Райт Гарри. Сын Америки

так через восемь секунд - крышка". Что ж, тем лучше. Он уже обдумал план:
он напряжет все мышцы, закроет глаза, удержит дыхание и ни о чем не будет
думать, пока они там будут приготовлять, что нужно. А потом ударит ток, и
все будет кончено.
Он снова лег, вытянулся на спине и стал смотреть на маленькую
ярко-желтую электрическую лампочку, свисавшую с потолка над его головой. В
ней был скрыт смертельный огонь. Если бы сейчас вот обвилась вокруг него
эта крошечная раскаленная спираль - если б кто-нибудь соединил провода с
железным остовом его койки, когда он будет спать, если б они убили его во
сне, в глубоком сне...
Он спал, беспокойно и некрепко, когда голос сторожа разбудил его.
- Томас! Твой адвокат пришел!
Он спустил ноги на пол и сел. Макс стоял у решетки. Сторож отомкнул
дверь, и Макс вошел. Биггер хотел было встать, но не встал. Макс дошел до
середины комнаты и остановился. С минуту они смотрели друг на друга.
- Здравствуйте, Биггер.
Биггер молча протянул ему руку. Макс стоял перед ним, седой, спокойный,
реальный, живой. Его появление, казалось, развеяло все смутные мечты и
надежды, которые Биггер мысленно связывал с ним. Он был рад, что Макс
пришел, но он растерялся.
- Как вы себя чувствуете?
Биггер только тяжело вздохнул в ответ.
- Вы мою телеграмму получили? - спросил Макс, садясь на койку.
Биггер кивнул.
- Мне очень грустно, голубчик мой...
Наступило молчание. Макс сидел рядом с ним. Человек, который прельстил
его обманчивым призраком надежды, был здесь. Так почему же он молчит? Вот
случай заговорить, последний, неповторимый случай. Он робко поднял на
Макса взгляд; Макс смотрел на него. Биггер отвел глаза. То, что он хотел
сказать, было в нем гораздо сильнее, пока он оставался один; и, хотя он
относил к Максу те чувства, в которых хотел разобраться сейчас, он не мог
заговорить о них, не забыв о том, что Макс здесь. Вдруг его охватил
панический страх, что он так и не сумеет заговорить. Он стал бороться с
собой; он не хотел потерять эту потребность раскрыться: она была все, что
у него теперь осталось. Но в следующую секунду ему уже показалось, что это
глупо, ненужно, бессмысленно. Он подумал, что не стоит пытаться, и, как
только он это подумал, он вдруг услышал, что говорит хриплым, прерывистым,
вымученным шепотом; звук его голоса должен был лучше слов донести его
сокровенную мысль!
- Это ничего, мистер Макс... Вы не виноваты, что так случилось... Я
знаю, вы сделали все, что могли... - Он замолчал, чувствуя, что все это
напрасно. Потом вдруг сразу выпалил: - Я знал, что так будет... - Он встал
с койки, желание говорить переполняло, распирало его. Губы у него
шевелились, но слова не шли.
- Я ничего не могу для вас сделать, Биггер? - тихо спросил Макс.
Биггер посмотрел в серые глаза Макса. Как ему вложить в этого человека
понимание того, что ему нужно? Если б только он мог объяснить! Прежде чем
он сообразил, что делает, он бросился к двери и схватил руками холодные
стальные прутья.
- Я... я...
- Что, Биггер?
Биггер медленно повернулся и пошел обратно к койке. Снова он
остановился перед Максом и поднял правую руку, собираясь заговорить. Но
потом сел и опустил голову.
- Что с вами, Биггер? Может быть, вы что-нибудь хотите мне поручить?
Что-нибудь передать близким?
- Нет, - выдохнул он.
- О чем же вы думаете?
- Не знаю.
Он не мог говорить. Макс положил ему руку на плечо, и по его
прикосновению Биггер почувствовал, что Макс не понимает, не догадывается
даже, что ему нужно, о чем он пытается рассказать. Макс находился на
другой планете, бесконечно далеко от него. Неужели никак нельзя сокрушить
эту стену между ними? Он рассеянно озирался по сторонам, стараясь
припомнить, не слышал ли он от кого-нибудь таких слов, которые теперь
могли бы помочь ему. Но память ничего не подсказывала. Он прожил свою
жизнь в стороне от жизни других людей. Их средства общения, их привычные
знаки и образы оставались недоступными ему. Но Макс внушил ему веру, что в
глубине души все люди такие же, как он, чувствуют то же, что и он. Из всех
людей, которых он знал, конечно, только Макс мог догадаться, что ему
нужно. Так неужели Макс покинул его? Неужели Макс, зная, что он должен
умереть, выбросил его из своих мыслей и чувств, заранее обрек его могиле?
Неужели его уже числят среди мертвых? У него задрожали губы, глаза застлал
туман. Да, Макс покинул его. Макс не друг. Злоба закипала в нем. Но он
знал, что злоба не поможет.
Макс встал и подошел к маленькому окошку камеры; бледный солнечный луч
упал на его седую голову. И Биггер, глядя на него, впервые за много дней
увидел солнце; и, как только он его увидел, он ощутил реальность камеры,
нестерпимую тесноту ее четырех стен. Он оглянулся на себя; желтый столб
света упирался в его грудь, точно свинцовая палица. Судорожно ловя воздух,
он весь подался вперед и закрыл глаза. Нет, это не белая глыба
громоздилась перед ним; не Гэс, насвистывая песенку, шел в биллиардную
Дока, чтобы вести его на грабеж; не белое пятно надвигалось на него,
застывшего у кровати Мэри, - этот новый противник не сковывал его мышц; он
расслаблял его, высасывал из него силы. Он собрал всю свою энергию,
выпрямился и очертя голову ринулся вперед, обуянный решимостью встать из
могилы, заставить Макса понять, что он - живой.
- Я рад, что успел познакомиться с вами! - сказал он громко, почти
крикнул, и тут же замолчал, потому что это было совсем не то, что он хотел
сказать.
Макс оглянулся и посмотрел на него; взгляд был поверхностный, в нем не
было той проникновенности, которую так жадно искал Биггер.
- А я рад, что я с вами успел познакомиться, Биггер. Мне очень грустно,
что приходится расставаться с вами. Но я стар уже, голубчик. Я сам скоро
уйду...
- Я тут все думал про те вопросы, что вы меня спрашивали...
- Какие вопросы? - Макс подошел и опять сел на койку.
- Вот в тот вечер...
- Какой вечер, голубчик?
Он даже _не знает_! Биггеру показалось, что ему дали пощечину. Ах,
дурак он, дурак, разве можно было на такой зыбкой почве строить какие-то
надежды! Но Макс должен _узнать_, он его заставит!
- Тот вечер, когда вы просили, чтоб я все рассказал про себя, -
пробормотал он почти с отчаянием.
- А-а!
Он увидел, что Макс опустил глаза и нахмурился. Он чувствовал, что Макс
озадачен.
- Вы меня спрашивали про то, про что никто никогда не спрашивал раньше.
Вы знали, что я дважды убийца, а все-таки вы со мной разговаривали как с
человеком...
Макс остро глянул на него и поднялся с койки. С минуту он стоял перед
Биггером, и Биггер уже готов был поверить, что он знает, понял; но с
первых же слов Макса стало ясно, что белый человек все еще просто
старается подбодрить его перед лицом смерти.
- Вы такой же человек, как и я, Биггер, - устало сказал Макс. - Тяжело
говорить об этих вещах с человеком, который должен умереть... - Макс
остановился; Биггер видел, что он ищет слова утешения, а ему не надо было
этого. - Биггер, - сказал Макс, - для того дела, которое делаю я, в мире
нет ни белых, ни черных, ни цивилизованных, ни дикарей... Когда люди
пытаются перестроить всю человеческую жизнь, эти мелочи не имеют значения.
Их просто не замечаешь. О них забываешь. Их как будто нет. И я потому так
говорил с вами, Биггер, что, глядя на вас, я видел, как людям хочется
жить...
- А мне вот иногда кажется, что лучше бы вы меня про все это не
спрашивали, - сказал Биггер тоном упрека не столько Максу, сколько самому
себе.
- Почему же, Биггер?
- Я от этого начал думать, и мне стало немножко страшно...
Макс схватил Биггера за плечо и крепко сдавил; потом его пальцы
разжались, и Биггер снова упал на койку; но не отводил глаз от лица
Биггера. Да, теперь Макс знает. Под сенью смерти он ждал, чтобы Макс
объяснил ему жизнь.
- Мистер Макс, как же это я умру? - спросил Биггер; и, выговаривая эти
слова, он чувствовал, что, узнав, как жить, он узнает и как умереть.
Макс отвернулся и пробормотал:
- Человек умирает один, Биггер.
Но Биггер его не слышал. Опять на него нахлынула властная потребность
заговорить, сказать; он поднял руки перед собой и когда заговорил, то
попытался вложить в звук своих слов то, что _сам_ хотел услышать, то, что
было нужно _ему_.
- Мистер Макс, я после того вечера будто увидел самого себя. И других
людей тоже увидел. - Биггер замолчал: он прислушивался к отголоску своих
слов в своем сознании. Он заметил в глазах Макса удивление и ужас. Биггер
понимал, что для Макса тягостен этот разговор; но не говорить он не мог.
Он должен был умереть, но должен был сказать все, что хотел. - Вот как-то
все чуднО, мистер Макс. Я себя не обманываю насчет того, что будет со
мной. - Нервное возбуждение Биггера нарастало. - Я знаю, что будет. Я
знаю, что я умру. Но это уже неважно теперь. Только я по-настоящему
никогда никому не хотел зла, мистер Макс. Я правду говорю. Если я кому
сделал зло, так это потому, что мне казалось, что так надо; вот и все. Они
меня теснили; они мне дышать не давали. Я сколько раз старался не думать
про них, но не мог. Они сами заставляли меня... - Биггер смотрел перед
собой расширенными, невидящими глазами; слова его сыпались все быстрее. -
Мистер Макс, я не хотел делать то, что я делал. Я хотел делать совсем
другое. Но как-то у меня не выходило. Я всегда хотел чего-то, а мне не
давали того, что я хотел. Вот я и дрался. Мне казалось, что со мной
поступают нехорошо, вот и я поступал нехорошо. - Он помолчал, потом
добавил, доверчиво и жалобно: - Только я не злой, мистер Макс. Ничего во
мне злого нет... - Он встал. - Я-я не буду плакать, когда меня поведут на
стул. Только внутри у меня б-будет так, как будто мне хочется плакать... Я
буду д-думать про то, что вот они меня не видели и я их тоже не видел... -
Он подбежал к стальной двери, схватился обеими руками за прутья решетки и
стал трясти, как будто хотел вырвать их из бетонных гнезд. Макс подошел к
нему и взял его сзади за плечи.
- Биггер, - сказал Макс беспомощно.
Биггер затих и устало прислонился к двери.
- Мистер Макс, я знаю, эти люди, которые послали меня сюда умирать,
ненавидят меня; я это знаю. Но в-вот вы сказали, что они т-такие же, как
я, что им тоже хочется чего-то, как и мне; так может быть, когда я умру,
они тоже скажут, вот как я сейчас, что они никому не хотели зла... что они
только добивались чего-то...
Макс не отвечал. Биггер увидел, как в глазах старика появилось
нерешительное и удивленное выражение.
- Скажите мне, мистер Макс. Как вы думаете, это так и есть?
- Биггер! - умоляюще произнес Макс.
- Мистер Макс, _скажите_ мне!
Макс покачал головой и пробормотал:
- Вы меня заставляете говорить то, чего мне не хочется говорить...
- Но я хочу _знать_!
- Вы сегодня умрете, Биггер...
Голос Макса замер. Биггер знал, что старик не хотел сказать ему этого;
он сказал только потому, что Биггер сам заставил, принудил его. С минуту
оба молчали, потом Биггер прошептал:
- Потому-то я и хочу знать... Может, если б я не должен был умереть,
мне бы так не хотелось знать...
У Макса лицо было совсем пепельное. Биггер вдруг испугался, что он
уйдет. Они смотрели друг на друга через пропасть молчания. Наконец Макс
вздохнул.
- Идите сюда, Биггер, - сказал он.
Биггер подошел к окну и увидел вдалеке позолоченные солнцем крыши
зданий Петли.
- Видите вон те дома, Биггер? - сказал Макс, обняв Биггера за плечи. Он
говорил торопливо, как будто спешил отлить в форму какой-то горячий и
податливый материал, который мог быстро остынуть.
- Да, вижу...
- В одном из таких домов вы жили, Биггер. Они построены из камня и
стали. Но одной только сталью и камнем они не могли бы держаться. Знаете,
что их держит, Биггер? Знаете, что не дает им обрушиться и развалиться?
Биггер растерянно смотрел на него.
- Человеческая вера, вот что. Если б люди поддались сомнению, перестали
верить, дома рухнули бы. Люди возвели эти здания, Биггер. Такие люди, как
вы. Люди жили в голоде, в нужде, а дома росли и крепли. Вы как-то сказали
мне, что вам хотелось бы что-нибудь делать. Вот это желание и служит
опорой каменной кладке...
- Вы не хотите... Вы говорите про то, что я вам сказал в тот вечер
насчет того, что мне хотелось делать? - В голосе Биггера, звучавшем тихо,
почти по-детски, была сосредоточенная пытливость.
- Да. Ваши чувства, ваши желания - вот то, что держит эти дома и не
дает им упасть. Миллионы людей стремились и добивались, и здания росли и
крепли. Но, Биггер, сейчас они больше не растут. Небольшая кучка захватила
их в свои руки. И здания не могут расти, не могут питать мечты и надежды
людей, таких людей, как вы... У тех, кто живет в них, закралось сомнение,
вот так же, как и у вас. Они перестали верить. Они чувствуют, что этот мир
не их мир. Они не могут найти себе покоя, так, как и вы не могли, Биггер.
У них ничего нет. Им тоже не от чего расти и крепнуть. И вот тогда они
выходят на улицу, стоят и смотрят на высокие стены...
- Но з-за что же им м-меня ненавидеть? - спросил Биггер.
- Люди, которые хозяйничают в этих домах, боятся. Они хотят сохранить
то, что принадлежит им, даже ценой чужого горя. Для этого они толкают
других людей в грязь и называют их скотами. Но такие, как вы, не хотят
уступать и лезут в драку, чтобы снова войти в дом, чтобы снова жить.
Биггер, вы совершили убийство. Это было нехорошо. Не это нужно было
делать. Теперь вам уже поздно... уже поздно браться за дело вместе с теми,
кто хочет... кто верит, что сумеет вернуть миру жизнь... Но еще не поздно
понять, осознать все то, что вы чувствовали, то, что вас мучило...
Биггер смотрел в окно, в ту сторону, где золотились крыши, но он их не
видел. Он старался увидеть картину, которую рисовал ему Макс, сравнить ее
с той, что всю жизнь стояла перед глазами.
- Мне всегда хотелось что-нибудь делать, - пробормотал он.
Они замолчали, и Макс не продолжал, пока Биггер не оглянулся на него.
Макс закрыл глаза.
- Биггер, вы сегодня умрете. Но если уж вы должны умереть, умрите
свободным. Вы стараетесь обрести веру в себя. Но каждый раз, когда в жизни
перед вами открывается путь, ваш разум мешает вам вступить на него.
Знаете, почему это? Потому что другие сказали, что вы плохой и что все,
что вы делаете, плохо. Когда человек слышит об этом со всех сторон и
видит, что его жизнь действительно плохая жизнь, он начинает сомневаться
сам в себе. Чувства влекут его вперед, а разум, помня, что говорят о нем
другие, тащит назад. Чтобы научить людей бороться и верить, надо прежде
всего внушить им веру в те чувства, которые подсказывает им жизнь, убедить
их, что эти чувства ничем не хуже чувств других людей.
Биггер, те люди, которые ненавидят вас, - такие же люди, как вы, только
они находятся по другую сторону ограды. Вы негр, но это только частность.
Я вам уже говорил, это только помогает им выделить, обособить вас. Зачем
это им? Они хотят владеть благами жизни - так же как хотите этого вы - и
считают, что для этого все средства хороши. Они пользуются чужим трудом и
не платят за него как должно; они берут чужое добро и на этом строят свою
власть. Они правят и распоряжаются жизнью. Они заводят такой порядок,
чтобы им удобно было поступать по-своему и чтобы никто не мог дать им
отпор. И неграм достается от них больше всего, потому что они уверяют,
будто негры - низшая, худшая порода людей. Но, Биггер, для них _всякий_,
кто трудится, принадлежит к низшей породе. И потому богатые не хотят
никаких перемен; перемены для них невыгодны. Но в глубине души, Биггер,
они чувствуют все то же, что чувствуете вы, и только для того, чтобы
удержаться на своем месте, они внушают самим себе, что человек, который
трудится, - неполноценный человек. Но когда вы, Биггер, говорите, что вам
не жаль Мэри, разве это не то же самое? И те и другие хотят жить; и те и
другие борются за жизнь. Какая же сторона победит? Вероятно, та, которая
сильнее чувствует жизнь, та, где больше людей и больше человечности. И
потому... и потому, Биггер, вы теперь должны поверить в себя...
Макс удивленно вскинул голову, когда Биггер засмеялся:
- Да, я верю в себя... Что ж мне еще остается... Я сегодня умру...
Он шагнул к Максу. Макс стоял, прислонившись к окну.
- Мистер Макс, вы идите домой. Я теперь не боюсь... Смешно сказать,
мистер Макс, но, когда я думаю про то, что вы говорили, я как будто
понимаю, чего мне хотелось всегда. И мне кажется, что я был прав. - Макс
открыл рот, порываясь сказать что-то, но Биггер повысил голос и заглушил
его слова. - Я никого не хочу прощать, и не нужно мне, чтобы меня прощали.
Плакать я не буду. Мне не дали жить, и потому я убил. Может, это и
нехорошо - убивать, и я вовсе не хотел убивать. Но как я подумаю, отчего
это так вышло, что я убил, я начинаю понимать, чего я хотел и как оно все
есть...
Биггер увидел, что Макс, сжав губы, попятился от него. Но ему нужно
было во что бы то ни стало заставить Макса понять, как он теперь видит
мир.
- Я не хотел убивать! - закричал Биггер. - Но то, из-за чего я убил, -
это _мое_! Оно сидит во мне самом, потому я и убил! Оно глубоко там сидит,
иначе бы я не стал убивать...
Макс протянул руку, чтобы коснуться Биггера, но не коснулся.
- Нет, нет, Биггер... Не надо так... - умоляюще сказал Макс.
- А хорошо это, верно, вот то, из-за чего я убил! - В голосе Биггера
зазвенела лихорадочная дрожь. - Ах, хорошо! Если уж человек убивает,
значит, есть из-за чего... Я только тогда узнал, что живу на свете, когда
так ясно почувствовал все, что за это убил... Это правда, мистер Макс. Я
теперь могу сказать это потому, что я сегодня умру. Я твердо знаю то, что
говорю, и знаю, что это значит. Но я теперь не боюсь. Я не боюсь, когда я
об этом думаю _так_...
У Макса глаза были полны ужаса. Несколько раз он вздрагивал, словно
порываясь подойти к Биггеру, но не двигался с места.
- Я не боюсь, мистер Макс. Идите. Матери тоже скажите, что я не боялся
и чтоб она не горевала, ладно? Скажите, что я не боялся и не плакал...
У Макса в глазах стояли слезы. Он медленно протянул руку. Биггер пожал
ее.
- Прощайте, Биггер, - тихо сказал Макс.
- Прощайте, мистер Макс.
Макс ощупью, точно слепой, стал искать свою шляпу; нашел ее и напялил
на голову. Не оглядываясь, он пошел к двери. Он просунул руку сквозь
решетку, сделал знак сторожу. Когда его выпустили, он с минуту стоял в
коридоре, спиной к двери. Биггер обеими руками схватился за решетку.
- Мистер Макс...
- Да, Биггер?.. - Он по-прежнему стоял спиной.
- Я не боюсь. Правда, не боюсь.
- Прощайте, Биггер.
- Прощайте, мистер Макс.
Макс пошел по коридору.
- Мистер Макс!
Макс остановился, но не повернул головы.
- Передайте... Передайте мистеру... Передайте Джану привет...
- Хорошо, Биггер.
- Прощайте!
- Прощайте!
Он все еще не выпускал решетку из рук. Потом он улыбнулся слабой,
горькой, кривой улыбкой. Он услышал лязг стали о сталь: где-то далеко
захлопнулась дверь.