Мей Лев Александрович. Виргинцы (книга 1)

- свое занятие. Вы и другие джентльмены вашего сословия можете корпеть себе
на здоровье над вашими книгами. Мы вам этого не запрещаем. Наоборот, мы вас
поощряем. Мы же сражаемся с врагами и управляем страной. Э-эй, господа! Боже
мой, ну и дороги в вашей колонии! Проклятую карету так и швыряет из стороны
в сторону! А кто это там едет с двумя неграми в ливреях? Очень недурная
лошадь.
- Это мистер Вашингтон, - сказал адъютант.
- Я бы взял его капралом в конногренадерский полк, - объявил генерал. -
Отличная посадка. И он хорошо знает страну, мистер Франклин.
- О да.
- И чертовски прекрасные манеры, если вспомнить, где он рос. Настоящий
европейский лоск, черт побери.
- Он старается, как может, - заметил мистер Франклин, простодушно глядя
на дородного главнокомандующего, а этот образчик английской утонченности с
лицом еще более красным, чем его мундир, раскачивался в такт толчкам кареты,
уснащая ругательствами каждую свою фразу: полный невежда во всем, что лежало
за пределами казармы и плац-парада, если не считать достоинств вина и
хорошеньких женщин, далеко не знатного происхождения, но глупо чванящийся
несуществующими предками, храбрый, как бульдог, жестокий, великодушный,
распутник, мот, мягкосердечный в хорошем настроении, щедрый на смех и
привязанности, тупоумный, ничего в жизни не читавший, свято верящий, что его
родина - первая страна мира, а сам он - истинный джентльмен.
- Да, для провинциала он, честное слово, очень хорош. Его в прошлом
году поколотили в форте... как его там?.. на реке... на реке... Как
называется этот форт, Толмедж?
- Бог его знает, сэр, - ответил Толмедж, - и еще, наверное, господин
почтмейстер: недаром он посмеивается над нами обоими.
- О, что вы, капитан!
- Попал в настоящую ловушку. Впрочем, у него была только милиция и
индейцы. Здравствуйте, мистер Вашингтон. Хорошая у вас лошадь! В прошлом
году это ведь было ваше первое боевое крещение?
- В форте Необходимость? Да, сэр, - почтительно отдавая честь, ответил
вышеупомянутый джентльмен, который подъехал к карете в сопровождении двух
вышколенных черных грумов в щегольских ливреях и бархатных охотничьих
шапочках. - Я начал очень неудачно, сэр, так как до этого злополучного дня
ни разу не был в деле.
- Вы ведь все были необученные ополченцы, мой милый. Видели бы вы, как
наша милиция улепетывала от шотландцев, проклятые зайцы! Будь у вас
регулярные войска, все сложилось бы иначе.
- Вашему превосходительству известно, как горячо я желаю служить в
таких войсках и посмотреть их в бою, - сказал мистер Вашингтон.
- Черт побери, мы попробуем удовлетворить ваше желание, сударь, -
ответил генерал, присовокупив одно из своих обычных громовых ругательств, и
тяжелая колымага покатила дальше к Каслвуду, а мистер Вашингтон испросил
позволения поскакать вперед, чтобы оповестить хозяйку о скором прибытии его
превосходительства.
Карета главнокомандующего двигалась так неторопливо, что ее нагнали еще
несколько менее важных особ, также приглашенных в Каслвуд, и они, не дерзая
обогнать великого человека, образовали настоящий кортеж, смиренно
следовавший в облаках пыли за его колесницей.
Возглавлял эту процессию мистер Динуидди, губернатор провинции, который
ехал в сопровождении черных слуг и в обществе преподобного Бродбента,
веселого уильямсбергского священника. К ним вскоре присоединился мистер
Демпстер, учитель близнецов, в пышном старомодном парике, который он берег
для подобных торжественных оказий. Затем подъехал мистер Лоус, судья, -
миссис Лоус сидела на подушке за спиной супруга, а парадный чепец ее милости
вез их слуга негр, трусивший позади на муле. Эта процессия выглядела до того
нелепо, что майор Дэнверс и мистер Франклин, вдруг заметив ее, невольно
рассмеялись, - однако негромко, чтобы не разбудить его превосходительство,
который тем временем погрузился в дремоту, - и 'послали сказать этому
необычайному арьергарду, чтобы они смело ехали вперед, обогнав неторопливого
главнокомандующего и его драгун.
В Каслвуде нашлось место для всех. Солдат его величества ждали жаркое,
горячительные напитки и самый лучший табак, негров - смех и всякие забавы, а
их хозяев - самый радушный прием и изобильное пиршество.
Почтенный генерал охотно отведывал чуть ли не все подававшиеся кушанья
- и не по одному разу - и то и дело подставлял дворецкому свой опустевший
бокал; домашнее вино со специями он нашел превосходным и выпил его порядочно
сразу же по прибытии, еще до обеда. Теперь же гости утоляли жажду сидром,
элем, коньяком и чудесным бордоским вином, которое в свое время привез в
колонию еще полковник Эсмонд и которое было достойно pontificis coenis
{Трапезы жрецов (лат.).}, как объявил мистер Демпстер, подмигнув мистеру
Бродбенту, священнику соседнего прихода. Мистер Бродбент кивнул и подмигнул
в ответ, а затем допил вино, пропустив латинскую фразу мимо ушей, - да и как
могло быть иначе, если он никогда не утруждал себя изучением латыни?
Преподобный Бродбент играл в азартные игры, ел без меры, был любителем
петушиных боев и значительную часть своего времени проводил во Флитской
тюрьме и в Ньюмаркете, а также усердно исполнял всяческие поручения своего
приятеля лорда Синкбарза, сына лорда Рингвуда (матерью мистера Бродбента
была камеристка леди Синкбарз, что же касается его происхождения со стороны
отца, то, пожалуй, современному читателю не следует проявлять тут излишнего
любопытства), и в конце концов был отослан в Виргинию, где ему был обещан
приход. Они вместе с Гарри устраивали немало петушиных боев, подстрелили
немало ланей, поймали бесчисленное количество форелей и лососей, охотились
на диких гусей и диких лебедей, голубей и куропаток и сразили мириады
нырков. Завистники утверждали, будто именно мистер Бродбент был тем
браконьером, на которого мистер Вашингтон как-то ночью спустил в
Маунт-Верноне собак и которого он на речном берегу проучил тростью.
Браконьеру удалось вырваться из его рук и под покровом темноты добраться до
своей лодки; как бы то ни было, следующие два воскресенья Бродбент,
прикованный к одру болезни, не мог служить в церкви, когда же он наконец
появился на людях, под его глазом еще виднелся синяк, а у его сюртука
появился новый ворот. Гарри Эсмонд и преподобный Бродбент не только
охотились вместе на всех птиц небесных, зверей лесных и рыб морских, но и
играли во всевозможные карточные игры. Более того, когда юноши отправлялись
верхом на занятия к мистеру Демпстеру, боюсь, что Гарри нередко отставал и
брал уроки у другого профессора европейских наук и светских талантов - а
Джордж ехал дальше, к своему учителю, читал свои книги и, конечно, ничего
никому не говорил о времяпрепровождении младшего брата.
За столом госпожи Эсмонд его превосходительству и остальным английским
и американским джентльменам подавались все птицы и все рыбы, каких только
можно поймать в Виргинии в такое время года. Гамбо снискало всеобщие похвалы
(черный слуга мистера Генри получил свое имя в честь этого блюда - покойный
полковник однажды обнаружил его за дверью, как раз когда он сунул голову в
миску с этим восхитительным супом, и тут же беспощадно окрестил его
"Гамбо"), форель была нежной и свежей, а черепашье жаркое ублаготворило бы и
лондонского олдермена, - черт побери, он с удовольствием угостил бы таким
жарким самого герцога, соблаговолил объявить его превосходительство;
впрочем, черепашье жаркое - блюдо, поистине достойное внимания любого
герцога и даже императора. Негритянки вообще наделены большими кулинарными
способностями, а каслвудские поварихи к тому же постигали свое искусство под
взыскательным оком и покойной госпожи Эсмонд, и нынешней. Некоторые блюда, а
главное, сласти и пирожное, госпожа Эсмонд с большим уменьем и изяществом
приготовила собственноручно. Она, согласно милому, но нелегкому обычаю тех
времен, сама резала мясо, отогнув кружевные рукава по локоть и показывая
прехорошенькие округлые ручки и запястья все время, пока исполняла этот
древний обряд гостеприимства, еще не ставшего таким худосочным, как в наши
дни. Старинный застольный закон требовал, чтобы хозяйка потчевала своих
гостей с любезной настойчивостью, бдительно следила, кому и когда предложить
новый лакомый кусочек, в совершенстве знала кулинарно-анатомические секреты
и по всем правилам искусства раскладывала рыбу, резала дичь, птицу, мясо и
все прочее, уговаривала гостей непременно попробовать еще вот это кушанье и
шептала своему соседу, мистеру Брэддоку: "Я берегла вот эту спинку лосося
специально для вашего превосходительства и не стану слушать никаких отказов!
Мистер Франклин, вы пьете только воду, сэр, а ведь вина нашего погреба очень
полезны, и от них никогда не болит голова... Господин судья, вам нравится
пирог с фазаном?"
- Потому что я знаю, кем он испечен, - отвечает мистер Лоус, судья, с
глубоким поклоном. - Ах, сударыня, если бы у меня дома пеклись такие удачные
пироги, как в Каслвуде! Я часто говорю жене: "Как мне хотелось бы, душенька,
чтобы у тебя была рука госпожи Эсмонд..."
- Прелестная рука, которая, конечно, должна нравиться и многим другим,
- говорит бостонский почтмейстер, и мистер Эсмонд бросает на него не слишком
довольный взгляд.
- Ах, какая это рука, когда нужно сделать корочку пирога особенно
легкой! - продолжает судья. - Ваш покорный слуга, сударыня.
Он не сомневается, что подобный комплимент должен доставить вдове
большое удовольствие. Она скромно отвечает, что училась стряпать, когда жила
на родине в Англии, где получала образование, и что ее матушка научила ее
готовить кое-какие блюда, которые очень нравились ее отцу и сыновьям. И она
очень рада, если гостям они также понравились.
Говорится еще много столь же любезных слов, подается еще много кушаний
- в десять раз больше, чем могли бы съесть присутствующие. Мистер Вашингтон
почти не принимает участия в общей беседе - между ним, мистером Толмеджем,
майором Дэнверсом и почтмейстером завязался оживленный разговор о дорогах,
мостах, повозках, вьючных лошадях и артиллерийских обозах, и полковник
провинциальной милиции, разложив перед собой кусочки хлеба, прижимает
пальцем тот форт, о котором он повествует своим собратьям-адъютантам, и
продолжает говорить до тех пор, пока лакей-негр, обнося гостей новым блюдом,
не смахивает салфеткой Потомак и не подцепляет Огайо ложкой.
В конце обеда мистер Бродбент покидает свое место, становится позади
стула вице-губернатора, произносит благодарственную молитву, возвращается к
своему прибору и, исполнив свои благочестивые обязанности, вновь берется за
нож и вилку.
Теперь вносят сласти и пудинги - я мог бы подробно их вам перечислить,
если бы вы пожелали, только какую барышню в наши дни интересуют пудинги, да
к тому же еще пудинги, которые были съедены сто лет назад и которые госпожа
Эсмонд приготовила для своих гостей с таким искусством и тщанием? Но вот со
стола все убрано, и Натан, дворецкий, ставит бокалы перед гостями и
наполняет бокал своей госпожи. Поклонившись гостям, она говорит, что
предложит только один тост, но знает, с какой сердечной радостью его
поддержат все присутствующие джентльмены. Затем она провозглашает: "Здоровье
его величества!" - и кланяется мистеру Брэддоку, а он, его адъютанты и все
местные джентльмены с верноподданническим жаром повторяют имя своего
возлюбленного и всемилостивейшего государя. Затем, допив бокал и еще раз
поклонившись обществу, вдова выходит из залы между рядами чернокожих слуг,
сделав в дверях один из самых прекрасных своих реверансов.
Гостеприимная хозяйка Каслвуда столь безупречно исполняла свои
обязанности, была так весела и красива, беседовала с гостями с таким
одушевлением и мужеством, что немногие дамы, присутствовавшие там, поспешили
выразить ей свое восхищение великолепием обеда и особенно тем, как она
председательствовала за столом. Однако едва они вошли в гостиную, как
притворная веселость покинула госпожу Эсмонд, она опустилась на кушетку
рядом с миссис Лоус, и разразилась слезами, не дослушав хвалебную речь этой
дамы.
- Ах, сударыня! - воскликнула она. - Конечно, вы правы, принимать у
себя дома представителя короля - большая честь, хотя нашей семье случалось
оказывать гостеприимство и особам более высоким, чем мистер Браддок. Но ведь
он приехал, чтобы разлучить меня с одним из моих сыновей. Кто знает,
вернется ли мой мальчик? И вернется ли он целым и невредимым? Вчера я видела
его во сне: он был ранен, и лицо его совсем побелело, а из раны в боку
струилась кровь. Правила приличия заставляли меня скрывать мое горе в
присутствии джентльменов, но моя добрая миссис Лоус знает, что такое разлука
с детьми, в ее груди тоже бьется материнское сердце, и она справедливо
осудила бы меня, если бы в такой вечер мое сердце не было преисполнено боли.
Дамы принялись утешать хозяйку дома словами, которые приличествовали
случаю и могли быть ей приятны, а она старалась побороть печаль, памятуя о
своих обязанностях, мешавших ей свободно предаваться грусти.
- У меня еще будет время горевать, сударыня, когда они уедут, - сказала
она супруге судьи, своей добросердечной соседке. - Мой сын не должен видеть
скорби на моем лице - я не хочу, чтобы наша разлука омрачилась еще больше
из-за моей слабости. Джентльмену его ранга и положения надлежит быть там,
куда призывает его отечество. Так всегда поступали Эсмонды, и я смиренно
уповаю, что та же благая сила, которая милостиво хранила моего отца в
двадцати великих битвах в дни королевы Анны, ныне, когда настал черед моего
сына исполнить свой долг, возьмет его под свой святой покров.
Решительная миниатюрная дама не стала далее сетовать на жестокую судьбу
и, ни словом больше не упомянув про свое горе, села, я полагаю, с гостьями
за карты и кофе, а джентльмены в соседней зале продолжали предлагать тосты и
попивать вино.
Когда одна из дам заметила, что мужчины засиделись что-то слишком
долго, госпожа Эсмонд ответила, что общество английских джентльменов
интересно и поучительно для ее мальчиков. Подобный случай так редко выпадает
в их глуши, и хотя господа офицеры иногда бывают излишне вольны в своих
речах, она убеждена, что джентльмены и светские люди не забудут, как еще юны
ее сыновья, и не скажут при них ничего такого, чего не следует слушать
молодым людям.
Без сомнения, английские офицеры должным образом оценили предложенное
им угощение. Дамы еще продолжали играть в карты, когда вошел Натан и что-то
шепнул миссис Маунтин, которая тут же воскликнула: "Нет!" Нет, больше она
его не даст: простое бордо пусть пьют на здоровье, если им хочется еще пить,
но вина полковника она больше не даст! Оказалось, что джентльмены уже выпили
дюжину бутылок драгоценного кларета, "не считая сидра, бургундского,
лиссабонского и мадеры", - заявила миссис Маунтин, перечисляя подававшиеся
напитки.
Однако госпожа Эсмонд и слышать не хотела о бережливости в подобный
вечер. Поэтому миссис Маунтин волей-неволей отправилась со своими ключами
под священные своды, где лежали бутылки собственного бордо полковника,
пережившие своего хозяина, который, подобно им, также давно уже упокоился
под землей. По дороге миссис Маунтин осведомилась у Натана, не хватил ли
кто-нибудь из джентльменов лишку. По мнению дворецкого, мистер Бродбент был
пьян - как всегда, и джентльмен, которого называли генералом, тоже, по его
мнению, был пьян, и мистер Джордж - немножечко.
- Мистер Джордж! - вскричала миссис Маунтин. - Да он же месяцами ни
капли в рот не берет!
И все же Натан стоял на своем: мистер Джордж был немножечко пьян. Он то
и дело наливал себе, он громко разговаривал, он пел, он отпускал шуточки -
особенно про мистера Вашингтона, и мистер Вашингтон стал совсем красный от
злости, сообщил Натан.
- Так что же здесь такого! - поспешно объяснила миссис Маунтин. -
Джентльмену в хорошей компании и положено веселиться, угощаться самому и
угощать друзей. - С этими словами она поспешила к двери особого погреба, где
хранилось бордо.
Развязный, почти дерзкий тон, какой в последнее время усвоил Джордж
Эсмонд по отношению к мистеру Вашингтону, вызывал у того большое раздражение
и досаду. Он был старше каслвудских близнецов всего лет на шесть, но всегда
отличался серьезностью и степенностью не по годам, они же казались даже
моложе своего возраста. До самого последнего времени они находились под
заботливой и мелочной материнской опекой и видели в своем соседе из
Маунт-Вернона наставника, советчика и друга - как, впрочем, почти все, кто
приходил в соприкосновение с этим скромным и добродетельным молодым
человеком. Сам мистер Вашингтон держался чрезвычайно учтиво и
благовоспитанно, заставляя - или, во всяком случае, побуждая - и других в
его присутствии вести себя так же. Он не снисходил до шуток и насмешек, и по
отношению к нему они казались неуместными. Понимал он их с некоторым трудом,
и они, как бы стесняясь, бежали его общества. "Он всегда казался мне
великим, - писал Гарри Уорингтон в одном из своих писем много лет спустя. -
И я неизменно видел в нем героя. Он приезжал в Каслвуд, чтобы обучать нас,
мальчиков, землемерной съемке, и когда он скакал за гончими, казалось, что
он ведет за собой армию. Если он стрелял, я знал, что птица упадет мертвой,
а если забрасывал невод, разумеется, ему попадалась самая крупная рыба,
какая только водилась в реке. Говорил он мало, но его слова всегда были
мудрыми, а не пустыми, как наши, - они были серьезными, трезвыми, вескими и
неизменно уместными. Несмотря на свою антипатию к нему, мой брат уважал
генерала и восхищался им так же, как я, - то есть уважал, как никого
другого".
Мистер Вашингтон первым покинул веселое общество, с таким жаром
воздававшее должное гостеприимству госпожи Эсмонд. Джордж Эсмонд, занявший
место своей матери, когда она удалилась, не воздерживался от вина и не
сдерживал свой язык. Он наговорил своему гостю десятки оскорбительных
колкостей, на которые тот, как ни сердился, не знал, что ответить. Наконец,
вне себя от гнева, мистер Вашингтон встал и через открытые стеклянные двери
вышел на широкое крыльцо-галерею, обычную для всех виргинских домов.
Госпожа Эсмонд увидела высокую фигуру своего друга, мелькавшую за
окнами, и - то ли вечер был жарок, то ли она кончила партию - отдала свои
карты одной из дам и вышла на галерею к своему молодому соседу. Он попытался
придать себе спокойный вид, так как не мог объяснить хозяйке дома, почему и
на кого сердится.
- Джентльмены что-то долго засиделись за вином, - заметила она. -
Господа офицеры вообще любят пить.
- Если пить значит быть хорошим солдатом, сударыня, то многие там
выказывают незаурядную доблесть, - ответил мистер Вашингтон.
- И, наверное, генерал возглавляет свои войска?
- О, конечно, конечно, - ответил полковник, который всегда выслушивал
любое замечание госпожи Эсмонд, и серьезное и шутливое, с какой-то особенной
мягкостью и' нежностью. - Но генерал - это генерал, и не мне обсуждать
поведение его превосходительства за столом или где-нибудь еще. Я полагаю,
что господа военные, родившиеся и выросшие в нашем отчем краю, отличаются от
нас, жителей колоний. У нас здесь такое жаркое солнце, что нам; не нужно, по
их обычаю, подогревать кровь вином. А пить, если предложен тост, для них,
по-видимому, дело чести. Толмедж только что объяснил мне, икая, - шепотом, я
хотел сказать, - что офицер так же не может отказаться выпить, когда
предложен тост, как не может отказаться от вызова, и добавил, что вначале
вино ему было противно и он научился пить лишь с большим трудом. Следует
признать, что, преодолевая свою слабость, он показал редкую настойчивость.
- Но о чем вы разговариваете столько часов подряд?
- Боюсь, я не могу подробно ответить на этот вопрос, сударыня, - я не
люблю сплетен. Мы говорили о войне, и о силах, которыми располагает мосье
Контркер, и о том, как нам до него добраться. Генерал намерен проделать всю
кампанию в карете и посмеивается и над походом, и над противником. В том,
что мы разобьем врага, если встретимся с ним, сомнений, кажется, быть не
может.
- Разумеется! - воскликнула дама, чей отец служил под командой
Мальборо.
- Мистер Франклин, хотя он и из Новой Англии, - продолжал ее
собеседник, - высказал немало весьма глубоких и дельных соображений и мог бы
добавить еще многое, если бы английские джентльмены ему позволили, но они
всякий раз отвечали, что мы - простаки-провинциалы и не знаем, на что
способны дисциплинированные английские войска. Может быть, стоило бы выслать
вперед отряд, чтобы проложить дороги и приготовить удобный ночлег для его
превосходительства по окончании дневного перехода? "Но ведь тут же имеются
постоялые дворы? - возразил мистер Дэнверс. - Конечно, не такие удобные, как
английские гостиницы, но ведь на это мы рассчитывать и не можем". - "Да,
конечно, на это вы рассчитывать не можете", - ответил мистер Франклин,
человек, по-видимому, очень проницательный и склонный к шуткам. Он попивает
воду и посмеивается над англичанами, хотя, мне кажется, не очень честно пить
только воду и подмечать слабости тех, кто рядом пьет вино.
- А мои мальчики? Надеюсь, они ведут себя благоразумно? - спросила
вдова, кладя ручку на локоть своего гостя. - Гарри обещал мне не пить много,
а когда он дает слово, на него можно положиться. А Джордж всегда воздержан.
Почему вы вдруг помрачнели?
- Право же, говоря откровенно, я не понимаю, что сталось с Джорджем за
эти последние дни, - ответил мистер Вашингтон. - Он озлоблен против меня, а
почему - я не знаю, спрашивать же о причине не хочу. Он говорил со мной в
присутствии господ офицеров самым неподобающим образом. Нам предстоит вместе
проделать эту кампанию, и очень жаль, что наша дружба омрачилась, как раз
когда мы отправляемся в поход.
- Он ведь тяжело болел. И всегда был упрямым, капризным и каким-то
непонятным. Но у него самое любящее сердце в мире. Вы будете к нему
снисходительны, вы будете его оберегать - обещайте мне это.
- Даже если это будет стоить мне жизни, сударыня, - с большим жаром
ответил мистер Вашингтон. - Вы знаете, что я с радостью отдам ее за вас и за
тех, кого вы любите.
- Да будет с вами благословение моего отца и мое, дорогой друг! -
воскликнула вдова, исполненная благодарности и нежности.
Во время этой беседы они покинули галерею, куда доносился смех и тосты
сидевших за столом джентльменов, и теперь расхаживали по лужайке перед
домом. Джордж Уорингтон со своего места во главе стола мог видеть
прогуливавшуюся пару и уже некоторое время весьма рассеянно слушал, что ему
говорили его соседи, и отвечал им невпопад, но окружающие были слишком
заняты разговорами, шутками и вином, чтобы обращать внимание на странности
молодого хозяина дома. Мистер Брэддок любил после обеда послушать пение, и
его адъютант, мистер Дэнверс, обладавший хорошим тенором, услаждал слух
своего начальника наиновейшей песенкой из Мэрибон-Гарденс, а Джордж
Уорингтон тем временем бросился к окну, затем вернулся и потянул за рукав
брата, сидевшего к окну спиной.
- Что случилось? - спросил Гарри, которому очень нравились и песня и
припев, который все подхватывали хором.
- Пойдем, - потребовал Джордж, топнув ногой, и младший брат покорно
встал из-за стола.
- Что случилось? - повторил Джордж со злобным проклятьем. - Разве ты не
видишь? Они ворковали сегодня утром и воркуют сейчас, перед тем как
отправиться на покой. Не следует ли нам спуститься в сад, чтобы почтительно
приветствовать маменьку и папеньку? - И с этими словами он указал на мистера
Вашингтона, который как раз в этот миг очень нежно взял в свои руки ручку
вдовы.


^TГлава X^U
Жаркий день

Когда генерал Брэддок и остальные гости были почтительно препровождены
в отведенные им покои, юноши ушли в свою комнату и принялись горячо
обсуждать самое важное событие дня. Они не допустят этого брака, нет!
Неужели представительница рода маркизов Эсмондов выйдет замуж за младшего
отпрыска колониальной семьи, которого к тому же предназначали в землемеры!
Каслвуд и двое девятнадцатилетних юношей будут отданы под заботливую опеку
двадцатитрехлетнего отчима! Чудовищно! Гарри заявил, что им следует
немедленно пойти к матери в ее спальню (где черные горничные снимали в это
время с ее милости скромные драгоценности и украшения, которые она надела
ради званого обеда) и заявить, что они не потерпят этого
противоестественного союза, а если ненавистное бракосочетание все же
состоится, то они покинут ее навсегда, уедут в отчий край и поселятся в
своем тамошнем именьице.
Джордж, однако, предложил другой способ положить всему конец и объяснил
свой план восхищенному брату в таких словах:
- Наша мать, - сказал он, - не может стать женой человека, с которым
один из нас или мы оба дрались на дуэли и который ранил или убил нас или же
которого мы ранили или убили. Мы должны его вызвать, Гарри!
Гарри по достоинству оценил всю глубину истины, скрытой в словах
Джорджа, и мог только поразиться удивительной мудрости брата.
- Да, Джордж, - сказал он, - ты прав. Матушка не способна выйти замуж
за нашего убийцу, не может же она быть настолько дурной женщиной. А если мы
его проколем, ему конец. "Cadit quaestio" {Расследование закончено (лат.).},