Моррелл Дэвид. Чужое лицо

запахом воды, и ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, не висит ли кто у
него на хвосте. Было очень важно казаться несведущим, ненатасканным в таких
делах и совсем не обеспокоенным угрозами Бейли. Бейли звонил еще два раза, в
полночь и в два часа ночи, и каждый раз его звонок будил Синди. Дойл пришел
в ярость и отключил телефон; его бешеный взгляд внушал тревогу. Чем больше
Бьюкенен размышлял обо всем этом, тем яснее понимал, что не только Бейли
представляет для него проблему.
Двигаясь на юг в соответствии с указаниями Дойла, Бьюкенен миновал еще
несколько мостов, по-прежнему делая вид, что любуется другими зданиями и
лодками, и под конец повернул на восток, к району причалов, называемому
"Пирс 66". Он не сразу нашел нужную ему секцию, но в конце концов
поравнялся со стофутовой яхтой из темного дерева под названием
"Клементина". Двое мужчин и женщина, поднявшиеся со своих шезлонгов,
смотрели на него с кормы. Один из мужчин был высок и подтянут, у него были
строгие черты лица и коротко подстриженные седеющие волосы. На вид ему было
за пятьдесят, одет он был в белые брюки и зеленую шелковую рубашку с
монограммой. Второй был моложе, около сорока, пониже ростом, он был не в
столь дорогой одежде и имел более развитую мускулатуру. Женщина, блондинка
лет тридцати с небольшим, очень эффектная, была в коротком синем халате из
махровой материи, который был распахнут и позволял видеть потрясающие формы,
чуть прикрытые красным бикини, гармонировавшим по оттенку и блеску с ее
губной помадой.
Высокий мужчина, явно главный в этой компании, спросил:
-- Вы из?..
-- "Бон вуаяж, Инк.", -- ответил Бьюкенен. Он снял свои темные
очки и кепку с надписью "Майами долфинз", чтобы дать им лучше
рассмотреть себя. -- Я привез оборудование, которое вы заказывали.
-- Поднимайте все на борт, -- приказал высокий. Он сделал знак более
молодому мускулистому мужчине, явно телохранителю, чтобы тот помог.
Бьюкенен забросил наверх носовой и кормовой швартовые концы, чтобы
удерживать на месте моторную лодку. Толстый резиновый обод вдоль планшира не
давал лодке царапать яхту. Потом он передал коробки телохранителю и успешно
справился с этим делом, несмотря на головокружение и боль в раненом плече,
стараясь не потерять равновесия при легком покачивании лодки. Телохранитель
бросил ему веревочную лестницу. Поднявшись на палубу яхты, Бьюкенен
постарался не смотреть на женщину.
-- Куда нести оборудование?
-- Вон туда, -- телохранитель показал на кормовую надстройку, не
потрудившись на сей раз помочь Бьюкенену.
Внутри каюты с обшитыми красным деревом стенами, старинной мебелью и
миниатюрным роялем Бьюкенен поставил коробки друг на друга, посмотрел, как
мускулистый мужчина закрывает входную дверь, заметил, что шторы уже
задернуты, и стал ждать. Он не знал, как они решили обставить встречу.
-- Капитан, -- обратился к нему высокий строгий мужчина.
Значит, официально.
-- Полковник. -- Бьюкенен отдал честь.
-- Это майор Патнэм. -- Высокий мужчина жестом показал на мускулистого,
который играл роль телохранителя. -- А это капитан Уэллер. -- Он повел рукой
в сторону женщины, которая запахнула халат, как только скрылась из поля
зрения возможных наблюдателей.
-- Майор. Капитан. -- Бьюкенен приветствовал обоих.
-- Ну, и что же за чертовщина тут творится? -- резко спросил полковник.
-- Эти последние несколько дней мы переживаем какой-то управленческий
кошмар, а политически ходим по минному полю. В Лэнгли истерика из-за этой
канкунской истории. Ваше разоблачение в глазах мексиканских властей и нашего
посольства там могло поставить все под угрозу срыва.
-- Я полагал, сэр, вас проинформировали о том, что случилось в Мексике.
Во время пребывания в госпитале я доложил о происшествии.
-- Агентству. Я предпочитаю получать информацию не от штатских, а от
одного из своих людей.
Доклад занял девяносто минут. Время от времени Бьюкенена прерывали и
просили остановиться более подробно на той или иной детали. Чем ближе его
отчет подходил к настоящему времени, тем мрачнее становились те, кто его
слушал.
-- Сто тысяч долларов, -- буркнул полковник.
-- Полагаю, что на этом он не остановится, -- сказал Бьюкенен. -- Как
только я заплачу и этим себя скомпрометирую, он будет все время возвращаться
и требовать все больше и больше.
-- Бейли ловит в мутной воде компромат, -- заметил мускулистый майор
Патнэм. -- Пока не заплатите, у него на вас ничего нет.
Полковник внимательно посмотрел на Бьюкенена.
-- Это и ваше мнение, капитан?
-- Бейли действует грубо, но он не дурак, сэр. Он поймал меня на том,
что я пользовался тремя разными именами. Он понимает, что со мной что-то не
так, хотя и не может этого доказать. Вот он и проверяет меня, чтобы
посмотреть, не запаникую ли я и не дам ли ему в руки то доказательство,
которое ему нужно.
-- Ну, насколько я понял, вы не собираетесь паниковать, -- высказался
Патнэм. -- Он зря теряет время.
Тут в разговор вступила эта великолепная женщина, капитан Уэллер:
-- Но Бейли все-таки может сорвать операцию, если решится выполнить
свою угрозу и поговорить с журналистами и полицейскими.
Бьюкенен развел руками.
-- Это так. У здешней полиции, правда, достаточно своих проблем, чтобы
волноваться еще из-за каких-то убийств в Мексике. Но вот "размножение
личности" может оказаться достаточно смачным куском, чтобы пробудить ее
аппетит, и если полицейские сочтут меня торговцем наркотиками, если
привлекут УБН и ФБР...
-- Ваши документы безупречны, -- отмахнулся полковник. -- Черт возьми,
ваш паспорт получен прямиком из госдепартамента. И все остальное тоже. И
каждое ваше личное дело ликвидируется, как только вы перевоплощаетесь в
кого-то другого. УБН и ФБР ничего не смогут узнать. Что касается
документальных свидетельств, то ни Джима Кроуфорда, ни Эда Поттера никак
нельзя связать с Виктором Грантом.
-- И все же, -- настаивала женщина, -- к капитану Бьюкенену будет
привлечено значительное внимание должностных лиц, что фактически будет
равносильно отстранению его от задания.
Полковник постучал кончиками пальцев друг о друга.
-- Я тоже так думаю. Значит, вопрос заключается в том, что нам делать с
этим неудобным мистером Бейли? Заплатить ему будет означать признание вины.
Но если проигнорировать его, то Бейли обратится к властям, и ФБР может
установить слежку за капитаном.
-- Ставки в этой игре достаточно высоки, -- сказала женщина, --
приходится рассматривать и возможность...
Полковник озадаченно посмотрел на нее.
-- Что вы имеете в виду?
-- Не лучше ли будет ликвидировать Бейли? В каюте воцарилось молчание.
Наконец заговорил мускулистый мужчина:
-- Я бы не спешил санкционировать подобную акцию. В конечном счете
ликвидация может создать больше проблем, чем решить. Например, мы не знаем,
есть ли у Бейли помощник. Если есть, то устранение Бейли не устраняет
угрозы. Больше того, оно ее усугубляет, так как соучастник может
использовать его смерть в качестве дополнительного аргумента, чтобы
попытаться заинтересовать полицию.
-- Если. Это проклятое "если", -- нетерпеливо перебил его
полковник. -- У нас мало информации. Майор, я хочу, чтобы наши люди провели
тщательное расследование прошлого Бейли. Я хочу знать, с кем мы имеем дело.
Еще я хочу, чтобы проверили местные отели и пансионаты. Узнайте, где он
живет. Установите наблюдение за ним. Возможно, у него нет соучастника. В
этом случае, если он по-прежнему будет создавать проблемы, то...
Все молча ждали.
-- ... может встать вопрос и о ликвидации, -- закончил полковник.
В каюте снова воцарилась тишина.
-- Простите, сэр, но проверка прошлого Бейли займет очень много
времени, -- возразил Бьюкенен. -- Как и наблюдение за ним. Но у нас нет
времени. Бейли сказал, что хочет получить деньги сегодня. Он это подчеркнул
весьма настойчиво. Я полагаю, он так спешит, чтобы лишить меня возможности
принять контрмеры. Как бы мы ни решили с ним поступить, сделать это придется
сегодня, до наступления вечера.
Присутствующие, казалось, ощущали какую-то неловкость.
-- Есть и еще одна проблема, -- заявил Бьюкенен.
По виду полковника можно было понять, что он испытывает еще большую
неловкость.
-- Вот как?
-- Джек Дойл.
-- У вас относительно него какие-то сомнения?
-- Я уверен, что он был чертовски хорошим солдатом, -- сказал Бьюкенен.
-- Это так, -- подтвердил полковник. -- И работа по контракту, которую
он для нас делал, производит точно такое же впечатление.
-- Дело в том, что он уже не тот человек, каким был раньше, --
продолжал Бьюкенен. -- У его жены рак. Лечение не приносит желаемых
результатов. Она, вероятно, умрет.
-- Умрет? -- Лицо полковника напряглось. -- Я читал о ее болезни в
досье, но там ничего не упоминалось о неминуемом фатальном исходе.
-- Возможно, все не так уж плохо. Но Дойл чрезвычайно оберегает ее. И
его можно понять, Он в тяжелом стрессовом состоянии. Ему кажется, что Бейли
представляет для нее угрозу. Он... Давайте скажем так: я думаю, Дойл может
настолько потерять контроль над собой, что нападет на Бейли, если тот будет
продолжать звонить ему домой, давить на него и тревожить его жену, особенно
если Бейли окажется поблизости от дома. Мне надо уехать из Форт-Лодердейла,
подальше от Джека Дойла и его жены. Потому что, если Дойл действительно
нападет на Бейли, это не будет спланировано заранее и может быть
неаккуратным. Нападение будет рассчитано на абсолютный результат, скрыть
который не представится возможным. Одному Богу известно, до чего могут
докопаться власти, когда начнут рыться в прошлом Дойла и в его контрактной
работе на вас, готовя дело для передачи в суд.
-- Дерьмово, -- констатировал мускулистый мужчина.
-- И я того же мнения, -- согласился Бьюкенен. -- Я заварил настоящую
кашу. Считаю, что Виктору Гранту пора убираться отсюда.
-- Но разве это не будет тем же самым признанием вины? -- спросила
женщина. -- Разве это не заставит Бейли с еще большим рвением преследовать
вас?
-- Сначала ему надо будет найти меня. А после того как я исчезну,
перевоплотившись в кого-то другого, он никогда не сможет этого сделать.
-- Но это не решает проблему Джека Дойла, -- заметил майор. -- Бейли
может вернуться и опять начать давить на него.
-- А тогда Дойл говорит, что ничего обо мне не знает, кроме того, что я
его старый товарищ по военной службе, что явился к нему три месяца назад и
попросил устроить на работу. Он заявляет в полицию о том, что Бейли
причиняет беспокойство ему и его жене. Наконец, Дойл с женой уезжают -- им
это устраивают какие-то старые друзья -- на курорт, где имеются отличные
условия для лечения рака.
-- Может быть, -- сказал полковник, задумчиво постукивая пальцами по
ручкам своего кресла. -- Это бесспорно один из вариантов, которые мы
рассмотрим. -- Он посмотрел на часы. -- Мы это тщательно обсудим. А теперь
вам пора уходить. Если кто-то наблюдает за яхтой, то ему покажется
подозрительным, что мы все так долго сидим внутри. -- Он посмотрел на
женщину в купальном костюме и на мужчину, который мог быть телохранителем.
-- Важно соблюдать конспирацию.
-- Так как быть с Бейли? -- спросил Бьюкенен.
-- Мы сообщим вам свое решение позже.
-- Сэр, времени очень мало.
-- Нам это известно, капитан. -- Полковник был явно раздражен. -- Я же
сказал, что мы свяжемся с вами.
-- А до тех пор что мне делать?
-- Разве это не очевидно -- то, что, по-вашему, должен делать Виктор
Грант...
Ответ был чересчур уклончивым. Бьюкенен вдруг ощутил смутную тревогу.

12

Стараясь оберегать раненую правую руку, Бьюкенен спустился по
веревочной лестнице в моторку. Как только он вышел из затененной каюты на
яростное солнце, голова у него опять начала раскалываться от боли. Он надел
кепку и темные очки, а пассажиры яхты смотрели на него сверху вниз. Женщина
опять распахнула свой синий махровый халат, демонстрируя едва прикрытые
натянутым красным бикини умопомрачительные формы богатой соблазнительницы,
которую она изображала.
-- Просто пришлите нам счет, -- крикнул полковник.
-- Да, сэр. Спасибо. -- Бьюкенен поймал носовой и кормовой швартовы,
брошенные ему майором. Потом запустил мотор и отвел лодку от яхты.
От напряжения мышцы его свело судорогой.
Господи, подумал он. Они не знают, что делать. Мне нужно их решение, а
они ничего не говорят. Я не могу действовать без приказа. Но, если к вечеру
сегодняшнего дня я ничего от них не получу, как мне держать Бейли на
расстоянии?
Занятый этими мыслями, Бьюкенен миновал с одной стороны причал, а с
другой укрывшийся в тени пальм особняк, приближаясь к концу канала и
собираясь снова выйти на широкий водный простор. И тут вдруг проблема Бейли
стала еще острее: слева по курсу, возле буйка, отмечавшего выход из канала,
он увидел самого Бейли, сидящего в лодке, похожей на моторку Бьюкенена, с
выключенным двигателем. Его лодка была совершенно неподвижной, если не
считать того, что она иногда подпрыгивала на волнах от проходящих судов. На
Бейли была оранжевая спортивная рубашка с надписью "ФОРТ-ЛОДЕРДЕЙЛ --
ЛУЧШИЙ В МИРЕ ПЛЯЖ", он сидел за рулем, откинувшись на спинку сиденья,
положив ноги в парусиновых туфлях на приборную доску и вытянув в сторону
одну мясистую руку, словно она покоилась на спинке дивана, а в другой руке
держа сигарету.
Бьюкенен немного сбросил газ.
Бейли провел пятерней по своему ежику, усмехнулся и бросил сигарету в
воду.
Бьюкенен еще сбросил газ, увидев, что на толстой шее Бейли болтается
фотокамера с телеобъективом. Бьюкенен получил указание вести себя так, как
повел бы себя Виктор Грант, а в этот момент, решил он, Виктор Грант не
намерен спускать этому сукину сыну.
Он направил моторку на лодку Бейли, заглушил мотор, почувствовал, как
опустился нос моторки, приблизился вплотную к Бейли и ухватился за борт его
лодки.
-- Как делишки, Кроуфорд?
-- Сколько раз я должен повторять вам одно и то же? Меня зовут не
Кроуфорд.
Бейли откупорил жестянку с пивом "Блю риббон".
-- Ага. Я и сам начинаю думать, что в этом ты прав. Наверно, тебя зовут
не Кроуфорд, а как-нибудь по-другому. Однако даю голову на отсечение, что и
не Виктор Грант.
-- Послушайте, я сделал все, что в моих силах, чтобы убедить вас в
этом. Дошел до предела. Терпение мое кончилось. Прекратите следить за мной.
Прекратите!
-- Чуть не забыл. Извини за невежливость. Если хочешь, у меня есть еще
банка пива.
-- Сунь себе в задницу.
-- Разве так разговаривают со старым приятелем? Чтобы не сказать -- с
коллегой по бизнесу?
-- Неужели вам не надоело? Я вас в глаза не видел до того, как вы
появились в этой мексиканской тюрьме.
-- А вот тут ты ошибаешься. -- Бейли снял ноги с приборной панели
моторки и выпрямился на сиденье. -- У меня есть товар на продажу, и ты его
купишь. Когда ты отправился на яхту к этим людям, я подумал было, что ты
собираешься получить эти сто тысяч от них, но ты ушел пустой. А время летит.
Ты уж постарайся где-нибудь достать эти деньги. Потому что после полуночи
я... Кстати, та деваха на яхте ничего себе штучка, а? Вот в этот большой
объектив я видел ее так близко... Как это в той рекламе? "Протяни руку
и потрогай"? Я сделал несколько отличных снимков ее, тех двух мужиков и тебя
на палубе. Замечательно четко все получились. Фотография -- мое хобби.
Собственно говоря, у меня в этом конверте есть несколько снимков...
-- Это меня не интересует.
-- Что ты, я гарантирую, что эти снимки покажутся тебе очень даже
интересными. Должен признаться, однако, что делал их не я. Их пришлось
снимать с кинопленки и потом почистить. Но если не знаешь, то можно
поклясться, что...
-- О чем вы говорите?
-- Ты просто посмотри на эти чертовы снимки, Кроуфорд.
Бьюкенен нерешительно взял в руки желтый конверт. Со сжавшимся сердцем
он думал о той угрозе, которую представляли собой сделанные Бейли снимки его
самого в компании с полковником, майором и капитаном. Офицеры не были
известными в обществе фигурами. Бейли невдомек, кто они такие. Но если он
передаст снимки в полицию и кому-то придет в голову поинтересоваться, что
это за люди на яхте, если полковника узнают, то последствия будут просто
катастрофическими. Бьюкенену надо каким-то образом заполучить эту пленку с
негативами.
Но по мере того как он извлекал снимки из конверта... восемь на десять,
черно-белые, глянцевые... и перебирал их один за другим, он вдруг понял, что
у него для беспокойства есть гораздо больше причин. Гораздо больше. Потому
что снимки, которые он сейчас рассматривал, были сделаны в декабре 1990 года
во Франкфурте, в Германии. Они были пересняты с телевизионной ленты новостей
дня. На них фигурировали американские заложники, только что освобожденные
Ираком, в момент прибытия во франкфуртский аэропорт. И там, заснятый общим и
крупным планом, был Большой Боб Бейли, сходящий по трапу с самолета, а рядом
с ним...
-- Ты совсем неплохо получился, Кроуфорд, -- сказал Бейли. -- У меня
есть копии оригинальных кадров, так что никто не сможет сказать, что это
монтаж или что-нибудь такое. Если ты разозлишь меня, не заплатив, то,
клянусь Господом Богом, я-таки пошлю эти картинки копам с приложением
портрета Эда Поттера, сделанного мексиканской полицией, и вот этих
фотографий Виктора Гранта.
Фото Виктора Гранта? Бьюкенен был озадачен и встревожен. Он дошел до
конца пачки и почувствовал, как у него похолодело в груди: три последние
фотографии изображали его на фоне ворот мексиканской тюрьмы, разговаривающим
с Гэрсоном Вудфилдом из американского посольства.
-- И здесь ты неплохо получился, -- ухмыльнулся Бейли. -- Чтобы ты все
как следует понял: этот парень из посольства должен был обязательно попасть
на снимок, ведь он -- железобетонный свидетель, который поможет опознать
тебя как Виктора Гранта. Так что ты у меня един в трех лицах, Кроуфорд. Я
тебя крепко ухватил.
Пытаясь выиграть время на размышление, Бьюкенен пристально рассматривал
снимки. Вот эти, мексиканские. Каким образом?.. И тут он вспомнил. Тогда,
разговаривая с Вудфилдом перед воротами тюрьмы, он заметил женщину, она
стояла в снующей толпе на тротуаре позади Вудфилда. Это была американка.
Около тридцати лет. Рыжеволосая. Привлекательная. Высокая. С хорошей
фигурой. На ней были бежевые брюки и желтая блузка. Но он обратил на нее
внимание не из-за внешности, а совсем по другой причине.
Объектив ее фотокамеры был нацелен на него.
Бьюкенен поднял глаза от фотографий. Теперь отпали все сомнения в том,
что у Бейли есть сообщник. И даже, может быть, не один. Иметь с ним дело
будет чрезвычайно сложно. Надо предупредить полковника.
-- Можешь взять эти снимки себе. У меня полно таких отпечатков, я храню
их в очень надежном месте, вместе с негативами, -- сказал Бейли, -- и с
копией той кинопленки с новостями для телевидения, из Германии. Ведь мне не
часто случается видеть себя по телевидению. Один приятель переснял и подарил
мне пленку. Никогда не думал, что она мне когда-нибудь сгодится. -- Бейли
нагнулся вперед. -- Признавайся, Кроуфорд, ты здорово влип. Перестань
дурачком прикидываться. Прими наказание за то, что попался. Заплати эти сто
тысяч долларов. Я даже не спрошу, зачем тебе все эти имена. Это твой бизнес.
А мой бизнес -- получить деньги.
Внезапно Бьюкенен заметил, что на протяжении всего разговора Бейли
сидел, отодвинув лицо в сторону, словно у него не поворачивалась шея,
вынуждая и Бьюкенена двигать лодку и соответствующим образом поворачивать
лицо, чтобы смотреть Бейли прямо в глаза.
Так что там такое с шеей?
Бьюкенен резко повернулся в сторону бетонного причала и там -- между
двумя ошвартованными парусными шлюпками -- увидел эту рыжую, и она держала
перед лицом камеру, фотографируя его с Бейли. Одежда на ней была другая.
Теперь это были кроссовки, джинсы и рубашка из джинсовой ткани. И, хотя ее
лица не было видно из-за фотоаппарата, он безошибочно узнал эту спортивную
фигуру и эти длинные эффектные волосы огненного цвета.
-- Вижу, ты заметил мою приятельницу. -- Бейли выдохнул сигаретный дым.
-- Теперь тебе должно быть ясно, что ты не решишь свою проблему, даже если
избавишься от меня. У нее полно снимков, где мы с тобой вместе, и если со
мной что-нибудь случится -- но ты молись и надейся, чтобы ничего такого не
было, никакого даже несчастного случая, вроде того, что я напиваюсь, падаю с
лестницы и ломаю себе шею, -- то эти снимки попадут в руки полиции. Плюс она
помогла мне сделать копия снимков, которые сейчас у тебя в руках, и она же
щелкнула тебя с теми людьми на яхте. Неплохо было бы узнать, кто они такие,
а?
Рыжеволосая женщина опустила фотокамеру и смотрела теперь в их сторону.
Определенно, это она, подумал Бьюкенен. Крутой лоб. Прекрасно очерченные
скулы. Чувственные губы и подбородок. Она была похожа на фотомодель с
обложки журнала мод. Но судя по тому, с каким суровым видом она смотрела на
него, фотографу пришлось бы приложить чертовски много усилий, чтобы
заставить ее улыбнуться, решил Бьюкенен.
-- Кроуфорд, до сих пор ты за словом в карман не лез. В чем дело? --
спросил Бейли. -- Киска язык отъела? Или, может быть, ты иссяк и больше не
можешь придумать, чем пудрить мне мозги? Слушай внимательно. Мне нужны мои
деньги.
Поколебавшись, Бьюкенен сделал выбор.
-- Когда и где?
-- Держись поближе к телефону своего приятеля. Я позвоню ему домой
сегодня в восемь тридцать и все тебе скажу.

13

На улице было темно. Бьюкенен упаковывал свои вещи, не зажигая света в
гостевой комнате, довольствуясь слабым освещением из коридора. Закончив
укладываться и убедившись, что ничего не забыл, он подумал, не взять ли
9-миллиметровый пистолет из кобуры, укрепленной на кровати, но потом решил,
что не стоит. Если случится заварушка, полиция может установить, что оружие
принадлежит Дойлу, а Бьюкенен не хотел впутывать Дойла больше, чем тот уже
был впутан.
Выйдя из гостевой комнаты, Бьюкенен повернул было налево, к кухне, где
горел свет, но передумал, двинулся направо по слабо освещенному коридору и
остановился перед выходившей туда дверью. Он постучал, не получил ответа,
заметил, что дверь прикрыта неплотно, и решил рискнуть. Приоткрыв дверь еще
немного, он снова постучал.
-- Синди?
-- ...Что, что такое? -- спросил из темноты ее усталый голос.
Бьюкенен вошел, пересек темную комнату и опустился на колени возле
кровати. Он не видел ее лица, а различал лишь смутные очертания тела под
простынями.
-- Вас не было за ужином.
-- Устала, -- прошептала она. -- А как вам жаркое?
-- Превосходно! Вы не должны были тратить энергию на стряпню. Мы с
Джеком могли бы поесть чего-нибудь готового.
-- Только не в моем доме. -- Синди удалось подчеркнуть интонацией это
слово, несмотря на слабость.
-- Вот... Я просто хотел сказать, как я ценю это, и поблагодарить вас
за все.
Она медленно пошевелилась, наверно, повернулась к нему.
-- Вы говорите так, будто... Вы уходите от нас?
-- Надо.
Она попыталась сесть, но не смогла.
-- Надеюсь, это не из-за меня?
-- Как вы могли это подумать?
-- Потому что люди чувствуют себя неловко из-за моей болезни. Трудно
быть в таком обществе...
-- У меня нет такого ощущения, -- возразил Бьюкенен. -- Просто есть
кое-какие дела. Мне пора идти и делать их.
Она не ответила.
-- Синди?
-- Я вроде как надеялась, что вы еще побудете у нас и составите
компанию Джеку. -- Она судорожно вздохнула, и Бьюкенен заподозрил, что она
плачет. -- Так получается, что большую часть времени я провожу либо в
больнице, либо здесь, в постели. За себя я не боюсь, но очень жалко Джека.
-- Он вас очень любит.
-- Да, конечно.
-- Он говорил мне это несколько раз. Рассказывал, как гордился вами,
вашей стойкостью, с которой вы переносили тяготы семейной жизни с ним, пока
он служил, как восхищался вами, когда вы отшили тех репортеров, помните?
Она тихонько засмеялась, потом шмыгнула носом.
-- Да, я была в порядке. Добрые старые времена. Вот только тогда Джека
подолгу не бывало дома, а теперь, когда мы вместе...
-- Вот именно. Вы очень хорошо сказали. Вы вместе, вдвоем. И совсем ни
к чему, чтобы здесь был я, как третий лишний. Через пару минут я ухожу.
-- Возьмите мою машину. Бьюкенен удивленно вскинул голову.
-- Я чувствую, что она вам пригодится. -- Она коснулась его руки. --
Мне она точно не пригодится. Я уже не пользовалась ею перед тем как лечь
последний раз в больницу. Возьмите ее. Пожалуйста.
-- Я верну ее вам, как только устроюсь на новом месте.
-- Это не к спеху, поверьте.
-- Синди? -- Да?
-- Мне очень жаль.
-- Да. Мне тоже.
Бьюкенен наклонился и ласково поцеловал ее в щеку, ощутив на губах
солоноватый вкус ее слез.
-- Берегите себя.
-- Я старалась. Но ничего хорошего из этого не вышло. Вы берегите себя.
-- Придется. -- Он поднялся с коленей. -- Может, еще вернусь в эти
места когда-нибудь.
Она ничего не ответила.
-- Ну, пора дать вам поспать немного. -- Бьюкенен коснулся ее щеки,
потом вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

14

Дойл сидел за кухонным столом и раскладывал пасьянс. Он не поднял
головы, когда Бьюкенен вошел в кухню.
-- Я все слышал.
-- И что же?
-- Спасибо. Друзья многое значат. Сейчас их у нее не так уж много.
Большинство разбежались, узнав, как серьезно она больна. У них кишка была
тонка сказать Синди то, что ты ей только что сказал.
-- А что я сказал?
-- Вот это: "Мне очень жаль". -- Дойл поднял глаза от карт. --