Страница:
пробежала дрожь. -- Если вообще существует свидетель. Откуда ему взяться? Я
никого не убивал. Я ничего не знаю о...
При каждом ударе, который наносил ему следователь, Бьюкенен ухитрялся
что-то выгадать для себя: вздрагивал и менялся в лице якобы от боли, глубоко
втягивал в себя воздух и отдыхал. Так как полицейские уже отобрали у него
часы и бумажник, то ему нечем было попытаться подкупить их. Да он и не
думал, что подкуп сработал бы в данном случае. В самом деле, такой жест был
бы равносилен признанию вины. Ему оставалось только по-прежнему играть свою
роль, возмущенно настаивать на своей невиновности.
Следователь взял в руки паспорт Бьюкенена и повторил тем же
презрительным тоном: "Виктор Грант".
-- Да.
-- Даже твоя фотография в паспорте похожа на этот рисунок.
-- Этот рисунок ничего не стоит, -- сказал Бьюкенен. -- Похоже, что его
нарисовал десятилетний ребенок.
Следователь постучал отрезком шланга по повязке, наложенной на рану в
плече.
-- Каков твой род занятий?
Морщась, Бьюкенен пересказал ему свою легенду. Следователь ткнул в
раненое место сильнее.
-- А что ты делал в Мексике?
Морщась еще выразительнее, Бьюкенен назвал фамилию клиента, увидеться с
которым он якобы приезжал. Он чувствовал, как распухает под повязкой рана.
Каждый раз, когда следователь стучал по ней, болезненное давление раны
усиливалось, будто она вот-вот должна была порвать швы и раскрыться.
-- Значит, ты утверждаешь, что ты здесь не для удовольствия, а для
дела?
-- Но ведь оказаться в Мексике -- это всегда удовольствие, не так ли?
-- Бьюкенен сморщился и покосился на резиновый шланг, которым следователь
еще сильнее постукивал по больному месту. От боли у него все поплыло перед
глазами. Скоро он опять потеряет сознание.
-- Тогда почему у тебя не было деловой визы? Бьюкенен ощутил во рту
вкус желудочного сока.
-- Потому что я только за пару дней узнал, что клиент настаивает на
моем приезде сюда. Чтобы получить деловую визу, нужно время. Вместо этого я
взял туристическую карточку. Это намного легче.
Следователь концом шланга с силой поддел подбородок Бьюкенена.
-- Ты проник в Мексику нелегально. -- Он пристально уставился Бьюкенену
в глаза, потом убрал шланг, чтобы тот мог говорить.
Из-за манипуляций со шлангом горло Бьюкенена распухло, и голос стал еще
более хриплым.
-- Сначала вы обвиняете меня в убийстве трех человек. -- Дышать стало
труднее. -- Теперь придираетесь из-за того, что я не запасся деловой визой.
Что следующее на очереди? Собираетесь обвинить меня в том, что я помочился
вам на пол? Потому что именно это мне и придется сделать, если мне не
разрешат сходить в туалет в ближайшем будущем.
Стоявший за спиной Бьюкенена охранник снова дернул его за волосы, да
так, что на глазах у него выступили слезы.
-- Ты, видно, не понимаешь, что это все серьезно.
-- Ошибаетесь. Поверьте, я думаю, что это очень серьезно.
-- Но по тебе не скажешь, что ты боишься.
-- Нет, что вы, я боюсь. Можно сказать, до чертиков боюсь.
Глаза следователя сверкнули злобным удовлетворением.
-- Но так как я не делал того, что вы мне приписываете, то я еще и в
бешенстве. -- Бьюкенен заставил себя продолжать. -- Мне все это надоело. --
Каждое слово давалось ему с трудом. -- Я требую адвоката.
Следователь уставился на него, словно не веря своим ушам, потом
оглушительно захохотал, тряся своим огромным животом.
-- Адвоката?
Охранник за спиной Бьюкенена тоже засмеялся.
-- Un jurisconsulto? -- с насмешкой переспросил следователь, -- Que tu
necesitas esta un sacerdote? -- Он сильно ударил его шлангом по голеням. --
Что ты об этом думаешь?
-- Я сказал вам, что почти не знаю испанского.
-- А я сказал, что тебе нужен не адвокат, а священник. Потому что
теперь тебе, Виктор Грант, помогут только молитвы.
-- Я гражданин Соединенных Штатов. Я имею право... -- Бьюкенен ничего
не мог с собой поделать. Его переполненный моченой пузырь больше не
выдерживал. Ему надо было облегчиться.
Мочась в брюки, он чувствовал, как горячая жидкость течет по сиденью
стула и льется на пол.
-- Cochino! Свинья! -- Следователь обрушил удар на его раненое плечо.
Господи, пусть я потеряю сознание, подумал Бьюкенен.
Следователь сгреб Бьюкенена за рубашку и рванул на себя, опрокидывая
стул, валя его на пол.
Бьюкенен ударился лицом о цементный пол. Он услышал, как следователь
кричит кому-то по-испански, чтобы принесли тряпки: надо заставить гринго
убрать за собой грязь. Но Бьюкенен сомневался, что будет еще в сознании к
тому времени, как их принесут. И хотя в глазах у него потемнело, это
произошло недостаточно быстро, и он успел с ужасом увидеть, что его моча
имеет красный оттенок. Они что-то отбили мне внутри. У меня в моче кровь.
-- Ты знаешь, что я думаю, гринго? -- спросил следователь.
Бьюкенен был не в состоянии ответить.
-- Я думаю, ты связан с наркотиками. Я думаю, ты и те люди, которых ты
убил, поссорились из-за денег от продажи наркотиков. Я думаю...
Голос следователя затухал, отдаваясь эхом. Бьюкенен потерял сознание.
Когда он очнулся, оказалось, что он снова сидит вертикально, все еще
привязанный к стулу. Понадобилось несколько секунд, чтобы зрение стало
четким, а в голове прояснилось. Боль определенно способствовала остроте
восприятия окружающего. Он не мог знать, сколько времени пробыл без
сознания. В комнате не было окон. Жирный следователь был как будто все в той
же пропотевшей форме. Но Бьюкенен заметил, что кровавая моча с пола исчезла.
Не осталось даже влажного пятна. Должно быть, времени прошло порядочно,
заключил он. Потом он заметил еще кое-что -- его брюки остались мокрыми.
Черт, они просто перетащили меня в другую комнату. Пытаются крутить мне
мозги.
-- С тобой хочет повидаться друг.
-- Прекрасно. -- Голос Бьюкенена сорвался. Ему стоило больших усилий
держаться. -- Мой клиент может поручиться за меня. Мы уладим это
недоразумение.
-- Клиент? Разве я говорил что-нибудь о клиенте? -- Следователь открыл
дверь.
В плохо освещенном коридоре стоял какой-то человек, американец,
которого сопровождали двое охранников. Человек был высокого роста, с
широкими плечами и массивной грудью, а его песочного цвета волосы были
подстрижены ежиком. На нем были кроссовки, джинсы и слишком тесная для него
зеленая тенниска -- та же самая одежда, что и тогда, когда он вошел в
ресторан отеля "Клуб интернасьональ" в Канкуне. Одежда была мятая, а у
ее владельца был измученный вид. Лицо его было все еще красным, но не
столько от солнца и спиртного, сколько от усталости. Он был небрит. Большой
Боб Бейли.
Да, готов поспорить, что ты теперь жалеешь, что подошел ко мне в
ресторане, подумал Бьюкенен.
Следователь сделал резкий жест рукой, и конвоиры втолкнули Бейли в
комнату, направляя его твердой рукой за локти с каждой стороны. Он шел
нетвердыми шагами.
Ну конечно, они ведь допрашивают тебя с тех пор, как сцапали тогда на
пляже, думал Бьюкенен. Стараются выкачать из тебя любую крупицу информации,
какую только могут, и давление, которое на тебя оказывают, заставляет тебя
настаивать на своей версии. Если они получат то, что хотят, то извинятся и
будут обходиться с тобой по-королевски, чтобы ты, не дай Бог, не передумал.
Конвоиры остановили Бейли прямо перед Бьюкененом.
Следователь концом резинового шланга приподнял голову Бьюкенена.
-- Это и есть тот человек, которого ты видел в Канкуне?
Бейли заколебался.
-- Отвечай, -- потребовал следователь.
-- Я... -- Бейли провел трясущейся рукой по ежику. -- Может быть, и
тот. -- От него несло сигаретами, а в голосе словно песок скрипел.
-- Может быть? -- Следователь зло сверкнул глазами и показал ему
полицейский набросок. -- Когда ты помогал делать этот эскиз, то, как мне
говорили, не колебался в описании.
-- Ну да, но...
-- Но?
Бейли откашлялся.
-- Я был тогда пьян. Мои способности рассуждать могли притупиться.
-- А сейчас ты трезв?
-- Жалею об этом, но я действительно трезв.
-- Тогда ты, должно быть, уже в состоянии судить здраво. Это тот
человек, который у тебя на глазах застрелил трех других на пляже позади
отеля, или нет?
-- Подождите минутку, -- сказал Бейли. -- Я вообще не видел, как кто-то
в кого-то стрелял. А полиции в Канкуне я только сказал, что видел своего
приятеля в компании с тремя мексиканцами. Я шел за ними от ресторана до
пляжа. Было темно. Послышались выстрелы. Я бросился на землю, чтобы в меня
не попали. Я не знаю, кто в кого стрелял, но мой приятель остался жив и
убежал.
-- Логично предположить, что тот, кто остался в живых после
перестрелки, виновен в смерти остальных.
-- Не знаю. -- Бейли потер затылок. -- Американский суд может и не
согласиться с такой логикой.
-- Сейчас мы в Мексике, -- оборвал его следователь. -- Это тот человек,
который сбежал, или нет?
Бейли сощурился и посмотрел на Бьюкенена.
-- На нем другая одежда. В волосах у него кровь. Лицо в грязи. На губах
запекшаяся корка. Он небритый и вообще выглядит дерьмово. Но все-таки он
похож на моего приятеля.
-- Только похож? -- Следователь насупился. -- Вы вполне могли бы
выразиться более определенно, сеньор Бейли. Ведь чем скорее мы это уладим,
тем скорее вы сможете вернуться к себе в отель.
-- Ладно. -- Бейли прищурился еще больше. -- Да, я думаю, что это мой
приятель.
-- Он ошибается, -- возразил Бьюкенен. -- Я никогда и жизни не видел
этого человека.
-- Он утверждает, что знает тебя по Кувейту и Ираку, -- настаивал
следователь. -- Во время войны в Заливе.
-- Ага. Ну да, конечно. -- Боль у него в животе усилилась. Он закусил
губу, потом с усилием продолжал: -- А потом он по чистой случайности
наткнулся на меня в Канкуне. Говорят вам, я никогда не был ни в Кувейте, ни
в Ираке и могу это доказать. Далеко ходить не надо, стоит только посмотреть
на штемпели у меня в паспорте. Могу поспорить, что этот парень даже не
знает, как меня зовут.
-- Джим Кроуфорд, -- выпалил Бейли, внезапно разозлившись. -- Только ты
соврал мне, сказал, что тебя зовут Эд Поттер.
-- Джим Кроуфорд? -- Бьюкенен состроил гримасу и посмотрел на
следователя. -- Эд Поттер? Хватит фантазировать. Этот парень в курсе, что
меня зовут Виктор Грант? Покажите ему мой паспорт. Вы же слышали -- он сам
это признал -- он был настолько пьян, что просто удивительно, почему он не
утверждает, будто видел Элвиса Пресли. Я не тот человек, за которого он меня
принимает, и ничего не знаю о трех убитых.
-- В Канкуне, -- произнес следователь, -- мои коллеги в полиции
занимаются Эдом Поттером. Если допустить, что ты не лгал, назвавшись сеньору
Бейли этим именем, ты должен был оставить какой-то след в округе. Тебе надо
было где-то жить. Где-то держать одежду. Где-то спать. Мы найдем это место.
Найдутся люди, которые тебя там видели. Мы привезем сюда этих людей, и они
опознают тебя как Эда Поттера, и таким образом будет доказано, что сеньор
Бейли прав. -- Следователь помахал отрезком шланга перед лицом Бьюкенена. --
И тогда тебе придется объяснять не только, за что ты убил тех троих, но и
почему при тебе паспорт на другое имя, почему у тебя так много имен.
-- Да. Например, Джим Кроуфорд, -- заявил Бейли. -- В Кувейте.
Теперь, когда Бейли снова начал с ним сотрудничать, следователь казался
чрезвычайно довольным.
Все время, пока это происходило, единственной внешней реакцией
Бьюкенена был усугубляемый болью гнев. Но его мозг, несмотря на дикую
головную боль, работал безостановочно. Надо было вычислить, достаточно ли
хорошо он защищен. Он воспользовался услугами почты, чтобы договориться об
аренде офиса и вносить арендную плату. Те несколько раз, что он говорил с
домовладельцем, он делал это по телефону. Точно так же он действовал, снимая
квартиру в центральной части Канкуна. Все это зарекомендовавшие себя
профессиональные приемы. Пока все хорошо. Еще одно преимущество Бьюкенена
состояло в том, что полиции потребуется немало времени, чтобы опросить всех
управляющих отелями и всех домовладельцев в Канкуне. Но в конце концов они
это сделают, и, хотя никто из домовладельцев не сможет дать его описания,
они скажут в полиции, что знают имя Эд Поттер, а полиция начнет
расспрашивать людей, которые часто бывают в районе, где Эд Поттер работал и
жил. Под конец приведут кого-то, кто согласится с утверждением Большого Боба
Бейли, что человек, называющий себя Виктором Грантом, очень похож на Эда
Поттера, и тогда очень сильно запахнет жареным.
-- Ну и пусть занимаются, -- сказал Бьюкенен. -- Пусть сколько угодно
разбираются с этим Эдом Поттером, кем бы он ни был. Мне все равно. Потому
что я не Эд Поттер. -- Боль грызла его внутренности. Ему опять надо было
опорожнить мочевой пузырь, и он опасался, что моча окажется еще более
красной. -- Беда в том, что, пока они теряют время, здесь, черт побери, из
меня вот-вот дух вышибут. -- Его передернуло. -- И это дело не прекратится,
потому что, клянусь Богом, я не собираюсь признаваться в том, чего не делал.
-- Он со злостью посмотрел на здоровенного техасца, который явно нервничал.
-- Как, этот коп сказал, тебя зовут? Бейли?
Бейли пришел в раздражение.
-- Кроуфорд, тебе прекрасно известно, черт подери, что меня зовут...
-- Перестаньте называть меня Кроуфордом. Перестаньте называть меня
Поттером. Вы совершили ужасную ошибку, и если не разберетесь со своей
памятью, то...
Бьюкенен не мог больше зажимать свой мочевой пузырь. Да и не хотел
этого делать. В это мгновение он решил поменять тактику. Он расслабил
брюшные мышцы, и струйка мочи потекла на пол. Ему не надо было смотреть вниз
-- он и так знал, что в ней была кровь.
Потому что Бейли побледнел, поднес руку ко рту и забормотал:
-- Господи... Смотрите... Ведь он... Ведь это же...
-- Да, Бейли, смотрите хорошенько. Они так славно надо мной
потрудились, что даже повредили мне что-то внутри. -- Бьюкенену не хватало
воздуха, приходилось собираться с силами для каждого слова. -- Что будет,
если они убьют меня, а потом окажется, что вы ошиблись?
Бейли побледнел еще больше.
-- Кто тебя убьет? Это просто смешно, -- вмешался следователь. --
Очевидно, у тебя есть и другие повреждения, помимо раненого плеча и разбитой
головы. Я этого не знал. Теперь я вижу, что ты нуждаешься в медицинской
помощи. Как только сеньор Бейли подпишет вот этот документ, где подтвердит,
что ты тот самый человек, которого он видел убегающим с места убийства, он
сможет уйти, а я -- послать за доктором.
Следователь протянул Бейли ручку и отпечатанный на машинке текст
показаний.
-- Ну да, давайте, подписывайте, -- хрипло пробормотал Бьюкенен. -- А
потом молитесь Богу, чтобы полицейские обнаружили ошибку... прежде чем
изобьют меня еще сильнее... прежде чем я истеку кровью... -- Бьюкенен
перевел дыхание. -- Потому что если они убьют меня, то следующим будете вы.
-- Что такое? -- Бейли нахмурился. -- Что ты болтаешь?
-- Не будьте ослом, Бейли. Раскиньте мозгами. Именно вам и придется
расхлебывать эту кашу. Речь идет о смерти американского гражданина в
мексиканской тюрьме. Уж не думаете ли вы, что этот коп признается в
случившемся? Мой труп исчезнет. Мой арест запротоколирован не будет. А
единственный, кто может опровергнуть их версию, это вы.
Бейли вдруг подозрительно посмотрел на следователя. Следователь схватил
Бейли за руку.
-- Очевидно, арестованный бредит. Ему надо дать отдохнуть. Пока вы
подписываете этот документ в другой комнате, я позабочусь о том, чтобы ему
была оказана медицинская помощь.
Не зная, как поступить, Бейли позволил следователю повернуть себя к
двери.
-- Ага, -- сказал Бьюкенен. -- Медицинская помощь. Он имеет в виду, что
мне еще раз врежут вон тем резиновым шлангом за то, что я объяснил вам, в
какую большую неприятность попали вы. Подумайте же, Бейли. Вы сами
признались, что были пьяны. Почему бы вам не признать, что вероятнее всего,
я не тот человек, которого вы видели в Канкуне?
-- С меня довольно. -- Следователь ткнул Бьюкенена в больное плечо. --
Каждому дураку ясно, что ты виновен. Как ты объяснишь эту пулевую рану?
Корчась от боли под врезающимися в тело веревками, которыми он был
привязан к стулу, Бьюкенен сказал сквозь стиснутые зубы:
-- Это не пулевая рана.
-- Но врач сказал...
-- Откуда ему это известно? Он не исследовал рану на следы пороха. Он
только снова зашил ее, вот и все. -- Бьюкенен поморщился. -- И эту рану, и
рану на голове я получил в результате несчастного случая в море. -- Он опять
почувствовал сильное головокружение и испугался, что потеряет сознание, не
успев закончить. -- Я свалился за борт яхты моего клиента, когда мы выходили
из бухты. Головой ударился о корпус... Одним из винтов мне рассекло плечо...
Мне просто повезло, что я не погиб.
-- Это выдумка, -- отрезал следователь.
-- Ладно. -- Бьюкенен сделал глотательное движение. -- Докажите это.
Докажите, что я лгу. Ради всего святого, сделайте то, что я умоляю вас
сделать. Пригласите сюда моего клиента. Спросите, знает ли он меня.
Попросите его объяснить, как я поранился.
-- Да, наверно, это неплохая мысль, -- подал голос Бейли.
-- Что? -- Следователь резко повернулся к массивному техасцу. -- Вы
хотите сказать, что описание, которое вы дали в Канкуне, что этот сделанный
в полиции рисунок -- сделанный с вашей помощью -- не похож на арестованного?
Вы хотите сказать, что опознание, сделанное вами пять минут назад...
-- Я только сказал, что он похож на человека, которого я видел. --
Бейли задумался, потирая здоровенной мозолистой ручищей свой заросший
щетиной подбородок. -- А теперь я не так уверен. Память уже не та. Мне нужно
время подумать. Тут очень серьезное дело.
-- Кто угодно может ошибиться, -- заметил Бьюкенен. -- Ваше слово
против моего. Больше ничего тут не сделаешь, пока не свяжутся с моим
клиентом, который поручится за меня.
Бейли покосился на лужу кровавой мочи на полу.
-- Я не буду ничего подписывать, пока клиент этого человека не докажет,
прав я или нет.
Охваченный радостью Бьюкенен смог, невзирая на боль, выдавить еще
несколько слов:
-- Чарльз Максуэлл. Его яхта пришвартована возле Колумбова дока в
Канкуне.
С этими словами Бьюкенен перестал сопротивляться продолжающемуся
головокружению. Он сделал все, что мог. Проваливаясь в забытье, он слышал
яростную перебранку между следователем и Большим Бобом Бейли.
Его препроводили обратно в камеру. Он брел пошатываясь, стараясь не
толкнуть кого-нибудь, не нарваться на неприятность. Ему бросилось в глаза,
что среди злобно взирающих на него физиономий было много новых по сравнению
с теми, которые он помнил со времени своего первого появления здесь, хотя и
не знал, как давно это было. Он устало подумал, что место протрезвившихся,
должно быть, заняли свежие пьянчуги, а ворье и другие хищники остались и
будут сидеть здесь до тех пор, пока у кого-нибудь не возникнет достаточно
сильного стимула отправить их под суд. Он знал, что, видя его ослабленное
состояние, уголовники не станут долго ждать и скоро набросятся на него,
поэтому нашел местечко у стены и сел, силясь не уснуть, не отводя глаз под
их пристальными взглядами, пряча от них свою боль, рассчитывая, как лучше
защитить себя. Он не сразу заметил, что двое охранников открыли дверь камеры
и знаками предлагают ему выйти.
Но повели его не в комнату допросов, а в противоположном направлении, в
секцию тюрьмы, которой он еще не видел.
Что они собираются делать? Решили, что сейчас самое время мне
исчезнуть?
Конвоиры открыли какую-то дверь, и Бьюкенен замигал в растерянности. Он
ожидал увидеть следователя, а увидел умывальник, унитаз и душевую кабинку.
Ему было приказано раздеться, вымыться, побриться и надеть белые
хлопчатобумажные рубашку и брюки, которые лежали на стуле вместе с парой
дешевых резиновых сандалий. Сбитый с толку, он повиновался, и от тепловатой
воды не только насладился блаженным ощущением чистоты, но и получил даже
какой-то заряд энергии. Охранники наблюдали за ним. Позже, когда Бьюкенен
заканчивал одеваться, вошел еще один тюремщик и поставил на раковину
умывальника поднос. Бьюкенен был поражен. На подносе была тарелка разогретых
бобов и маисовых лепешек -- первая пища, полученная им за все проведенное
здесь время. Слабость и боль притупили его аппетит, и первое, чему он воздал
должное, -- это была бутылка очищенной воды, также стоявшая на подносе. Он
схватил ее, распечатал, отвернул колпачок и сделал несколько больших
глотков. Много нельзя, а то может стошнить.
Он внимательно посмотрел на еду, запах которой одновременно притягивал
и отталкивал его. Пища может быть отравлена, подумал он, а душ и чистая
одежда -- просто уловка, чтобы усыпить его подозрения и заставить поесть. Но
придется рискнуть. Даже если желудок и не хочет, придется себя заставить.
И опять он напомнил себе: нельзя есть сразу слишком много. Он очень
долго жевал первую ложку бобов, прежде чем проглотить ее. Убедившись, что
желудок не возмутился, он решился выпить еще немного воды и откусить кусок
лепешки.
Но закончить трапезу ему так и не удалось. Он держал ложку в правой
руке и чуть не выронил ее, потому что пальцы, к его ужасу, опять
задергались. Он перехватил ложку левой рукой, но не успел поднести ко рту
следующую порцию пищи, потому что пришел еще один охранник, и все четверо с
мрачным видом повели его мимо перенаселенной камеры, где он сидел, в ту
часть тюрьмы, где располагались комнаты для допросов. Почему, думал
Бьюкенен, почему они дали мне вымыться и накормили, если намереваются еще
раз дать мне отведать резинового шланга? В этом нет никакого смысла. Разве
что...
Конвоиры привели его в комнату, которую Бьюкенен раньше не видел,
грязную, захламленную, где за письменным столом в напряженной позе сидел
следователь, а напротив него, столь же напряженно, -- тонкогубый американец
со строгим лицом. При появлении Бьюкенена оба они устремили на него
пристальные взгляды, и скрытая радость Бьюкенена, вызванная надеждой на то,
что его, может быть, освободят, превратилась в неприятное предчувствие.
Американец, на вид лет сорока пяти, был среднего роста и веса,
загорелый, с острым подбородком, тонким носом и густыми темными бровями,
контрастировавшими с его выгоревшими на солнце редеющими волосами. На нем
был дорогой костюм из легкой голубой ткани, шелковый галстук в красную
полоску и сверкающей белизны рубашка, которая подчеркивала и оттеняла его
загар. Он носил кольцо выпускника Гарвардского университета, часы фирмы
"Пьяже" и туфли фирмы "Коул Хаан". Он был безупречен. Производил
впечатление. Такого человека хотелось иметь на своей стороне.
Плохо было то, что Бьюкенен не имел ни малейшего представления о том,
кто этот человек. Он не решался предположить, что следователь откликнулся на
его настоятельную просьбу и связался с Чарльзом Максуэллом, который
обеспечивал его алиби. Это срочное алиби было организовано в спешке. Обычно
каждая деталь плана про-
веряется несколько раз, но в этом случае Бьюкенен не имел ни малейшего
понятия о том, как выглядит Максуэлл. Было разумно предположить, что
Максуэлл, когда с ним свяжутся, приедет сюда, чтобы поддержать легенду
Бьюкенена. Но что, если следователь нашел какого-то американца, чтобы тот
выдал себя за Максуэлла? Что, если следователь хочет подловить Бьюкенена,
когда он сделает вид, будто знает этого американца, и доказать таким путем,
что Бьюкенен врет относительно своего алиби?
Американец выжидательно поднялся.
Бьюкенен должен был реагировать. Он не мог больше просто смотреть с
безучастным видом. Если это действительно Максуэлл, то следователь ждет, что
Бьюкенен узнает его и станет благодарить. Но если это не Максуэлл,
что тогда?
Следователь втянул подбородок в многочисленные шейные складки.
Бьюкенен вздохнул, подошел к американцу, положил ему на плечо нетвердую
руку и сказал:
-- Я уже начал беспокоиться. Так приятно увидеть... Увидеть кого?
Бьюкенен не закончил фразы. Он мог иметь в виду свое чувство облегчения при
виде друга и клиента Чарльза ("Чака") Максуэлла, а мог и
подразумевать, что очень рад видеть соотечественника-американца.
-- Слава Богу, вы уже здесь, -- добавил Бьюкенен, и эта фраза одинаково
подходила как к Максуэллу, так и просто к незнакомому американцу. Он упал на
стул, стоявший рядом с обшарпанным письменным столом. От напряжения боль
усилилась.
-- Я приехал сразу же, как только узнал обо всем. Хотя такое заявление
предполагало наличие тесной
связи между этим американцем и Бьюкененом, оно все же не давало
Бьюкенену достаточных оснований, чтобы признать в американце Чарльза
Максуэлла. Ну же, дай мне зацепку! Намекни, кто ты такой. Американец
продолжал:
-- И то, что я услышал, встревожило меня. Но должен вам сказать, мистер
Грант, что выглядите вы гораздо лучше, чем я ожидал.
Мистер Грант?
Этот человек определенно не Чарльз Максуэлл. Кто же он в таком случае?
-- Да уж, здесь настоящий загородный клуб. -- От жуткой боли в висках у
Бьюкенена стучало.
-- Разумеется, все это ужасно, -- сказал американец. Он говорил
глубоким приятным голосом, слегка манерно. -- Но теперь все уже позади. --
Он пожал Бьюкенену Руку. -- Я Гарсон Вудфилд. Из американского посольства.
Нам позвонил ваш друг Роберт Бейли. Следователь нахмурился.
-- Бейли мне не друг, -- подчеркнуто произнес Бьюкенен. -- Я впервые
познакомился с ним здесь. Но у него какая-то навязчивая идея о том, что он
никого не убивал. Я ничего не знаю о...
При каждом ударе, который наносил ему следователь, Бьюкенен ухитрялся
что-то выгадать для себя: вздрагивал и менялся в лице якобы от боли, глубоко
втягивал в себя воздух и отдыхал. Так как полицейские уже отобрали у него
часы и бумажник, то ему нечем было попытаться подкупить их. Да он и не
думал, что подкуп сработал бы в данном случае. В самом деле, такой жест был
бы равносилен признанию вины. Ему оставалось только по-прежнему играть свою
роль, возмущенно настаивать на своей невиновности.
Следователь взял в руки паспорт Бьюкенена и повторил тем же
презрительным тоном: "Виктор Грант".
-- Да.
-- Даже твоя фотография в паспорте похожа на этот рисунок.
-- Этот рисунок ничего не стоит, -- сказал Бьюкенен. -- Похоже, что его
нарисовал десятилетний ребенок.
Следователь постучал отрезком шланга по повязке, наложенной на рану в
плече.
-- Каков твой род занятий?
Морщась, Бьюкенен пересказал ему свою легенду. Следователь ткнул в
раненое место сильнее.
-- А что ты делал в Мексике?
Морщась еще выразительнее, Бьюкенен назвал фамилию клиента, увидеться с
которым он якобы приезжал. Он чувствовал, как распухает под повязкой рана.
Каждый раз, когда следователь стучал по ней, болезненное давление раны
усиливалось, будто она вот-вот должна была порвать швы и раскрыться.
-- Значит, ты утверждаешь, что ты здесь не для удовольствия, а для
дела?
-- Но ведь оказаться в Мексике -- это всегда удовольствие, не так ли?
-- Бьюкенен сморщился и покосился на резиновый шланг, которым следователь
еще сильнее постукивал по больному месту. От боли у него все поплыло перед
глазами. Скоро он опять потеряет сознание.
-- Тогда почему у тебя не было деловой визы? Бьюкенен ощутил во рту
вкус желудочного сока.
-- Потому что я только за пару дней узнал, что клиент настаивает на
моем приезде сюда. Чтобы получить деловую визу, нужно время. Вместо этого я
взял туристическую карточку. Это намного легче.
Следователь концом шланга с силой поддел подбородок Бьюкенена.
-- Ты проник в Мексику нелегально. -- Он пристально уставился Бьюкенену
в глаза, потом убрал шланг, чтобы тот мог говорить.
Из-за манипуляций со шлангом горло Бьюкенена распухло, и голос стал еще
более хриплым.
-- Сначала вы обвиняете меня в убийстве трех человек. -- Дышать стало
труднее. -- Теперь придираетесь из-за того, что я не запасся деловой визой.
Что следующее на очереди? Собираетесь обвинить меня в том, что я помочился
вам на пол? Потому что именно это мне и придется сделать, если мне не
разрешат сходить в туалет в ближайшем будущем.
Стоявший за спиной Бьюкенена охранник снова дернул его за волосы, да
так, что на глазах у него выступили слезы.
-- Ты, видно, не понимаешь, что это все серьезно.
-- Ошибаетесь. Поверьте, я думаю, что это очень серьезно.
-- Но по тебе не скажешь, что ты боишься.
-- Нет, что вы, я боюсь. Можно сказать, до чертиков боюсь.
Глаза следователя сверкнули злобным удовлетворением.
-- Но так как я не делал того, что вы мне приписываете, то я еще и в
бешенстве. -- Бьюкенен заставил себя продолжать. -- Мне все это надоело. --
Каждое слово давалось ему с трудом. -- Я требую адвоката.
Следователь уставился на него, словно не веря своим ушам, потом
оглушительно захохотал, тряся своим огромным животом.
-- Адвоката?
Охранник за спиной Бьюкенена тоже засмеялся.
-- Un jurisconsulto? -- с насмешкой переспросил следователь, -- Que tu
necesitas esta un sacerdote? -- Он сильно ударил его шлангом по голеням. --
Что ты об этом думаешь?
-- Я сказал вам, что почти не знаю испанского.
-- А я сказал, что тебе нужен не адвокат, а священник. Потому что
теперь тебе, Виктор Грант, помогут только молитвы.
-- Я гражданин Соединенных Штатов. Я имею право... -- Бьюкенен ничего
не мог с собой поделать. Его переполненный моченой пузырь больше не
выдерживал. Ему надо было облегчиться.
Мочась в брюки, он чувствовал, как горячая жидкость течет по сиденью
стула и льется на пол.
-- Cochino! Свинья! -- Следователь обрушил удар на его раненое плечо.
Господи, пусть я потеряю сознание, подумал Бьюкенен.
Следователь сгреб Бьюкенена за рубашку и рванул на себя, опрокидывая
стул, валя его на пол.
Бьюкенен ударился лицом о цементный пол. Он услышал, как следователь
кричит кому-то по-испански, чтобы принесли тряпки: надо заставить гринго
убрать за собой грязь. Но Бьюкенен сомневался, что будет еще в сознании к
тому времени, как их принесут. И хотя в глазах у него потемнело, это
произошло недостаточно быстро, и он успел с ужасом увидеть, что его моча
имеет красный оттенок. Они что-то отбили мне внутри. У меня в моче кровь.
-- Ты знаешь, что я думаю, гринго? -- спросил следователь.
Бьюкенен был не в состоянии ответить.
-- Я думаю, ты связан с наркотиками. Я думаю, ты и те люди, которых ты
убил, поссорились из-за денег от продажи наркотиков. Я думаю...
Голос следователя затухал, отдаваясь эхом. Бьюкенен потерял сознание.
Когда он очнулся, оказалось, что он снова сидит вертикально, все еще
привязанный к стулу. Понадобилось несколько секунд, чтобы зрение стало
четким, а в голове прояснилось. Боль определенно способствовала остроте
восприятия окружающего. Он не мог знать, сколько времени пробыл без
сознания. В комнате не было окон. Жирный следователь был как будто все в той
же пропотевшей форме. Но Бьюкенен заметил, что кровавая моча с пола исчезла.
Не осталось даже влажного пятна. Должно быть, времени прошло порядочно,
заключил он. Потом он заметил еще кое-что -- его брюки остались мокрыми.
Черт, они просто перетащили меня в другую комнату. Пытаются крутить мне
мозги.
-- С тобой хочет повидаться друг.
-- Прекрасно. -- Голос Бьюкенена сорвался. Ему стоило больших усилий
держаться. -- Мой клиент может поручиться за меня. Мы уладим это
недоразумение.
-- Клиент? Разве я говорил что-нибудь о клиенте? -- Следователь открыл
дверь.
В плохо освещенном коридоре стоял какой-то человек, американец,
которого сопровождали двое охранников. Человек был высокого роста, с
широкими плечами и массивной грудью, а его песочного цвета волосы были
подстрижены ежиком. На нем были кроссовки, джинсы и слишком тесная для него
зеленая тенниска -- та же самая одежда, что и тогда, когда он вошел в
ресторан отеля "Клуб интернасьональ" в Канкуне. Одежда была мятая, а у
ее владельца был измученный вид. Лицо его было все еще красным, но не
столько от солнца и спиртного, сколько от усталости. Он был небрит. Большой
Боб Бейли.
Да, готов поспорить, что ты теперь жалеешь, что подошел ко мне в
ресторане, подумал Бьюкенен.
Следователь сделал резкий жест рукой, и конвоиры втолкнули Бейли в
комнату, направляя его твердой рукой за локти с каждой стороны. Он шел
нетвердыми шагами.
Ну конечно, они ведь допрашивают тебя с тех пор, как сцапали тогда на
пляже, думал Бьюкенен. Стараются выкачать из тебя любую крупицу информации,
какую только могут, и давление, которое на тебя оказывают, заставляет тебя
настаивать на своей версии. Если они получат то, что хотят, то извинятся и
будут обходиться с тобой по-королевски, чтобы ты, не дай Бог, не передумал.
Конвоиры остановили Бейли прямо перед Бьюкененом.
Следователь концом резинового шланга приподнял голову Бьюкенена.
-- Это и есть тот человек, которого ты видел в Канкуне?
Бейли заколебался.
-- Отвечай, -- потребовал следователь.
-- Я... -- Бейли провел трясущейся рукой по ежику. -- Может быть, и
тот. -- От него несло сигаретами, а в голосе словно песок скрипел.
-- Может быть? -- Следователь зло сверкнул глазами и показал ему
полицейский набросок. -- Когда ты помогал делать этот эскиз, то, как мне
говорили, не колебался в описании.
-- Ну да, но...
-- Но?
Бейли откашлялся.
-- Я был тогда пьян. Мои способности рассуждать могли притупиться.
-- А сейчас ты трезв?
-- Жалею об этом, но я действительно трезв.
-- Тогда ты, должно быть, уже в состоянии судить здраво. Это тот
человек, который у тебя на глазах застрелил трех других на пляже позади
отеля, или нет?
-- Подождите минутку, -- сказал Бейли. -- Я вообще не видел, как кто-то
в кого-то стрелял. А полиции в Канкуне я только сказал, что видел своего
приятеля в компании с тремя мексиканцами. Я шел за ними от ресторана до
пляжа. Было темно. Послышались выстрелы. Я бросился на землю, чтобы в меня
не попали. Я не знаю, кто в кого стрелял, но мой приятель остался жив и
убежал.
-- Логично предположить, что тот, кто остался в живых после
перестрелки, виновен в смерти остальных.
-- Не знаю. -- Бейли потер затылок. -- Американский суд может и не
согласиться с такой логикой.
-- Сейчас мы в Мексике, -- оборвал его следователь. -- Это тот человек,
который сбежал, или нет?
Бейли сощурился и посмотрел на Бьюкенена.
-- На нем другая одежда. В волосах у него кровь. Лицо в грязи. На губах
запекшаяся корка. Он небритый и вообще выглядит дерьмово. Но все-таки он
похож на моего приятеля.
-- Только похож? -- Следователь насупился. -- Вы вполне могли бы
выразиться более определенно, сеньор Бейли. Ведь чем скорее мы это уладим,
тем скорее вы сможете вернуться к себе в отель.
-- Ладно. -- Бейли прищурился еще больше. -- Да, я думаю, что это мой
приятель.
-- Он ошибается, -- возразил Бьюкенен. -- Я никогда и жизни не видел
этого человека.
-- Он утверждает, что знает тебя по Кувейту и Ираку, -- настаивал
следователь. -- Во время войны в Заливе.
-- Ага. Ну да, конечно. -- Боль у него в животе усилилась. Он закусил
губу, потом с усилием продолжал: -- А потом он по чистой случайности
наткнулся на меня в Канкуне. Говорят вам, я никогда не был ни в Кувейте, ни
в Ираке и могу это доказать. Далеко ходить не надо, стоит только посмотреть
на штемпели у меня в паспорте. Могу поспорить, что этот парень даже не
знает, как меня зовут.
-- Джим Кроуфорд, -- выпалил Бейли, внезапно разозлившись. -- Только ты
соврал мне, сказал, что тебя зовут Эд Поттер.
-- Джим Кроуфорд? -- Бьюкенен состроил гримасу и посмотрел на
следователя. -- Эд Поттер? Хватит фантазировать. Этот парень в курсе, что
меня зовут Виктор Грант? Покажите ему мой паспорт. Вы же слышали -- он сам
это признал -- он был настолько пьян, что просто удивительно, почему он не
утверждает, будто видел Элвиса Пресли. Я не тот человек, за которого он меня
принимает, и ничего не знаю о трех убитых.
-- В Канкуне, -- произнес следователь, -- мои коллеги в полиции
занимаются Эдом Поттером. Если допустить, что ты не лгал, назвавшись сеньору
Бейли этим именем, ты должен был оставить какой-то след в округе. Тебе надо
было где-то жить. Где-то держать одежду. Где-то спать. Мы найдем это место.
Найдутся люди, которые тебя там видели. Мы привезем сюда этих людей, и они
опознают тебя как Эда Поттера, и таким образом будет доказано, что сеньор
Бейли прав. -- Следователь помахал отрезком шланга перед лицом Бьюкенена. --
И тогда тебе придется объяснять не только, за что ты убил тех троих, но и
почему при тебе паспорт на другое имя, почему у тебя так много имен.
-- Да. Например, Джим Кроуфорд, -- заявил Бейли. -- В Кувейте.
Теперь, когда Бейли снова начал с ним сотрудничать, следователь казался
чрезвычайно довольным.
Все время, пока это происходило, единственной внешней реакцией
Бьюкенена был усугубляемый болью гнев. Но его мозг, несмотря на дикую
головную боль, работал безостановочно. Надо было вычислить, достаточно ли
хорошо он защищен. Он воспользовался услугами почты, чтобы договориться об
аренде офиса и вносить арендную плату. Те несколько раз, что он говорил с
домовладельцем, он делал это по телефону. Точно так же он действовал, снимая
квартиру в центральной части Канкуна. Все это зарекомендовавшие себя
профессиональные приемы. Пока все хорошо. Еще одно преимущество Бьюкенена
состояло в том, что полиции потребуется немало времени, чтобы опросить всех
управляющих отелями и всех домовладельцев в Канкуне. Но в конце концов они
это сделают, и, хотя никто из домовладельцев не сможет дать его описания,
они скажут в полиции, что знают имя Эд Поттер, а полиция начнет
расспрашивать людей, которые часто бывают в районе, где Эд Поттер работал и
жил. Под конец приведут кого-то, кто согласится с утверждением Большого Боба
Бейли, что человек, называющий себя Виктором Грантом, очень похож на Эда
Поттера, и тогда очень сильно запахнет жареным.
-- Ну и пусть занимаются, -- сказал Бьюкенен. -- Пусть сколько угодно
разбираются с этим Эдом Поттером, кем бы он ни был. Мне все равно. Потому
что я не Эд Поттер. -- Боль грызла его внутренности. Ему опять надо было
опорожнить мочевой пузырь, и он опасался, что моча окажется еще более
красной. -- Беда в том, что, пока они теряют время, здесь, черт побери, из
меня вот-вот дух вышибут. -- Его передернуло. -- И это дело не прекратится,
потому что, клянусь Богом, я не собираюсь признаваться в том, чего не делал.
-- Он со злостью посмотрел на здоровенного техасца, который явно нервничал.
-- Как, этот коп сказал, тебя зовут? Бейли?
Бейли пришел в раздражение.
-- Кроуфорд, тебе прекрасно известно, черт подери, что меня зовут...
-- Перестаньте называть меня Кроуфордом. Перестаньте называть меня
Поттером. Вы совершили ужасную ошибку, и если не разберетесь со своей
памятью, то...
Бьюкенен не мог больше зажимать свой мочевой пузырь. Да и не хотел
этого делать. В это мгновение он решил поменять тактику. Он расслабил
брюшные мышцы, и струйка мочи потекла на пол. Ему не надо было смотреть вниз
-- он и так знал, что в ней была кровь.
Потому что Бейли побледнел, поднес руку ко рту и забормотал:
-- Господи... Смотрите... Ведь он... Ведь это же...
-- Да, Бейли, смотрите хорошенько. Они так славно надо мной
потрудились, что даже повредили мне что-то внутри. -- Бьюкенену не хватало
воздуха, приходилось собираться с силами для каждого слова. -- Что будет,
если они убьют меня, а потом окажется, что вы ошиблись?
Бейли побледнел еще больше.
-- Кто тебя убьет? Это просто смешно, -- вмешался следователь. --
Очевидно, у тебя есть и другие повреждения, помимо раненого плеча и разбитой
головы. Я этого не знал. Теперь я вижу, что ты нуждаешься в медицинской
помощи. Как только сеньор Бейли подпишет вот этот документ, где подтвердит,
что ты тот самый человек, которого он видел убегающим с места убийства, он
сможет уйти, а я -- послать за доктором.
Следователь протянул Бейли ручку и отпечатанный на машинке текст
показаний.
-- Ну да, давайте, подписывайте, -- хрипло пробормотал Бьюкенен. -- А
потом молитесь Богу, чтобы полицейские обнаружили ошибку... прежде чем
изобьют меня еще сильнее... прежде чем я истеку кровью... -- Бьюкенен
перевел дыхание. -- Потому что если они убьют меня, то следующим будете вы.
-- Что такое? -- Бейли нахмурился. -- Что ты болтаешь?
-- Не будьте ослом, Бейли. Раскиньте мозгами. Именно вам и придется
расхлебывать эту кашу. Речь идет о смерти американского гражданина в
мексиканской тюрьме. Уж не думаете ли вы, что этот коп признается в
случившемся? Мой труп исчезнет. Мой арест запротоколирован не будет. А
единственный, кто может опровергнуть их версию, это вы.
Бейли вдруг подозрительно посмотрел на следователя. Следователь схватил
Бейли за руку.
-- Очевидно, арестованный бредит. Ему надо дать отдохнуть. Пока вы
подписываете этот документ в другой комнате, я позабочусь о том, чтобы ему
была оказана медицинская помощь.
Не зная, как поступить, Бейли позволил следователю повернуть себя к
двери.
-- Ага, -- сказал Бьюкенен. -- Медицинская помощь. Он имеет в виду, что
мне еще раз врежут вон тем резиновым шлангом за то, что я объяснил вам, в
какую большую неприятность попали вы. Подумайте же, Бейли. Вы сами
признались, что были пьяны. Почему бы вам не признать, что вероятнее всего,
я не тот человек, которого вы видели в Канкуне?
-- С меня довольно. -- Следователь ткнул Бьюкенена в больное плечо. --
Каждому дураку ясно, что ты виновен. Как ты объяснишь эту пулевую рану?
Корчась от боли под врезающимися в тело веревками, которыми он был
привязан к стулу, Бьюкенен сказал сквозь стиснутые зубы:
-- Это не пулевая рана.
-- Но врач сказал...
-- Откуда ему это известно? Он не исследовал рану на следы пороха. Он
только снова зашил ее, вот и все. -- Бьюкенен поморщился. -- И эту рану, и
рану на голове я получил в результате несчастного случая в море. -- Он опять
почувствовал сильное головокружение и испугался, что потеряет сознание, не
успев закончить. -- Я свалился за борт яхты моего клиента, когда мы выходили
из бухты. Головой ударился о корпус... Одним из винтов мне рассекло плечо...
Мне просто повезло, что я не погиб.
-- Это выдумка, -- отрезал следователь.
-- Ладно. -- Бьюкенен сделал глотательное движение. -- Докажите это.
Докажите, что я лгу. Ради всего святого, сделайте то, что я умоляю вас
сделать. Пригласите сюда моего клиента. Спросите, знает ли он меня.
Попросите его объяснить, как я поранился.
-- Да, наверно, это неплохая мысль, -- подал голос Бейли.
-- Что? -- Следователь резко повернулся к массивному техасцу. -- Вы
хотите сказать, что описание, которое вы дали в Канкуне, что этот сделанный
в полиции рисунок -- сделанный с вашей помощью -- не похож на арестованного?
Вы хотите сказать, что опознание, сделанное вами пять минут назад...
-- Я только сказал, что он похож на человека, которого я видел. --
Бейли задумался, потирая здоровенной мозолистой ручищей свой заросший
щетиной подбородок. -- А теперь я не так уверен. Память уже не та. Мне нужно
время подумать. Тут очень серьезное дело.
-- Кто угодно может ошибиться, -- заметил Бьюкенен. -- Ваше слово
против моего. Больше ничего тут не сделаешь, пока не свяжутся с моим
клиентом, который поручится за меня.
Бейли покосился на лужу кровавой мочи на полу.
-- Я не буду ничего подписывать, пока клиент этого человека не докажет,
прав я или нет.
Охваченный радостью Бьюкенен смог, невзирая на боль, выдавить еще
несколько слов:
-- Чарльз Максуэлл. Его яхта пришвартована возле Колумбова дока в
Канкуне.
С этими словами Бьюкенен перестал сопротивляться продолжающемуся
головокружению. Он сделал все, что мог. Проваливаясь в забытье, он слышал
яростную перебранку между следователем и Большим Бобом Бейли.
Его препроводили обратно в камеру. Он брел пошатываясь, стараясь не
толкнуть кого-нибудь, не нарваться на неприятность. Ему бросилось в глаза,
что среди злобно взирающих на него физиономий было много новых по сравнению
с теми, которые он помнил со времени своего первого появления здесь, хотя и
не знал, как давно это было. Он устало подумал, что место протрезвившихся,
должно быть, заняли свежие пьянчуги, а ворье и другие хищники остались и
будут сидеть здесь до тех пор, пока у кого-нибудь не возникнет достаточно
сильного стимула отправить их под суд. Он знал, что, видя его ослабленное
состояние, уголовники не станут долго ждать и скоро набросятся на него,
поэтому нашел местечко у стены и сел, силясь не уснуть, не отводя глаз под
их пристальными взглядами, пряча от них свою боль, рассчитывая, как лучше
защитить себя. Он не сразу заметил, что двое охранников открыли дверь камеры
и знаками предлагают ему выйти.
Но повели его не в комнату допросов, а в противоположном направлении, в
секцию тюрьмы, которой он еще не видел.
Что они собираются делать? Решили, что сейчас самое время мне
исчезнуть?
Конвоиры открыли какую-то дверь, и Бьюкенен замигал в растерянности. Он
ожидал увидеть следователя, а увидел умывальник, унитаз и душевую кабинку.
Ему было приказано раздеться, вымыться, побриться и надеть белые
хлопчатобумажные рубашку и брюки, которые лежали на стуле вместе с парой
дешевых резиновых сандалий. Сбитый с толку, он повиновался, и от тепловатой
воды не только насладился блаженным ощущением чистоты, но и получил даже
какой-то заряд энергии. Охранники наблюдали за ним. Позже, когда Бьюкенен
заканчивал одеваться, вошел еще один тюремщик и поставил на раковину
умывальника поднос. Бьюкенен был поражен. На подносе была тарелка разогретых
бобов и маисовых лепешек -- первая пища, полученная им за все проведенное
здесь время. Слабость и боль притупили его аппетит, и первое, чему он воздал
должное, -- это была бутылка очищенной воды, также стоявшая на подносе. Он
схватил ее, распечатал, отвернул колпачок и сделал несколько больших
глотков. Много нельзя, а то может стошнить.
Он внимательно посмотрел на еду, запах которой одновременно притягивал
и отталкивал его. Пища может быть отравлена, подумал он, а душ и чистая
одежда -- просто уловка, чтобы усыпить его подозрения и заставить поесть. Но
придется рискнуть. Даже если желудок и не хочет, придется себя заставить.
И опять он напомнил себе: нельзя есть сразу слишком много. Он очень
долго жевал первую ложку бобов, прежде чем проглотить ее. Убедившись, что
желудок не возмутился, он решился выпить еще немного воды и откусить кусок
лепешки.
Но закончить трапезу ему так и не удалось. Он держал ложку в правой
руке и чуть не выронил ее, потому что пальцы, к его ужасу, опять
задергались. Он перехватил ложку левой рукой, но не успел поднести ко рту
следующую порцию пищи, потому что пришел еще один охранник, и все четверо с
мрачным видом повели его мимо перенаселенной камеры, где он сидел, в ту
часть тюрьмы, где располагались комнаты для допросов. Почему, думал
Бьюкенен, почему они дали мне вымыться и накормили, если намереваются еще
раз дать мне отведать резинового шланга? В этом нет никакого смысла. Разве
что...
Конвоиры привели его в комнату, которую Бьюкенен раньше не видел,
грязную, захламленную, где за письменным столом в напряженной позе сидел
следователь, а напротив него, столь же напряженно, -- тонкогубый американец
со строгим лицом. При появлении Бьюкенена оба они устремили на него
пристальные взгляды, и скрытая радость Бьюкенена, вызванная надеждой на то,
что его, может быть, освободят, превратилась в неприятное предчувствие.
Американец, на вид лет сорока пяти, был среднего роста и веса,
загорелый, с острым подбородком, тонким носом и густыми темными бровями,
контрастировавшими с его выгоревшими на солнце редеющими волосами. На нем
был дорогой костюм из легкой голубой ткани, шелковый галстук в красную
полоску и сверкающей белизны рубашка, которая подчеркивала и оттеняла его
загар. Он носил кольцо выпускника Гарвардского университета, часы фирмы
"Пьяже" и туфли фирмы "Коул Хаан". Он был безупречен. Производил
впечатление. Такого человека хотелось иметь на своей стороне.
Плохо было то, что Бьюкенен не имел ни малейшего представления о том,
кто этот человек. Он не решался предположить, что следователь откликнулся на
его настоятельную просьбу и связался с Чарльзом Максуэллом, который
обеспечивал его алиби. Это срочное алиби было организовано в спешке. Обычно
каждая деталь плана про-
веряется несколько раз, но в этом случае Бьюкенен не имел ни малейшего
понятия о том, как выглядит Максуэлл. Было разумно предположить, что
Максуэлл, когда с ним свяжутся, приедет сюда, чтобы поддержать легенду
Бьюкенена. Но что, если следователь нашел какого-то американца, чтобы тот
выдал себя за Максуэлла? Что, если следователь хочет подловить Бьюкенена,
когда он сделает вид, будто знает этого американца, и доказать таким путем,
что Бьюкенен врет относительно своего алиби?
Американец выжидательно поднялся.
Бьюкенен должен был реагировать. Он не мог больше просто смотреть с
безучастным видом. Если это действительно Максуэлл, то следователь ждет, что
Бьюкенен узнает его и станет благодарить. Но если это не Максуэлл,
что тогда?
Следователь втянул подбородок в многочисленные шейные складки.
Бьюкенен вздохнул, подошел к американцу, положил ему на плечо нетвердую
руку и сказал:
-- Я уже начал беспокоиться. Так приятно увидеть... Увидеть кого?
Бьюкенен не закончил фразы. Он мог иметь в виду свое чувство облегчения при
виде друга и клиента Чарльза ("Чака") Максуэлла, а мог и
подразумевать, что очень рад видеть соотечественника-американца.
-- Слава Богу, вы уже здесь, -- добавил Бьюкенен, и эта фраза одинаково
подходила как к Максуэллу, так и просто к незнакомому американцу. Он упал на
стул, стоявший рядом с обшарпанным письменным столом. От напряжения боль
усилилась.
-- Я приехал сразу же, как только узнал обо всем. Хотя такое заявление
предполагало наличие тесной
связи между этим американцем и Бьюкененом, оно все же не давало
Бьюкенену достаточных оснований, чтобы признать в американце Чарльза
Максуэлла. Ну же, дай мне зацепку! Намекни, кто ты такой. Американец
продолжал:
-- И то, что я услышал, встревожило меня. Но должен вам сказать, мистер
Грант, что выглядите вы гораздо лучше, чем я ожидал.
Мистер Грант?
Этот человек определенно не Чарльз Максуэлл. Кто же он в таком случае?
-- Да уж, здесь настоящий загородный клуб. -- От жуткой боли в висках у
Бьюкенена стучало.
-- Разумеется, все это ужасно, -- сказал американец. Он говорил
глубоким приятным голосом, слегка манерно. -- Но теперь все уже позади. --
Он пожал Бьюкенену Руку. -- Я Гарсон Вудфилд. Из американского посольства.
Нам позвонил ваш друг Роберт Бейли. Следователь нахмурился.
-- Бейли мне не друг, -- подчеркнуто произнес Бьюкенен. -- Я впервые
познакомился с ним здесь. Но у него какая-то навязчивая идея о том, что он