Пирс посмотрел на него.
   — Но его вообще может не быть в стране, мы месяцами не имеем от него никаких известий.
   — Я могу подождать, — сказал Невада, открывая дверь.

9

   — Ты останешься на ужин, Додик?
   — Не могу, мама, — ответил Дэвид, — я только забежал проведать тебя.
   — Что ж, у меня все как всегда: беспокоит артрит, не слишком сильно, но и не слишком слабо — как всегда.
   — Тебе бы надо почаще выходить на солнце, а то ты видишь его здесь столько же, сколько живя в Нью-Йорке.
   — Зато у меня есть сын, — сказала миссис Вулф, — пусть даже я очень редко вижу его, пусть даже он живет в отеле. И все-таки когда он раз в три месяца забегает ко мне, я надеюсь, что он останется со мной.
   — Ну хватит об этом, мама, ты же знаешь, как я занят.
   — Твой дядя Берни каждый вечер приходил домой.
   — Сейчас другое время, мама. — Он не мог сказать ей, что ее брат пользовался в Голливуде славой дневного дамского угодника. Да и тетя Мэй убила бы его, если бы он не явился ночевать домой. Она охраняла его лучше, чем правительство охраняло Форт-Нокс.
   — Ты здесь уже неделю и только второй раз навещаешь меня, даже ни разу не остался на ужин...
   — Я скоро приду к тебе на ужин, мама, обещаю.
   Мать внимательно посмотрела на него.
   — Во вторник вечером, — вдруг сказала она.
   — Во вторник? Почему во вторник?
   На ее лице появилась загадочная улыбка.
   — Я кое-кого пригласила в гости, хочу, чтобы ты познакомился.
   — Ах, мама, очередная девушка?
   — А что плохого в том, чтобы познакомиться с симпатичной девушкой? — строго спросила мать. — Она очень хорошая девушка, Дэвид, поверь мне. Из обеспеченной семьи, закончила колледж.
   — Но мама, я не хочу знакомиться ни с какими девушками, У меня для этого нет времени.
   — У тебя нет времени? — запротестовала мать. — Тебе уже тридцать, пора жениться на хорошей девушке из хорошей семьи, а не проматывать жизнь, бегая по ночным клубам с этими свистушками.
   — Это работа, мама, я должен показываться с ними.
   — Ты всегда прикрываешься делами. Так ты придешь на обед или нет?
   Дэвид посмотрел на мать и пожал плечами.
   — Ну хорошо, мама, я приду, но не забывай, что мне придется рано уйти, у меня много работы.
   Мать удовлетворенно улыбнулась.
   — Хорошо, не опаздывай, ровно в семь.
   Когда он вернулся в отель, его ждала записка с просьбой позвонить Дэну Пирсу. Дэвид взялся за телефон.
   — В чем дело, Дэн? — спросил он.
   — Ты не знаешь, где Джонас?
   — Это имя кажется мне знакомым, — рассмеялся Дэвид.
   — Не до шуток, малыш, — сказал Дэн, — все очень серьезно. Мы получим Неваду для этих вестернов только в том случае, если Джонас поговорит с ним.
   — Ты действительно думаешь, что Невада возьмется за это? — спросил Дэвид. Лично он в этом сомневался. В деньгах Невада не нуждался, а его отношение к «халтуре» всем было известно.
   — Возьмется, но только после разговора с Джонасом.
   — Мне и самому бы надо с ним поговорить. Правительство снова начинает проводить антитрестовскую политику.
   — Знаю, — ответил Дэн, — у самого на шее профсоюзы. Сколько я еще смогу ладить с ними? Спорить бесполезно, они просмотрели прошлогодний отчет и отлично поняли, что в следующем году ожидается прибыль.
   — Думаю, лучше поговорить с Макаллистером и все согласовать. Два года без собрания это, по-моему, многовато.
   Но Макаллистер тоже не знал, где находится Джонас. Когда Дэвид положил телефонную трубку, он почувствовал уже знакомое разочарование. Приходилось работать в каком-то вакууме. Вся их деятельность, по сути, состояла в заключении бесконечной череды мелких сделок.
   Интересно, почему Джонас относится к ним, как к пасынкам, в отличие от других своих компаний. «Корд Эркрафт» стремительно превращалась в крупнейшую в стране самолетостроительную фирму, «Интерконтинентал Эрлайнз» уже была крупнейшей авиакомпанией, «Корд Эксплоузивз» и «Корд Пластикс» успешно конкурировали с Дюпоном.
   Когда Джонас купил у Нормана компанию, вопрос состоял лишь в том, чтобы выжить. Рано или поздно Джонасу придется обратить на них внимание, если он собирается оставаться в кинобизнесе. Необходимо двигаться вперед, таков закон развития любой деятельности. Остановка равносильна смерти.
   Дэвид старался делать все, что в его силах. Он гордился тем, что компании удалось выжить. Но, чтобы развиваться, нужно большее дело. Сделки или фильмы — не важно что. Лично он предпочитал сделки. Они были менее рискованными, чем крупномасштабные фильмы. Дисней, Голдвин и Боннер искали новые каналы сбыта своей продукции. Они делали крупные фильмы, которые сами финансировали, и соответственно получали большие доходы. В настоящее время Дэвид ждал ответа от своих агентов, направленных к Диснею и Голдвину. Сам он имел встречу с Морисом Боннером. Но одобрить подобные сделки мог только Джонас и никто другой.
* * *
   — Вас спрашивает мистер Ирвинг Шварц, — раздался в селекторе голос секретарши.
   — А что ему надо? Я не знаю никакого Ирвинга Шварца.
   — Он сказал мне, что знает вас, мистер Вулф, и еще добавил, что он Остроносый.
   — Остроносый! — воскликнул Дэвид и рассмеялся. — Так бы сразу и говорили. Соедините. — В трубке раздался щелчок переключателя. — Остроносый! — крикнул Дэвид. — Ну как ты, черт возьми?
   В трубке послышался тихий смех.
   — Все в порядке, Дэви, а ты?
   — Отлично, хотя и работаю как собака.
   — Знаю, слышал о тебе много хорошего. Парни могут гордиться, что один из их соседей поднялся так высоко.
   — Не так уж и высоко. Работа как работа.
   — Но очень важная работа.
   — Для меня да, — ответил Дэвид и спросил, желая сменить тему разговора: — Ну а как ты? Что делаешь?
   — У меня все в порядке, теперь я живу здесь. У меня дом в Голдуотер Каньон.
   Дэвид чуть не свистнул. Дела у его друга действительно шли хорошо. Дома в Голдуотер Каньон стоили минимум семьдесят пять тысяч.
   — Здорово, — сказал Дэвид, — но все же далековато от Ривингтон-стрит.
   — Конечно. Хотелось бы увидеться, Дэви.
   — Я бы с удовольствием, но, черт возьми, вынужден торчать здесь день и ночь.
   — Я знаю, что ты очень занят, Дэви, — в голосе Остроносого появились настойчивые нотки. — Поверь, я не стал бы беспокоить тебя по пустякам.
   Дэвид задумался, значит, это не просто дружеский звонок. Но что за важное дело может быть у Остроносого к нему?
   — А почему бы тебе не приехать на студию? Позавтракаем вместе, я тебе тут все покажу.
   — Это не совсем удобно, Дэви. Нам надо встретиться в таком месте, где бы нас никто не увидел.
   — Тогда у тебя дома?
   — Тоже не подходит, — ответил Остроносый. — Я не доверяю слугам. По этой же причине не годится и ресторан. Нас могут подслушать.
   — А по телефону мы не можем поговорить?
   — Телефону я тем более не доверяю, — рассмеялся Остроносый.
   — Подожди минутку, — Дэвиду пришла в голову отличная мысль. — Вечером я обедаю у мамы, приходи туда, пообедаем вместе. Она живет в Парк Аппартментс в Вествуде.
   — А что, неплохо. Она все еще готовит суп с клецками и жиром?
   — Конечно, — рассмеялся Дэвид. — А от мацы у тебя разопрет живот как, от тонны кирпичей, и ты подумаешь, что никогда и не уезжал из дома.
   — Договорились, во сколько?
   — В семь.
   — Буду в семь.
   Дэвид положил трубку, недоумевая, что Остроносому понадобилось от него. Однако долго раздумывать над этим ему не пришлось, так как вскоре в кабинет вошел Дэн — раскрасневшийся, возбужденный, вспотевший.
   — Тебе звонил сейчас парень по фамилии Шварц?
   — Да, — удивленно ответил Дэвид.
   — Ты будешь с ним встречаться?
   — Да, сегодня вечером.
   — Слава Богу, — Дэн рухнул в кресло и вытер лицо носовым платком.
   Дэвид недоуменно посмотрел на него.
   — Но тебя почему так волнует, что я собираюсь встретиться с парнем, с которым вместе вырос?
   Дэн уставился на него.
   — А ты разве не знаешь, кто он?
   — Знаю. Он жил в соседнем доме на Ривингтон-стрит, и мы вместе ходили в школу.
   Дэн хохотнул.
   — Твой друг из Йст-Сайда прошел большой путь. Его прислали сюда полгода назад, когда начались неприятности у Брауна. Он представитель профсоюза и в то же время большой человек в Синдикате на Западном побережье. — От удивления Дэвид не мог выговорить ни слова. — Надеюсь, что ты договоришься с ним, потому что, видит Бог, я пытался, но мне не удалось. А если и ты не договоришься, то у нас будет недельный простой. Мы на пороге самой большой чертовой забастовки. Они закроют студию, кинотеатры, остановят все работы.

10

   Дэвид осмотрел стол, накрытый на пять человек.
   — Ты не говорила, что к обеду ожидается большая компания, — обратился он к матери.
   Мать, возившаяся у плиты, не обернулась.
   — Порядочная девушка не может прийти в первый раз к молодому человеку без родителей.
   Дэвид подавил в себе возмущение. Да, пожалуй, будет даже хуже, чем он ожидал.
   — Между прочим, мама, поставь еще один прибор. Я пригласил на обед старого друга.
   Мать бросила на него недовольный взгляд.
   — Пригласил сегодня?
   — Так надо, мама, дела. — Зазвенел звонок. Дэвид посмотрел на часы, было ровно семь. — Я открою, — быстро сказал он, — это, наверное, Остроносый.
   Он открыл дверь и увидел невысокого седоволосого мужчину лет пятидесяти и женщину примерно того же возраста. Позади них стояла молодая девушка. Мужчина улыбнулся и протянул руку.
   — Вы, наверное, Дэвид, а я Отто Штрассмер.
   — Здравствуйте, мистер Штрассмер, — сказал Дэвид, пожимая протянутую руку.
   — Это моя жена Фрида и дочь Роза.
   Дэвид улыбнулся женщинам. Миссис Штрассмер, кивнув, сказала несколько слов по-немецки, после чего поздоровалась и девушка. Что-то в ее голосе заставило Дэвида вглядеться в нее повнимательнее: она была среднего роста и, насколько он успел заметить, стройная. Темные волосы кудряшками спадали на лоб над глубокими серыми глазами с длинными ресницами. Она выглядела недовольной, и Дэвид понял, что она, как и он, не слишком жаждала этого обеда.
   — Кто там, Дэвид? — крикнула мать из кухни.
   — Прошу прощения, проходите, пожалуйста, — быстро сказал Дэвид, отступая в сторону. — Это Штрассмеры, мама.
   — Проводи их в гостиную, — крикнула мать, — выпивка на столе. Дэвид закрыл дверь.
   — Разрешите я помогу вам снять пальто, — обратился он к девушке.
   Она кивнула, и он помог ей раздеться. На ней были простые блузка и юбка, перетянутая в талии широким кожаным ремнем. Дэвид, уже имевший достаточный опыт, очень удивился, когда понял, что грудь девушки под шелковой блузкой не стеснена бюстгальтером.
   Мать девушки опять сказала что-то по-немецки. Роза перевела взгляд на Дэвида.
   — Мама говорит, что вы с папой можете пойти выпить.
   Говорила она с акцентом, но не с таким сильным, как у отца.
   Миссис Штрассмер пошла на кухню, а Дэвид с мистером Штрассмером в гостиную.
   На кофейном столике в гостиной стояла бутылка виски и стаканы. Виски было марки «Олд Оверхолт», что удивило Дэвида. Обычно этот напиток предназначался лишь для особых торжеств, вроде дней рождения, обручений, свадеб и тому подобного. Дэвиду не нравился ни вкус, ни запах этого виски, но мистер Штрассмер был другого мнения. Взяв бутылку, он сказал Дэвиду:
   — Отличный шнапс.
   Дэвид, улыбнувшись, забрал у него бутылку.
   — Неразбавленное или с водой? — спросил он, откупоривая виски.
   С давних пор существовало правило, что если бутылку открыли и не допили, то на стол она уже больше не попадает, и Дэвиду всегда было интересно, куда деваются открытые недопитые бутылки. Как выяснилось, они хранились в темном шкафу, дожидаясь дня своего освобождения.
   — Неразбавленное, — ответил Штрассмер с некоторым трепетом, как показалось Дэвиду.
   Дэвид налил ему виски.
   — Извините, — сказал он, — себе я добавлю немного воды.
   Как раз в этот момент в комнату вошла Роза, неся на подносе графин с водой.
   — Я подумала, что вам это может понадобиться, — сказала она, улыбнулась и, поставив поднос на столик, ушла.
   Дэвид разбавил свое виски водой и повернулся к Штрассмеру. Маленький немец поднял стакан.
   — Ваше здоровье.
   — Ваше здоровье, — ответил ему Дэвид.
   Штрассмер залпом выпил свою порцию, слегка закашлялся и посмотрел на Дэвида увлажнившимися глазами.
   — Ах! Отлично.
   Дэвид кивнул и сделал глоток из своего стакана. Вкус был ужасный, даже с водой.
   — Еще? — вежливо спросил он.
   Отто Штрассмер улыбнулся. Дэвид наполнил его стакан, и маленький немец сел рядом с ним на диван.
   — Значит, вы Дэвид, — сказал он, — много слышал о вас.
   Дэвид снова улыбнулся и кивнул. Ну и вечерок предстоит, подумал он. Похоже, что к концу обеда скулы свернет от этих вежливых улыбок.
   — Да, — продолжил мистер Штрассмер, — я много слышал о вас и уже давно хотел познакомиться с вами. Дело в том, что мы с вами работаем на одного и того же человека.
   — На одного и того же человека?
   — Да, на Джонаса Корда. Только вы — в кинобизнесе, а я — в производстве пластмасс. Мы познакомились с вашей матерью в прошлом году в синагоге. А когда разговорились, выяснилось, что моя жена Фрида приходится троюродной сестрой вашему отцу. Обе семьи из Силезии. — Мистер Штрассмер выпил и снова закашлялся. — Мир тесен, не так ли?
   — Да, мир тесен, — согласился Дэвид.
   Позади раздался голос матери:
   — Ну, уже пора садиться за стол. Где же твой друг?
   — Он должен быть с минуты на минуту, мама.
   — Ты сказал ему, что в семь часов? — спросила она. — Дэвид кивнул. — Так где же он? Неужели он не знает, что если наступило время есть, то надо есть, иначе все остынет.
   В это время раздался звонок в дверь, и Дэвид облегченно вздохнул.
   — Вот и мой гость, — сказал он, направляясь к двери.
   Перед Дэвидом стоял высокий, симпатичный молодой человек, ничем не напоминавший худого темноглазого мальчишку. Вместо вытянутого, острого носа, за который он и получил свое прозвище, Дэвид увидел тонкий, почти орлиный нос, замечательно сочетавшийся с крупным ртом и узким подбородком.
   Остроносый улыбнулся, заметив на лице Дэвида изумленное выражение.
   — Я пошел в клинику и исправил его, а то, согласись, нехорошо гулять по Беверли-Хиллз с истсайдским носом. — Он протянул руку. — Рад тебя видеть, Дэвид.
   Дэвид пожал протянутую руку, она была твердой и теплой.
   — Входи, — сказал он, — мама уже беспокоится. Обед готов.
   Они вошли в гостиную. Мистер Штрассмер поднялся с дивана, а мать с сомнением посмотрела на Остроносого. Дэвид огляделся. Розы в комнате не было.
   — Мама, — спросил он, — ты помнишь Ирвинга Шварца?
   — Здравствуйте, миссис Вулф, — сказал Остроносый.
   — Помню ли я Исаака Шварца? Конечно помню, но что случилось с твоим носом?
   — Мама! — запротестовал Дэвид.
   Остроносый улыбнулся.
   — Все в порядке, Дэвид. Я исправил его, миссис Вулф.
   — Интересно, как ты дышишь таким маленьким носом? Ты работаешь? — требовательно спросила мать Дэвида, — или все еще ошиваешься со шпаной возле гаража Шоки?
   — Мама! — быстро сказал Дэвид. — Ирвинг теперь живет здесь.
   — Так ты теперь Ирвинг, — сердито сказала мать. — Изменить нос тебе было мало, ты изменил еще и имя. А чем тебе не понравилось имя, которое тебе дали родители, а?
   Остроносый рассмеялся и посмотрел на Дэвида.
   — Я понял вас, миссис Вулф, но поверьте, со мной все в порядке, просто имя Ирвинг легче произносить.
   — Ты учился в той же школе, что и мой Дэвид, так почему же тебе трудно произносить свое имя?
   — Ну же, миссис Вулф, — сказал Остроносый, — Дэвид обещал мне суп с клецками. Я больше не могу ждать, весь день ходил голодный в ожидании вашего обеда.
   Миссис Вулф снова недоверчиво посмотрела на него.
   — Если будешь себя хорошо вести, можешь приходить на суп с клецками каждую пятницу.
   — Постараюсь, миссис Вулф.
   — Хорошо, пойду посмотрю, не остыл ли он.
   Когда Дэвид представлял Шварца Штрассмеру, в гостиную вошла Роза. Она остановилась на мгновение в дверях, а потом сказала:
   — Мистер Шварц? Рада вас видеть.
   Ирвинг посмотрел на нее и протянул руку.
   — Здравствуйте, доктор. Не предполагал, что вы знакомы с моим другом Дэвидом.
   Роза пожала протянутую руку.
   — Мы познакомились сегодня.
   — Именно доктор Штрассмер и исправила мой нос, — сказал Ирвинг Дэвиду. — Она крупнейший специалист своего дела. Ты знаешь, что именно она оперировала в прошлом году Линду Дэвис?
   Дэвид удивленно посмотрел на Розу. Вряд ли кто-нибудь сказал бы, что она врач. А операция Линды Дэвис, действительно, наделала много шума. Лицо актрисы было изрезано осколками в результате автомобильной катастрофы. Но когда через год она вновь появилась перед камерой, следы практически были незаметны.
   Внезапно Дэвид обнаружил, что мистер и миссис Штрассмер как-то нервно поглядывают на него. Улыбнувшись Розе, он сказал:
   — Доктор, именно с вами я и хотел бы поговорить. Что вы посоветуете делать, если в желудке ужасная пустота?
   Роза с благодарностью посмотрела на него, напряжение было снято.
   — Думаю, что вам помогут несколько клецок.
   — Клецки? Кто говорит о моих клецках? — раздался голос матери Дэвида, с важным видом стоящей в дверях. — Рассаживайтесь все, суп уже на столе и остывает.

11

   Когда обед был закончен, Роза взглянула на часы.
   — Прошу извинить меня, но мне надо съездить в больницу взглянуть на пациента, — сказала она.
   — Если хотите, я могу вас отвезти, — предложил Дэвид.
   — Не стоит, я на машине.
   — Ну, тогда хотя бы позвольте составить вам компанию, — вежливо сказал Дэвид.
   Ирвинг тоже поднялся.
   — Пожалуй, и мне пора. — Он повернулся к миссис Вулф. — Спасибо за вкусный обед, он напомнил мне дом.
   — Веди себя хорошо, Исаак, — улыбнулась она, — и можешь еще приходить.
   — Мы ненадолго, — сказала миссис Вулф Роза.
   — Идите. Вы, дети, всегда спешите, — ответила та и перевела взгляд на родителей Розы. — Нам, старикам, есть о чем поговорить.
* * *
   — Извини, Ирвинг, — сказал Дэвид, когда он, Остроносый и Роза вышли из дома на улицу. — У нас так и не нашлось времени поговорить. Может быть, перенесем разговор на завтра?
   — Мы можем поговорить прямо сейчас, — спокойно сказал Ирвинг. — Уверен, что доктору мы можем доверять, не так ли, мисс Роза?
   — Я могу подождать в машине, — предложила та.
   — Да нет, все в порядке, — остановил ее Дэвид и повернулся к Ирвингу. — Я наверное выглядел глупцом, когда ты вчера позвонил, но трудовыми отношениями у нас занимается Дэн Пирс.
   — Все нормально, Дэвид, я так и предполагал.
   — Дэн сказал, что нам грозит забастовка, надеюсь, ты понимаешь, что мы не можем допустить этого. Забастовка разорит нас.
   — Знаю, — ответил Ирвинг, — и стараюсь помочь. Но я ничего не смогу поделать, пока мы не заключим соглашение.
   — А почему вдруг создалась такая ситуация? По-моему, нет причин для забастовки. Сейчас как раз преодолеваются последствия увольнений периода депрессии.
   — Да, — кивнул Ирвинг, — работники студии не хотят бастовать, но их подталкивают к этому коммунисты, они трубят на каждом углу о больших заработках кинозвезд и администрации. И многие, слушая их, думают, почему бы и им не отхватить немного от этого пирога. Коммунисты все время держат рабочих в напряжении.
   — А что насчет Бьефа и Брауна?
   — Они были свиньями, — жестко сказал Ирвинг. — Хотели иметь и там и тут. Поэтому мы и свалили их.
   — Вы свалили их? — недоверчиво спросил Дэвид. — А я думал, они сами попались.
   — А откуда, ты думаешь, власти получили документы для возбуждения этого дела? Не на улице же нашли.
   — Похоже, что вы пытаетесь использовать нас, чтобы загасить пожар, который сами же и раздули, — сказал Дэвид, — а вину за все сваливаете на коммунистов.
   — Возможно, в этом и есть доля правды, — улыбнулся Ирвинг. — Но коммунисты очень активны в профсоюзах. А сейчас подписаны новые соглашения с профсоюзом директоров картин и с профсоюзом сценаристов, предусматривающие значительное повышение заработной платы. И коммунисты попытаются занять повсюду ключевые позиции. Теперь они взялись за ремесленников, а ты знаешь, каковы эти ремесленники. Они думают, что если коммунисты делают что-то для профсоюзов, то смогут сделать и для них. На носу выборы в профсоюз ремесленников, и если мы ничего не предпримем в самое ближайшее время, то окажемся в роли сторонних наблюдателей. Если это произойдет, то ты быстро поймешь, что с ними гораздо тяжелее вести дела, чем с нами.
   — Так ты предлагаешь нам определить, с кем предпочтительнее вести дела: с вами или с коммунистами. А что об этом думают члены профсоюза? Неужели им нечего сказать?
   В голосе Ирвинга зазвучало безразличие:
   — Большинство из них тупицы, смотрят в рот тому, кто больше пообещает. — Он достал из кармана пачку сигарет. — Как раз сейчас они склоняются в сторону коммунистов.
   Ирвинг прикурил и, когда убирал зажигалку обратно в карман, она тускло сверкнула золотом, а откинувшаяся пола пиджака обнажила черную рукоятку револьвера, висевшего в плечевой кобуре.
   Вот как оно получилось — золотые зажигалки и револьверы. И два парня из нью-йоркского Ист-Сайда, стоящие в теплый весенний вечер под небом Калифорнии и говорящие о деньгах, власти и коммунизме.
   — Чего ты хочешь от меня? — спросил Дэвид.
   Ирвинг швырнул сигарету в урну.
   — Коммунисты требуют повышения заработной платы на двадцать пять центов в час и тридцатипятичасовую неделю. Нас устроит повышение на пять центов сейчас и на пять центов в будущем году, и рабочая неделя тридцать семь с половиной часов. — Он посмотрел Дэвиду прямо в глаза. — Дэн Пирс сказал, что решение этого вопроса не в его власти и что он не может связаться с Кордом. Я ждал три месяца, больше ждать не могу. Начнется забастовка — потеряете вы и потеряем мы, но вы потеряете больше. А выиграют от этого только коммунисты.
   Дэвид колебался. Для заключения подобного соглашения у него было власти не больше, чем у Пирса, но уже не оставалось времени, чтобы дожидаться Джонаса. Понравится это Джонасу или нет, но он примет решение.
   — Договорились, — выдохнул Дэвид.
   Ирвинг улыбнулся, обнажив белые зубы, и легонько похлопал Дэвида по плечу.
   — Отлично, парень, — сказал он. — Я так и думал, что не составит большого труда убедить тебя. Завтра стачечный комитет встретится с Пирсом. Пусть сделают заявление. — Он повернулся к Розе. — Извините за доставленное беспокойство, доктор. Рад был увидеть вас.
   — Все в порядке, мистер Шварц.
   Дэвид и Роза посмотрели вслед Ирвингу, который перешел улицу и сел в кадиллак с откидывающимся верхом. Он завел мотор и, посмотрев на них, крикнул:
   — Эй! А знаете что?
   — Что? — спросил Дэвид.
   — Как сказала бы твоя мама, вы составляете хорошую пару.
   Дэвид посмотрел вслед удаляющемуся автомобилю, потом повернулся к Розе. Ему показалось, что она слегка покраснела. Он взял ее за руку.
   — Моя машина на другой стороне улицы. — Почти всю дорогу до госпиталя Роза молчала. — Вас что-то беспокоит, доктор? — спросил Дэвид.
   — Ну вот, теперь и вы, — ответила она. — Все называют меня доктором, а мне хочется, чтобы вы называли меня Роза.
   Дэвид улыбнулся.
   — О чем вы задумались, Роза?
   Она перевела взгляд на приборный щиток.
   — Ведь мы приехали в Америку, чтобы скрыться от них.
   — От кого от них? — спросил Дэвид.
   — Они такие же, как и в Германии, — раздраженно сказала она. — Фашисты. Гангстеры. Они действительно одинаковы и говорят те же самые вещи. Иди с нами, иначе попадешь к коммунистам. С нами проще, поэтому ты должен иметь дело с нами. Но что будет, когда вы обнаружите, что они все отняли у вас. Именно так они и действуют в Германии — спасают всех от коммунистов.
   — Вы думаете, что мой друг Ирвинг Шварц фашист?
   Роза посмотрела на Дэвида.
   — Нет, ваш друг не фашист, — серьезно ответила она, — но им тоже движет жажда власти. Ваш друг очень опасный человек. Он носит револьвер, вы знаете об этом?
   — Я видел, — кивнул Дэвид.
   — Интересно, что бы он сделал, если бы вы отказались? — мягко сказала Роза.
   — Да ничего. Остроносый не стал бы вредить мне.
   Он снова поймал на себе взгляд ее серых глаз.
   — Нет, я не имею в виду револьвер, — быстро сказала она. — Против вас у него есть другое оружие, экономическое оружие, способное развалить ваше дело. И все же мужчина не будет носить револьвер, если рано или поздно не собирается применить его.
   Дэвид остановил машину перед больницей.
   — А как, вы думаете, я должен был поступить? Отказаться от соглашения с Ирвингом и разрушить все, для чего работал все эти годы? Обмануть надежды вкладчиков? Выгнать служащих на улицу в поисках работы? Это я должен был сделать? Разве я виноват в том, что у наших служащих не хватает мозгов выбрать достойных представителей и следить, чтобы в профсоюзе велась честная игра?
   Роза внезапно наклонилась и накрыла своими руками его руки, лежащие на руле. Руки у нее были сильными и теплыми.
   — Конечно, это не ваша вина, — быстро сказала она. — Вы поступили правильно.
   По длинной лестнице спустился привратник и открыл дверцу машины.
   — Добрый вечер, доктор Штрассмер.
   — Добрый вечер, Портер, — сказала Роза, выпрямилась и посмотрела на Дэвида. — Не хотите зайти посмотреть, где я работаю?