если захочет меня
видеть. Я, говорит, приду".
Гарри был растроган, услышав, что Этти приняла к сердцу его несчастье.
Рассказу Гамбо про обморок он не поверил, привыкнув к обычным преувеличениям
своего чернокожего слуги. Но едва Гамбо упомянул про полковника Ламберта,
как молодой виргинец снова помрачнел. "Чтобы я послал за Ламбертом! За
человеком, который меня оскорбил и швырнул мне в лицо мои подарки, - подумал
он скрежеща зубами. - Да умирай я с голоду, я бы не попросил у него черствой
корки!"
Затем, одевшись, мистер Уорингтон спросил завтрак, а Гамбо отправил с
короткой запиской в Темпл к мистеру Дрейперу - с просьбой поскорее явиться к
нему.
- Записка такая наглая, словно он пишет какому-нибудь своему негру, а
не свободнорожденному английскому джентльмену, - заметил мистер Дрейпер, с
которым Гарри, бесспорно, всегда обходился донельзя пренебрежительно. - Если
чванится знатный джентльмен, куда ни шло, но чтоб арестант! Да провались он!
- говорит Дрейпер. - Я еще подумаю, идти ли мне.
Тем не менее мистер Дрейпер пошел и убедился, что мистер Уорингтон в
беде стал куда надменнее, чем в дни своего благополучия. Мистер У. сидел на
кровати, точно лорд - напудренный, в парчовом халате. Он велел своему
чернокожему подать стул.
- Простите меня, сударыня, но я не привык терпеть такое обхождение, -
сказал негодующий стряпчий.
- Возьмите стул и продолжайте свой рассказ, мой добрый мистер Дрейпер,
- сказала, посмеиваясь, госпожа де Бернштейн, к которой он явился доложить о
результатах этого свидания. Гнев стряпчего ее забавлял. Ей нравилось, что ее
племянник ведет себя в несчастье столь высокомерно.
Баронесса и ее поверенный накануне уговорились, как будет он держаться
в разговоре с Гарри. Дрейпер хорошо знал свое дело и обычно умел услужить
клиенту, но на этот раз он потерпел неудачу, потому что обиделся и
рассердился, а вернее, потому, что не сумел понять джентльмена, с которым
имел дело. Я полагаю, что эту страницу сейчас пробегают глазами
благороднейшие читатели. Так не приходилось ли вам, истинному джентльмену,
любезнейший сэр, замечать, что вы, без всякого на то желания, обижаете и
задеваете своим обращением тех, кто не джентльмен? Точно так же неджентльмен
оскорбляет вас тысячами способов, сам того не подозревая, бедняга. Он
говорит или делает что-то, что у вас вызывает презрение. Он замечает ваше
презрение (потому что, стесняясь себя и своих манер, он постоянно ожидает
чего-либо подобного) и приходит в бешенство. Вы говорите с ним
непринужденно, а он воображает, что вы ставите его на место. Вы к нему
безразличны, а он вас ненавидит, и тем сильнее, чем вам это все равно.
- Гамбо, стул для мистера Дрейпера! - говорит мистер Уорингтон, садясь
на кровати и прикрывая ноги полами парчового халата. - Будьте добры,
садитесь, и поговорим о моем деле. Весьма обязан, что вы пришли так скоро.
Вы уже слышали об этой моей неприятности?
Да, мистер Дрейпер слышал.
- Дурные вести разносятся быстро, мистер Уорингтон, - говорит он. - И я
готов был предложить вам мои смиренные услуги, едва вы пожелаете к ним
прибегнуть. Ваших друзей, ваших родных очень огорчит, что такой джентльмен,
как вы, оказался в подобном положении.
- Я был очень неблагоразумен, мистер Дрейпер. Я жил не по средствам
(мистер Дрейпер наклонил голову). Я играл в обществе джентльменов богаче
меня, и мне дьявольски не везло. Я проиграл всю свою наличность и остался с
неоплаченными счетами на пятьсот с чем-то фунтов.
- Иск к вам предъявлен на пятьсот фунтов, - говорит мистер Дрейпер.
- Ну, это такой пустяк, что вчера мне казалось, достаточно будет
обратиться к кому-нибудь из моих друзей, и я, тут же уплатив этот долг,
спокойно вернусь домой. Но я ошибся и буду очень вам благодарен, если вы
любезно укажете мне, каким образом я мог бы в ближайшее время достать
необходимую сумму.
Мистер Дрейпер сказал "гм!" и сделал весьма серьезную и печальную мину.
- Но, сударь, это же возможно! - говорит мистер Уорингтон, с
недоумением глядя на стряпчего.
Это не только возможно, но мистер Дрейпер накануне просил у госпожи
Бернштейн разрешения тотчас уплатить эти деньги и освободить мистера
Уорингтона. Баронесса давно уже объявила, что думает сделать этого молодого
джентльмена своим наследником. К тому же Дрейпер, как и весь свет, верил,
что родовое имение Гарри в Виргинии замечательно не только своей величиной,
но и богатством. Необходимая сумма была при нем, и по распоряжению госпожи
Бернштейн он должен был уплатить ее при соблюдении некоторых условий. Тем не
менее, когда Гарри воскликнул: "Это же возможно!" - мистер Дрейпер сделал
печальную мину и ответил:
- Да, сэр, но на это нужно время, и время немалое. Чтобы распорядиться
той долей вашего английского наследства, которая перешла к вам ввиду смерти
мистера Джорджа Уорингтона, нам необходимо доказать эту смерть и снять
опеку, а кто может это сделать? Леди Эсмонд-Уорингтон, разумеется, не