Райт Гарри. Сын Америки

- Ни с кем.
- Отчего же ты устала?
- Если ты будешь такие разговоры вести, можешь убираться сейчас же. Я
же тебя не спрашиваю, с кем ты, гулял, что так долго не приходил.
- Ты что-то сегодня совсем не в себе.
- Мог хотя бы сказать "здравствуй!".
- Вот дурочка, ей-богу. Мне же некогда было.
- Расселся за столом с этими белыми, точно он адвокат какой или доктор.
Ты даже не взглянул на меня, когда я подошла.
- Ладно, будет тебе. Поговорим о чем-нибудь другом.
Он хотел поцеловать ее снова, но она увернулась.
- Ну перестань, Бесс.
- С кем гулял, говори?
- Ни с кем. Честное слово. Я работал. И я все время думал о тебе. Мне
без тебя скучно. Ты послушай: там, где я работаю, у меня есть своя
комната, совсем отдельная. И ты сможешь иногда приходить ко мне ночевать.
Ей-богу, Бесси, я по тебе очень скучал. Видишь, как только освободился,
сейчас же приехал.
Он смотрел на ее полуосвещенное лицо. Она дразнила его, и ему это
нравилось. По крайней мере это отвлекало его от страшного видения головы
Мэри, лежащей на окровавленных газетах. Он опять попытался поцеловать ее,
но где-то в глубине он был даже доволен, что она не дается; от этого его
жадность к ней становилась еще острее. Она смотрела на него вызывающе,
прислонясь к стене, положив руки на бедра. Тут вдруг он догадался, чем ее
взять, как отбить у нее всякую охоту дразнить его. Он сунул руку в карман
и вытащил свою пачку денег. Улыбаясь, он расправил ее на ладони и сказал
как будто про себя:
- Что ж, если тебе это не нужно, может, кому-нибудь другому пригодится.
Она шагнула вперед.
- Биггер! Ух! Откуда у тебя столько денег?
- Не все ли тебе равно?
- Сколько тут?
- А тебе что?
Она подошла к нему вплотную.
- Нет, правда, сколько тут?
- А зачем тебе знать?
- Дай посмотреть. Я тебе отдам.
- Посмотреть можешь, только из моих рук.
Он увидел, как на ее лице любопытство сменилось изумлением, когда она
считала бумажки.
- Господи, Биггер! Да откуда же у тебя столько денег?
- Не все ли тебе равно? - сказал он, обнимая ее за талию.
- Это твои?
- А то чьи же, по-твоему?
- Биггер, миленький, скажи, откуда они у тебя?
- А ты перестанешь дуться?
Он чувствовал, как ее тело постепенно становилось податливее; но глаза
ее пытливо всматривались в его лицо.
- Ты не натворил чего-нибудь, а?
- Скажи, перестанешь дуться?
- Ну, Биггер.
- Поцелуй меня.
Он почувствовал, что она совсем обмякла; он поцеловал ее, и она
потянула его к кровати. Они сели. Она осторожно вынула деньги у него из
рук.
- Сколько там? - спросил он.
- Ты не знаешь?
- Нет.
- Ты не считал?
- Нет.
- Биггер, откуда у тебя эти деньги?
- Когда-нибудь я тебе, может, расскажу, - сказал он, откинувшись и
положив голову на подушку.
- Что ты натворил, Биггер?
- Сколько там?
- Сто двадцать пять долларов.
- Ну как, перестанешь дуться?
- Биггер, откуда деньги?
- Это неважно.
- А ты мне купишь что-нибудь?
- Куплю.
- Что?
- Все, что захочешь.
С минуту они помолчали. Наконец, обняв ее снова одной рукой, он
почувствовал в ее теле расслабленность, знакомую и желанную. Она легла
головой на подушку; он спрятал деньги в карман и склонился над ней.
- Дурочка ты. Я так по тебе соскучился.
- Правда?
- Вот как перед богом.
Он склонился над ней, охваченный желанием, придвинулся совсем близко и
поцеловал ее. Когда он отнял губы, чтобы перевести дух, он услышал, как
она сказала:
- Никогда больше не пропадай так долго, миленький, слышишь?
- Не буду.
- Ты меня любишь?
- Понятно, люблю.
Он поцеловал ее еще раз и почувствовал, как ее рука шарит за его
головой; щелкнул выключатель, и свет погас. Он опять поцеловал ее, еще
крепче.
- Бесси!
- Ну?
- Иди ко мне.
Еще с минуту они лежали тихо; потом она встала. Он ждал. Он услышал
шелест платья в темноте: она раздевалась. Он встал и тоже начал
раздеваться. Постепенно глаза их привыкли к темноте; он увидел ее с другой
стороны кровати, похожую на тень в окружавшей ее густой тьме. Он слышал,
как заскрипела кровать, когда она легла. Он прижался к ней и обхватил ее
руками, бормоча:
- Ах ты!..
Две мягкие ладони нежно легли на его лицо, я образ слепого мира
отодвинулся куда-то далеко...
Он вытянулся, отдыхая. Ему не хотелось возвращаться и снова начинать
жить; еще нет. Он лежал на дне глубокого темного колодца на подстилке из
теплой влажной соломы и далеко вверху видел холодную синеву неба. Чья-то
рука протянулась и легким прикосновением смирила его беспокойно мятущийся
дух. Потом постепенно, точно долгий рокот откатывающейся волны, ощущение
ночи и моря и тепла оставило его, и он лежал в темноте, глядя пустыми
глазами на затененный потолок, слушая свое и ее дыхание.
- Биггер!
- Ну?
- Ты доволен своей работой?
- Угу. Чего это ты вдруг?
- Просто так.
- Ты славная девчонка, Бесс.
- Ты правда так думаешь?
- Правда, правда.
- А где они живут?
- На бульваре Дрексель.
- Какой номер?
- 4605.
- О!
- Что такое?
- Ничего.
- Скажи.
- Просто я вспомнила одну вещь.
- Какую такую вещь?
- Да ничего, Биггер, миленький, не спрашивай.
С чего ей вдруг вздумалось задавать ему все эти вопросы? Он подумал -
может быть, она заметила что-нибудь. Потом он подумал - не значит ли это,
что он опять поддается страху, раз из мыслей у него не выходит Мэри и то,
как он ее задушил и сжег? Но ему хотелось знать, почему она спросила, где
живут его хозяева.
- Ну же, Бесси. Говори, что ты подумала.
- Ей-богу, ничего, Биггер. Просто я там работала, в этом районе,
недалеко от дома, где жили Лебы.
- Лебы?
- Ну да. Родители одного из тех парней, что убили мальчика Фрэнкса.
Помнишь?
- Ничего не помню.
- Ну как же, сколько еще разговоров тогда было о Лебе и Леопольде.
- А-а!
- Они убили мальчика, а потом хотели выманить у его родителей деньги...
"...посылали им письма". Биггер не слушал. Мир живых звуков вдруг
провалился куда-то, а перед глазами у него развернулась обширная картина,
заключавшая в себе так много, что он даже не мог охватить ее всю сразу. Он
лежал и смотрел перед собой не мигая, сердце у него стучало, рот
приоткрылся, дыхание стало таким тихим, что казалось, он вовсе не дышал.
"Ну, вспоминаешь, ой, ты совсем не слушаешь". Он ничего не говорил. "Как
же это так ты не слушаешь, когда я с тобой говорю?" Почему бы ему, почему
бы ему тоже не послать Долтонам письмо с требованием денег? "Биггер!" Он
сел на постели, смотря перед собой в темноту. "Что с тобой, миленький?"
Можно потребовать десять тысяч или даже двадцать. "Биггер, я спрашиваю,
что с тобой такое?" Он не отвечал; напрягая все свои силы, он мучительно
старался вспомнить. Ага, вот! Леб и Леопольд писали, чтоб отец убитого
мальчика сел в поезд и в условленном месте на ходу выбросил деньги из окна
вагона. Он соскочил на пол и остановился у кровати. "Биггер!" Пусть они,
ну да, пусть они положат деньги в коробку из-под ботинок и бросят ее из
автомобиля где-нибудь на Южной стороне. Он оглянулся в темноте,
почувствовал руку Бесси на своем локте. Он пришел в себя и глубоко
вздохнул.
- Что с тобой, миленький? - спросила она.
- А?
- О чем ты думаешь?
- Ни о чем.
- Нет, скажи. Ты чем-то расстроен.
- Ничего подобного.
- Вот видишь, я тебе рассказала, о чем я думала, а ты мне не хочешь
рассказать. Это нечестно.
- Просто я никак не мог вспомнить одну вещь. Вот и все.
- Неправду ты говоришь, - сказала она.
Он снова сел на кровать; в висках у него стучало от волнения. Выйдет
или не выйдет? Именно этого ему не хватало, это явилось бы завершением
того, что он сделал. Но это было совсем не просто, и нужно было не
торопясь, хорошенько обдумать все заранее.
- Миленький, скажи мне, где ты взял эти деньги?
- Какие деньги? - спросил он с притворным удивлением.
- Ох, Биггер, брось дурака валять. Ты чем-то расстроен. Что-то у тебя
есть на душе. Я ведь вижу.
- Что же мне, выдумать, что ли, для твоего удовольствия?
- Ладно, ладно, не хочешь - не надо.
- Ох, Бесси...
- Мог не приходить сегодня.
- Я и то жалею.
- Можешь больше вообще не приходить.
- Значит, ты меня не любишь?
- Я тебя люблю так же, как ты меня.
- А это много или мало?
- Ты сам знаешь.
- Ну ладно, не будем ссориться, - сказал он.
Он почувствовал, что кровать слегка прогнулась, и услышал шуршание
натягиваемого одеяла. Он повернул голову и взглянул ей в глаза, смутно
белевшие в темноте. А что, если... да, что, если использовать ее? Он лег и
вытянулся на кровати рядом с ней; она не шевелилась. Он положил руку на ее
плечо и слегка прижал его, так, чтоб она поняла, что он думает о ней.
Держа руку у нее на плече, он старался как можно полнее охватить мыслью
всю ее жизнь, взвесить и понять эту жизнь, сопоставляя ее со своей. Можно
ли довериться ей? Что можно ей рассказать и чего нельзя? Захочет ли она
действовать с ним заодно, вслепую, веря ему на слово?
- Вставай. Оденемся и пойдем чего-нибудь выпить, - сказала она.
- Давай.
- Ты сегодня какой-то не такой, как всегда.
- Я думаю кой о чем.
- А сказать не можешь?
- Не знаю.
- Ты мне не доверяешь?
- Нет, почему?
- Отчего ж не хочешь сказать?
Он не ответил. Последнюю фразу она сказала хороши знакомым ему
шепотком, так она говорила всегда, когда ей чего-нибудь очень хотелось. И
от этого ему вдруг сразу открылась вся ее жизнь, все то, о чем он думал,
когда положил ей руку на плечо. Та ясность видения, которую он испытал
утром во время завтрака дома, глядя на Веру, Бэдди и мать, вновь вернулась
к нему; только на этот раз он смотрел на Бесси и думал о том, как она
слепа. Он видел узкую орбиту ее жизни: от этой комнаты и до кухни
очередной белой хозяйки - за эти пределы она не выходила. Она работала с
утра до ночи, делая тяжелую, нудную работу семь дней в неделю, только в
воскресенье получая свободный вечер; и, когда приходил этот вечер, ей
хотелось развлечений, шумных и крепких, чтобы поскорей отыграться за всю
свою жалкую жизнь. Этой жадностью к ощущениям она больше всего и нравилась
ему. Чаще всего она так уставала, что не могла даже гулять; ей хотелось
только одного - напиться. Ей нужен был алкоголь, а ему нужна была она. И
он давал ей алкоголь, а она отдавала ему себя. Не раз жаловалась, что
белые хозяева изводят ее работой; снова и снова повторяла она, что в их
доме она живет только их жизнью, а не своей. Вот потому-то она и пьет,
объясняла она. Он знал, за что она его любит: он давал ей деньги на
выпивку. Он знал, что, если он не будет давать, будет давать другой; она
уж позаботится об этом. Она тоже была слепая, Бесси. Что же ей сказать?
Она могла бы пригодиться ему. Одно ему вдруг стало ясно: что бы он ей ни
сказал, нужно сказать так, чтобы она чувствовала себя тоже замешанной в
это дело, чтобы ей казалось, будто она с самого начала знала все. А, черт!
Никак он не приучится поступать так, как это нужно. Нельзя было давать ей
понять, что у него случилось что-то, чего она не должна знать.
- Подожди, Бесс, я тебе расскажу, только не сейчас, - сказал он,
пытаясь исправить ошибку.
- Можешь не рассказывать, никто тебя за язык не тянет.
- Ну вот, опять.
- Ты мне очки не втирай, Биггер.
- Я и не собираюсь.
- Не маленькая, не проведешь.
- Да будет тебе. Я знаю, что делаю.
- Еще бы ты не знал.
- Бесси! Ради господа бога!
- Ладно, пошли. Мне хочется выпить.
- Ну вот что, слушай...
- Ничего не хочу слушать. Очень нужно. Только помни, когда тебе
понадобится друг, не вздумай приходить ко мне.
- Вот мы сейчас выпьем по стакану-другому, тогда я тебе и расскажу все.
- Как хочешь.
Она уже стояла на пороге, ожидая его; он надел пальто и кепку, и они
молча спустились по лестнице. На улице потеплело, как будто опять
собирался снег. Небо было темное и нависшее. Дул ветер. Шагая рядом с
Бесси, он чувствовал, как его ноги вязнут в мягком снегу. Улица, пустая и
тихая, тянулась перед ним, белея в неверном свете длинной цепочки фонарей.
Уголком глаза он все время видел Бесси, идущую рядом, и казалось, ему
передается мерное покачивание на ходу ее тела. Ему вдруг захотелось снова
очутиться с ней на кровати, почувствовать теплоту и податливость ее тела.
Но ее глаза смотрели строго и отчужденно; и от этого тело ее становилось
недоступно далеким. Он не думал выходить с ней куда-нибудь сегодня, но ее
подозрения и расспросы заставили его согласиться. Шагая рядом с ней, он
видел перед собой двух Бесси: одна была телом, которым он только что
обладал и хотел обладать снова; другая смотрела из глаз Бесси - эта
задавала вопросы, барышничала и выгодно торговала первою Бесси. Он жалел,
что не может сжать кулак, размахнуться и ударить, сшибить, уничтожить
Бесси, смотревшую из Бессиных глаз, так, чтоб осталась только та,
беспомощная и покорная. Он тогда бы взял ее и спрятал у себя на груди, в
сердце, глубоко внутри себя, чтоб она всегда была с ним, ест ли он, спит
ли, разговаривает ли с людьми; чтоб он чувствовал и знал наверняка, что
она его и он может брать ее и держать, когда вздумается.
- Куда мы?
- Куда хочешь.
- Пойдем в "Париж".
- Ладно.
Они свернули за угол, миновали несколько домов и вошли в ресторан.
Играл граммофон-автомат. Они выбрали столик в глубине. Биггер заказал два
стакана джина. Они сидели молча, смотрели друг на друга и ждали. Он видел,
как плечи у Бесси подрагивают в такт музыке. Захочет она ему помочь или
нет? Ладно, он с ней поговорит; он так обернет дело, что незачем будет
рассказывать ей все. Он знал, что надо бы пригласить ее потанцевать, но
волнение, владевшее им, было так велико, что ему было не до танцев. Он
сегодня был не таким, как всегда; ему не нужно было танцевать, петь,
дурачиться, чтобы заглушить память еще об одном дне, ушедшем впустую. Он
слишком был возбужден. Официантка принесла заказ, и Бесси подняла свой
стакан.
- За твое здоровье, хоть ты и не хочешь говорить и вообще ты какой-то
чудной сегодня.
- Не чудной, а просто я думаю.
- А ты брось думать и пей, - сказала она.
- Ладно.
Они выпили.
- Биггер!
- А?
- Я тебе не могу помочь в твоих делах?
- Может быть!
- Скажи чем, я помогу.
- Ты мне веришь?
- До сих пор верила.
- Нет, а теперь?
- И теперь тоже; только ты скажи, чему я должна верить?
- А если я не могу сказать?
- Значит, ты _мне_ не веришь.
- Так нужно, Бесси.
- А если б я тебе верила, сказал бы?
- Может быть.
- Оставь ты свое "может быть".
- Слушай, Бесси, - сказал он. Ему самому не нравилось, как он с ней
говорит, но он не решался идти напрямик. - Я сегодня такой потому, что тут
дело серьезное.
- А какое дело?
- Если выгорит, это большие деньги.
- Вот что, Биггер: ты или говори прямо, или совсем не говори.
Они помолчали. Бесси допила свой стакан.
- Можно идти, - сказала она.
- Уже?
- Да, мне спать хочется.
- Ты что, злишься?
- Может быть.
Это не годилось. Как уговорить ее остаться? Что можно рассказать ей и
что нельзя? Удастся ли добиться ее доверия, если рассказать ей не все?
Вдруг он решил, что ее холодность сразу пропадет, если дать ей
почувствовать, что ему угрожает опасность. Вот, вот! Нужно внушить ей
тревогу за него.
- Мне, может быть, придется скоро уехать отсюда, - сказал он.
- Полиция?
- Может быть.
- Что же ты будешь делать?
- Вот об этом я и думаю.
- Что это за деньги, Биггер, откуда?
- Бесси, если мне надо будет уехать, ты мне поможешь? А я зато поделюсь
с тобой.
- Возьми меня с собой, тогда и делиться не надо.
Он промолчал. Мысль о том, чтобы взять Бесси, ни разу не приходила ему
в голову. Женщина в побеге - тяжелая обуза. Он не раз читал про беглецов,
которые попадались из-за женщин, и не хотел, чтоб и с ним случилось то же.
Но что, если - да, если сказать ей столько, да, ровно столько, чтобы
заручиться ее участием?
- Ладно, - сказал он. - Я тебе так скажу: если ты мне поможешь, я тебя
возьму.
- Ты правду говоришь?
- Ну да.
- Значит, ты мне расскажешь?
Да, состряпать историю не трудно. И совсем незачем упоминать Джана.
Надо рассказать все так, чтобы в случае, если когда-нибудь ее станут
спрашивать, она отвечала бы то, что нужно, сыграла бы ему на руку своими
ответами. Он взял свой стакан, допил, поставил его и наклонился к ней
через стол, вертя в пальцах сигарету. Он заговорил, прерывисто дыша.
- Ну слушай, вот в чем вся штука. Этот старик, у которого я работаю, он
очень богатый, миллионер, а у него есть дочка, и вот она сбежала с одним
красным.
- Как, ушла из дому?
- Что? А... ну да, ушла из дому.
- С красным?
- Да, знаешь - из этих, из коммунистов.
- О! Как же это она так?
- Да она вообще дурная какая-то. Никто еще не знает, что она уехала, и
вот прошлой ночью я взял у нее в комнате деньги, поняла?
- О-о!
- А они не знают, где она.
- Что же ты теперь хочешь делать?
- Они не знают, где она, - повторил он.
- Ну и что же?
Он взял сигарету в зубы; она смотрела на него своими черными глазами,
широко раскрытыми от жадного любопытства. Ему нравилось, когда она так
смотрела. Ему даже жалко было говорить ей, потому что тогда ей уже не
нужно будет догадываться. Ему хотелось подольше оттянуть свой рассказ,
чтобы удержать на ее лице выражение полной поглощенности. Видя это
выражение, он острее чувствовал, что живет, и вырастал в собственных
глазах.
- У меня есть план.
- Ах, Биггер, ну расскажи, какой?
- Не говори так громко.
- Ну рассказывай же!
- Они не знают, где девушка. Они могут подумать, что ее похитили,
понятно? - Вое тело у него напряглось, и губы дрожали.
- Ах, вот почему ты так заволновался, когда я тебе сказала про Леба и
Леопольда...
- Что ты на это скажешь?
- А вдруг они не подумают, что ее похитили?
- Нужно _сделать_ так, чтоб подумали.
Она посмотрела в свой пустой стакан. Биггер подозвал официантку и
заказал еще джину. Он сразу отпил почти полстакана и сказал:
- Девушки нет, понятно? Они не знают, где она. Никто не знает. Но они
могут подумать, что кто-то знает, если им сказать об этом. Понятно?
- Значит... Значит, мы можем сказать, что мы знаем. Да? Ты хочешь, чтоб
мы написали им...
- ...и потребовали денег, вот именно, - сказал он. - И мы их получим.
Понимаешь, ведь никто другой не станет брать с них деньги, вот мы и
возьмем.
- А если она объявится?
- Не объявится.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, и все.
- Биггер, ты что-те знаешь про эту девушку. Ты знаешь, где они.
- Не все ли тебе равно, где она. Важно, что она не объявится, а значит,
и беспокоиться нечего.
- Биггер, это с ума надо сойти!
- А! Ну тогда к черту! Больше не будем говорить об этом.
- Да я не про то совсем.
- А про что же?
- Про то, что надо все делать очень осторожно.
- Можно стребовать с них девять тысяч.
- Но как мы их получим?
- Скажем, чтоб они положили где-нибудь. Они будут думать, что им
отдадут девушку...
- Биггер, ты знаешь, где она, - сказала она тоном не то вопроса, не то
утверждения.
- Нет.
- Про это напишут в газетах. Она объявится.
- Не объявится.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Он увидел, как она пошевелила губами, потом заговорила совсем тихо,
наклонясь к нему.
- Биггер, ты ей ничего не сделал, этой девушке?
Он оцепенел от страха. Ему вдруг захотелось, чтобы у него в руках было
что-нибудь крепкое и тяжелое: револьвер, нож, кирпич.
- Скажи только это еще раз, я тебе так дам, что ты из-за стола
вылетишь!
- О-о!
- Ладно. Хватит дурака валять.
- Биггер, зачем ты это сделал?
- Будешь помогать? Говори: да или нет?
- Ой, Биггер...
- А, боишься! А когда ты мне помогла стащить серебро у мисс Херд из
буфета, тогда ты не боялась? Когда ты впустила меня к миссис Мэси и я
украл радиоприемник, тогда ты не боялась?
- Я не знаю...
- Ты хотела, чтоб я сказал тебе. Ну вот, я сказал. Женщины всегда так.
Сначала пристанут, а чуть что, так в кусты.
- Но ведь нас поймают.
- Будем делать все с умом, так не поймают.
- Но как же мы это все сделаем, Биггер?
- А уж это я придумаю как.
- Но я тоже хочу знать.
- Ничего трудного тут нет.
- Но как?
- Я устрою так, что ты сможешь взять деньги и никто тебя не тронет.
- За такие дела, знаешь, что бывает?!
- Вот и тебе будет, если станешь трусить.
- А как же я возьму деньги?
- Мы им скажем, где их оставить.
- А они дадут знать в полицию.
- Не дадут, побоятся, что не получат дочку обратно. Они у нас в руках,
понимаешь? А потом, я же буду знать. Я-то ведь все время у них в доме.
Если я увижу, что нам готовят ловушку, я тебя предупрежу.
- И ты думаешь, у нас это выйдет?
- Можно написать, чтоб они бросили деньги из окна автомобиля. Ты
спрячешься на условленном месте и будешь смотреть, не следит ли
кто-нибудь. Если кого-нибудь увидишь, не возьмешь деньги, вот и все. Но
они хотят вернуть девушку, они не будут следить.
Наступили долгое молчание.
- Ох, Биггер, не знаю, - сказала она.
- С деньгами можно поехать в Нью-Йорк, в Гарлем. Нью-Йорк - вот это
город. Выждем немножко, а потом поедем.
- А вдруг они переметят деньги?
- Не переметят. А если переметят, я дам тебе знать. Ведь я же там, на
месте.
- А если мы вдруг убежим, они догадаются, что это мы. Нас будут искать
всю жизнь, Биггер...
- А мы не убежим сейчас же. Мы выждем.
- Не знаю, Биггер.
Он был доволен; он видел по ней, что стоит только подтолкнуть ее, и она
сдастся. Она боялась, и, пользуясь ее страхом, он мог сделать с ней что
угодно. Он посмотрел на часы: было уже поздно. Надо было вернуться,
посмотреть, как там котел.
- Ну вот что, мне пора.
Он расплатился, и они вышли на улицу. Был еще один способ покрепче
привязать ее. Он вытащил деньги, отделил одну бумажку себе, а всю пачку
протянул ей.
- Возьми, - сказал он. - Купи себе, что хочешь, а остальные побереги
для меня.
- О!
Она смотрела на деньги и не решалась.
- Не хочешь?
- Хочу, - сказала она и взяла пачку.
- А будешь помогать мне, так и побольше получишь.
Они остановились у ее дома; он внимательно посмотрел на нее.
- Ну, - сказал он, - так как же?
- Биггер, миленький. Я... я не знаю, - сказала она жалобно.
- Ты сама хотела, чтоб я тебе рассказал.
- Я боюсь.
- Значит, ты мне не веришь?
- Мы еще никогда такого не делали. Они весь город обыщут, чтобы нас
найти. Это совсем не то, что забраться вечером к моим хозяевам, когда
никого дома нет, и стащить что-нибудь. Это не...
- Как хочешь.
- Я боюсь, Биггер.
- А кто может на нас подумать?
- Не знаю. Ты правда думаешь, что они не знают, где девушка?
- Они не могут знать.
- А ты знаешь?
- Нет.
- Она объявится.
- Не объявится. А потом она вообще с заскоком. Они даже могут подумать,
что это она сама и написала, чтоб вытянуть у них деньги. Или они подумают
на красных. На нас никогда не подумают. Они считают, что у нас пороху не
хватит на такое дело. Они всех негров считают трусами...
- Ох, пс знаю...
- Я тебя когда-нибудь подводил?
- Нет, но мы ничего такого ни разу не делали.
- Все равно, и теперь не подведу.
- Когда ты хочешь это сделать?
- А вот как они поднимут тревогу насчет девушки.
- И ты думаешь, это у нас выйдет?
- Я тебе уже сказал, что я думаю.
- Нет, Биггер! Не пойду я на это. И ты...
Он круто повернулся и пошел прочь.
- Биггер!
Она побежала за ним по снегу и вцепилась в рукав. Он остановился, но не
обернулся к ней. Она потянула его за пальто. Под тусклым светом уличного
фонаря они молча сошлись лицом к лицу. Вокруг них была ночь и снег; они
были отрезаны от мира и знали только друг друга. Он смотрел на нее без
всякого выражения и ждал. Ее взгляд, испуганный и недоверчивый, был
прикован к его лицу. Он стоял неподвижно, но вся его поза говорила о том,
что он наготове и только ждет, оттолкнет она его или притянет. Ее губы
раздвинулись в слабой улыбке, она подняла руку и тихонько провела пальцами
по его щеке. Он знал, что в ней сейчас с мукой решается вопрос о том,
насколько он дорог ей. Она схватила его руку и сжала.
- Биггер, миленький... Не надо. Правда же, нам и без этого хорошо.
Он выдернул руку.
- Я пошел, - сказал он.
- Когда мы теперь увидимся, миленький?
- Не знаю.
Он сделал несколько шагов, но она опять нагнала его и обхватила за шею.
- Биггер, миленький...
- Так как же, Бесси? Говори.
Она жалобно смотрела на него своими круглыми черными глазами. Он все
еще выжидал, протянет она ему руку или даст скатиться в пропасть одному.
Он наслаждался ее горем, через эту чужую растерянность и отчаяние узнавая
цену себе. Вдруг у нее дрогнули губы, и она заплакала.
- Так как же? - повторил он.
- Если я пойду на это, так только ради тебя, - всхлипывая, сказала она.
Он обнял ее за плечи.
- Ну, ну, Бесси, - сказал он. - Не плачь.
Она перестала всхлипывать и вытерла глаза; он пристально посмотрел на
нее. Справится, подумал он.
- Мне надо идти, - сказал он.
- Я сейчас домой не пойду.
- А куда же ты пойдешь?
Теперь, когда она стала его сообщницей, он вдруг стал бояться за нее.
Для его душевного спокойствия необходимо было знать, что она делает и
почему.
- Мне еще выпить хочется.
Нет, все в порядке; она такая же, как всегда.
- Ну, я загляну к тебе завтра вечером, идет?
- Ладно, миленький. Только смотри, будь осторожен.
- Слушай, Бесси, ты брось трусить. Положись на меня. Что бы ни
случилось, им нас не поймать. Уж про тебя-то наверняка никто ничего не
узнает.
- А если нас начнут искать, Биггер, где мы спрячемся? Ведь мы негры. Мы
не можем пойти, куда захочется.
Он оглядел заснеженную, освещенную фонарями улицу.
- Да мало ли мест, - сказал он. - Я всю Южную сторону знаю как свои
пять пальцев. Можно спрятаться в одном из тех старых домов, знаешь? Вот
как прошлый раз. Туда никто не сунется.
Он показал в конец улицы, где темнел большой нежилой черный дом.
- Ох! - вздохнула она.
- Ну я пошел, - сказал он.
- До завтра, миленький.
Он зашагал к трамваю; оглянувшись, он увидел, что она все еще стоит на
том же месте, в снегу. Ничего, подумал он. Справится.
Опять пошел снег; улицы были точно длинные тропинки, проложенные в чаще
и освещенные там и сям факелами, высоко поднятыми невидимой рукой. Он
прождал минут десять, трамвая все не было. Он свернул за угол и, опустив
голову, зарыв руки в карманы, пешком пошел к Долтонам.
Он шел уверенно. За этот день и вечер возникли новые страхи, но новые