Райт Гарри. Сын Америки

После того как она ушла, он еще долго не двигался с места. Наконец,
вытягивая шею, точно насторожившийся зверь, он принялся осматривать
подвал, проверяя, все ли в порядке. Все было так, как он оставил вчера. Он
стал ходить из угла в угол, внимательно приглядываясь. Вдруг он
остановился, глаза его расширились. Прямо перед ним на полу, среди
багровых бликов, ложившихся от щелей в дверце топки, валялся окровавленный
клочок газеты. Пегги видела? Он подбежал к выключателю, погасил свет и
вернулся назад. Клочка почти не было заметно. Значит, Пегги его не видала.
Теперь что с Мэри? Сгорела она или нет? Он снова зажег свет и поднял
окровавленный клочок. Он оглянулся направо, налево, не смотрит ли кто,
потом отворил дверцу и заглянул - с видением Мэри, ее окровавленной шеи у
него перед глазами. Нутро топки дышало и вздрагивало под натиском угля. Но
никаких следов тела не было видно, хотя образ его неотступно стоял перед
глазами между ним и грудой пышущих жаром углей. Как продолговатый холмик
земли над свежей могилой, уголь словно повторял очертания тела Мэри.
Казалось, если он только копнет этот красный продолговатый холмик, уголь
осыплется, и тело Мэри, нетронутое, откроется взгляду. Уголь лежал так,
словно на месте сгоревшего тела осталась пустота, вокруг которой горячая
зола образовала плотную корку, сохранив в объятиях угля все изгибы тела
Мэри. Он зажмурил глаза и вдруг заметил, что все еще держит в руке
окровавленную бумажку. Он поднес ее к раскрытой дверце, и тягой ее вырвало
у него из рук; он следил, как она закружилась в раскаленном дрожащем
воздухе, задымилась, почернела, вспыхнула и исчезла. Он выключил
вентилятор: теперь уже нечего было опасаться запаха.
Он закрыл дверцу и повернул рычаг, регулирующий подачу угля. Тарахтенье
мелких кусков о жестяные стенки желоба громко отдалось у него в ушах, и в
ту же минуту тлеющий продолговатый холмик стал чернеть, потом вспыхнул и
развалился под напором угля, который вихрем врывался в топку. Он повернул
рычаг и выпрямился; пока все шло хорошо. Если только никому не вздумается
мешать золу в топке, все будет хорошо. Сам он не хотел трогать ее, боясь,
что там еще осталось что-нибудь от Мэри. Если и дальше все так пойдет, к
вечеру Мэри сгорит без следа, и ему нечего будет больше опасаться. Он
повернулся и взглянул на сундук. Ах, да! Не забыть бы! Сейчас же надо
спрятать у себя в комнате эти коммунистические брошюры. Он бегом поднялся
по лестнице и аккуратно, бережно уложил брошюры в угол комода. Да, да,
нужно уложить их пачкой, как они были. Никто не должен подумать, что он
читал их.
Он вернулся в подвал и нерешительно постоял у котла. У него было такое
чувство, что он упустил что-то и это что-то непременно его выдаст. Может
быть, нужно вытряхнуть золу? Да. Если забьет решетку, огонь не будет
гореть как следует. Он наклонился к торчащей внизу ручке зольника, но в
эту самую минуту лицо Мэри, живое, каким он видел его на подушке в
синеватом сумраке комнаты, глянуло на него из тлеющих углей, и он поспешно
выпрямился; голова у него закружилась от страха и сознания вины. Пальцы
свело; он уже не мог вытряхнуть золу. Его потянуло на воздух, прочь из
этого подвала, где стены, казалось, с каждой минутой обступали его все
теснее, мешая дышать.
Он вернулся к сундуку, ухватил его за одну ручку и поволок к двери,
потом взвалил на спину, снес в машину и укрепил в багажнике. Он посмотрел
на часы: было двадцать минут девятого. Теперь надо сесть и дожидаться
Мэри. Он забрался на сиденье и подождал пять минут. Надо бы позвонить. Он
посмотрел на ступени бокового крыльца и вспомнил, как Мэри споткнулась тут
вчера и как он поддержал ее. Вдруг он невольно вздрогнул - яркий сноп
лучей ударил с неба, и снег вокруг заиграл, заплясал, заискрился - целый
мир волшебной немой белизны. Уже поздно! Нужно войти и спросить мисс
Долтон. Если он будет дожидаться слишком долго, покажется, будто он знает,
что она не придет. Он вылез из машины и поднялся на крыльцо. Он посмотрел
в стекло двери: никого не было видно. Он дернул дверь, но она оказалась
запертой. Он нажал кнопку и услышал глухой удар гонга в доме. Он подождал
еще с минуту, потом увидел Пегги, спешившую по коридору. Дверь отворилась.
- Что, она не выходила еще?
- Нет, мэм. А уже пора ехать.
- Подождите. Я сейчас ее позову.
Пегги, все еще в халате, стала подниматься по лестнице, той самой
лестнице, по которой вчера он тащил наверх Мэри и по которой спускался
вниз, спотыкаясь под тяжестью сундука. Но вот Пегги показалась снова,
только теперь она двигалась гораздо медленнее. Она подошла к двери.
- Ее нигде нет. Может быть, она уже уехала? Она вам как говорила?
- Она сказала, что я утром отвезу ее на вокзал, и велела снести сундук
вниз, мэм.
- Странно! Ее нет ни в ее комнате, ни в спальне миссис Долтон. А мистер
Долтон еще спит. Вы точно знаете, что она уезжает сегодня утром?
- Да, мэм. Так она мне сказала вчера.
- И велела вам снести вниз сундук?
- Да, мэм.
Пегги задумалась, глядя мимо него на засыпанную снегом машину.
- Что ж, берите сундук и поезжайте на вокзал. Может быть, она не
ночевала дома.
- Да, мэм.
Он повернулся и стал спускаться с крыльца.
- Биггер!
- Вы говорите, она вам велела оставить машину здесь на всю ночь?
- Да, мэм.
- Она что, собиралась еще куда-нибудь ехать?
- Нет, мэм. Видите ли, мэм, - сказал Биггер, нащупывая почву, - в
машине _он_ сидел...
- Кто?
- Молодой джентльмен.
- Ага, понятно. Ну поезжайте на вокзал. Мэри, видно, опять что-то
накуролесила.
Он сел в машину, дал задний ход и, выехав на заснеженную улицу,
повернул к северу. Ему хотелось обернуться, взглянуть, смотрит ли Пегги
ему вслед, но он не посмел. Ей может показаться, что он заподозрил
неладное, а это сейчас не входило в его расчеты. Ну хорошо, хоть одна уже
думает так, как ему нужно.
Он доехал до Ла-Салльского вокзала, поставил машину в узкий проход
между другими машинами, отнес сундук в камеру хранения и подождал, пока
ему выписали квитанцию. Он подумал, что будет, когда они увидят, что никто
не приходит за сундуком. Может быть, они дадут знать мистеру Долтону?
Ладно, там видно будет. Он свое сделал. Мисс Долтон просила его отвезти
сундук на вокзал, он и отвез его на вокзал.
Он ехал обратно так быстро, как только можно было по засыпанной снегом
мостовой. Ему хотелось быть на месте, чтоб видеть все, что произойдет,
чтоб самому считать пульс времени. Он въехал во двор, поставил машину в
гараж, запер ворота и остановился, раздумывая, куда пойти - в свою комнату
или в кухню. Лучше прямо отправиться в кухню, как будто ничего не
случилось. Он еще не завтракал - для Пегги, - и его приход в кухню будет
вполне естественным. Он прошел через подвал, помедлив, чтоб взглянуть на
раскаленный котел, поднялся по лестнице и бесшумно переступил кухонный
порог. Пегги стояла у газовой плиты, спиной к нему. Когда он вошел, она
оглянулась:
- Ну что, все сделали?
- Да, мэм.
- А ее видели там?
- Нет, мэм.
- Проголодались, наверно?
- Немножко, мэм.
- Немножко? - Пегги засмеялась. - Придется вам привыкать к здешним
порядкам. В воскресенье у нас все встают поздно, но уж когда встают, так
точно из голодного края приехали.
- Нет, мэм, я ничего.
- Грин только на это и жаловался, когда служил здесь, - сказала Пегги.
- Он всегда ворчал, что по воскресеньям мы его голодом морим.
Биггер выдавил из себя улыбку и стал смотреть на черные и белые клетки
линолеума на полу. Что подумала бы она, если б знала? В эту минуту он был
очень дружелюбно настроен к Пегги; он чувствовал, что у него есть нечто
такое, чего ей не отнять, сколько бы она ни презирала его. В коридоре
зазвонил телефон. Пегги выпрямилась и удивленно взглянула на Биггера,
вытирая передником руки.
- Кому там не терпится в такую рань? - пробормотала она.
Она вышла, а он остался сидеть, выжидая. Может, быть, это Джан
спрашивает Мэри? Он вспомнил, что Мэри обещала позвонить ему. Он подумал,
сколько езды до Детройта? Пять часов или шесть? Это ведь недалеко. Поезд
Мэри уже ушел. Около четырех она должна быть в Детройте. Может быть, ее
там встречает кто-нибудь. Увидят, что ее нет, и позвонят сюда или дадут
телеграмму. Пегги вернулась, прошла к плите и снова взялась за стряпню.
- Сейчас будет готово, - сказала она.
- Да, мэм.
Она вдруг повернулась к нему:
- Вы говорите, с мисс Долтон был вчера молодой джентльмен? Кто он
такой?
- Не знаю, мэм. Кажется, его зовут Джан или что-то в этом роде.
- Джан. Это он только что звонил, - сказала Пегги, Она вскинула голову
и поджала губы. - Не стОящий человек, совсем не стОящий. Он из этих, из
анархистов, вот что против правительства идут.
Биггер слушал и ничего не говорил.
- И чего ради такая приличная девица, как наша Мэри, путается с этими
смутьянами, одному богу известно! Добра от этого не будет, попомните мое
слово. Если б не эта Мэри с ее причудами, здесь в доме все шло бы как по
маслу. Разве не обидно? Мать ведь у нее - сама доброта. Да и мистер Долтон
тоже, таких людей вы не много найдете... Ну ничего, со временем Мэри
угомонится. Все они так. Пока молоды да глупы, так непременно нужно на
голове ходить...
Она поставила перед ним чашку горячей овсянки с молоком, и он принялся
есть. Еда не шла ему в горло, потому что он не был голоден. Но он
заставлял себя проглатывать ложку за ложкой. Пегги продолжала болтать, а
он думал, что бы такое ответить ей, но ничего не мог придумать. Может
быть, ей и не нужно, чтоб он ей отвечал. Может быть, она разговаривает с
ним просто потому, что больше ей не с кем поговорить, как бывает и с его
матерью. Да, надо будет спуститься в котельную и еще поддать жару. Он
завалит всю топку углем и тогда будет спокоен, что Мэри сгорела дотла. От
горячей каши его стало клонить ко сну, и он подавил зевок.
- Что мне сегодня еще делать, мэм?
- Ждите, когда позовут. В воскресенье у нас тихо. Но, может быть,
мистер или миссис Долтон поедут куда-нибудь.
- Да, мэм.
Он доел овсянку.
- Я вам сейчас не нужен, мэм?
- Нет. Но погодите, вы ж еще не кончили. Яичницу с ветчиной хотите?
- Нет, мэм. Я уже сыт.
- Ну смотрите, а то вот она, готова уже. Вы не стесняйтесь.
- Я, пожалуй, схожу взгляну, как там огонь.
- Хорошо, Биггер. Около двух часов ждите звонка. Раньше, я думаю,
ничего не понадобится.
Он спустился в котельную. Огонь ярко пылал. Багровели раскаленные
уголья, а наверху в трубе мерно гудело. Угля было достаточно. Он снова
обошел подвал, заглянул в каждый угол, в каждый закоулок, чтобы
удостовериться, не осталось ли где-нибудь следов вчерашнего. Нигде ничего
не было.
Он пошел к себе в комнату и растянулся на кровати. Ну вот. Что теперь
будет? В комнате было совсем тихо. Нет! Вот что-то слышно! Он откинул
голову набок, прислушиваясь. Снизу, из кухни, глухо доносился стук горшков
и дребезжание кастрюль. Он встал и прошелся по комнате; ближе к углу звуки
стали громче. Он ясно различил мягкие, но уверенные шаги Пегги, ходившей
по кухне. "Это как раз подо мной", - подумал он. Он остановился и
прислушался. Он различил голос миссис Долтон, потом голос Пегги. Он лег и
приложил ухо к полу. О чем они говорят - о Мэри? Слов нельзя было
разобрать. Он встал и огляделся. В двух шагах от него был стенной шкаф для
одежды. Он распахнул дверцы; голоса стали яснее. Он вошел в шкаф, и доски
под ним затрещали; он притаился. Вдруг они слышали? Скажут, что он
подслушивает. О! Ему пришла в голову мысль. Он достал свой чемодан,
раскрыл его и вытащил охапку вещей. Если кто-нибудь войдет, подумают, что
он развешивает свои вещи в шкафу. Он снова вошел в шкаф и прислушался.
- ...и машина всю ночь простояла у подъезда?
- Да, он говорит, что она ему так велела.
- В котором часу это было?
- Не знаю, миссис Долтон. Я его не спрашивала.
- Ничего не понимаю.
- Да вы не беспокойтесь, миссис Долтон. Ничего с ней не случится.
- Но она даже записки не оставила, Пегги. Это на Мэри не похоже. Даже в
тот раз, когда она вдруг уехала в Нью-Йорк, она все-таки оставила записку.
- Может быть, она и не уезжала. Может быть, ее куда-нибудь вызвали и
она не вернулась домой.
- А зачем же она велела оставить машину во дворе?
- Я не знаю.
- И он говорит, что с ней был мужчина?
- Видно, это тот самый, Джан, миссис Долтон.
- Джан?
- Ну да, с которым она ездила во Флориду.
- Никак она не отстанет от этих ужасных людей!
- Он уж сегодня звонил, спрашивал ее.
- Он звонил?
- Да.
- А что он говорил?
- Он вроде удивился, когда я сказала, что она уехала.
- Что она еще задумала, господи? Она мне говорила, что уже не
встречается с ним.
- Может быть, она нарочно велела ему позвонить, миссис Долтон?
- Как это нарочно?
- Я думаю, мэм, может, она опять с ним, как вот тогда, во Флориде. И
может быть, она сама ему велела позвонить, чтоб узнать, хватились ли мы,
что ее нет дома...
- О, Пегги!
- Извините меня, мэм... Ну может быть, она осталась ночевать у
какой-нибудь подруги?
- Но она в два часа ночи была в своей комнате, Пегги. К кому же она
могла пойти так поздно?
- Миссис Долтон, когда я сегодня утром входила в ее комнату, я кое-что
заметила.
- Что же?
- Знаете, мэм, на кровати как будто и не спал никто. Даже покрывало не
откинуто. Только примято сверху, словно кто-то полежал немножко и ушел...
- Что вы говорите?
Биггер напряженно вслушивался, но внизу наступило молчание. Так,
значит, они уже знают, что что-то неладно. Снова послышался встревоженный,
прерывающийся голос миссис Долтон:
- Значит, она не ночевала дома?
- Выходит, что так.
- А шофер говорит, что Джан был в машине?
- Да. Мне показалось чудно, зачем это машина всю ночь стояла под
снегом, я его и спросила. Он сказал, что она ему велела оставить машину на
дворе и что там сидел Джан.
- Послушайте, Пегги.
- Да, миссис Долтон?
- Мэри была совсем пьяная вчера. Хоть бы только с ней ничего не
случилось!..
- Ах ты, боже мой!
- Я входила к ней в комнату сейчас же после того, как она вернулась.
Она была так пьяна, что не могла говорить. Она была _совсем_ пьяная,
понимаете. Никогда я не думала, что она может прийти домой в таком виде.
- Ничего с ней не случится, миссис Долтон. Я знаю, что с ней ничего не
случится.
Опять надолго наступило молчание. Биггеру пришло на ум, что, может
быть, миссис Долтон идет в его комнату. Он вылез из шкафа и снова лег на
кровать, прислушиваясь. Все было тихо. Он долго лежал так, не слыша
ничего, потом опять раздались шаги в кухне. Он поспешно забрался опять в
шкаф.
- Пегги!
- Да, миссис Долтон.
- Пегги, я сейчас была у Мэри в комнате. Что-то неладно. Она даже не
уложилась как следует. Не взяла и половины вещей. Она собиралась в
Детройте побывать на нескольких вечерах, а новые платья все висят в шкафу.
- Может быть, она не поехала в Детройт?
- Так где же она?
Биггер перестал слушать; в первый раз за все время он почувствовал
страх. Он не подумал о том, что сундук был только наполовину уложен. Как
теперь объяснить, что она велела ему везти на вокзал наполовину уложенный
сундук? Фу, черт! Она ведь была пьяна. Вот, вот. Мэри была так пьяна, что
сама не знала, что делает. Она велела ему взять сундук, он и взял; какое
ему дело? А если кто-нибудь скажет, что нелепо было везти на вокзал
наполовину уложенный сундук, он ответит: мало ли нелепостей она заставляла
его делать вчера. Ужинал же он вместе с ней и с Джаном в "Хижине" Эрни на
глазах у всех. Он скажет, что оба они были пьяные, а он делал то, что они
ему говорили, потому что такая его служба. Он снова прислушался к голосам.
- ...немного погодя пришлите этого мальчика ко мне. Я хочу поговорить с
ним.
- Слушаю, миссис Долтон.
Он снова лег на постель. Нужно еще раз повторить себе всю историю с
самого начала, проверить ее так, чтоб не к чему было придраться. Может
быть, он напрасно взял сундук? Может быть, лучше было снести Мэри вниз на
руках? Но ведь он потому и уложил ее в сундук, что боялся, как бы
кто-нибудь не увидел ее у него на руках. Как же еще ему было вынести ее из
комнаты? Ладно, к черту! Что случилось, то случилось, и теперь он будет
стоять на своем. Он снова повторил себе всю историю, закрепляя в памяти
каждую подробность. Он скажет, что она была пьяна, мертвецки пьяна. Он
лежал в темной комнате, на мягкой постели, слушая мерное шипение в
батарее, и лениво и сонно думал о том, как она была пьяна, и как он тащил
ее вверх по лестнице, и как он надвинул подушку ей на голову, и как он
уложил ее в сундук, и как ему трудно было нести сундук вниз по темной
лестнице, и как у него горела ладонь, когда он упал и покатился с
лестницы, а тяжелый сундук грохотал бух-бух-бух, так громко, что, наверно,
все на свете слышали...
Он встрепенулся, услышав стук в дверь. Сердце у него колотилось. Он сел
на кровати и осовелым взглядом обвел комнату. Кто-то стучался. Он взглянул
на часы: было около трех. Ух ты! Это он, значит, и звонок проспал. В дверь
снова постучали.
- Кто там? - пробормотал он.
- Это я, миссис Долтон.
- Да, мэм. Сию минуту.
В два длинных шага он очутился у двери, но еще помедлил немного,
стараясь прийти в себя. Он поморгал глазами и облизнул губы. Потом он
отворил дверь и увидел перед собой миссис Долтон, одетую в белое, ее
улыбку и бледное лицо, чуть приподнятое, как тогда, когда она стояла в
темноте над кроватью, где он душил Мэри.
- Д-да, мэм, - с трудом выговорил он. - Я... я заснул...
- Вы не выспались ночью, правда?
- Да, мэм, - ответил он, боясь подумать, что, собственно, она хотела
сказать.
- Пегги вам три раза звонила, а вы все не отзывались.
- Простите, мэм...
- Ну ничего. Я только хотела вас спросить про вчерашнее... Кстати, вы
отвезли сундук на вокзал? - перебила она себя.
- Да, мэм. Еще утром, - сказал он, подметив в ее голосе смущение и
нерешительность.
- Вот и хорошо, - сказала миссис Долтон. Она стояла в полутемном
проходе, слегка вытянув шею. Он сжимал пальцами дверную ручку и ждал, весь
напряженный. Теперь нужно следить за своими словами. Но он знал, что у
него есть надежная защита; он знал, что чувство стыда не позволит миссис
Долтон спрашивать слишком много и показать ему, что она встревожена. Он
был мальчишка, а она - пожилая женщина. Он был работник, а она - хозяйка,
и расстояние между ними всегда должно было соблюдаться.
- Вы, кажется, оставили на ночь машину у подъезда?
- Да, мэм. Я хотел убрать ее в гараж. - Он старался показать, что
беспокоится только о том, как бы его не обвинили в небрежности и не
отказали от места. - Но она мне велела ее оставить.
- А с ней кто-нибудь был?
- Да, мэм. Молодой джентльмен.
- Вероятно, было уже очень поздно?
- Да, мэм. Около двух, мэм.
- Значит, вы около двух снесли вниз сундук?
- Да, мэм. Она мне так велела.
- Вы заходили в ее спальню?
Он не хотел, чтобы она думала, что он был в спальне один с Мэри. Он на
ходу изменил свою версию.
- Да, мэм. Они поднялись наверх...
- Ах, он тоже там был?
- Да, мэм.
- Вот как?..
- Что-нибудь случилось, мэм?
- Нет, нет! Я... я... Нет, ничего не случилось.
Они стояли в проходе, и он смотрел прямо в ее светло-серые слепые
глаза, почти такие же светлые, как ее лицо, волосы и платье. Он знал, что
она очень встревожена и ей очень хочется еще расспросить его. Но он знал,
что она не захочет услышать от него о том, что ее дочь напилась пьяной. В
конце концов, он был черный, а она белая. Он был бедный, а она богатая. Ей
стыдно будет дать ему повод думать, что, у нее в семье стряслось что-то
такое, о чем она должна спрашивать у него, у черного слуги. Он
почувствовал себя увереннее.
- Я вам сейчас нужен, мэм?
- Нет, собственно, если хотите, можете взять себе сегодня выходной.
Мистер Долтон не совсем здоров, и мы никуда не поедем.
- Спасибо, мэм.
Она повернулась, и он закрыл дверь; он стоял и прислушивался к легкому
шороху ее шагов в коридоре и потом на лестнице. Он представлял себе, как
она бредет ощупью, касаясь руками стен. Она, вероятно, знает весь дом, как
прочитанную книгу, подумал он. Он весь дрожал от волнения. Она была белая,
а он черный, она была богатая, а он бедный; она была старая, а он молодой;
она была хозяйка, а он слуга. Ему нечего было опасаться. Когда внизу
хлопнула кухонная дверь, он подошел к шкафу и снова прислушался. Но ничего
не было слышно.
Что ж, выходной, так выходной. Это даже лучше: поможет ему освободиться
от напряжения, сковавшего его во время разговора с миссис Долтон. И он
пойдет к Весен. Вот, вот! Он взял пальто и кепку и спустился в котельную.
В трубе завывало, уголь в топке накалился добела; подбавлять не надо,
хватит до его возвращения.
Он дошел до трамвайной остановки на углу Сорок седьмой улицы. Да, Бесси
- вот кто ему сейчас нужен. Странно, вчера весь день он почти не вспоминал
о ней. Слишком было много разных событии. У него не возникло потребности о
ней думать. Но теперь ему нужно было отдохнуть, отвлечься, и ему
захотелось к ней. По воскресеньям она всегда бывала дома после обеда. Его
очень сильно тянуло к ней; он чувствовал, что, если повидает ее, это
придаст ему сил на завтрашний день.
Подошел трамвай, и он сел, раздумывая о том, как все сложилось сегодня.
Нет, едва ли они его заподозрят, ведь он негр. Он еще раз ощупал пачку
хрустких бумажек в кармане; если дело примет дурной оборот, он всегда
успеет убежать. Он подумал, сколько всего денег в пачке; он даже не
пересчитал их. Надо будет посмотреть там, у Бесси. Нет, бояться нечего. Он
чувствовал твердый угол револьвера, прижатого к телу. Эта штука всякого
удержит на приличном расстоянии и заставит дважды подумать, прежде чем
тронуть его.
Но одно обстоятельство во всем этом деле не давало ему покоя - нужно
было выжать тут денег побольше; нужно было заранее подготовиться. Все это
случилось неожиданно и слишком быстро. Больше так не будет; в другой раз
он заранее все обдумает и подготовит и тогда сумеет получить столько
денег, чтоб хватило надолго. Он посмотрел в окно вагона, потом обвел
взглядом белые лица вокруг. Ему вдруг захотелось встать и во весь голос
прокричать им, что вот он убил белую девушку, дочь богатого человека,
которого все они знают. Да, если б он сделал это, какой испуг отразился бы
на их лицах. Но нет. Он этого не сделает, хотя это было очень заманчиво.
Их слишком много; его сейчас же схватят, осудят и казнят. Он мечтал о
наслаждении, которое испытывал бы, заставив их бояться, но знал, что за
пего пришлось бы слишком дорого заплатить. Если б можно было, не боясь
ареста, рассказать им о том, что он сделал; если б он мог существовать для
них только в воображении; если б его черное лицо и вся картина - как он
душит Мэри, и отрезает ей голову, и сжигает ее в топке котла - вечно могли
стоять у них перед глазами как страшный образ действительности, которую
можно видеть, ощущать, но нельзя уничтожить! Создавшееся положение не
удовлетворяло его: у него было чувство человека, который увидел перед
собою цель и достиг ее, но, достигнув, заметил вблизи другую цель, больше
и лучше первой. Он выучился кричать и крикнул, но никто его не услышал; он
научился ходить и шел, но не чувствовал почвы под ногами; он долго мечтал
о том, чтобы получить оружие в руки, по вдруг оказалось, что у него в
руках оружие, не видимое никому.
Трамвай остановился на углу улицы, где жила Бесси, и он вышел. Дойдя до
ее дома, он поднял голову и увидел освещенное окно на втором этаже.
Зажглись уличные фонари, желтоватый отсвет лег на покрытые снегом
тротуары. Вечер наступил рано. Фонари были точно круглые дымчатые шары
света, обледеневшие на ветру, и черные чугунные столбы, как якоря,
удерживали их, не давая улететь. Он вошел в парадное, позвонил, услышал
ответный сигнал внутреннего телефона, поднялся по лестнице и увидел Бесси,
улыбающуюся ему с порога.
- Вот уж не думала!
- Привет, Бесси.
Он остановился, глядя ей прямо в лицо, потом потянулся к ней. Она
увернулась.
- В чем дело?
- Ты сам знаешь в чем.
- Ничего я не знаю.
- Чего тебе от меня надо?
- Как чего? Хочу поцеловать тебя.
- Нечего тебе меня целовать.
- Почему?
- Это я _у тебя_ должна спросить.
- Да в чем дело?
- Я тебя видала вчера с твоими белыми приятелями.
- Вот еще, никакие это не приятели.
- А кто же это?
- Я работаю у них.
- И ужинаешь с ними?
- Ну, Бесси...
- Ты со мной даже не поздоровался.
- Неправда.
- Ну да, буркнул что-то и рукой помахал.
- Слушай, Бесси! Я же был на работе. Как ты не понимаешь?
- Рассказывай! Тебе просто стыдно было перед этой разодетой в шелка
белой девицей.
- Да ну, Бесси, хватит. Перестань дурака валять.
- Тебе правда хочется поцеловать меня?
- Понятно, хочется. Зачем же я пришел, по-твоему?
- А почему раньше не приходил?
- Я же тебе говорю: я работаю, дурочка. Ты ведь сама вчера видела. Ну
хватит. Перестань.
- Не знаю. Не знаю, - сказала она, покачав головой.
Он понимал, что она хочет узнать, скучал ли он по ней, велика ли еще ее
власть над ним. Он схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал
долгим, крепким поцелуем. Она не ответила. Отодвинувшись, он посмотрел на
нее с упреком и вдруг стиснул зубы, ощутив жар в губах от проснувшейся
страсти.
- Что же мы тут стоим? - сказал он.
- А ты хочешь войти?
- Понятно, хочу.
- Ты так долго не приходил.
- Ну вот, опять сначала.
Они вошли в комнату.
- Что ты сегодня такая? - спросил он.
- Можно было хоть открытку написать.
- Я просто не подумал.
- Или позвонить по телефону.
- Некогда было, Бесс.
- Ты меня больше не любишь.
- С чего это ты взяла?
- Мог забежать хоть на минуту.
- Говорят тебе, некогда было.
На этот раз, когда он ее поцеловал, она ответила, слегка. Чтобы
доказать ей свою любовь, он обхватил ее рукой и крепко сжал.
- Устала я сегодня, - вздохнула она.
- С кем гуляла?