Моррелл Дэвид. Чужое лицо

белого, если вы...
-- Нет, я люблю с отрубями, -- поспешно ответил Бьюкенен. Он заметил,
что Дойл, который уже сидел за столом, поглощен рассматриванием кончика
своей вилки.
-- Хорошо поспали? -- спросила Синди.
-- Отлично, -- отозвался Бьюкенен. Он сел за стол только после того,
как села Синди, подождал, пока она окунет ложку в суп, и приступил к еде. --
Вкуснятина.
-- Попробуйте сырой цветной капусты, -- сказала Синди. -- Говорят, она
способствует очистке всего организма.
-- Да, уж мой-то организм неплохо было бы почистить, -- пошутил
Бьюкенен, внутренне недоумевая, почему Дойл не говорит ни слова и не
притрагивается к еде. Его явно что-то тревожит. Бьюкенен решил помочь ему.
-- Наверно, я и дальше бы спал, если бы не услышал, как звонит телефон.
-- О, я боялась, что именно это и произойдет, -- смущенно заметила
Синди.
-- Да, -- заговорил наконец Дойл. -- Ты ведь знаешь, что телефон в
конторе устроен так, что если кто-то звонит, а нас нет, то вызов
переключается сюда?
Бьюкенен кивнул, словно эта информация была для него чем-то само собой
разумеющимся, поддерживая в присутствии Синди легенду о том, будто последние
три месяца он работает у ее мужа.
-- Ну так вот, кто-то звонил в офис и хотел говорить с тобой, --
продолжал Дойл. -- Мужчина. Я ответил ему, что тебя какое-то время не будет.
Он сказал, что перезвонит.
Бьюкенен постарался скрыть тревогу.
-- Вероятно, кто-то из тех, кого я обслуживал. Может, хотел что-нибудь
спросить о приборе, который ему установили. Он не назвался?
Дойл мрачно покачал головой.
-- Значит, дело не слишком важное. -- Бьюкенен постарался, чтобы это
прозвучало непринужденно.
-- Я тоже так подумал. Кстати, после ленча мне нужно будет съездить в
контору. Надо кое-что проверить. Если ты чувствуешь себя нормально, может,
составишь мне компанию?
-- Джек, он же должен отдыхать, а не работать, -- вмешалась Синди.
Бьюкенен прожевал и проглотил кусок.
-- Не надо беспокоиться. Правда. Я поспал и чувствую себя намного
лучше. Я съезжу с тобой.
-- Прекрасно. -- Дойл начал наконец есть, потом остановился и,
нахмурившись, посмотрел на Синди. -- С тобой все будет нормально, пока мы
обернемся?
-- А что может со мной случиться? -- Синди через силу улыбнулась.
-- Отличный суп, -- похвалил Дойл.
-- Я рада, что тебе нравится. -- Улыбка Синди стала еще более
вымученной.

5

-- Что-то не так, -- констатировал Бьюкенен.
Дойл не ответил, делая вид, что внимательно следит за движением.
Бьюкенен решил форсировать события.
-- Ваша жена так благожелательна, что создается впечатление, будто она
над этим работает. И очень старательно. Она не задает вопросов, но
улавливает скрытый смысл слов и событий -- как в случае с этим телефонным
звонком, например. Если ее улыбка станет хоть чуточку старательней, то у нее
лицо треснет. Она ни на минуту не поверила, что мы с вами друзья. Да, она
старается делать вид, что все в порядке, но истина состоит в том, что ей от
меня не по себе, и во время ленча она уже просто не могла этого скрывать.
Если ее нервозность усилится, то мне, наверно, придется уйти.
Дойл продолжал смотреть вперед. Машина то и дело проскакивала по
мостам, переброшенным через каналы, вдоль которых, возле пальм и дорогих
домов, стояли на приколе прогулочные катера. Солнце светило нещадно. Дойл
надел темные очки, но его явно беспокоил не столько солнечный свет, сколько
предмет разговора.
Тогда Бьюкенен оставил Дойла в покое, перестал на него давить,
предоставил ему реагировать на ситуацию естественным для него путем. Но и
после этого Дойл так долго молчал, что Бьюкенен начал думать, собирается ли
тот вообще отвечать, если не подтолкнуть его снова. Но этого делать не
пришлось.
-- Проблема не в вас, -- произнес Дойл сухо. -- Как бы я хотел, чтобы
все было так просто. Синди рада принимать вас в нашем доме как гостя. Это
действительно так. Она хочет, чтобы вы пожили у нас, сколько потребуется.
Когда дело касается оказываемых мной услуг, ее нервы бывают невероятно
крепкими. Помню, как однажды... Я служил тогда в Коронадо, в Калифорнии...
Мы с Синди жили вне базы. Утром я с ней попрощался, уехал на службу, и вдруг
моей группе объявили состояние боевой готовности. Никаких контактов с
внешним миром. Естественно, я не мог сообщить ей, что вылетаю на задание.
Могу представить себе, что она чувствовала, когда я не вернулся домой в тот
вечер. Растерянность. Тревога. Никакой моральной подготовки к тому, что
утром мы, возможно, виделись с ней в последний раз. -- Голос Дойла стал
жестче. Он мельком взглянул на Бьюкенена. -- Меня не было шесть месяцев. --
Бьюкенен заметил, что Дойл не сказал, куда его посылали, а сам Бьюкенен
никогда бы этого не спросил. И Дойл продолжал:
-- Как потом оказалось, какой-то репортер пронюхал, что я из тех самых
"тюленей" и что Синди -- моя жена. Он явился к нам на квартиру и стал
добиваться, чтобы Синди сказала ему, куда меня послали. Ну, в тот момент
Синди еще даже не знала, что я уехал, а тем более куда -- конечно, что
касается "куда", то она бы этого в любом случае не узнала. Но женщина
послабее Синди была бы просто застигнута врасплох появлением репортера,
который обрушивает на нее лавину вопросов и объявляет ей, что меня послали
на задание. Естественным для нее в этой ситуации было бы страшно удивиться,
признать, что я действительно "тюлень", и спросить у него, очень ли
опасна моя миссия. Но с Синди такое не проходит. Она сделала большие глаза,
заявив, что понятия не имеет, о чем тс толкует. Приходили и другие
репортеры, и все упирались в ту же самую стенку. Их ждал всегда один и тот
же ответ "Я не понимаю, о чем вы говорите". Поразительно. Она ни разу
не позвонила на базу, чтобы узнать, где я и что со мной. Она вела себя так,
будто все идет нормально, с понедельника по пятницу ходила в свой офис --
она работала секретарем по приему посетителей в одной страховое компании, --
а когда я наконец вернулся, она крепко поцеловала меня и сказала, что
соскучилась. Не спросила: "Где ты был?", а просто сказала, что
соскучилась по мне. Я уходил на множество заданий и никогда ни на секунду не
сомневался, что она оставалась верна мне.
Бьюкенен кивнул, хотя и не получил ответа на свой незаданный вопрос:
если Синди нервничала не из-за его присутствия, то в чем причина
напряженности, которую он ощущал?
-- У Синди рак, -- сказал Дойл. Пораженный, Бьюкенен молча смотрел на
него.
-- Белокровие. -- Голос Дойла звучал напряженно. -- Вот почему она
повязывает голову платком. Чтобы спрятать голый череп. От химиотерапии у нее
выпали все волосы.
Бьюкенен ощутил стеснение в груди. Теперь он понимал, почему у Синди на
щеках такой румянец, а кожа кажется прозрачной. Это химические препараты,
которые она принимает, в сочетании с изнуряющим влиянием болезни создают
эффект бестелесности, эфирности.
-- Вчера она как раз вышла из больницы после своего очередного
трехдневного курса лечения, -- сказал Дойл. -- Вся эта возня с едой сегодня
во время ленча... Она же почти ничего не может есть. А этот пирог, который
она затеяла... Химиотерапия как-то влияет на ее вкусовые ощущения. Она не
выносит сладкого. Когда вы спали, ее вырвало.
-- Господи, -- прошептал Бьюкенен.
-- Она во что бы то ни стало хочет, чтобы вы чувствовали себя как дома.
-- У вас и без меня своих бед предостаточно. Почему вы не отказались от
этого задания? Мои начальники наверняка могли бы найти кого-нибудь другого.
-- Очевидно, не смогли, -- пожал плечами Дойл. -- Иначе не просили бы
меня об этом.
-- А вы им сказали?..
-- Да, -- ответил Дойл с горечью. -- Это не помешало им настоять на
своей просьбе. Неважно, что Синди о многом догадывается, мне все равно
запрещено говорить ей, что речь идет о задании. Однако она и так знает. Я в
этом абсолютно уверен, как и в том, что она твердо намерена сделать все как
следует. Это отвлекает ее от мыслей о болезни...
-- Что говорят врачи? -- спросил Бьюкенен.
Дойл свернул на шоссе, идущее вдоль берега, и ничего не ответил.
-- А это ее лечение дает ожидаемый результат? -- не отступал Бьюкенен.
Дойл с трудом проговорил:
-- Вы хотите спросить, выкарабкается ли она?
-- Да... Наверно, это я и хочу спросить.
-- Я не знаю. -- Дойл выдохнул воздух. -- Врачи ободряют меня, но
ничего определенного не говорят. Одну неделю ей лучше. Другую неделю ей
хуже. Третью неделю... Это как прилив и отлив. Но если надо ответить
"да" или "нет"... Да, я думаю, что она умирает. Вот почему я
спросил, представляет ли для нее опасность то, что мы делаем. Боюсь, что у
нее осталось очень мало времени. Я не вынесу, если что-то другое убьет ее
еще раньше. Я просто сойду с ума.

6

-- Как вы думаете, кто мог звонить вам? Кто мог спрашивать Виктора
Гранта?
Дойл, который молчал последние пять минут, погруженный в нерадостные
мысли о болезни жены, повернулся к Бьюкенену.
-- Я скажу вам, кто это не мог быть. Ваши начальники. Они сказали мне,
что свяжутся с вами, позвонив или в восемь утра, или в три часа дня, или в
десять вечера. Позвонит мужчина и попросит к телефону меня. Скажет, что его
зовут Роджер Уинслоу, и предложит встретиться в моей конторе в такое-то
время, чтобы поговорить о переоборудовании катера. Это будет значить, что
вам назначается встреча на час раньше упомянутого времени. Место встречи --
база оптовой торговли запчастями для судов, услугами которой я пользуюсь.
Там всегда очень оживленно. Никто не заметит, если кто-то, проходя мимо,
передаст вам записку.
Бьюкенен стал размышлять вслух.
-- Итак, если звонили не от моего начальства... То, что я назвался
Виктором Грантом, работаю в Форт-Лодердейле и специализируюсь по
переоборудованию прогулочных катеров, известно еще только мексиканской
полиции.
Дойл покачал головой.
-- У человека, с которым я разговаривал, не было испанского акцента.
-- А тот человек из американского посольства? -- спросил Бьюкенен.
-- Может быть. Возможно, он хотел убедиться, что вы добрались
благополучно. У него был доступ к той же информации -- место работы и так
далее, что вы сообщили мексиканской полиции.
-- Да, возможно, это был он, -- произнес Бьюкенен с надеждой. Но он не
чувствовал себя в безопасности, не мог избавиться от мысли, что дело вот-вот
примет плохой оборот.
-- Раз уж вы работаете у меня и живете над конторой, -- предложил Дойл,
-- то хотя бы посмотрите, как здесь и что.
Дойл свернул с шоссе на боковую улицу и поехал в противоположную от
пляжа сторону. Миновав скопление магазинов для туристов, он припарковался
перед двухэтажным грязновато-коричневого цвета зданием из шлакоблоков,
стоящим в ряду таких же зданий вдоль канале, у причала которого было
пришвартовано много катеров и яхт на разных стадиях ремонта.
-- У меня механическая мастерская в задней части здания, -- пояснил
Дойл. -- Иногда мои клиенты приводят свои лодки сюда. Но по большей части я
сам выезжаю к ним.
-- А ваша секретарша? -- спросил Бьюкенен с беспокойством. -- Она-то
будет знать, что я у вас не работаю.
-- У меня нет секретарши. Раньше конторской работой занималась Синди.
Но потом, три месяца назад, она стала чувствовать себя слишком плохо, чтобы
продолжать... Вот почему она может заставить себя поверить, будто вы
поступили работать сюда вместо нее.
Идя к зданию, Бьюкенен щурился от солнца и вдыхал солоноватый бриз,
тянувший с океана. Молодая женщина в бикини, проезжавшая мимо на мотоцикле,
пристально посмотрела на его голову.
Бьюкенен осторожно потрогал повязку на голове и представил себе, каким
заметным он из-за нее становился, Он чувствовал себя уязвимым, голову
напекло солнцем, и она болела. Тем временем Дойл отпер вход в здание и
открыл дверь с надписью "БОН ВУАЯЖ, ИНК.". Войдя внутрь и дождавшись,
пока Дойл отключит реле времени на устройстве охранной сигнализации,
Бьюкенен осмотрелся в конторе. Это было длинное узкое помещение, где стены
были увешаны фотографиями яхт и прогулочных судов, на полках стояли
навигационные инструменты и приборы, а на столах располагались макеты
интерьеров различных прогулочных катеров. На моделях можно было видеть
разные варианты установки электронных устройств, при которых они не занимали
слишком много места в тесноте судна.
-- Вам письмо, -- сказал Дойл, разбирая почту. Бьюкенен взял у него
конверт, старательно следя за тем, чтобы не выйти из образа, не выразить
удивления, что кто-то написал ему на новую вымышленную фамилию. Контора была
самым подходящим местом для установки подслушивающего устройства, с точки
зрения того, кто задался бы целью проверить его, так что, пока Дойл не
скажет ему, что здесь можно беседовать без опаски, Бьюкенен не собирался
говорить ничего такого, чего не мог бы произнести Виктор Грант. Точно так же
он полагал, что и Дойл не скажет ничего выходящего за рамки их легенды. Его
адрес был написан неразборчивым почерком. Обратный адрес: Провиденс, штат
Род-Айленд. Бьюкенен надорвал конверт и прочитал письмо на двух страницах,
исписанных тем же самым неразборчивым почерком.
-- От кого оно? -- поинтересовался Дойл.
-- От матери.
Бьюкенен восхищенно покачал головой. Его расторопные руководители с
величайшим тщанием позаботились о том, чтобы снабдить его опорными деталями
для новой роли.
-- Как она себя чувствует? -- спросил Дойл.
-- Хорошо. Вот только артрит снова разыгрался. Зазвонил телефон.

7

Бьюкенен нахмурился.
-- Спокойно, -- сказал Дойл. -- Тут у нас деловое предприятие, вы разве
забыли? И, говоря откровенно, я бы сейчас не отказался от какого-нибудь
выгодного предложения.
Телефон зазвонил снова. Дойл поднял трубку, произнес официальным тоном:
"Бон вуаяж, Инк.", вас слушают", потом тоже нахмурился, как перед этим
Бьюкенен.
Он прикрыл микрофон рукой и прошептал Бьюкенену:
-- Я ошибся. Это опять тот тип, просит вас. Что ему сказать?
-- Дайте-ка я сам с ним поговорю. Интересно знать, кто
это такой. -- С тревожным чувством Бьюкенен взял трубку. -- Виктор
Грант слушает.
Он мгновенно узнал этот низкий, с хрипотцой голос.
-- Тебя зовут не Виктор Грант.
С колотящимся сердцем Бьюкенен подавил тревогу и постарался, чтобы
голос его звучал озадаченно.
-- Что? Кто это говорит? Хозяин сказал, кто-то хочет поговорить с...
Постойте минутку. Это не?.. Вы тот парень в Мексике, который?..
-- Бейли. Большой Боб Бейли. Какого черта, Кроуфорд, перестань
действовать мне на нервы! Ты бы до сих пор сидел в тюрьме, если бы я не
позвонил в американское посольство. И хоть бы спасибо мне сказал.
-- Сказать спасибо? Я бы не попал в тюрьму, если бы вы не приняли меня
за кого-то другого. Сколько раз я должен это повторять? Я не Кроуфорд. Меня
зовут Виктор Грант.
-- Ага, а перед этим тебя звали Эд Поттер. Не знаю, что за аферу ты там
проворачиваешь, но сдается мне, что у тебя побольше имен, чем в телефонном
справочнике, и если ты хочешь ими и дальше пользоваться, то придется тебе
вносить абонентную плату.
-- Абонентную плату? Что за чепуху вы городите?
-- После того, что случилось в Кувейте, я больше не горю желанием
работать на ближневосточных нефтяных месторождениях, -- сказал Бейли. -- В
Штатах крупные компании закрывают скважины, вместо того чтобы бурить новые.
Я слишком стар, чтобы бурить наугад в одиночку. Поэтому придется, видно,
рассчитывать на приятелей. Таких, как ты, Кроуфорд. В память о том времени,
когда мы вместе были в плену, не найдется ли у тебя ста тысяч долларов?
-- Сто тысяч?.. Вы что, выпили?
-- А как же!
-- Вы просто спятили. Говорю вам в последний раз, и слушайте меня
внимательно. Я не Кроуфорд. И не Поттер. Меня зовут Виктор Грант, и я
понятия не имею, о чем вы тут толкуете. Идите к черту.
Бьюкенен бросил трубку.

8

Дойл пристально смотрел на него.
-- Что, очень плохо?
На щеках у Бьюкенена проступили желваки.
-- Точно не знаю. Это выяснится через минуту. -- Он не снимал руки с
телефонной трубки.
Но не прошло и десяти секунд, как телефон зазвонил снова.
Бьюкенен нахмурился, дал ему прозвонить еще три раза и лишь потом
поднял трубку.
-- "Бон вуаяж, Инк.".
-- Кроуфорд, не думай, что тебе удается так легко от меня отделаться,
-- снова услышал он голос Бейли. -- Я упрямый. Ты можешь провести
мексиканскую полицию, ты можешь провести американское посольство, но меня
тебе не провести, это уж точно. Я знаю, что на самом деле тебя зовут не
Грант, но и не Поттер. Я даже начинаю сомневаться, что твое настоящее имя
Кроуфорд. Кто же ты такой, приятель? Неужто пожалеешь какую-то жалкую сотню
тысяч за то, чтобы я не пытался это узнать?
-- Мое терпение лопнуло, -- рявкнул Бьюкенен. -- Оставьте меня в покое,
или я позвоню в полицию.
-- Полиция? Неплохая идея, -- сказал Бейли. -- Может, они смогут
разобраться, что происходит и кто ты такой. Давай, звони. Докажи, что ты ни
в чем не повинный, законопослушный гражданин. Звони копам. Я бы с
удовольствием поболтал с ними о тех троих мексиканцах, торговцах
наркотиками, которых ты застрелил в Канкуне, и почему у тебя столько разных
имен.
-- Что я должен сделать, чтобы убедить...
-- Приятель, тебе не надо ни в чем меня убеждать. Тебе просто надо
заплатить мне сто тысяч баксов. А потом называй себя хоть Наполеоном, мне
это до лампочки.
-- Вы не слышали ни слова из того, что я вам...
-- Единственные слова, которые я хочу услышать, это слова: "Вот
твои деньги". Кроуфорд, или как там тебя, черт побери, если ты не будешь
пошевеливаться с этим, то, клянусь Богом, я сам позвоню копам.
-- Где вы находитесь?
-- Так я тебе и сказал, держи карман шире. Вот когда у тебя будут эти
сто тысяч... а мне они нужны к завтрашнему дню... тогда я тебе скажу, где я.
-- Нам надо встретиться. Я могу доказать, что вы ошибаетесь.
-- И как же ты это сделаешь, приятель? Побожишься, что ли? -- Бейли
засмеялся и на этот раз сам первым бросил трубку.

9

Голова у Бьюкенена раскалывалась. Он повернулся к Дойлу.
-- Да, плохи дела.
Он должен был все время напоминать себе, что Бейли или кто-то другой
мог установить в конторе микрофон. До сих пор он не говорил, ничего такого,
что могло бы его скомпрометировать. Любое объяснение, которое он даст Дойлу,
должно соответствовать точке зрения Виктора Гранта, не знающего за собой
никакой вины.
-- Это тот чокнутый, из-за которого у меня было столько неприятностей в
Мексике. Он думает, что я застрелил там трех торговцев наркотиками. А теперь
он пытается меня шантажировать. Угрожает позвонить в полицию.
Дойл сыграл свою роль.
-- Пусть попробует. Не думаю, что здешнюю полицию волнует, что
происходит в Мексике, а так как ты ничего предосудительного не сделал, то он
будет выглядеть сущим дураком. А ты сможешь обвинить его в вымогательстве.
-- Это не так просто.
-- Почему?
Рана Бьюкенена судорожно сжалась, когда ему неожиданно пришла в голову
одна мысль. Ведь телефон зазвонил сразу же, как только они с Дойлом вошли в
контору. Неужели это просто совпадение? Черт!
Бьюкенен быстро подошел к входной двери, рывком распахнул ее и
напряженно осмотрел улицу, взглянув в одну и в другую сторону. Какая-то
женщина несла провизию к одному из прогулочных катеров. Проехал автомобиль.
Пробежал мимо любитель бега трусцой. Двое судовых механиков выгрузили ящик
из кузова грузовика. Мальчишка на велосипеде покосился на перевязанную
голову Бьюкенена.
Бьюкенен сдернул повязку и продолжал осматривать улицу. Голова у него
раскалывалась от жгучего солнца. Вот там! Налево. В дальнем конце. Возле
пляжа. Крупный мужчина с сильными плечами и стрижкой ежиком -- Бейли! --
стоял у телефонной будки и пристально смотрел в сторону Бьюкенена.
Увидев, что Бьюкенен заметил его, Бейли приветственно поднял
мускулистую правую руку. Но, как только Бьюкенен направился по улице в его
сторону, Бейли ухмыльнулся -- даже на расстоянии его ухмылка была ясно
видна, -- сел в запыленную машину и уехал.

10

-- Синди? -- Дойл торопливо вошел в дом. В кухне никого не было.
-- Синди? Ответа не было.
Дойл повернулся к Бьюкенену.
-- Дверь была заперта. Ее машина на месте. Куда она могла пойти пешком?
Зачем ей?.. Синди? -- Дойл быстро прошел дальше в дом.
Бьюкенен остался в кухне и хмурясь смотрел из бокового окна в сторону
подъездной дорожки и улицы.
-- Синди? -- услышал он из комнаты дальше по коридору.
Голос Дойла сразу смягчился.
-- Ты здесь? Прости, что разбудил тебя, родная. Я не знал, что ты
спишь. Когда я увидел, что дверь заперта, я забеспокоился, не случилось ли
чего...
Дойл заговорил еще тише, и Бьюкенен перестал его слышать. Он ждал в
тревоге, продолжая смотреть в окно.
Вернувшись в кухню, Дойл прислонился к холодильнику и потер свои худые
щеки.
-- С ней все в порядке? -- спросил Бьюкенен. Дойл покачал головой.
-- Когда мы уехали, ее вывернуло наизнанку. Она почувствовала такую
слабость, что должна была прилечь. Спала все время, пока нас не было.
-- Может, кто-то незнакомый побеспокоил ее звонком или визитом?
-- Нет.
-- Тогда почему дом был заперт? Дойл был явно смущен этим вопросом.
-- Ну, наверное, чтобы чувствовать себя в безопасности, пока спит.
-- Конечно, -- сказал Бьюкенен. -- Но когда мы вернулись, вы были
удивлены, найдя дверь запертой. Вы подумали, что она куда-то ушла, а это
значит, что у нее нет привычки запирать дверь, когда она дома. -- Бьюкенен
подошел к нему. -- А это значит, что она заперла дверь из-за меня. Она
чувствует, что я принес с собой беду. И она права. Я действительно принес с
собой беду. Мне нельзя здесь находиться. Вам нельзя беспокоиться обо мне,
когда у вас забот и так хватает...
Звонок телефона показался чрезмерно громким. Дойл вздрогнул.
Бьюкенен сделал ему знак поднять трубку.
-- Это ваш дом. Если отвечу я, это покажется необычным. Надо делать
вид, что все нормально. Скорее, пока Синди...
Дойл схватил трубку.
-- Алло? Кто говорит? Какое у вас к нему дело?.. Слушай, ты, сукин сын.
Могла подойти моя жена. Если ты будешь ее беспокоить, если ты...
Все быстро летит к черту, подумал Бьюкенен. Мы уже вплотную подошли к
той черте, за которой всякий, кто прослушивает наши разговоры, должен будет
задуматься, действительно ли я тот, за кого себя выдаю. Резким жестом он
показал Дойлу, чтобы тот замолчал, и выхватил у него трубку.
-- Вам же ясно было оказано: прекратите это.
-- Кроуфорд, похоже, у твоего дружка вот-вот поедет крыша, -- ответил
Бейли. -- Это оттого, наверно, что у него больна жена, так? Какая жалость.
Такая симпатичная деваха.
Да, ты неплохо поработал, подумал Бьюкенен. Ты следил за мной. Должно
быть, прилетел в Майами следующим рейсом. Приехал на машине в Форт-Лодердейл
и устроил засаду возле места моей предполагаемой работы. Узнал, где живет
человек, у которого я якобы работаю. Ты дожидался моего выхода из больницы,
и, если бы я не явился на работу, это доказывало бы, что я не тот, за кого
себя выдаю. И тогда ты действительно мог бы поднять шум.
-- Сто тысяч долларов. Завтра, Кроуфорд. Если ты думаешь, что я шучу,
то очень удивишься. Потому что, можешь мне поверить, я позвоню-таки в
полицию.
Вслед за этим Бьюкенен услышал гудок отбоя.
Он задумчиво положил трубку.
Лицо Дойла было пунцовым от ярости.
-- Никогда больше не вырывайте трубку у меня из рук!
-- Джек, дорогой, что случилось? Оба резко обернулись.
На пороге кухни, пошатываясь, стояла Синди. Она схватилась за дверную
ручку. Лицо ее было бледным. Черно-красный платок соскользнул с головы,
обнажив безволосый череп.
-- Кто это звонил? На кого ты кричал?
У Дойла из горла вырвался такой звук, будто его душили. Он пересек
комнату и обнял ее.

11

Внутренний водный путь проходит вдоль всего Восточного побережья
Соединенных Штатов от Бостона до Браунсвилла, штат Техас. Он представляет
собой сеть связанных между собой рек, каналов, лагун, бухт и проливов, идет
параллельно Атлантическому океану и защищен от суровости океанских волн и
превратностей погоды буферными полосками суши. На севере он используется
преимущественно торговыми судами, а на юге, в особенно во Флориде, --
главным образом прогулочными катерами и яхтами, причем один из самых
живописных его отрезков находится в районе Форт-Лодердейла.
В восемь часов утра Бьюкенен припарковал микроавтобус Дойла рядом с
офисом "Бон вуаяж, Инк." и вошел в здание. Накануне вечером он съездил
на торговую улицу и из автомата в баре позвонил своим руководителям. Сейчас,
когда солнце палило все жарче, он перетащил несколько коробок с деталями
электронного оборудования в моторную лодку, которую Дойл держал
пришвартованной к пирсу за зданием конторы. От напряжения в раненом плече
Бьюкенена пульсировала боль, а голову будто сжимало в тисках, так что ему
пришлось носить груз в несколько приемов. Но наконец все коробки были
надежно уложены. Заперев здание, он отвязал лодку и вывел ее из канала на
простор фарватера.
По обеим сторонам от него располагались рестораны, отели,
многоквартирные дома и роскошные особняки, большие участки вокруг которых
были засажены декоративными кустарниками и пальмами. Независимо от типа
здания, построенного на том или другом берегу, у всех обязательно имелись
причалы и лодки. Следуя инструкциям Дойла, Бьюкенен направился к югу,
полюбовался трехмачтовым парусником, который прошел встречным курсом, и
осмотрел фреску с изображением дельфинов, нарисованную кем-то на бетонной
опоре моста. Он делал вид, что наслаждается бризом и бодрящим соленым