Райт Гарри. Сын Америки

ночи мы шепчем своей душе: мертвые не возвращаются, и нам тревожиться
нечего.
Но мертвый возвращается и вторгается в наш дом! Мы находим своих
дочерей убитыми и сожженными, и мы говорим: "Казнить! Казнить!"
А я говорю, ваша честь: "Стойте! Посмотрите, что вы собираетесь
делать!" Ибо мертвый не умер! Он жив! Он нашел себе пристанище в джунглях
наших больших городов, в смрадном болоте трущоб! Он позабыл наш язык!
Чтобы жить, он отточил свои когти! Он стал беспощадным и свирепым! Он
научился ненависти и злобе, которых нам не понять! Его поступков нельзя
предвидеть! По ночам он выползает из своего логовища и крадется к
твердыням цивилизации! И при виде ласкового лица он не ложится на спину,
задрав лапы, чтобы с ним поиграли. Нет! Он набрасывается и убивает!
Да, Мэри Долтон, добрая, отзывчивая белая девушка, с улыбкой подошла к
Биггеру Томасу, желая помочь ему. Мистер Долтон, тревожимый смутной мыслью
о совершенном зле, хотел дать мальчику заработок, чтобы он мог прокормить
семью и послать брата и сестру в школу. Миссис Долтон, ощупью отыскивая
путь к успокоению своей совести, хотела убедить его поступить на курсы и
обучиться ремеслу. Но когда они с самыми лучшими намерениями протянули к
нему руки, грянула смерть! И вот, облаченные в траур, они ждут отмщения.
Кровавое колесо продолжает вертеться.
Я всей душой сочувствую горю этих убеленных сединами родителей. Но
мистеру Долтону-домовладельцу я могу сказать только одно: "Вы сдавали
неграм квартиры в Черном поясе и отказывались пускать их в другое место.
Вы загнали Биггера Томаса в дремучий лес. Вы сделали так, что человек,
убивший вашу дочь, всегда был для вас чужим, а она была чужой для него".
Семьи Томасов и Долтонов были связаны отношениями жильцов и хозяев,
покупателей и продавцов, рабочих и работодателей. Семья Томасов была
бедной, а семья Долтонов - богатой. И мистер Долтон, человек порядочный,
старался успокоить свою совесть, щедро раздавая деньги. Увы, мой друг,
золото не всесильно! Мертвеца нельзя подкупить! Скажите себе, мистер
Долтон: "Я принес в жертву свою дочь, но даже этого оказалось
недостаточно, чтобы загнать обратно в могилу преследующий меня призрак".
А миссис Долтон я скажу: "Ваша благотворительность была так же
трагически слепа, как ваши больные глаза!"
А Мэри Долтон, если только она меня слышит, я скажу: "Я стою здесь
сегодня для того, чтобы ваша смерть _не прошла даром_!"
Разрешите мне, ваша честь, продолжить свой рассказ о жизни Биггера
Томаса. Он и все подобные ему во многом напоминают наших предков, сотни
лет назад высадившихся на этих берегах. Но нам повезло. А им - нет. Мы
нашли здесь землю, которая нуждалась в приложении всех наших способностей
и сил; и мы построили на ней могущественную и грозную страну. Мы всю свою
душу отдали этому и продолжаем отдавать. Но _им_ мы сказали: "Это страна
белого человека!" И вот теперь они тоже ищут землю, которая нуждается в
приложении _их_ способностей и сил.
Ваша честь, задумайтесь над чисто внешним обликом нашей цивилизации.
Сколько в нем ослепительного и заманчивого! Как он возбуждает желания! Как
он дразнит мнимой доступностью счастья! Как оглушает нас непрерывной
шумихой рекламы, газет, радио и кино! Но не забывайте, что для многих все
это - злая насмешка. Яркие краски, которые радуют наш глаз, многим
причиняют боль. Представьте себе человека, который неотделимой частицей
бродит среди всего этого великолепия и в то же время знает, что оно _не
для него_!
Мы сами подготовили убийство Мэри Долтон, а теперь мы являемся в суд и
восклицаем: "Мы здесь ни при чем!" Но ведь любой школьный учитель знает,
что это не так, потому что любому школьному учителю известно, как урезаны
программы негритянских школ. И власти знают, что это не так, потому что во
всех их мероприятиях видна твердая решимость не дать Биггеру Томасу и ему
подобным перешагнуть установленные границы. И домовладельцы знают, что это
не так, потому что они сговорились между собой загнать всех негров в
тесные кварталы городских гетто. Ваша честь, все мы, присутствующие в
зале, можем выступать здесь в качестве свидетелей. Нам знакомы все
обстоятельства дела, потому что мы сами создавали их.
Но тут может встать вопрос: если Биггер Томас чувствовал, что с ним
поступают несправедливо, почему он не обратился с жалобой в суд? Почему
предпочел восстановить справедливость своей властью? Ваша честь, ни до
совершения убийства, ни после у этого мальчика не являлось мысли, что в
нанесенной ему обиде повинно одно какое-нибудь лицо. А кроме того, сказать
по правде, жизнь, которую он вел, выработала в нем такое отношение к миру,
что едва ли он мог возлагать какие-либо надежды на этот суд.
Преступление Биггера Томаса не было актом мести обидчику со стороны
обиженного. Будь это так, все дело было бы очень просто для нас. Но здесь
человек ошибочно понял роль целой расы в естественной системе мироздания и
поступил соответственно своей ошибке. Он убил Мэри Долтон случайно, без
мысли, без расчета, без осознанного повода. Но, убив, он принял это
преступление. И вот в этом и заключается самое главное. Это был первый
полноценный акт в его жизни; это было самое сильное, волнующее и острое из
всего, что ему до сих пор приходилось переживать. И он принял его
полностью, потому что оно дало ему ощущение свободы, возможность выбора,
решения, повод действовать и знать, что его действия имеют смысл и цель.
Мы должны говорить здесь о побуждениях, идущих из самых глубин
человеческого существа. Мы должны говорить здесь не о том, как человек
поступает с человеком, но о том, как человек поступает, когда он
чувствует, что должен защищаться против мира, в котором живет, - либо
защищаться, либо приспособиться к нему. Основное, что здесь надо понять, -
это не кто обидел этого мальчика, но как он видел мир и откуда возникло у
него это видение мира, заставившее его без размышлений уничтожить чужую
жизнь и сделать это так стремительно и инстинктивно, что элемент
случайности, сыгравший здесь роль, не помешал ему заявить потом: "Да, я
сделал это, я _должен_ был это сделать".
В наше время обвиняемые часто прибегают к отговорке: "Я был как в
тумане". Но этот мальчик не прибегает к ней. Напротив. Он говорит: "Я
знал, что делаю, но _не мог не сделать_". И он говорит, что не жалеет о
том, что сделал.
Разве на войне испытывают сожаление, убив? Разве в рукопашной схватке
думаешь о личности солдата, первым бросившегося на тебя?
Нет! Там убиваешь, чтобы самому не быть убитым! И, закончив войну с
победой, возвращаешься в свободную страну, точно так как этот мальчик,
обагрив свои руки кровью Мэри Долтон, почувствовал себя свободным первый
раз в жизни.
Помножьте Биггера Томаса на двенадцать миллионов, сделайте поправку на
разницу темпераментов и условий быта, вычтите тех негров, которые
находятся целиком под влиянием церкви, и вы получите психологию
негритянского народа. Но как только вы взглянете на этот народ как на
единое целое, как только отвлечетесь от единиц и увидите массу, тотчас же
явится перед вами новое качество. Американские негры не просто двенадцать
миллионов человек; это, в сущности, особая нация _внутри_ нашей нации -
угнетенная, обездоленная и закованная в цепи, лишенная всех политических,
гражданских, экономических и имущественных прав.
Так неужели вы думаете, что, убив одного негра - даже если убивать по
одному каждый день! - можно внушить остальным страх, который помешает _им_
совершать убийства? Нет! Этот глупый расчет никогда не оправдывался и не
оправдается. Чем больше вы будете убивать, чем больше станете притеснять и
изолировать, тем сильней будет расти стремление к новым формам жизни,
пусть пока слепо и бессознательно. Но ведь они живут рядом с памп, в тех
же городах, округах, селениях, - так где же им искать образец для этой
новой жизни, что может послужить материалом для иных форм существования?
На это может быть только один ответ: _мы сами_ и то, что относится к нам.
Ваша честь, в Америке сейчас живет вчетверо больше негров, чем было
колонистов в Тринадцати штатах, когда они выступили в поход за свою
свободу. Эти двенадцать миллионов негров, связанные с нашими традициями
так же тесно, как мы в свое время были связаны с европейскими, ведут на
узком пространстве борьбу за право чувствовать себя дома - ту самую
борьбу, которую так страстно вели когда-то и мы. И по сравнению с нами им
приходится бороться в гораздо более тяжелых условиях. Нам, лучше чем кому
бы то ни было, следовало бы понимать чувства и желания этих людей. Этот
поток жизни, сдавленный и замутненный, стремится к той самой цели, которую
все мы так любовно ищем и так затрудняемся выразить в словах. Когда мы
сказали, что "человеку присущи некоторые неотчуждаемые права, как-то:
право на жизнь, на свободу и счастье", мы не дали определения, что мы
понимаем под "счастьем". Должно быть, этого нельзя выразить словами, и мы
не делали напрасных попыток. Вот почему мы говорим: "Пусть каждый служит
богу по-своему".
Но некоторые общие черты того счастья, которого добивается каждый из
нас, все же известны. Мы знаем, что человек бывает счастлив тогда, когда
он поглощен служением высокому долгу или цели, такому долгу или цели,
которые оправдывают и освящают скромный человеческий труд. Мы знаем, что
формы здесь могут быть разные. Религия рассказывает нам о сотворении
человека, его падении и искуплении и побуждает нас строить свою жизнь по
образцам, данным в космических символах, пред величием и полнотой которых
смиряется душа. В искусстве, науке, политике, общественной деятельности
это принимает другие формы. Но двенадцать миллионов негров лишены доступа
к таким утонченным видам духовной жизни, кроме разве религии. И даже
религия большинству из них доступна лишь в самой примитивной форме.
Напряженная жизнь современного города притупила потребность искать в
религии выход - как у них, так и у нас.
Они чувствуют в себе силу жить, действовать, творить со всем пылом,
свойственным их расе, облекать в конкретные внешние формы энергию своего
духа - и вынуждены скользить по сложным извилинам нашей цивилизации, точно
бледные, стонущие тени; они блуждают, словно планеты, сбившиеся со своего
пути; они вянут и хиреют, как деревья, оторванные от родной почвы.
Ваша честь, не забывайте, что духовный голод, невозможность найти
выражение своему "я" может причинить не меньше страдания, чем голод
телесный. И даже толкнуть _на убийство_! Разве нам не случалось сражаться
и побеждать во имя желания воплотить свою личность и оградить эту
воплощенную личность от посягательств врага?
Но можно ли сказать, что Биггер Томас совершил _убийство_? Рискуя
оскорбить ваши чувства, я буду рассматривать этот вопрос в свете идеалов,
которыми _мы_ живем! Да, если взглянуть на дело извне, это действительно
было убийство. Но для него это _не было_ убийство. Если это было убийство,
каковы его мотивы? Прокурор штата кричал, бушевал и грозил, но не сказал,
_почему_ убил Биггер Томас! Он не сказал этого потому, что он этого не
знает. Дело все в том, ваша честь, что мотивов, в том смысле, как их
понимает современный закон, не было. Дело в том, что Биггер Томас _не
убивал_! Да, конечно, Мэри Долтон умерла. Биггер Томас задушил ее
насмерть. Бесси Мирс умерла. Биггер Томас проломил ей голову кирпичом. Но
было ли это убийством? Значит ли это, что он убил? Я скажу вам так: то,
что Биггер Томас сделал в субботу ночью в долтоновском особняке, и то, что
он сделал в воскресенье вечером в старом, заброшенном доме, лишь отражение
в миниатюре того, что он делал всю свою жизнь: он _жил_ так, как умел, как
мы сами заставили его жить. Действия, которые привели к смерти этих двух
девушек, были так же инстинктивны и непроизвольны, как дыхание или взмах
ресниц. Для него это был _творческий акт_.
Больше того. До начала суда газеты и следственные власти утверждали,
что этот мальчик совершил и другие преступления. Что ж, это верно. Он
повинен во многих преступлениях. Но ищите до скончания веков, и вы не
найдете ни единой улики. Он убивал бессчетное число раз, но трупов не
осталось. Я сейчас поясню свою мысль. Все отношение этого мальчика-негра к
жизни есть _преступление_! Страх и ненависть, которые мы внушили ему,
которые наша цивилизация вплела в самую ткань его сознания, ввела в его
плоть и кровь, во все отправления его личности, - этот страх и ненависть
стали подлинным смыслом его существования.
Каждый раз, как он соприкасается с кем-либо из нас, он убивает! Это
физиологическая и психологическая реакция, ставшая для него естественной.
Каждая его мысль - несовершившееся убийство. Отщепенец и пария в нашем
обществе, он не может удовлетворить своих стремлений - родственных нашим
стремлениям! - так как ему закрыт доступ к выработанным в веках целям и
способам их социального выражения, вот почему он встает и ложится, полный
разрушительных побуждений. В каждом его движении - неосознанный протест. В
каждом желании, каждой мечте, пусть самой интимной и личной, таится злой
умысел. В каждой надежде - план возмущения. В каждом взгляде - угроза.
_Само его существование есть преступление против государства_.
Случилось так, что однажды ночью на кровати лежала белая девушка, а над
ней стоял юноша-негр, весь дрожа от страха и ненависти; в это время в
комнату вошла слепая, и негр убил девушку, чтобы слепая не обнаружила его
присутствия, потому что он знал, что негра, застигнутого у постели белой
девушки, ждет у _нас_ смертная казнь. Но это только _одна_ сторона дела:
его толкнули на убийство не только страх, но и жажда сильного, большого,
настоящего волнения! В этом для него была _жизнь_!
Ваша честь, мы сами в своей слепоте поставили этих людей в такие
условия, что их души, точно мотыльки, летят на обманчивый и зловещий
огонь.
Я ничего не говорил об отношениях Биггера Томаса с Бесси Мирс. Это не
значит, что я о ней забыл. Я не упоминал о ней, потому что в сознании
самого Биггера Томаса она все это время занимала очень немного места. Его
отношение к этой несчастной черной девушке тоже достаточно показательно
для его отношения к миру. Но Биггер Томас попал на скамью подсудимых не за
то, что он убил Бесси Мирс. И он это знает. Однако почему же это так?
Разве с точки зрения закона жизнь негритянки не значит столько же, сколько
жизнь белой девушки? В теории, быть может, да. Но в сумятице страха и
бегства Биггер Томас не думал о Бесси. Он не мог о ней думать. Отношение
Америки к этому мальчику наложило отпечаток даже на чувства, связывавшие
его с людьми своего народа. После убийства Мэри Долтон он убил и Бесси
Мирс, чтобы заставить ее молчать, чтобы спасти себя. После убийства Мэри
Долтон ужас, что он убил белую женщину, вытеснил из его сознания
решительно все. Он никак не реагировал на смерть Бесси; он был слишком
полон угрозой, нависшей над ним.
Но мне могут задать вопрос: разве он не любил Бесси? Ведь это была его
девушка. Да, это была его девушка. Должна же у парня быть девушка, ну вот,
у него была Бесси. Но он ее не любил. Возможна ли вообще любовь в жизни
человека, которого я описал суду? Давайте разберемся. Любовь - это не
только половая близость, а его с Бесси больше ничего не связывало. Он,
может быть, и хотел бы большего, но условия его и ее жизни не позволяли.
Да и по всему складу ни он, ни она не были способны на это. Любовь
предполагает близость, общность интересов, преданность, постоянство,
доверие. Ни Биггер, ни Бесси ничего подобного не знали. На что они могли
надеяться? Не было таких общих целей, которые создавали бы между ними
прочную связь; не было общих надежд, которые заставляли бы их идти нога в
ногу по общему пути. При самой интимной близости каждый из них был
потрясающе одинок. Физически они зависели друг от друга и ненавидели эту
зависимость. В короткие моменты близости у них был один стимул - секс. Они
столько же любили друг друга, сколько ненавидели; может быть, даже больше
ненавидели, чем любили. Секс согревает истоки жизни; он - та почва, на
которой вырастает дерево любви. Но это были деревья, лишенные корней,
деревья, которые питались лишь солнечным светом и каплями дождя, случайно
увлажнявшими каменистый грунт. Разве могут любить бестелесные призраки?
Короткая радость объятий - вот все, что было между ними.
Что же, ваша честь, один только Биггер Томас чувствует себя обделенным
и отверженным? Что он, исключение? Или таких, как он, много? Их много,
ваша честь, их миллионы, не только негров, но и белых, и вот почему, когда
мы смотрим в будущее, мы видим грозный образ насилия. Чувство обиды,
неудовлетворенная потребность проявить свое "я" - более или менее
настойчивая и более или менее сознательная - накапливаются в Америке с
каждым днем. Сознание Биггера Томаса и миллионов других, негров и белых,
более или менее угнетенных и потому более или менее похожих на него,
образует тот слой зыбучих песков, на котором покоятся основы нашей
цивилизации. Один толчок - и нарушится непрочное равновесие между
существующим социальным строем и силой неутоленных стремлений и взлетят на
воздух небоскребы и города. Это кажется фантастическим? Не более, уверяю
вас, чем эти цепи солдат и эта стерегущая толпа под окнами, чья виноватая
злоба предвещает события, о которых мы даже и _подумать_ не смеем!
Ваша честь, Биггер Томас готов был пойти за каждым, кто обещал бы
вывести его из болота страха, ненависти и боли. Если эта толпа на улице
боится _одного человека_, что же будет с ней, когда выступят _миллионы_?
Рано или поздно придет тот, кто бросит лозунг, понятный угнетенным
миллионам: лозунг действия, борьбы, жизни. Что же вы думаете, они отступят
перед риском, меньшим даже, чем тот, перед которым не отступил Биггер
Томас? Не будем останавливаться на той части признания Биггера Томаса, где
он говорит, что убил случайно, что не насиловал Мэри Долтон. Это, в конце
концов, неважно. Важно то, что он был виновен _раньше_, чем убил! Вот
почему, когда эта случайность произошла, вся жизнь его так легко и
естественно изменилась, сконцентрировалась, получила новый смысл. И кто
знает, когда произойдет другая такая "случайность", которая затронет
миллионы человеческих жизней и обернется для нас днем Страшного суда?
Сейчас в нашей власти решить вопрос, который в будущем может оказаться
неразрешимым!
Ваша честь, у нас была уже одна Гражданская война; и, если богачи и
собственники разбираются в психологии угнетаемых масс не лучше, чем в
душевном мире этого мальчика, может вспыхнуть и вторая.
Я не предлагаю вам разрешить все эти проблемы, не покидая зала суда.
Это выходит за пределы наших обязанностей, да и наших возможностей тоже.
Но вопрос о том, будет этот черный мальчик жить или умрет, мы должны
решить, помня о реальном положении вещей. Тогда по крайней мере ясно
будет, что мы _видим_ и _знаем_! А видеть и знать - это значит понимать,
что недалек день, когда эта единственная жизнь встанет перед нами,
повторенная тысячу раз!
Ваша честь, я прошу сохранить этому мальчику жизнь, приговорив его к
пожизненному заключению. Чем для Биггера Томаса будет тюрьма? Он получит
там блага, которых никогда не имел, живя на свободе. Такой приговор будет
больше чем простым актом милосердия по отношению к нему. В первый раз он
почувствует, что _живет_. В первый раз попадет в орбиту нашей цивилизации.
Он станет единицей, хотя бы и под номером вместо имени. В первый раз у
него установятся определенные взаимоотношения с миром. Даже помещение, в
котором он проведет всю свою жизнь, будет гораздо лучше тех, к которым он
привык. Такой приговор явится первым признанием его как личности. Длинный
ряд пустых лет впереди даст его чувствам и разуму прочный и надежный
стержень, который поможет ему обрести в своей жизни смысл. Другие
арестанты будут первыми людьми, с которыми он сможет общаться как равный с
равными. Стальная решетка между ним и обществом, законы которого он
преступил, будет надежной защитой от ненависти и страха.
Я повторяю, ваша честь, даруйте Биггеру Томасу жизнь. И вы укрепите два
основных принципа нашей цивилизации, два краеугольных камня, на которых мы
построили могущественнейшее государство в мире: свободу и уверенность в
завтрашнем дне, сознание, что личность неприкосновенна и что ее права не
могут быть нарушены.
Не будем забывать, что весь грандиозный размах нашей современной жизни,
наши электростанции, железные дороги, лайнеры, самолеты и шахты - все это
основано на этих двух принципах, возникло из нашей мечты о создании
нерушимого оплота, который оградит человека и его совесть от насилия.
Ваша честь, общественный порядок поддерживается не судом и не военной
силой. Само присутствие войск здесь служит доказательством, что этот
порядок уплывает у нас между пальцами. Общественный порядок зиждется на
общественном доверии; на уверенности в том, что _всем нам_ ничто не грозит
и ничто _не будет_ грозить.
Когда богатые настаивают на проявлении и применении силы, на быстром
мщении, на беспощадной казни, это значит, что они хотят защитить маленький
уголок своего личного благополучия от миллионов, у которых они его
вырвали, - угнетенных миллионов, в чьих сердцах жива еще мечта о
собственном благополучии и счастье.
Ваша честь, во имя всего, что для нас дорого и свято, я прошу вас
сохранить этому мальчику жизнь! Всеми силами своего существа я прошу вас
об этом не только ради него, но и ради нас самих.
Биггер слышал, как в тишине зала прозвучали последние слова Макса.
Когда Макс сел на свое место, Биггер увидел в его глазах усталость. Слышно
было, как он тяжело дышит. Биггер не понял речи Макса, но по его интонации
уловил смысл отдельных мест. Вдруг ему пришло в голову, что его жизнь не
стоит тех усилий, которые Макс затратил, чтобы спасти ее. Судья постучал
по столу молотком, возвещая перерыв. В зале стоял громкий шум, когда
Биггер поднялся с места. Полисмены отвели его в ту же маленькую комнату и
встали у дверей. Вошел Макс и сел рядом с ним, молча, опустив голову. Один
полисмен принес поднос с едой и поставил его на стол.
- Ешьте, Биггер, - сказал Макс.
- Я не голоден.
- Я сделал все, что мог, - сказал Макс.
- Мне хорошо, - ответил Биггер.
В эту минуту Биггер не думал о том, удалось Максу спасти его жизнь или
нет. Он был переполнен горделивым сознанием, что Макс произнес свою речь
только ради него, ради того, чтобы спасти его жизнь. Он гордился не
смыслом этой речи, но самим фактом. Для него это уже было много. Еда на
подносе остывала. Сквозь приоткрытое окно доносился глухой рев толпы.
Скоро нужно будет вернуться в зал и слушать Бэкли. На этом все кончится,
останется только слово судьи. А когда судья скажет свое слово, он узнает,
жить ему или умереть. Он опустил голову на руки и закрыл глаза. Он
услышал, как Макс встал, чиркнул спичкой и закурил.
- Биггер! Возьмите выкурите сигарету.
Он взял сигарету, Макс поднес ему спичку; он глубоко втянул в себя дым
и сразу почувствовал, что ему не хочется курить. Он вынул сигарету изо рта
и смотрел, как вьется дым перед его воспаленными глазами. Вдруг он
вздрогнул: в дверь заглянул полисмен.
- Через две минуты начинается заседание!
- Мы идем, - сказал Макс.
Под охраной полисменов, как и прежде, Биггер вернулся в зал. Он встал
при входе судьи и снова сел.
- Слово имеет представитель обвинения, - сказал судья.
Биггер повернул голову и увидел, что Бэкли поднялся со своего места. Он
был одет в черное, и в петлице у него торчал маленький розовый цветок.
Весь его вид, вся повадка настолько были проникнуты зловещей уверенностью,
что Биггер сразу почувствовал: он погиб. Что он может против такого
человека? Бэкли облизнул губы и обвел взглядом публику; потом повернулся к
судье.
- Ваша честь, мы живем в стране, где действует закон. В законе
воплощена воля народа. Я нахожусь здесь как блюститель и слуга закона,
представитель организованной воли народа, и мой долг - следить за тем,
чтобы воля народа исполнялась неукоснительно и точно. Если же она будет
нарушена, то лишь вопреки моим самым решительным и категорическим
настояниям.
В качестве прокурора штата Иллинойс я требую от нашего высокочтимого
суда, чтобы ввиду исключительного значения данного дела к подсудимому была
применена высшая мера наказания, предусмотренная законом, единственная
мера, способная устрашить убийцу, - смертная казнь!
Я требую этого во имя защиты нашего общества, наших близких, нашего
семейного очага. Я требую этого во исполнение принятого мной под присягой
обязательства в меру моих сил способствовать соблюдению закона, охране
священной человеческой жизни, поддержанию существующего строя,
предупреждению преступлений и строгому наказанию преступников. Никакими
другими соображениями или мотивами я не руководствуюсь.
Я говорю от лица семьи Долтонов и семьи Мирсов, от лица ста миллионов
честных и трудолюбивых американских граждан, привыкших свято чтить закон.
Я представляю здесь те силы, которые обеспечивают мирный и свободный
расцвет искусства и науки, тем украшая и обогащая нашу жизнь.
Я не стану принижать достоинство суда и справедливость требований
народа, пытаясь опровергнуть нелепые, опасные и чуждые нам
коммунистические идеи, выдвинутые защитой. Я полагаю, что лучшим отпором
им послужит смертный приговор этому выродку человечества, Биггеру Томасу!