Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Native Son (1940). Пер. - Е.Калашникова.
В кн.: "Ричард Райт. Сын Америки. Повести. Рассказы".
М., "Прогресс", 1981 (Библиотека литературы США).
OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2001
-----------------------------------------------------------------------
Дрррррррррррррр!
В темной комнате затрещал будильник. Скрипнула пружина матраса. Женский
голос нетерпеливо окликнул:
- Биггер, да заткни ты его!
Недовольное ворчание послышалось сквозь металлический трезвон.
Зашлепали босые ноги по деревянным половицам, и звук сразу оборвался.
- Зажги свет, Биггер.
- Сейчас, - пробормотал сонный голос.
Электрическая лампочка осветила комнату и посреди комнаты молодого
негра, который стоял между двумя железными кроватями и тер кулаками глаза.
Женщина на кровати справа заговорила опять:
- Бэдди, ты тоже вставай! У меня сегодня большая стирка, я хочу, чтоб
вы все поскорей убрались из дому.
Другой негр, помоложе, вылез из-под одеяла и спустил ноги на пол.
Женщина в длинной ночной рубашке тоже встала с кровати.
- Отвернитесь, я буду одеваться, - сказала она.
Оба повернули головы и стали смотреть в противоположный угол. Женщина
сбросила рубашку и быстро надела трико. Потом она оглянулась на свою
кровать и позвала:
- Вера! Вставай.
- А который час, мама? - спросил приглушенный девичий голос из-под
ватного одеяла.
- Вставай, говорят тебе.
- Встаю, встаю.
Темнокожая девушка слезла с кровати, потянулась всем телом и зевнула.
Все еще сонная, она села на стул и взялась за свои чулки. Братья
по-прежнему стояли спиной и повернулись только тогда, когда мать и сестра
были уже достаточно одеты, чтобы не стыдиться их взгляда; потом те в свою
очередь отвернулись, чтобы дать одеться мужчинам. Но вдруг все четверо
замерли - их внимание привлек негромкий шорох где-то в жидко
оштукатуренной стене. Они забыли о ритуале деликатности и, повернувшись,
испуганно шарили взглядами по полу.
- Вот она, Биггер! - взвизгнула женщина, и тотчас же вся маленькая
однокомнатная квартира пришла в движение. С грохотом опрокинулся стул,
женщина, полуодетая, в одних чулках, задыхаясь, вскочила на кровать. Оба
брата, босые, словно окаменели на месте, только глаза их тревожно бегали,
заглядывая под стулья и кровати. Девушка забилась в угол, съежилась и,
подхватив обеими руками подол рубашки, стянула ее вокруг колен.
- О-о! О-о! - жалобно вскрикивала она.
- Вон она, вон!
Женщина протянула дрожащий палец. Глаза у нее были совсем круглые от
страха.
- Где?
- Я не вижу.
- Биггер, она за сундуком, - заплакала девушка.
- Вера! - закричала женщина. - Иди сюда, на кровать! Она тебя укусит!
Не помня себя, Вера бросилась к кровати, и женщина помогла ей влезть.
Крепко ухватившись друг за друга, черная мать и коричневая дочка с ужасом
глядели на сундук, стоявший в углу.
Биггер диким взглядом обвел комнату, потом метнулся к занавеске,
скрывавшей газовую плиту, отдернул ее и сорвал со стены две тяжелые
чугунные сковороды. Потом он быстро повернулся и, не сводя глаз с сундука,
вполголоса позвал брата.
- Бэдди!
- Да?
- На, держи сковороду.
- Есть!
- Теперь иди к двери.
- Есть!
Бэдди присел на корточки у двери, согнув руку и держа на весу тяжелую
сковороду. В комнате было тихо, слышалось только частое тяжелое дыхание
всех четверых. Биггер на цыпочках стал подбираться к сундуку, крепко
стиснув край второй сковороды, быстрым, пляшущим взглядом впиваясь в
каждый дюйм пола. Вдруг он застыл на месте и, не оглядываясь, не шевеля ни
одним мускулом, позвал:
- Бэдди!
- Угу?
- Поставь ящик на то место, где дыра, чтоб ей никуда ходу не было.
- Сейчас.
Бэдди подскочил к деревянному ящику и быстро переставил его, закрыв
большую дыру, зиявшую у самого плинтуса, потом вернулся и снова замер у
двери со сковородой наготове. Биггер потихоньку ступил еще шаг и осторожно
заглянул за сундук. Там ничего не было. Стараясь не шуметь, он выставил
вперед босую ногу и чуть-чуть подвинул сундук.
- Вон она! - снова вскрикнула мать.
Огромная черная крыса, пискнув, подпрыгнула, вцепилась зубами в штанину
Биггера и повисла на ней.
- А, дьявол! - шепотом выругался Биггер и завертелся на месте, яростно
дрыгая ногой. Он дрыгал с такой силой, что крыса не удержалась и, отлетев
в сторону, ударилась о стену и упала. Но тотчас же она перевернулась и
прыгнула снова. Биггер отскочил, и крыса угодила в ножку стола. Стиснув
зубы, Биггер занес сковороду, но не решался швырнуть ее, боясь
промахнуться. Крыса пискнула, повернулась и забегала мелкими кругами,
высматривая, куда бы укрыться: она еще раз прыгнула на Биггера, но
пролетела мимо и, шмыгнув к ящику, стала царапаться разъезжающимися
лапками сначала об одну стенку, потом о другую в поисках знакомой дыры.
Потом она повернулась и вдруг встала на задние лапки.
- Давай, Биггер! - закричал Бэдди.
- Убей ее! - взвизгнула женщина.
Брюшко у крысы пульсировало от страха. Биггер сделал шаг вперед, и
крыса издала протяжный, тонкий писк отчаяния, ее черные, похожие на
бисеринки глаза блеснули, короткие передние лапки беспомощно задергались в
воздухе. Биггер швырнул сковороду и не попал: сковорода, громыхая,
покатилась по полу и ткнулась в стену.
- А, дьявол!
Крыса опять прыгнула. Биггер увернулся. Крыса забилась под стул и
злобно запищала. Биггер стал медленно пятиться назад, к двери.
- Давай мне твою сковороду, Бэдди, - сказал он тихо, не спуская глаз с
крысы.
Бэдди протянул руку. Биггер схватил сковороду и высоко поднял ее над
головой. Крыса рысцой перебежала комнату и снова стала тыкаться мордой в
ящик, лихорадочно ища дыру; потом опять поднялась на задние лапки, выпятив
вздрагивающее брюшко, и с пронзительным писком оскалила длинные желтые
клыки.
Биггер прицелился, ругнулся себе под нос и метнул сковороду. Раздался
треск проломанного ящика. Женщина вскрикнула и закрыла лицо руками. Биггер
на цыпочках сделал несколько шагов и заглянул, вытянув шею.
- Попал! - пробормотал он, и улыбка обнажила его стиснутые зубы: -
Ей-богу, попал.
Он оттолкнул ногой обломки ящика, и все увидели длинное черное тело
крысы, распластанное на полу, и два торчащих желтых клыка. Биггер взял
свой башмак и сильным ударом размозжил крысе голову, приговаривая
срывающимся голосом:
- Ах ты, сволочь!..
Женщина упала на колени и, зарыв голову в подушки, рыдала:
- Господи, господи, помилуй нас...
- Мама, мама, - жалобно тянула Вера, нагнувшись над ней. - Не плачь.
Она уже издохла.
Братья стояли над мертвой крысой и переговаривались с почтительным
восхищением:
- Ну и здоровенная гадина!
- Такая и горло перегрызть могла, очень даже просто!
- С фут будет, я думаю.
- И как это они вырастают такие большие?
- А чего ей, сволочи. Жрет всякие отбросы, что ни попадется.
- Смотри, Биггер, как она тебе здорово штаны разорвала.
- Еще хорошо, что только штаны, а не ногу.
- Биггер, пожалуйста, выбрось ее, - попросила Вера.
- Эх ты, трусиха несчастная, - сказал Бэдди.
Женщина на кровати продолжала всхлипывать. Биггер оторвал кусок газеты,
осторожно ухватил крысу за хвост и поднял на вытянутой руке.
- Выбрось ее, Биггер, - повторила Вера.
Биггер засмеялся и пошел к кровати, раскачивая крысу, словно маятник,
взад и вперед. Его забавлял страх сестры.
- Биггер! - судорожно выкрикнула Вера и осеклась: глаза ее закрылись,
она пошатнулась, упала на мать и мешком свалилась с кровати на пол.
- Биггер, ради бога! - простонала мать, поднимаясь и наклоняясь над
Верой. - Сейчас же перестань. Выбрось вон эту крысу.
Он положил крысу на пол и принялся одеваться.
- Биггер, помоги мне положить Веру на постель, - сказала мать.
Он повернулся не сразу.
- А что случилось? - спросил он с притворным недоумением.
- Делай, что я тебе сказала.
Он подошел к кровати и помог матери поднять Веру. Глаза Веры были
закрыты. Он отошел и продолжал одеваться. Потом он завернул крысу в
газету, вышел, спустился по лестнице и бросил крысу в мусорный ящик в углу
двора. Когда он возвратился, мать все еще хлопотала над Верой, прикладывая
ей мокрое полотенце к голове. Увидя, его, она выпрямилась, глаза и щеки у
нее были мокрые от слез, губы гневно сжаты.
- Знаешь, я иногда просто не пойму, откуда это у тебя.
- Что "это"? - спросил он вызывающе.
- Выходки какие-то дурацкие.
- А в чем дело?
- Вот напугал сестру чуть не до смерти этой крысой. Что ты - дурачок
или маленький?
- А я почем знал, что она такая трусиха?
- Бэдди! - позвала мать. - Возьми постели там газету.
- Сейчас, мама.
Бэдди развернул газету и накрыл кровавое пятно на полу, где свалилась
убитая крыса. Биггер подошел к окну и рассеянно выглянул на улицу. Мать,
нахмурясь, смотрела ему в спину.
- Я иной раз думаю, зачем я только тебя на свет родила, - сказала она с
обидой.
Биггер посмотрел на нее и опять отвернулся:
- А ведь верно. Оставила б меня там, где я был.
- Бесстыдник! Замолчи сейчас же!
- Да не кричи ты, ради бога, - сказал Биггер, закуривая сигарету.
- Бэдди, возьми обе сковороды и брось их в раковину, - сказала мать.
- Сейчас, мама.
Биггер прошелся по комнате и сел на кровать. Мать следила за ним
глазами.
- Был бы ты мужчиной, так нам не пришлось бы жить в этой помойной яме,
- сказала она.
- Ну, начинается.
- Как ты, Вера? - спросила мать.
Вера подняла голову и испуганно огляделась, как будто ожидала увидеть
еще одну крысу.
- Ох, мамочка!
- Бедная ты моя.
- Я не виновата. Меня Биггер напугал.
- Ты не ушиблась?
- Головой стукнулась, когда упала.
- Ну ничего, успокойся. Пройдет.
- Как это он только может, Биггер. - Вера опять заплакала.
- Он просто дурень, - сказала мать. - Дурень безмозглый, вот и все.
- Я теперь опоздаю на курсы кройки и шитья.
- Ты ляг как следует и полежи еще немного. Тебе легче станет, - сказала
мать.
Она отошла от Веры и сердито посмотрела на Биггера.
- А если бы ты встал как-нибудь утром и нашел сестру мертвой в постели?
Что бы ты тогда сказал? - спросила она. - А если б эти крысы всем нам
ночью горло перегрызли? Да что! Тебя ведь это не трогает! Ты только о себе
и думаешь. Даже когда Бюро помощи предлагает тебе работу, ты ломаешься,
покуда не пригрозят снять семью с пособия и лишить последнего куска хлеба.
Честное слово, Биггер, такого никудышного парня я в жизни не встречала.
- Это я уже тысячу раз слышал, - сказал он, не поворачивая головы.
- Ну так выслушай еще раз! И помни, Биггер, когда-нибудь придется тебе
поплакать. Когда-нибудь ты еще пожалеешь, что не научился ничему, кроме
как шляться по улицам. Только будет поздно.
- Довольно тебе каркать, - сказал он.
- Я не каркаю, а говорю то, что есть! А если тебе не нравится, можешь
убираться. Мы и одни проживем. Что с тобой в этой дыре мучиться, что без
тебя.
- Да оставь ты меня, ради бога, - сказал он с раздражением.
- Вот попомни мои слова, - продолжала она. - Если ты не возьмешься за
ум и не отстанешь от своей шайки, кончишь там, где тебе и не снится.
Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь? Знаю. Та дорожка, по которой ты
идешь, сынок, ведет прямо на виселицу, заруби себе это на носу. - Она
оглянулась и увидела Бэдди. - Бэдди, выкинь этот ящик.
- Да, мама.
Наступило молчание. Бэдди понес ящик из комнаты. Мать ушла к плите за
занавеску, Вера села на кровати и спустила ноги на пол.
- Полежи еще, Вера, - крикнула мать.
- Уже все прошло, мама. Мне надо идти на курсы.
- Ну, если прошло, так накрывай на стол, - сказала мать, снова уходя за
занавеску. - Господи, как я устала от всего этого, - жалобно зажурчал
оттуда ее голос. - Мечешься, мечешься, все только стараешься для детей, а
им и дела нет.
- Неправда, мама, - запротестовала Вера. - Зачем ты так?
- Иной раз кажется, вот легла бы - и не встала.
- Мама, мама, не надо так говорить.
- Все равно при такой жизни меня надолго не хватит.
- Скоро я буду уже взрослая, мама, начну работать.
- Только я до этого не доживу. Господь призовет меня раньше.
Вера прошла за занавеску, и Биггер услышал, как она утешает и
уговаривает мать. Он старался не вслушиваться в их голоса. Он ненавидел
своих родных, потому что знал, как им тяжело и что он бессилен помочь им.
Он знал, что, если только он впустит в свое сознание картину их жизни,
такой жалкой и неприглядной, страх и отчаяние тотчас же захлестнут его.
Вот почему он старался замкнуться в каменном равнодушии. Он жил вместе с
ними, но за непроницаемой стеной. К себе он был еще более суров. Он знал,
что стоит ему осознать во всей полноте, что представляет собой его жизнь,
и он убьет себя или кого-нибудь другого. Поэтому он прятался от самого
себя и искал выхода в бессмысленном озорстве.
Он встал и раздавил окурок о подоконник. Вошла Вера и принялась
раскладывать на столе ножи и вилки.
- Идите завтракать, дети, - позвала мать.
Он сел за стол. Запах жареного бекона и кипящего кофе проникал сквозь
занавеску. Донесся голос матери, напевавшей:
Жизнь мчится, словно горный поезд,
И машинист пусть смотрит в оба,
Чтоб с рельсов не сойти ни разу
От колыбели и до гроба.
Песня его раздражала, и он был рад, когда мать перестала петь и вошла в
комнату с кофейником и сморщенными ломтиками бекона на тарелке. Вера
поставила на стол хлеб, и все сели. Мать закрыла глаза, опустила голову и
забормотала:
- Благодарим тебя, господи, за пищу, которую ты ниспослал нам для
поддержания тела нашего. Аминь. - Она подняла глаза и тем же тоном
сказала: - Если хочешь удержаться на работе, Биггер, придется тебе
научиться вставать пораньше.
Он не ответил, даже не посмотрел на нее.
- Кофе будешь пить? - спросила Вера.
- Буду.
- Так ты, значит, возьмешь это место, Биггер? - спросила мать.
Он отложил вилку и повернулся к ней.
- Я же тебе вечером сказал, что возьму. Сколько раз можно спрашивать
одно и то же?
- Что ты набрасываешься, как дикий зверь? - сказала Вера. - Спросить
нельзя?
- Передай мне хлеб и заткнись.
- Помни же, в половине шестого ты должен быть у мистера Долтона, -
сказала мать.
- Ты уже это десять раз говорила.
- Я боюсь, как бы ты не забыл, сынок.
- И наверняка забудет, - сказала Вера.
- Оставьте вы Биггера в покое, - вмешался Бэдди. - Он ведь сказал, что
возьмет это место.
- Брось ты с ними говорить, - сказал Биггер.
- Сейчас же замолчи, Бэдди, или уходи из-за стола, - сказала мать. - Не
хватало еще, чтоб и ты стал язык распускать. Довольно и одного полоумного
в семействе.
- Оставь, мама, - сказал Бэдди.
- Посмотреть на Биггера, так он будто и не рад, что получает работу, -
сказала мать.
- А что я должен делать? Танцевать? - спросил Биггер.
- Биггер! - крикнула сестра.
- А ты не суйся, не твоего ума дело, - сказал он ей.
- Если Биггер возьмет это место, - сказала мать тихим, ласковым
голосом, аккуратно отрезая ломтик хлеба, - я для вас устрою хорошее уютное
жилье, ребятки. Не будете больше тесниться, как свиньи в хлеву.
- Не из таких Биггер, чтобы думать об этом, - сказала Вера.
- Слушайте, дайте мне поесть спокойно, - сказал Биггер.
Мать продолжала говорить, не обращая внимания на его слова, но он уже
не слушал.
- Мама говорит с тобой, Биггер, - сказала Вера.
- _Ну и что_?
- Как тебе не стыдно, Биггер!
Он отложил вилку, и его крепкие черные пальцы вцепились в край стола;
стало тихо, только вилка Бэдди позвякивала о тарелку. Биггер смотрел на
сестру в упор, пока та не опустила глаза.
- Дайте мне поесть спокойно, - повторил он.
Доедая, он чувствовал, что они думают о работе, которую он должен
получить сегодня, и это бесило его: он чувствовал, что его обошли,
заставили дешево сдаться.
- Мне нужно денег на трамвай, - сказал он.
- Вот, больше у меня нет, - сказала мать, подвинув к его тарелке монету
в двадцать пять центов.
Он положил монету в карман и одним духом проглотил свою чашку кофе. Он
снял с вешалки пальто и кепку и пошел к двери.
- Помни, Биггер, - сказала мать. - Если ты не возьмешь это место, нас
снимут с пособия. Бюро вычеркнет нас из списков.
- Я же сказал, что возьму! - крикнул он и с силой захлопнул дверь.
Он спустился по лестнице, в подъезде остановился и через стеклянную
дверь посмотрел на улицу. Мимо то и дело проносились трамваи, дребезжа на
повороте. Все опротивело ему дома. Ссоры, крики, изо дня в день одно и то
же. Но что делать? Каждый раз, когда он задавал себе этот вопрос, мысль
его упиралась в глухую стену, и он переставал думать. Через улицу, как раз
напротив, остановился грузовик, и он увидел, как двое белых рабочих в
комбинезонах, с ведерками и кистями, спрыгнула на тротуар. Да, можно взять
это место у Долтона, надеть на себя ярмо, а можно отказаться и подохнуть с
голоду. Злоба душила его при мысли о том, что у него нет другого выбора.
Да, но нельзя стоять тут так до вечера. Чем же ему заняться? Он не мог
решить, купить ли за десять центов иллюстрированный журнал, или сходить в
кино, или пойти в биллиардную потолковать с ребятами, или просто
пошататься по улицам. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы, сдвинув
сигарету в угол рта, и в раздумье наблюдал за рабочими, возившимися у дома
напротив. Они наклеивали на рекламный щит большой красочный плакат. На
плакате изображено было лицо белого мужчины.
- Бэкли, - пробормотал он вполголоса. - Опять хочет пройти в
генеральные прокуроры штата. - Рабочие пришлепывали плакат мокрыми
кистями. Он посмотрел на круглое, сытое лицо и покачал головой. - Будь я
проклят, если этот жулик загребает меньше миллиона в год. Эх, один бы день
посидеть на его месте, никогда больше не знал бы горя.
Рабочие, покончив с плакатом, собрали свои ведерки и кисти, сели в
кабину, и грузовик укатил. Биггер смотрел на плакат: белое лицо было
пухлое, но строгое; одна рука была поднята, и палец указывал прямо на
прохожих. Есть такие плакаты: когда стоишь перед ними, кажется, что
нарисованное лицо смотрит прямо на тебя, и, даже если пройдешь мимо и
оглянешься, оно все смотрит тебе вслед немигающими глазами, пока не
отойдешь совсем далеко, и тогда оно расплывается, вот как в кино бывает.
Вверху плаката стояло большими красными буквами: КТО НАРУШАЕТ ЗАКОН, ТОТ
НИКОГДА НЕ ВЫИГРАЕТ!
Биггер выпустил дым и беззвучно засмеялся.
- Ах ты, мошенник, - пробормотал он, качая головой. - Уж у тебя-то
всегда выиграет тот, кто _тебе_ заплатит!
Он открыл дверь, и его обдало утренней свежестью. Он пошел по тротуару
опустив голову, поигрывая монетой в кармане. Он остановился и обшарил
карманы: в жилетном кармане лежал один медный цент. Выходило всего
двадцать шесть центов, из них четырнадцать нужно было отложить на проезд к
мистеру Долтону - если, конечно, он решит взять это место. Чтобы купить
журнал и сходить в кино, не хватает еще но крайней мере двадцати центов.
- Вот жизнь собачья, вечно ходишь без гроша! - выругался он.
Он постоял на углу, на солнышке, оглядывая прохожих и бегущие мимо
трамваи. Денег мало; если он не достанет еще, ему некуда девать себя до
вечера. Ему хотелось посмотреть новый фильм; он изголодался по кино. В
кино так легко мечтать: нужно только откинуться на спинку кресла и пошире
раскрыть глаза.
Он подумал о Гэсе и Джеке и Джо. Пойти в биллиардную потолковать с
ними? Но какой смысл? Разве только они решатся на то, что давно уже
задумали все вчетвером. Тогда это верные деньги, и скоро. С трех до
четырех часов дня в квартале, где находится "Торговля деликатесами" Блюма,
не бывает дежурного полисмена, и бояться нечего. Можно так: один из них
возьмет Блюма на мушку револьвера, чтобы тот не кричал; другой будет
сторожить парадную дверь; третий станет у черного хода; а четвертый
вытащит деньги из ящика под прилавком. Потом они запрут Блюма в лавке,
убегут с черного хода переулками, а через час встретятся в биллиардной
Дока или в Клубе молодежи Южной стороны и разделят добычу.
Все займет самое большее две минуты. И это будет последнее их дело.
Правда, и самое рискованное. До сих пор они совершали налеты только на
газетные киоски, палатки фруктовщиков или жилые квартиры. И никогда не
трогали белых. Они грабили только негров. Они знали, что грабить своих
гораздо легче и безопаснее, потому что белые полисмены смотрят сквозь
пальцы на преступления негров против негров. Уже несколько месяцев они
строили планы налета на лавку Блюма, но привести их в исполнение все не
хватало духу. Они инстинктивно чувствовали, что грабеж у Блюма явится
нарушением векового запрета: переходом границы, за которой обрушится на
них вся ярость чужого, белого мира; что это будет вызов владычеству белой
расы, вызов, который они томительно желали, но боялись бросить. Да, если б
им удалось ограбить Блюма, это была бы настоящая победа. Все их прежние
дела рядом с этим просто детская игра.
- До свидания, Биггер.
Он оглянулся и увидел Веру с рукодельным мешочком, болтавшимся на
локте. Она дошла до угла, остановилась и вернулась к нему.
- Ну, чего тебе надо?
- Биггер, послушай... Вот у тебя теперь будет хорошее место. Не водись
больше с Джеком и Гэсом и Джо. Опять ведь попадешь в беду.
- А ты не суй свой длинный нос в мои дела.
- Но Биггер...
- Проваливай на свои курсы, понятно?
Она круто повернулась и пошла по тротуару. Он понял, что мать говорила
о нем с Верой и Бэдди, сказала, что, если он опять попадется, его уже не
пошлют в исправительную школу, как прошлый раз, а прямо засадят в тюрьму.
Что мать говорит о нем с Бэдди - это наплевать. Бэдди хороший парень. У
самого голова на плечах есть. Но Вера - девчонка, дура, что ни скажи,
всему верит.
Он зашагал к биллиардной. Подходя, он увидел Гэса, шедшего ему
навстречу. Он остановился и стал ждать. Это Гэсу первому пришла в голову
мысль о налете на Блюма.
- Здорово, Биггер!
- Что слышно, Гэс?
- Ничего. Джо и Джека не видел?
- Нет. А ты?
- Нет. Сигареты есть?
- Есть.
Биггер вытащил из кармана пачку и протянул Гэсу; закурил сам и дал ему
прикурить. Они прислонились к красной кирпичной стене и курили; сигареты
белели на черном фоне подбородков. Биггер смотрел на восток, где солнце
разгоралось ослепительной желтизной. В стороне по небу плыли разорванные
белые облака. Приятно было попыхивать сигаретой, ни о чем определенном не
думая. Внимание скользило, задерживаясь на незначительных уличных сценах.
Он машинально провожал взглядом каждую машину, проносившуюся с шуршанием
по гладкому черному асфальту. Прошла мимо женщина, и он смотрел на ее
покачивающиеся на ходу бодра, пока она не скрылась в подъезде. Он
вздохнул, почесал подбородок и сказал негромко:
- День сегодня теплый.
- Да, - сказал Гэс.
- Солнце лучше греет, чем паршивые батареи дома.
- Да, хозяева не очень-то стараются топить.
- Квартирную плату требовать - это они знают.
- Хорошо бы скорей настало лето.
- Угу, - сказал Биггер.
Он потянулся всем телом и зевнул. На глазах у него выступили слезы.
Четкие контуры стального и бетонного мира расплылись зыбкими волнами. Он
моргнул, и мир снова сделался твердым, машинным и ясным. Какое-то движение
в небе заставило его поднять голову; он увидел узкую белую ленту,
извивающуюся в глубокой синеве.
- Смотри! - сказал Биггер.
- Чего?
- Самолет слова пишет, - сказал Биггер, указывая пальцем.
- Ну!
Они следили за тоненькой полоской белого дыма, заплетавшейся в буквы:
ПОКУПАЙТЕ... Самолет летел так высоко, что временами терялся в слепящем
свете.
- Его и не видно, - сказал Гэс.
- Как будто маленькая птичка, - пробормотал Биггер, по-детски удивленно
вздохнув.
- Здорово летают белые, - сказал Гэс.
- Да, - сказал Биггер, жадно всматриваясь. - Им все можно.
Крошечный самолет бесшумно кружил и петлял, исчезал и появлялся вновь,
волоча за собой длинный белый пушистый хвост, ложившийся завитками, точно
выдавленная из тюбика зубная паста; завитки разбухали, редели по краям и
медленно таяли в воздухе. Самолет выписывал второе слово: ГАЗОЛИН...
- А на какой он высоте? - спросил Биггер.
- Не знаю. Сто миль, а может быть, тысяча.
- Я бы тоже научился так летать, если б можно было, - сказал Биггер
задумчиво, как будто обращаясь к самому себе.
Гэс сложил губы бантиком, отодвинулся от стены, втянул голову в плечи,
снял кепку, низко поклонился и произнес с притворной почтительностью:
- Да, сэр...
- Поди ты к черту, - сказал Биггер, улыбаясь.
- Да, сэр, - снова сказал Гэс.
- Я бы _выучился_, если б можно было, - повторил Биггер.
- Да, если б ты не был негром, и если б у тебя были деньги, и если б
тебя приняли в летную школу, ты бы _выучился_, - сказал Гэс.
Биггер с минуту словно подсчитывал все "если", которые нагромоздил Гэс.
Потом оба громко захохотали, поглядывая друг на друга прищуренными
глазами. Нахохотавшись, Биггер сказал не то вопросительно, не то
утвердительно:
- ЧуднО все-таки белые с нами обходятся.
- Если б только чуднО, - сказал Гэс.
- Может, они и правы, что не дают нам учиться летать, - сказал Биггер.
- Потому что если б я, например, полетел на самолете, то уж непременно
захватил бы с собой парочку бомб и спустил им на голову...
Они опять засмеялись, продолжая смотреть вверх. Самолет парил и нырял,
и за ним на синем небе уже белело слово: СПИД...
- Покупайте газолин Спид, - произнес Биггер, медленно выговаривая
слова... - Господи, до чего же мне хотелось бы полетать там, в облаках.
- Вот попадешь в рай, господь тебе крылышки даст, и будешь летать, -
сказал Гэс.
Они снова захохотали, а потом опять прислонились к стене, покуривая и
щурясь на солнце. Мимо катились по асфальту автомобили. Лицо Биггера в
ярком солнечном свете поблескивало, как черный металл. Во взгляде у него
застыло задумчивое напряженное недоумение, как у человека, давно уже
бьющегося над неразрешимой загадкой, ответ на которую постоянно ускользает
от него, но упорно притягивает все его мысли. Молчание раздражало Биггера;
ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы отвлечься от этой назойливой
Native Son (1940). Пер. - Е.Калашникова.
В кн.: "Ричард Райт. Сын Америки. Повести. Рассказы".
М., "Прогресс", 1981 (Библиотека литературы США).
OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2001
-----------------------------------------------------------------------
Дрррррррррррррр!
В темной комнате затрещал будильник. Скрипнула пружина матраса. Женский
голос нетерпеливо окликнул:
- Биггер, да заткни ты его!
Недовольное ворчание послышалось сквозь металлический трезвон.
Зашлепали босые ноги по деревянным половицам, и звук сразу оборвался.
- Зажги свет, Биггер.
- Сейчас, - пробормотал сонный голос.
Электрическая лампочка осветила комнату и посреди комнаты молодого
негра, который стоял между двумя железными кроватями и тер кулаками глаза.
Женщина на кровати справа заговорила опять:
- Бэдди, ты тоже вставай! У меня сегодня большая стирка, я хочу, чтоб
вы все поскорей убрались из дому.
Другой негр, помоложе, вылез из-под одеяла и спустил ноги на пол.
Женщина в длинной ночной рубашке тоже встала с кровати.
- Отвернитесь, я буду одеваться, - сказала она.
Оба повернули головы и стали смотреть в противоположный угол. Женщина
сбросила рубашку и быстро надела трико. Потом она оглянулась на свою
кровать и позвала:
- Вера! Вставай.
- А который час, мама? - спросил приглушенный девичий голос из-под
ватного одеяла.
- Вставай, говорят тебе.
- Встаю, встаю.
Темнокожая девушка слезла с кровати, потянулась всем телом и зевнула.
Все еще сонная, она села на стул и взялась за свои чулки. Братья
по-прежнему стояли спиной и повернулись только тогда, когда мать и сестра
были уже достаточно одеты, чтобы не стыдиться их взгляда; потом те в свою
очередь отвернулись, чтобы дать одеться мужчинам. Но вдруг все четверо
замерли - их внимание привлек негромкий шорох где-то в жидко
оштукатуренной стене. Они забыли о ритуале деликатности и, повернувшись,
испуганно шарили взглядами по полу.
- Вот она, Биггер! - взвизгнула женщина, и тотчас же вся маленькая
однокомнатная квартира пришла в движение. С грохотом опрокинулся стул,
женщина, полуодетая, в одних чулках, задыхаясь, вскочила на кровать. Оба
брата, босые, словно окаменели на месте, только глаза их тревожно бегали,
заглядывая под стулья и кровати. Девушка забилась в угол, съежилась и,
подхватив обеими руками подол рубашки, стянула ее вокруг колен.
- О-о! О-о! - жалобно вскрикивала она.
- Вон она, вон!
Женщина протянула дрожащий палец. Глаза у нее были совсем круглые от
страха.
- Где?
- Я не вижу.
- Биггер, она за сундуком, - заплакала девушка.
- Вера! - закричала женщина. - Иди сюда, на кровать! Она тебя укусит!
Не помня себя, Вера бросилась к кровати, и женщина помогла ей влезть.
Крепко ухватившись друг за друга, черная мать и коричневая дочка с ужасом
глядели на сундук, стоявший в углу.
Биггер диким взглядом обвел комнату, потом метнулся к занавеске,
скрывавшей газовую плиту, отдернул ее и сорвал со стены две тяжелые
чугунные сковороды. Потом он быстро повернулся и, не сводя глаз с сундука,
вполголоса позвал брата.
- Бэдди!
- Да?
- На, держи сковороду.
- Есть!
- Теперь иди к двери.
- Есть!
Бэдди присел на корточки у двери, согнув руку и держа на весу тяжелую
сковороду. В комнате было тихо, слышалось только частое тяжелое дыхание
всех четверых. Биггер на цыпочках стал подбираться к сундуку, крепко
стиснув край второй сковороды, быстрым, пляшущим взглядом впиваясь в
каждый дюйм пола. Вдруг он застыл на месте и, не оглядываясь, не шевеля ни
одним мускулом, позвал:
- Бэдди!
- Угу?
- Поставь ящик на то место, где дыра, чтоб ей никуда ходу не было.
- Сейчас.
Бэдди подскочил к деревянному ящику и быстро переставил его, закрыв
большую дыру, зиявшую у самого плинтуса, потом вернулся и снова замер у
двери со сковородой наготове. Биггер потихоньку ступил еще шаг и осторожно
заглянул за сундук. Там ничего не было. Стараясь не шуметь, он выставил
вперед босую ногу и чуть-чуть подвинул сундук.
- Вон она! - снова вскрикнула мать.
Огромная черная крыса, пискнув, подпрыгнула, вцепилась зубами в штанину
Биггера и повисла на ней.
- А, дьявол! - шепотом выругался Биггер и завертелся на месте, яростно
дрыгая ногой. Он дрыгал с такой силой, что крыса не удержалась и, отлетев
в сторону, ударилась о стену и упала. Но тотчас же она перевернулась и
прыгнула снова. Биггер отскочил, и крыса угодила в ножку стола. Стиснув
зубы, Биггер занес сковороду, но не решался швырнуть ее, боясь
промахнуться. Крыса пискнула, повернулась и забегала мелкими кругами,
высматривая, куда бы укрыться: она еще раз прыгнула на Биггера, но
пролетела мимо и, шмыгнув к ящику, стала царапаться разъезжающимися
лапками сначала об одну стенку, потом о другую в поисках знакомой дыры.
Потом она повернулась и вдруг встала на задние лапки.
- Давай, Биггер! - закричал Бэдди.
- Убей ее! - взвизгнула женщина.
Брюшко у крысы пульсировало от страха. Биггер сделал шаг вперед, и
крыса издала протяжный, тонкий писк отчаяния, ее черные, похожие на
бисеринки глаза блеснули, короткие передние лапки беспомощно задергались в
воздухе. Биггер швырнул сковороду и не попал: сковорода, громыхая,
покатилась по полу и ткнулась в стену.
- А, дьявол!
Крыса опять прыгнула. Биггер увернулся. Крыса забилась под стул и
злобно запищала. Биггер стал медленно пятиться назад, к двери.
- Давай мне твою сковороду, Бэдди, - сказал он тихо, не спуская глаз с
крысы.
Бэдди протянул руку. Биггер схватил сковороду и высоко поднял ее над
головой. Крыса рысцой перебежала комнату и снова стала тыкаться мордой в
ящик, лихорадочно ища дыру; потом опять поднялась на задние лапки, выпятив
вздрагивающее брюшко, и с пронзительным писком оскалила длинные желтые
клыки.
Биггер прицелился, ругнулся себе под нос и метнул сковороду. Раздался
треск проломанного ящика. Женщина вскрикнула и закрыла лицо руками. Биггер
на цыпочках сделал несколько шагов и заглянул, вытянув шею.
- Попал! - пробормотал он, и улыбка обнажила его стиснутые зубы: -
Ей-богу, попал.
Он оттолкнул ногой обломки ящика, и все увидели длинное черное тело
крысы, распластанное на полу, и два торчащих желтых клыка. Биггер взял
свой башмак и сильным ударом размозжил крысе голову, приговаривая
срывающимся голосом:
- Ах ты, сволочь!..
Женщина упала на колени и, зарыв голову в подушки, рыдала:
- Господи, господи, помилуй нас...
- Мама, мама, - жалобно тянула Вера, нагнувшись над ней. - Не плачь.
Она уже издохла.
Братья стояли над мертвой крысой и переговаривались с почтительным
восхищением:
- Ну и здоровенная гадина!
- Такая и горло перегрызть могла, очень даже просто!
- С фут будет, я думаю.
- И как это они вырастают такие большие?
- А чего ей, сволочи. Жрет всякие отбросы, что ни попадется.
- Смотри, Биггер, как она тебе здорово штаны разорвала.
- Еще хорошо, что только штаны, а не ногу.
- Биггер, пожалуйста, выбрось ее, - попросила Вера.
- Эх ты, трусиха несчастная, - сказал Бэдди.
Женщина на кровати продолжала всхлипывать. Биггер оторвал кусок газеты,
осторожно ухватил крысу за хвост и поднял на вытянутой руке.
- Выбрось ее, Биггер, - повторила Вера.
Биггер засмеялся и пошел к кровати, раскачивая крысу, словно маятник,
взад и вперед. Его забавлял страх сестры.
- Биггер! - судорожно выкрикнула Вера и осеклась: глаза ее закрылись,
она пошатнулась, упала на мать и мешком свалилась с кровати на пол.
- Биггер, ради бога! - простонала мать, поднимаясь и наклоняясь над
Верой. - Сейчас же перестань. Выбрось вон эту крысу.
Он положил крысу на пол и принялся одеваться.
- Биггер, помоги мне положить Веру на постель, - сказала мать.
Он повернулся не сразу.
- А что случилось? - спросил он с притворным недоумением.
- Делай, что я тебе сказала.
Он подошел к кровати и помог матери поднять Веру. Глаза Веры были
закрыты. Он отошел и продолжал одеваться. Потом он завернул крысу в
газету, вышел, спустился по лестнице и бросил крысу в мусорный ящик в углу
двора. Когда он возвратился, мать все еще хлопотала над Верой, прикладывая
ей мокрое полотенце к голове. Увидя, его, она выпрямилась, глаза и щеки у
нее были мокрые от слез, губы гневно сжаты.
- Знаешь, я иногда просто не пойму, откуда это у тебя.
- Что "это"? - спросил он вызывающе.
- Выходки какие-то дурацкие.
- А в чем дело?
- Вот напугал сестру чуть не до смерти этой крысой. Что ты - дурачок
или маленький?
- А я почем знал, что она такая трусиха?
- Бэдди! - позвала мать. - Возьми постели там газету.
- Сейчас, мама.
Бэдди развернул газету и накрыл кровавое пятно на полу, где свалилась
убитая крыса. Биггер подошел к окну и рассеянно выглянул на улицу. Мать,
нахмурясь, смотрела ему в спину.
- Я иной раз думаю, зачем я только тебя на свет родила, - сказала она с
обидой.
Биггер посмотрел на нее и опять отвернулся:
- А ведь верно. Оставила б меня там, где я был.
- Бесстыдник! Замолчи сейчас же!
- Да не кричи ты, ради бога, - сказал Биггер, закуривая сигарету.
- Бэдди, возьми обе сковороды и брось их в раковину, - сказала мать.
- Сейчас, мама.
Биггер прошелся по комнате и сел на кровать. Мать следила за ним
глазами.
- Был бы ты мужчиной, так нам не пришлось бы жить в этой помойной яме,
- сказала она.
- Ну, начинается.
- Как ты, Вера? - спросила мать.
Вера подняла голову и испуганно огляделась, как будто ожидала увидеть
еще одну крысу.
- Ох, мамочка!
- Бедная ты моя.
- Я не виновата. Меня Биггер напугал.
- Ты не ушиблась?
- Головой стукнулась, когда упала.
- Ну ничего, успокойся. Пройдет.
- Как это он только может, Биггер. - Вера опять заплакала.
- Он просто дурень, - сказала мать. - Дурень безмозглый, вот и все.
- Я теперь опоздаю на курсы кройки и шитья.
- Ты ляг как следует и полежи еще немного. Тебе легче станет, - сказала
мать.
Она отошла от Веры и сердито посмотрела на Биггера.
- А если бы ты встал как-нибудь утром и нашел сестру мертвой в постели?
Что бы ты тогда сказал? - спросила она. - А если б эти крысы всем нам
ночью горло перегрызли? Да что! Тебя ведь это не трогает! Ты только о себе
и думаешь. Даже когда Бюро помощи предлагает тебе работу, ты ломаешься,
покуда не пригрозят снять семью с пособия и лишить последнего куска хлеба.
Честное слово, Биггер, такого никудышного парня я в жизни не встречала.
- Это я уже тысячу раз слышал, - сказал он, не поворачивая головы.
- Ну так выслушай еще раз! И помни, Биггер, когда-нибудь придется тебе
поплакать. Когда-нибудь ты еще пожалеешь, что не научился ничему, кроме
как шляться по улицам. Только будет поздно.
- Довольно тебе каркать, - сказал он.
- Я не каркаю, а говорю то, что есть! А если тебе не нравится, можешь
убираться. Мы и одни проживем. Что с тобой в этой дыре мучиться, что без
тебя.
- Да оставь ты меня, ради бога, - сказал он с раздражением.
- Вот попомни мои слова, - продолжала она. - Если ты не возьмешься за
ум и не отстанешь от своей шайки, кончишь там, где тебе и не снится.
Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь? Знаю. Та дорожка, по которой ты
идешь, сынок, ведет прямо на виселицу, заруби себе это на носу. - Она
оглянулась и увидела Бэдди. - Бэдди, выкинь этот ящик.
- Да, мама.
Наступило молчание. Бэдди понес ящик из комнаты. Мать ушла к плите за
занавеску, Вера села на кровати и спустила ноги на пол.
- Полежи еще, Вера, - крикнула мать.
- Уже все прошло, мама. Мне надо идти на курсы.
- Ну, если прошло, так накрывай на стол, - сказала мать, снова уходя за
занавеску. - Господи, как я устала от всего этого, - жалобно зажурчал
оттуда ее голос. - Мечешься, мечешься, все только стараешься для детей, а
им и дела нет.
- Неправда, мама, - запротестовала Вера. - Зачем ты так?
- Иной раз кажется, вот легла бы - и не встала.
- Мама, мама, не надо так говорить.
- Все равно при такой жизни меня надолго не хватит.
- Скоро я буду уже взрослая, мама, начну работать.
- Только я до этого не доживу. Господь призовет меня раньше.
Вера прошла за занавеску, и Биггер услышал, как она утешает и
уговаривает мать. Он старался не вслушиваться в их голоса. Он ненавидел
своих родных, потому что знал, как им тяжело и что он бессилен помочь им.
Он знал, что, если только он впустит в свое сознание картину их жизни,
такой жалкой и неприглядной, страх и отчаяние тотчас же захлестнут его.
Вот почему он старался замкнуться в каменном равнодушии. Он жил вместе с
ними, но за непроницаемой стеной. К себе он был еще более суров. Он знал,
что стоит ему осознать во всей полноте, что представляет собой его жизнь,
и он убьет себя или кого-нибудь другого. Поэтому он прятался от самого
себя и искал выхода в бессмысленном озорстве.
Он встал и раздавил окурок о подоконник. Вошла Вера и принялась
раскладывать на столе ножи и вилки.
- Идите завтракать, дети, - позвала мать.
Он сел за стол. Запах жареного бекона и кипящего кофе проникал сквозь
занавеску. Донесся голос матери, напевавшей:
Жизнь мчится, словно горный поезд,
И машинист пусть смотрит в оба,
Чтоб с рельсов не сойти ни разу
От колыбели и до гроба.
Песня его раздражала, и он был рад, когда мать перестала петь и вошла в
комнату с кофейником и сморщенными ломтиками бекона на тарелке. Вера
поставила на стол хлеб, и все сели. Мать закрыла глаза, опустила голову и
забормотала:
- Благодарим тебя, господи, за пищу, которую ты ниспослал нам для
поддержания тела нашего. Аминь. - Она подняла глаза и тем же тоном
сказала: - Если хочешь удержаться на работе, Биггер, придется тебе
научиться вставать пораньше.
Он не ответил, даже не посмотрел на нее.
- Кофе будешь пить? - спросила Вера.
- Буду.
- Так ты, значит, возьмешь это место, Биггер? - спросила мать.
Он отложил вилку и повернулся к ней.
- Я же тебе вечером сказал, что возьму. Сколько раз можно спрашивать
одно и то же?
- Что ты набрасываешься, как дикий зверь? - сказала Вера. - Спросить
нельзя?
- Передай мне хлеб и заткнись.
- Помни же, в половине шестого ты должен быть у мистера Долтона, -
сказала мать.
- Ты уже это десять раз говорила.
- Я боюсь, как бы ты не забыл, сынок.
- И наверняка забудет, - сказала Вера.
- Оставьте вы Биггера в покое, - вмешался Бэдди. - Он ведь сказал, что
возьмет это место.
- Брось ты с ними говорить, - сказал Биггер.
- Сейчас же замолчи, Бэдди, или уходи из-за стола, - сказала мать. - Не
хватало еще, чтоб и ты стал язык распускать. Довольно и одного полоумного
в семействе.
- Оставь, мама, - сказал Бэдди.
- Посмотреть на Биггера, так он будто и не рад, что получает работу, -
сказала мать.
- А что я должен делать? Танцевать? - спросил Биггер.
- Биггер! - крикнула сестра.
- А ты не суйся, не твоего ума дело, - сказал он ей.
- Если Биггер возьмет это место, - сказала мать тихим, ласковым
голосом, аккуратно отрезая ломтик хлеба, - я для вас устрою хорошее уютное
жилье, ребятки. Не будете больше тесниться, как свиньи в хлеву.
- Не из таких Биггер, чтобы думать об этом, - сказала Вера.
- Слушайте, дайте мне поесть спокойно, - сказал Биггер.
Мать продолжала говорить, не обращая внимания на его слова, но он уже
не слушал.
- Мама говорит с тобой, Биггер, - сказала Вера.
- _Ну и что_?
- Как тебе не стыдно, Биггер!
Он отложил вилку, и его крепкие черные пальцы вцепились в край стола;
стало тихо, только вилка Бэдди позвякивала о тарелку. Биггер смотрел на
сестру в упор, пока та не опустила глаза.
- Дайте мне поесть спокойно, - повторил он.
Доедая, он чувствовал, что они думают о работе, которую он должен
получить сегодня, и это бесило его: он чувствовал, что его обошли,
заставили дешево сдаться.
- Мне нужно денег на трамвай, - сказал он.
- Вот, больше у меня нет, - сказала мать, подвинув к его тарелке монету
в двадцать пять центов.
Он положил монету в карман и одним духом проглотил свою чашку кофе. Он
снял с вешалки пальто и кепку и пошел к двери.
- Помни, Биггер, - сказала мать. - Если ты не возьмешь это место, нас
снимут с пособия. Бюро вычеркнет нас из списков.
- Я же сказал, что возьму! - крикнул он и с силой захлопнул дверь.
Он спустился по лестнице, в подъезде остановился и через стеклянную
дверь посмотрел на улицу. Мимо то и дело проносились трамваи, дребезжа на
повороте. Все опротивело ему дома. Ссоры, крики, изо дня в день одно и то
же. Но что делать? Каждый раз, когда он задавал себе этот вопрос, мысль
его упиралась в глухую стену, и он переставал думать. Через улицу, как раз
напротив, остановился грузовик, и он увидел, как двое белых рабочих в
комбинезонах, с ведерками и кистями, спрыгнула на тротуар. Да, можно взять
это место у Долтона, надеть на себя ярмо, а можно отказаться и подохнуть с
голоду. Злоба душила его при мысли о том, что у него нет другого выбора.
Да, но нельзя стоять тут так до вечера. Чем же ему заняться? Он не мог
решить, купить ли за десять центов иллюстрированный журнал, или сходить в
кино, или пойти в биллиардную потолковать с ребятами, или просто
пошататься по улицам. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы, сдвинув
сигарету в угол рта, и в раздумье наблюдал за рабочими, возившимися у дома
напротив. Они наклеивали на рекламный щит большой красочный плакат. На
плакате изображено было лицо белого мужчины.
- Бэкли, - пробормотал он вполголоса. - Опять хочет пройти в
генеральные прокуроры штата. - Рабочие пришлепывали плакат мокрыми
кистями. Он посмотрел на круглое, сытое лицо и покачал головой. - Будь я
проклят, если этот жулик загребает меньше миллиона в год. Эх, один бы день
посидеть на его месте, никогда больше не знал бы горя.
Рабочие, покончив с плакатом, собрали свои ведерки и кисти, сели в
кабину, и грузовик укатил. Биггер смотрел на плакат: белое лицо было
пухлое, но строгое; одна рука была поднята, и палец указывал прямо на
прохожих. Есть такие плакаты: когда стоишь перед ними, кажется, что
нарисованное лицо смотрит прямо на тебя, и, даже если пройдешь мимо и
оглянешься, оно все смотрит тебе вслед немигающими глазами, пока не
отойдешь совсем далеко, и тогда оно расплывается, вот как в кино бывает.
Вверху плаката стояло большими красными буквами: КТО НАРУШАЕТ ЗАКОН, ТОТ
НИКОГДА НЕ ВЫИГРАЕТ!
Биггер выпустил дым и беззвучно засмеялся.
- Ах ты, мошенник, - пробормотал он, качая головой. - Уж у тебя-то
всегда выиграет тот, кто _тебе_ заплатит!
Он открыл дверь, и его обдало утренней свежестью. Он пошел по тротуару
опустив голову, поигрывая монетой в кармане. Он остановился и обшарил
карманы: в жилетном кармане лежал один медный цент. Выходило всего
двадцать шесть центов, из них четырнадцать нужно было отложить на проезд к
мистеру Долтону - если, конечно, он решит взять это место. Чтобы купить
журнал и сходить в кино, не хватает еще но крайней мере двадцати центов.
- Вот жизнь собачья, вечно ходишь без гроша! - выругался он.
Он постоял на углу, на солнышке, оглядывая прохожих и бегущие мимо
трамваи. Денег мало; если он не достанет еще, ему некуда девать себя до
вечера. Ему хотелось посмотреть новый фильм; он изголодался по кино. В
кино так легко мечтать: нужно только откинуться на спинку кресла и пошире
раскрыть глаза.
Он подумал о Гэсе и Джеке и Джо. Пойти в биллиардную потолковать с
ними? Но какой смысл? Разве только они решатся на то, что давно уже
задумали все вчетвером. Тогда это верные деньги, и скоро. С трех до
четырех часов дня в квартале, где находится "Торговля деликатесами" Блюма,
не бывает дежурного полисмена, и бояться нечего. Можно так: один из них
возьмет Блюма на мушку револьвера, чтобы тот не кричал; другой будет
сторожить парадную дверь; третий станет у черного хода; а четвертый
вытащит деньги из ящика под прилавком. Потом они запрут Блюма в лавке,
убегут с черного хода переулками, а через час встретятся в биллиардной
Дока или в Клубе молодежи Южной стороны и разделят добычу.
Все займет самое большее две минуты. И это будет последнее их дело.
Правда, и самое рискованное. До сих пор они совершали налеты только на
газетные киоски, палатки фруктовщиков или жилые квартиры. И никогда не
трогали белых. Они грабили только негров. Они знали, что грабить своих
гораздо легче и безопаснее, потому что белые полисмены смотрят сквозь
пальцы на преступления негров против негров. Уже несколько месяцев они
строили планы налета на лавку Блюма, но привести их в исполнение все не
хватало духу. Они инстинктивно чувствовали, что грабеж у Блюма явится
нарушением векового запрета: переходом границы, за которой обрушится на
них вся ярость чужого, белого мира; что это будет вызов владычеству белой
расы, вызов, который они томительно желали, но боялись бросить. Да, если б
им удалось ограбить Блюма, это была бы настоящая победа. Все их прежние
дела рядом с этим просто детская игра.
- До свидания, Биггер.
Он оглянулся и увидел Веру с рукодельным мешочком, болтавшимся на
локте. Она дошла до угла, остановилась и вернулась к нему.
- Ну, чего тебе надо?
- Биггер, послушай... Вот у тебя теперь будет хорошее место. Не водись
больше с Джеком и Гэсом и Джо. Опять ведь попадешь в беду.
- А ты не суй свой длинный нос в мои дела.
- Но Биггер...
- Проваливай на свои курсы, понятно?
Она круто повернулась и пошла по тротуару. Он понял, что мать говорила
о нем с Верой и Бэдди, сказала, что, если он опять попадется, его уже не
пошлют в исправительную школу, как прошлый раз, а прямо засадят в тюрьму.
Что мать говорит о нем с Бэдди - это наплевать. Бэдди хороший парень. У
самого голова на плечах есть. Но Вера - девчонка, дура, что ни скажи,
всему верит.
Он зашагал к биллиардной. Подходя, он увидел Гэса, шедшего ему
навстречу. Он остановился и стал ждать. Это Гэсу первому пришла в голову
мысль о налете на Блюма.
- Здорово, Биггер!
- Что слышно, Гэс?
- Ничего. Джо и Джека не видел?
- Нет. А ты?
- Нет. Сигареты есть?
- Есть.
Биггер вытащил из кармана пачку и протянул Гэсу; закурил сам и дал ему
прикурить. Они прислонились к красной кирпичной стене и курили; сигареты
белели на черном фоне подбородков. Биггер смотрел на восток, где солнце
разгоралось ослепительной желтизной. В стороне по небу плыли разорванные
белые облака. Приятно было попыхивать сигаретой, ни о чем определенном не
думая. Внимание скользило, задерживаясь на незначительных уличных сценах.
Он машинально провожал взглядом каждую машину, проносившуюся с шуршанием
по гладкому черному асфальту. Прошла мимо женщина, и он смотрел на ее
покачивающиеся на ходу бодра, пока она не скрылась в подъезде. Он
вздохнул, почесал подбородок и сказал негромко:
- День сегодня теплый.
- Да, - сказал Гэс.
- Солнце лучше греет, чем паршивые батареи дома.
- Да, хозяева не очень-то стараются топить.
- Квартирную плату требовать - это они знают.
- Хорошо бы скорей настало лето.
- Угу, - сказал Биггер.
Он потянулся всем телом и зевнул. На глазах у него выступили слезы.
Четкие контуры стального и бетонного мира расплылись зыбкими волнами. Он
моргнул, и мир снова сделался твердым, машинным и ясным. Какое-то движение
в небе заставило его поднять голову; он увидел узкую белую ленту,
извивающуюся в глубокой синеве.
- Смотри! - сказал Биггер.
- Чего?
- Самолет слова пишет, - сказал Биггер, указывая пальцем.
- Ну!
Они следили за тоненькой полоской белого дыма, заплетавшейся в буквы:
ПОКУПАЙТЕ... Самолет летел так высоко, что временами терялся в слепящем
свете.
- Его и не видно, - сказал Гэс.
- Как будто маленькая птичка, - пробормотал Биггер, по-детски удивленно
вздохнув.
- Здорово летают белые, - сказал Гэс.
- Да, - сказал Биггер, жадно всматриваясь. - Им все можно.
Крошечный самолет бесшумно кружил и петлял, исчезал и появлялся вновь,
волоча за собой длинный белый пушистый хвост, ложившийся завитками, точно
выдавленная из тюбика зубная паста; завитки разбухали, редели по краям и
медленно таяли в воздухе. Самолет выписывал второе слово: ГАЗОЛИН...
- А на какой он высоте? - спросил Биггер.
- Не знаю. Сто миль, а может быть, тысяча.
- Я бы тоже научился так летать, если б можно было, - сказал Биггер
задумчиво, как будто обращаясь к самому себе.
Гэс сложил губы бантиком, отодвинулся от стены, втянул голову в плечи,
снял кепку, низко поклонился и произнес с притворной почтительностью:
- Да, сэр...
- Поди ты к черту, - сказал Биггер, улыбаясь.
- Да, сэр, - снова сказал Гэс.
- Я бы _выучился_, если б можно было, - повторил Биггер.
- Да, если б ты не был негром, и если б у тебя были деньги, и если б
тебя приняли в летную школу, ты бы _выучился_, - сказал Гэс.
Биггер с минуту словно подсчитывал все "если", которые нагромоздил Гэс.
Потом оба громко захохотали, поглядывая друг на друга прищуренными
глазами. Нахохотавшись, Биггер сказал не то вопросительно, не то
утвердительно:
- ЧуднО все-таки белые с нами обходятся.
- Если б только чуднО, - сказал Гэс.
- Может, они и правы, что не дают нам учиться летать, - сказал Биггер.
- Потому что если б я, например, полетел на самолете, то уж непременно
захватил бы с собой парочку бомб и спустил им на голову...
Они опять засмеялись, продолжая смотреть вверх. Самолет парил и нырял,
и за ним на синем небе уже белело слово: СПИД...
- Покупайте газолин Спид, - произнес Биггер, медленно выговаривая
слова... - Господи, до чего же мне хотелось бы полетать там, в облаках.
- Вот попадешь в рай, господь тебе крылышки даст, и будешь летать, -
сказал Гэс.
Они снова захохотали, а потом опять прислонились к стене, покуривая и
щурясь на солнце. Мимо катились по асфальту автомобили. Лицо Биггера в
ярком солнечном свете поблескивало, как черный металл. Во взгляде у него
застыло задумчивое напряженное недоумение, как у человека, давно уже
бьющегося над неразрешимой загадкой, ответ на которую постоянно ускользает
от него, но упорно притягивает все его мысли. Молчание раздражало Биггера;
ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы отвлечься от этой назойливой