Роббинс Гарольд. Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

   — Но папа... — запротестовала было Рина.
   Подошел охранник, и отец поднялся.
   — Я уже дал указания Стэну Уайту, — сказал он напоследок, — слушайся меня и уезжай отсюда.
   Он повернулся и направился к выходу, а Рина смотрела ему вслед. Глаза ее были полны слез. Она снова увидела его спустя несколько месяцев, когда ехала в свадебное путешествие в Европу. В тюрьму с собой она привела мужа.
   — Папа, — робко сказала она, — это Джонас Корд.
   Перед Гаррисоном Марлоу стоял человек его лет, а может, и старше, но моложавый и энергичный, что выдавало в нем жителя Запада.
   — Что мы можем сделать для тебя, папа? — спросила Рина.
   — Мы готовы на все, что в наших силах, мистер Марлоу, — добавил Джонас Корд.
   — Нет-нет, спасибо.
   Марлоу поймал на себе взгляд глубоко посаженных, пронизывающих голубых глаз.
   — Мой бизнес расширяется, мистер Марлоу, — сказал Корд. — Я хотел бы, чтобы вы поговорили со мной перед тем, как станете намечать планы на будущее после освобождения. Мне нужен финансист с вашим опытом.
   — Вы очень добры, мистер Корд.
   Джонас Корд повернулся к Рине:
   — Я понимаю, что тебе хочется побыть одной с отцом. Я подожду на улице.
   Рина кивнула, и мужчины попрощались. Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг на друга, потом Рина заговорила:
   — Что ты о нем думаешь, папа?
   — Я в недоумении, ведь он такой же старик, как и я.
   Рина улыбнулась.
   — Но я же говорила, что выйду замуж за взрослого мужчину. Терпеть не могу мальчишек.
   — Но... но ты-то молодая женщина, — воскликнул отец, — и у тебя впереди вся жизнь. Почему ты вышла за него?
   — Он очень богатый и очень одинокий.
   — Ты хочешь сказать, что этого достаточно? — Вдруг до него дошел смысл предложения, сделанного ее мужем. — А-а, значит, он сможет позаботиться обо мне?
   — Нет, папа, — быстро сказала Рина, — я вовсе не поэтому вышла за него.
   — Тогда почему? Почему?
   — Чтобы он заботился обо мне, — просто ответила Рина.
   — Но Рина... — запротестовал Марлоу.
   Рина оборвала его.
   — Папа, ты же сам сказал, что я не в состоянии позаботиться о себе. Разве не поэтому ты отправил меня из Бостона?
   Марлоу нечего было возразить. После нескольких минут Молчания они попрощались. Придя в камеру, он вытянулся на узкой койке и уставился в потолок. Его начал бить озноб, и он закутал ноги одеялом. Когда он упустил ее? Что сделал не так?
   Марлоу уткнулся лицом в жесткую соломенную подушку, и горячие слезы покатились у него по щекам. Озноб становился все сильнее. Вечером с температурой сорок его отправили в тюремную больницу, где он через три дня умер от пневмонии. В это время Рина и Джонас Корд находились в открытом море на пути в Европу.

14

   Боль сосредоточилась в висках, острым ножом врезаясь в сон. Рина почувствовала, как сон ускользает от нее и наступает ужас пробуждения. Она беспокойно шевельнулась, все исчезало, все — кроме нее. Рина задержала дыхание, борясь против возврата к действительности, но это не помогло. Исчез последний теплый след сна — она проснулась.
   Открыв глаза, она с недоумением осмотрела больничную палату, но потом вспомнила, где находится. На столике стояли свежие цветы, наверное, их принесли, пока она спала. Рина медленно повернула голову. В большом легком кресле у окна дремала Элен. За окном была ночь, должно быть, она проспала весь день.
   — У меня ужасно болит голова, — прошептала Рина, — дайте мне, пожалуйста, аспирин.
   Элен подалась вперед и вопросительно посмотрела на нее.
   — Я проспала целый день, — улыбнулась Рина.
   — Целый день? — с недоумением повторила за ней Элен.
   Впервые почти за неделю Рина пришла в сознание.
   — Целый день... Пожалуй.
   — Я так устала, — сказала Рина. — Стоит мне проспать весь день, как начинает болеть голова. Мне нужен аспирин.
   — Я позову сестру.
   — Не беспокойся, я сама позову. — Рина попыталась поднять руку, чтобы нажать кнопку, расположенную над головой, но не смогла. — Она опустила взгляд и увидела, что рука вытянута на кровати, а в вену вставлена игла, соединенная длинной трубкой с перевернутой бутылочкой, установленной на стойке. — Для чего это?
   — Доктор подумал, что лучше не беспокоить тебя во время сна для еды. — Элен подошла к кровати и нажала кнопку звонка.
   В дверях моментально появилась сестра. Она подошла к кровати и, остановившись рядом с Элен, посмотрела на Рину.
   — Вы проснулись? — с профессионально-бодрой улыбкой спросила она.
   — Мы проснулись, — слабо улыбнулась в ответ Рина. — Вы ведь новенькая, да? Я вас не помню.
   Сестра бросила быстрый взгляд на Элен. Она дежурила здесь все время с тех пор, как Рина поступила в больницу.
   — Я ночная сестра, — спокойно ответила она, — первый день, как устроилась сюда на работу.
   — У меня всегда болит голова, если я просплю целый день, — сказала Рина. — Может быть, вы дадите мне аспирин?
   — Я позову доктора, — ответила сестра.
   Рина повернула голову.
   — Ты, наверное, устала, — сказала она, обращаясь к Элен. — Почему ты не идешь домой отдыхать? Ведь ты пробыла здесь весь день.
   — Я совсем не устала.
   В палату вошел доктор.
   — Добрый вечер, мисс Марлоу. Хорошо отдохнули?
   — Слишком хорошо, даже голова разболелась.
   Доктор подошел к кровати и взял Рину за руку, щупая пульс.
   — Сильно болит? — спросил он, смотря на часы.
   — Особенно сильно, когда пытаюсь вспомнить имена. Я ведь хорошо знаю вас и мою подругу, но как зовут, не помню. Стоит начать вспоминать, и боль становится нестерпимой.
   — В этом нет ничего необычного, — засмеялся доктор. — Просто есть такая форма мигрени, когда люди забывают даже собственное имя. У вас ведь не так?
   — Нет, не так, — ответила Рина.
   Доктор достал из кармана офтальмоскоп и склонился над ней.
   — Хочу посмотреть ваши глаза, эта штука поможет глубоко заглянуть в них, и, возможно, окажется, что ваша головная боль не что иное, как чрезмерное напряжение глазного нерва. Не бойтесь.
   — Я не боюсь. Меня уже однажды так осматривал доктор в Париже. Он думал, что у меня шок, но я просто находилась под гипнозом.
   Доктор поднял Рине веко и нажал кнопку на инструменте. Из маленького отверстия показался тонкий луч света.
   — Как вас зовут? — как бы случайно спросил он.
   — Катрина Остерлааг, — последовал быстрый ответ. — Я же сказала, что головная боль не такова, чтобы я не помнила свое имя.
   — А как зовут вашего отца? — спросил доктор, поднося офтальмоскоп к другому глазу.
   — Гаррисон Марлоу. Вот видите, это я тоже помню.
   — Как вас зовут? — снова спросил доктор, медленно водя инструментом перед глазом.
   — Рина Марлоу, — ответила Рина и громко рассмеялась. — Вы шутите, доктор.
   — Ну что вы, — улыбнулся он.
   Он выключил свет в офтальмоскопе и выпрямился.
   В этот момент открылась дверь и два санитара, вкатив в палату большую квадратную машину, остановили ее рядом с кроватью.
   — Это энцефалограф, — пояснил доктор. — Он предназначен для измерения электрических импульсов мозга. Очень помогает при определении источника головной боли. Давайте попробуем.
   — Он выглядит таким сложным, — сказала Рина.
   — На самом деле он очень прост. По ходу дела я буду вам все объяснять.
   — Я думаю, вам проще дать мне несколько таблеток аспирина.
   Доктор рассмеялся.
   — Вы же знаете нас, докторов. Как мы сможем оправдать свои гонорары, если станем прописывать пациенту лишь самые примитивные таблетки?
   Рина тоже засмеялась, а доктор повернулся к Элен и незаметным кивком попросил ее выйти. Элен направилась к двери.
   — Ты вернешься, да? — спросила Рина.
   Элен обернулась. Санитары готовили аппарат, а сестра с доктором хлопотали над Риной.
   — Конечно, вернусь, — пообещала Элен и вышла из палаты.
   Доктор появился через час. Он сел в кресло напротив Элен, достал из кармана пачку сигарет и предложил Элен. Она взяла сигарету, доктор чиркнул спичкой, дав прикурить ей, а потом прикурил сам.
   — Ну как? — спросила Элен.
   — Детали будут ясны после расшифровки энцефалограммы, но уже сейчас очевидны признаки разрушения некоторых важных зон.
   — Доктор, пожалуйста, говорите так, чтобы я поняла.
   — Конечно, — кивнул доктор и вздохнул. — Уже имеются признаки повреждения мозга. Из-за этого мисс Марлоу трудно вспоминать самые простые вещи: имена, места, даты. Чтобы вызвать их из памяти, требуются большие усилия, которые и вызывают сильную головную боль.
   — Но разве это не хороший признак? — с надеждой спросила Элен. — Впервые за всю неделю она выглядит почти нормально.
   — Я прекрасно понимаю ваши чувства и не собираюсь рисовать вещи в черном цвете. Хочу лишь, чтобы вы поняли — человеческий организм представляет собой обыкновенную машину. Мисс Марлоу держится пока только благодаря выносливости ее организма, ко она перенесла несколько приступов, сопровождавшихся очень высокой температурой, которая разрушает все на своем пути. Когда же температура слегка спадает, даже на небольшой промежуток времени, как сейчас, она приходит в сознание.
   — Вы имеете в виду, что она снова впадет в беспамятство?
   — Я имею в виду, что температура снова начала подниматься.
   Элен поднялась и поспешила к двери.
   — Можно мне поговорить с ней, прежде чем она снова уснет?
   — Извините, — доктор встал и покачал головой. — Температура начала подниматься через двадцать минут после вашего ухода, и, чтобы облегчить боль, я дал мисс Марлоу снотворное.
   — О Боже! — упавшим голосом произнесла Элен. — И сколько же она еще будет страдать?
   — Не знаю, — тихо ответил доктор и взял Элен за руку. — Почему вы не позволяете мне отвезти вас домой? Поверьте, что сейчас вы ничем не можете помочь. Она спит.
   — Я ... я просто хочу взглянуть на нее.
   — Хорошо, только пусть вас не пугает ее внешность. Для того, чтобы снять энцефалограмму, мы были вынуждены постричь ее почти наголо.

* * *

   Элен закрыла дверь своего кабинета и подошла к столу, на котором лежали эскизы костюмов для нового фильма. Она должна была их утвердить. Она включила свет и подошла к бару. Достав бутылку, Элен кинула в стакан несколько кубиков льда и залила их виски. Потом вернулась к столу, села и стала рассматривать эскизы, потягивая виски. Она нажала кнопку в ручке кресла, и под потолком загорелась лампа, свет от которой падал прямо на рисунки. Она развернулась в кресле к манекену на возвышении слева от стола и стала представлять, как бы на нем выглядело платье.
   На глаза навернулись слезы. Казалось, что перед ней стоит Рина. Свет лампы падает на ее длинные белокурые волосы — те белокурые волосы, что были клочьями разбросаны на подушке рядом с ее стриженой головой.
   — Зачем ты сделал это, Господи! — сердито крикнула она в потолок. — Почему всегда гибнет красота, разве в мире мало уродства?
   Слезы ручьем лились из ее глаз, и сквозь них она видела Рину, стоящую на пьедестале в блестящем белом шелке.
   Это было давно, пять лет назад, а белый шелк был свадебным платьем. Вскоре после этого Рина вышла замуж за Неваду Смита.

15

   Свадьба предполагалась скромной, но постепенно превратилась в грандиозное рекламное представление, доселе не виданное в Голливуде. И все из-за того, что Дэвид Вулф наконец затащил в кровать рыжеволосую статистку, у которой была небольшая роль в «Предателе». Хотя он был начинающим агентом по рекламе, а эта должность немногим отличалась от должности младшего клерка, и получал всего тридцать пять долларов в неделю, у дамского пола он пользовался успехом. И все благодаря Берни Норману, который приходился ему дядей.
   Нельзя сказать, что Дэвид извлекал большую пользу из своего родства, но девушкам этот факт был известен. Откуда им было знать, что Норман предоставил племяннику работу, только чтобы отвязаться от настойчивых просьб родной сестры. И теперь, чтобы избежать назойливости Дэвида, Берни приказал трем своим секретаршам ни в коем случае не допускать его к нему в кабинет.
   Девушка что-то говорила. Поначалу Дэвид не слушал ее.
   — Что ты сказала? — переспросил он.
   — Я хочу попасть на свадьбу Невады Смита.
   — Там не будет особого шума.
   Она посмотрела на него и произнесла отчетливо:
   — Зато там будет много важных людей, которых я больше нигде не встречу.
   — Хорошо, что смогу, сделаю, — ответил он. После третьей попытки снять с нее бюстгальтер его осенило. — Йаа! — вдруг завопил он, когда до него дошел смысл задуманного, и выражение блаженства засветилось на его лице.
   — Тише, голубчик, ты разбудишь соседей, — прошептала девушка, думая, что он достиг оргазма.
   В определенном смысле слова так оно и было.

* * *

   Берни Норман гордился тем, что все свое время отдавал студии. Каждое утро в семь часов его длинный черный лимузин, управляемый шофером, останавливался сначала у тяжелых стальных ворот служебного входа, а затем у здания офиса. Берни любил приезжать на службу рано и говорил, что это дает ему возможность до прихода секретарш поработать с корреспонденцией, которой у него было, по крайней мере, в два раза больше, чем у кого-либо еще на студии. Таким образом, весь день оставался свободным для приема посетителей, и Норман заявлял, что его двери всегда открыты для них.
   На самом деле он просто-таки изнывал от любопытства, и хотя на студии не принято было говорить об этом вслух, каждый знал, что по утрам он обходит пустые кабинеты, интересуясь содержанием разложенных на столах бумаг... и проникая даже в запертые ящики столов. Поэтому если кто-то хотел, чтобы его соображения или проекты дошли до Нормана, он просто, уходя домой, оставлял бумаги на столе.
   Свое любопытство Норман оправдывал стремлением быть в курсе всех событий, происходящих на студии. А как иначе он мог управлять такой большой и сложной организацией?
   В это утро он подошел к своему кабинету около восьми — сегодняшняя инспекция несколько затянулась. Он тяжело вздохнул и открыл дверь. Ох, уж эти проблемы...
   Норман подошел к столу и похолодел от ужаса. Его племянник Дэвид спал на диване, а на полу рядом валялись разбросанные бумаги. Берни почувствовал, как в нем закипает ярость.
   — Какого черта ты спишь в моем кабинете, бездельник! — закричал Берни, тряся племянника за плечи.
   Дэвид сел, протирая глаза.
   — Я не собирался спать, просто просматривал некоторые документы и, должно быть, задремал.
   — Документы! — воскликнул Норман. — Какие документы? — Он быстро поднял один листок и с ужасом взглянул на Дэвида. — Производственный контракт «Предателя», мой личный архив!
   — Сейчас все объясню, — быстро сказал Дэвид, окончательно проснувшись.
   — Никаких объяснений, — гневно воскликнул Берни и указал на дверь. — Убирайся, чтобы через пять минут тебя не было на студии, иначе я позвоню охранникам и тебя вышвырнут. Ты понял меня? Ты уволен. Уволен. Нам только не хватало на студии воришек и шпионов. И это сын моей родной сестры! Вон!
   — Да прекратите, дядя Берни, — сказал Дэвид, поднимаясь с дивана.
   — Он говорит мне «прекратите»! Среди ночи его мать звонит мне по телефону и говорит, — он попытался изобразить гнусавый голос сестры: «Дэви еще не пришел домой, уже ночь, а его все нет. Может быть, с ним произошел несчастный случай?» Несчастный случай! Как бы не так. Я сказал ей, что ее малыш Дэви всю ночь трахает рыжую шлюшку со студии. Убирайся!
   — А как вы узнали? — Дэвид с интересом смотрел на дядю.
   — Узнал? Я знаю все, что происходит на студии. Ты думаешь, я создал бы такое дело, трахаясь по ночам в меблирашках? Нет! Я работал, работал как последняя собака, день и ночь. — Он подошел к столу и, опустившись в кресло, театральным жестом прижал руку к сердцу: — Такой удар с самого утра, и от кого? От родного человека. Какой ужас!
   Дядюшка открыл стол и достал пузырек с таблетками; быстро проглотил две штуки и откинулся в кресле, закрыв глаза.
   — С вами все в порядке, дяди Берни? — спросил Дэвид.
   Норман медленно открыл глаза.
   — Ты еще здесь? — спросил он, еле сдерживаясь. — Уходи, и чтоб духу твоего здесь больше не было, — его взгляд остановился на бумагах, разбросанных на полу. — Но сначала прибери за собой.
   — Но вы даже не поинтересовались, почему я явился так рано. А ведь меня привело весьма важное дело.
   Дядюшка открыл глаза и посмотрел на племянника.
   — Если у тебя было что-то важное, мог бы прийти как все. Ты знаешь, мри двери всегда открыты.
   — Открыты? — саркастически усмехнулся Дэвид. — Даже если сам Христос появился бы здесь, ваши мегеры не пропустили бы его к вам.
   — Не богохульствуй! — Норман предостерегающе поднял руку. — Ты знаешь мое правило: для меня все равны, но если кто-то хочет меня увидеть, он должен прежде сообщить об этом третьей секретарше, та второй, а вторая, в свою очередь, первой. Если первая секретарша найдет, что дело важное, сна сообщает мне, и проситель у меня в кабинете. — Норман прищелкнул пальцами. — Вот так. Но придти ночью и копаться в моих личных бумагах!.. Убирайся!
   — Хорошо, — Дэвид направился к двери. Он знал, что бесполезно пытаться что-то объяснить старому ублюдку. — Я ухожу, но знайте, что в тот момент, когда за мной закроется дверь, вы выбросите на улицу миллион долларов.
   — Подожди, — окликнул Дэвида дядя. — Похоже, я немного погорячился. Ты говоришь, что хочешь сообщить что-то важное? Ну говори, я слушаю.
   — В следующем месяце, перед выходом картины, состоится свадьба Невады Смита и Рины Марлоу.
   — И ты думаешь, что сообщил мне что-то новое? Кого это волнует? Они даже не пригласили меня на свадьбу, а кроме того, с Невадой все кончено.
   — Возможно, — согласился Дэвид, — но с Риной нет. Вы видели картину?
   — Конечно, видел! — воскликнул Норман. — Мы тайком посмотрели ее ночью.
   — Вы понимаете, что она станет супер-звездой?
   — И что дальше?
   — Из газет я знаю, что еще никто не заключил с ней контракт. Вам надо сделать это сегодня, и тогда... — Норман быстро закивал. — Вы скажете, что хотите устроить ее свадьбу, в качестве подарка от студии. Мы заделаем грандиозное зрелище, какого не видывал Голливуд. Это обойдется в пять миллионов.
   — Да нам-то что за прибыль? — спросил Норман. — У нас нет ни картины, ни доли в доходах.
   — Мы получим премиальные за распространение, не так ли? — уверенно продолжил Дэвид, ободренный вниманием дяди. — Двадцать пять процентов от пяти миллионов составят миллион с четвертью. Вполне достаточно, чтобы покрыть половину издержек по прокату за целый год. А самое замечательное заключается в том, что мы сможем все свои издержки на свадьбу отнести за счет рекламы. Так что нам эта свадьба не будет стоить ни гроша; Корд оплатит все из своей доли дохода. Норман встал, в глазах его блестели слезы.
   — Я знал, что кровь должна рано или поздно сказаться, — с пафосом воскликнул он. — Отныне ты работаешь у меня ассистентом. Я передам секретаршам, что двери моего кабинета всегда открыты для тебя. Большего я не мог бы ожидать даже от собственного сына, если бы он у меня был.
   — Есть еще кое-какое соображение.
   — Какое же? — спросил Норман, снова усаживаясь в кресло.
   — Мне кажется, мы должны попытаться заключить контракт с Кордом, чтобы он сделал для нас фильм.
   Норман покачал головой.
   — О, нет! Здесь и без него хватает психов.
   — Но он чувствует кино, это видно по «Предателю».
   — «Предатель» — не более чем счастливый случай.
   — Совсем нет, — настаивал Дэвид. — Я все время находился на площадке. Он делал все сам, от начала до конца, и если бы не он, Марлоу никогда не стала бы звездой. Я ни у кого не видел такого чутья на женщин.
   — Он иноверец, — с неодобрением заметил Норман, — что они понимают в женщине?
   — Иноверцы знали о женщинах еще до того, как Адам вывел Еву из Эдема.
   — Нет, — возразил Норман.
   — Почему?
   — Я не хочу иметь дела с подобным типом. Он не удовлетворится только съемками, очень скоро ему захочется влезть в саму кухню. А он не из тех, кто работает с партнерами. — Норман подошел к племяннику. — Но первое твое предложение мне понравилось. Сегодня утром мы получим подпись Рины на контракте, а потом сообщим и о свадьбе. Неваде это не понравится, но он согласится. В конце концов, он вложил в фильм собственные деньги и постарается не упустит шанс.

* * *

   Дэвид проследил за тем, чтобы копия кинохроники со свадьбой была отправлена в Лондон, где в настоящее время находился Корд. Когда Джонас вошел в небольшой просмотровый зал, свет моментально погас и зал заполнили звуки торжественной музыки. На экране пошли титры:
   КИНОХРОНИКА НОРМАНА.
   САМЫЙ ПЕРВЫЙ С САМОЙ ПРЕКРАСНОЙ!
   Затем появилась церковь, окруженная огромной толпой нарядно одетых людей. Диктор начал торжественно читать текст:
   «Весь Голливуд, весь мир восхищаются волшебным зрелищем бракосочетания двух звезд — Невады Смита и Рины Марлоу, снявшихся в заглавных ролях в новом фильме „Предатель“, представляемом Бернардом Норманом».
   Затем в кадре появился Невада, скачущий на белоснежной лошади к церкви в темном ковбойском костюме.
   «Этот наездник, — продолжал диктор, — всемирно известный ковбой Невада Смит, прибывший в церковь на своей не менее известной лошади Белоснежка».
   Окруженный полицейскими, сдерживавшими ликующую толпу, Невада поднялся по ступенькам в церковь. Вскоре подъехал черный лимузин. Из него вылез Берни Норман, он галантно помог выйти из автомобиля Рине. Некоторое время она стояла, улыбаясь толпе, затем взяла Нормана под руку, и они также направились в церковь.
   "А вот и новобрачная, — разливался диктор, — прекрасная Рина Марлоу, звезда, фильма «Предатель», под руку с Бернардом Норманом, известным голливудским режиссером. На мисс Марлоу свадебное платье из кружев цвета слоновой кости, созданное специально для нее Элен Гейлард — известной художницей по костюмам, которая является также автором восхитительных нарядов, в которых вы увидите мисс Марлоу в фильме Бернарда Нормана «Предатель».
   Затем на экране появился дом Невады в Беверли-Хиллз. Перед домом был разбит громадный шатер, вокруг которого толпилось множество людей.
   «На лужайке роскошного дома Невады Смита в качестве подарка знаменитой супружеской паре рабочие студии Бернарда Нормана разбили великолепный шатер. В нем на праздничный обед соберется тысяча гостей. До сих пор нигде в мире не было установлено столь грандиозного сооружения подобного типа. А теперь давайте поздороваемся с некоторыми из знаменитых гостей».
   Камера внедрилась в толпу, и диктор стал называть имена знаменитостей: кинозвезд и газетных обозревателей, которые группами, улыбаясь, позировали перед камерой. Камера переместилась на входные двери дома, из которых появились Невада и Рина. Спустя секунду между ними вырос Норман. В руках у Рины был громадный букет роз и орхидей.
   «И снова счастливые новобрачные вместе с их другом, знаменитым режиссером Бернардом Норманом, — заговорил диктор. — Новобрачная собирается бросить свой букет в нетерпеливо ожидающую их толпу».
   На следующем кадре Рина бросала букет в визжащих от восторга хорошеньких девиц. Поймала его рыжеволосая девушка с большими темными глазами, которую показали крупным планом.
   "Букет в руках мисс Энн Барри, близкой подруги новобрачной. Очаровательная рыжеволосая мисс Барри также исполняет одну из основных ролей в фильме «Предатель». Ее прекрасная игра явилась основанием для подписания контракта между нею и «Норман Пикчерз», — возвестил диктор.
   В финальном кадре Норман опять стоял между новобрачными, одной рукой по-отечески обняв Неваду за плечи, а другой — Рину. Под их счастливый смех экран погас.
   В зале зажегся свет, Джонас поднялся и с хмурым видом покинул зал. Все нутро его пронизало холодом. Что ж, если Рина захотела этого, то пусть так и будет.
   Но ни Джонас, ни все прочие, смотревшие на экран, не могли видеть левую руку Берни Нормана, скрытую телом Рины, в то время, как она тщательно исследовала округлость ягодиц новобрачной.

16

   Был уже девятый час вечера, когда Элен услышала звук ключа во входной двери. Она отложила в сторону маленькую палитру и вытерла с рук следы краски полой серого рабочего халата. В кабинет вошла Рина.
   — Извини, что задержала тебя. Мы до сих пор были на площадке.
   — Все в порядке, — улыбнулась Элен. — Мне все равно надо было закончить кое-какую работу. — Она посмотрела на Рину. — Ты выглядишь усталой. Присядь, отдохни немного. Мне сказали в производственном отделе, что ты задержишься, и я заказала кофе и бутерброды.
   Рина благодарно улыбнулась.
   — Спасибо, — сказала она, усаживаясь на большой диван и снимая туфли. — Я и вправду устала.
   Элен подвинула кофейный столик к дивану, открыла небольшой холодильник и достала поднос с бутербродами. Потом открыла большой термос и налила Рине кофе.
   Рина поднесла дымящуюся чашку к губам.
   — Как хорошо. — Она сделала еще глоток и запрокинула голову на спинку дивана. — От усталости я даже не чувствую голода.
   — У тебя ведь совсем не было свободного времени с тех пор, как закончили «Предателя». Три фильма один за другим, а со следующей недели начинаются съемки еще одного. Как ты такое выдерживаешь?
   — Я люблю работать.
   — Я тоже, — ответила Элен, — но ведь всему есть предел.