Райт Гарри. Сын Америки

закурил сигарету и вытянулся во весь рост на кровати. Ухх... Ловко это все
получается, честное слово. Он посмотрел на свои дешевенькие часы, стоившие
всего один доллар: было ровно семь. Еще немножко он полежит, а потом
пойдет займется машиной. Часы тоже надо будет купить новые. Шоферу в таком
доме неудобно обходиться долларовыми часами; он купит себе золотые. И
вообще, чего только он теперь себе не купит! Ух и здорово! Вот это жизнь!
Все тут хорошо, если б только не эта девушка. Мысль о девушке беспокоила
его. Из-за нее он может потерять место, если она будет приставать со
своими разговорами о профсоюзах. Чудачка какая-то, честное слово. Он
первый раз в жизни видел такую девушку. Она ставила его в тупик. Она была
дочка богача, но вела себя совсем не как дочка богача. Она вела себя
как... Он не мог придумать сравнения. Все белые женщины, которых ему
приходилось встречать - в Бюро помощи или в тех местах, где он работал
раньше, - держались высокомерно и холодно; они всегда давали ему
почувствовать его место и разговаривали как будто издалека. А эта сразу
пошла напролом и совсем сбила его с толку своими словами и выходками. А,
ну ладно! Кой черт ломать себе из-за нее голову? Может быть, ничего в ней
особенного и нет. Может быть, к ней просто надо привыкнуть, вот и все.
Зато уж, верно, деньги она не считает, подумал он. А старик подарил пять
миллионов неграм. Кто так легко может отдать пять миллионов, для того,
верно, миллион все равно что десять центов. Он приподнялся и сел на
кровати.
Какой марки у них машина? Он не догадался посмотреть, когда Пегги
открывала дверь гаража. Хорошо, если бы "линкольн", или "паккард", или
"роллс-ройс". Ух ты! Дайте ему только сесть за руль. Уж он себя покажет!
Понятно, когда сзади будут сидеть мисс или мистер Долтон, придется править
осторожно. Но когда он останется один - земля будет гореть у него под
колесами, от шин дым пойдет!
Он облизнул губы: ему захотелось пить. Он посмотрел на часы: было
десять минут девятого; он пойдет на кухню, напьется воды, а потом выведет
машину из гаража. Он спустился вниз, прошел через весь подвал и поднялся
по другой лестнице, ведущей на кухню. Сам того не замечая, он шел на
цыпочках. Он слегка толкнул дверь и заглянул. От того, что он увидел, у
него перехватило дух: миссис Долтон, в свободно ниспадающем белом платье,
стояла неподвижно, как изваяние, посреди кухни. Было тихо, только на белой
стене тикали большие часы. С минуту он колебался, войти или убежать назад
в подвал, он забыл про свою жажду. По лицу миссис Долтон видно было, что
она напряженно вслушивается; руки ее безжизненно висели вдоль тела.
Биггеру казалось, что она слышит не только ушами, но и всеми порами лица и
всегда прислушивается к какому-то тихому голосу. У ее ног на полу сидела
белая кошка, уставив на него свои большие темные глаза. От одного вида
миссис Долтон и этой белой кошки ему сделалось не по себе, он уже хотел
притворить дверь и на цыпочках спуститься вниз, но тут она заговорила:
- Кто это? Новый шофер?
- Да, мэм.
- Вам что-нибудь нужно?
- Простите, мэм. Мне... я... я хотел напиться.
- Так вы войдите. Здесь, вероятно, найдется стакан.
Он подошел к раковине, не спуская с миссис Долтон глаз, чувствуя, что
она, хоть и слепая, видит его. Кожа у него горела. Он достал стакан с
полки, отвернул кран и налил воды. Когда он пил, он снова взглянул на нее
поверх стакана. У нее было все то же спокойное, внимательное, выжидающее
выражение глаз. Оно напомнило ему лицо мертвеца, которого он видел
однажды. Потом он вдруг заметил, что миссис Долтон переменила положение, и
понял, что она повернулась на звук его шагов. Она в точности знает, где я
стою, подумал он.
- Понравилась вам ваша комната? - спросила она. И когда она заговорила,
он понял, что все это время она ждала, когда звякнет поставленный на место
стакан.
- Да, мэм.
- Я думаю, вы достаточно осторожны, когда правите машиной?
- Да, мэм. Я буду править очень осторожно.
- Вы когда-нибудь уже работали шофером?
- Да, мэм. Но только на грузовике.
Когда он говорил с ней, у него было такое чувство, будто и он ее почти
не видит.
- Как вы сказали, Биггер, сколько классов вы прошли в школе?
- Четыре, мэм.
- А вы не думаете продолжать учение?
- Как же, мэм? Ведь надо работать.
- Ну а если б вам дали такую возможность?
- Не знаю, мэм.
- Шофер, который у нас раньше работал, посещал вечерние курсы.
- Да, мэм.
- Кем бы вы хотели стать, если б у вас было образование?
- Не знаю, мэм.
- Вы никогда об этом не думали?
- Нет, мэм.
- Вы предпочитаете работать?
- Пожалуй, да, мэм.
- Ну хорошо, мы об этом в другой раз поговорим. Вам, пожалуй, пора уже
подавать машину для мисс Долтон.
- Да, мэм.
Он вышел, а она все стояла посреди кухни, на том же месте, где он ее
застал. Он не знал, как ему думать о ней: ему казалось, что каждый его
поступок она будет судить дружелюбно, но без снисхождения. Она внушала ему
чувство, сходное с тем, которое он испытывал к своей матери. Разница была
в том, что мать всегда заставляла его делать то, что она хотела, а миссис
Долтон собиралась заставить его делать то, что, по ее мнению, должен был
бы хотеть он сам. Но он не хотел посещать вечерние курсы. Вечерние курсы -
это все очень хорошо, но у него другие планы. Собственно, он еще и сам не
знал, какие именно, но уже начал обдумывать их.
На улице стало совсем тепло. Поднялся ветер. Он закурил сигарету и
отпер гараж; двери широко распахнулись, и опять он вздрогнул от
неожиданности и удовольствия, когда в гараже автоматически зажегся свет.
Все у них есть, у этих людей, подумал он. Он осмотрел машину: это был
темно-синий "бьюик", последняя модель, со стальными спицами. Он отошел на
несколько шагов и полюбовался им издали, потом открыл дверцу и провел
рукой по щитку. - Он был немножко разочарован, что машина оказалась не
такая дорогая, как он воображал, но цвет и модная форма вполне возмещали
этот недостаток. "Хороша", - сказал он себе вполголоса. Он сел за руль,
выехал из гаража, развернулся и затормозил у бокового крыльца.
- Это вы, Биггер?
Девушка стояла на ступеньках.
- Да, мэм.
Он вышел и распахнул перед ней дверцу.
- Спасибо.
Он дотронулся до кепки и сейчас же подумал, надо ли было.
- Университет - это на Мидвэе, мэм?
В переднее зеркальце ему видно было, что она замялась, прежде чем
ответить.
- Да, да. На Мидвэе.
Он выехал за ворота и повернул к югу. Он вел машину уверенно, набирая
скорость после перекрестка и слегка замедляя при приближении к следующему.
- Вы хорошо правите, - сказала она.
- Да, мэм, - ответил он с гордостью.
Поворачивая руль, он наблюдал за ней в переднее зеркальце: она была
хорошенькая, но очень маленькая. Такими бывают куклы в магазинных
витринах: белое лицо, черные глаза, красные губы. И она теперь держалась
совсем не так, как в первый раз, когда он ее увидел. Взгляд у нее был
какой-то рассеянный. У Сорок седьмой улицы он остановился перед
светофором; потом ему удалось без задержек проехать до Пятьдесят первой,
где скопилась длинная вереница автомобилей. Он слегка придерживал рукой
баранку, дожидаясь, когда двинутся передние машины. Когда он вел машину, у
него всегда возникало волнующее ощущение власти: за рулем он как бы
вырастал. Он любил нажать ногой на педаль и пронестись мимо других,
неподвижных машин, глядя, как разворачивается перед ним асфальтовая лепта
дороги. Красный свет сменился зеленым, и он плавно тронул с места.
- Биггер!
- Да, мэм.
- Сейчас сверните налево и остановитесь в переулке.
- Здесь, мэм?
- Да, здесь.
Это еще что такое? Он свернул с Коттедж Гроув-авеню и затормозил,
подъехав к тротуару. Он обернулся к ней и вздрогнул: она соскользнула на
самый край сиденья, и ее лицо было теперь совсем близко от него.
- Я вас испугала? - спросила она негромко и с улыбкой.
- Нет, мэм, что вы, - растерянно пробормотал он.
Он взглянул на нее в зеркало. Ее маленькие белые руки опирались на
спинку переднего сиденья, глаза смотрели в пространство.
- Мне нужно сказать вам кое-что, а я не знаю как, - сказала она.
Он ничего не ответил. Наступило долгое молчание. Какого черта ей от
него надо? Прогрохотал трамвай. Он увидел в зеркальце, как зеленый огонь
светофора позади сменился красным, потом опять зеленым. Ну, что бы там она
ни хотела ему сказать, а только говорила бы уж скорей, и дело с концом.
Чудная какая-то девушка. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Он молчал,
ожидая, когда она заговорит. Она сняла руки с переднего сиденья и
принялась рыться в своей сумочке.
- У вас спички есть?
- Да, мэм.
Он вытащил из жилетного кармана коробку спичек.
- Зажгите, - сказала она.
Он чиркнул спичкой и поднес ей огонь. Она с минуту курила молча.
- Вы умеете держать язык за зубами? - спросила она улыбаясь.
Он открыл рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал. По смыслу ее
вопроса и по самому тону, которым он был задан, он чувствовал, что
ответить нужно; но что?
- Я в университет не поеду, - сказала она наконец. - Только вы об этом
забудьте. Я хочу, чтоб вы повезли меня на Петлю [центральные кварталы
Чикаго, отделенные от остальной части города рекой и железной дорогой]. Но
если кто-нибудь вас спросит, то я была в университете, понятно, Биггер?
- Да, мэм, это не мое дело, мэм, - пробормотал он.
- Мне кажется, что вам можно доверять.
- Да, мэм.
- В конце концов, ведь я на вашей стороне.
Вот еще новость. Она на его стороне. А что это за его сторона? Может
быть, она хочет сказать, что любит негров? Так ведь у них вся семья такая,
если верить людям. Может, она в самом деле сумасшедшая? Знают ли родные
про все ее проделки? Но если она в самом деде сумасшедшая, как же мистер
Долтон отпустил ее с ним?
- Я должна встретиться с одним моим другом. Он и ваш друг тоже, -
прибавила она.
- _Мой_ друг?! - Он не мог удержаться от восклицания.
- Да, но вы его пока не знаете, - сказала она смеясь.
- О!
- Поезжайте на Лейк-стрит, номер шестнадцать.
- Да, мэм.
Уж не о красных ли она говорит? Ну понятно! _Так оно и есть_. Но у него
нет друзей среди красных. Что ж теперь делать? Если мистер Долтон спросит,
возил ли он ее в университет, ему придется сказать "да", и еще хорошо,
если она его не выдаст. А вдруг мистер Долтон поручил кому-нибудь следить
за ним и этот кто-нибудь расскажет, куда он ее возил на самом деле? Он
слыхал, что многие богатые люди держат частных сыщиков. Хоть бы знать, что
все это значит, все-таки было бы легче. Она сказала, что должна
встретиться с кем-то, кто и ему, Биггеру, друг. А он вовсе не желает
встречаться с коммунистами. У них денег нет. Попасть в тюрьму за грабеж
казалось ему в порядке вещей, но угодить туда за связи с красными - это
уже глупо. Ладно, повезти ее он повезет, на то его и нанимали. Но сам он
будет держать ухо востро. А то как бы не пришлось из-за нее потерять
место. Он свернул на Адамс-стрит, проехал несколько кварталов к северу по
бульвару Мичиган и, выехав на Лейк-стрит, стал всматриваться в номера
домов, отыскивая шестнадцатый.
- Вон тот дом, Биггер.
- Да, мэм.
Он остановился у высокого темного здания.
- Подождите здесь, - сказала она, выходя из машины.
Он увидел, что она широко, во весь рот улыбается ему. Он почувствовал,
что она насквозь видит его, знает, о чем он сейчас думает, и в
замешательстве отвернулся. Черт бы ее побрал, эту девицу!
- Я недолго, - сказала она.
Она пошла к парадному, потом остановилась.
- Ничего, Биггер, не расстраивайтесь. Пройдет немного дней, и вы
поймете.
- Да, мэм, - сказал он и попытался улыбнуться; но улыбка не вышла.
- Кажется, есть такая песня - у вас ее часто поют.
- Какая песня, мэм?
- "Пройдет немного дней, мой друг, и ты меня поймешь..."
- Да, мэм, есть.
Ну и чудачка все-таки. Что-то он в ней чувствовал такое, что
пересиливало даже страх, который она внушала ему. Она держалась с ним так,
как будто он тоже человек, как будто он живет в том же мире, что и она.
Этого он до сих пор никогда не замечал у белых. Так откуда же это? Может,
она нарочно так? Робкое чувство свободы, возникавшее в нем, когда он ее
слушал, парализовалось сознанием непреложной истины, что она - белая и
богатая и принадлежит к той породе людей, которая решает, что ему можно и
чего нельзя.
Он посмотрел на дом, в который она вошла; дом был старый,
неоштукатуренный, ни в окнах, ни в подъезде не горел свет. Может быть, у
нее тут любовное свидание? Тогда все объяснилось бы очень просто. А если
нет? Если в этом доме она встречается с коммунистами? Какие они,
коммунисты? А она _тоже_ коммунистка? С чего это люди вдруг делаются
коммунистами? На рисунках в правых газетах они всегда бородатые,
размахивают горящими факелами и пытаются совершить поджог или убийство.
Так ведут себя только сумасшедшие. По всему, что он о них слышал, слово
"коммунист" вызывало у него представление о старых, заброшенных домах,
потемках, разговорах шепотом и забастовках. Вот и здесь, верно, что-то
вроде этого.
Он замер, парадная дверь отворилась. На крыльцо вышла она, и с нею
высокий молодой человек, белый. Они подошли к машине, но, вместо того
чтобы сесть, остановились у передней дверцы.
- Ну, Биггер, это Джан. Джан, это Биггер Томас.
Джан широко улыбнулся и протянул ему руку, ладонью вверх. У Биггера все
напряглось внутри от неожиданности и испуга.
- Очень рад. Как вам на новом месте, Биггер?
Правая рука Биггера вцепилась в баранку руля, он никак не мог решиться
пожать руку этому белому человеку.
- Хорошо, - пробормотал он.
Джан все еще не опускал руки. Правая рука Биггера поднялась дюйма на
три и повисла в воздухе.
- Что же вы? Давайте поздороваемся, - сказал Джан.
Биггер протянул мягкую, безжизненную кисть, забыв закрыть рот от
изумления. Он почувствовал крепкое пожатие пальцев Джана. Потом он
осторожно потянул руку назад, но Джан придержал ее, посмеиваясь.
- Нам нужно получше познакомиться, - сказал Джан. - Я - друг Мэри.
- Да, сэр, - пробормотал он.
- Прежде всего, - продолжал Джан, поставив ногу на подножку, - не
говорите мне "сэр". Я зову вас Биггер, а вы зовите меня Джан. Так оно у
нас и пойдет. Уговорились?
Биггер ничего не ответил. Мэри улыбалась. Джан все еще не отпускал его
руки, и он слегка наклонился вперед, так, чтобы можно было, не поворачивая
головы, переводить взгляд на тротуар и дома, когда ему не хотелось
встречаться с взглядом Джана. Он услышал, как Мэри тихонько засмеялась.
- Ничего, не смущайтесь, Биггер, - сказала она. - Джан говорит
_всерьез_.
Он вспыхнул от гнева. Да провались она ко всем чертям! Что она, смеется
над ним? Разыгрывать его вздумали? Что им нужно от него? Чего они
привязались? Он их не трогал. С такими всего можно ожидать. Его мысли и
ощущения сошлись в одной болезненной точке. Он мучительно старался их
понять. Он чувствовал, как это нелепо - сидеть за рулем автомобиля перед
белым человеком, который держит его руку. Что должны подумать прохожие? Он
никогда не забывал о своей черной коже, и в нем жило инстинктивное
убеждение, что это Джан и ему подобные сделали так, чтобы он о ней никогда
не забывал. Разве все белые не презирают чернокожих? Так зачем Джан держит
его руку? Зачем Мэри стоит рядом, такая возбужденная, с блестящими
глазами? На что им все это? А может быть, они вовсе не презирали его? Но
они напоминают ему о его черной коже уже одним тем, что стоят и смотрят на
него, держат его руку, улыбаются. У него было такое ощущение, что в этот
момент он перестал существовать как человек; осталось только то, что он
ненавидел, - знак позора, неотделимый от черной кожи. Земля, на которой он
находился, была Ничьей Землей, полосой отчуждения, гранью, отделявшей
белый мир от мира черного. Он был голым, прозрачным; и этот белый человек,
который помогал унижать его и искажать его облик, выставил его теперь всем
напоказ и на потеху. В эту минуту он чувствовал к Джану и Мэри глухую,
холодную и бессловесную ненависть.
- Давайте, я буду править, - сказал Джан, выпустив его руку и затворяя
дверцу.
Биггер посмотрел на Мэри. Она подошла ближе и дотронулась до его локтя.
- Конечно, Биггер, пустите его, - сказала она.
Он приподнялся и хотел выйти, но Джан его остановил.
- Не нужно, вы только подвиньтесь.
Он отодвинулся в угол, и Джан занял его место за рулем. Непонятным
образом он все еще чувствовал пожатие Джана, как будто оно оставило на его
руке невидимый след. Мэри зашла с другой стороны и тоже собиралась сесть
на переднее сиденье.
- Дайте-ка и мне местечко, Биггер, - сказала она.
Он подвинулся ближе к Джану, и Мэри втиснулась между ним и дверцей.
Теперь с обеих сторон рядом с ним были белые люди; он сидел, словно
зажатый между двумя огромными белыми стенами. Впервые в жизни он сидел так
близко к белой женщине. Он вдыхал запах ее волос и чувствовал
прикосновение ее бедра. Джан вел машину, то вливаясь в общий поток
движения, то вырываясь из него. Потом они помчались по набережной, рядом
потянулась огромная ровная пелена тускло мерцающей воды. Снежные тучи
заволокли небо, и ветер дул все сильнее.
- Какой замечательный вечер, - сказала она.
- Чудесный, - ответил Джан.
Биггер прислушивался к этим двум голосам, к их непривычному звучанию, к
восторженным возгласам, которые так свободно срывались с губ.
- Небо какое!
- А вода!
- Так красиво, что даже больно смотреть, - сказала Мэри.
- В прекрасном мире мы живем, Биггер, - сказал Джан, повернувшись к
нему. - Посмотрите на горизонт.
Биггер смотрел, не поворачивая головы; он только заводил глаза. Слева
высился нескончаемый ряд больших стройных фасадов, испещренных
квадратиками желтого света.
- Когда-нибудь все это будет наше, Биггер, - сказал Джан, сделав
широкое движение рукой. - Революция отдаст это нам. Но надо бороться. Мир
стоит того, Биггер! А когда это наконец произойдет, все изменится. Не
будет ни черных, ни белых; ни бедных, ни богатых.
Биггер молчал. Машина неслась, ровно жужжа.
- Вы, наверно, думаете, что мы очень странные люди, правда, Биггер? -
спросила Мэри.
- Нет, мэм, что вы, - слабо прошептал он, зная, что она ему не поверит,
но считая невозможным дать другой ответ.
Оттого, что сидеть было тесно, у него затекли руки и ноги, но он не
смел шевельнуться. Он знал, что никто не протестовал бы, если б он
попытался устроиться поудобнее, но излишние движения привлекли бы внимание
к нему, к его черному телу. А этого ему не хотелось. Эти люди заставляли
его чувствовать то, что он не хотел чувствовать. Будь он белый, будь он
такой же, как они, - другое дело. Но он был негр. И потому он сидел
неподвижно, и руки и ноги у него все больше затекали.
- Скажите, Биггер, - спросил Джан, - можно у вас на Южной стороне
где-нибудь прилично поесть?
- На Южной стороне? - переспросил Биггер, раздумывая.
- Только чтоб было хорошее место, - сказала Мэри, весело улыбаясь ему.
- Вы хотите в ночной клуб? - спросил Биггер тоном, в котором ясно
чувствовалось, что он только называет, а не советует.
- Нет, мы хотим просто поесть.
- Понимаете, Биггер, мы хотим такое место, куда заходят закусить негры,
а не в какой-нибудь экзотический ресторанчик.
Что им нужно, этим людям? Он ответил равнодушно, без всякого выражения:
- Вот есть "Хижина" Эрни.
- Ну что ж. Название располагающее.
- Туда и поедем, Джан, - сказала Мэри.
- Есть, - сказал Джан. - Это где?
- Угол Сорок седьмой и Индиана-авеню, - сказал Биггер.
Джан доехал до Тридцать первой улицы, свернул и взял направление на
Индиана-авеню. Биггеру хотелось, чтобы Джан ехал как можно быстрее, чтобы
как можно скорее добраться до "Хижины" Эрни. Пока они будут сидеть там, он
сможет отдохнуть, вытянуть на свободе онемевшие ноги. Джан выехал на
Индиана-авеню и свернул к югу. Биггер думал, что сказали бы Джек и Гэс и
Джо, увидя его в такой шикарной машине, между двумя белыми. Дразнили бы
его этим, пока самим не надоело бы. Он почувствовал, что Мэри подвинулась
на сиденье. Она положила руку ему на плечо.
- Знаете, Биггер, мне так давно хотелось побывать в этих домах, -
сказала она, указывая на высокие темные корпуса, тянувшиеся по обеим
сторонам улицы, - хотелось _увидеть_, как живут ваши. Вы меня понимаете? Я
была в Англии, во Франции, в Мексике, а как живут люди в десяти кварталах
от меня, я не знаю. Мы вообще так _мало_ знаем друг о друге. Мне хочется
увидеть. Мне хочется _познакомиться_ с этими людьми. Я ни разу не была в
доме у негров. Ведь они _должны_ жить так же, как и мы живем. Ведь они
_люди_... Их двенадцать миллионов... Они живут здесь же, в нашей стране...
В одном городе с нами... - Голос ее замер.
Наступило молчание. Машина мчалась по Черному поясу, мимо высоких
корпусов, вмещавших черную жизнь. Биггер знал, что Джан и Мэри думают о
том, как он живет, как живет его народ. Вдруг ему захотелось схватить
какой-нибудь тяжелый предмет, встать, очутиться в воздухе, над несущейся
машиной, и, размахнувшись изо всех сил, одним ударом сокрушить все -
машину, и их, и себя самого. Сердце у него колотилось, и он с трудом
переводил дыхание. Он знал, что так нельзя, он слишком поддался своим
чувствам. Но он ничего не мог поделать. Зачем они привязались к нему? Что
он им сделал? Какая им польза от того, что они его мучают?
- Вы мне скажете, где, Биггер? - сказал Джан.
- Да, сэр.
Биггер посмотрел и увидел, что они подъезжают к Сорок шестой улице.
- Это в конце следующего квартала, сэр.
- А там можно остановить машину?
- Да, сэр, конечно, сэр.
- Биггер, я ведь _просил_ вас! Не называйте вы меня "сэр"... Мне это
неприятно! Вы такой же человек, как и я, ничем не хуже. Есть, может быть,
белые, которым это приятно. Но мне - нет. Так что, пожалуйста, Биггер...
- Да... - Биггер осекся, проглотил слюну и посмотрел вниз на свои
черные ноги. - Хорошо, - пробормотал он, стараясь, чтобы они не заметили
его сдавленного голоса.
- Поймите, Биггер... - начал Джан.
Мэри протянула руку за спиной Биггера и тронула Джана за плечо.
- Мы приехали, - сказала она торопливо.
Джан затормозил у тротуара, толкнул дверцу и вышел. Биггер отодвинулся
к рулю, довольный, что может наконец вытянуть руки и ноги. Мэри вышла с
другой стороны. Ну вот, теперь хоть он отдохнет. Он так был занят своими
собственными ощущениями, что не сразу почувствовал неестественность
затянувшегося молчания. Когда наконец он поднял глаза, то успел заметить,
как Мэри поспешно отвела от него взгляд. Теперь она смотрела на Джана, а
Джан на нее. Выражение их глаз нетрудно было понять. Биггер увидел в них
растерянный и недоуменный вопрос: что такое с ним? Он крепко стиснул зубы
и уставился в пространство перед собой.
- А вы разве не зайдете с нами, Биггер? - спросила Мэри так ласково,
что ему захотелось ударить ее.
В "Хижине" Эрни его все знали, и ему не хотелось показываться там в
обществе белых. Он понимал, что, если он войдет, кругом сейчас же начнут
перешептываться: "Смотрите, Биггер завел себе белых приятелей!"
- Я... мне... Мне не хочется, - ответил он почти шепотом.
- Вы разве не голодны? - спросил Джан.
- Нет, я не голоден.
Джан и Мэри подошли ближе к машине.
- Ну так посидите с нами, за компанию, - сказал Джан.
- Я... я... - мялся Биггер.
- Конечно, идемте, - сказала Мэри.
- Я лучше здесь подожду. Машину тоже нельзя так оставить.
- Да ну, черт с ней, с машиной! - сказала Мэри. - Идемте.
- Я есть не хочу, - упрямо повторил Биггер.
- Ну что ж, - вздохнул Джан. - Раз вам это так неприятно, мы тоже не
пойдем.
Биггер почувствовал, что попался. А, черт! Он вдруг сразу понял,
насколько все это было бы просто и легко, если б он с самого начала держал
себя так, словно в их поведении не было ничего особенного. Но он не
понимал их, относился к ним с недоверием, почти с ненавистью. Он не мог
уяснить себе, что заставляло их обращаться с ним так. Но в конце концов,
он на службе, да и сидеть здесь, под их перекрестными взглядами, ничуть не
лучше, чем войти.
- Ладно, пойдемте, - буркнул он сердито.
Он вылез и с шумом захлопнул дверцу. Мэри подошла к нему вплотную и
дотронулась до его руки. Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.
До сих пор он еще ни разу не смотрел ей прямо в лицо, и сейчас это ему
удалось только потому, что он сердился.
- Биггер, - сказала она. - Если вам не хочется идти, не надо. Вы,
пожалуйста, не подумайте... Ах, Биггер... Мы совсем не хотели обидеть
вас...
Голос ее прервался. При бледном свете уличного фонаря Биггер увидел,
что глаза у нее стали влажные, а губы дрожат. Она пошатнулась и
прислонилась к автомобилю. Он попятился от нее, как будто она несла в себе
невидимую заразу. Джан обхватил ее за талию и поддержал. Биггер услышал
тихое всхлипывание. Господи боже! Ему вдруг неудержимо захотелось
повернуться и убежать. Он точно запутался в паутине глубоких теней, теней
таких же черных, как ночное небо над его головой. Она плакала из-за него,
а между тем ведь это она сама заставила его вести себя так, как он вел. Он
чувствовал себя с ней так, как на доске-качелях. Когда один летел вверх,
другой опускался вниз, равновесие было невозможно. Мэри вытерла глаза, и
Джан сказал ей что-то на ухо. Биггер думал: если сейчас уйти от них, что
он скажет матери, или в Бюро, или мистеру Долтону? Все они спросят, почему
он вдруг ушел с работы, а ему нечего будет ответить.
- Ничего, Джан, все уже прошло, - услышал он голос Мэри. - Прости меня.
Я просто дура, и больше ничего... Разнюнилась, как маленькая. - Она
подняла глаза на Биггера. - Не обижайтесь на меня, Биггер. Это очень
глупо, я знаю...
Он молчал.
- Идемте, Биггер, - сказал Джан, стараясь сделать вид, что ничего не
произошло. - Есть хочется.
Джан взял его под руку и потянул вперед, но Биггер упирался. Тогда Джан
и Мэри первыми вошли в кафе, и Биггер побрел за ними, смущенный и