Моррелл Дэвид. Чужое лицо

дверного проема. И вот она уже на улице, идет быстрым шагом, чувствуя, как
ее охватывает острый холодок последних дней октября. Жаль, что нельзя было
взять с собой никакого пальто, -- в гардеробе у ее персонажа были только
дорогие пальто, предназначавшиеся для ношения в ансамбле с вечерними
туалетами. Не нашлось ничего похожего на обычную куртку-ветровку. Ладно, это
не так важно. Зато она свободна. Только надолго ли? Страх и крайняя
необходимость гнали ее вперед.
Без парика, специального грима и приспособлений, меняющих черты лица,
она уже не походила на ту женщину. Верно, публика ее теперь не узнает, но у
Алистера Драммонда есть ее фотография в натуральном виде. Поэтому она не
поехала в такси. Таксист, если его начнут расспрашивать, вспомнит, что
подобрал такую пассажирку в этот час и в этом месте, причем задача его
упрощается благодаря ее латиноамериканской внешности. Он также вспомнит, где
ее высадил. Конечно, она вышла бы на приличном расстоянии от того места,
куда на самом деле хотела попасть, так что большой опасности здесь для нее
не было. И все-таки, рассудила она, будет лучше не оставлять Драммонду
вообще никаких ниточек, даже ложных, а про-
сто как бы исчезнуть, и все. Да и денег у нее так мало, что глупо
тратить их на такси.
Так что она бежала по почти безлюдным улицам с видом ранней пташки,
любительницы бега трусцой. Решив поохотиться, она побежала вокруг
Центрального парка, старательно притворяясь легкой добычей. Наконец из
темноты вынырнули двое подростков с ножами. Она сломала каждому по руке и
отобрала у них четырнадцать долларов. К рассвету ее тренировочный костюм
покрылся темными пятнами пота, и она остановилась передохнуть в закусочной
на Таймс-сквер, где круглосуточно кормили гамбургерами. Там, расставшись с
частью своего скудного капитала, она выпила несколько чашек горячего кофе и
съела завтрак, состоявший из яичницы со шкварками, колбасок и сдобных
булочек. Нельзя сказать, чтобы это был ее обычный завтрак, и уж совсем это
было не то, что рекомендует Американская кардиологическая ассоциация, но
предстоящий день, как она ожидала, потребует от нее поистине безумных
усилий, чтобы уйти от возможного преследования, так что ей надо было
заправиться калориями в таком количестве, какое только мог выдержать ее
желудок.
Она потратила еще часть своих денег на билет в кинотеатр, где фильмы
крутили круглосуточно. Она знала, что в семь часов утра в почти пустом зале
одинокая женщина неизбежно привлечет к себе хищников. Именно этого она и
хотела. Когда фильм кончился и она выходила из кинотеатра, денег у нее стало
на пятьдесят долларов больше -- такая сумма досталась ей от трех мужчин,
которые друг за другом, о получасовыми интервалами, подсаживались и пытались
приставать к ней и которых она ударом локтя погружала в глубокий сон.
К тому времени открылись некоторые магазины уцененной одежды, и она
купила простой шерстяной берет, пару шерстяных перчаток и черную нейлоновую
куртку на подкладке, которая хорошо гармонировала c ее серым тренировочным
костюмом. Она подобрала волосы под берет, а слегка мешковатый тренировочный
костюм с успехом замаскировал ее роскошную грудь и бедра, так что она
казалась излишне располневшей и мужеподобной. Ее маскарад был почти
безупречен. Единственным изъяном была новизна одежды, в она исправила его,
вываляв берет, перчатки и куртку в грязи сточной канавы. Вот теперь она
ничем не отличалась от большинства прохожих на улице,
Теперь пора было выбрать место среди уличных торговцев, которые уже
расставляли свои лотки на краю тротуара вдоль Бродвея. Через два часа,
будучи все время настороже и следя, не проявляет ли чересчур большого
интереса к ее особе полиция или еще кто-нибудь, несколько раз поменяв на
всякий случай место, она смогла пустить в ход свое сценическое дарование и
продать всю свою бижутерию туристам, выручив целых двести пятнадцать
долларов.
Это давало ей возможность путешествовать -- не лететь самолетом,
конечно, чего она и так не собиралась делать, потому что люди Драммонда в
первую очередь кинутся проверять аэропорты, а ехать поездом (денег на это
вполне хватало) или автобусом, что было бы еще дешевле. Кроме того, в такой
одежде, как ей казалось, она будет привлекать к себе меньше всего внимания
именно в автобусе. Поэтому, съев гамбургер по дороге к автовокзалу возле
управления порта, в полдень она уже была на пути из Нью-Йорка в Балтимор.
Почему именно в Балтимор? А почему бы нет? -- подумала она. Это было
достаточно близко, чтобы на покупку автобусного билета не ушли все ее
деньги, и в то же время достаточно далеко, чтобы чувствовать себя спокойно.
В прошлом с Балтимором ее ничто не связывало. Это был случайный выбор,
который Драммонд не мог предугадать. Хотя, если он исключит все места, с
которыми она так или иначе была связана, и произвольно станет рассматривать
оставшиеся крупные города, расположенные в определенном радиусе от
Нью-Йорка, то ему может и повезти с догадкой. Никаких гарантий у нее нет. Ей
придется быть крайне осторожной.
По дороге в Балтимор, изучая попутчиков и стараясь определить, не
является ли кто-нибудь из них опасным для нее, она имела хорошую возможность
обдумать свое положение. Возвращаться к прежнему образу жизни было нельзя.
Ее родные и друзья представляли для нее опасность. Люди Драммонда наверняка
следят за ними. Ей предстояло создать новую личность, никак не связанную ни
с одним из прежних ее персонажей. Ей предстояло завести новых друзей и
выдумать новых родственников. Что касается работы, то она готова взяться за
любую, которая окажется терпимой, лишь бы это было что-то такое, чем она не
занималась раньше. Ей надо полностью оторваться от прошлого. Добыть
надлежащие документы для себя в новой ипостаси -- не проблема. Она же
профессионал.
Но, думая о будущем, она спрашивала себя, готова ли она принести эту
жертву. Ей нравилась та женщина, которой она была до знакомства с Алистером
Драммондом. И она хотела опять стать ею. Не сглупила ли она? А если она
неверно истолковала намерение Драммонда? Может, стоило потерпеть, продолжая
жить в роскоши?
Пока твоя миссия не будет завершена и надобность в твоих услугах не
отпадет.
А что потом?
Вспомни, ведь камни были фальшивыми, и ты никак не смогла бы получить
те деньги, которые якобы платит тебе Драммонд. Такое хитрое
"обустройство" этого счета в банке имеет смысл только в том случае,
если он задумал убить тебя и взять деньги обратно.
Но зачем ему надо меня убивать?
Чтобы скрыть что-то.
Что же?
Автобус прибыл в Балтимор в девять вечера. Под холодным моросящим
дождем центральная часть города выглядела мрачно. Она нашла дешевую
забегаловку и поела -- опять кофеин, калории, углеводы, не говоря о жирах
(она рассудила, что жиры помогут ей защититься от холода). Ей не хотелось
выбрасывать остаток денег на комнату в гостинице -- снять даже самый дешевый
номер было бы равносильно финансовой катастрофе. Какое-то время она бродила
по глухим улицам в надежде, что кто-нибудь к ней пристанет. Но у схватившего
ее мужчины, которому она сломала ключицу, в кармане оказалось всего
пятьдесят центов.
Она устала, замерзла, промокла и пала духом. Ей необходимо было
отдохнуть. Надо было найти такое место, где бы она чувствовала себя хоть в
относительной безопасности, где могла бы подумать и поспать. Когда в
каком-то переулке ей попалась на глаза тележка для покупок, она определилась
со своей следующей ролью. Измазав лицо грязью, она набросала в тележку
разного хлама. Сгорбившись и придав глазам безумное, пустое выражение, она
повезла тележку, толкая ее перед собой, под скрип колее, под дождем --
какая-то старьевщица спешит добраться до приюта для бездомных (мимо одного
такого заведения она только что прошла).
Что же мне делать? -- подумала она. Уверенность в своих силах, которую
она ощущала во время побега, постепенно оставила ее. Лишения, ожидавшие ее в
этой новой жизни, действовали угнетающе на ее воображение. Черт побери, мне
нравилась та, кем я была. И я снова хочу ею стать.
Но как? Чтобы это удалось, надо обыграть Драммонда, а при его
могуществе осуществить задуманное будет не просто.
Как далеко простирается его могущество? Зачем он нанял меня? Зачем ему
надо, чтобы я играла эту роль? В чем его тайна? Что он прячет? Если я это
узнаю, то, может быть, все-таки смогу обыграть его.
В одном можно быть уверенной: без денег и других средств тебе
понадобится чья-то помощь.
Но кого я могу просить о помощи? Обращаться к друзьям и родственникам
нельзя. Это ловушка. Кроме того, они не имеют ни малейшего представления о
том, что в таких случаях надо делать и чем все это может грозить.
А как насчет тех людей, с кем проходила обучение?
Нет, на них есть официальные досье. Драммонд по своим каналам может
узнать, кто они. Их возьмут под наблюдение на тот случай, если я к ним
обращусь, -- это ничуть не лучше родственников и друзей.
Моросящий дождь усилился и превратился в ливень. Ее намокшая одежда
обвисла и прилипла к телу. Бредя в темноте, она и правда чувствовала себя
той бедолагой-старьевщицей, вид которой приняла.
Ведь должен же найтись хоть кто-то!
Колеса ее тележки продолжали скрипеть.
Ведь не может быть, что ты осталась совсем одна! Ей хотелось закричать.
Надо смотреть правде в глаза. Человек, которому ты могла бы довериться
и просить о помощи, должен быть кем-то абсолютно безымянным и безликим,
абсолютно невидимым, совершенно не оставляющим следов ни на земле, ни на
бумаге, -- в общем, таким, чтобы казалось, будто он никогда и не
существовал. И еще он должен быть чертовски способным по части выживания.
Он? Почему, собственно, это должен быть мужчина?
И вдруг ее осенило. Когда она поравнялась со входом в приют для
бездомных, оттуда вышел мужчина в черном костюме с белым воротничком, какие
носят священники.
-- Входи, сестра. В такую ночь нельзя оставаться на улице.
Как полагалось по роли, она заупрямилась.
-- Прошу тебя, сестра. Здесь тепло. Тебе дадут поесть. Дадут и
местечко, где можно будет поспать.
Она все еще сопротивлялась, но уже с меньшим упорством.
-- Здесь ты будешь в безопасности, обещаю тебе. И твоя тележка, и все
твои вещи тоже будут в сохранности.
Это решило дело. Словно ребенок, она позволила вести
себя за руку. Оставив позади темноту ночи и войдя в ярко освещенный
приют, она ощутила запахи кофе, черствых пончиков и вареной картошки. Она
нашла себе убежище. Идя шаркающей походкой к деревянной скамье, где тесно
сидели люди, она повторяла про себя имя человека, у которого решила просить
помощи. Проблема заключалась в том, что он, вероятно, больше не пользовался
этим именем. Он был в постоянном движении. Официально он не существовал. Как
же в таком случае дать знать о себе человеку, который неосязаем и неуловим,
словно ветер? И где, черт возьми, он может сейчас быть?

2

До 1967 года Канкун оставался маленьким сонным городком на
северо-восточном побережье мексиканского полуострова Юкатан. В этом году
мексиканское правительство в поисках пути укрепления слабой экономики страны
решило поддержать туризм как никогда энергично. Но вместо того чтобы
усовершенствовать уже существующие курорты, правительство предпочло
построить туристский центр мирового класса на совершенно голом месте. К
поискам подходящего места с оптимальными погодными условиями подключили
компьютер, и компьютер выдал свое решение: новый курорт надо строить на
узкой песчаной косе в отдаленной части мексиканского побережья Карибского
моря. Строительство началось в 1968 году. Были сооружены самая современная
система канализации и водоочистки и надежная в эксплуатации электростанция.
По середине песчаной косы проложили автостраду с четырьмя полосами движения.
Рядом с автострадой посадили пальмы. На обращенной в сторону океана стороне
острова построили отели, которые своей формой должны были напоминать
пирамиды древних майя, а по берегу внутренней лагуны расположились ночные
клубы и рестораны. И теперь каждый год несколько миллионов туристов посещают
это место, где когда-то не было ничего, кроме песчаной косы.
Эта коса, где расположен Канкун, имеет форму семерки. Длина ее
двенадцать миль, ширина четверть мили, а с материковой частью она
соединяется двумя мостами, по одному на каждом конце. Отель "Клуб
интернасьональ", где Бьюкенен застрелил троих латиноамериканцев,
располагался в середине верхней перекладины семерки, и Бьюкенен, убегавший
по темному пляжу вдоль полосы прибоя, оставляя слева сверкающие огнями
здания других отелей, старался решить, что он будет делать, когда добежит до
моста на северной оконечности косы. Двое полицейских, которые оказались на
месте убийства, свяжутся по радио с коллегами на материковом берегу. А те
заблокируют мосты и будут останавливать всех американцев, пытающихся
покинуть остров. Скольких бы усилий это ни стоило, полиция отреагирует
быстро и эффективно. Канкун гордился тем, что туристы здесь чувствуют себя в
безопасности. Множественное убийство требовало максимального реагирования.
Чтобы успокоить туристов, надо быстро произвести арест.
При других обстоятельствах Бьюкенен не колеблясь свернул бы с пляжа,
прошел между отелями, вышел на вымощенный красным кирпичом тротуар,
тянувшийся вдоль автострады, и не спеша перешел бы мост, где любезно ответил
бы на вопросы полиции. Но сейчас ни о чем таком не могло быть и речи. Со
своим раненым плечом, в пропитанной кровью одежде он привлечет к себе такое
внимание, что его немедленно арестуют. Надо было найти другой выход отсюда.
В этом месте пляж изгибался, уходя влево, туда, где смутной тенью
вырисовывался мост. Он посмотрел на далекие огни отелей на том берегу
пролива, отделявшего песчаную косу от материка, и решил, что придется плыть.
Неожиданно он почувствовал головокружение. К его ужасу, у него
подкосились ноги. Сердце частило, стало трудно дышать. Это все еще
адреналин, успокаивал он себя. Не прошли бесследно и те четыре порции
текилы, после которых ему пришлось сначала драться за свою жизнь, а потом
убегать в таком темпе по пляжу. Однако с адреналином они старые друзья, и
прежде головокружений у него не случалось. Точно так же при его роде занятий
ему не единожды приходилось вступать в бой после того, как из соображений
конспирации он пил с вышедшим на контакт человеком, добиваясь его доверия. И
ни в одном из этих случаев такое сочетание напряжения сил с алкоголем не
приводило к головокружению. Да, бывало, что слегка подташнивало, но чтобы
голова кружилась -- никогда. Как бы там ни было, сейчас голова у него
определенно кружилась, да и подташнивало тоже, так что следовало признать:
хотя рана в плече и оказалась поверхностной, потеря крови, должно быть, была
более значительной, чем он думал. Если не остановить кровотечение, то он
рискует потерять сознание. А то и хуже.
Получивший фельдшерскую санитарную подготовку Бьюкенен знал, что для
остановки кровотечения лучше всего применить давящую повязку. Но у него не
было с собой аптечки первой помощи. Оставался способ, который одно время
рекомендовали, но впоследствии от него отказались -- наложение жгута.
Недостаток жгута состоял в том, что он останавливал приток крови не только к
ране, но и ко всей конечности, в данном случае к правой руке Бьюкенена. Если
наложить его слишком туго или не ослаблять через определенные промежутки
времени, то возникает опасность такого повреждения тканей, которое может
привести к гангрене.
Но ничего другого ему не оставалось. На мост влетели спецмашины с
включенными сиренами и мигалками. Остановившись у береговой кромки пролива,
отделявшего песчаную косу от материка, Бьюкенен настороженно вглядывался в
темноту позади себя. Он не увидел и не услышал ничего, указывающего на то,
что его преследуют. Но еще увидит и услышит, и притом очень скоро. Он быстро
вынул из кармана брюк свой пояс, который отобрал у него второй близнец и
которым Бьюкенен вновь завладел, убив того в перестрелке. Пояс был сплетен
из тонких полосок кожи, так что нужды в специально проделанных дырочках не
было. Язычок пряжки можно было продеть между полосками в любом месте пояса.
Бьюкенен наложил пояс на свое распухшее правое плечо выше раны и крепко
затянул за свободный конец, действуя левой рукой, а дрожащими пальцами
правой, которую он, превозмогая боль и покрывшись от усилия испариной,
все-таки согнул в локте, протолкнул язычок пряжки между сплетениями. У него
дрожали ноги и потемнело в глазах. Он испугался, что потеряет сознание. Но в
следующий момент зрение вернулось к норме, и он огромным усилием заставил
ноги двигаться. Даже не видя, он уже ощутил, что кровотечение значительно
уменьшилось. Голова кружилась не так сильно. Зато теперь он с тревогой
почувствовал в правой руке покалывание и холод.
Подумав, что его синие брезентовые палубные туфли могут в воде
соскочить у него с ног, он снял их, связал шнурками и крепко привязал к
запястью правой руки. Потом он вынул список своих вымышленных имен, который
забрал у убитого второго близнеца. Порвав лист на мелкие кусочки, он вошел в
темную воду пролива, и эта Удивительно теплая вода поднялась ему сначала до
колен, потом до бедер, потом до живота. Когда пенистые верхушки волн стали
разбиваться о его грудь, он оттолкнулся от песчаного дна и поплыл вперед.
Довольно сильное течение подхватило его. Небольшими порциями он постепенно
выпустил в воду все клочки бумаги. Даше если кому-нибудь удалось бы собрать
все кусочки -- что само по себе невозможно, -- то вода уже успела бы смыть
чернила.
Полагаясь на силу своих мускулистых ног, он принял такое положение на
правом боку, чтобы его раневая правая рука отдыхала, а левой делал боковые
гребки, помогая ногам. Привязанные к правому запястью туфли создавали
сопротивление и тянула его назад. Он сильнее заработал ногами.
Ширина устья пролива была ярдов сто. Бьюкенен плыл, загребая левой
рукой и толкаясь ногами. Пояс, перехватывавший его правое плечо, намок и
растянулся, жгут ослаб и не так крепко стягивал руку над раной. Правая рука
уже не была такой холодной, и онемение прошло. Напротив, она стала теплой и
ощущала тягу течения. От растворенной в воде соли рану жгло.
Может, соль продезинфицирует ее, подумал он. Но тут же по запаху понял,
что воду покрывает пленка масла и бензина от многочисленных моторных лодок и
катеров, бороздивших пролив, и ему стало ясно, что такая вода скорее
загрязнит, чем продезинфицирует рану.
Бьюкенен понял и еще одну вещь: ослабление жгута означало, что
кровотечение возобновится. Он поплыл еще быстрее, так как знал, что среди
многочисленных здешних рифов часто видели барракуд. Кроме того, он слышал
сообщения о том, что иногда акулы заплывают в пролив, а оттуда попадают в
лагуну между островом и берегом. Он не имел представления ни о величине тех
акул, ни о том, относились ли они к типу акул, которые нападают на плывущих
людей, но если в воде есть хищники, то кровь может привлечь их со
значительного расстояния.
Толчок ногами. Одна нога прикоснулась к чему-то. Может, кусок дерева.
Или пучок морских водорослей. Но это может быть и...
Он рванулся вперед сильнее, и нога опять коснулась чего-то, что
находилось позади него.
Он проплыл четверть всего пути через пролив, достаточно далеко, чтобы
почувствовать себя маленькой песчинкой, затерявшейся в темноте ночи. Вдруг
он услышал доносившееся слева жужжание мотора и с тревогой посмотрел в ту
сторону. Жужжание превратилось в рев. Он увидел огни быстро приближавшегося
моторного катера. Катер вышел из лагуны, промчался под мостом и сейчас
торопился выйти из пролива в океан. Полицейский катер? Бьюкенен напрягал все
силы, чтобы убраться с его дороги.
Работая ногами, он снова почувствовал, что позади что-то есть. Он
слабел от продолжающейся потери крови. Он смотрел не отрываясь на
приближающееся судно, на его освещенный огнями силуэт. Судно не принадлежало
полиции. Это была прогулочная яхта. Там за иллюминаторами он увидел
несколько мужчин и женщин, которые что-то пили и смеялись.
Но судно все равно представляло собой опасность, оно быстро
приближалось к нему. Плывя по середине пролива, ощущал через воду вибрацию
от работающих двигателей яхты, которая была уже так близко, что через
несколько секунд он будет или замечен кем-нибудь из находящихся на борту,
или протаранен, Бьюкенен набрал полные легкие воздуха и нырнул, стараясь
уйти как можно глубже, заставив грести даже раненую руку, чтобы погрузиться
быстрее, чтобы оказаться как можно дальше от проходящего над ним корпуса и
вращающихся винтов.
Грохот мощных двигателей яхты ударил по барабанным перепонкам
Бьюкенена. Он погружался все глубже и глубже, чувствуя, как привязанные к
правому запястью туфли затрудняют и без того неловкие движения его
покалеченной руки. Он слышал, как этот грохот прокатывается над ним.
Как только грохот уменьшился, Бьюкенен круто рванулся вверх, опять
почувствовал головокружение и отчаянную необходимость вдохнуть. Внизу что-то
задело его по ногам. Скорее, подгонял он себя. Уменьшающееся давление воды
на уши показало ему, что он почти у поверхности. Его легкие жгло, как огнем.
Вот сейчас, еще через секунду его лицо вынырнет на ночной воздух. Он сможет
открыть рот и...
Вдруг его голова ударилась обо что-то большое и твердое. Удар был таким
неожиданным, таким болезненным и таким ошеломляющим, что Бьюкенен
рефлекторно вдохнул воду, закашлялся, стал захлебываться. Возможно, он на
какое-то мгновение потерял сознание. Он этого не знал. Он знал лишь, что
вдохнул еще воды, что изо всех сил рвался к поверхности. Задев несколько раз
предмет, о который ударился, он наконец вынырнул и жадно наполнил легкие
воздухом, одновременно борясь с позывами рвоты.
Что это было?
Голова его раскалывалась, боль усиливалась и сжимала ее, словно
тисками. Почти обезумев от этой боли и пытаясь сориентироваться, он
обнаружил, что смотрит вслед удаляющейся корме ярко освещенной яхты. Яхту по
пятам преследовала длинная, низкая, зловещая тень. Должно быть, об этот
предмет и ударился головой Бьюкенен. Но он не понимал, что бы это могло
быть?
И тут он все понял. Шлюпка. Яхта буксирует ее. Откуда ему было знать?..
Что-то опять скользнуло у него по ногам. Подстегнутый этим к действию,
не обращая внимания на боль в плече, а теперь еще и в голове, Бьюкенен
перевернулся на живот и поплыл, забыв о раненом плече, гребя обеими руками и
работая обеими ногами, задевая ту штуку, которая натыкалась на него.
Противоположный берег со светящимися окнами отелей позади пляжа быстро
приближался. Бьюкенен сделал глубокий гребок левой рукой и неожиданно
почувствовал под пальцами песок. Он доплыл до отмели. Встав на ноги, он
бросился к берегу, коленями расталкивая волны. Позади него послышался
какой-то всплеск, и он, добежав до кромки воды, резко обернулся и на фоне
скрывавшей пролив темноты увидел фосфоресцирующий след, оставленный чем-то
или кем-то на воде. Или, может, только вообразил, что увидел.
Как бы не так.
От боли ему было трудно дышать, хотелось рухнуть на песок, отдохнуть,
но он услышал новые завывания полицейских сирен и понял, что ему нельзя
оставаться на улице даже под покровом темноты, поэтому он заставил себя
собраться, пустив в ход глубинные резервы воли, повернулся спиной к мосту и,
пошатываясь, пошел прочь от пролива, следуя за изгибом берега, изучая и
сравнивая расположенные здесь отели.

3

Здесь, как и у "Клуб интернасьональ", на пляже было безлюдно,
поскольку туристы обычно предпочитали либо лечь спать пораньше, либо
развлекаться в одном из многочисленных ночных заведений Канкуна. Бьюкенен
выбрал отель, где позади не было пляжного бара, и свернул с береговой линии.
Оставаясь в тени, он нашел шезлонг под одной из пальм и упал в него. Это был
не единственный здесь шезлонг, но Бьюкенена привлекло именно к нему то
обстоятельство, что кто-то из гостей забыл здесь полотенце.
Он спустил пояс с верхней части правого плеча, наложил на рану
сложенное полотенце и туго привязал его несколькими оборотами пояса,
постаравшись создать что-то вроде давящей повязки. Хотя на полотенце местами
проступили мокрые темные пятна, оно, должно быть, все-таки уменьшило потерю
крови. Он не знал, надолго ли. Сейчас же он хотел только одного --
отдохнуть.
Но сначала нужно было кое-что сделать.
Он распутал шнурки, которыми его туфли были привязаны к запястью правой
руки. Туфли от пребывания в воде размякли, так что надеть их можно было бы
без особого труда. Но для Бьюкенена влезть в них и зашнуровать оказалось
одной из труднейших задач, когда-либо стоявших перед ним.
Голова его разламывалась после удара о шлюпку. Острая боль не утихала.
Осторожно проведя левой рукой по мокрым волосам, он нащупал довольно
глубокую рану и обширную шишку. Из-за мокрых волос он не смог определить,
кровоточит ли рана и если да, то насколько сильно.
Кроме того, от соленой воды усилилась боль в раненом плече. Рана