Страница:
загадки.
- Давай играть "в белых", - сказал Биггер. Это была их старая игра,
заключавшаяся в том, что они старались подражать речи и манерам белых
людей.
- Неохота, - сказал Гэс.
- Генерал! - торжественно возгласил Биггер и выжидающе поглядел на
Гэса.
- К чертям! Я не хочу играть, - заворчал Гэс.
- Вы будете преданы полевому суду, - сказал Биггер, по-военному
отчеканивая слова.
- Пошел ты, черномазый... - засмеялся Гэс.
- Генерал! - настаивал Биггер решительным тоном.
Гэс устало посмотрел на Биггера, потом подтянулся, отдал честь и
отвечал:
- Да, сэр.
- Завтра на рассвете пошлите ваши части в наступление и атакуйте
неприятеля с левого фланга, - приказал Биггер.
- Да, сэр.
- Пошлите Пятый, Шестой и Седьмой полки, - продолжал Биггер, хмуря
брови. - Действуйте танками, газами, авиацией и пехотой.
- Да, сэр, - повторил Гэс и снова отдал честь, щелкнув каблуками.
С минуту они помолчали, глядя друг на друга, выпятив грудь и сжимая
губы, чтоб удержать смех. Потом дружно прыснули, потешаясь не то над
собой, не то над огромным белым миром, который ширился и высился вокруг
них в солнечных лучах.
- Скажи, а что это такое "левый фланг"? - спросил Гэс.
- Не знаю, - сказал Биггер. - Я так слышал в кино.
Они снова захохотали. Потом успокоились и прислонились к стене, дымя
сигаретами. Вдруг Биггер увидел, что Гэс сложил левую руку чашечкой и
приложил ее к уху, точно телефонную трубку, а правую тоже сложил чашечкой
и поднес ко рту.
- Алло, - сказал Гэс.
- Алло, - ответил Биггер. - Кто у телефона?
- Говорит Морган, - сказал Гэс.
- Слушаю вас, мистер Морган, - ответил Биггер, состроив льстивую и
подобострастную мину.
- Я желаю, чтоб вы сегодня утром продали на бирже двадцать тысяч акций
Американской стали, - сказал Гэс.
- По какой цене, сэр? - спросил Биггер.
- Ах, по какой хотите, - сказал Гэс с напускным раздражением. - У нас
их слишком много.
- Да, сэр, - ответил Биггер.
- А в два часа позвоните мне в клуб и скажите, звонил ли президент, -
сказал Гэс.
- Да, мистер Морган, - ответил Биггер.
Оба сделали вид, что вешают телефонные трубки, потом покатились со
смеху, держась за бока.
- Пари держу, так именно они и говорят, - сказал Гэс.
- Да, наверно, в этом роде, - согласился Биггер.
Они еще помолчали. Затем Биггер поднес ко рту сложенную чашечкой руку и
заговорил в воображаемую трубку:
- Алло!
- Алло, - ответил Гэс. - Кто у телефона?
- Говорит президент Соединенных Штатов, - сказал Биггер.
- Я вас слушаю, мистер президент, - ответил Гэс.
- Сегодня в четыре часа дня я созываю заседание кабинета, и вы, как
государственный секретарь, обязательно должны явиться.
- Ах, мистер президент, - сказал Гэс, - знаете ли, я очень занят. В
Германии чего-то бузят, и я должен послать им ноту...
- Но это очень важно, - возразил Биггер.
- А какой вопрос вы будете разбирать на заседании кабинета? - спросил
Гэс.
- Видите ли, негры в Америке очень бузят, - сказал Биггер, давясь от
смеха, - надо что-нибудь сделать с этими черномазыми.
- А, ну если это насчет негров, так я приду, мистер президент, - сказал
Гэс.
Они повесили воображаемые трубки, привалились к стене и долго хохотали.
Мимо продребезжал трамвай. Биггер вздохнул и выругался:
- Сволочье проклятое!
- Чего ты?
- _Ничего_ нам делать не дают.
- Кто?
- _Белые_.
- Можно подумать, что ты это только сейчас узнал, - сказал Гэс.
- Нет. Но я никак не могу привыкнуть к этому, - сказал Биггер. - Вот
что хочешь, не могу. Я знаю, что лучше не думать об этом, а все-таки
думаю. И всякий раз, как я об этом подумаю, мне будто кто-то раскаленным
железом тычет в глотку. Ты пойми, Гэс. Вот мы живом здесь, а они живут
там. Мы черные, а они белые. У них есть все, а у нас ничего. Им можно
всюду, а нам никуда. Живем как в тюрьме. У меня всегда такое чувство,
будто я стою где-то под забором и только в щелочку поглядываю на мир.
- Брось ты эти мысли. От них не легче, - сказал Гэс.
- Знаешь что? - сказал Биггер.
- Ну?
- Мне иногда кажется, что со мной случится что-то страшное. - Биггер
произнес это с оттенком мрачной гордости.
- Что? - спросил Гэс, быстро глянув на него. В глазах у Гэса отразился
страх.
- Не знаю. Так мне кажется. Всякий раз, когда я думаю про то, что я
черный, а они белые, что я здесь, а они там, мне кажется, со мной случится
что-то страшное...
- А ну тебя! Ведь все равно тут ничего не поделаешь. Зачем же себя
грызть? Ты - негр, а законы пишут они...
- Почему мы должны жить здесь, а не в другом месте? Почему нам нельзя
летать на самолетах и водить пароходы?
Гэс толкнул Биггера в бок и проговорил добродушно:
- Эй ты, черномазый, выкинь все это из головы. А то смотри, спятишь.
Самолет улетел, и пушистые клубы белого дыма реяли, расплываясь в небе.
Биггер зевнул и высоко вскинул руки над головой - хотелось двигаться и
некуда было девать время.
- Никогда у нас ничего не случается, - пожаловался он.
- А что тебе нужно, чтобы случилось?
- Что-нибудь, - сказал Биггер и обвел широкий круг своей темной
ладонью, как бы включая в этот круг все мыслимые событии мира.
Тут вдруг их глаза приковала к себе одна точка: аспидно-сизый голубь
слетел на мостовую и принялся расхаживать между трамвайными рельсами,
распушив перья и с царственным достоинством надувая взъерошенный зоб.
Загремел трамвай, и голубь поспешно вспорхнул и понесся на плотных упругих
крыльях, сквозь кончики которых просвечивало солнце. Биггер закинул голову
и следил, как аспидно-сизая птица, кружа и хлопая крыльями, скрылась за
гребнем высокой крыши.
- Вот бы мне так, - сказал Биггер.
Гэс засмеялся:
- Рехнулся, черномазый.
- Наверно, во всем этом городе только мы одни не можем жить там, где
хочется, и делать то, что хочется.
- Брось ты думать об этом, - сказал Гэс.
- Не могу.
- Потому-то тебе и кажется, что с тобой что-то страшное случится, -
сказал Гэс. - Слишком много думаешь.
- А какого дьявола мне еще делать? - спросил Биггер, поворачиваясь к
Гэсу.
- Напейся и проспись - все пройдет.
- Не могу. Денег нет.
Биггер смял сигарету и бросил, потом достал другую и протянул всю пачку
Гэсу. Они опять закурили. Мимо проехал большой грузовик, взметая за собой
тучу бумажек; бумажки покружились, белея на солнце, и медленно улеглись
опять на землю.
- Гэс!
- Угу?
- Ты знаешь, где живут белые, Гэс?
- Ну, знаю, - сказал Гэс и указал на восток. - Вот там, за "чертой", на
Коттедж Гроув-авеню.
- Нет, не там, - сказал Биггер.
- Как не там? - удивился Гэс. - А где же?
Биггер сжал кулак и ударил себя в солнечное сплетение.
- Вот здесь, у меня под ложечкой, - сказал он.
Гэс пытливо поглядел на Биггера и потом отвел глаза, словно ему стало
стыдно.
- Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, - пробормотал он.
- Всегда, когда я думаю о них, я их тут _чувствую_, - сказал Биггер.
- Да, и в груди тоже, и в горле, - сказал Гэс.
- Жжет, как огнем...
- Бывает, что даже вздохнуть нельзя...
Глаза Биггера, широко раскрытые, неподвижно смотрели в пространство.
- Вот тогда мне и кажется, что со мной случится что-то страшное... -
Биггер помолчал, зрачки его сузились. - Нет, даже не случится... А я сам
сделаю что-то такое, и не захочу, а сделаю...
- Да! - сказал Гэс с лихорадочной поспешностью. В его глазах,
обращенных на Биггера, было смешанное выражение страха и восхищения. - Да,
да, я знаю, как это бывает. Как будто падаешь куда-то и не знаешь, где
очутишься...
Голос Гэса замер. Солнце зашло за большое облако, и прохладная тень
легла на улицу; но оно сейчас же вынырнуло, и на улице снова сделалось
совсем светло и жарко. Длинный изящный черный автомобиль, сверкая на
солнце, как стеклянный, промчался мимо на третьей скорости и свернул за
угол несколькими кварталами дальше. Биггер вытянул губы и пропел:
- Зуууууум!
- Все у них есть, - сказал Гэс.
- Весь мир - их, - сказал Биггер.
- Ну ладно, хватит, - сказал Гэс. - Пошли в биллиардную.
- Пошли.
Они направились к двери биллиардной.
- Да, ты что ж, пойдешь на эту работу, про которую говорил? - спросил
Гэс.
- Не знаю.
- Можно подумать, что тебе не нужна работа.
- Да, как бы не так!
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Потом они толкнули дверь и
вошли. В биллиардной было пусто, только у входа, облокотись на стойку,
стоял толстый негр с недокуренной погасшей сигарой во рту. В глубине
комнаты горела одна электрическая лампочка под зеленым колпаком.
- Здорово, Док, - сказал Биггер.
- Что-то вы сегодня рано, ребятки, - сказал Док.
- Джек и Джо не заходили? - спросил Биггер.
- Не было, - сказал Док.
- Сыграем партию, - предложил Гэс.
- Денег нет, - сказал Биггер.
- У меня есть немножко.
- Зажгите свет. Шары на полке, - сказал Док.
Биггер повернул выключатель. Они померились, кому начинать. Вышло
Биггеру. Они начали игру. Биггер играл плохо: он думал о лавке Блюма,
мысль о грабеже соблазняла и слегка пугала его.
- Помнишь то дело, о котором мы все толковали? - спросил Биггер
небрежным, равнодушным тоном.
- Какое?
- Старый Блюм.
- А, - сказал Гэс. - Мы уже с месяц как перестали о нем толковать. Чего
это ты вдруг надумал?
- Давай почистим его.
- Н-не знаю.
- Ты первый предложил это, - сказал Биггер.
Гэс выпрямился и пристально поглядел на Биггера, затем на Дока, который
смотрел в окно.
- Тебе нужно, чтобы Док услыхал? Когда ты научишься говорить тихо?
- Да я только спросил, хочешь ли ты попробовать.
- Нет.
- А почему? Трусишь оттого, что он белый?
- Нет. У Блюма есть револьвер. Вдруг дойдет до перестрелки?
- А, ты просто боишься, вот и все. Он белый, и ты трусишь.
- Врешь, не трушу, - обиженно защищался Гэс.
Биггер подошел к Гэсу и обнял его за плечи:
- Слушай, тебе даже не придется входить. Ты будешь только сторожить у
двери. Мы с Джеком и Джо войдем. Если ты кого-нибудь увидишь, ты
свистнешь, и мы удерем через черный ход. Больше ничего.
Дверь отворилась; они замолчали и повернулись к двери.
- Вот Джек и Джо, - сказал Биггер.
Джек и Джо прошли в глубину биллиардной.
- Что вы тут делаете? - спросил Джек.
- Играем. Хочешь с нами? - спросил Биггер.
- Это что же, на твой счет, на мои деньги? - сказал Гэс.
Все засмеялись, и Биггер тоже, но он тотчас же оборвал свой смех. Он
почувствовал, что смеются над ним, уселся у стены, положил ноги на
перекладину соседнего стула и сделал вид, что не расслышал шутки. Гэс и
Джо продолжали смеяться.
- Ну чего ржете как жеребцы, - сказал Биггер. - Мастера языком трепать,
а на дело у вас пороху не хватает.
- Это как понимать? - спросил Джо.
- Есть один план. Я уже все обдумал, - сказал Биггер.
- Какой такой план?
- Лавка Блюма.
Наступило молчание. Джек закурил сигарету. Гэс смотрел в сторону,
уклоняясь от разговора.
- Если б старый Блюм был негром, вы бы так и поскакали сейчас. А раз он
белый, все трусят.
- Я не трушу, - сказал Джек. - Хочешь, пойдем?
- Говоришь, ты уже все обдумал? - спросил Джо.
Биггер шумно вздохнул и обвел всех троих взглядом. Ему казалось, что
объяснения тут ни к чему.
- Это очень просто. Бояться совершенно нечего. От трех до четырех
старик всегда один в лавке. Полисмен в это время уходит на другой конец
квартала. Один из нас останется на улице и будет сторожить. Трое войдут в
лавку, понятно? Один возьмет Блюма на мушку, второй полезет в кассу за
деньгами, а третий сразу выйдет на черный ход и откроет дверь, чтобы мы
могли быстро смыться переулком... Вот и все. На три минуты дела, не
больше.
- У нас ведь был уговор, оружие в ход никогда не пускать, - сказал Джо.
- И до сих пор мы белых не трогали.
- Неужели ты не понимаешь? Ведь это же _настоящее дело_, - сказал
Биггер.
Он подождал новых возражений. Но так как все молчали, заговорил опять:
- Ничего тут нет трудного, если не трусить.
В комнате было тихо, только Док насвистывал у окна. Биггер внимательно
следил за Джеком: он знал, что при таких обстоятельствах слово Джека будет
решающим. Биггер боялся Гэса, потому что он знал, что, если Джек скажет
"да", Гэс не выдержит. Гэс стоял у биллиарда, вертя в руках кий, рассеянно
скользя взглядом по шарам, остановившимся в положении незаконченной
партии. Биггер встал и резким взмахом руки разогнал шары, потом повернулся
к Гэсу, не глядя, как шары, поблескивая, чертят зигзаги по зеленому сукну,
сталкиваются, расходятся, отскакивают от упругих бортов. Биггер сам звал
Гэса на этот грабеж, и все же от страха, что Гэс и в самом деле пойдет,
что-то сжалось у него внутри; ему даже сделалось жарко. У него было такое
ощущение, словно он хочет чихнуть и не может, только это было мучительнее,
чем когда хочешь чихнуть. Ему стало еще жарче, внутри сжалось еще сильнее;
зубы у него были стиснуты, нервы напряжены до предела. Он почувствовал,
что в нем вот-вот что-то лопнет.
- А, черт! Говорите же наконец кто-нибудь.
- Я иду, - снова сказал Джек.
- Если все идут, значит, и я тоже, - сказал Джо.
Гэс все еще молчал, и у Биггера возникло странное ощущение,
полусознательное, полуинстинктивное. Он как будто раздвоился и мешал
самому себе. Все шло до сих пор так, как ему хотелось: все, кроме Гэса,
дали согласие. Теперь их было трое против Гэса одного; именно этого он
добивался. Биггеру страшно было грабить белого человека, и он знал, что
Гэсу тоже страшно. Лавка Блюма была невелика, и Блюм был один, но Биггер
никогда не решился бы на грабеж иначе как при участии своих трех друзей. И
даже с ними ему все-таки было страшно. Он убедил всех, кроме одного, и
этот один внушал ему страх и горячую ненависть; он перенес на Гэса часть
своего страха перед белыми. Он ненавидел Гэса, потому что он знал, что
Гэсу так же страшно, как и ему самому; и он боялся Гэса, потому что знал,
что Гэс согласится и тогда он вынужден будет идти на этот грабеж. Точно
человек, который решил покончить с собой, и боится, и знает, что он должен
это сделать, и все эти чувства давят на него сразу, он смотрел на Гэса и
ждал, чтоб тот сказал "да". Но Гэс молчал. Биггер стиснул зубы так сильно,
что челюсти заболели. Он тянулся к Гэсу, не глядя на него, но ощущая его
присутствие всем своим телом, повсюду: снаружи и внутри, и ненавидя и Гэса
и самого себя за это. Потом вдруг он почувствовал, что больше не может.
Нужно было заговорить, разрядить томительное напряжение нервов. Он
взглянул на Гэса в упор глазами, покрасневшими от страха и злобы, прижав к
бокам стиснутые кулаки.
- Сволочь черномазая, - сказал он ровным невыразительным голосом. - Ты
трусишь, потому что он белый.
- Не ругайся, Биггер, - сказал Гэс спокойно.
- Буду ругаться!
- Зря ты меня ругаешь, - сказал Гэс.
- А ты что, не можешь пошевелить своим поганым языком? - спросил
Биггер. - Не можешь сказать, пойдешь ты или нет?
- Я тогда пошевелю языком, когда мне _захочется_.
- Сукин ты сын! Трус и сукин сын!
- Ты мне не хозяин, - сказал Гэс.
- Ты предатель! - сказал Биггер. - Ты боишься грабить белого.
- Брось, Биггер. Сказал раз, и будет, - вступился Джо. - Чего ты к нему
пристал?
- Он предатель, - ответил Биггер. - Он не идет с нами.
- Я не говорил, что не иду, - сказал Гэс.
- Так что же, собачья твоя душа, пойдешь или нет? - спросил Биггер.
Гэс оперся на свой кий и внимательно посмотрел на Биггера, и опять у
Биггера что-то сжалось внутри, как будто он ожидал удара и готовился
принять его. Он стиснул кулаки еще сильнее. На одну секунду ему
представилось, какое ощущение будет у него в руке и во всем теле, если он
сейчас наотмашь хватит Гэса по лицу так, чтоб кровь пошла; Гэс тогда
упадет, а он молча выйдет вон, и тем дело кончится - и грабежа не будет. И
оттого, что он придумал и представил себе все это, теснящее чувство,
изнутри подступавшее к горлу, слегка отпустило его.
- Вот видишь, Биггер, - начал Гэс тоном, в котором была смесь
снисходительности и достоинства. - Видишь, Биггер, все неприятности у нас
всегда выходят из-за тебя. Очень ты горяч. Ну скажи, чего ты вдруг на меня
взбеленился? Разве я не имею права подумать? Но у тебя терпенья не
хватает. И сейчас же ругаться. Ты вот говоришь, что я трушу. А я тебе
скажу, что это ты трусишь. Ты боишься, что я скажу "да", и тогда тебе
придется в самом деле пойти на это...
- А ну, повтори, что ты сказал! Вот повтори, так я возьму этот шар и
заколочу его в твою поганую глотку, - сказал Биггер, задетый за живое.
- Да ну вас в самом деле, - сказал Джек.
- Ты же _слышал_, это все он, - сказал Гэс.
- Почему ты не говоришь прямо, пойдешь или не пойдешь? - спросил
Биггер.
- Я пойду вместе со всеми, - сказал Гэс, стараясь говорить твердо, не
выдавая своего волнения и стараясь поскорей заговорить о другом. - Я
пойду, но Биггер не нрав. Зачем он ругался?
- А почему ты сразу не сказал? - спросил Биггер. Его злоба переходила
уже в настоящее бешенство. - Доводишь человека до того, что он тебя
пришибить готов!
- ...Я помогу в этом деле, - продолжал Гэс, как будто не слыша слов
Биггера. - Я помогу, как я всегда помогал. Но только имей в виду, Биггер,
_тебе_ я подчиняться не собираюсь. Ты трус, и больше ничего. Ты кричишь,
что я трушу, чтобы никто не заметил, как ты трусишь сам.
Биггер рванулся к нему, но Джек бросился между ними, а Джо схватил Гэса
за локоть и отвел его в сторону.
- Кто тебя просит подчиняться? - сказал Биггер. - Очень мне нужно,
чтобы мне подчинялся такой сопляк, как ты?
- Эй, ребята, хватит вам лаяться! - крикнул Док.
Они молча стояли вокруг биллиарда. Биггер, не отводя глаз, следил, как
Гэс вставил свой кий на место, отряхнул мел с брюк и не торопясь отошел на
несколько шагов. Что-то жгло Биггера внутри, зыбкое черное облако на
мгновение застлало ему глаза, потом пропало. Бессвязные картины, точно
песчаный вихрь, сухой и быстрый, проносились в его голове. Можно нырнуть
Гэса ножом; можно избить его; можно вывернуть ему руки в плечах; можно
дать ему подножку, чтоб он ткнулся носом в землю. Можно по-разному
причинить Гэсу боль за все, что пришлось из-за него испытать.
- Идем, Джо, - сказал Гэс.
- Куда?
- Так, пошатаемся.
- Пошли.
- Так как же? - спросил Джек. - Встретимся в три, здесь?
- Ну да, - сказал Биггер. - Ведь мы же решили.
- В три я буду, - сказал Гэс не оборачиваясь.
Когда Гэс и Джо ушли, Биггер сел и почувствовал, как холодный пот
выступает у него на коже. План выработан, и теперь нужно приводить его в
действие. Он заскрежетал зубами: перед глазами у пего все еще стоял Гэс,
притворяющий за собой дверь. Можно было выхватить из стойки кий,
размахнуться и стукнуть Гэса по голове, так чтоб во всем теле отдался
треск его черных костей под тяжестью сухого дерева. Внутри у него
по-прежнему сжималось что-то, и он знал, что так будет, пока не дойдет до
дела, пока они не очутятся в лавке, у ящика с выручкой.
- Что-то вы с Гэсом никак не поладите, - сказал Джек, покачивая
головой.
Биггер обернулся и посмотрел на Джека: он забыл, что Джек еще здесь.
- Сволочь он, предатель черномазый, - сказал Биггер.
- Он не предатель, - сказал Джек.
- Он трус, - сказал Биггер. - Чтоб его подготовить к делу, нужно
заставить его перетрусить вдвойне. Нужно, чтобы он больше боялся того, что
с ним будет, если он не пойдет, чем того, что с ним будет, если он пойдет.
- Если мы решили сегодня идти к Блюму, надо бросить эту грызню, -
сказал Джек. - У нас ведь дело впереди, серьезное дело.
- Да, да. Верно. Я знаю, - сказал Биггер.
Биггер чувствовал острую потребность скрыть нервное напряжение, все
сильнее овладевавшее им; если он не сумеет освободиться, оно одолеет его.
Нужна была встряска, достаточно крепкая, чтобы отвлечь внимание и дать
выход накопившейся энергии. Хорошо бы побегать. Или послушать танцевальную
музыку. Или посмеяться, пошутить. Или почитать детективный журнал. Или
сходить в кино. Или побыть с Бесси. Все утро он прятался за своей завесой
равнодушия и злобно огрызался на все, что могло побудить его расстаться с
ней. Но теперь он попался; мысль о налете на Блюма и стычка с Гэсом
выманили его из прикрытия, и его самообладание исчезло. Вернуть
уверенность можно было только действием, яростным и упорным, которое
помогло бы забыть. Таков был ритм его жизни: от равнодушия к ярости; от
рассеянной задумчивости к порывам напряженного желания; от покоя к гневным
вспышкам - точно смена приливов и отливов, вызванная далекой невидимой
силой. Эти внезапные переходы были ому так же необходимы, как пища. Он был
похож на те странные растения, что распускаются днем и никнут ночью; но
никто не видел ни солнца, под которым он расцветал, ни холодной ночной
мглы, от которой он замирал и съеживался. Это было его собственное солнце
и его собственная мгла, заключенные в нем самом. Он говорил об этой своей
черте с оттенком мрачной хвастливости и гордился, когда ему самому
приходилось страдать от нее. Такой уж он есть, говорил он; и ничего с этим
не поделаешь, добавлял он, покачивая головой. Эта угрюмая неподвижность и
следовавшая за ней бурная жажда действия были причиной тому, что Джек, Гэс
и Джо ненавидели и боялись его не меньше, чем он сам себя ненавидел и
боялся.
- Куда пойдем? - спросил Джек. - Надоело торчать на одном месте.
- Пошатаемся по улицам, - сказал Биггер.
Они пошли к выходу. На пороге Биггер остановился и обвел биллиардную
хмурым, враждебным взглядом, губы его решительно сжались.
- Уходите? - спросил Док, не поворачивая головы.
- Уходим, - сказал Биггер.
- Мы еще вернемся, - сказал Джек.
Они шли по улице, освещенной утренним солнцем. На перекрестках они
останавливались, пропуская встречные машины: не из страха попасть под
колеса, а просто потому, что некуда было спешить. Они дошли до Южного
Парквэя, держа в зубах только что закуренные сигареты.
- Мне в кино хочется, - сказал Биггер.
- В "Рогале" опять идет "Торговец Хорн". Сейчас много старых картин
показывают.
- Сколько там стоит билет?
- Двадцать центов.
- Ладно. Пойдем посмотрим.
Они прошли еще шесть кварталов, молча шагая рядом. Когда они очутились
на углу Южного Парквэя и Сорок седьмой улицы, было ровно двенадцать.
"Регаль" только что открылся. Биггер помешкал в вестибюле, разглядывая
пестрые плакаты, а Джек отправился в кассу. Объявлены были две картины в
один сеанс; плакаты к первой, "Ветренице", изображали белых мужчину и
женщину, которые купались, нежились на пляже или танцевали в ночных
клубах; на плакатах ко второй, "Торговец Хорн", чернокожие дикари плясали
на фоне первобытных джунглей. Биггер обернулся и увидел за собой Джека.
- Идем. Сейчас начало, - сказал Джек.
- Идем.
Он пошел за Джеком в зал, где уже был погашен свет. После яркого солнца
глаза приятно отдыхали в полутьме. Сеанс еще не начался; он поглубже
вжался в кресло и стал слушать фонолу, исходившую ноющей, тоскливой
мелодией, которая навязчиво отдавалась у него внутри. Но ему не сиделось,
он все время ворочался, оглядывался, как будто подозревая, что кто-то
исподтишка следит за ним. Фонола заиграла громче, потом почти совсем
стихла.
- Как ты думаешь, сойдет благополучно у Блюма? - спросил он хрипловатым
голосом, в котором слышалась тревога.
- Понятно, - сказал Джек, но его голос тоже звучал неуверенно.
- Все равно, по мне, лучше сесть в тюрьму, чем браться за эту работу от
Бюро, - сказал Биггер.
- Почему в тюрьму? Увидишь, все сойдет отлично.
- Думаешь?
- Уверен.
- А впрочем, наплевать.
- Давай лучше думать про то, как мы это сделаем, а не про то, что нас
поймают.
- Ты боишься?
- Нет. А ты?
- Ничуть!
Они помолчали, слушая фонолу. Мелодия замерла на долгой, вибрирующей
ноте. Потом потянулась опять тихими, чуть слышными стонами.
- Пожалуй, в этот раз надо взять с собой револьверы, - сказал Биггер.
- Возьмем. Но только будем осторожны. Чтобы обошлось без убийства.
- Ну, понятно. Просто в этот раз с револьвером как-то спокойнее.
- Черт, я бы хотел, чтоб уже было три часа. Чтоб уже это кончилось.
- Я тоже.
Фонола смолкла, вздыхая, и экран вспыхнул ритмическим бегом теней.
Сначала шла короткая хроника, которую Биггер смотрел без особого интереса.
Потом началась "Ветреница". Замелькали бары, дансинги, пляжи, площадки для
гольфа и игорные залы, в которых богатая белая молодая женщина назначала
свидания любовнику, в то время как ее муж-миллионер занимался делами на
своей гигантской бумажной фабрике. Биггер толкал Джека локтем в бок каждый
раз, когда легкомысленной миллионерше особенно ловко удавалось провести
мужа и скрыть от него, где она была и что делала.
- Здорово она его обставляет, а? - сказал Биггер.
- Еще бы. Он думает только о деньгах, вот и не видит, что у него под
носом делается, - сказал Джек. - Уж эти богатые дамочки!
- Известно. А она ничего штучка, ей-богу, - сказал Биггер. - Слушай, а
может, я, если пойду на это место, попаду вот к таким, а? Может, придется
их возить на машине...
- Наверняка даже, - сказал Джек. - Дурак ты: понятно, иди. Мало ли что
может быть. У меня мать ходила поденно к одним богатым белым, так ты б
послушал, что только она про них рассказывала...
- А что? - живо спросил Биггер.
- Говорит, эти белые барыни с кем хочешь готовы лечь в постель, хоть со
стриженым пуделем. Бывает, что даже с шоферами путаются. Смотри, может, у
тебя там столько дела будет, что не справишься, так ты тогда меня зови на
подмогу...
Они засмеялись. Картина между тем продолжалась. На экране появился зал
ночного клуба, переполненный кружащимися парами, и послышались звуки
джаза. Молодая миллионерша танцевала со своим любовником и улыбалась ему.
- Хотел бы я разок попасть в такое место, - вслух подумал Биггер. -
Просто попробовать.
- Дурак, да там бы все разбежались от одного твоего вида, - сказал
Джек. - Подумали бы, что это горилла удрала из зоологического сада и
нарядилась в смокинг.
Они нагнули головы и долго хохотали, не пытаясь сдерживаться. Когда
Биггер наконец выпрямился и посмотрел на экран, рослый лакей подавал
молодой миллионерше и ее любовнику какой-то напиток в высоких хрустальных
- Давай играть "в белых", - сказал Биггер. Это была их старая игра,
заключавшаяся в том, что они старались подражать речи и манерам белых
людей.
- Неохота, - сказал Гэс.
- Генерал! - торжественно возгласил Биггер и выжидающе поглядел на
Гэса.
- К чертям! Я не хочу играть, - заворчал Гэс.
- Вы будете преданы полевому суду, - сказал Биггер, по-военному
отчеканивая слова.
- Пошел ты, черномазый... - засмеялся Гэс.
- Генерал! - настаивал Биггер решительным тоном.
Гэс устало посмотрел на Биггера, потом подтянулся, отдал честь и
отвечал:
- Да, сэр.
- Завтра на рассвете пошлите ваши части в наступление и атакуйте
неприятеля с левого фланга, - приказал Биггер.
- Да, сэр.
- Пошлите Пятый, Шестой и Седьмой полки, - продолжал Биггер, хмуря
брови. - Действуйте танками, газами, авиацией и пехотой.
- Да, сэр, - повторил Гэс и снова отдал честь, щелкнув каблуками.
С минуту они помолчали, глядя друг на друга, выпятив грудь и сжимая
губы, чтоб удержать смех. Потом дружно прыснули, потешаясь не то над
собой, не то над огромным белым миром, который ширился и высился вокруг
них в солнечных лучах.
- Скажи, а что это такое "левый фланг"? - спросил Гэс.
- Не знаю, - сказал Биггер. - Я так слышал в кино.
Они снова захохотали. Потом успокоились и прислонились к стене, дымя
сигаретами. Вдруг Биггер увидел, что Гэс сложил левую руку чашечкой и
приложил ее к уху, точно телефонную трубку, а правую тоже сложил чашечкой
и поднес ко рту.
- Алло, - сказал Гэс.
- Алло, - ответил Биггер. - Кто у телефона?
- Говорит Морган, - сказал Гэс.
- Слушаю вас, мистер Морган, - ответил Биггер, состроив льстивую и
подобострастную мину.
- Я желаю, чтоб вы сегодня утром продали на бирже двадцать тысяч акций
Американской стали, - сказал Гэс.
- По какой цене, сэр? - спросил Биггер.
- Ах, по какой хотите, - сказал Гэс с напускным раздражением. - У нас
их слишком много.
- Да, сэр, - ответил Биггер.
- А в два часа позвоните мне в клуб и скажите, звонил ли президент, -
сказал Гэс.
- Да, мистер Морган, - ответил Биггер.
Оба сделали вид, что вешают телефонные трубки, потом покатились со
смеху, держась за бока.
- Пари держу, так именно они и говорят, - сказал Гэс.
- Да, наверно, в этом роде, - согласился Биггер.
Они еще помолчали. Затем Биггер поднес ко рту сложенную чашечкой руку и
заговорил в воображаемую трубку:
- Алло!
- Алло, - ответил Гэс. - Кто у телефона?
- Говорит президент Соединенных Штатов, - сказал Биггер.
- Я вас слушаю, мистер президент, - ответил Гэс.
- Сегодня в четыре часа дня я созываю заседание кабинета, и вы, как
государственный секретарь, обязательно должны явиться.
- Ах, мистер президент, - сказал Гэс, - знаете ли, я очень занят. В
Германии чего-то бузят, и я должен послать им ноту...
- Но это очень важно, - возразил Биггер.
- А какой вопрос вы будете разбирать на заседании кабинета? - спросил
Гэс.
- Видите ли, негры в Америке очень бузят, - сказал Биггер, давясь от
смеха, - надо что-нибудь сделать с этими черномазыми.
- А, ну если это насчет негров, так я приду, мистер президент, - сказал
Гэс.
Они повесили воображаемые трубки, привалились к стене и долго хохотали.
Мимо продребезжал трамвай. Биггер вздохнул и выругался:
- Сволочье проклятое!
- Чего ты?
- _Ничего_ нам делать не дают.
- Кто?
- _Белые_.
- Можно подумать, что ты это только сейчас узнал, - сказал Гэс.
- Нет. Но я никак не могу привыкнуть к этому, - сказал Биггер. - Вот
что хочешь, не могу. Я знаю, что лучше не думать об этом, а все-таки
думаю. И всякий раз, как я об этом подумаю, мне будто кто-то раскаленным
железом тычет в глотку. Ты пойми, Гэс. Вот мы живом здесь, а они живут
там. Мы черные, а они белые. У них есть все, а у нас ничего. Им можно
всюду, а нам никуда. Живем как в тюрьме. У меня всегда такое чувство,
будто я стою где-то под забором и только в щелочку поглядываю на мир.
- Брось ты эти мысли. От них не легче, - сказал Гэс.
- Знаешь что? - сказал Биггер.
- Ну?
- Мне иногда кажется, что со мной случится что-то страшное. - Биггер
произнес это с оттенком мрачной гордости.
- Что? - спросил Гэс, быстро глянув на него. В глазах у Гэса отразился
страх.
- Не знаю. Так мне кажется. Всякий раз, когда я думаю про то, что я
черный, а они белые, что я здесь, а они там, мне кажется, со мной случится
что-то страшное...
- А ну тебя! Ведь все равно тут ничего не поделаешь. Зачем же себя
грызть? Ты - негр, а законы пишут они...
- Почему мы должны жить здесь, а не в другом месте? Почему нам нельзя
летать на самолетах и водить пароходы?
Гэс толкнул Биггера в бок и проговорил добродушно:
- Эй ты, черномазый, выкинь все это из головы. А то смотри, спятишь.
Самолет улетел, и пушистые клубы белого дыма реяли, расплываясь в небе.
Биггер зевнул и высоко вскинул руки над головой - хотелось двигаться и
некуда было девать время.
- Никогда у нас ничего не случается, - пожаловался он.
- А что тебе нужно, чтобы случилось?
- Что-нибудь, - сказал Биггер и обвел широкий круг своей темной
ладонью, как бы включая в этот круг все мыслимые событии мира.
Тут вдруг их глаза приковала к себе одна точка: аспидно-сизый голубь
слетел на мостовую и принялся расхаживать между трамвайными рельсами,
распушив перья и с царственным достоинством надувая взъерошенный зоб.
Загремел трамвай, и голубь поспешно вспорхнул и понесся на плотных упругих
крыльях, сквозь кончики которых просвечивало солнце. Биггер закинул голову
и следил, как аспидно-сизая птица, кружа и хлопая крыльями, скрылась за
гребнем высокой крыши.
- Вот бы мне так, - сказал Биггер.
Гэс засмеялся:
- Рехнулся, черномазый.
- Наверно, во всем этом городе только мы одни не можем жить там, где
хочется, и делать то, что хочется.
- Брось ты думать об этом, - сказал Гэс.
- Не могу.
- Потому-то тебе и кажется, что с тобой что-то страшное случится, -
сказал Гэс. - Слишком много думаешь.
- А какого дьявола мне еще делать? - спросил Биггер, поворачиваясь к
Гэсу.
- Напейся и проспись - все пройдет.
- Не могу. Денег нет.
Биггер смял сигарету и бросил, потом достал другую и протянул всю пачку
Гэсу. Они опять закурили. Мимо проехал большой грузовик, взметая за собой
тучу бумажек; бумажки покружились, белея на солнце, и медленно улеглись
опять на землю.
- Гэс!
- Угу?
- Ты знаешь, где живут белые, Гэс?
- Ну, знаю, - сказал Гэс и указал на восток. - Вот там, за "чертой", на
Коттедж Гроув-авеню.
- Нет, не там, - сказал Биггер.
- Как не там? - удивился Гэс. - А где же?
Биггер сжал кулак и ударил себя в солнечное сплетение.
- Вот здесь, у меня под ложечкой, - сказал он.
Гэс пытливо поглядел на Биггера и потом отвел глаза, словно ему стало
стыдно.
- Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, - пробормотал он.
- Всегда, когда я думаю о них, я их тут _чувствую_, - сказал Биггер.
- Да, и в груди тоже, и в горле, - сказал Гэс.
- Жжет, как огнем...
- Бывает, что даже вздохнуть нельзя...
Глаза Биггера, широко раскрытые, неподвижно смотрели в пространство.
- Вот тогда мне и кажется, что со мной случится что-то страшное... -
Биггер помолчал, зрачки его сузились. - Нет, даже не случится... А я сам
сделаю что-то такое, и не захочу, а сделаю...
- Да! - сказал Гэс с лихорадочной поспешностью. В его глазах,
обращенных на Биггера, было смешанное выражение страха и восхищения. - Да,
да, я знаю, как это бывает. Как будто падаешь куда-то и не знаешь, где
очутишься...
Голос Гэса замер. Солнце зашло за большое облако, и прохладная тень
легла на улицу; но оно сейчас же вынырнуло, и на улице снова сделалось
совсем светло и жарко. Длинный изящный черный автомобиль, сверкая на
солнце, как стеклянный, промчался мимо на третьей скорости и свернул за
угол несколькими кварталами дальше. Биггер вытянул губы и пропел:
- Зуууууум!
- Все у них есть, - сказал Гэс.
- Весь мир - их, - сказал Биггер.
- Ну ладно, хватит, - сказал Гэс. - Пошли в биллиардную.
- Пошли.
Они направились к двери биллиардной.
- Да, ты что ж, пойдешь на эту работу, про которую говорил? - спросил
Гэс.
- Не знаю.
- Можно подумать, что тебе не нужна работа.
- Да, как бы не так!
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Потом они толкнули дверь и
вошли. В биллиардной было пусто, только у входа, облокотись на стойку,
стоял толстый негр с недокуренной погасшей сигарой во рту. В глубине
комнаты горела одна электрическая лампочка под зеленым колпаком.
- Здорово, Док, - сказал Биггер.
- Что-то вы сегодня рано, ребятки, - сказал Док.
- Джек и Джо не заходили? - спросил Биггер.
- Не было, - сказал Док.
- Сыграем партию, - предложил Гэс.
- Денег нет, - сказал Биггер.
- У меня есть немножко.
- Зажгите свет. Шары на полке, - сказал Док.
Биггер повернул выключатель. Они померились, кому начинать. Вышло
Биггеру. Они начали игру. Биггер играл плохо: он думал о лавке Блюма,
мысль о грабеже соблазняла и слегка пугала его.
- Помнишь то дело, о котором мы все толковали? - спросил Биггер
небрежным, равнодушным тоном.
- Какое?
- Старый Блюм.
- А, - сказал Гэс. - Мы уже с месяц как перестали о нем толковать. Чего
это ты вдруг надумал?
- Давай почистим его.
- Н-не знаю.
- Ты первый предложил это, - сказал Биггер.
Гэс выпрямился и пристально поглядел на Биггера, затем на Дока, который
смотрел в окно.
- Тебе нужно, чтобы Док услыхал? Когда ты научишься говорить тихо?
- Да я только спросил, хочешь ли ты попробовать.
- Нет.
- А почему? Трусишь оттого, что он белый?
- Нет. У Блюма есть револьвер. Вдруг дойдет до перестрелки?
- А, ты просто боишься, вот и все. Он белый, и ты трусишь.
- Врешь, не трушу, - обиженно защищался Гэс.
Биггер подошел к Гэсу и обнял его за плечи:
- Слушай, тебе даже не придется входить. Ты будешь только сторожить у
двери. Мы с Джеком и Джо войдем. Если ты кого-нибудь увидишь, ты
свистнешь, и мы удерем через черный ход. Больше ничего.
Дверь отворилась; они замолчали и повернулись к двери.
- Вот Джек и Джо, - сказал Биггер.
Джек и Джо прошли в глубину биллиардной.
- Что вы тут делаете? - спросил Джек.
- Играем. Хочешь с нами? - спросил Биггер.
- Это что же, на твой счет, на мои деньги? - сказал Гэс.
Все засмеялись, и Биггер тоже, но он тотчас же оборвал свой смех. Он
почувствовал, что смеются над ним, уселся у стены, положил ноги на
перекладину соседнего стула и сделал вид, что не расслышал шутки. Гэс и
Джо продолжали смеяться.
- Ну чего ржете как жеребцы, - сказал Биггер. - Мастера языком трепать,
а на дело у вас пороху не хватает.
- Это как понимать? - спросил Джо.
- Есть один план. Я уже все обдумал, - сказал Биггер.
- Какой такой план?
- Лавка Блюма.
Наступило молчание. Джек закурил сигарету. Гэс смотрел в сторону,
уклоняясь от разговора.
- Если б старый Блюм был негром, вы бы так и поскакали сейчас. А раз он
белый, все трусят.
- Я не трушу, - сказал Джек. - Хочешь, пойдем?
- Говоришь, ты уже все обдумал? - спросил Джо.
Биггер шумно вздохнул и обвел всех троих взглядом. Ему казалось, что
объяснения тут ни к чему.
- Это очень просто. Бояться совершенно нечего. От трех до четырех
старик всегда один в лавке. Полисмен в это время уходит на другой конец
квартала. Один из нас останется на улице и будет сторожить. Трое войдут в
лавку, понятно? Один возьмет Блюма на мушку, второй полезет в кассу за
деньгами, а третий сразу выйдет на черный ход и откроет дверь, чтобы мы
могли быстро смыться переулком... Вот и все. На три минуты дела, не
больше.
- У нас ведь был уговор, оружие в ход никогда не пускать, - сказал Джо.
- И до сих пор мы белых не трогали.
- Неужели ты не понимаешь? Ведь это же _настоящее дело_, - сказал
Биггер.
Он подождал новых возражений. Но так как все молчали, заговорил опять:
- Ничего тут нет трудного, если не трусить.
В комнате было тихо, только Док насвистывал у окна. Биггер внимательно
следил за Джеком: он знал, что при таких обстоятельствах слово Джека будет
решающим. Биггер боялся Гэса, потому что он знал, что, если Джек скажет
"да", Гэс не выдержит. Гэс стоял у биллиарда, вертя в руках кий, рассеянно
скользя взглядом по шарам, остановившимся в положении незаконченной
партии. Биггер встал и резким взмахом руки разогнал шары, потом повернулся
к Гэсу, не глядя, как шары, поблескивая, чертят зигзаги по зеленому сукну,
сталкиваются, расходятся, отскакивают от упругих бортов. Биггер сам звал
Гэса на этот грабеж, и все же от страха, что Гэс и в самом деле пойдет,
что-то сжалось у него внутри; ему даже сделалось жарко. У него было такое
ощущение, словно он хочет чихнуть и не может, только это было мучительнее,
чем когда хочешь чихнуть. Ему стало еще жарче, внутри сжалось еще сильнее;
зубы у него были стиснуты, нервы напряжены до предела. Он почувствовал,
что в нем вот-вот что-то лопнет.
- А, черт! Говорите же наконец кто-нибудь.
- Я иду, - снова сказал Джек.
- Если все идут, значит, и я тоже, - сказал Джо.
Гэс все еще молчал, и у Биггера возникло странное ощущение,
полусознательное, полуинстинктивное. Он как будто раздвоился и мешал
самому себе. Все шло до сих пор так, как ему хотелось: все, кроме Гэса,
дали согласие. Теперь их было трое против Гэса одного; именно этого он
добивался. Биггеру страшно было грабить белого человека, и он знал, что
Гэсу тоже страшно. Лавка Блюма была невелика, и Блюм был один, но Биггер
никогда не решился бы на грабеж иначе как при участии своих трех друзей. И
даже с ними ему все-таки было страшно. Он убедил всех, кроме одного, и
этот один внушал ему страх и горячую ненависть; он перенес на Гэса часть
своего страха перед белыми. Он ненавидел Гэса, потому что он знал, что
Гэсу так же страшно, как и ему самому; и он боялся Гэса, потому что знал,
что Гэс согласится и тогда он вынужден будет идти на этот грабеж. Точно
человек, который решил покончить с собой, и боится, и знает, что он должен
это сделать, и все эти чувства давят на него сразу, он смотрел на Гэса и
ждал, чтоб тот сказал "да". Но Гэс молчал. Биггер стиснул зубы так сильно,
что челюсти заболели. Он тянулся к Гэсу, не глядя на него, но ощущая его
присутствие всем своим телом, повсюду: снаружи и внутри, и ненавидя и Гэса
и самого себя за это. Потом вдруг он почувствовал, что больше не может.
Нужно было заговорить, разрядить томительное напряжение нервов. Он
взглянул на Гэса в упор глазами, покрасневшими от страха и злобы, прижав к
бокам стиснутые кулаки.
- Сволочь черномазая, - сказал он ровным невыразительным голосом. - Ты
трусишь, потому что он белый.
- Не ругайся, Биггер, - сказал Гэс спокойно.
- Буду ругаться!
- Зря ты меня ругаешь, - сказал Гэс.
- А ты что, не можешь пошевелить своим поганым языком? - спросил
Биггер. - Не можешь сказать, пойдешь ты или нет?
- Я тогда пошевелю языком, когда мне _захочется_.
- Сукин ты сын! Трус и сукин сын!
- Ты мне не хозяин, - сказал Гэс.
- Ты предатель! - сказал Биггер. - Ты боишься грабить белого.
- Брось, Биггер. Сказал раз, и будет, - вступился Джо. - Чего ты к нему
пристал?
- Он предатель, - ответил Биггер. - Он не идет с нами.
- Я не говорил, что не иду, - сказал Гэс.
- Так что же, собачья твоя душа, пойдешь или нет? - спросил Биггер.
Гэс оперся на свой кий и внимательно посмотрел на Биггера, и опять у
Биггера что-то сжалось внутри, как будто он ожидал удара и готовился
принять его. Он стиснул кулаки еще сильнее. На одну секунду ему
представилось, какое ощущение будет у него в руке и во всем теле, если он
сейчас наотмашь хватит Гэса по лицу так, чтоб кровь пошла; Гэс тогда
упадет, а он молча выйдет вон, и тем дело кончится - и грабежа не будет. И
оттого, что он придумал и представил себе все это, теснящее чувство,
изнутри подступавшее к горлу, слегка отпустило его.
- Вот видишь, Биггер, - начал Гэс тоном, в котором была смесь
снисходительности и достоинства. - Видишь, Биггер, все неприятности у нас
всегда выходят из-за тебя. Очень ты горяч. Ну скажи, чего ты вдруг на меня
взбеленился? Разве я не имею права подумать? Но у тебя терпенья не
хватает. И сейчас же ругаться. Ты вот говоришь, что я трушу. А я тебе
скажу, что это ты трусишь. Ты боишься, что я скажу "да", и тогда тебе
придется в самом деле пойти на это...
- А ну, повтори, что ты сказал! Вот повтори, так я возьму этот шар и
заколочу его в твою поганую глотку, - сказал Биггер, задетый за живое.
- Да ну вас в самом деле, - сказал Джек.
- Ты же _слышал_, это все он, - сказал Гэс.
- Почему ты не говоришь прямо, пойдешь или не пойдешь? - спросил
Биггер.
- Я пойду вместе со всеми, - сказал Гэс, стараясь говорить твердо, не
выдавая своего волнения и стараясь поскорей заговорить о другом. - Я
пойду, но Биггер не нрав. Зачем он ругался?
- А почему ты сразу не сказал? - спросил Биггер. Его злоба переходила
уже в настоящее бешенство. - Доводишь человека до того, что он тебя
пришибить готов!
- ...Я помогу в этом деле, - продолжал Гэс, как будто не слыша слов
Биггера. - Я помогу, как я всегда помогал. Но только имей в виду, Биггер,
_тебе_ я подчиняться не собираюсь. Ты трус, и больше ничего. Ты кричишь,
что я трушу, чтобы никто не заметил, как ты трусишь сам.
Биггер рванулся к нему, но Джек бросился между ними, а Джо схватил Гэса
за локоть и отвел его в сторону.
- Кто тебя просит подчиняться? - сказал Биггер. - Очень мне нужно,
чтобы мне подчинялся такой сопляк, как ты?
- Эй, ребята, хватит вам лаяться! - крикнул Док.
Они молча стояли вокруг биллиарда. Биггер, не отводя глаз, следил, как
Гэс вставил свой кий на место, отряхнул мел с брюк и не торопясь отошел на
несколько шагов. Что-то жгло Биггера внутри, зыбкое черное облако на
мгновение застлало ему глаза, потом пропало. Бессвязные картины, точно
песчаный вихрь, сухой и быстрый, проносились в его голове. Можно нырнуть
Гэса ножом; можно избить его; можно вывернуть ему руки в плечах; можно
дать ему подножку, чтоб он ткнулся носом в землю. Можно по-разному
причинить Гэсу боль за все, что пришлось из-за него испытать.
- Идем, Джо, - сказал Гэс.
- Куда?
- Так, пошатаемся.
- Пошли.
- Так как же? - спросил Джек. - Встретимся в три, здесь?
- Ну да, - сказал Биггер. - Ведь мы же решили.
- В три я буду, - сказал Гэс не оборачиваясь.
Когда Гэс и Джо ушли, Биггер сел и почувствовал, как холодный пот
выступает у него на коже. План выработан, и теперь нужно приводить его в
действие. Он заскрежетал зубами: перед глазами у пего все еще стоял Гэс,
притворяющий за собой дверь. Можно было выхватить из стойки кий,
размахнуться и стукнуть Гэса по голове, так чтоб во всем теле отдался
треск его черных костей под тяжестью сухого дерева. Внутри у него
по-прежнему сжималось что-то, и он знал, что так будет, пока не дойдет до
дела, пока они не очутятся в лавке, у ящика с выручкой.
- Что-то вы с Гэсом никак не поладите, - сказал Джек, покачивая
головой.
Биггер обернулся и посмотрел на Джека: он забыл, что Джек еще здесь.
- Сволочь он, предатель черномазый, - сказал Биггер.
- Он не предатель, - сказал Джек.
- Он трус, - сказал Биггер. - Чтоб его подготовить к делу, нужно
заставить его перетрусить вдвойне. Нужно, чтобы он больше боялся того, что
с ним будет, если он не пойдет, чем того, что с ним будет, если он пойдет.
- Если мы решили сегодня идти к Блюму, надо бросить эту грызню, -
сказал Джек. - У нас ведь дело впереди, серьезное дело.
- Да, да. Верно. Я знаю, - сказал Биггер.
Биггер чувствовал острую потребность скрыть нервное напряжение, все
сильнее овладевавшее им; если он не сумеет освободиться, оно одолеет его.
Нужна была встряска, достаточно крепкая, чтобы отвлечь внимание и дать
выход накопившейся энергии. Хорошо бы побегать. Или послушать танцевальную
музыку. Или посмеяться, пошутить. Или почитать детективный журнал. Или
сходить в кино. Или побыть с Бесси. Все утро он прятался за своей завесой
равнодушия и злобно огрызался на все, что могло побудить его расстаться с
ней. Но теперь он попался; мысль о налете на Блюма и стычка с Гэсом
выманили его из прикрытия, и его самообладание исчезло. Вернуть
уверенность можно было только действием, яростным и упорным, которое
помогло бы забыть. Таков был ритм его жизни: от равнодушия к ярости; от
рассеянной задумчивости к порывам напряженного желания; от покоя к гневным
вспышкам - точно смена приливов и отливов, вызванная далекой невидимой
силой. Эти внезапные переходы были ому так же необходимы, как пища. Он был
похож на те странные растения, что распускаются днем и никнут ночью; но
никто не видел ни солнца, под которым он расцветал, ни холодной ночной
мглы, от которой он замирал и съеживался. Это было его собственное солнце
и его собственная мгла, заключенные в нем самом. Он говорил об этой своей
черте с оттенком мрачной хвастливости и гордился, когда ему самому
приходилось страдать от нее. Такой уж он есть, говорил он; и ничего с этим
не поделаешь, добавлял он, покачивая головой. Эта угрюмая неподвижность и
следовавшая за ней бурная жажда действия были причиной тому, что Джек, Гэс
и Джо ненавидели и боялись его не меньше, чем он сам себя ненавидел и
боялся.
- Куда пойдем? - спросил Джек. - Надоело торчать на одном месте.
- Пошатаемся по улицам, - сказал Биггер.
Они пошли к выходу. На пороге Биггер остановился и обвел биллиардную
хмурым, враждебным взглядом, губы его решительно сжались.
- Уходите? - спросил Док, не поворачивая головы.
- Уходим, - сказал Биггер.
- Мы еще вернемся, - сказал Джек.
Они шли по улице, освещенной утренним солнцем. На перекрестках они
останавливались, пропуская встречные машины: не из страха попасть под
колеса, а просто потому, что некуда было спешить. Они дошли до Южного
Парквэя, держа в зубах только что закуренные сигареты.
- Мне в кино хочется, - сказал Биггер.
- В "Рогале" опять идет "Торговец Хорн". Сейчас много старых картин
показывают.
- Сколько там стоит билет?
- Двадцать центов.
- Ладно. Пойдем посмотрим.
Они прошли еще шесть кварталов, молча шагая рядом. Когда они очутились
на углу Южного Парквэя и Сорок седьмой улицы, было ровно двенадцать.
"Регаль" только что открылся. Биггер помешкал в вестибюле, разглядывая
пестрые плакаты, а Джек отправился в кассу. Объявлены были две картины в
один сеанс; плакаты к первой, "Ветренице", изображали белых мужчину и
женщину, которые купались, нежились на пляже или танцевали в ночных
клубах; на плакатах ко второй, "Торговец Хорн", чернокожие дикари плясали
на фоне первобытных джунглей. Биггер обернулся и увидел за собой Джека.
- Идем. Сейчас начало, - сказал Джек.
- Идем.
Он пошел за Джеком в зал, где уже был погашен свет. После яркого солнца
глаза приятно отдыхали в полутьме. Сеанс еще не начался; он поглубже
вжался в кресло и стал слушать фонолу, исходившую ноющей, тоскливой
мелодией, которая навязчиво отдавалась у него внутри. Но ему не сиделось,
он все время ворочался, оглядывался, как будто подозревая, что кто-то
исподтишка следит за ним. Фонола заиграла громче, потом почти совсем
стихла.
- Как ты думаешь, сойдет благополучно у Блюма? - спросил он хрипловатым
голосом, в котором слышалась тревога.
- Понятно, - сказал Джек, но его голос тоже звучал неуверенно.
- Все равно, по мне, лучше сесть в тюрьму, чем браться за эту работу от
Бюро, - сказал Биггер.
- Почему в тюрьму? Увидишь, все сойдет отлично.
- Думаешь?
- Уверен.
- А впрочем, наплевать.
- Давай лучше думать про то, как мы это сделаем, а не про то, что нас
поймают.
- Ты боишься?
- Нет. А ты?
- Ничуть!
Они помолчали, слушая фонолу. Мелодия замерла на долгой, вибрирующей
ноте. Потом потянулась опять тихими, чуть слышными стонами.
- Пожалуй, в этот раз надо взять с собой револьверы, - сказал Биггер.
- Возьмем. Но только будем осторожны. Чтобы обошлось без убийства.
- Ну, понятно. Просто в этот раз с револьвером как-то спокойнее.
- Черт, я бы хотел, чтоб уже было три часа. Чтоб уже это кончилось.
- Я тоже.
Фонола смолкла, вздыхая, и экран вспыхнул ритмическим бегом теней.
Сначала шла короткая хроника, которую Биггер смотрел без особого интереса.
Потом началась "Ветреница". Замелькали бары, дансинги, пляжи, площадки для
гольфа и игорные залы, в которых богатая белая молодая женщина назначала
свидания любовнику, в то время как ее муж-миллионер занимался делами на
своей гигантской бумажной фабрике. Биггер толкал Джека локтем в бок каждый
раз, когда легкомысленной миллионерше особенно ловко удавалось провести
мужа и скрыть от него, где она была и что делала.
- Здорово она его обставляет, а? - сказал Биггер.
- Еще бы. Он думает только о деньгах, вот и не видит, что у него под
носом делается, - сказал Джек. - Уж эти богатые дамочки!
- Известно. А она ничего штучка, ей-богу, - сказал Биггер. - Слушай, а
может, я, если пойду на это место, попаду вот к таким, а? Может, придется
их возить на машине...
- Наверняка даже, - сказал Джек. - Дурак ты: понятно, иди. Мало ли что
может быть. У меня мать ходила поденно к одним богатым белым, так ты б
послушал, что только она про них рассказывала...
- А что? - живо спросил Биггер.
- Говорит, эти белые барыни с кем хочешь готовы лечь в постель, хоть со
стриженым пуделем. Бывает, что даже с шоферами путаются. Смотри, может, у
тебя там столько дела будет, что не справишься, так ты тогда меня зови на
подмогу...
Они засмеялись. Картина между тем продолжалась. На экране появился зал
ночного клуба, переполненный кружащимися парами, и послышались звуки
джаза. Молодая миллионерша танцевала со своим любовником и улыбалась ему.
- Хотел бы я разок попасть в такое место, - вслух подумал Биггер. -
Просто попробовать.
- Дурак, да там бы все разбежались от одного твоего вида, - сказал
Джек. - Подумали бы, что это горилла удрала из зоологического сада и
нарядилась в смокинг.
Они нагнули головы и долго хохотали, не пытаясь сдерживаться. Когда
Биггер наконец выпрямился и посмотрел на экран, рослый лакей подавал
молодой миллионерше и ее любовнику какой-то напиток в высоких хрустальных