Марии: ей нравилось поражать ударами нежное сердце этой девы, а жалобное
молчание и горесть племянницы ее только тешили.
- Право, моя милая! Мальчикам положено перебеситься, - объявляла
баронесса. - В нашей семье еще не бывало маменькиных сынков, и я не хочу,
чтобы Гарри оказался первым.
Хлеб тетушки, который ела Мария, порой застревал у нее в горле. Увы,
каким черствым и неудобоваримым умеют сделать его некоторые женщины!
Мистер Вулф постоянно наезжал из Уэстерема, чтобы вздыхать у ног своей
возлюбленной, и, зная, что полковник отдает этому занятию все свободное
время, мистер Уорингтон не рассчитывал часто с ним видеться, хотя ему были
очень приятны общество этого офицера и беседы с ним. Его разговор был совсем
непохож на болтовню светских бездельников, окружавших Гарри. Мистер Вулф
никогда не рассуждал о картах или о лошадиных родословных, не хвастал своими
охотничьими подвигами, не кичился успехом у женщин и не смаковал
бесчисленные скандальные истории, которыми изобиловала та эпоха. Эпоха эта
не была добродетельной. Нравы ее были гораздо более распущенными по
сравнению с нашими. Вспомним хотя бы старика-короля, чьи любовницы открыто
появлялись при дворе, где перед ними склонялись самые знатные ж великие люди
страны. Вспомним вельмож, которые в погоне за удовольствиями творили
всяческие безумства, вспомним вольность в словах и поступках, о чем мы, как
добросовестные историки, должны упомянуть, не вдаваясь в подробности, дабы
без особой нужды не возмущать добропорядочного читателя. А наш молодой
джентльмен оказался в компании самых буйных из этих гуляк и попал под
крылышко старухи-родственницы, которая обитала в самой гуще этого общества.
По вышеупомянутой причине Гарри не заметил, что полковник Вулф начал
избегать его, и сначала не обратил внимания, что при их редких встречах
полковник держится теперь с ним холодно в сухо. Он не знал, какие про него
ходят сплетни. Да и кто это знает? Кто распускает их? Кто отцы подобной
поразительной лжи? Бедняга Гарри и не подозревал, какую он приобретает
репутацию. Ему даже в голову не приходило, что пока он катается верхом,
играет в карты и безобидно развлекается, многие почтенные люди начинают
считать его отъявленным распутником.
Увы, увы! Подумать только! Юноша, который так нам нравился, такой
кроткий и тихий, пока он жил у нас, такой простой и неприхотливый, оказался
распутником, мотом, безбожным игроком, покровителем погибших женщин! Эти
истории достигли слуха честного полковника Ламберта в Окхерсте - сначала
одна, лотом другая, а потом целый поток их, преисполняя сердце добряка горем
и заботой, и в конце концов его домашние заметили, что его что-то гнетет и
тревожит. Сперва он не желал говорить об этом и оставлял без ответа ласковые
расспросы жены. Миссис Ламберт решила, что произошло страшное несчастье, что
ее муж - разорен, что его посылают на войну с опасным поручением, что кто-то
из их сыновей заболел, покрыл себя позором, умер! Кто способен сохранить
твердость духа перед испуганной женщиной или уклониться от допроса на
супружеской подушке? Ламберту пришлось рассказать часть того, что ему стало
известно про Гарри Уорингтона. Его жена была поражена и огорчена не меньше
мужа. Из спальни папеньки и маменьки горе, придушенное было там подушками,
потихоньку скользнуло вниз. Вслед за родителями недуг поразил Тео и Эстер, и
переносили они его очень тяжело. О, нежные раненые сердечка! Сначала Эстер
покраснела, вознегодовала, сжала кулачки и поклялась, что не верит ни
единому слову из этих гадких сплетен, но в конце концов она им поверила.
Злословие почти всегда одерживает победу над людьми - особенно над хорошими
и простодушными. Какую змею приютили они у своего очага! О, несчастный,
несчастный мальчик! Только подумать: показывается на людях с этой ужасной
накрашенной француженкой, дарит ей бриллиантовые ожерелья и щеголяет своим
позором перед всем Танбриджем! Жена и дочки полковника Ламберта рыдали из-за
этой истории, а отец семейства в чрезвычайном расстройстве поведал обо всем
священнику. Но напрасно тот в ближайшее воскресенье прочей свою любимую
проповедь о злословии и обличал нашу склонность всегда верить дурному о
наших ближних. Мы каемся, мы обещаем исправиться - и верим следующей же
сплетне. Так и добрые несчастные окхерстцы верили всему, что слышали про
беднягу Гарри.
Сам же Гарри Уорингтон тем временем был по-прежнему полон
самодовольства и даже не догадывался, как дурно думают о нем его друзья, -
он вел весьма приятную, хотя и бесполезную жизнь светского вертопраха, не
имея ни малейшего представления о том, какой скандал вызывает его поведение
и как строго порицают его многие достойные люди. Однажды после партии в
теннис с мистером Бэтсом Гарри, очень довольный и собой и всем миром, нагнал
полковника Вулфа, который возвращался от дамы своего сердца. Гарри протянул
ему руку, и полковник пожал ее, но так холодно, что молодой человек не мог
этого не заметить, тем более что в ответ на изысканный поклон мистера Бэтса
мистер Вулф едва приложил указательный палец к полям своей шляпы.
Капитан-теннисист удалился с несколько обескураженным видом, а Гарри
задержался, намереваясь поболтать со своим уэстеремским приятелем. Некоторое
время мистер Вулф шел рядом с ним, держась чрезвычайно прямо и храня
холодное молчание.
- Я давненько вас не видел, - сказал Гарри.
- У вас есть много новых друзей, - сухо ответил мистер Вулф.
- Но мне куда приятнее быть с вами, чем с ними! - воскликнул юноша.
- Да, пожалуй, мое общество было бы для вас лучше общества некоторых из
них, - сказал его собеседник.
- Вы имеете в виду капитана Бэтса? - спросил Гарри.
- Признаюсь, я не питаю к нему особой приязни: в армии у него была
прескверная репутация, и не думаю, чтобы с тех пор, как его уволили в
отставку, он хоть немного исправился. Да, конечно, вы могли найти себе более
достойного друга, чем капитан Бэте. Простите мне мою прямоту, - сурово
сказал мистер Вулф.
- Друга? Он мне вовсе не друг - он только учит меня теннису, к тому же
он большой приятель милорда и всех светских людей, которые играют в теннис.
- Я не светский человек, - ответил мистер Вулф.
- Дорогой полковник! В чем дело? Я вас чем-нибудь рассердил? Вы
говорите так, словно сердитесь на меня, а я, право, не сделал ничего, что
могло бы лишить меня вашей дружбы, - сказал мистер Уорингтон.
- Я буду откровенен с вами, мистер Уорингтон, - очень серьезно произнес
полковник. - И скажу вам без обиняков, что мне не нравятся некоторые из
ваших друзей.
- Но ведь эти люди принадлежат к самым знатным фамилиям Англии и
вращаются в самом высшем свете! - воскликнул Гарри, решив не обижаться на
прямоту своего собеседника.
- Вот именно: для бедного солдата вроде меня они слишком знатны и
принадлежат к слишком высокому свету, и если вы будете и дальше водить с
ними компанию, вы убедитесь, что многие из нас, простых людей, не могут
позволить себе того же. Мистер Уорингтон, я имею честь быть помолвленным с
благородной девицей. Вчера я встретил вас, когда вы открыто прогуливались с
французской балетной танцовщицей, и вы мне поклонились. Я должен прямо
сказать вам, что прошу вас не кланяться мне, когда вы находитесь в подобном
обществе.
- Сэр! - сказал мистер Уорингтон, багровея. - Означают ли ваши слова,
что я вообще должен отказаться от чести быть знакомым с полковником Вулфом?
- Во всяком случае, когда вы находитесь в обществе подобной особы, -
гневно ответил полковник Вулф, употребив, правда, слово, которое теперь мы
не смеем написать, хотя Шекспир и вкладывает его в уста Отелло.
- Боже великий! Какой позор говорить так о женщине, кем бы она ни была!
- вскричал мистер Уорингтон. - Неужели кто-нибудь смеет сомневаться в
честности этой бедняжки?
- Вам виднее, сэр, - ответил его собеседник, с некоторым удивлением
глядя на Гарри. - Или свет вас очернил?
- Что мне виднее? Вот бедная французская танцовщица, которая приехала
сюда с матерью, потому что доктора прописали ей пить здешние воды. Я знаю,
что человек моего положения обычно не водит компанию с людьми ее круга, но
право же, полковник Вулф! Неужели вы так чопорны? Ведь вы же сами говорили,
что не цените благородное происхождение и что все честные люди должны быть
равны между собой! Так почему же я не могу во время прогулки предложить руку
этой бедняжке? Ведь тут не наберется и пяти человек, которые умели бы
говорить на ее родном языке. Я же немного изъясняюсь по-французски и рад
доставить ей такое удовольствие, а если полковник Вулф не желает кланяться
мне, когда я иду рядом с ней, то, черт подери, я обойдусь без его поклона! -
воскликнул Гарри, вновь покраснев.
- Неужели вам правда неизвестна репутация этой женщины? - спросил
мистер Вулф, уставившись на Гарри.
- Разумеется, известна, сэр. Она танцовщица, и, наверное, не лучше и не
хуже всех ей подобных. Но я имел в виду другое: будь она герцогиней или
вашей бабушкой, я не мог бы обходиться с ней с большим уважением,
- Вы что же, не выиграли ее в кости у лорда Марча?
- Выиграл?
- В кости. У лорда Марча. Эту историю знают все. В Танбридже не
найдется ни единого человека, который бы ее не слыхал. Мне только что
рассказали ее в обществе почтенного мистера Ричардсона, и дамы утверждали,
что с вас можно было бы писать колониального Ловласа.
- А что они еще про меня говорили? - спросил Гарри, и полковник поведал
ему все сплетни, которые знал. Перед ним развернулись чудовищные картины его
порочности и распутства. Он был губителем добродетели, закоренелым пьяницей
и игроком, отъявленным богохульником и вольнодумцем и, наконец, достойным
собутыльником лорда Марча и прочих прожигателей жизни, с которыми он
проводил время.
- Я говорю вам все это, - объяснил мистер Вулф, - так как, мне кажется,
вам следует знать, что о вас говорят. К тому же ваше возмущение по поводу
последней приписанной вам выходки убедило меня, что вы не виновны ни в чей
другом тоже. Я вижу, мистер Уорингтон, что думал о вас незаслуженно дурно, и
искренне прошу вас простить меня.
Конечно, Гарри был рад принять извинения своего друга, и они обменялись
рукопожатием - на этот раз искренним и сердечным. Большинство обвинений
Гарри опроверг без труда, но не отрицал, что играл много. Он полагал, что
джентльмен не может отклонить честный вызов других джентльменов, если игра
ему по средствам, - а он никогда не будет вести игру не по средствам. Так
как вначале он много выиграл, то и мог позволить себе крупные ставки, потому
что играл на чужие деньги. Игра, по его мнению, велась честно, а развлечение
это очень приятное. И ведь в Англии играют все, кроме методистов, не так ли?
Разве он сам не видел, как лучшее общество Танбриджа садится за карты - и в
том числе его собственная тетка?
Мистер Вулф ничего не сказал по адресу особ, которые, как считал Гарри,
составляли лучшее общество Танбриджа, но он откровенно побеседовал с молодым
человеком, чье прямодушие вновь завоевало его уважение, и предостерег его,
заметив, что его нынешняя жизнь, хотя, быть может, и очень приятна, однако
никак не может быть названа полезной.
- Человек, сэр, - сказал полковник, - вряд ли создан для того лишь,
чтобы проводить свои дни на скачках или играя в теннис, а ночи - в пирушках
или за карточным столом. Несомненно, на каждого человека возложен какой-то
долг, и джентльмену, которому нечего делать, следует подыскать себе занятие.
Знаете ли вы законы своей страны, мистер Уорингтон? Вы крупный землевладелец
и, без сомнения, когда-нибудь станете мировым судьей у себя на родине. А вы
поездили по стране, чтобы ознакомиться с ее ремеслами и мануфактурами? Это
предметы, вполне достойные внимания джентльмена - не менее, чем петушиные
бои и крикетные состязания. А о моей профессии вам что-нибудь известно? Что
это благородное занятие, вы, конечно, согласитесь, но поверьте мне, для
того, чтобы стать хорошим солдатом, нужно многому научиться, и, на мой
взгляд, это призвание подходит для вас больше всего. Я говорю так потому,
что, насколько я могу судить, книги и ученые занятия вас не влекут. Но целью
жизни должна быть честь! - воскликнул мистер Вулф. - И каждый человек может
так или иначе послужить своей родине. Поверьте, сэр, нет хлеба опаснее хлеба
праздности, а карты и иные развлечения могут служить отдыхом после дневных
трудов, но заменять эти труды и занимать весь день они не должны. И знаете,
мистер Уорингтон, мне кажется, вы вовсе не Юный Счастливец, как вас
прозвали, но скорее Уорингтон Злополучный, так как вас ежедневно и ежечасно
подстерегают праздность, лесть, соблазны, и могу только пожелать вам, чтобы
господь избавил вас от подобного счастья.
Однако, когда наш виргинец затем побывал у тетушки, ему не захотелось
объяснять ей, отчего у него такой мрачный вид. Он твердо решил, что не будет
больше пить, но в ресторации собралось очень приятное общество и бутылку
пустили по кругу; он твердо вознамерился не садиться в этот вечер играть, но
за столиком тетушки не хватало одного партнера, так как же он мог
отказаться? Несколько раз в течение вечера он оказывался партнером
баронессы, и ему чрезвычайно везло, так что он вновь встретил рассвет на
ногах и позавтракал на заре цыплятами и шампанским.


^TГлава XXIX,^U
в которой Гарри продолжает наслаждаться otium sine dlgnitate
{Недостойной праздностью (лат.).}

Пока у госпожи де Бернштейн не было недостатка в партнерах и у нее
дома, и на вечерах в собрании, она с удовольствием жила в Танбридже, бранила
племянницу и играла в карты. В возрасте Гарри любое место кажется приятным,
лишь бы там было веселое общество, свежий воздух и много всяческих забав и
развлечений. В двадцать лет нам нравится любое удовольствие. Мы торопимся
познакомиться с ним, предвкушаем его, считаем дни до назначенной встречи. А
как равнодушно и спокойно взираем мы на него в конце долгого сезона Жизни!
Сударыня, разве в те минуты, пока вы сидите, украшая собой стену, а ваши
дочери танцуют, вам не вспоминается ваш первый бал и ваши мысли не
обращаются к счастливому прошлому? Я, например, помню дни, когда мне
казалось, будто нет ничего приятнее, чем отобедать у старого капитана
Джонса. А теперь - разве я был бы теперь рад прошагать три мили, чтобы
пообедать с Джонсом и выпить его портвейна? Разумеется, портвейн этот
покупался у скромного виноторговца в соседнем городке и стоил недорого, но
потчевали им с великим радушием, а юность пьющего придавала ему букет,
которым никакой возраст ни вина, ни человека не одарит нынешнего портвейна!
Viximus nuper {И мы жили прежде (лат.).}. Я не склонен осуждать
поведение юного Гарри и его праздность столь же строго, как его суровый
друг, полковник двадцатого полка. О, благословенная лень! Божественная
нимфа-бездельница! Подай мне роман, когда в три часа дня я лежу на диване в
халате, смешай для меня шерри-коблер и принеси мне сигару! Милая неряха...
улыбающаяся волшебница! Пусть осыпают тебя бранными кличками, чернят твою
репутацию и называют тебя Матерью всех зол - все равно сладостнее твоего
общества нет ничего на свете!
Лорд Марч уехал на север, а лорд Честерфилд, убедившись, что
Танбриджские воды не исцелили его глухоты, вернулся в свое уединение в
Блекхите, но прочие джентльмены остались и развлекались по-прежнему, так что
у мистера Уорингтона всегда были веселые сотрапезники за его столом в "Белом
Коне". Он вскоре научился заказывать французские блюда столь же
непринужденно, как самый искушенный лондонский щеголь, болтал с мосье Барбо
на родном языке этого последнего с большей легкостью, чем все его приятели,
открыл в себе утонченный и разборчивый вкус к винам и отличал "кло вужо" от
бургундского, как настоящий знаток. Он был юным королем Танбриджа, а
завсегдатаев вод, светских людей, снисходительных к слабостям ближних,
нисколько не пугала репутация волокиты и мота, которой пользовался Гарри и
которая привела в такой ужас мистера Вулфа.
Хотя наш виргинец жил среди праздных гуляк и резвился в одной воде со
странными рыбками, природная сообразительность и честность спасали юношу от
ловушек и приманок, несущих гибель неосторожным и беспечным. Он не
соглашался держать неосмотрительные пари с веселыми бездельниками, которые
его окружали, и самые опытные обманщики не могли ничего с ним поделать. Он
играл во всяческие игры, как на вольном воздухе, так и в помещении, потому
что любил их, был в них искусен и мог потягаться с любым честным соперником.
При этом он играл и заключал пари только с теми, кого хорошо знал, и всегда
щепетильно платил свой проигрыш тут же на месте. Хотя на университетских
экзаменах он явил бы собой печальную фигуру, это не мешало ему обладать
благоразумием и верным сердцем, проницательностью, благородством и
величайшей храбростью.
И ему не раз представлялся случай показать, что он не так уж прост.
Например, когда бедняжка Катарина, навлекшая на него столько неприятностей,
переступила границу, назначенную Гарри для его щедрости, он с полным
спокойствием и хладнокровием выпутался из сетей балетной сирены и
предоставил ей очаровывать какую-нибудь более легковерную добычу. Тщетно
матушка морской девы, вся в слезах явившись к Гарри, клялась, что жестокий
судебный пристав наложил арест на имущество ее дочери за долги, а ее
почтенный батюшка томится в лондонской тюрьме. Гарри объявил, что не
собирается вступать ни в какие объяснения с судебным приставом. К тому ж
хотя ему и выпало счастье познакомиться с мадемуазель Катариной и
преподнести ей несколько побрякушек и безделушек, которые ей понравились, он
все же не видит причин, почему ему следует платить старые долги ее семьи, и
он не станет вносить залог за ее батюшку в Лондоне и оплачивать ее
колоссальные счета в Танбридж-Уэлзе. Матушка Катарины сперва назвала его
чудовищем и неблагодарным, а затем с многоопытной усмешкой спросила его,
почему он не взял платы за услуги, которые оказал молодой девице. Сначала
мистер Уорижгтон не мог понять, о какой плате идет речь, но когда старуха
растолковала ему это, честный юноша вскочил, пораженный ужасом при мысли,
что есть женщины, способные торговать позором своего дитяти, сказал ей, что
он приехал из страны, где даже дикари с отвращением отвергли бы подобную
сделку, и, церемонно проводив свою гостью до дверей, приказал Гамбо
хорошенько запомнить эту даму и никогда больше не пускать ее в дом. Она
удалилась, призывая на этого ирокеза громы небесные, - ни один турок или
перс, объявила она, не обошелся бы с женщиной столь грубо. После чего
достойная матрона и ее дочь отбыли в Лондон, едва лишь бдительный домохозяин
перестал их удерживать.
Затем Гарри обнаружил, что игра, как и галантность, таит свои
опасности. Играя в шары, берегись синяков - гласит пословица. Как-то после
обеда в ресторации Гарри наотрез отказался играть в пикет с капитаном
Бэтсом, а когда тот грубо потребовал объяснения, заявил ему напрямик, что
играет только с теми джентльменами, которые, подобно ему самому, платят свои
проигрыши; затем он с таким жаром изъявил полную готовность дать
удовлетворение капитану Бэтсу, как только тот уплатит свой должок, что
капитан объявил себя заранее удовлетворенным и незамедлительно покинул
Танбридж, не заплатив ни Гарри, ни другим своим кредиторам. Выпал ему случай
доказать и свое мужество: он избил носильщика, который нагрубил старушке
мисс Уифлер, когда она в портшезе отправлялась в собрание, а узнав, что
гнусную сплетню о нем и злополучной танцовщице повторяет мистер Гектор
Баклер, усерднейший завсегдатай Танбриджских вод, мистер Уоринттен подошел к
мистеру Баклеру, когда последний у источника за стаканом целебной воды
развлекал компанию этой же самой сплетней, а при свидетелях сообщил ему, что
вся история - ложь от первого до последнего слова и он потребует
удовлетворения от каждого, кто посмеет ее повторить.
Итак, хотя наш друг, живя с волками, несомненно, выл по-волчьи, он тем
не менее показал себя достойным и благородным волком, и hurlant avec les
loups {Воя с волками (франц.).}, был самим мистером Вулфом признан равным по
храбрости самым храбрым из волков.
Если мистер Вулф сообщил полковнику Ламберту истории, причинившие
последнему такое огорчение, то мы можем не сомневаться, что, убедившись в их
лживости, он поспешил при первой же возможности очистить молодого виргинца
от возведенного на него гнусного поклепа. Эта новость вызвала в семье
Ламберт восторг, по природе своей схожий с той радостью, которую дарит
существам более высоким, чем мы, раскаяние грешников. Никогда еще эта
маленькая семья не испытывала такого счастья, - даже когда пришла весть, что
братец Том получил стипендию, они радовались меньше, чем когда полковник
Вулф прискакал рассказать о своем разговоре с Гарри Уорингтоном.
- Джеймс, если бы ты привез приказ о том, что мне дают полк, я, право,
был бы не так доволен, - сказал мистер Ламберт.
Миссис Ламберт позвала из сада дочерей, расцеловала их, когда они
вошли, и со слезами поведала им утешительную новость. Этти запрыгала от
радости, а Тео в этот вечер играла на клавесине с особенным чувством, когда
же преподобный доктор Бойл, по своему обыкновению, зашел сыграть в триктрак
с полковником, он сначала не мог понять, почему у них у всех такие сияющие
лица, но тут дамы хором объясняли ему, как он был прав в своей проповеди и
как непростительно обидели они бедного, милого, доброго мистера Уорингтона.
- Что же мы будем делать, душа моя? - спросил полковник у жены. - Сено
убрано, жатва начнется не раньше, чем через две недели, лошади совсем
застоялись. Так может быть, мы... - И, наклонившись через стол, он что-то
прошептал ему на ухо.
- Мой милый Мартин! Ты не мог бы придумать ничего лучше! - воскликнула
миссис Ламберт, нежно пожимая руку мужа.
- Лучше, чем что, маменька? - полюбопытствовал юный Чарли, вернувшийся
домой на августовские каникулы.
- Чем пойти ужинать. Идемте, доктор! Мы сегодня откупорим бутылочку и
выпьем за то, чтобы все закаялись думать дурно о ближнем своем.
- Аминь! - ответил священник. - С большим удовольствием.
И с этим достойное семейство отправилось ужинать.


^TГлава XXX,^U
которая содержит письмо в Виргинию

Как-то раз, войдя в залу "Белого Коня", где он имел обыкновение
обедать, мистер Уорингтон с радостью узрел за общим столом красивую,
добродушную физиономию преподобного Сэмпсона, угощавшего своих сотрапезников
бесчисленными анекдотами и mots {Остротами (франц.).}, так что они
покатывались от хохота. Хотя прошло уже несколько месяцев с тех пор, как
мистер Сэмпсон покинул Лондон, он знал все последние столичные новости -
или, во всяком случае, то, что могло сойти за новости для посетителей
провинциальной ресторации: что происходит у короля в Кенсингтоне и что у
герцога на Пэл-Мэл, как ведет себя в тюрьме мистер Бинг и кто его там
посещает, каковы ставки в Ньюмаркете и за кого теперь пьют завсегдатаи
Ковент-Гардена - обо всем этом веселый капеллан мог сообщить компании
кое-что новенькое; пожалуй, его сведения не всегда точно соответствовали
истине, но для деревенских джентльменов, которые его слушали, это не
составляло ни малейшей разницы. Пусть виконт Мотфилд разоряется из-за
красотки Полли, а Сэмпсон назвал ее красоткой Люси, что из того? Что из
того, что в актера влюбилась леди Джейн, а не леди Мэри? Что с кавалером
Золингеном поссорился конногвардеец Гарри Хилтон, а не Томми Раффлер из
пешей гвардии? Ну что такое имена и точные даты! Были бы истории смешны и
пикантны, а правдивы ли они - разве это важно? Мистер Сэмпсон смеялся и
болтал без умолку, развлекая деревенских джентльменов, очаровывал их
остроумием и осведомленностью и выпивал свою долю из все новых и новых
бутылок, которые не уставали заказывать его восхищенные слушатели. Сто лет
назад светский священник, усердно посещавший театры, кабаки, скачки и балы,
не был в Англии редкостью: на лисьей травле он кричал "ату ее" громче всех,
он пел разудалые песенки в "Розе" или "Голове Бедфорда", когда кончался
спектакль в "Ковент-Гардене", и выбрасывал кости из стаканчика с небрежной
ловкостью опытного игрока.
Розовое лицо его преподобия совсем раскраснелось то ли от смущения, то
ли от бордоского, но как бы то ни было, едва увидев в дверях мистера
Уорингтона, он шепнул "maxima debetur" {Начало стиха Ювенала ("Сатиры", XIV,
47), в котором рекомендуется оберегать слух юношей от непристойностей:
"Maxima debetur picrtis reberentia" - "к мальчику следует относиться с
величайшим уважением" (лат.).} своему хохочущему соседу, помещику в рыжем
кафтане из толстого сукна и красном камзоле с золотым шнуром, вскочил и,
пошатываясь, побежал - нет, опрометью кинулся навстречу виргинцу, чтобы
поскорее его приветствовать.
- Любезный сэр, любезнейший сэр! Мой победитель в пиках и трефах... да
и в червонных сердечках тоже! Я в восторге, что у вашей чести такой свежий,
такой здоровый вид! - восклицал капеллан.
Гарри с большим удовольствием отвечал на приветствия капеллана: он
очень рад вновь свидеться с мистером Сэмпсоном, и его преподобие тоже
выглядит очень бодрым и румяным.
Помещик в рыжем кафтане был знаком с мистером Уорингтоном и, тотчас
подвинувшись, предложил ему стул возле себя, а затем громогласно потребовал,