Страница:
раз задача заключалась в обратном -- нужно было разрушить порядок и
воссоздать первозданный хаос.
Он совершил ошибку и теперь за нее расплачивается.
Казалось, сама Земля пришла в ярость при виде того, что сделали с ней
Макинтайр и его люди. Или, может быть, разгневались боги, в чью честь
строились храмы, остатки которых они пытаются разрушить. "Странная
мысль", -- мелькнуло в голове у Макинтайра. Он никогда ни во что не верил,
однако сейчас, на пороге смерти, ему все чаще стало казаться: то, что он
пренебрежительно называл суеверием, слишком похоже на правду -- боги
гневаются, потому что люди осквернили их храмы и усыпальницы.
Драммонд приказал разрушить руины, велел сровнять их с землей. Его
слово здесь закон. Но каждый взрыв, каждый скрежет бульдозера или грохот
каменной плиты с письменами, сбрасываемой в водосточный канал, вызывают
протест Земли и живущих в ней богов. Лагерь начали сотрясать подземные
толчки. Они становились все более продолжительными.
А вслед за ними пришла новая напасть -- полчища змей, которые лезли
буквально из каждой трещины. Чтобы избавиться от мерзких тварей, приходилось
обливать землю керосином и выжигать все живое на ней. Над руинами повисло
серое облако дыма.
Поначалу казалось, что им так и не удастся справиться с этим
нашествием, но потом толчки прекратились и змеи исчезли. Земля перестала
трястись, и гады вернулись в свои гнезда.
Слишком поздно для Макинтайра. Вчера вечером, как раз перед заходом
солнца, он полез в ящик с инструментами за ключом и почувствовал, как руку
обожгла острая боль. Охваченный страхом, Макинтайр бросился в медпункт. Он
лишь мельком увидел крохотную змейку, выползшую из ящика. Небритый лагерный
врач, который, казалось, никогда не расставался с сигаретой, сделал
Макинтайру инъекцию и, обдавая его запахом виски, заверил, что ему повезло,
рана пустячная, поскольку зубы змеи не задели больших кровеносных сосудов.
Однако Макинтайра трясло как в лихорадке, и он сильно усомнился в своем
везении. Во-первых, укусы различных змей необходимо лечить разными видами
противозмеиной сыворотки, а Макинтайр не успел рассмотреть ужалившую его
змею. Во-вторых, даже если ему ввели нужное лекарство, все равно требуется
госпитализация, а до ближайшей больницы в Кампече -- сто пятьдесят миль. На
машине через джунгли не проехать -- дорога еще не построена. Спасти
Макинтайра может только вертолет. Но два вертолета сейчас далеко, в
Веракрусе, и вернутся не раньше чем через двенадцать часов, а третий
неисправен. Поэтому-то Макинтайр и полез за ключом в ящик с инструментами --
собирался вместе с механиком чинить гидравлическую систему.
Он неподвижно лежал в углу хижины. Сознание еще не покинуло его, но
смерть уже начала медленно расползаться по телу. Он то задыхался от жаркого
удушья, так что вся одежда пропитывалась потом, то трясся от холода, мечтая,
чтобы его укрыли одеялами.
В глазах поплыло. Звуки стали какими-то приглушенными. Казалось,
надсадный рев бульдозеров, грохот взрывов и стук отбойных молотков раздаются
не в нескольких шагах от хижины, а доносятся издалека. В этом дьявольском
шуме Макинтайр мучительно пытался различить знакомый гул вертолета. Он узнал
бы этот звук на любом расстоянии. Однако все было тщетно. Если вертолет в
лагере не удастся быстро починить и не вернутся вертолеты из Веракруса, он
умрет. В нем вспыхнула ярость при мысли о том, что надлежащее медицинское
обслуживание было одним из основных условий, обещанных Драммондом. Если он в
этом не сдержал свое слово, то где гарантия, что будут выполнены остальные
обещания -- насчет премии или зарплаты? Да у Драммонда найдется масса
предлогов, чтобы не выполнить условия контракта!
Очевидно, оставшимся рабочим не приходили в голову подобные подозрения.
Они так хотели поскорее выбраться из джунглей, что трудились не покладая
рук. Их нетерпение подогревалось ожиданием обещанной награды. Жадность
пересилила страх перед землетрясениями и змеями, и уж, конечно, не
приближающаяся смерть Макинтайра могла заставить их прервать работу. Они
даже не обращали внимания на угрозу со стороны индейцев. Потомки майя,
построивших эти сооружения, пытались остановить разрушение древних храмов.
Они ломали машины, ставили капканы, нападали на часовых -- по сути дела,
объявили пришельцам настоящую войну. Рабочие захватили и убили нескольких
индейцев, назвав это самозащитой, а трупы сбросили в колодцы, бессознательно
повторив древний обычай майя приносить человеческие жертвы. Борьба между
белыми и краснокожими, идущая в этом не тронутом цивилизацией месте,
напоминала Макинтайру события четырехсотлетней давности, происходившие во
времена нашествия испанских конкистадоров. Район закрыт для посторонних.
Никто не узнает, что здесь случилось, а если узнает, ничего не сможет
доказать. Когда работа будет закончена, важнее всего окажется результат.
В полубреду Макинтайр услышал, как отворилась дверь. Внутрь ворвался
исступленный рев бульдозеров. Дверь закрылась, и он различил шаги по
земляному полу.
Макинтайр почувствовал легкое прикосновение чьей-то нежной руки.
-- Тебя все еще лихорадит, -- произнес женский голос, и он понял, что
это Дженна. -- Лучше не стало?
-- Нет.
Макинтайр поежился, чувствуя, как обливается холодным потом.
-- Выпей воды.
-- Не могу, -- слова давались ему с трудом. -- Вырвет.
-- Держись. Механики работают изо всех сил, чтобы починить вертолет.
-- Им не успеть.
Дженна опустилась на колени возле койки и взяла его за руку. Макинтайр
вспомнил, как удивился, узнав, что их топографом оказалась женщина. Он
пытался возражать, утверждая, что джунгли неподходящее место для женщин, но
Дженна очень быстро заставила его изменить отношение к ней, доказав, что
умеет работать не хуже любого мужчины.
Макинтайр с Дженной были примерно одного возраста -- обоим около
сорока. Ему не могли не понравиться ее соломенные волосы, по-девичьи упругая
грудь, всегда приветливая улыбка. Они проработали вместе три месяца, и
Макинтайр знал, что влюблен в нее. Однако он ни разу не проговорился о своих
чувствах -- боялся, что она ответит отказом, и тогда находиться рядом с ней
станет просто невыносимо. Макинтайр твердо решил, что потом, когда с работой
будет покончено...
Поглаживая его левую руку, Дженна наклонилась к изголовью его постели,
и ее голос прервал мысли Макинтайра.
-- Уверена, что скоро здесь будет другой вертолет. Быстрее, чем они
закончат ремонт этого.
-- Я... -- во рту у него пересохло. -- Не знаю, что...
-- Скоро здесь будет Драммонд. Мы отправим тебя в больницу его
вертолетом.
-- Драммонд?
-- Ты разве не помнишь? -- Дженна достала платок и вытерла у него со
лба пот. -- Я говорила с ним по рации полчаса назад.
-- По рации? Полчаса назад?
-- Мы нашли то, что он хотел, -- быстро заговорила Дженна, пытаясь
изобразить воодушевление в голосе. -- То, что мы искали, лежало у нас прямо
под носом. У Драммонда был перевод древних рукописей, но мы сами создали
себе ненужные трудности. Думали, что речь идет об образных выражениях, а
текст нужно было понимать буквально. "Бог Тьмы. Бог Подземелья. Бог
Пирамиды". Все оказалось проще простого, Мак. Стоило твоим людям снести
пирамиду, как стало ясно, почему майя построили ее именно на этом месте. Мы
нашли то, что нужно Драммонду.
Рейс из Сан-Антонио прибыл в час тридцать. Очутившись в аэропорту,
Бьюкенен сразу направился к телефонным автоматам. Во время полета и прошлой
ночью в мотеле Сан-Антонио ему удалось поспать несколько часов. Отдых и
плотный завтрак вернули силы и обычное спокойствие. Хотя рана от ножа и
голова беспокоили его по-прежнему, Бьюкенен чувствовал себя внутренне
собранным, готовым к дальнейшим действиям. Билет на самолет он купил на имя
Чарльза Даффи, и теперь чужое имя прибавляло ему уверенности.
Человек, снявший трубку в редакции "Вашингтон пост", ответил, что
Холли разговаривает по другому телефону, и спросил, кто звонит. -- Майк
Хамильтон.
Они договорились, что, когда ему будет нужно связаться с Холли, он
назовется Майком Хамильтоном. Полковник и Алан наверняка установили за ней
наблюдение, желая проследить, как соблюдаются условия их соглашения. Если у
них возникнет подозрение, что журналистка не отказалась от идеи закончить
статью, они медлить не станут. И, конечно, узнай полковник и Алан, что
Бьюкенен поддерживает с Холли контакт, ситуация станет смертельно опасной.
Впрочем, даже если бы ее жизнь и не подвергалась угрозе, Бьюкенен все равно
не мог позволить себе воспользоваться собственным именем. Люди полковника не
отказались от планов его найти.
Он терпеливо ждал, когда Холли подойдет к телефону. Нахлынувшие мысли
заставили его внутренне поежиться. Бьюкенен не беспокоился о своей
безопасности. Его тревожило другое. Что с ним происходит? Из секретной
военной операции нельзя выйти, как уходят с работы из закусочной. Восемь лет
в условиях глубокой конспирации, да еще три года предварительной подготовки.
Все эти годы он выполнял приказы. Был солдатом. Работа означала для него
беспрекословное подчинение, и он гордился этим. И вдруг от дисциплины не
осталось и следа. Он бросил дело своей жизни и бежал, но даже не в будущее,
а в прошлое, стал не самим собой, а одним из тех, чью роль ему пришлось
когда-то играть.
Решай. Еще не поздно одуматься. Еще можно вернуться и начать все
заново. Нужно только позвонить полковнику и сказать, что произошла ошибка,
что ты сделаешь все, что он хочет. Будешь инструктором или исчезнешь из их
поля зрения. Все, что угодно.
Однако другая мысль вытеснила его сомнения.
Необходимо найти Хуану.
Должно быть, он произнес это вслух, потому что на том конце провода
женский голос неожиданно переспросил:
-- Что? Я не поняла, что ты сказал. Это ты, Майк? Глубокий волнующий
голос принадлежал Холли. Бьюкенен выпрямился.
-- Да, это я.
Перед тем как выехать из Сан-Антонио, он позвонил ей домой, чтобы
поездка в Вашингтон не оказалась потерей времени. В Техасе было шесть
тридцать, на берегах Потомака -- полвосьмого.
Ранний звонок не разбудил Холли. Она собиралась на работу. К счастью,
автоответчик не был включен и она сама сняла трубку. Не уверенный, что ее
телефон не прослушивается, Бьюкенен назвался Майком Хамильтоном. Они
условились о встрече.
-- Наш ленч все еще в силе? -- спросила Холли.
-- Если ты свободна.
-- Для тебя я всегда свободна. Встретимся на Макферсон-сквер.
-- Мне нужно сорок минут, чтобы туда добраться.
-- Ничего, время есть.
-- До скорого.
Бьюкенен повесил трубку. Разговор прошел отлично. Их голоса звучали
вполне естественно, и тем не менее он услышал пароль, о котором они
договорились в Новом Орлеане. Слова "время есть" означали, что Холли
не чувствует за собой слежки. Его ответ "до скорого" также говорил об
отсутствии опасности.
Захватив свою сумку, Бьюкенен смешался с толпой пассажиров, прилетевших
другим рейсом.
Оба аэропорта -- Национальный и Даллес -- находятся под постоянным
наблюдением различных правительственных спецслужб. Некоторые из них
занимаются профилактической слежкой со времен "холодной войны", другие
преследуют более близкие, чисто практические цели. Например, обнаружение тех
или иных лиц, неожиданно появившихся в столичном аэропорту. Особенно много
внимания уделяется угрозе с Ближнего Востока. Предполагается, что тамошние
террористы могут в любой момент совершить нападение на Соединенные Штаты.
Сомнительно, чтобы здесь дежурили люди полковника. Простая логика
подсказывает: Вашингтон будет одним из тех мест, где Бьюкенен постарается не
показываться. Кроме того, его следы обрываются в Сан-Антонио. Перед отъездом
он вернул машину в агентство по прокату, и теперь поиски в Техасе наверняка
зашли в тупик. Поскольку агентство находится поблизости от аэропорта,
преследователи поймут: он вылетел из Сан-Антонио. Однако им неизвестно, что
он воспользовался именем и кредитной карточкой Чарльза Даффи.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов элемент случайности: он рискует
попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. Но опасность такой встречи почти
ничтожна, главное -- не терять бдительности. Бьюкенен-Лэнг-Даффи-Хамильтон
растворился в потоке пассажиров, который понес его к выходу. На улице было
сыро и по-осеннему тускло. Он сел в такси к поехал в город. Опасности,
которые могли подстерегать его в аэропорту, остались позади.
Другое дело Макферсон-сквер.
В Новом Орлеане, перед тем как расстаться с Холли, Бьюкенен сказал,
что, если он позвонит и захочет встретиться, ей нужно назначить встречу
где-нибудь на людях, там, где она часто бывает ("не следует привлекать
внимания к своим действиям") и где есть несколько выходов ("чтобы не
попасться в западню"). Место встречи не должно закрываться в непредвиденное
время. ("Однажды мне назначили встречу в ресторане, который за день до
этого сгорел. Никто из тех, кто давал инструкции, не потрудился заранее
проверить, все ли в порядке".)
Макферсон-сквер как нельзя лучше отвечала требованиям безопасности.
Маловероятно, что эта площадь может сгореть. Место людное, открытое, в
нескольких кварталах от редакции. Никому и в голову не придет заподозрить
неладное, если Холли захочет встретиться здесь со своим знакомым.
Бьюкенену удалось потратить на дорогу меньше сорока минут. Спрятавшись
за спинами пассажиров на автобусной остановке, он увидел, как Холли вышла из
здания "Вашингтон пост" и зашагала вдоль 15-й улицы. Но сейчас его
интересовала не она сама, а тот, кто может за ней последовать. Бьюкенен
подождал, пока женщина не скроется из виду, затем отсчитал еще пятнадцать
секунд и двинулся в том же направлении. Остановившись у светофора, он бросил
взгляд на Холли, идущую далеко впереди. На ней был плащ, цвет которого не
выделял ее из толпы прохожих, и в тон ему берет, обладавший еще одним
достоинством: он отлично скрывал приметные волосы Холла. Единственное, что
могло привлечь внимание, -- вместо сумочки она держала футляр от
фотоаппарата.
Этого было достаточно, чтобы Бьюкенен не потерял Холли среди множества
других плащей. Он шел медленно, бросая незаметные взгляды на автомобили и
стекла витрин, -- проверял, нет ли за ней слежки. Так и есть! Человек в
коричневой куртке на противоположной стороне улицы, который, не спуская глаз
с Холли, на ходу поправил что-то в левом ухе и опустил голову. Бьюкенену
было хорошо видно, как шевелятся его губы.
Брендан еще раз тщательно оглядел улицу и заметил человека в костюме с
зонтом, который стоял на углу, время от времени поглядывая на часы, точно
кого-то ждал. Он тоже что-то поправил в ухе и сделал это в тот момент, когда
человек в коричневой куртке опустил голову и зашевелил губами. Все ясно: они
поддерживают связь с помощью микроприемников в ухе и спрятанных в пуговицах
миниатюрных передатчиков. Вопрос лишь в том, кто следит за Холли, -- люди
полковника или Алана. Военная
разведка или ЦРУ?
Холли дошла до К-стрит, пересекла ее и направилась к площади. Двое
мужчин двигались следом. Бьюкенен внимательно взглянул на их спины. Широкие
плечи, узкие бедра. Сложение, типичное для сотрудников спецподразделений.
Программа физической подготовки направлена на то, чтобы сделать их сильными
и одновременно подвижными. Чересчур мускулистые ноги только утяжеляют, зато
мощный торс и накачанные бицепсы как раз то, что им нужно. В свое время
Бьюкенен тоже тренировался подобным образом, но затем перестал наращивать
мускулы и перешел к занятиям на гибкость и выносливость: облик секретного
агента не должен вызывать никаких ассоциаций.
Поняв, кто ведет слежку, Бьюкенен заметил еще двоих в штатском с такими
же стандартными фигурами. Должно быть, полковник сильно нервничает, иначе не
стал бы посылать столько своих людей. Те двое, которых он только что
заметил, дежурили и сквере на площади, куда направлялась Холли. Их появление
доказывает, что телефоны в редакции прослушиваются и полковнику известно о
се встрече с Майком Хамильтоном. Бьюкенен лишний раз порадовался, что его
осторожность оказалась далеко не лишней.
Вместо того чтобы пройти за Холли, он свернул на К-стрит и, обогнув
соседний квартал, вернулся на 15-ю улицу в том месте, где она пересекается с
Ай-стрит. Пристроившись у оживленного входа в здание Управления по делам
ветеранов, Бьюкенен стал наблюдать за площадью. Голые ветки деревьев не
мешали ему видеть Холли, сидевшую на скамейке возле памятника генералу
Макферсону. Люди на площади приходили и уходили. Четверо широкоплечих мужчин
застыли в разных ее частях, отрывая взгляд от Холли лишь для того, чтобы
посмотреть на тех, кто шел мимо ее скамейки. Время от времени они
дотрагивались до уха или, опустив голову, шевелили губами.
Как же передать ей сообщение, подумал Бьюкенен.
Он пошел вдоль Ай-стрит. Через некоторое время его внимание привлек
негр, который держал в руках небольшой плакат с надписью "ГОТОВ
РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ". Разглядывая безработного, Бьюкенен отметил, что тот хотя и
не стрижен, но выбрит, одет скромно, но чисто, а его ботинки до блеска
начищены.
-- Может быть, у вас найдется лишний доллар? Я потратил бы его на
гамбургер, -- обратился к нему негр. В глазах человека с плакатом застыли
горечь и стыд. Было видно: он злится на себя за то, что вынужден просить
милостыню, и в то же время пытается сохранить остатки человеческого
достоинства.
-- Думаю, что могу предложить вам кое-что получше, чем стоимость
гамбургера, -- ответил Бьюкенен.
Безработный озадаченно уставился на него. На черном лице появилось
настороженное выражение.
-- Вы ищете работу? -- спросил его Бьюкенен.
-- Послушайте, не знаю, что у вас на уме, но, надеюсь, ничего дурного.
До вас тут был один джентльмен. Сказал, если хочешь работать, то какого
черта здесь торчишь. Обозвал меня ленивой скотиной и пошел себе восвояси.
Спрашиваете, нужна ли мне работа? Еще бы! Да разве стал бы я попрошайничать
да выслушивать от людей всякое, если бы мог найти работу!
-- Как вам понравится мое предложение? -- поинтересовался Бьюкенен. --
Сто долларов за пятиминутную работу?
-- Сто долларов? Да за такие деньги я... Нет, постойте,
если это связано с наркотиками или...
В квартире, находившейся в пяти кварталах от редакции "Вашингтон
пост", зазвонил телефон. Полковник, нетерпеливо меривший шагами комнату,
схватил трубку.
-- Студия видеозаписи.
-- Похоже, он не придет, -- произнес мужской голос. -- Кто бы он ни
был, этот Майк Хамильтон, но он должен был встретиться с ней в четырнадцать
двадцать. Сейчас уже четырнадцать сорок пять, дождь усиливается, женщина
ерзает, точно скамейка под ней ужасно холодная.
-- Продолжайте наблюдение до тех пор, пока она не вернется на работу,
потом передадите ее нашему человеку
в редакции.
-- Возможно, это деловая встреча. Парень, который сидит за соседним с
ней столом, никогда не слыхал о Майке Хамильтоне. Возможно, Хамильтон связан
со статьей, над которой она сейчас работает. Или он может быть одним из ее
калифорнийских знакомых.
-- Может быть? Майор, мне не нравится, когда мои сотрудники начинают
строить догадки. В записях разговоров Калифорния не упоминается. По тону
беседы можно понять, что у нее с Хамильтоном отношения определенного рода.
Каков характер их отношений? Все это очень
странно.
-- Как правило, люди, которые звонят знакомым, чтобы пригласить их на
ленч, не пересказывают свою автобиографию.
-- Мне следует воспринимать ваше замечание как сарказм, майор?
-- Ну что вы, сэр! Ни в коем случае. Я просто пытаюсь думать вслух и
анализировать ситуацию. Полагаю, если ее встреча с Хамильтоном имела бы
отношение к нам, она не стала бы так открыто с ним встречаться. Кроме того,
мы проверили по компьютеру. Среди людей, связанных с нашими операциями, нет
ни одного человека по фамилии
Хамильтон.
-- Ни одного человека по фамилии Хамильтон? -- раздраженно переспросил
полковник. -- А вам не кажется, что псевдонимы -- часть нашей профессии?
Черт возьми, откуда у вас уверенность, что Хамильтон -- его настоящее имя?
На другом конце провода возникла короткая пауза.
-- Да, сэр. Я понял вашу мысль.
-- После того как журналистка уехала из Нового Орлеана, мы не заметили
в ее поведении ничего подозрительного. Сейчас, впервые за все время, нам не
удается объяснить ее действия. Надеюсь, к нам они отношения не имеют.
Хочется верить, что она действительно бросила ту статью. Однако мне
необходимо знать, кто такой этот Майк Хамильтон.
-- Можете на меня положиться, полковник... Секунду! Не вешайте трубку.
Сейчас приму информацию от наших людей с площади... Кто-то приближается к
объекту.
Полковник замер и, затаив дыхание, немигающим взглядом уставился на
противоположную стену.
-- Ложная тревога, сэр, -- снова произнес голос в трубке. -- Это
безработный негр с плакатом, на котором написано, что ему нужна работа.
Ходит, просит деньги у прохожих.
Полковник глубоко вздохнул и, казалось, вышел из транса.
-- Продолжайте наблюдение. Докладывайте мне обо всем, что происходит. Я
хочу знать, что она делает.
Он раздраженно бросил трубку.
-- Почему бы вам не отдохнуть? -- предложил Алан, который тихо сидел в
кресле, наблюдая за полковником. -- От того, что вы будете сидеть,
уставившись на телефон, ровным счетом ничего не изменится.
-- Похоже, вы не принимаете это всерьез.
-- Ну что вы, я отношусь к этому очень серьезно, -- покачал головой
Алан. -- Я вижу, что операция вышла из-под контроля. Вместо того чтобы
заниматься делом, вы теряете время и силы на поиски Бьюкенена и наблюдение
за журналисткой.
-- Теряю?
-- В моем понимании обе проблемы уже решены. Пускай Бьюкенен найдет для
себя дыру поглубже. Он исчез, и слава Богу. Надеюсь, мы о нем никогда больше
не услышим. Что касается журналистки... Послушайте, без Бьюкенена у нее
ничего не выйдет. Это же элементарно. Если она захочет нарушить свое
обещание, мы просто обвиним ее в фальсификации и потребуем представить
доказательства существования таинственного героя, который, по ее словам,
постоянно меняет обличье.
-- Возможно, у нее есть доказательства.
-- О чем вы говорите?
-- Она -- причина того, что Бьюкенен ушел от нас. У меня есть
подозрения, что здесь замешаны личные отношения. Вспомните, как он старался
ее защитить.
Алан нахмурился.
-- Бьюкенен умеет менять свой голос и подражать голосам других людей,
-- сказал полковник. -- Вам не приходило в голову, что Майк Хамильтон может
оказаться Бьюкененом?
За то короткое время, что они провели вместе в Новом Орлеане до отъезда
Холли в Вашингтон, у Бьюкенена не было возможности посвятить ее во все
тонкости конспиративной работы. Однако он объяснил, что, если она
почувствует за собой слежку, самое важное -- вести себя естественно.
"Никогда не делай того, что обычно не делаешь. Никогда не упускай
случая делать то, что ты сделала бы при обычных обстоятельствах".
Дождь усилился. При обычных обстоятельствах Холли встала бы с проклятой
скамейки и ушла. Она просидела в сквере двадцать пять минут, а Бьюкенен так
и не появился. В Новом Орлеане он предупредил ее, что полчаса -- предельный
срок, который можно прождать, не вызывая подозрений. Теперь, когда пошел
дождь, затянувшееся ожидание становится еще более подозрительным.
Холли давно уже начала подумывать о том, что самый естественный выход в
сложившейся ситуации -- как можно скорее спрятаться от дождя. Бьюкенен
предупреждал ее, что, если он не придет в назначенное время и не сумеет с
ней связаться, она должна вернуться на то же место через двадцать четыре
часа. Конечно, завтрашнее возвращение на площадь покажется подозрительным,
но сидеть и мокнуть под дождем еще хуже. Площадь опустела, люди пытались
укрыться под крышами соседних зданий. Она чувствовала себя так, будто
оказалась в центре огромной сцены. Оглядевшись по сторонам и от всей души
надеясь, что ведет себя естественно, она встала со скамейки и краем глаза
заметила слева какое-то движение.
Обернувшись, Холли увидела бедно одетого негра, который держал в руках
картонный плакат с надписью "ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ". Он приблизился к
женщине, спешащей к выходу из сквера, и что-то сказал. Та резко мотнула
головой и, не останавливаясь, прошла мимо. Безработный продолжил свой путь
через площадь. Плакат в его руках намок, и чернильные буквы расплылись.
Теперь на нем можно было прочесть: "ОТОВ АБОТАТЬ А ЕДУ.
Холли стало жаль человека с плакатом. Она увидела, как он обратился еще
к одному прохожему, а тот даже не замедлил шаг, точно перед ним было пустое
место. Картонный плакатик поник.
Ну что ж, по крайней мере можно сделать одно доброе дело. Холли достала
из сумочки кошелек и, дождавшись, когда безработный подойдет, протянула ему
доллар. Она чувствовала к этому человеку такую жалость, что дала бы и
больше, но помнила предостережение Бьюкенена не делать ничего необычного.
Что ж, доллар все-таки лучше, чем двадцатипятицентовик.
-- Спасибо, мэм
Последующие слова безработного заставили ее вздрогнуть.
-- Майк Хамильтон сказал: за вами следят.
-- Что?
Сердце Холли учащенно забилось.
воссоздать первозданный хаос.
Он совершил ошибку и теперь за нее расплачивается.
Казалось, сама Земля пришла в ярость при виде того, что сделали с ней
Макинтайр и его люди. Или, может быть, разгневались боги, в чью честь
строились храмы, остатки которых они пытаются разрушить. "Странная
мысль", -- мелькнуло в голове у Макинтайра. Он никогда ни во что не верил,
однако сейчас, на пороге смерти, ему все чаще стало казаться: то, что он
пренебрежительно называл суеверием, слишком похоже на правду -- боги
гневаются, потому что люди осквернили их храмы и усыпальницы.
Драммонд приказал разрушить руины, велел сровнять их с землей. Его
слово здесь закон. Но каждый взрыв, каждый скрежет бульдозера или грохот
каменной плиты с письменами, сбрасываемой в водосточный канал, вызывают
протест Земли и живущих в ней богов. Лагерь начали сотрясать подземные
толчки. Они становились все более продолжительными.
А вслед за ними пришла новая напасть -- полчища змей, которые лезли
буквально из каждой трещины. Чтобы избавиться от мерзких тварей, приходилось
обливать землю керосином и выжигать все живое на ней. Над руинами повисло
серое облако дыма.
Поначалу казалось, что им так и не удастся справиться с этим
нашествием, но потом толчки прекратились и змеи исчезли. Земля перестала
трястись, и гады вернулись в свои гнезда.
Слишком поздно для Макинтайра. Вчера вечером, как раз перед заходом
солнца, он полез в ящик с инструментами за ключом и почувствовал, как руку
обожгла острая боль. Охваченный страхом, Макинтайр бросился в медпункт. Он
лишь мельком увидел крохотную змейку, выползшую из ящика. Небритый лагерный
врач, который, казалось, никогда не расставался с сигаретой, сделал
Макинтайру инъекцию и, обдавая его запахом виски, заверил, что ему повезло,
рана пустячная, поскольку зубы змеи не задели больших кровеносных сосудов.
Однако Макинтайра трясло как в лихорадке, и он сильно усомнился в своем
везении. Во-первых, укусы различных змей необходимо лечить разными видами
противозмеиной сыворотки, а Макинтайр не успел рассмотреть ужалившую его
змею. Во-вторых, даже если ему ввели нужное лекарство, все равно требуется
госпитализация, а до ближайшей больницы в Кампече -- сто пятьдесят миль. На
машине через джунгли не проехать -- дорога еще не построена. Спасти
Макинтайра может только вертолет. Но два вертолета сейчас далеко, в
Веракрусе, и вернутся не раньше чем через двенадцать часов, а третий
неисправен. Поэтому-то Макинтайр и полез за ключом в ящик с инструментами --
собирался вместе с механиком чинить гидравлическую систему.
Он неподвижно лежал в углу хижины. Сознание еще не покинуло его, но
смерть уже начала медленно расползаться по телу. Он то задыхался от жаркого
удушья, так что вся одежда пропитывалась потом, то трясся от холода, мечтая,
чтобы его укрыли одеялами.
В глазах поплыло. Звуки стали какими-то приглушенными. Казалось,
надсадный рев бульдозеров, грохот взрывов и стук отбойных молотков раздаются
не в нескольких шагах от хижины, а доносятся издалека. В этом дьявольском
шуме Макинтайр мучительно пытался различить знакомый гул вертолета. Он узнал
бы этот звук на любом расстоянии. Однако все было тщетно. Если вертолет в
лагере не удастся быстро починить и не вернутся вертолеты из Веракруса, он
умрет. В нем вспыхнула ярость при мысли о том, что надлежащее медицинское
обслуживание было одним из основных условий, обещанных Драммондом. Если он в
этом не сдержал свое слово, то где гарантия, что будут выполнены остальные
обещания -- насчет премии или зарплаты? Да у Драммонда найдется масса
предлогов, чтобы не выполнить условия контракта!
Очевидно, оставшимся рабочим не приходили в голову подобные подозрения.
Они так хотели поскорее выбраться из джунглей, что трудились не покладая
рук. Их нетерпение подогревалось ожиданием обещанной награды. Жадность
пересилила страх перед землетрясениями и змеями, и уж, конечно, не
приближающаяся смерть Макинтайра могла заставить их прервать работу. Они
даже не обращали внимания на угрозу со стороны индейцев. Потомки майя,
построивших эти сооружения, пытались остановить разрушение древних храмов.
Они ломали машины, ставили капканы, нападали на часовых -- по сути дела,
объявили пришельцам настоящую войну. Рабочие захватили и убили нескольких
индейцев, назвав это самозащитой, а трупы сбросили в колодцы, бессознательно
повторив древний обычай майя приносить человеческие жертвы. Борьба между
белыми и краснокожими, идущая в этом не тронутом цивилизацией месте,
напоминала Макинтайру события четырехсотлетней давности, происходившие во
времена нашествия испанских конкистадоров. Район закрыт для посторонних.
Никто не узнает, что здесь случилось, а если узнает, ничего не сможет
доказать. Когда работа будет закончена, важнее всего окажется результат.
В полубреду Макинтайр услышал, как отворилась дверь. Внутрь ворвался
исступленный рев бульдозеров. Дверь закрылась, и он различил шаги по
земляному полу.
Макинтайр почувствовал легкое прикосновение чьей-то нежной руки.
-- Тебя все еще лихорадит, -- произнес женский голос, и он понял, что
это Дженна. -- Лучше не стало?
-- Нет.
Макинтайр поежился, чувствуя, как обливается холодным потом.
-- Выпей воды.
-- Не могу, -- слова давались ему с трудом. -- Вырвет.
-- Держись. Механики работают изо всех сил, чтобы починить вертолет.
-- Им не успеть.
Дженна опустилась на колени возле койки и взяла его за руку. Макинтайр
вспомнил, как удивился, узнав, что их топографом оказалась женщина. Он
пытался возражать, утверждая, что джунгли неподходящее место для женщин, но
Дженна очень быстро заставила его изменить отношение к ней, доказав, что
умеет работать не хуже любого мужчины.
Макинтайр с Дженной были примерно одного возраста -- обоим около
сорока. Ему не могли не понравиться ее соломенные волосы, по-девичьи упругая
грудь, всегда приветливая улыбка. Они проработали вместе три месяца, и
Макинтайр знал, что влюблен в нее. Однако он ни разу не проговорился о своих
чувствах -- боялся, что она ответит отказом, и тогда находиться рядом с ней
станет просто невыносимо. Макинтайр твердо решил, что потом, когда с работой
будет покончено...
Поглаживая его левую руку, Дженна наклонилась к изголовью его постели,
и ее голос прервал мысли Макинтайра.
-- Уверена, что скоро здесь будет другой вертолет. Быстрее, чем они
закончат ремонт этого.
-- Я... -- во рту у него пересохло. -- Не знаю, что...
-- Скоро здесь будет Драммонд. Мы отправим тебя в больницу его
вертолетом.
-- Драммонд?
-- Ты разве не помнишь? -- Дженна достала платок и вытерла у него со
лба пот. -- Я говорила с ним по рации полчаса назад.
-- По рации? Полчаса назад?
-- Мы нашли то, что он хотел, -- быстро заговорила Дженна, пытаясь
изобразить воодушевление в голосе. -- То, что мы искали, лежало у нас прямо
под носом. У Драммонда был перевод древних рукописей, но мы сами создали
себе ненужные трудности. Думали, что речь идет об образных выражениях, а
текст нужно было понимать буквально. "Бог Тьмы. Бог Подземелья. Бог
Пирамиды". Все оказалось проще простого, Мак. Стоило твоим людям снести
пирамиду, как стало ясно, почему майя построили ее именно на этом месте. Мы
нашли то, что нужно Драммонду.
Рейс из Сан-Антонио прибыл в час тридцать. Очутившись в аэропорту,
Бьюкенен сразу направился к телефонным автоматам. Во время полета и прошлой
ночью в мотеле Сан-Антонио ему удалось поспать несколько часов. Отдых и
плотный завтрак вернули силы и обычное спокойствие. Хотя рана от ножа и
голова беспокоили его по-прежнему, Бьюкенен чувствовал себя внутренне
собранным, готовым к дальнейшим действиям. Билет на самолет он купил на имя
Чарльза Даффи, и теперь чужое имя прибавляло ему уверенности.
Человек, снявший трубку в редакции "Вашингтон пост", ответил, что
Холли разговаривает по другому телефону, и спросил, кто звонит. -- Майк
Хамильтон.
Они договорились, что, когда ему будет нужно связаться с Холли, он
назовется Майком Хамильтоном. Полковник и Алан наверняка установили за ней
наблюдение, желая проследить, как соблюдаются условия их соглашения. Если у
них возникнет подозрение, что журналистка не отказалась от идеи закончить
статью, они медлить не станут. И, конечно, узнай полковник и Алан, что
Бьюкенен поддерживает с Холли контакт, ситуация станет смертельно опасной.
Впрочем, даже если бы ее жизнь и не подвергалась угрозе, Бьюкенен все равно
не мог позволить себе воспользоваться собственным именем. Люди полковника не
отказались от планов его найти.
Он терпеливо ждал, когда Холли подойдет к телефону. Нахлынувшие мысли
заставили его внутренне поежиться. Бьюкенен не беспокоился о своей
безопасности. Его тревожило другое. Что с ним происходит? Из секретной
военной операции нельзя выйти, как уходят с работы из закусочной. Восемь лет
в условиях глубокой конспирации, да еще три года предварительной подготовки.
Все эти годы он выполнял приказы. Был солдатом. Работа означала для него
беспрекословное подчинение, и он гордился этим. И вдруг от дисциплины не
осталось и следа. Он бросил дело своей жизни и бежал, но даже не в будущее,
а в прошлое, стал не самим собой, а одним из тех, чью роль ему пришлось
когда-то играть.
Решай. Еще не поздно одуматься. Еще можно вернуться и начать все
заново. Нужно только позвонить полковнику и сказать, что произошла ошибка,
что ты сделаешь все, что он хочет. Будешь инструктором или исчезнешь из их
поля зрения. Все, что угодно.
Однако другая мысль вытеснила его сомнения.
Необходимо найти Хуану.
Должно быть, он произнес это вслух, потому что на том конце провода
женский голос неожиданно переспросил:
-- Что? Я не поняла, что ты сказал. Это ты, Майк? Глубокий волнующий
голос принадлежал Холли. Бьюкенен выпрямился.
-- Да, это я.
Перед тем как выехать из Сан-Антонио, он позвонил ей домой, чтобы
поездка в Вашингтон не оказалась потерей времени. В Техасе было шесть
тридцать, на берегах Потомака -- полвосьмого.
Ранний звонок не разбудил Холли. Она собиралась на работу. К счастью,
автоответчик не был включен и она сама сняла трубку. Не уверенный, что ее
телефон не прослушивается, Бьюкенен назвался Майком Хамильтоном. Они
условились о встрече.
-- Наш ленч все еще в силе? -- спросила Холли.
-- Если ты свободна.
-- Для тебя я всегда свободна. Встретимся на Макферсон-сквер.
-- Мне нужно сорок минут, чтобы туда добраться.
-- Ничего, время есть.
-- До скорого.
Бьюкенен повесил трубку. Разговор прошел отлично. Их голоса звучали
вполне естественно, и тем не менее он услышал пароль, о котором они
договорились в Новом Орлеане. Слова "время есть" означали, что Холли
не чувствует за собой слежки. Его ответ "до скорого" также говорил об
отсутствии опасности.
Захватив свою сумку, Бьюкенен смешался с толпой пассажиров, прилетевших
другим рейсом.
Оба аэропорта -- Национальный и Даллес -- находятся под постоянным
наблюдением различных правительственных спецслужб. Некоторые из них
занимаются профилактической слежкой со времен "холодной войны", другие
преследуют более близкие, чисто практические цели. Например, обнаружение тех
или иных лиц, неожиданно появившихся в столичном аэропорту. Особенно много
внимания уделяется угрозе с Ближнего Востока. Предполагается, что тамошние
террористы могут в любой момент совершить нападение на Соединенные Штаты.
Сомнительно, чтобы здесь дежурили люди полковника. Простая логика
подсказывает: Вашингтон будет одним из тех мест, где Бьюкенен постарается не
показываться. Кроме того, его следы обрываются в Сан-Антонио. Перед отъездом
он вернул машину в агентство по прокату, и теперь поиски в Техасе наверняка
зашли в тупик. Поскольку агентство находится поблизости от аэропорта,
преследователи поймут: он вылетел из Сан-Антонио. Однако им неизвестно, что
он воспользовался именем и кредитной карточкой Чарльза Даффи.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов элемент случайности: он рискует
попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. Но опасность такой встречи почти
ничтожна, главное -- не терять бдительности. Бьюкенен-Лэнг-Даффи-Хамильтон
растворился в потоке пассажиров, который понес его к выходу. На улице было
сыро и по-осеннему тускло. Он сел в такси к поехал в город. Опасности,
которые могли подстерегать его в аэропорту, остались позади.
Другое дело Макферсон-сквер.
В Новом Орлеане, перед тем как расстаться с Холли, Бьюкенен сказал,
что, если он позвонит и захочет встретиться, ей нужно назначить встречу
где-нибудь на людях, там, где она часто бывает ("не следует привлекать
внимания к своим действиям") и где есть несколько выходов ("чтобы не
попасться в западню"). Место встречи не должно закрываться в непредвиденное
время. ("Однажды мне назначили встречу в ресторане, который за день до
этого сгорел. Никто из тех, кто давал инструкции, не потрудился заранее
проверить, все ли в порядке".)
Макферсон-сквер как нельзя лучше отвечала требованиям безопасности.
Маловероятно, что эта площадь может сгореть. Место людное, открытое, в
нескольких кварталах от редакции. Никому и в голову не придет заподозрить
неладное, если Холли захочет встретиться здесь со своим знакомым.
Бьюкенену удалось потратить на дорогу меньше сорока минут. Спрятавшись
за спинами пассажиров на автобусной остановке, он увидел, как Холли вышла из
здания "Вашингтон пост" и зашагала вдоль 15-й улицы. Но сейчас его
интересовала не она сама, а тот, кто может за ней последовать. Бьюкенен
подождал, пока женщина не скроется из виду, затем отсчитал еще пятнадцать
секунд и двинулся в том же направлении. Остановившись у светофора, он бросил
взгляд на Холли, идущую далеко впереди. На ней был плащ, цвет которого не
выделял ее из толпы прохожих, и в тон ему берет, обладавший еще одним
достоинством: он отлично скрывал приметные волосы Холла. Единственное, что
могло привлечь внимание, -- вместо сумочки она держала футляр от
фотоаппарата.
Этого было достаточно, чтобы Бьюкенен не потерял Холли среди множества
других плащей. Он шел медленно, бросая незаметные взгляды на автомобили и
стекла витрин, -- проверял, нет ли за ней слежки. Так и есть! Человек в
коричневой куртке на противоположной стороне улицы, который, не спуская глаз
с Холли, на ходу поправил что-то в левом ухе и опустил голову. Бьюкенену
было хорошо видно, как шевелятся его губы.
Брендан еще раз тщательно оглядел улицу и заметил человека в костюме с
зонтом, который стоял на углу, время от времени поглядывая на часы, точно
кого-то ждал. Он тоже что-то поправил в ухе и сделал это в тот момент, когда
человек в коричневой куртке опустил голову и зашевелил губами. Все ясно: они
поддерживают связь с помощью микроприемников в ухе и спрятанных в пуговицах
миниатюрных передатчиков. Вопрос лишь в том, кто следит за Холли, -- люди
полковника или Алана. Военная
разведка или ЦРУ?
Холли дошла до К-стрит, пересекла ее и направилась к площади. Двое
мужчин двигались следом. Бьюкенен внимательно взглянул на их спины. Широкие
плечи, узкие бедра. Сложение, типичное для сотрудников спецподразделений.
Программа физической подготовки направлена на то, чтобы сделать их сильными
и одновременно подвижными. Чересчур мускулистые ноги только утяжеляют, зато
мощный торс и накачанные бицепсы как раз то, что им нужно. В свое время
Бьюкенен тоже тренировался подобным образом, но затем перестал наращивать
мускулы и перешел к занятиям на гибкость и выносливость: облик секретного
агента не должен вызывать никаких ассоциаций.
Поняв, кто ведет слежку, Бьюкенен заметил еще двоих в штатском с такими
же стандартными фигурами. Должно быть, полковник сильно нервничает, иначе не
стал бы посылать столько своих людей. Те двое, которых он только что
заметил, дежурили и сквере на площади, куда направлялась Холли. Их появление
доказывает, что телефоны в редакции прослушиваются и полковнику известно о
се встрече с Майком Хамильтоном. Бьюкенен лишний раз порадовался, что его
осторожность оказалась далеко не лишней.
Вместо того чтобы пройти за Холли, он свернул на К-стрит и, обогнув
соседний квартал, вернулся на 15-ю улицу в том месте, где она пересекается с
Ай-стрит. Пристроившись у оживленного входа в здание Управления по делам
ветеранов, Бьюкенен стал наблюдать за площадью. Голые ветки деревьев не
мешали ему видеть Холли, сидевшую на скамейке возле памятника генералу
Макферсону. Люди на площади приходили и уходили. Четверо широкоплечих мужчин
застыли в разных ее частях, отрывая взгляд от Холли лишь для того, чтобы
посмотреть на тех, кто шел мимо ее скамейки. Время от времени они
дотрагивались до уха или, опустив голову, шевелили губами.
Как же передать ей сообщение, подумал Бьюкенен.
Он пошел вдоль Ай-стрит. Через некоторое время его внимание привлек
негр, который держал в руках небольшой плакат с надписью "ГОТОВ
РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ". Разглядывая безработного, Бьюкенен отметил, что тот хотя и
не стрижен, но выбрит, одет скромно, но чисто, а его ботинки до блеска
начищены.
-- Может быть, у вас найдется лишний доллар? Я потратил бы его на
гамбургер, -- обратился к нему негр. В глазах человека с плакатом застыли
горечь и стыд. Было видно: он злится на себя за то, что вынужден просить
милостыню, и в то же время пытается сохранить остатки человеческого
достоинства.
-- Думаю, что могу предложить вам кое-что получше, чем стоимость
гамбургера, -- ответил Бьюкенен.
Безработный озадаченно уставился на него. На черном лице появилось
настороженное выражение.
-- Вы ищете работу? -- спросил его Бьюкенен.
-- Послушайте, не знаю, что у вас на уме, но, надеюсь, ничего дурного.
До вас тут был один джентльмен. Сказал, если хочешь работать, то какого
черта здесь торчишь. Обозвал меня ленивой скотиной и пошел себе восвояси.
Спрашиваете, нужна ли мне работа? Еще бы! Да разве стал бы я попрошайничать
да выслушивать от людей всякое, если бы мог найти работу!
-- Как вам понравится мое предложение? -- поинтересовался Бьюкенен. --
Сто долларов за пятиминутную работу?
-- Сто долларов? Да за такие деньги я... Нет, постойте,
если это связано с наркотиками или...
В квартире, находившейся в пяти кварталах от редакции "Вашингтон
пост", зазвонил телефон. Полковник, нетерпеливо меривший шагами комнату,
схватил трубку.
-- Студия видеозаписи.
-- Похоже, он не придет, -- произнес мужской голос. -- Кто бы он ни
был, этот Майк Хамильтон, но он должен был встретиться с ней в четырнадцать
двадцать. Сейчас уже четырнадцать сорок пять, дождь усиливается, женщина
ерзает, точно скамейка под ней ужасно холодная.
-- Продолжайте наблюдение до тех пор, пока она не вернется на работу,
потом передадите ее нашему человеку
в редакции.
-- Возможно, это деловая встреча. Парень, который сидит за соседним с
ней столом, никогда не слыхал о Майке Хамильтоне. Возможно, Хамильтон связан
со статьей, над которой она сейчас работает. Или он может быть одним из ее
калифорнийских знакомых.
-- Может быть? Майор, мне не нравится, когда мои сотрудники начинают
строить догадки. В записях разговоров Калифорния не упоминается. По тону
беседы можно понять, что у нее с Хамильтоном отношения определенного рода.
Каков характер их отношений? Все это очень
странно.
-- Как правило, люди, которые звонят знакомым, чтобы пригласить их на
ленч, не пересказывают свою автобиографию.
-- Мне следует воспринимать ваше замечание как сарказм, майор?
-- Ну что вы, сэр! Ни в коем случае. Я просто пытаюсь думать вслух и
анализировать ситуацию. Полагаю, если ее встреча с Хамильтоном имела бы
отношение к нам, она не стала бы так открыто с ним встречаться. Кроме того,
мы проверили по компьютеру. Среди людей, связанных с нашими операциями, нет
ни одного человека по фамилии
Хамильтон.
-- Ни одного человека по фамилии Хамильтон? -- раздраженно переспросил
полковник. -- А вам не кажется, что псевдонимы -- часть нашей профессии?
Черт возьми, откуда у вас уверенность, что Хамильтон -- его настоящее имя?
На другом конце провода возникла короткая пауза.
-- Да, сэр. Я понял вашу мысль.
-- После того как журналистка уехала из Нового Орлеана, мы не заметили
в ее поведении ничего подозрительного. Сейчас, впервые за все время, нам не
удается объяснить ее действия. Надеюсь, к нам они отношения не имеют.
Хочется верить, что она действительно бросила ту статью. Однако мне
необходимо знать, кто такой этот Майк Хамильтон.
-- Можете на меня положиться, полковник... Секунду! Не вешайте трубку.
Сейчас приму информацию от наших людей с площади... Кто-то приближается к
объекту.
Полковник замер и, затаив дыхание, немигающим взглядом уставился на
противоположную стену.
-- Ложная тревога, сэр, -- снова произнес голос в трубке. -- Это
безработный негр с плакатом, на котором написано, что ему нужна работа.
Ходит, просит деньги у прохожих.
Полковник глубоко вздохнул и, казалось, вышел из транса.
-- Продолжайте наблюдение. Докладывайте мне обо всем, что происходит. Я
хочу знать, что она делает.
Он раздраженно бросил трубку.
-- Почему бы вам не отдохнуть? -- предложил Алан, который тихо сидел в
кресле, наблюдая за полковником. -- От того, что вы будете сидеть,
уставившись на телефон, ровным счетом ничего не изменится.
-- Похоже, вы не принимаете это всерьез.
-- Ну что вы, я отношусь к этому очень серьезно, -- покачал головой
Алан. -- Я вижу, что операция вышла из-под контроля. Вместо того чтобы
заниматься делом, вы теряете время и силы на поиски Бьюкенена и наблюдение
за журналисткой.
-- Теряю?
-- В моем понимании обе проблемы уже решены. Пускай Бьюкенен найдет для
себя дыру поглубже. Он исчез, и слава Богу. Надеюсь, мы о нем никогда больше
не услышим. Что касается журналистки... Послушайте, без Бьюкенена у нее
ничего не выйдет. Это же элементарно. Если она захочет нарушить свое
обещание, мы просто обвиним ее в фальсификации и потребуем представить
доказательства существования таинственного героя, который, по ее словам,
постоянно меняет обличье.
-- Возможно, у нее есть доказательства.
-- О чем вы говорите?
-- Она -- причина того, что Бьюкенен ушел от нас. У меня есть
подозрения, что здесь замешаны личные отношения. Вспомните, как он старался
ее защитить.
Алан нахмурился.
-- Бьюкенен умеет менять свой голос и подражать голосам других людей,
-- сказал полковник. -- Вам не приходило в голову, что Майк Хамильтон может
оказаться Бьюкененом?
За то короткое время, что они провели вместе в Новом Орлеане до отъезда
Холли в Вашингтон, у Бьюкенена не было возможности посвятить ее во все
тонкости конспиративной работы. Однако он объяснил, что, если она
почувствует за собой слежку, самое важное -- вести себя естественно.
"Никогда не делай того, что обычно не делаешь. Никогда не упускай
случая делать то, что ты сделала бы при обычных обстоятельствах".
Дождь усилился. При обычных обстоятельствах Холли встала бы с проклятой
скамейки и ушла. Она просидела в сквере двадцать пять минут, а Бьюкенен так
и не появился. В Новом Орлеане он предупредил ее, что полчаса -- предельный
срок, который можно прождать, не вызывая подозрений. Теперь, когда пошел
дождь, затянувшееся ожидание становится еще более подозрительным.
Холли давно уже начала подумывать о том, что самый естественный выход в
сложившейся ситуации -- как можно скорее спрятаться от дождя. Бьюкенен
предупреждал ее, что, если он не придет в назначенное время и не сумеет с
ней связаться, она должна вернуться на то же место через двадцать четыре
часа. Конечно, завтрашнее возвращение на площадь покажется подозрительным,
но сидеть и мокнуть под дождем еще хуже. Площадь опустела, люди пытались
укрыться под крышами соседних зданий. Она чувствовала себя так, будто
оказалась в центре огромной сцены. Оглядевшись по сторонам и от всей души
надеясь, что ведет себя естественно, она встала со скамейки и краем глаза
заметила слева какое-то движение.
Обернувшись, Холли увидела бедно одетого негра, который держал в руках
картонный плакат с надписью "ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ". Он приблизился к
женщине, спешащей к выходу из сквера, и что-то сказал. Та резко мотнула
головой и, не останавливаясь, прошла мимо. Безработный продолжил свой путь
через площадь. Плакат в его руках намок, и чернильные буквы расплылись.
Теперь на нем можно было прочесть: "ОТОВ АБОТАТЬ А ЕДУ.
Холли стало жаль человека с плакатом. Она увидела, как он обратился еще
к одному прохожему, а тот даже не замедлил шаг, точно перед ним было пустое
место. Картонный плакатик поник.
Ну что ж, по крайней мере можно сделать одно доброе дело. Холли достала
из сумочки кошелек и, дождавшись, когда безработный подойдет, протянула ему
доллар. Она чувствовала к этому человеку такую жалость, что дала бы и
больше, но помнила предостережение Бьюкенена не делать ничего необычного.
Что ж, доллар все-таки лучше, чем двадцатипятицентовик.
-- Спасибо, мэм
Последующие слова безработного заставили ее вздрогнуть.
-- Майк Хамильтон сказал: за вами следят.
-- Что?
Сердце Холли учащенно забилось.