Страница:
допустит, чтобы ее сын оставался в тюрьме, но она в Виргинии, и ее ответ мы
получим не ранее чем через полгода. Или ваш бристольский агент уполномочен
оплачивать ваши чеки?
- Он уполномочен только выдавать мне двести фунтов в год, - говорит
мистер Уорингтон. - По-видимому, у меня остается только один выход:
обратиться за помощью к госпоже де Бернштейн. Она за меня поручится.
- Ее милость все для вас сделает, сэр. Она сама мне это сказала, -
замечает стряпчий. - Достаточно одного ее слова, и вы можете тотчас покинуть
это место,
- Так пойдите к ней от меня, мистер Дрейпер. Мне не хотелось беспокоить
моих родственников, но уж лучше я обращусь к ней, чем и дальше буду
бессмысленно томиться в заключении. Расскажите ей, где я нахожусь и что со
мной случилось. Ничего не скрывайте! И скажите ей, что я полагаюсь на ее
добрые чувства ко мне и верю, что она избавит меня от этого... этого позора.
- Голос мистера Уорингтона дрогнул, и он провел рукой по глазам.
- Сэр, - говорит мистер Дрейпер, внимательно глядя на юношу. - Я был у
ее милости вчера, и мы обсуждали с ней этот злополучный (я не стану
употреблять слова "позорный") этот злополучный случай.
- О чем вы, сударь? Разве госпоже Бернштейн известно о моей беде?
- Ей известны все обстоятельства - и то, как вы заложили часы, и все
прочее.
Гарри вспыхнул до корней волос.
- Закладывать часы и другие вещи, за которые вы не уплатили, никак не
следовало, - продолжал стряпчий и поспешно добавил, когда молодой человек
гневно привстал с кровати. - Это может привести к судебному разбирательству
и ко всяким неприятным словопрениям. Адвокаты ведь ничего не уважают, и
когда начинают вести допрос...
- Боже великий! Неужели вы думаете, сударь, что джентльмен вроде меня
способен взять часы в кредит, намереваясь обмануть торговца? - восклицает
Гарри вне себя от волнения.
- Ну конечно, ваши намерения были самыми благородными, но закон-то
может взглянуть на это иначе, - говорит мистер Дрейпер, подмигивая.
("Пробрало-таки наглеца!") - Ваша тетушка говорит, что не слыхивала о
подобном легкомыслии, если не назвать это чем-нибудь похуже.
- А вы сами это ничем похуже не называете, мистер Дрейпер? -
осведомляется Гарри, выговаривая слова очень медленно и, видимо, прилагая
большие усилия, чтобы сдержаться.
Мистеру Дрейперу не понравилось выражение его лица.
- Боже сохрани, чтобы я позволил себе сказать что-нибудь подобное, как
джентльмен джентльмену, но моему клиенту я обязан сказать: "Сэр, вы попали в
весьма неприятное положение", - как врач говорит пациенту: "Сэр, ваша
болезнь опасна".
- И вы не собираетесь помочь мне уплатить этот долг, а пришли только
для того, чтобы сказать мне, что меня могут обвинить в мошенничестве? -
говорит Гарри.
- В приобретении товара обманным путем? Да, разумеется. И я тут ни при
чем, сэр. Не смотрите на меня так, словно хотите ударить. ("Допек я его,
черт побери!") Молодой человек, получающий от матери содержание в двести
пятьдесят фунтов в год, забирает у ювелира часы и бриллианты, а потом несет
их к закладчику. Вы спрашиваете меня, что об этом подумают люди. И я вам
отвечаю прямо и честно. Так зачем же сердиться на меня, мистер Уорингтон?
- Продолжайте, сударь, - говорит Гарри со стоном. Стряпчий решил, что
победа осталась за ним.
- Но вы спрашиваете, могу ли я помочь вам уплатить этот долг? Я
отвечаю: да! Если вы пожелаете, сэр, мне достаточно будет вынуть деньги из
кармана - не мои, но моей досточтимой доверительницы, вашей тетеньки, сэр,
леди Бершнтейн. Однако она имеет право поставить условия, и я готов их вам
сообщить.
- Я слушаю, сударь, - говорит Гарри.
- Они не тяжелы и имеют в виду лишь ваше благо. Если вы согласитесь, мы
можем тотчас взять экипаж и поехать вместе на Кларджес-стрит, где я обещал
побывать с вами или без вас. Мистер Уорингтон, я предпочту обойтись без
имен, но между вами и некой особой был разговор о браке.
- А! - произнес Гарри, и его тон стал чуть веселее.
- Моя высокородная доверительница баронесса решительно против этого
брака - она прочит вам совсем другую судьбу, и она считает, что вы погубите
себя, женившись на особе хотя и знатной по рождению, но, простите меня, не
самой безупречной репутации и много вас старше. Вы дали этой особе
необдуманное обещание.
- Да, и она мне его не вернула, - говорит мистер Уорингтон.
- Его у нее уже нет, сэр. Она случайно его потеряла в Танбридже, -
говорит мистер Дрейпер. - Так сообщила мне моя доверительница. Ее милость
даже показывала мне это обязательство. Оно написано кро...
- Довольно, сударь! - восклицает Гарри, становясь почти таким же
красным, как те чернила, которыми он начертал нелепую клятву. Сколько раз с
тех пор воспоминание об этой глупости обжигало его стыдом!
- Тогда же были найдены письма, написанные вам и компрометирующие
благородное семейство, - продолжал стряпчий. - Вы потеряли их, но не по
своей вине. Вы уже уехали, когда их удалось найти. Поверьте, этому
благородному семейству и вам самому выпало редкое счастье - далеко не у
каждого молодого человека найдется такой заботливый друг. Ну-с, сэр, вас
теперь не связывают никакие обещания, - разве что пустые слова, сказанные за
бутылкой вина, о чем любой джентльмен вправе забыть. Скажите, что вы
перестанете помышлять об этом браке, дайте мне и моей высокородной
доверительнице слово чести. Послушайте меня, мистер Уорингтон! Бросьте
валять дурака! Прошу прощения, но неужто вы женитесь на старухе, которая в
свое время бросила десяток женихов! Скажите одно только слово, и я спущусь в
контору, заплачу ваши долги до последнего шиллинга, а потом посажу вас в мою
карету и отвезу к тетеньке или, если пожелаете, к Уайту, вручив вам
сотню-другую фунтов. Скажите "да" и протяните мне на этом руку! Что за смысл
сидеть до ночи за решеткой?
До этой минуты все преимущества были на стороне мистера Дрейпера. Гарри
сам жаждал избавиться от обязательства, от которого его хотела освободить
тетушка. Его глупая страсть к Марии Эсмонд давно угасла. Если бы она вернула
ему слово, как он был бы счастлив!
- Ну, протяните же мне руку и скажите: "Согласен!" - убеждает стряпчий,
хитро подмигивая. - Зачем медлить, сэр? Эх, мистер Уорингтон! Да если бы я
женился на всех, кому давал обещания, так у меня сейчас было бы жен не
меньше, чем у турецкого султана или у капитана Макхита в пьесе.
Фамильярность стряпчего была противна Гарри, и он отстранился от
мистера Дрейпера, сам того не заметив. Запахнувшись в халат, он попятился от
протянутой руки со словами:
- Дайте мне время подумать, мистер Дрейпер. Будьте любезны, вернитесь
через час.
- Отлично, сэр, отлично! - говорит стряпчий, кусая губы, багровея и
беря шляпу. - Мало кому потребовался бы час, чтобы раздумывать над
предложением, которое я вам сделал, но раз уж мое время в вашем
распоряжении, я вернусь и узнаю, хотите ли вы остаться тут или поехать со
мной. А пока разрешите откланяться, сэр!
"Не захотел пожать мне руку, вот как? Ответит через час! Чтоб ему пусто
было, наглецу! Я ему покажу, что такое час!"
Мистер Дрейпер отправился к себе в контору в самом черном расположении
духа. Он разбранил писца и послал сказать баронессе, что он побывал у юного
джентльмена и тот попросил немного времени на размышления, - несомненно,
чтобы успокоить свою гордость. Затем стряпчий занялся делами других
клиентов, после чего неторопливо пообедал и лишь тогда направил свои стопы
на Кэрситор-стрит, до которой было рукой подать.
"Чванная скотина, уж конечно, я его застану дома", - с усмешкой думает
Дрейпер.
- Счастливчик у себя в комнате? - осведомился стряпчий у помощника
бейлифа, который распахнул перед ним тяжелые двери.
- Мистер Уорингтон у себя, - ответил этот джентльмен, - да только... -
Тут он подмигнул стряпчему и прижал палец к ноздре.
- Что "только", мистер Падди из Корка? - спросил стряпчий.
- Моя фамилия Костиган, я из благородного рода, а свет увидел в
ирландской столице, мистер Полтора Шиллинга, - сообщил привратник, свирепо
глядя на Дрейпера. Узкое пространство между дверями, где происходил
разговор, заполнилось благоуханием, словно от очень крепких напитков.
- Дай пройти, чтоб тебя черт побрал! - взревел мистер Дрейпер.
- Я тебя, Полтора Шиллинга, очень даже хорошо слышу, только вот в
приличном обществе таких слов не услышишь. И дозвольте вас попросить,
милостивый государь, не посылать меня к черту, не то мои пальцы и ваш нос
сведут более бли-ик-изкое знакомство! Хотите войти, сударь? Так извольте
наперед быть учтивее с теми, кто выше вас по рождению и по воспитанию, хоть,
может, временно и не занимает подобающего места. Черт бы побрал этот ключ!
Входите же, сударь, кому говорю!.. Сударыня, примите уверения в
совершеннейшем моем почтении.
Дама, прятавшая в носовом платке лицо, и без того укрытое капюшоном,
вскрикнув, точно от испуга, торопливо спустилась по лестнице и проскользнула
мимо стряпчего. Он было шагнул за ней, чтобы рассмотреть ее получше - мистер
Дрейпер всегда был чрезвычайно галантен с дамами, но привратник выставил
перед ним ногу, сказав угрожающе:
- Стойте где стоите! Сюда, сударыня, сюда! Я сразу узнал ваше сия... -
Тут он захлопнул дверь перед носом у Дрейпера, предоставив стряпчему
подниматься наверх без провожатых.
В шесть часов вечера в тот же день старая баронесса Бернштейн, опираясь
на трость, расхаживала по гостиной, ковыляя к окну всякий раз, когда на
улице раздавался шум подъезжающего экипажа. Она все откладывала и
откладывала свой обед - а ведь обыкновенно стоило повару замешкаться хоть на
пять минут, ему устраивался хороший нагоняй! Она распорядилась накрыть стол
на два прибора и заказала несколько лакомых блюд, словно для праздника.
Пробило четыре часа, затем пять, а в шесть она снова выглянула из окна и
увидела, что карета на этот раз остановилась у ее дверей.
- Мистер Дрейпер! - доложил лакей, и тотчас с глубоким поклоном вошел
стряпчий.
Старуха пошатнулась и крепче оперлась на трость.
- Где он? - нетерпеливо сказала она. - Я приказала вам, сударь,
привезти его! Как вы посмели явиться сюда один?
- Я не виноват, сударыня, что мистер Уорингтон не пожелал приехать.
И Дрейпер изложил свою версию разговора, который произошел между ним и
молодым виргинцем.
^TГлава XLVIII^U
Привидение
Когда рассерженный мистер Дрейпер выходил после своего утреннего
разговора с Гарри, ему почудилось, что юный узник его окликнул. И
действительно, Гарри привстал, чтобы позвать стряпчего, Но он был горд, а
стряпчий обижен - Гарри оборвал свое восклицание, а Дрейпер не соблаговолил
остановиться. Гордость юноши была уязвлена: ему было неприятно, что стряпчий
видит его униженным, что у него вырывают согласие, пользуясь его бедственным
положением. "Пусть подождет час!" - решил Гарри и угрюмо улегся на кровать.
Да, он не любит Марию Эсмонд. Да, ему стыдно, что он так глупо попался в
ловушку и дал ей слово. Хитрая, опытная женщина воспользовалась его
мальчишеской пылкостью и наивностью. Она обвела его вокруг пальца, как ее
брат, когда они сели играть в карты. Они же его родственники и должны были
бы пощадить его. А они смотрели на него как на добычу и думали только о
своих эгоистических целях. Он размышлял о том, как они пренебрегли законами
гостеприимства, как они хищно накинулись на молодого родственника, который
доверчиво постучал в их дверь. Его сердцу была нанесена тяжкая рана. Он
зарылся лицом в подушку. "Если бы они приехали в Виргинию, я бы принял их
по-другому", - думал он.
Из этого уныния его вывело появление Гамбо, который, ухмыляясь во весь
рот, доложил, что к мистеру Гарри пришла дама, вслед за чем в комнату вошла
дама в плаще с капюшоном, о котором мы недавно упоминали. Гарри сел на
кровати, бледный, излтученный. И дама, не дожидаясь, чтобы слуга ушел, с
рыданием подбежала к молодому узнику, обняла его с истинным чувством и
материнской нежностью, принялась целовать его, обливаясь слезами и
всхлипывая.
- Ах, мой Гарри! - вскрикнула она. - Думала ли я увидеть тебя в таком
месте!
Он попятился, словно испугавшись ее появления здесь, но она опустилась
на пол возле кровати, схватила его лихорадочно горячую руку, обняла его
колени. Она питала к нему искреннюю привязанность и нежность. Когда она
увидела его в этой убогой комнатушке, увидела, как он побледнел и осунулся,
ее сердце исполнилось подлинной любви и жалости.
- Я... я думал, что никто из вас не придет! - грустно сказал бедный
Гарри.
Вновь слезы, вновь на горячую юную руку сыплются поцелуи, вновь нежные
объятия, - некоторое время дама не находит в себе сил заговорить.
- Мой милый, мой милый, - вырывается у нее с рыданием, - Мне невыносимо
думать о твоем несчастье!
Как ни очерствело это сердце, оно не стало совсем каменным - эта
бесплодная жизнь не была одной лишь пустыней. Даже мать Гарри не могла бы
быть нежнее и говорить ласковее, чем эта его родственница, стоящая перед ним
на коленях.
- Боюсь, что в этих долгах повинно и мое мотовство, - сказала она (и
была совершенно права). - Ты покупал драгоценности и безделушки, чтобы
доставить мне удовольствие. О, как я их сейчас ненавижу! Прежде я бы никогда
не поверила, что они могут мне опротиветь. Вот - я принесла их все. И еще
кое-какие украшения. Вот - и вот! И все деньги, какие у меня есть.
И она высыпала на кровать рядом с Гарри броши, кольца, часики и десятка
два золотых. При виде них у юноши странно сжалось сердце. Он был тронут до
глубины души.
- Милая, добрая кузина! - сказал он с рыданием. Больше никаких слов его
губы не произнесли, но они, несомненно, продолжали выражать его
благодарность, его нежность, его волнение.
Вскоре он совсем ободрился и, с улыбкой отложив в сторону украшения,
которые подарил Марии, рассказал ей, в какое опасное положение он попал,
заложив такие же безделки, купленные в кредит, и как стряпчий совсем недавно
оскорбил его, коснувшись этой темы. Деньги своей милой Марии он не возьмет -
пока у него денег достаточно, более чем достаточно, но он ценит ее двадцать
гиней так, словно их двадцать тысяч. Он никогда не забудет ее любви и
доброты - никогда, и клянется в этом всем, что для него свято. Его матушке
станет известно ее бескорыстное благородство. Она придала ему новые силы в
ту минуту, когда он совсем пал духом под тяжестью стыда и позора. Да
благословит ее за это небо! Пересказывать беседу кузена и кузины дальше нет
надобности. После визита Марии мрачный день словно посветлел, и даже сносить
заключение стало легче. Свет вовсе не такой уж себялюбивый и холодный. Вот
нежное существо, которое истинно его любит. Даже Каслвуд оказался не так
плох, как он было подумал. Он был чрезвычайно огорчен, что не в состоянии
помочь своему родственнику. Но он весь в долгах. А денег, которые он выиграл
у Гарри, он лишился на следующий же день. Но он сделает все, что в его
силах. В самое ближайшее время он навестит мистера Уорингтона. Сегодня же он
дежурит во дворце и не может распоряжаться собой, почти как Гарри. Вот так
они мило и нежно болтали, пока не начало смеркаться, а тогда Мария,
вздохнув, попрощалась с Гарри.
Дверь, только-только закрывшаяся за ней, вновь растворилась, и в
комнату вошел Дрейпер.
- Ваш покорный слуга, сэр, - сказал стряпчий.
Его голос, как и самое его присутствие, были Гарри крайне неприятны.
- Я ждал вас, сударь, три часа назад, - ответил он резко.
- Стряпчий не всегда волен распоряжаться своим временем, - сказал
мистер Дрейпер, который только что кончил совещаться с бутылкой портвейна в
ресторации. - Но ничего. Теперь я в полном вашем распоряжении. Надо
полагать, вы согласны, мистер Уорингтон. Собрали свой саквояж? Как! Вы еще в
халате? С вашего разрешения я спущусь в контору и все улажу, а вы позовите
своего черного лакея и принарядитесь. Карета ждет у дверей и единым духом
помчит вас обедать к баронессе.
- Вы обедаете у баронессы де Бернштейн?
- Не я. Где уж мне удостоиться такой чести! Но вы же будете обедать у
тетушки, я полагаю?
- Мистер Дрейпер, вы слишком много позволяете себе полагать, - говорит
мистер Уорингтон, который кутается в халат и выглядит очень внушительно и
свирепо.
- Помилуйте, сэр! О чем вы?
- А вот о чем, милостивый государь: я обдумал все и решил, что было бы
недостойно взять назад слово, которое я дал благородной и верной женщине.
- Что за дьявольщина, сэр! - вопит стряпчий. - Говорю же вам, она
потеряла эту бумагу! Вас ничто не связывает! Ничто! Да ведь она годится вам
в...
- Довольно, милостивый государь! - говорит мистер Уорингтон, топнув
ногой. - По-видимому, вам кажется, что вы разговариваете с еще одним
крючкотвором. Насколько я понимаю, мистер Дрейпер, вы не привыкли иметь дело
с людьми чести.
- Ах, с крючкотвором! - в ярости восклицает мистер Дрейпер. - Ах, люди
чести! Так позвольте вам сказать, мистер Уорингтон, что я человек чести не
хуже вас. Возможно, я не числю среди своих знакомых игроков и жокеев. И я не
спускал в карты отцовского наследства и не жил как вельможа, располагая
только двумястами пятьюдесятью фунтами в год. Я не покупал часов в кредит и
не закладывал... только посмейте меня тронуть, сэр! - И стряпчий отскочил к
двери.
- Туда, туда, - говорит Гарри. - В окно я вас выбросить не могу, потому
что на нем решетка.
- Так, значит, я сообщу своей доверительнице, что вы ответили "нет"! -
выкрикивает Дрейпер.
Гарри шагнул вперед, сжимая кулаки.
- Если вы скажете еще хоть слово, я... - произнес он, но тут дверь
поспешно захлопнулась, фраза осталась незаконченной, Дрейпер в ярости
отправился к госпоже де Бернштейн, которая, хотя он постарался представить
все в наивыгоднейшем для себя свете, выбранила его еще более свирепо, чем
даже мистер Уорингтон.
- Как! Она мне верит, а я ее покину? - говорит Гарри, расхаживая по
комнате и шурша парчой. - Милая, преданная, великодушная женщина! Я останусь
ей верен, даже если буду заточен на долгие годы!
Отослав стряпчего после бурных объяснений, безутешная старуха села за
обед, который надеялась разделить с племянником. Перед ней стоял пустой
стул, предназначавшийся для него, блестело серебро его прибора, сверкали
пустые рюмки. Дворецкий безмолвно подавал ей одно блюдо за другим, она
пробовала и отталкивала их. Наконец верный слуга попытался уговорить свою
госпожу.
- Уже восемь часов, - сказал он, - а вы весь день ничего в рот не
брали. Вам надо подкрепиться.
Но она не стала есть. И спросила кофе. Пусть Кейс подаст ей кофе. Лакеи
убрали со стола. Их госпожа, как и раньше, сидела перед пустым стулом.
Затем вернулся старый слуга - без кофе - и странным испуганным голосом
доложил:
- Мистер Уорингтон!
Старуха вскрикнула, поднялась с кресла, но тут же вновь упала в него,
вся дрожа.
- Так вы все-таки явились, сударь, - произнесла она ласково. - Подайте
снова... Ай! - вдруг вскрикнула она. - Боже великий, кто это?
Ее глаза остекленели, лицо под слоем румян стало свинцово-бледным. Она
вцепилась в ручки кресла и как завороженная смотрела на подходящего к ней
гостя.
Вслед за слугой в комнату вошел джентльмен, лицом и фигурой совершенно
похожий на Гарри Уорингтона, и низко поклонился баронессе. Его голос, когда
он заговорил, также был голосом Гарри.
- Вы ожидали моего брата, сударыня? - сказал он. - Я только что прибыл
в Лондон. Я побывал у него на квартире и у ваших дверей встретил его слугу,
который нес вам вот это письмо. Я решил передать его вашей милости, прежде
чем отправиться к брату. - И незнакомец положил перед баронессой Бернштейн
письмо.
- Так вы... - с трудом заговорила баронесса, - так вы мой племянник,
которого мы считали,..
- Погибшим, но который остался жив. Я - Джордж Уорингтон, сударыня, и
спрашиваю его родственников: что вы сделали с моим братом?
- Послушайте, Джордж! - растерянно сказала старуха. - Я ждала его
сегодня ко мне. Вот стул, который поставлен для него. Я ждала его, сэр, до
самой этой минуты... пока совсем не ослабела... Я не люблю... Я не люблю
быть одна. Останьтесь поужинать со мной.
- Прошу извинить меня, сударыня. С божьего соизволения я буду ужинать
сегодня с Гарри!
- Так приведите его сюда! Приведите его сюда на любых условиях! Ведь
дело всего в пятистах фунтах. Вот деньги, сэр, если они вам нужны!
- Я не нуждаюсь в них, сударыня. У меня с собой достаточно денег, а
можно ли найти для них лучшее употребление, чем выручить брата?
- Но вы привезете его сюда, сэр? Обещайте, что привезете его ко мне.
Вместо ответа мистер Уорингтон отвесил церемонный поклон и удалился. Он
прошел мимо пораженных удивлением слуг баронессы и властно приказал Гамбо
следовать за собой.
Разве мистер Гарри не получал писем из дома? Масса Гарри последние два
дня не вскрывал своих писем. А разве он не получал письма, сообщавшего, что
его брату удалось бежать из французских владений и вернуться в Виргинию?
Нет-нет! Такого письма не приходило, не то масса Гарри обязательно рассказал
бы Гамбо. Мчитесь, лошади! Мчитесь по Стрэнду к Темпл-Бару! Вот темница, но
в нее уже входит избавитель!
^TКомментарии^U
Роман "Виргинцы" ("The Virginians. A Tale of the Last Century") впервые
был опубликован в двадцати четырех выпусках, появлявшихся ежемесячно по мере
написания романа с ноября 1857 года по октябрь 1859 (изд-во Бредбери и
Эванс). Почти одновременно, с декабря 1857 года, он начал печататься и в
Америке на страницах журнала "Харперс мэгэзин", заключившего с автором
контракт на "его публикацию в США. Кроме того, английские выпуски романа
тогда же перепечатывались "пиратски" еще в двух американских периодических
изданиях.
В 1858-1859 годах "Виргинцы" вышли в Лондоне в двух томах с
иллюстрациями автора и с посвящением. В 1863 году, в последний год жизни
Теккерея, появилось второе издание, в котором им были сделаны небольшие
сокращения. В этой редакции (с приложением купюр) оно включено в
семнадцатитомное Оксфордское собрание сочинений (1908), являющееся наиболее
авторитетным и использованное при настоящем переводе.
Первая публикация "на русском языке была осуществлена журналом
"Современник": роман начал выходить еще до его завершения и был издан в
четырех книгах как приложение к журналу в 1858-1859 годах. В советское время
"Виргинцы" печатались дважды - в 1936 году (М. -Л., "Academie", т. 1-2,
перевод Ст. Вольского) и в 1961 году (М., "Правда", т. 1-2, перевод его же).
В настоящее Собрание сочинений Теккерея роман включен в новом переводе,
выполненном И. Г. Гуровой и Т. А. Озерской.
В 1852 году, закончив роман "История Генри Эсмонда", Теккерей написал
предисловие к нему, названное "Виргинские Эсмонды". Это был небольшой
рассказ дочери Генри Эсмонда Рэйчел, родившейся в Америке, о своем отце,
"авторе" романа, и о дальнейшей судьбе его героев. В конце стояла дата -1778
год, третий год войны североамериканских колоний за независимость. Писатель
не мог не чувствовать, что несколько страничек этого предисловия содержат в
зародыше целый роман, что здесь уже видны будущие персонажи, конфликт, время
и место действия. Но тогда мысли его были заняты другим: Теккерей готовился
к своему первому путешествию в Америку. И, будто не желая расставаться со
своими героями, он, заканчивая роман, переселил их туда же, в Новый Свет,
новый для него и для них. Экземпляры только что вышедшего "Эсмонда" Теккерей
получил уже на пристани, незадолго до отплытия. А еще через три месяца он
писал: "Завтра я спущусь вниз по Потомаку - этот путь обычно проделывала
миссис Эсмонд-Уорингтон со своими двумя сыновьями, направляясь в гости к их
другу мистеру Вашингтону. Интересно, выйдет ли что-нибудь в будущем из того
предисловия и родится ли эта повесть когда-нибудь?" (письмо к Л. Бэкстер, 26
февраля 1853 г.).
К исполнению своего замысла писатель приступил лишь четыре года спустя,
после вторичного посещения Соединенных Штатов. Однако не только до начала
работы над "Виргинцами", но даже и в процессе написания у Теккерея не было
ясного представления о содержании своего нового произведения. Уже написав
треть намеченного объема, он сокрушается, что в романе так ничего и не
произошло, "если не считать того, что молодой джентльмен прибыл из Америки в
Англию". Он долго не мог решить, как воскресить второго брата, и обращается
к одному из своих американских знакомых с просьбой сообщить, "что же на
самом деле случилось со старшим из двух виргинцев?" (письмо к У. Робинсону,
23-25 февраля 1858 г.). Он называет роман "умным, но бестолковым", и к
описанию Войны за независимость, о которой было заявлено на первой странице,
приступает лишь за два месяца до окончания публикации. Первым критиком,
обвинившим Теккерея в рыхлости и бесформенности композиции, был сам
писатель, всегда трезво и с долей иронии оценивавший свои создания.
Роман "Виргинцы" действительно рождает ощущение неуправляемости
повествования, и движение сюжета часто напоминает машину, работающую на
холостом ходу. Многочисленные отступления на темы, уже известные из других
его произведений, обилие незначительных событий, ненаполненность романного
времени делают подчас изложение расплывчатым и ненапряженным. Более того,
кажется, что автор и не озабочен тем, чтобы как-то привлечь и увлечь
читателя. Чем же объясняется эта видимая хаотичность и безразличность
повествования?
Работая над своими предыдущими романами - "Ньюкомами", "Эсмондом",
писатель отзывался о них примерно так же, как и о "Виргинцах": гордясь ими и
получим не ранее чем через полгода. Или ваш бристольский агент уполномочен
оплачивать ваши чеки?
- Он уполномочен только выдавать мне двести фунтов в год, - говорит
мистер Уорингтон. - По-видимому, у меня остается только один выход:
обратиться за помощью к госпоже де Бернштейн. Она за меня поручится.
- Ее милость все для вас сделает, сэр. Она сама мне это сказала, -
замечает стряпчий. - Достаточно одного ее слова, и вы можете тотчас покинуть
это место,
- Так пойдите к ней от меня, мистер Дрейпер. Мне не хотелось беспокоить
моих родственников, но уж лучше я обращусь к ней, чем и дальше буду
бессмысленно томиться в заключении. Расскажите ей, где я нахожусь и что со
мной случилось. Ничего не скрывайте! И скажите ей, что я полагаюсь на ее
добрые чувства ко мне и верю, что она избавит меня от этого... этого позора.
- Голос мистера Уорингтона дрогнул, и он провел рукой по глазам.
- Сэр, - говорит мистер Дрейпер, внимательно глядя на юношу. - Я был у
ее милости вчера, и мы обсуждали с ней этот злополучный (я не стану
употреблять слова "позорный") этот злополучный случай.
- О чем вы, сударь? Разве госпоже Бернштейн известно о моей беде?
- Ей известны все обстоятельства - и то, как вы заложили часы, и все
прочее.
Гарри вспыхнул до корней волос.
- Закладывать часы и другие вещи, за которые вы не уплатили, никак не
следовало, - продолжал стряпчий и поспешно добавил, когда молодой человек
гневно привстал с кровати. - Это может привести к судебному разбирательству
и ко всяким неприятным словопрениям. Адвокаты ведь ничего не уважают, и
когда начинают вести допрос...
- Боже великий! Неужели вы думаете, сударь, что джентльмен вроде меня
способен взять часы в кредит, намереваясь обмануть торговца? - восклицает
Гарри вне себя от волнения.
- Ну конечно, ваши намерения были самыми благородными, но закон-то
может взглянуть на это иначе, - говорит мистер Дрейпер, подмигивая.
("Пробрало-таки наглеца!") - Ваша тетушка говорит, что не слыхивала о
подобном легкомыслии, если не назвать это чем-нибудь похуже.
- А вы сами это ничем похуже не называете, мистер Дрейпер? -
осведомляется Гарри, выговаривая слова очень медленно и, видимо, прилагая
большие усилия, чтобы сдержаться.
Мистеру Дрейперу не понравилось выражение его лица.
- Боже сохрани, чтобы я позволил себе сказать что-нибудь подобное, как
джентльмен джентльмену, но моему клиенту я обязан сказать: "Сэр, вы попали в
весьма неприятное положение", - как врач говорит пациенту: "Сэр, ваша
болезнь опасна".
- И вы не собираетесь помочь мне уплатить этот долг, а пришли только
для того, чтобы сказать мне, что меня могут обвинить в мошенничестве? -
говорит Гарри.
- В приобретении товара обманным путем? Да, разумеется. И я тут ни при
чем, сэр. Не смотрите на меня так, словно хотите ударить. ("Допек я его,
черт побери!") Молодой человек, получающий от матери содержание в двести
пятьдесят фунтов в год, забирает у ювелира часы и бриллианты, а потом несет
их к закладчику. Вы спрашиваете меня, что об этом подумают люди. И я вам
отвечаю прямо и честно. Так зачем же сердиться на меня, мистер Уорингтон?
- Продолжайте, сударь, - говорит Гарри со стоном. Стряпчий решил, что
победа осталась за ним.
- Но вы спрашиваете, могу ли я помочь вам уплатить этот долг? Я
отвечаю: да! Если вы пожелаете, сэр, мне достаточно будет вынуть деньги из
кармана - не мои, но моей досточтимой доверительницы, вашей тетеньки, сэр,
леди Бершнтейн. Однако она имеет право поставить условия, и я готов их вам
сообщить.
- Я слушаю, сударь, - говорит Гарри.
- Они не тяжелы и имеют в виду лишь ваше благо. Если вы согласитесь, мы
можем тотчас взять экипаж и поехать вместе на Кларджес-стрит, где я обещал
побывать с вами или без вас. Мистер Уорингтон, я предпочту обойтись без
имен, но между вами и некой особой был разговор о браке.
- А! - произнес Гарри, и его тон стал чуть веселее.
- Моя высокородная доверительница баронесса решительно против этого
брака - она прочит вам совсем другую судьбу, и она считает, что вы погубите
себя, женившись на особе хотя и знатной по рождению, но, простите меня, не
самой безупречной репутации и много вас старше. Вы дали этой особе
необдуманное обещание.
- Да, и она мне его не вернула, - говорит мистер Уорингтон.
- Его у нее уже нет, сэр. Она случайно его потеряла в Танбридже, -
говорит мистер Дрейпер. - Так сообщила мне моя доверительница. Ее милость
даже показывала мне это обязательство. Оно написано кро...
- Довольно, сударь! - восклицает Гарри, становясь почти таким же
красным, как те чернила, которыми он начертал нелепую клятву. Сколько раз с
тех пор воспоминание об этой глупости обжигало его стыдом!
- Тогда же были найдены письма, написанные вам и компрометирующие
благородное семейство, - продолжал стряпчий. - Вы потеряли их, но не по
своей вине. Вы уже уехали, когда их удалось найти. Поверьте, этому
благородному семейству и вам самому выпало редкое счастье - далеко не у
каждого молодого человека найдется такой заботливый друг. Ну-с, сэр, вас
теперь не связывают никакие обещания, - разве что пустые слова, сказанные за
бутылкой вина, о чем любой джентльмен вправе забыть. Скажите, что вы
перестанете помышлять об этом браке, дайте мне и моей высокородной
доверительнице слово чести. Послушайте меня, мистер Уорингтон! Бросьте
валять дурака! Прошу прощения, но неужто вы женитесь на старухе, которая в
свое время бросила десяток женихов! Скажите одно только слово, и я спущусь в
контору, заплачу ваши долги до последнего шиллинга, а потом посажу вас в мою
карету и отвезу к тетеньке или, если пожелаете, к Уайту, вручив вам
сотню-другую фунтов. Скажите "да" и протяните мне на этом руку! Что за смысл
сидеть до ночи за решеткой?
До этой минуты все преимущества были на стороне мистера Дрейпера. Гарри
сам жаждал избавиться от обязательства, от которого его хотела освободить
тетушка. Его глупая страсть к Марии Эсмонд давно угасла. Если бы она вернула
ему слово, как он был бы счастлив!
- Ну, протяните же мне руку и скажите: "Согласен!" - убеждает стряпчий,
хитро подмигивая. - Зачем медлить, сэр? Эх, мистер Уорингтон! Да если бы я
женился на всех, кому давал обещания, так у меня сейчас было бы жен не
меньше, чем у турецкого султана или у капитана Макхита в пьесе.
Фамильярность стряпчего была противна Гарри, и он отстранился от
мистера Дрейпера, сам того не заметив. Запахнувшись в халат, он попятился от
протянутой руки со словами:
- Дайте мне время подумать, мистер Дрейпер. Будьте любезны, вернитесь
через час.
- Отлично, сэр, отлично! - говорит стряпчий, кусая губы, багровея и
беря шляпу. - Мало кому потребовался бы час, чтобы раздумывать над
предложением, которое я вам сделал, но раз уж мое время в вашем
распоряжении, я вернусь и узнаю, хотите ли вы остаться тут или поехать со
мной. А пока разрешите откланяться, сэр!
"Не захотел пожать мне руку, вот как? Ответит через час! Чтоб ему пусто
было, наглецу! Я ему покажу, что такое час!"
Мистер Дрейпер отправился к себе в контору в самом черном расположении
духа. Он разбранил писца и послал сказать баронессе, что он побывал у юного
джентльмена и тот попросил немного времени на размышления, - несомненно,
чтобы успокоить свою гордость. Затем стряпчий занялся делами других
клиентов, после чего неторопливо пообедал и лишь тогда направил свои стопы
на Кэрситор-стрит, до которой было рукой подать.
"Чванная скотина, уж конечно, я его застану дома", - с усмешкой думает
Дрейпер.
- Счастливчик у себя в комнате? - осведомился стряпчий у помощника
бейлифа, который распахнул перед ним тяжелые двери.
- Мистер Уорингтон у себя, - ответил этот джентльмен, - да только... -
Тут он подмигнул стряпчему и прижал палец к ноздре.
- Что "только", мистер Падди из Корка? - спросил стряпчий.
- Моя фамилия Костиган, я из благородного рода, а свет увидел в
ирландской столице, мистер Полтора Шиллинга, - сообщил привратник, свирепо
глядя на Дрейпера. Узкое пространство между дверями, где происходил
разговор, заполнилось благоуханием, словно от очень крепких напитков.
- Дай пройти, чтоб тебя черт побрал! - взревел мистер Дрейпер.
- Я тебя, Полтора Шиллинга, очень даже хорошо слышу, только вот в
приличном обществе таких слов не услышишь. И дозвольте вас попросить,
милостивый государь, не посылать меня к черту, не то мои пальцы и ваш нос
сведут более бли-ик-изкое знакомство! Хотите войти, сударь? Так извольте
наперед быть учтивее с теми, кто выше вас по рождению и по воспитанию, хоть,
может, временно и не занимает подобающего места. Черт бы побрал этот ключ!
Входите же, сударь, кому говорю!.. Сударыня, примите уверения в
совершеннейшем моем почтении.
Дама, прятавшая в носовом платке лицо, и без того укрытое капюшоном,
вскрикнув, точно от испуга, торопливо спустилась по лестнице и проскользнула
мимо стряпчего. Он было шагнул за ней, чтобы рассмотреть ее получше - мистер
Дрейпер всегда был чрезвычайно галантен с дамами, но привратник выставил
перед ним ногу, сказав угрожающе:
- Стойте где стоите! Сюда, сударыня, сюда! Я сразу узнал ваше сия... -
Тут он захлопнул дверь перед носом у Дрейпера, предоставив стряпчему
подниматься наверх без провожатых.
В шесть часов вечера в тот же день старая баронесса Бернштейн, опираясь
на трость, расхаживала по гостиной, ковыляя к окну всякий раз, когда на
улице раздавался шум подъезжающего экипажа. Она все откладывала и
откладывала свой обед - а ведь обыкновенно стоило повару замешкаться хоть на
пять минут, ему устраивался хороший нагоняй! Она распорядилась накрыть стол
на два прибора и заказала несколько лакомых блюд, словно для праздника.
Пробило четыре часа, затем пять, а в шесть она снова выглянула из окна и
увидела, что карета на этот раз остановилась у ее дверей.
- Мистер Дрейпер! - доложил лакей, и тотчас с глубоким поклоном вошел
стряпчий.
Старуха пошатнулась и крепче оперлась на трость.
- Где он? - нетерпеливо сказала она. - Я приказала вам, сударь,
привезти его! Как вы посмели явиться сюда один?
- Я не виноват, сударыня, что мистер Уорингтон не пожелал приехать.
И Дрейпер изложил свою версию разговора, который произошел между ним и
молодым виргинцем.
^TГлава XLVIII^U
Привидение
Когда рассерженный мистер Дрейпер выходил после своего утреннего
разговора с Гарри, ему почудилось, что юный узник его окликнул. И
действительно, Гарри привстал, чтобы позвать стряпчего, Но он был горд, а
стряпчий обижен - Гарри оборвал свое восклицание, а Дрейпер не соблаговолил
остановиться. Гордость юноши была уязвлена: ему было неприятно, что стряпчий
видит его униженным, что у него вырывают согласие, пользуясь его бедственным
положением. "Пусть подождет час!" - решил Гарри и угрюмо улегся на кровать.
Да, он не любит Марию Эсмонд. Да, ему стыдно, что он так глупо попался в
ловушку и дал ей слово. Хитрая, опытная женщина воспользовалась его
мальчишеской пылкостью и наивностью. Она обвела его вокруг пальца, как ее
брат, когда они сели играть в карты. Они же его родственники и должны были
бы пощадить его. А они смотрели на него как на добычу и думали только о
своих эгоистических целях. Он размышлял о том, как они пренебрегли законами
гостеприимства, как они хищно накинулись на молодого родственника, который
доверчиво постучал в их дверь. Его сердцу была нанесена тяжкая рана. Он
зарылся лицом в подушку. "Если бы они приехали в Виргинию, я бы принял их
по-другому", - думал он.
Из этого уныния его вывело появление Гамбо, который, ухмыляясь во весь
рот, доложил, что к мистеру Гарри пришла дама, вслед за чем в комнату вошла
дама в плаще с капюшоном, о котором мы недавно упоминали. Гарри сел на
кровати, бледный, излтученный. И дама, не дожидаясь, чтобы слуга ушел, с
рыданием подбежала к молодому узнику, обняла его с истинным чувством и
материнской нежностью, принялась целовать его, обливаясь слезами и
всхлипывая.
- Ах, мой Гарри! - вскрикнула она. - Думала ли я увидеть тебя в таком
месте!
Он попятился, словно испугавшись ее появления здесь, но она опустилась
на пол возле кровати, схватила его лихорадочно горячую руку, обняла его
колени. Она питала к нему искреннюю привязанность и нежность. Когда она
увидела его в этой убогой комнатушке, увидела, как он побледнел и осунулся,
ее сердце исполнилось подлинной любви и жалости.
- Я... я думал, что никто из вас не придет! - грустно сказал бедный
Гарри.
Вновь слезы, вновь на горячую юную руку сыплются поцелуи, вновь нежные
объятия, - некоторое время дама не находит в себе сил заговорить.
- Мой милый, мой милый, - вырывается у нее с рыданием, - Мне невыносимо
думать о твоем несчастье!
Как ни очерствело это сердце, оно не стало совсем каменным - эта
бесплодная жизнь не была одной лишь пустыней. Даже мать Гарри не могла бы
быть нежнее и говорить ласковее, чем эта его родственница, стоящая перед ним
на коленях.
- Боюсь, что в этих долгах повинно и мое мотовство, - сказала она (и
была совершенно права). - Ты покупал драгоценности и безделушки, чтобы
доставить мне удовольствие. О, как я их сейчас ненавижу! Прежде я бы никогда
не поверила, что они могут мне опротиветь. Вот - я принесла их все. И еще
кое-какие украшения. Вот - и вот! И все деньги, какие у меня есть.
И она высыпала на кровать рядом с Гарри броши, кольца, часики и десятка
два золотых. При виде них у юноши странно сжалось сердце. Он был тронут до
глубины души.
- Милая, добрая кузина! - сказал он с рыданием. Больше никаких слов его
губы не произнесли, но они, несомненно, продолжали выражать его
благодарность, его нежность, его волнение.
Вскоре он совсем ободрился и, с улыбкой отложив в сторону украшения,
которые подарил Марии, рассказал ей, в какое опасное положение он попал,
заложив такие же безделки, купленные в кредит, и как стряпчий совсем недавно
оскорбил его, коснувшись этой темы. Деньги своей милой Марии он не возьмет -
пока у него денег достаточно, более чем достаточно, но он ценит ее двадцать
гиней так, словно их двадцать тысяч. Он никогда не забудет ее любви и
доброты - никогда, и клянется в этом всем, что для него свято. Его матушке
станет известно ее бескорыстное благородство. Она придала ему новые силы в
ту минуту, когда он совсем пал духом под тяжестью стыда и позора. Да
благословит ее за это небо! Пересказывать беседу кузена и кузины дальше нет
надобности. После визита Марии мрачный день словно посветлел, и даже сносить
заключение стало легче. Свет вовсе не такой уж себялюбивый и холодный. Вот
нежное существо, которое истинно его любит. Даже Каслвуд оказался не так
плох, как он было подумал. Он был чрезвычайно огорчен, что не в состоянии
помочь своему родственнику. Но он весь в долгах. А денег, которые он выиграл
у Гарри, он лишился на следующий же день. Но он сделает все, что в его
силах. В самое ближайшее время он навестит мистера Уорингтона. Сегодня же он
дежурит во дворце и не может распоряжаться собой, почти как Гарри. Вот так
они мило и нежно болтали, пока не начало смеркаться, а тогда Мария,
вздохнув, попрощалась с Гарри.
Дверь, только-только закрывшаяся за ней, вновь растворилась, и в
комнату вошел Дрейпер.
- Ваш покорный слуга, сэр, - сказал стряпчий.
Его голос, как и самое его присутствие, были Гарри крайне неприятны.
- Я ждал вас, сударь, три часа назад, - ответил он резко.
- Стряпчий не всегда волен распоряжаться своим временем, - сказал
мистер Дрейпер, который только что кончил совещаться с бутылкой портвейна в
ресторации. - Но ничего. Теперь я в полном вашем распоряжении. Надо
полагать, вы согласны, мистер Уорингтон. Собрали свой саквояж? Как! Вы еще в
халате? С вашего разрешения я спущусь в контору и все улажу, а вы позовите
своего черного лакея и принарядитесь. Карета ждет у дверей и единым духом
помчит вас обедать к баронессе.
- Вы обедаете у баронессы де Бернштейн?
- Не я. Где уж мне удостоиться такой чести! Но вы же будете обедать у
тетушки, я полагаю?
- Мистер Дрейпер, вы слишком много позволяете себе полагать, - говорит
мистер Уорингтон, который кутается в халат и выглядит очень внушительно и
свирепо.
- Помилуйте, сэр! О чем вы?
- А вот о чем, милостивый государь: я обдумал все и решил, что было бы
недостойно взять назад слово, которое я дал благородной и верной женщине.
- Что за дьявольщина, сэр! - вопит стряпчий. - Говорю же вам, она
потеряла эту бумагу! Вас ничто не связывает! Ничто! Да ведь она годится вам
в...
- Довольно, милостивый государь! - говорит мистер Уорингтон, топнув
ногой. - По-видимому, вам кажется, что вы разговариваете с еще одним
крючкотвором. Насколько я понимаю, мистер Дрейпер, вы не привыкли иметь дело
с людьми чести.
- Ах, с крючкотвором! - в ярости восклицает мистер Дрейпер. - Ах, люди
чести! Так позвольте вам сказать, мистер Уорингтон, что я человек чести не
хуже вас. Возможно, я не числю среди своих знакомых игроков и жокеев. И я не
спускал в карты отцовского наследства и не жил как вельможа, располагая
только двумястами пятьюдесятью фунтами в год. Я не покупал часов в кредит и
не закладывал... только посмейте меня тронуть, сэр! - И стряпчий отскочил к
двери.
- Туда, туда, - говорит Гарри. - В окно я вас выбросить не могу, потому
что на нем решетка.
- Так, значит, я сообщу своей доверительнице, что вы ответили "нет"! -
выкрикивает Дрейпер.
Гарри шагнул вперед, сжимая кулаки.
- Если вы скажете еще хоть слово, я... - произнес он, но тут дверь
поспешно захлопнулась, фраза осталась незаконченной, Дрейпер в ярости
отправился к госпоже де Бернштейн, которая, хотя он постарался представить
все в наивыгоднейшем для себя свете, выбранила его еще более свирепо, чем
даже мистер Уорингтон.
- Как! Она мне верит, а я ее покину? - говорит Гарри, расхаживая по
комнате и шурша парчой. - Милая, преданная, великодушная женщина! Я останусь
ей верен, даже если буду заточен на долгие годы!
Отослав стряпчего после бурных объяснений, безутешная старуха села за
обед, который надеялась разделить с племянником. Перед ней стоял пустой
стул, предназначавшийся для него, блестело серебро его прибора, сверкали
пустые рюмки. Дворецкий безмолвно подавал ей одно блюдо за другим, она
пробовала и отталкивала их. Наконец верный слуга попытался уговорить свою
госпожу.
- Уже восемь часов, - сказал он, - а вы весь день ничего в рот не
брали. Вам надо подкрепиться.
Но она не стала есть. И спросила кофе. Пусть Кейс подаст ей кофе. Лакеи
убрали со стола. Их госпожа, как и раньше, сидела перед пустым стулом.
Затем вернулся старый слуга - без кофе - и странным испуганным голосом
доложил:
- Мистер Уорингтон!
Старуха вскрикнула, поднялась с кресла, но тут же вновь упала в него,
вся дрожа.
- Так вы все-таки явились, сударь, - произнесла она ласково. - Подайте
снова... Ай! - вдруг вскрикнула она. - Боже великий, кто это?
Ее глаза остекленели, лицо под слоем румян стало свинцово-бледным. Она
вцепилась в ручки кресла и как завороженная смотрела на подходящего к ней
гостя.
Вслед за слугой в комнату вошел джентльмен, лицом и фигурой совершенно
похожий на Гарри Уорингтона, и низко поклонился баронессе. Его голос, когда
он заговорил, также был голосом Гарри.
- Вы ожидали моего брата, сударыня? - сказал он. - Я только что прибыл
в Лондон. Я побывал у него на квартире и у ваших дверей встретил его слугу,
который нес вам вот это письмо. Я решил передать его вашей милости, прежде
чем отправиться к брату. - И незнакомец положил перед баронессой Бернштейн
письмо.
- Так вы... - с трудом заговорила баронесса, - так вы мой племянник,
которого мы считали,..
- Погибшим, но который остался жив. Я - Джордж Уорингтон, сударыня, и
спрашиваю его родственников: что вы сделали с моим братом?
- Послушайте, Джордж! - растерянно сказала старуха. - Я ждала его
сегодня ко мне. Вот стул, который поставлен для него. Я ждала его, сэр, до
самой этой минуты... пока совсем не ослабела... Я не люблю... Я не люблю
быть одна. Останьтесь поужинать со мной.
- Прошу извинить меня, сударыня. С божьего соизволения я буду ужинать
сегодня с Гарри!
- Так приведите его сюда! Приведите его сюда на любых условиях! Ведь
дело всего в пятистах фунтах. Вот деньги, сэр, если они вам нужны!
- Я не нуждаюсь в них, сударыня. У меня с собой достаточно денег, а
можно ли найти для них лучшее употребление, чем выручить брата?
- Но вы привезете его сюда, сэр? Обещайте, что привезете его ко мне.
Вместо ответа мистер Уорингтон отвесил церемонный поклон и удалился. Он
прошел мимо пораженных удивлением слуг баронессы и властно приказал Гамбо
следовать за собой.
Разве мистер Гарри не получал писем из дома? Масса Гарри последние два
дня не вскрывал своих писем. А разве он не получал письма, сообщавшего, что
его брату удалось бежать из французских владений и вернуться в Виргинию?
Нет-нет! Такого письма не приходило, не то масса Гарри обязательно рассказал
бы Гамбо. Мчитесь, лошади! Мчитесь по Стрэнду к Темпл-Бару! Вот темница, но
в нее уже входит избавитель!
^TКомментарии^U
Роман "Виргинцы" ("The Virginians. A Tale of the Last Century") впервые
был опубликован в двадцати четырех выпусках, появлявшихся ежемесячно по мере
написания романа с ноября 1857 года по октябрь 1859 (изд-во Бредбери и
Эванс). Почти одновременно, с декабря 1857 года, он начал печататься и в
Америке на страницах журнала "Харперс мэгэзин", заключившего с автором
контракт на "его публикацию в США. Кроме того, английские выпуски романа
тогда же перепечатывались "пиратски" еще в двух американских периодических
изданиях.
В 1858-1859 годах "Виргинцы" вышли в Лондоне в двух томах с
иллюстрациями автора и с посвящением. В 1863 году, в последний год жизни
Теккерея, появилось второе издание, в котором им были сделаны небольшие
сокращения. В этой редакции (с приложением купюр) оно включено в
семнадцатитомное Оксфордское собрание сочинений (1908), являющееся наиболее
авторитетным и использованное при настоящем переводе.
Первая публикация "на русском языке была осуществлена журналом
"Современник": роман начал выходить еще до его завершения и был издан в
четырех книгах как приложение к журналу в 1858-1859 годах. В советское время
"Виргинцы" печатались дважды - в 1936 году (М. -Л., "Academie", т. 1-2,
перевод Ст. Вольского) и в 1961 году (М., "Правда", т. 1-2, перевод его же).
В настоящее Собрание сочинений Теккерея роман включен в новом переводе,
выполненном И. Г. Гуровой и Т. А. Озерской.
В 1852 году, закончив роман "История Генри Эсмонда", Теккерей написал
предисловие к нему, названное "Виргинские Эсмонды". Это был небольшой
рассказ дочери Генри Эсмонда Рэйчел, родившейся в Америке, о своем отце,
"авторе" романа, и о дальнейшей судьбе его героев. В конце стояла дата -1778
год, третий год войны североамериканских колоний за независимость. Писатель
не мог не чувствовать, что несколько страничек этого предисловия содержат в
зародыше целый роман, что здесь уже видны будущие персонажи, конфликт, время
и место действия. Но тогда мысли его были заняты другим: Теккерей готовился
к своему первому путешествию в Америку. И, будто не желая расставаться со
своими героями, он, заканчивая роман, переселил их туда же, в Новый Свет,
новый для него и для них. Экземпляры только что вышедшего "Эсмонда" Теккерей
получил уже на пристани, незадолго до отплытия. А еще через три месяца он
писал: "Завтра я спущусь вниз по Потомаку - этот путь обычно проделывала
миссис Эсмонд-Уорингтон со своими двумя сыновьями, направляясь в гости к их
другу мистеру Вашингтону. Интересно, выйдет ли что-нибудь в будущем из того
предисловия и родится ли эта повесть когда-нибудь?" (письмо к Л. Бэкстер, 26
февраля 1853 г.).
К исполнению своего замысла писатель приступил лишь четыре года спустя,
после вторичного посещения Соединенных Штатов. Однако не только до начала
работы над "Виргинцами", но даже и в процессе написания у Теккерея не было
ясного представления о содержании своего нового произведения. Уже написав
треть намеченного объема, он сокрушается, что в романе так ничего и не
произошло, "если не считать того, что молодой джентльмен прибыл из Америки в
Англию". Он долго не мог решить, как воскресить второго брата, и обращается
к одному из своих американских знакомых с просьбой сообщить, "что же на
самом деле случилось со старшим из двух виргинцев?" (письмо к У. Робинсону,
23-25 февраля 1858 г.). Он называет роман "умным, но бестолковым", и к
описанию Войны за независимость, о которой было заявлено на первой странице,
приступает лишь за два месяца до окончания публикации. Первым критиком,
обвинившим Теккерея в рыхлости и бесформенности композиции, был сам
писатель, всегда трезво и с долей иронии оценивавший свои создания.
Роман "Виргинцы" действительно рождает ощущение неуправляемости
повествования, и движение сюжета часто напоминает машину, работающую на
холостом ходу. Многочисленные отступления на темы, уже известные из других
его произведений, обилие незначительных событий, ненаполненность романного
времени делают подчас изложение расплывчатым и ненапряженным. Более того,
кажется, что автор и не озабочен тем, чтобы как-то привлечь и увлечь
читателя. Чем же объясняется эта видимая хаотичность и безразличность
повествования?
Работая над своими предыдущими романами - "Ньюкомами", "Эсмондом",
писатель отзывался о них примерно так же, как и о "Виргинцах": гордясь ими и