Страница:
хотели привлекать к себе внимание, оставив машину в гостиничном гараже на
неопределенный срок. На автостоянке же аэропорта даже довольно длительная
парковка машин не была чем-то из ряда вон выходящим.
Им пришлось все делать в спешке. Они могли успеть только в случае
везения с билетами и дорогой. Им удалось-таки достать два билета на
последний рейс из Ла-Гуардиа до Майами, и, хотя они подбежали к выходу на
посадку в самые последние секунды, это уже не имело значения. Главное, они
попали в самолет.
Во время полета никто из них не мог заснуть -- метало напряжение.
Аппетита тоже не было. Все же оба съели то, что предложила им авиакомпания,
для поддержания сил.
-- Твой маршрут. Канкун, Мерида, Форт-Лодердейл, -- сказала Холли.
-- Я никогда не говорил, что был в каком-либо из этих мест, --
отозвался Бьюкенен.
-- Но у остальных на этот счет нет сомнений. Вашингтон, Новый Орлеан,
Сан-Антонио, опять Вашингтон, Нью-Йорк, а теперь Майами указывает на юг. И
все это за две недели. Болтаться с тобой бывает весьма изнурительно. А для
тебя это нормально.
-- Ничего, привыкай.
-- Думаю, мне это понравится.
Еще в "Дорсете" Бьюкенен спрашивал себя, не находится ли причал
яхты Драммонда в том же городе, что и штаб-квартира драммондовской
корпорации. Зная, что все крупные суда должны подавать рейсовый план с
указанием продолжительности и маршрута предстоящего плавания, он позвонил в
береговую охрану Сан-Франциско. Но там дежурный офицер сказал ему, что яхта
базируется где-то в другом месте -- у них нет рейсового плана на нее. Тогда
Бьюкенен попытался связаться с Национальной ассоциацией морского страхования
-- ее головной конторой, находящейся в Лонг-Бич, Калифорния. Восемь вечера
на Восточном побережье соответствовали пяти вечера на Западном. Он
дозвонился буквально перед самым закрытием офиса.
-- Меня зовут Альберт Дрейк. -- Он притворился взволнованным. -- Мой
брат Рик работает на... Боже, не могу вспомнить... а, на "Посейдоне".
Точно. -- Бьюкенен знал название из материалов расследования, которые
передала ему Холли. -- Судно принадлежит Алистеру Драммонду. Двухсотфутовая
яхта. Но Рик не оставил маршрута яхты. С нашей матерью случился удар. Мне
надо с ним связаться, но я не знаю, как еще... В береговой охране
посоветовали...
Крупные яхты страхуются на такие огромные суммы, что морские
страховщики хотят знать, где эти суда будут находиться в то или иное время.
Как только "Посейдон" перейдет на новую стоянку, его капитан должен
будет доложить об этом.
Ки-Уэст. По прибытии в Майами вскоре после полуночи Бьюкенен и Холли
воспользовались кредитной карточкой на имя Чарльза Даффи, чтобы ваять
напрокат машину, и отправились в 150-мильную поездку в южном направлении по
якорным стоянкам Флориды. По пути они останавливались выпить кофе и меняли
друг друга за рулем, чтобы каждый мог подремать. От света ртутных ламп вдоль
сорока двух длинных мостов на Приморском шоссе у них болели глаза и
прибавлялось усталости.
Вот-вот должен был забрезжить рассвет, когда они достигли своей цели --
самого южного населенного пункта материковой части Соединенных Штатов.
Ки-Уэст, всего четыре мили в длину и полторы в ширину, имел около тридцати
тысяч человек постоянного населения. Один из последних бастионов
"контркультуры" в Америке, этот песчано-коралловый островок все еще
оставался синонимом неортодоксального образа жизни в стиле Хемингуэя,
который когда-то жил здесь и чей дом -- с его многочисленным кошачьим
населением, предположительно восходящим к тем домашним любимцам, которых
держал сам писатель, -- представлял собой национальную историческую
достопримечательность. Городская атмосфера и архитектура являли собой
экзотическую смесь багамского, вест-индского и кубинского влияний. Город был
славен своей глубоководной рыбалкой и экзотической тропической кухней. Здесь
располагалась метеостанция ВМС США. В Кн-Уэсте когда-то жил Гарри Трумэн, а
самым знаменитым теперешним его обитателем был певец и литератор Джимми
Ваффет.
Но Бьюкенена в Ки-Уэсте интересовала одна-единственная вещь, так что,
после того как он и Холли поспали еще несколько часов в дешевом мотеле, где
плату принимали наличными деньгами вперед (он начал уже нервничать каждый
раз, когда приходилось пускать в ход кредитную карточку Чарльза Даффи), они
помылись, поели и приступили к делу. Часовая прогулка по оживленной гавани,
где в магазинчике они купили сандалии, пуловеры с короткими рукавами и
обрезанные джинсы, чтобы не выделяться в толпе, дала Бьюкенену неплохую
возможность как бы невзначай порасспросить торговцев и рыбаков. Вскоре опи с
Холли смогли выйти на причал, облокотиться на поручни, вдыхать влажный,
круто соленый воздух и изучать свой объект.
Яхта Драммонда, сверкая белизной на фоне бирюзовых вод Мексиканского
залива, стояла на якоре в сотне ярдов от берега. Имея двести футов в длину,
три палубы и вертолетную площадку наверху (сам вертолет улетел вчера в южном
направлении, как сообщил Бьюкенену один рыбак), яхта должна была бы вызывать
восхищение, но вместо этого на Бьюкенена веяло холодом, несмотря на
85-градусную [По шкале Фаренгейта; по Цельсию -- около 30 .] жару.
Обтекаемый контур судна казался угрожающим, напоминая изогнутое на конце
лезвие массивного охотничьего ножа. Несмотря на свое белоснежное
великолепие, яхта казалась окутанной зловещим черным облаком.
-- Временами, -- взглянула на Бьюкенена Холли, -- когда ты глубоко
задумываешься, твои глаза и твое лицо меняются. Ты производишь впечатление
какого-то чужого, совершенно незнакомого человека.
-- Это как?
-- Становишься серьезным. Встревоженным.
-- Чтобы между нами не было недоразумений -- это ие имеет никакого
отношения к Марии Томес, -- произнес Бьюкенен. -- Да, я хочу узнать, что с
ней случилось. Но больше всего я хочу узнать, что произошло с Хуаной. -- Он
отвернулся от яхты и перевел взгляд на Холли. -- Во всем этом многое мне
пока непонятно. Например, то, что я чувствую к тебе. Но я должен оплатить
старые счета, прежде чем открывать новые. Когда все это кончится, мы вдвоем
сможем обсудить, что же мы имеем.
Рыжие волосы Холли теребил ветер. Она подумала над тем, что он сказал,
и кивнула.
-- Я никогда не исходила из того, что должна получить какие-то
гарантии. Я этого не планировала. Меня просто подхватило и понесло.
Прекрасно. Мы правильно понимаем друг друга. Во всем нужен порядок. Итак,
теперь, когда мы нашли яхту, что будем делать дальше?
-- Ты заметила, как я разговаривал с местными жителями? Немножко
болтовни в сочетании с несколькими тщательно обдуманными вопросами --
способ, именуемый выуживанием. Это эквивалент того, что ты называешь
интервьюированием. Но разница состоит в том, что твои объекты почти всегда
знают, что их интервьюируют, тогда как мои ни в коем случае не должны ни о
чем догадываться. Иногда, если они поймут, что их доят на предмет
информации, их реакция может быть смертельной для того, кто это делает.
Холли внимательно слушала.
-- Я думал, ты можешь обидеться на то, что я указываю тебе, как надо
брать интервью, -- улыбнулся Бьюкенен.
-- Все это дело с самого начала для меня -- один сплошной курс
обучения. Зачем же сейчас вдруг прекращать его?
-- Отлично. Итак, выуживание. -- И он рассказал ей о своем обучении, о
том, как ему надо было практиковаться, заходя в бары и заговаривая с
незнакомыми людьми, чтобы в конце беседы получить у них такие сугубо
конфиденциальные сведения, как, например, номер дела в службе социального
обеспечения и дата рождения, причем не только число и месяц, но и год.
-- Как тебе это удавалось? -- спросила Холли. -- Я бы скорее подумала,
что ты шпионил -- подслушивал и подсматривал.
-- Я подсаживался к намеченной жертве, пропускал с ней пару
стаканчиков, заводил пустячный разговор, отпускал замечания по поводу
передачи, которую показывали по телевизору над стойкой бара, и в какой-то
момент говорил, что узнал сегодня нечто интересное. В ответ я, разумеется,
слышал: "Что же?" Тогда я вынимал свой бумажник и показывал
собеседнику свою подделанную карточку социального страхования. "Все
эти цифры что-то означают, -- говорил я. -- Я думал, что их дают в
последовательном порядке, но если вы разобьете каждую группу, то увидите,
что цифры обозначают самые разные сведения -- например, когда и где я
родился. Видите, вот эта цифра означает, что я из Питтсбурга, а эту группу
цифр присваивают всем, кто родился в шестидесятом году, а этой цифрой
обозначают месяц, а... Давайте, я вам покажу. Какой у вас номер? Ставлю
доллар, что смогу сказать вам, где и когда вы родились".
Пораженная Холли покачала головой.
-- Неужели это правда?
-- Что меня этому обучали?
-- Нет. Про номер социального обеспечения.
-- А какой у тебя? Давай посмотрим, смогу ли я сказать, когда и где ты
родилась.
Холли засмеялась.
-- Надо же, ведь получается. Ты выдумываешь какое-нибудь место и дату,
а тот, кого ты интервьюируешь, желая показать тебе, как глубоко ты
заблуждаешься, сообщает тебе необходимые сведения. Ловко.
-- Выуживание информации, -- повторил Бьюкенен. -- Искусство получения
сведений, когда объект даже не подозревает, чем ты занимаешься. Это обычный
метод, которым пользуются агенты для добывания военных, политических и
промышленных секретов. Обычно это происходит в барах, а объектами, как
правило, бывают чьи-то помощники, секретари, младшие офицеры, то есть люди,
чаще всего недовольные своим положением, разочарованные и ничего не имеющие
против того, чтобы поговорить о своих проблемах, если их к этому ненавязчиво
подталкивать. Несколько порций выпивки. Проявление интереса. Один фрагмент
информации лепится к другому. Обычно для этого нужно время, несколько
встреч, но иногда это можно провернуть быстро, а в данном случае -- просто
необходимо все сделать в самые короткие сроки, потому что я должен узнать,
что случилось с Хуаной. Если она еще жива... -- Голос Бьюкенена напрягся. --
Если она еще жива, я должен вывести ее из-под удара.
Холли внимательно посмотрела на него.
-- Что мы должны делать?
-- Тебе нужно просто быть самой собой, то есть сексапильной и желанной.
Холли казалась озадаченной.
-- Пока мы разговаривали, от яхты Драммонда отвалил катер и сейчас
направляется к берегу. С тремя членами команды на борту.
Прищурив глаза от блеска солнца на воде, Холли перевела взгляд туда,
куда смотрел Бьюкенен.
-- Мы проследим, куда они пойдут, -- бросил Бьюкенен. -- Может, их
послали в город с поручением. А может, У них сегодня увольнительная. Если
они пойдут в какой-нибудь бар, то я...
-- Черт побери, я ведь не хотел ехать в такую даль, -- сокрушался
Бьюкенен. -- Что я с этого имею? Стоит мне посмотреть в другую сторону, как
ты уже перемигиваешься с каким-нибудь молодым жеребцом, у которого все из
шорт выпирает.
-- Говори тише, -- попросила Холли.
-- Гарри меня предупреждал насчет тебя. Говорил, что с тебя нельзя глаз
спускать ни на секунду. Говорил, что ты готова трахнуться с любым
мальчишкой, лишь бы у него стояло, и чем моложе, тем лучше.
-- Говори тише, -- повторила Холли более резким тоном.
-- Я вижу, ты этого не отрицаешь. Что, не хочешь, чтобы кто-то узнал
правду?
-- Прекрати! -- В голосе Холли послышалось предупреждение. -- Ты
ставишь меня в неловкое положение.
Они сидели в баре "Корал Риф" за столиком в углу, где одну стену
над ними украшали рыбацкие сети, а другую -- чучело рыбы марлин. Маленький
круглый столик был накрыт скатертью с рисунком из волнистых линий и цифр,
который делал ее похожей на морскую карту. Свисавшие с потолка светильники
напоминали по форме штурвал.
Бьюкенен развалился в кресле и опрокинул в себя полстакана пива.
-- "Говори тише". Это все, что ты можешь сказать. Давай заключим
уговор: я не буду поднимать голос, если ты не будешь спускать трусики.
Официант, еще два пива!
-- Я не хочу пить, -- отказалась Холли.
-- А кто говорит, что я для тебя заказываю? Официант! Я передумал.
Принесите виски со льдом.
-- Ты уже выпил две порции в предыдущем баре. А здесь два пива и...
Дейв, ведь сейчас еще только полдень, ради всего святого!
-- А ты заткнись, ладно? -- Бьюкенен грохнул кулаком об стол. -- Буду
пить, когда мне хочется. Если бы ты перестала прыгать в постель с каждым...
-- Сэр, -- произнес чей-то голос, -- вы мешаете другим посетителям.
-- Велика важность, дерьмо.
-- Сэр, -- сказал мужчина (это был крупный мужчина, белокурый, с
подстриженными ежиком волосами и мышцами, которые распирали его тенниску),
-- если вы не будете говорить тише, то я буду вынужден просить вас уйти.
-- Проси сколько хочешь, приятель, но я с места не сдвинусь. --
Бьюкенен проглотил остатки пива и заорал на официанта: -- Где же виски?
Люди начали оглядываться на них.
-- Дейв, -- взмолилась Холли.
Бьюкенен опять грохнул по столу.
-- Я сказал тебе, сука, чтоб ты заткнулась!
-- Ладно, -- рявкнул крупный мужчина. -- Пошли, приятель.
-- Эй! -- запротестовал Бьюкенен, когда тот схватил его. -- Какого
черта?.. -- Поставленный рывком на ноги и притворившись, будто пошатнулся,
Бьюкенен повалился на стол, опрокидывая стаканы. -- Черт, поосторожнее с
моей рукой! Ты чуть не сломал ее!
-- Это было бы здорово, приятель.
Когда здоровяк заломил ему руку за спину и стал подталкивать к выходу,
Бьюкенен злобно оглянулся на Холли.
-- А ты чего ждешь? Пошли!
Холли не ответила.
-- Пошли, я сказал!
Холли опять ничего не ответила. Она лишь вздрагивала, слыша, как
Бьюкенен продолжает вопить снаружи. Потом медленно поднесла к губам стакан с
пивом, отхлебнула, покосилась на свою дрожащую руку, опустила стакан и
провела рукой по глазам.
-- С вами все в порядке?
Холли взглянула снизу вверх на стоявшего перед пей симпатичного
загорелого стройного молодого человека лет двадцати пяти в белой форменной
одежде.
Она не ответила.
-- Послушайте, я правда не хочу вас беспокоить, -- сказал он. -- Вам и
так уже досталось. Но у вас такой вид... Если я чем-то могу вам помочь...
Можно предложить вам еще выпить?
Холли еще раз провела рукой по глазам, выпрямилась, пытаясь принять вид
человека с чувством собственного достоинства. Боязливо посмотрела в сторону
двери.
-- Да, пожалуйста
-- Еще одно пиво для дамы.
-- И...
--Да?
-- Мне... я была бы очень благодарна, если бы вы могли позаботиться...
чтобы он ничего мне не сделал, когда я буду уходить.
Бьюкенен стоял, прислонившись к ограждению пирса. В гуще суеты туристов
и рыбаков он не будет бросаться в глаза, наблюдая за катером, который,
рассекая бирюзовую воду и скользя между прогулочными и рыболовными судами,
возвращался к сверкающей белоснежной яхте, стоявшей на якоре в ста ярдах от
берега. Солнце теперь было позади него, так что ему не приходилось щуриться
от солнечного света, отражаемого водами Мексиканского залива. Он без труда
видел, что вместе с возвращавшимися на яхту тремя членами команды на катере
находилась красивая рыжеволосая женщина, которая мило болтала с ними, а один
из них позволил ей подержаться за штурвал катера.
Когда они поднялись на борт яхты, Бьюкенен кивнул, огляделся, проверяя,
не наблюдает ли кто за ним, и не торопясь ушел с пирса. По крайней мере, так
казалось. На самом деле он, прогуливаясь по причалам Ки-Уэста, пристально и
незаметно изучал яхту, делая вид, будто снимает виды города, и пользуясь
телеобъективом на фотоаппарате Холли как подзорной трубой. Ведь Холли могла
попасть там в беду, хотя и заявила решительно, что в состоянии о себе
позаботиться. Пусть так, но он сказал ей, что, если она появится на одной из
палуб с взволнованным видом, он сразу же бросится ей на помощь.
Около пяти часов катер снова отошел от яхты и направился к берегу, имея
на борту тех же самых членов команды и Холли. Она поднялась на причал,
чмокнула одного из мужчин в щеку, взъерошила волосы другому, заключила в
объятия третьего и с явно довольным видом пошла в город.
Бьюкенен оказался в их маленькой темноватой комнатке в мотеле за минуту
до появления там Холли. От тревоги за нее ожидание показалось ему более
долгим, чем было на самом деле.
-- Ну, как все прошло? -- с беспокойством спросил он, как только она
вошла.
Она сбросила сандалии и села на кровать. Вид у нее был усталый.
-- Им очень трудно было держать свои руки при себе. Мне пришлось все
время двигаться. Я чувствую себя так, словно участвовала в марафонском
забеге.
-- Дать тебе воды? Или что-нибудь из фруктов, которые я купил?
-- Да, фрукты -- это было бы неплохо. Апельсин или... Чудесно. -- Она
отпила немного принесенной им воды "Перье". -- Это у тебя называется
выслушивать донесение агента?
-- Да. Если бы речь шла о работе.
-- А сейчас разве нет? Сначала ты создаешь обстановку, в которой
завербованный тобой агент чувствует себя комфортно и ощущает свою нужность.
Потом ты...
-- Эй, полегче! Не все, что я делаю, рассчитано заранее.
-- Правда? -- С минуту Холли изучающе смотрела на него. -- Ладно. Тогда
о яхте. Команда состоит из пятнадцати человек. На берег сходят по очереди.
Они считают, что Драммонд, как выразился один из ребят, -- деспотичный кусок
дерьма. Они боятся его. Пока он на борту. Но когда кота нет, мышки
веселятся, даже иногда приводят женщин. Чтобы похвастаться яхтой и отомстить
Драммонду за все унижения.
Бьюкенен положил на стол карандаш и блокнот.
-- Нарисуй схему расположения каждой каюты на каждой палубе. Мне надо
знать, где что находится, где и когда команда ест и спит, любую мелочь,
которую ты вспомнишь. Знаю, что ты устала, Холли. Мне очень жаль, но
придется еще немного поработать.
Достать гидрокостюм оказалось делом нетрудным: в Ки-Уэсте множество
магазинов для ныряльщиков. Вода здесь достаточно теплая, так что при обычных
обстоятельствах Бьюкенену не нужно было бы брать напрокат такой костюм, но
его зашитый бок как раз и делал обстоятельства необычными. Ему надо было
оберегать заживающую ножевую рану. Он хотел свести до минимума то количество
крови, которое будет вымыто из запекшихся корочек вокруг швов и перейдет в
окружающую воду. Как и в Канкуне, когда он бежал от полиции, переправившись
вплавь через пролив, отделяющий остров от материка, он опасался акул и
барракуд. Тогда его, правда, беспокоило кровотечение из огнестрельной раны,
но ситуация была похожей. На этот раз он, по крайней мере, имел возможность
подготовиться, хотя еще одно напоминание о канкунском заплыве продолжало его
беспокоить -- головная боль.
Эта боль, от которой раскалывался череп, не прекращалась. Ему казалось,
что его нервы -- это натянутые до предела и готовые вот-вот лопнуть кожаные
шнурки. Но он не мог позволить себе отвлечься на эту боль. Сейчас три часа
ночи, он плывет в темной воде, а его черный гидрокостюм неразличим во тьме.
Он держал руки свободно вытянутыми по бокам, плавно работая ластами, очень
стараясь не шуметь и не оставлять в воде пенных барашков. Он держал лицо
почти все время опущенным вниз, несмотря на то что вычернил его перед тем,
как войти в воду, чтобы оно не выделялось на ее темном фоне. Сверкали
звезды. Начал всходить серп луны. Света будет достаточно, когда он
приблизится к яхте.
Потом он коснулся якорной цепи. Смотря вверх, он не услышал ни шагов,
ни голосов. Хотя в гидрокостюме вода казалась даже теплее, чем была, по телу
у него пробежала невольная дрожь. Прищурившись, он оглянулся на огоньки
Ки-Уэста, подумал о Холли, которая его там ждет, собрался с духом, снял
маску и ласты, привязал их к цепи в полез по ней вверх. Каждое усилие болью
отдавалось у него в плече и в боку. Но он не мог останавливаться. Медленно,
беззвучно он подтягивал себя по цепи, пока не достиг того места, где она
входила в клюз. Отверстие было слишком узким, чтобы он мог в него пролезть,
но в сочетании с массивной цепью позволило ему закрепиться ногами в сетчатых
резиновых тапочках, удержать равновесие, вытянуть вверх руки и уцепиться за
фальшборт на носу. Подтянувшись на руках, он заглянул на палубу, никого не
увидел, поискал глазами датчики сигнализации, не нашел признаков их
присутствия и переполз через поручни на мягко освещенную палубу.
Перебегая в укрытие под наружным трапом, он знал, что оставляет за
собой мокрый след, по этого было никак не избежать. К счастью, почти вся
вода успела вытечь у него из гидрокостюма, пока он лез по цепи. Скоро
вытекут и остатки. А до тех пор надо было использовать то время, которое у
него было.
На возвышавшихся над ним палубах лишь несколько окон были освещены. На
трапах, в коридорах и проходах горели фонари, но они довольно далеко
отстояли друг от друга и светили слабо, так что не было недостатка в тени,
куда бы Бьюкенен мог заползти. Резиновые сетчатые тапочки, которые он надел
под ласты, были снабжены бороздками на подошвах, которые усиливали их
сцепление с досками палубы. Он почти совсем не оставлял
следов, когда тихо шел по проходу в коридор и потом вверх по трапу.
Он следовал указаниям Холли. Она дала ему подробное описание яхты и
точную оценку членов экипажа, у которых явно не было никаких стимулов к
несению службы в отсутствие терроризировавшего их хозяина. Бьюкенен
напряженно прислушался, ничего не услышал, вышел из-под трапа и двинулся по
одному из коридоров средней палубы мимо дверей, выходивших в него по обеим
сторонам. Его интересовала лишь одна каюта в конце коридора с правой
стороны. Холли говорила, что это единственное место, которое не показали ей
ее новые друзья.
-- Сюда вход воспрещен, -- сказали они.
-- Почему? -- спросила она.
-- Мы не знаем. Здесь всегда заперто, -- таков был
ответ.
Эта каюта была расположена между спальней Драммонда и залом приемов --
большим, роскошно отделанным и обставленным, с окнами, из которых открывался
вид на солярий.
-- Ну, у вас наверняка есть хоть какие-то предположения насчет того,
что там может быть, -- сказала Холли своим приятелям из команды.
-- Никаких. Нам было сказано, что мы потеряем работу, если хотя бы раз
попытаемся туда проникнуть.
Дверь была заперта на два замка с двойными защелками. Бьюкенен вынул из
кармашка в гидрокостюме два коротких металлических штырька. Он кончил
открывать первый замок, когда услышал шаги по трапу в противоположном конце
коридора. Усилием воли заставляя руки не дрожать, он взялся за второй замок.
Шаги все ниже, все ближе.
Бьюкенен не осмеливался даже взглянуть в том направлении. Ему
приходилось концентрировать внимание на замке, пока он манипулировал своим
инструментом.
Шаги были уже на нижних ступеньках трапа.
Бьюкенен повернул ручку, скользнул в темную каюту и закрыл за собой
дверь. Он затаил дыхание, прижался ухом к переборке и прислушался. По
прошествии тридцати секунд, все еще не слыша ни звука из коридора, он
нащупал выключатель, щелкнул им и зажмурился от неожиданно яркого света.
То, что он увидел, заставило его нахмуриться, В этой вытянутой комнате,
соединявшейся через запертую дверь со спальней Драммонда, в несколько рядов
стояли телевизионные мониторы и видеомагнитофоны.
Бьюкенен повернул ручки громкости на самый тихий звук и включил
мониторы. Через секунду на светящихся экранах появились многочисленные
помещения и секции палуб. На одном экране он увидел двух моряков в рубке. На
другом экране еще двое из команды смотрели телевизор. На третьем с полдюжины
членов экипажа спали на койках. На четвертом один человек -- вероятно,
капитан -- спал в каюте, где, кроме него, никого не было. На других экранах
было множество незанятых спален. Эти темные каюты и другие, в которых спали
люди, Бьюкенен видел на мониторах в зеленоватом свете -- знак, что на
скрытых камерах, передававших оттуда изображение, установлена оптика ночного
видения. Мониторы, показывавшие яхту снаружи, также были зеленоватыми.
Наверно, эти камеры автоматически переходили на обычную оптику, когда
зажигали свет или при дневном освещении.
Так значит, Алистер Драммонд любит подсматривать за своими гостями,
подумал Бьюкенен. Старик закрывается в спальне, отпирает дверь в эту
примыкающую каюту и наблюдает, что делает команда в его отсутствие и, что
еще важнее, чем занимаются его гости -- раздеваются, облегчаются,
совокупляются, колются. И все это можно записать, чтобы снова и снова
насладиться зрелищем.
Бьюкенен сосредоточил свое внимание на запертом металлическом шкафчике.
Справившись с замком, он открыл шкафчик и обнаружил ряды надписанных
видеокассет. 5 августа 1988 года. 10 октября 1989 года. 18 февраля 1990
года. Бьюкенен быстро окинул их взглядом, отметив, что они расставлены по
порядку, по датам. Тут не меньше сотни кассет. Величайшие "хиты"
Алистера Драммонда.
Тот круиз, который интересовал Бьюкенена, был в феврале. Он нашел
кассету за этот месяц, вставил ее в плейер и нажал на кнопку включения,
удостоверившись, что звук стоит на нуле. Качество видеозаписи было
превосходным, даже когда изображение имело зеленоватый оттенок. Гостей было
довольно много. Отснятые в разных местах кадры показывали их в самых
интимных, откровенных и компрометирующих ситуациях. Оральный секс и
гомосексуализм были особенно популярны. В конце Бьюкенен насчитал тринадцать
мужчин и двенадцать женщин. Мужчины -- все в летах -- держались
неопределенный срок. На автостоянке же аэропорта даже довольно длительная
парковка машин не была чем-то из ряда вон выходящим.
Им пришлось все делать в спешке. Они могли успеть только в случае
везения с билетами и дорогой. Им удалось-таки достать два билета на
последний рейс из Ла-Гуардиа до Майами, и, хотя они подбежали к выходу на
посадку в самые последние секунды, это уже не имело значения. Главное, они
попали в самолет.
Во время полета никто из них не мог заснуть -- метало напряжение.
Аппетита тоже не было. Все же оба съели то, что предложила им авиакомпания,
для поддержания сил.
-- Твой маршрут. Канкун, Мерида, Форт-Лодердейл, -- сказала Холли.
-- Я никогда не говорил, что был в каком-либо из этих мест, --
отозвался Бьюкенен.
-- Но у остальных на этот счет нет сомнений. Вашингтон, Новый Орлеан,
Сан-Антонио, опять Вашингтон, Нью-Йорк, а теперь Майами указывает на юг. И
все это за две недели. Болтаться с тобой бывает весьма изнурительно. А для
тебя это нормально.
-- Ничего, привыкай.
-- Думаю, мне это понравится.
Еще в "Дорсете" Бьюкенен спрашивал себя, не находится ли причал
яхты Драммонда в том же городе, что и штаб-квартира драммондовской
корпорации. Зная, что все крупные суда должны подавать рейсовый план с
указанием продолжительности и маршрута предстоящего плавания, он позвонил в
береговую охрану Сан-Франциско. Но там дежурный офицер сказал ему, что яхта
базируется где-то в другом месте -- у них нет рейсового плана на нее. Тогда
Бьюкенен попытался связаться с Национальной ассоциацией морского страхования
-- ее головной конторой, находящейся в Лонг-Бич, Калифорния. Восемь вечера
на Восточном побережье соответствовали пяти вечера на Западном. Он
дозвонился буквально перед самым закрытием офиса.
-- Меня зовут Альберт Дрейк. -- Он притворился взволнованным. -- Мой
брат Рик работает на... Боже, не могу вспомнить... а, на "Посейдоне".
Точно. -- Бьюкенен знал название из материалов расследования, которые
передала ему Холли. -- Судно принадлежит Алистеру Драммонду. Двухсотфутовая
яхта. Но Рик не оставил маршрута яхты. С нашей матерью случился удар. Мне
надо с ним связаться, но я не знаю, как еще... В береговой охране
посоветовали...
Крупные яхты страхуются на такие огромные суммы, что морские
страховщики хотят знать, где эти суда будут находиться в то или иное время.
Как только "Посейдон" перейдет на новую стоянку, его капитан должен
будет доложить об этом.
Ки-Уэст. По прибытии в Майами вскоре после полуночи Бьюкенен и Холли
воспользовались кредитной карточкой на имя Чарльза Даффи, чтобы ваять
напрокат машину, и отправились в 150-мильную поездку в южном направлении по
якорным стоянкам Флориды. По пути они останавливались выпить кофе и меняли
друг друга за рулем, чтобы каждый мог подремать. От света ртутных ламп вдоль
сорока двух длинных мостов на Приморском шоссе у них болели глаза и
прибавлялось усталости.
Вот-вот должен был забрезжить рассвет, когда они достигли своей цели --
самого южного населенного пункта материковой части Соединенных Штатов.
Ки-Уэст, всего четыре мили в длину и полторы в ширину, имел около тридцати
тысяч человек постоянного населения. Один из последних бастионов
"контркультуры" в Америке, этот песчано-коралловый островок все еще
оставался синонимом неортодоксального образа жизни в стиле Хемингуэя,
который когда-то жил здесь и чей дом -- с его многочисленным кошачьим
населением, предположительно восходящим к тем домашним любимцам, которых
держал сам писатель, -- представлял собой национальную историческую
достопримечательность. Городская атмосфера и архитектура являли собой
экзотическую смесь багамского, вест-индского и кубинского влияний. Город был
славен своей глубоководной рыбалкой и экзотической тропической кухней. Здесь
располагалась метеостанция ВМС США. В Кн-Уэсте когда-то жил Гарри Трумэн, а
самым знаменитым теперешним его обитателем был певец и литератор Джимми
Ваффет.
Но Бьюкенена в Ки-Уэсте интересовала одна-единственная вещь, так что,
после того как он и Холли поспали еще несколько часов в дешевом мотеле, где
плату принимали наличными деньгами вперед (он начал уже нервничать каждый
раз, когда приходилось пускать в ход кредитную карточку Чарльза Даффи), они
помылись, поели и приступили к делу. Часовая прогулка по оживленной гавани,
где в магазинчике они купили сандалии, пуловеры с короткими рукавами и
обрезанные джинсы, чтобы не выделяться в толпе, дала Бьюкенену неплохую
возможность как бы невзначай порасспросить торговцев и рыбаков. Вскоре опи с
Холли смогли выйти на причал, облокотиться на поручни, вдыхать влажный,
круто соленый воздух и изучать свой объект.
Яхта Драммонда, сверкая белизной на фоне бирюзовых вод Мексиканского
залива, стояла на якоре в сотне ярдов от берега. Имея двести футов в длину,
три палубы и вертолетную площадку наверху (сам вертолет улетел вчера в южном
направлении, как сообщил Бьюкенену один рыбак), яхта должна была бы вызывать
восхищение, но вместо этого на Бьюкенена веяло холодом, несмотря на
85-градусную [По шкале Фаренгейта; по Цельсию -- около 30 .] жару.
Обтекаемый контур судна казался угрожающим, напоминая изогнутое на конце
лезвие массивного охотничьего ножа. Несмотря на свое белоснежное
великолепие, яхта казалась окутанной зловещим черным облаком.
-- Временами, -- взглянула на Бьюкенена Холли, -- когда ты глубоко
задумываешься, твои глаза и твое лицо меняются. Ты производишь впечатление
какого-то чужого, совершенно незнакомого человека.
-- Это как?
-- Становишься серьезным. Встревоженным.
-- Чтобы между нами не было недоразумений -- это ие имеет никакого
отношения к Марии Томес, -- произнес Бьюкенен. -- Да, я хочу узнать, что с
ней случилось. Но больше всего я хочу узнать, что произошло с Хуаной. -- Он
отвернулся от яхты и перевел взгляд на Холли. -- Во всем этом многое мне
пока непонятно. Например, то, что я чувствую к тебе. Но я должен оплатить
старые счета, прежде чем открывать новые. Когда все это кончится, мы вдвоем
сможем обсудить, что же мы имеем.
Рыжие волосы Холли теребил ветер. Она подумала над тем, что он сказал,
и кивнула.
-- Я никогда не исходила из того, что должна получить какие-то
гарантии. Я этого не планировала. Меня просто подхватило и понесло.
Прекрасно. Мы правильно понимаем друг друга. Во всем нужен порядок. Итак,
теперь, когда мы нашли яхту, что будем делать дальше?
-- Ты заметила, как я разговаривал с местными жителями? Немножко
болтовни в сочетании с несколькими тщательно обдуманными вопросами --
способ, именуемый выуживанием. Это эквивалент того, что ты называешь
интервьюированием. Но разница состоит в том, что твои объекты почти всегда
знают, что их интервьюируют, тогда как мои ни в коем случае не должны ни о
чем догадываться. Иногда, если они поймут, что их доят на предмет
информации, их реакция может быть смертельной для того, кто это делает.
Холли внимательно слушала.
-- Я думал, ты можешь обидеться на то, что я указываю тебе, как надо
брать интервью, -- улыбнулся Бьюкенен.
-- Все это дело с самого начала для меня -- один сплошной курс
обучения. Зачем же сейчас вдруг прекращать его?
-- Отлично. Итак, выуживание. -- И он рассказал ей о своем обучении, о
том, как ему надо было практиковаться, заходя в бары и заговаривая с
незнакомыми людьми, чтобы в конце беседы получить у них такие сугубо
конфиденциальные сведения, как, например, номер дела в службе социального
обеспечения и дата рождения, причем не только число и месяц, но и год.
-- Как тебе это удавалось? -- спросила Холли. -- Я бы скорее подумала,
что ты шпионил -- подслушивал и подсматривал.
-- Я подсаживался к намеченной жертве, пропускал с ней пару
стаканчиков, заводил пустячный разговор, отпускал замечания по поводу
передачи, которую показывали по телевизору над стойкой бара, и в какой-то
момент говорил, что узнал сегодня нечто интересное. В ответ я, разумеется,
слышал: "Что же?" Тогда я вынимал свой бумажник и показывал
собеседнику свою подделанную карточку социального страхования. "Все
эти цифры что-то означают, -- говорил я. -- Я думал, что их дают в
последовательном порядке, но если вы разобьете каждую группу, то увидите,
что цифры обозначают самые разные сведения -- например, когда и где я
родился. Видите, вот эта цифра означает, что я из Питтсбурга, а эту группу
цифр присваивают всем, кто родился в шестидесятом году, а этой цифрой
обозначают месяц, а... Давайте, я вам покажу. Какой у вас номер? Ставлю
доллар, что смогу сказать вам, где и когда вы родились".
Пораженная Холли покачала головой.
-- Неужели это правда?
-- Что меня этому обучали?
-- Нет. Про номер социального обеспечения.
-- А какой у тебя? Давай посмотрим, смогу ли я сказать, когда и где ты
родилась.
Холли засмеялась.
-- Надо же, ведь получается. Ты выдумываешь какое-нибудь место и дату,
а тот, кого ты интервьюируешь, желая показать тебе, как глубоко ты
заблуждаешься, сообщает тебе необходимые сведения. Ловко.
-- Выуживание информации, -- повторил Бьюкенен. -- Искусство получения
сведений, когда объект даже не подозревает, чем ты занимаешься. Это обычный
метод, которым пользуются агенты для добывания военных, политических и
промышленных секретов. Обычно это происходит в барах, а объектами, как
правило, бывают чьи-то помощники, секретари, младшие офицеры, то есть люди,
чаще всего недовольные своим положением, разочарованные и ничего не имеющие
против того, чтобы поговорить о своих проблемах, если их к этому ненавязчиво
подталкивать. Несколько порций выпивки. Проявление интереса. Один фрагмент
информации лепится к другому. Обычно для этого нужно время, несколько
встреч, но иногда это можно провернуть быстро, а в данном случае -- просто
необходимо все сделать в самые короткие сроки, потому что я должен узнать,
что случилось с Хуаной. Если она еще жива... -- Голос Бьюкенена напрягся. --
Если она еще жива, я должен вывести ее из-под удара.
Холли внимательно посмотрела на него.
-- Что мы должны делать?
-- Тебе нужно просто быть самой собой, то есть сексапильной и желанной.
Холли казалась озадаченной.
-- Пока мы разговаривали, от яхты Драммонда отвалил катер и сейчас
направляется к берегу. С тремя членами команды на борту.
Прищурив глаза от блеска солнца на воде, Холли перевела взгляд туда,
куда смотрел Бьюкенен.
-- Мы проследим, куда они пойдут, -- бросил Бьюкенен. -- Может, их
послали в город с поручением. А может, У них сегодня увольнительная. Если
они пойдут в какой-нибудь бар, то я...
-- Черт побери, я ведь не хотел ехать в такую даль, -- сокрушался
Бьюкенен. -- Что я с этого имею? Стоит мне посмотреть в другую сторону, как
ты уже перемигиваешься с каким-нибудь молодым жеребцом, у которого все из
шорт выпирает.
-- Говори тише, -- попросила Холли.
-- Гарри меня предупреждал насчет тебя. Говорил, что с тебя нельзя глаз
спускать ни на секунду. Говорил, что ты готова трахнуться с любым
мальчишкой, лишь бы у него стояло, и чем моложе, тем лучше.
-- Говори тише, -- повторила Холли более резким тоном.
-- Я вижу, ты этого не отрицаешь. Что, не хочешь, чтобы кто-то узнал
правду?
-- Прекрати! -- В голосе Холли послышалось предупреждение. -- Ты
ставишь меня в неловкое положение.
Они сидели в баре "Корал Риф" за столиком в углу, где одну стену
над ними украшали рыбацкие сети, а другую -- чучело рыбы марлин. Маленький
круглый столик был накрыт скатертью с рисунком из волнистых линий и цифр,
который делал ее похожей на морскую карту. Свисавшие с потолка светильники
напоминали по форме штурвал.
Бьюкенен развалился в кресле и опрокинул в себя полстакана пива.
-- "Говори тише". Это все, что ты можешь сказать. Давай заключим
уговор: я не буду поднимать голос, если ты не будешь спускать трусики.
Официант, еще два пива!
-- Я не хочу пить, -- отказалась Холли.
-- А кто говорит, что я для тебя заказываю? Официант! Я передумал.
Принесите виски со льдом.
-- Ты уже выпил две порции в предыдущем баре. А здесь два пива и...
Дейв, ведь сейчас еще только полдень, ради всего святого!
-- А ты заткнись, ладно? -- Бьюкенен грохнул кулаком об стол. -- Буду
пить, когда мне хочется. Если бы ты перестала прыгать в постель с каждым...
-- Сэр, -- произнес чей-то голос, -- вы мешаете другим посетителям.
-- Велика важность, дерьмо.
-- Сэр, -- сказал мужчина (это был крупный мужчина, белокурый, с
подстриженными ежиком волосами и мышцами, которые распирали его тенниску),
-- если вы не будете говорить тише, то я буду вынужден просить вас уйти.
-- Проси сколько хочешь, приятель, но я с места не сдвинусь. --
Бьюкенен проглотил остатки пива и заорал на официанта: -- Где же виски?
Люди начали оглядываться на них.
-- Дейв, -- взмолилась Холли.
Бьюкенен опять грохнул по столу.
-- Я сказал тебе, сука, чтоб ты заткнулась!
-- Ладно, -- рявкнул крупный мужчина. -- Пошли, приятель.
-- Эй! -- запротестовал Бьюкенен, когда тот схватил его. -- Какого
черта?.. -- Поставленный рывком на ноги и притворившись, будто пошатнулся,
Бьюкенен повалился на стол, опрокидывая стаканы. -- Черт, поосторожнее с
моей рукой! Ты чуть не сломал ее!
-- Это было бы здорово, приятель.
Когда здоровяк заломил ему руку за спину и стал подталкивать к выходу,
Бьюкенен злобно оглянулся на Холли.
-- А ты чего ждешь? Пошли!
Холли не ответила.
-- Пошли, я сказал!
Холли опять ничего не ответила. Она лишь вздрагивала, слыша, как
Бьюкенен продолжает вопить снаружи. Потом медленно поднесла к губам стакан с
пивом, отхлебнула, покосилась на свою дрожащую руку, опустила стакан и
провела рукой по глазам.
-- С вами все в порядке?
Холли взглянула снизу вверх на стоявшего перед пей симпатичного
загорелого стройного молодого человека лет двадцати пяти в белой форменной
одежде.
Она не ответила.
-- Послушайте, я правда не хочу вас беспокоить, -- сказал он. -- Вам и
так уже досталось. Но у вас такой вид... Если я чем-то могу вам помочь...
Можно предложить вам еще выпить?
Холли еще раз провела рукой по глазам, выпрямилась, пытаясь принять вид
человека с чувством собственного достоинства. Боязливо посмотрела в сторону
двери.
-- Да, пожалуйста
-- Еще одно пиво для дамы.
-- И...
--Да?
-- Мне... я была бы очень благодарна, если бы вы могли позаботиться...
чтобы он ничего мне не сделал, когда я буду уходить.
Бьюкенен стоял, прислонившись к ограждению пирса. В гуще суеты туристов
и рыбаков он не будет бросаться в глаза, наблюдая за катером, который,
рассекая бирюзовую воду и скользя между прогулочными и рыболовными судами,
возвращался к сверкающей белоснежной яхте, стоявшей на якоре в ста ярдах от
берега. Солнце теперь было позади него, так что ему не приходилось щуриться
от солнечного света, отражаемого водами Мексиканского залива. Он без труда
видел, что вместе с возвращавшимися на яхту тремя членами команды на катере
находилась красивая рыжеволосая женщина, которая мило болтала с ними, а один
из них позволил ей подержаться за штурвал катера.
Когда они поднялись на борт яхты, Бьюкенен кивнул, огляделся, проверяя,
не наблюдает ли кто за ним, и не торопясь ушел с пирса. По крайней мере, так
казалось. На самом деле он, прогуливаясь по причалам Ки-Уэста, пристально и
незаметно изучал яхту, делая вид, будто снимает виды города, и пользуясь
телеобъективом на фотоаппарате Холли как подзорной трубой. Ведь Холли могла
попасть там в беду, хотя и заявила решительно, что в состоянии о себе
позаботиться. Пусть так, но он сказал ей, что, если она появится на одной из
палуб с взволнованным видом, он сразу же бросится ей на помощь.
Около пяти часов катер снова отошел от яхты и направился к берегу, имея
на борту тех же самых членов команды и Холли. Она поднялась на причал,
чмокнула одного из мужчин в щеку, взъерошила волосы другому, заключила в
объятия третьего и с явно довольным видом пошла в город.
Бьюкенен оказался в их маленькой темноватой комнатке в мотеле за минуту
до появления там Холли. От тревоги за нее ожидание показалось ему более
долгим, чем было на самом деле.
-- Ну, как все прошло? -- с беспокойством спросил он, как только она
вошла.
Она сбросила сандалии и села на кровать. Вид у нее был усталый.
-- Им очень трудно было держать свои руки при себе. Мне пришлось все
время двигаться. Я чувствую себя так, словно участвовала в марафонском
забеге.
-- Дать тебе воды? Или что-нибудь из фруктов, которые я купил?
-- Да, фрукты -- это было бы неплохо. Апельсин или... Чудесно. -- Она
отпила немного принесенной им воды "Перье". -- Это у тебя называется
выслушивать донесение агента?
-- Да. Если бы речь шла о работе.
-- А сейчас разве нет? Сначала ты создаешь обстановку, в которой
завербованный тобой агент чувствует себя комфортно и ощущает свою нужность.
Потом ты...
-- Эй, полегче! Не все, что я делаю, рассчитано заранее.
-- Правда? -- С минуту Холли изучающе смотрела на него. -- Ладно. Тогда
о яхте. Команда состоит из пятнадцати человек. На берег сходят по очереди.
Они считают, что Драммонд, как выразился один из ребят, -- деспотичный кусок
дерьма. Они боятся его. Пока он на борту. Но когда кота нет, мышки
веселятся, даже иногда приводят женщин. Чтобы похвастаться яхтой и отомстить
Драммонду за все унижения.
Бьюкенен положил на стол карандаш и блокнот.
-- Нарисуй схему расположения каждой каюты на каждой палубе. Мне надо
знать, где что находится, где и когда команда ест и спит, любую мелочь,
которую ты вспомнишь. Знаю, что ты устала, Холли. Мне очень жаль, но
придется еще немного поработать.
Достать гидрокостюм оказалось делом нетрудным: в Ки-Уэсте множество
магазинов для ныряльщиков. Вода здесь достаточно теплая, так что при обычных
обстоятельствах Бьюкенену не нужно было бы брать напрокат такой костюм, но
его зашитый бок как раз и делал обстоятельства необычными. Ему надо было
оберегать заживающую ножевую рану. Он хотел свести до минимума то количество
крови, которое будет вымыто из запекшихся корочек вокруг швов и перейдет в
окружающую воду. Как и в Канкуне, когда он бежал от полиции, переправившись
вплавь через пролив, отделяющий остров от материка, он опасался акул и
барракуд. Тогда его, правда, беспокоило кровотечение из огнестрельной раны,
но ситуация была похожей. На этот раз он, по крайней мере, имел возможность
подготовиться, хотя еще одно напоминание о канкунском заплыве продолжало его
беспокоить -- головная боль.
Эта боль, от которой раскалывался череп, не прекращалась. Ему казалось,
что его нервы -- это натянутые до предела и готовые вот-вот лопнуть кожаные
шнурки. Но он не мог позволить себе отвлечься на эту боль. Сейчас три часа
ночи, он плывет в темной воде, а его черный гидрокостюм неразличим во тьме.
Он держал руки свободно вытянутыми по бокам, плавно работая ластами, очень
стараясь не шуметь и не оставлять в воде пенных барашков. Он держал лицо
почти все время опущенным вниз, несмотря на то что вычернил его перед тем,
как войти в воду, чтобы оно не выделялось на ее темном фоне. Сверкали
звезды. Начал всходить серп луны. Света будет достаточно, когда он
приблизится к яхте.
Потом он коснулся якорной цепи. Смотря вверх, он не услышал ни шагов,
ни голосов. Хотя в гидрокостюме вода казалась даже теплее, чем была, по телу
у него пробежала невольная дрожь. Прищурившись, он оглянулся на огоньки
Ки-Уэста, подумал о Холли, которая его там ждет, собрался с духом, снял
маску и ласты, привязал их к цепи в полез по ней вверх. Каждое усилие болью
отдавалось у него в плече и в боку. Но он не мог останавливаться. Медленно,
беззвучно он подтягивал себя по цепи, пока не достиг того места, где она
входила в клюз. Отверстие было слишком узким, чтобы он мог в него пролезть,
но в сочетании с массивной цепью позволило ему закрепиться ногами в сетчатых
резиновых тапочках, удержать равновесие, вытянуть вверх руки и уцепиться за
фальшборт на носу. Подтянувшись на руках, он заглянул на палубу, никого не
увидел, поискал глазами датчики сигнализации, не нашел признаков их
присутствия и переполз через поручни на мягко освещенную палубу.
Перебегая в укрытие под наружным трапом, он знал, что оставляет за
собой мокрый след, по этого было никак не избежать. К счастью, почти вся
вода успела вытечь у него из гидрокостюма, пока он лез по цепи. Скоро
вытекут и остатки. А до тех пор надо было использовать то время, которое у
него было.
На возвышавшихся над ним палубах лишь несколько окон были освещены. На
трапах, в коридорах и проходах горели фонари, но они довольно далеко
отстояли друг от друга и светили слабо, так что не было недостатка в тени,
куда бы Бьюкенен мог заползти. Резиновые сетчатые тапочки, которые он надел
под ласты, были снабжены бороздками на подошвах, которые усиливали их
сцепление с досками палубы. Он почти совсем не оставлял
следов, когда тихо шел по проходу в коридор и потом вверх по трапу.
Он следовал указаниям Холли. Она дала ему подробное описание яхты и
точную оценку членов экипажа, у которых явно не было никаких стимулов к
несению службы в отсутствие терроризировавшего их хозяина. Бьюкенен
напряженно прислушался, ничего не услышал, вышел из-под трапа и двинулся по
одному из коридоров средней палубы мимо дверей, выходивших в него по обеим
сторонам. Его интересовала лишь одна каюта в конце коридора с правой
стороны. Холли говорила, что это единственное место, которое не показали ей
ее новые друзья.
-- Сюда вход воспрещен, -- сказали они.
-- Почему? -- спросила она.
-- Мы не знаем. Здесь всегда заперто, -- таков был
ответ.
Эта каюта была расположена между спальней Драммонда и залом приемов --
большим, роскошно отделанным и обставленным, с окнами, из которых открывался
вид на солярий.
-- Ну, у вас наверняка есть хоть какие-то предположения насчет того,
что там может быть, -- сказала Холли своим приятелям из команды.
-- Никаких. Нам было сказано, что мы потеряем работу, если хотя бы раз
попытаемся туда проникнуть.
Дверь была заперта на два замка с двойными защелками. Бьюкенен вынул из
кармашка в гидрокостюме два коротких металлических штырька. Он кончил
открывать первый замок, когда услышал шаги по трапу в противоположном конце
коридора. Усилием воли заставляя руки не дрожать, он взялся за второй замок.
Шаги все ниже, все ближе.
Бьюкенен не осмеливался даже взглянуть в том направлении. Ему
приходилось концентрировать внимание на замке, пока он манипулировал своим
инструментом.
Шаги были уже на нижних ступеньках трапа.
Бьюкенен повернул ручку, скользнул в темную каюту и закрыл за собой
дверь. Он затаил дыхание, прижался ухом к переборке и прислушался. По
прошествии тридцати секунд, все еще не слыша ни звука из коридора, он
нащупал выключатель, щелкнул им и зажмурился от неожиданно яркого света.
То, что он увидел, заставило его нахмуриться, В этой вытянутой комнате,
соединявшейся через запертую дверь со спальней Драммонда, в несколько рядов
стояли телевизионные мониторы и видеомагнитофоны.
Бьюкенен повернул ручки громкости на самый тихий звук и включил
мониторы. Через секунду на светящихся экранах появились многочисленные
помещения и секции палуб. На одном экране он увидел двух моряков в рубке. На
другом экране еще двое из команды смотрели телевизор. На третьем с полдюжины
членов экипажа спали на койках. На четвертом один человек -- вероятно,
капитан -- спал в каюте, где, кроме него, никого не было. На других экранах
было множество незанятых спален. Эти темные каюты и другие, в которых спали
люди, Бьюкенен видел на мониторах в зеленоватом свете -- знак, что на
скрытых камерах, передававших оттуда изображение, установлена оптика ночного
видения. Мониторы, показывавшие яхту снаружи, также были зеленоватыми.
Наверно, эти камеры автоматически переходили на обычную оптику, когда
зажигали свет или при дневном освещении.
Так значит, Алистер Драммонд любит подсматривать за своими гостями,
подумал Бьюкенен. Старик закрывается в спальне, отпирает дверь в эту
примыкающую каюту и наблюдает, что делает команда в его отсутствие и, что
еще важнее, чем занимаются его гости -- раздеваются, облегчаются,
совокупляются, колются. И все это можно записать, чтобы снова и снова
насладиться зрелищем.
Бьюкенен сосредоточил свое внимание на запертом металлическом шкафчике.
Справившись с замком, он открыл шкафчик и обнаружил ряды надписанных
видеокассет. 5 августа 1988 года. 10 октября 1989 года. 18 февраля 1990
года. Бьюкенен быстро окинул их взглядом, отметив, что они расставлены по
порядку, по датам. Тут не меньше сотни кассет. Величайшие "хиты"
Алистера Драммонда.
Тот круиз, который интересовал Бьюкенена, был в феврале. Он нашел
кассету за этот месяц, вставил ее в плейер и нажал на кнопку включения,
удостоверившись, что звук стоит на нуле. Качество видеозаписи было
превосходным, даже когда изображение имело зеленоватый оттенок. Гостей было
довольно много. Отснятые в разных местах кадры показывали их в самых
интимных, откровенных и компрометирующих ситуациях. Оральный секс и
гомосексуализм были особенно популярны. В конце Бьюкенен насчитал тринадцать
мужчин и двенадцать женщин. Мужчины -- все в летах -- держались