Страница:
Последние слова были произнесены так быстро, что Дженни не была уверена, что правильно расслышала их.
— Что вы сказали, мадам? — Дженни даже заикалась от волнения.
— Может быть, ты присядешь, дитя мое? Не надо нервничать, я хочу, чтобы мы подружились.
— Да, мадам, — ответила Дженни и села, нервничая еще больше.
Преподобная мать некоторое время молча смотрела на нее.
— Итак, ты решила стать медсестрой, правда?
— Да, преподобная мать.
— А почему? — спросила вдруг мать Эрнест.
— Почему? — Дженни удивил ее вопрос. — Не знаю, пожалуй, я никогда по-настоящему не задумывалась над этим.
— Сколько тебе лет, дитя мое?
— В следующем месяце, за неделю до выпуска, мне исполнится семнадцать.
— Ты с детских лет мечтала быть медсестрой и помогать больным. Так?
Дженни покачала головой.
— Нет, — искренне ответила она. — До этого момента я никогда серьезно не думала об этом.
— Стать медсестрой довольно тяжело. В колледже Святой Марии у тебя будет очень мало свободного времени. Ты будешь работать и учиться целыми днями и ночевать будешь в колледже. Для посещения семьи у тебя будет всего один выходной в месяц. — Преподобная мать повернула чайную чашку ручкой от себя. — Твоему приятелю это может не понравиться.
— Но у меня нет приятеля, — сказала Дженни.
— Ты ведь приходила на балы с Майклом Халлораном, и ты каждую субботу играешь с ним в теннис. Разве он не твой приятель?
Дженни рассмеялась.
— Нет, преподобная мать, он мне не приятель в привычном смысле этого слова. — Она снова засмеялась, но уже про себя, подумав о долговязом, нескладном юноше, все мысли которого были об ударе слева. — Просто он лучший теннисист в округе, вот и все. Но когда-нибудь я обыграю его, — добавила она.
— В прошлом году ты была капитаном теннисной команды девушек? — Дженни кивнула. — Но в колледже у тебя не будет времени играть в теннис. — Дженни промолчала. — А хотела бы ты быть кем-нибудь еще, кроме медсестры?
Дженни подумала секунду, потом, посмотрев на преподобную мать, сказала:
— Я хотела бы победить Хелин Уиллз в чемпионате США по теннису.
Мать Эрнест рассмеялась. Она смеялась до тех пор, пока сестра Сирил не вернулась с чаем. Тогда она сказала Дженни:
— Победишь. Но я чувствую, что из тебя также получится хорошая медсестра.
3
4
— Что вы сказали, мадам? — Дженни даже заикалась от волнения.
— Может быть, ты присядешь, дитя мое? Не надо нервничать, я хочу, чтобы мы подружились.
— Да, мадам, — ответила Дженни и села, нервничая еще больше.
Преподобная мать некоторое время молча смотрела на нее.
— Итак, ты решила стать медсестрой, правда?
— Да, преподобная мать.
— А почему? — спросила вдруг мать Эрнест.
— Почему? — Дженни удивил ее вопрос. — Не знаю, пожалуй, я никогда по-настоящему не задумывалась над этим.
— Сколько тебе лет, дитя мое?
— В следующем месяце, за неделю до выпуска, мне исполнится семнадцать.
— Ты с детских лет мечтала быть медсестрой и помогать больным. Так?
Дженни покачала головой.
— Нет, — искренне ответила она. — До этого момента я никогда серьезно не думала об этом.
— Стать медсестрой довольно тяжело. В колледже Святой Марии у тебя будет очень мало свободного времени. Ты будешь работать и учиться целыми днями и ночевать будешь в колледже. Для посещения семьи у тебя будет всего один выходной в месяц. — Преподобная мать повернула чайную чашку ручкой от себя. — Твоему приятелю это может не понравиться.
— Но у меня нет приятеля, — сказала Дженни.
— Ты ведь приходила на балы с Майклом Халлораном, и ты каждую субботу играешь с ним в теннис. Разве он не твой приятель?
Дженни рассмеялась.
— Нет, преподобная мать, он мне не приятель в привычном смысле этого слова. — Она снова засмеялась, но уже про себя, подумав о долговязом, нескладном юноше, все мысли которого были об ударе слева. — Просто он лучший теннисист в округе, вот и все. Но когда-нибудь я обыграю его, — добавила она.
— В прошлом году ты была капитаном теннисной команды девушек? — Дженни кивнула. — Но в колледже у тебя не будет времени играть в теннис. — Дженни промолчала. — А хотела бы ты быть кем-нибудь еще, кроме медсестры?
Дженни подумала секунду, потом, посмотрев на преподобную мать, сказала:
— Я хотела бы победить Хелин Уиллз в чемпионате США по теннису.
Мать Эрнест рассмеялась. Она смеялась до тех пор, пока сестра Сирил не вернулась с чаем. Тогда она сказала Дженни:
— Победишь. Но я чувствую, что из тебя также получится хорошая медсестра.
3
Том Дентон почуял неладное в тот момент, когда подошел к окошку кассы получать конверт с заработной платой. Обычно у кассира была наготове шутка насчет того, что он станет отдавать заработную плату жене Тома, и тогда прощай субботнее пиво. Но в этот раз дружеского подтрунивания, которым обычно сопровождалась их еженедельная встреча в течение почти пятнадцати лет, Том не услышал. В этот раз все было по-другому: кассир молча, опустив глаза, просунул конверт под решетку кассового окошка.
Том посмотрел на кассира, потом бросил быстрый взгляд на лица людей, стоявших за ним в очереди. Они тоже все поняли, он догадался об этом по выражению их лиц. Его охватило неловкое чувство стыда. С ним этого не должно было случиться, ведь он проработал на компанию пятнадцать лет. Он опустил глаза и отошел от окошка, зажав в руке конверт с деньгами.
Ему не надо было объяснять, что наступили тяжелые времена. Шел тысяча девятьсот тридцать первый год, и он сам прекрасно видел, что творится вокруг. Списки безработных, очереди за бесплатным питанием, серые, усталые лица людей, садящихся каждое утро в его вагон.
Он уже почти вышел из депо, как вдруг понял, что не может больше ждать. Отойдя в темный угол, он открыл конверт, залез в него дрожащими пальцами. Первым попался этот страшный зеленый бланк уведомления об увольнении. Том смотрел на него и не верил своим глазам. Это, наверное, ошибка, его с кем-то спутали. Ведь он проработал не год, не два, и даже не пять лет. У него было преимущество. Пятнадцать лет. Они ведь не увольняют тех, кто проработал пятнадцать лет, пока не увольняют.
И все-таки они уволили его. Уволили... какая злая насмешка. Наверное, чтобы не попасть под увольнение, следовало согласиться на понижение заработной платы, даже профсоюз советовал им так поступить.
Он сунул конверт в карман, стараясь унять страх, внезапно охвативший его. Что ему теперь делать? Он разбирался только в машинах и забыл другое, что когда-то умел. Единственное, что он неплохо помнил, так это работу подносчика кирпичей, но тогда он был еще молодым.
Том вышел из темного депо на яркий свет и сощурился. В сторонке стояло несколько человек в синей форме. Один окликнул его:
— Дентон! Ты тоже получил?
Том кивнул.
— И мы, — сказал другой мужчина. — Они увольняют работников со стажем потому, что мы больше получаем, с новичками им будет проще.
— Вы уже ходили в профсоюз? — спросил Том.
— Ходили, но вернулись. Там закрыто, сторож сказал, чтобы приходили в понедельник.
— А кто-нибудь звонил Риордану?
Его домашний телефон не отвечает.
— Но кто-то ведь должен знать, где он, — сказал Том. — Пойдемте в профсоюз, и пусть сторож пустит нас в зал. Для чего в конце концов мы платим взносы, если не можем собраться там?
— Хорошая мысль, Том. Что бы там ни было, мы не позволим им уволить пятьдесят пять кадровых работников.
Они всей толпой направились к зданию профсоюза, расположенному в двух кварталах от депо. Том шагал молча, погруженный в свои мысли, он все еще не мог поверить в происшедшее. Десять центов в час было не так уж и много для компании, почему же он должен соглашаться на очередное понижение заработной платы? Это было неправильно. Они должны найти Риордана, ведь он руководитель профсоюза и наверняка знает ответ.
В здании профсоюза не было света. Они подошли к дверям и принялись стучать, пока им не открыл старик сторож.
— Я же сказал вам, ребята, что Риордана нет, — раздался ею раздраженный старческий голос.
— А где он?
— Не знаю, — ответил сторож, пытаясь закрыть дверь. — Шли бы вы лучше, ребята, по домам.
Том просунул ногу в щель и толкнул дверь, сторож отлетел назад и чуть не упал. Толпа прошла в здание вслед за Томом.
— Эй, ребята! Остановитесь! — кричал сторож.
Не обращая на него внимания, они прошли в зал для собраний — большую комнату в конце коридора. К этому моменту их было уже человек тридцать. Войдя в зал, они в нерешительности остановились, не зная, что делать дальше!
— Давайте зайдем в кабинет Риордана, — предложил Том. — Может быть, обнаружим что-нибудь, что подскажет, где его искать.
Кабинет Риордана находился в конце зала и был отделен стеклянной перегородкой. В этот тесный закуток смогло войти всего несколько человек. Том посмотрел на стол профсоюзного лидера, там находились календарь, зеленый блокнот и несколько карандашей. Он стал один за другим выдвигать ящики стола, но обнаружил только карандаши, ведомости взносов и квитанции.
В зале появился сторож.
— Эй, парни! — закричал он. — Если вы не уйдете отсюда, я позвоню в полицию.
— Проваливай, старик, — крикнул ему в ответ мужчина в синей форме кондуктора.
— Да, — закричал другой, — это наш профсоюз. Мы платим взносы и арендную плату, поэтому имеем право находиться здесь.
Сторож выскочил в коридор. Мужчины посмотрели на Тома.
— Что будем делать?
— Может быть, лучше придти в понедельник? — предложил кто-то. — Увидим Риордана и послушаем, что он скажет.
— Нет! — резко возразил Том. — В понедельник никто уже ничего не сможет сделать. Мы должны решить этот вопрос сегодня.
— А как мы можем решить, если Риордана нет?
— Риордан — это еще не весь профсоюз, — сказал Том. — И если мы не можем найти его, то нужно действовать самим. — Он повернулся к одному из мужчин. — Патрик, ты же входишь в правление. Что Риордан обычно делает в таких случаях?
Патрик снял фуражку и почесал седую голову.
— Не знаю, — задумчиво произнес он, — но думаю, что первым делом он бы собрал собрание.
— Хорошо, — согласно кивнул Том. — Возьми несколько человек, идите в депо и скажите дневной смене, чтобы прямо сейчас приходили на собрание.
Толпа возбужденно зашевелилась, и через пару минут несколько человек покинули зал и направились в депо. Остальные остались ждать.
— Если мы собираемся провести собрание, то надо определить повестку дня, — предложил один мужчина. — У них не бывает собраний без повестки дня.
— Повестка дня есть, — ответил Том. — Имеет ли право компания увольнять нас подобным образом.
Все согласно закивали.
— У нас есть права!
— Эти собрания вызывают у меня жажду, — крикнул другой мужчина. — Разговоры ужасно сушат горло.
— Пошлем кого-нибудь за пивом, — раздался голос из задних рядов.
Предложение было принято с энтузиазмом, быстро организовали складчину. Двое мужчин выбрались из зала и по возвращении водрузили на стол, стоящий у стены, бочонок пива.
— Ну вот, теперь можно и о делах поговорить, — сказал один из них, протягивая стакан.
В зале стоял невообразимый шум, собралось более ста человек. Все что-то говорили, кричали. Первый бочонок пива уже давно кончился, но на столе стояло еще два.
Том постучал по столу молоточком, который нашел в одном их ящиков у Риордана.
— Собрание объявляется открытым, — уже в пятый раз прокричал он.
Продолжая стучать по столу молоточком, Том, наконец, привлек внимание людей, сидящих рядом.
— Тихо! — закричали они. — Давайте послушаем, что скажет старина Том.
Шум начал стихать, и все взоры постепенно обратились к нему. Том подождал, пока в зале стало совсем тихо, и нервно покашлял, прочищая горло.
— Мы собрали собрание, потому что сегодня компания уволила пятьдесят человек, но мы не смогли найти Риордана, чтобы он объяснил нам, почему это было сделано. — Он покрутил в руках молоточек. — Но профсоюз, который призван защищать наши права, должен действовать и без Риордана. Люди, уволенные сегодня, — это кадровые работники, и нет причин, чтобы компания не приняла их обратно. — По толпе пробежал шум. — Пока вы пили пиво, ребята, — продолжал Том, — я просмотрел устав, напечатанный в моем профсоюзном билете. Так вот, там говорится, что собрание вправе призвать к забастовке, если на нем присутствует более двадцати пяти членов. У нас здесь больше двадцати пяти членов, и я предлагаю объявить с понедельника забастовку, пока компания не отменит увольнения.
— Забастовка! Забастовка!
— Мы всегда честно служили компании в течение многих лет, и они не имеют права вышвыривать нас на улицу подобным образом.
— Да-а!
— Поосторожнее, Том! Здесь могут быть легавые из компании.
По залу пробежал смех.
— Если здесь есть легавые, — с улыбкой сказал Том, — то пусть бегут к начальству и расскажут, о чем мы здесь говорим. Мы им покажем, что нас нельзя просто так вышвырнуть на улицу. — Все радостно захлопали. Том поднял руку. — А теперь проголосуем. Все, кто за, поднимите руки.
В зале наступила тишина, люди нервно поглядывали друг на друга. Вдруг дверь отворилась и на пороге появился Риордан.
— Кто здесь кричит о забастовке? — громко спросил он.
Все обернулись, с удивлением разглядывая его. Краснолицый, тучный профсоюзный лидер начал пробираться сквозь толпу, его сопровождал гул голосов. Присутствие Риордана внесло облегчение. Люди были уверены, что он объяснит, что надо делать, и все уладит.
— Привет, Том, — сказал Риордан, подходя к столу и протягивая руку. Том пожал ее, так они здоровались впервые.
— Мы пришли сюда, потому что подумали, что профсоюз должен что-то сделать для нас.
Риордан внимательно посмотрел на Тома.
— Конечно, Том, — успокаивающе произнес он. — Я как раз этим и занимался.
Том облегченно вздохнул. Ему казалось, что Риордан должен был рассердиться за их самовольный приход и собрание. Риордан повернулся и поднял руку. В зале наступила тишина.
— Ребята, — сказал Риордан низким голосом, — вы не могли найти меня, потому что, узнав об увольнении, я сразу направился в офис компании. У меня не было времени собрать собрание, но я хочу, чтобы вы знали, что профсоюз сразу занялся этим вопросом. — Раздались одобрительные возгласы, люди смущенно поглядывали друг на друга. — Я хочу поблагодарить Тома Дентона за то, что он собрал вас в этом зале. Это значит, что Том Дентон, как и каждый из вас, понимает, что профсоюз ему друг.
Том покраснел, потому что вновь раздались одобрительные возгласы.
— Я целый день сражался с руководством, — продолжал Риордан, — и добился некоторых уступок. — Раздались оглушительные аплодисменты. Улыбаясь, Риордан поднял руку. — Не спешите радоваться, ребята. Как я сказал, мне удалось заставить их немного отступить, но это только начало, они обещали встретиться со мной в следующем месяце.
— Они примут нас назад? — спросил Том.
Риордан посмотрел на него и снова повернулся к толпе.
— Руководство согласилось вернуть назад десять человек, уволенных на этой неделе. В следующем месяце они примут еще десять человек.
Тревожная тишина повисла в зале, люди нервно переглядывались.
— Но ведь было уволено более пятидесяти человек, — громко сказал Том. — Что значит возвращение десяти человек из пятидесяти?
— Это только начало, Том, — ответил Риордан, — не все сразу.
— Почему? — горячо воскликнул Том. — Ведь уволили-то нас всех сразу.
— Это к делу не относится. Если у компании плохо идут дела, она имеет право увольнять работников.
— Это мы знаем, но мы протестуем против того, каким образом это было сделано. Они не учли стаж, хотя это оговорено в соглашении с профсоюзом. Они уволили тех, кто получал шестьдесят пять центов, и оставили тех, кто получает пятьдесят пять.
— Знаю, — сказал Риордан. Голос его стал жестче. — Но ведь они согласились для начала принять обратно десять человек. Это лучше, чем всем пятидесяти оказаться на улице. — Риордан обратился к толпе: — Десять из вас вернутся на работу, возможно, в следующем месяце, еще десять. Это лучше, чем ничего. Этой забастовкой вы не нанесете никакого ущерба компании. Они сказали, что если будет забастовка, то они только сэкономят деньги.
— Я думаю, нам надо согласиться, — раздался голос из толпы. — Риордан прав, лучше пусть работают десять человек, чем никто.
— Нет! — гневно воскликнул Том, поднимаясь на ноги. — Компания должна принять всех, у нас у всех одинаковые права.
Риордан хрипло рассмеялся.
— Вы слышали, парни? Может быть, вам больше по душе снижение заработной платы?
Толпа загалдела.
— Лично я предпочитаю снижение заработной платы, чем увольнение пятидесяти человек, — сказал Том.
Риордан посмотрел на него, на этот раз в его глазах уже не было дружелюбия. Он был зол с того самого момента, когда ему позвонил управляющий кадрами и посоветовал отправиться на это собрание. Звонок застал его в самый неподходящий момент. Он вылез из кровати и, чертыхаясь, стал натягивать одежду.
— Что случилось, сладкий мой? — спросила женщина.
— Эти чертовы кондукторы собрались в зале и подбивают ребят на забастовку.
— Но этого нельзя допустить, — озабоченно воскликнула любовница Риордана. — Ты ведь обещал компании, что неприятностей не будет.
— Их и не будет, — хрипло ответил он. — Никто не сможет заставить Риордана нарушить слово.
Риордан повернулся к толпе.
— Я предлагаю решить этот вопрос прямо сейчас. Или десять человек возвращаются на работу, или вы объявляете забастовку.
— Подожди минутку, — запротестовал Том.
— Твое предложение уже отклонили, — крикнул Риордан и поднял руку. — Кто за то, чтобы десять человек вернулись на работу, поднимите руку.
Руки подняли почти девяносто человек.
— Кто против?
Кроме Тома, руки подняли еще несколько человек.
— Большинство за. А теперь, парни, возвращайтесь домой к своим женам. В понедельник я сообщу вам, кто будет восстановлен на работе.
Люди начали медленно выходить из зала. Том посмотрел на Риордана, но тот отвел взгляд и, скрывшись в своем кабинете, взялся за телефон.
Том медленно направился к двери. Несколько парней глянули на него и заспешили к выходу, словно боялись столкнуться с ним. Том обернулся, Риордан продолжал разговаривать по телефону.
Ночь была ясной и светлой, с залива дул легкий теплый ветерок. Том задумчиво брел по улице. Его не будет среди тех десяти счастливчиков, которых восстановят на работе. В этом он был уверен, он видел злость в глазах Риордана. Том завернул за угол и пошел в направлении автостоянки. На темной улице ему встретились двое мужчин, один из них остановился.
— Спички есть? — спросил он.
— Есть, — ответил Том и полез в карман. Работы у него уже не было, но спички пока были. Он достал коробок. Внезапно посуровевшие глаза мужчины и звук шагов за спиной были слишком запоздалым предупреждением. Том получил сильный удар в затылок и рухнул на колени. Он потянулся вперед, пытаясь ухватить за ноги мужчину, стоявшего перед ним. Мужчина выругался и пнул его ногой в пах.
Том скорчился от боли и упал на спину, стукнувшись головой о тротуар. Сознание едва теплилось в нем, но он чувствовал, как его избивают. Он скатился с тротуара в канаву. Чья-то рука полезла к нему в карман и ухватила конверт с жалованием. Том предпринял слабую попытку схватить руку.
— Нет, — взмолился он, — пожалуйста, не забирайте. Это мое жалование. Последнее, что у меня есть.
Мужчина хрипло рассмеялся и нанес ему по голове последний удар. Том видел приближающийся к лицу тяжелый ботинок, но уклониться не было сил. В глазах сверкнул яркий взрыв, и, перевернувшись, он уткнулся лицом в грязь. Сквозь боль он услышал журчание воды в канаве и тихонько пошевелил головой. Начал накрапывать дождь.
Том с трудом поднялся на четвереньки, потом на ноги. Избитое тело ныло. Он едва стоял и, чтобы не упасть, ухватился за фонарный столб. Фонарь мигнул и погас, уже почти наступило утро. Недалеко от того места, где он стоял, Том увидел в канаве свою синюю кондукторскую фуражку. Медленно опустившись на колени, он достал ее, вытер пальто и побрел к перекрестку. В витрине аптеки имелось зеркало, и он остановился перед ним, разглядывая себя.
Форма была грязной и рваной, галстук сбился, пуговицы на рубашке отлетели. Поднеся руку к лицу, он ощупал его. Нос распух, один глаз побагровел, кончик языка уперся в острые края сломанных зубов. Он стоял словно в отупении, но постепенно смысл происшедшего стал доходить до него. Это была работа Риордана, Том был уверен в этом. Вот почему Риордан кинулся к телефону, когда он выходил из зала.
Том вдруг понял, что уже никогда не сможет вернуться на прежнюю работу. Риордан проследит за этим. Он стоял и смотрел на себя в зеркало, а по щекам текли слезы. Все было плохо. Все. Теперь у него не было ни работы, ни денег. А хуже всего, что об этом предстояло сообщить жене.
Она не поверила, что он не был пьян. И самое смешное заключалось в том, что в тот вечер он выпил всего один стакан пива.
Том посмотрел на кассира, потом бросил быстрый взгляд на лица людей, стоявших за ним в очереди. Они тоже все поняли, он догадался об этом по выражению их лиц. Его охватило неловкое чувство стыда. С ним этого не должно было случиться, ведь он проработал на компанию пятнадцать лет. Он опустил глаза и отошел от окошка, зажав в руке конверт с деньгами.
Ему не надо было объяснять, что наступили тяжелые времена. Шел тысяча девятьсот тридцать первый год, и он сам прекрасно видел, что творится вокруг. Списки безработных, очереди за бесплатным питанием, серые, усталые лица людей, садящихся каждое утро в его вагон.
Он уже почти вышел из депо, как вдруг понял, что не может больше ждать. Отойдя в темный угол, он открыл конверт, залез в него дрожащими пальцами. Первым попался этот страшный зеленый бланк уведомления об увольнении. Том смотрел на него и не верил своим глазам. Это, наверное, ошибка, его с кем-то спутали. Ведь он проработал не год, не два, и даже не пять лет. У него было преимущество. Пятнадцать лет. Они ведь не увольняют тех, кто проработал пятнадцать лет, пока не увольняют.
И все-таки они уволили его. Уволили... какая злая насмешка. Наверное, чтобы не попасть под увольнение, следовало согласиться на понижение заработной платы, даже профсоюз советовал им так поступить.
Он сунул конверт в карман, стараясь унять страх, внезапно охвативший его. Что ему теперь делать? Он разбирался только в машинах и забыл другое, что когда-то умел. Единственное, что он неплохо помнил, так это работу подносчика кирпичей, но тогда он был еще молодым.
Том вышел из темного депо на яркий свет и сощурился. В сторонке стояло несколько человек в синей форме. Один окликнул его:
— Дентон! Ты тоже получил?
Том кивнул.
— И мы, — сказал другой мужчина. — Они увольняют работников со стажем потому, что мы больше получаем, с новичками им будет проще.
— Вы уже ходили в профсоюз? — спросил Том.
— Ходили, но вернулись. Там закрыто, сторож сказал, чтобы приходили в понедельник.
— А кто-нибудь звонил Риордану?
Его домашний телефон не отвечает.
— Но кто-то ведь должен знать, где он, — сказал Том. — Пойдемте в профсоюз, и пусть сторож пустит нас в зал. Для чего в конце концов мы платим взносы, если не можем собраться там?
— Хорошая мысль, Том. Что бы там ни было, мы не позволим им уволить пятьдесят пять кадровых работников.
Они всей толпой направились к зданию профсоюза, расположенному в двух кварталах от депо. Том шагал молча, погруженный в свои мысли, он все еще не мог поверить в происшедшее. Десять центов в час было не так уж и много для компании, почему же он должен соглашаться на очередное понижение заработной платы? Это было неправильно. Они должны найти Риордана, ведь он руководитель профсоюза и наверняка знает ответ.
В здании профсоюза не было света. Они подошли к дверям и принялись стучать, пока им не открыл старик сторож.
— Я же сказал вам, ребята, что Риордана нет, — раздался ею раздраженный старческий голос.
— А где он?
— Не знаю, — ответил сторож, пытаясь закрыть дверь. — Шли бы вы лучше, ребята, по домам.
Том просунул ногу в щель и толкнул дверь, сторож отлетел назад и чуть не упал. Толпа прошла в здание вслед за Томом.
— Эй, ребята! Остановитесь! — кричал сторож.
Не обращая на него внимания, они прошли в зал для собраний — большую комнату в конце коридора. К этому моменту их было уже человек тридцать. Войдя в зал, они в нерешительности остановились, не зная, что делать дальше!
— Давайте зайдем в кабинет Риордана, — предложил Том. — Может быть, обнаружим что-нибудь, что подскажет, где его искать.
Кабинет Риордана находился в конце зала и был отделен стеклянной перегородкой. В этот тесный закуток смогло войти всего несколько человек. Том посмотрел на стол профсоюзного лидера, там находились календарь, зеленый блокнот и несколько карандашей. Он стал один за другим выдвигать ящики стола, но обнаружил только карандаши, ведомости взносов и квитанции.
В зале появился сторож.
— Эй, парни! — закричал он. — Если вы не уйдете отсюда, я позвоню в полицию.
— Проваливай, старик, — крикнул ему в ответ мужчина в синей форме кондуктора.
— Да, — закричал другой, — это наш профсоюз. Мы платим взносы и арендную плату, поэтому имеем право находиться здесь.
Сторож выскочил в коридор. Мужчины посмотрели на Тома.
— Что будем делать?
— Может быть, лучше придти в понедельник? — предложил кто-то. — Увидим Риордана и послушаем, что он скажет.
— Нет! — резко возразил Том. — В понедельник никто уже ничего не сможет сделать. Мы должны решить этот вопрос сегодня.
— А как мы можем решить, если Риордана нет?
— Риордан — это еще не весь профсоюз, — сказал Том. — И если мы не можем найти его, то нужно действовать самим. — Он повернулся к одному из мужчин. — Патрик, ты же входишь в правление. Что Риордан обычно делает в таких случаях?
Патрик снял фуражку и почесал седую голову.
— Не знаю, — задумчиво произнес он, — но думаю, что первым делом он бы собрал собрание.
— Хорошо, — согласно кивнул Том. — Возьми несколько человек, идите в депо и скажите дневной смене, чтобы прямо сейчас приходили на собрание.
Толпа возбужденно зашевелилась, и через пару минут несколько человек покинули зал и направились в депо. Остальные остались ждать.
— Если мы собираемся провести собрание, то надо определить повестку дня, — предложил один мужчина. — У них не бывает собраний без повестки дня.
— Повестка дня есть, — ответил Том. — Имеет ли право компания увольнять нас подобным образом.
Все согласно закивали.
— У нас есть права!
— Эти собрания вызывают у меня жажду, — крикнул другой мужчина. — Разговоры ужасно сушат горло.
— Пошлем кого-нибудь за пивом, — раздался голос из задних рядов.
Предложение было принято с энтузиазмом, быстро организовали складчину. Двое мужчин выбрались из зала и по возвращении водрузили на стол, стоящий у стены, бочонок пива.
— Ну вот, теперь можно и о делах поговорить, — сказал один из них, протягивая стакан.
В зале стоял невообразимый шум, собралось более ста человек. Все что-то говорили, кричали. Первый бочонок пива уже давно кончился, но на столе стояло еще два.
Том постучал по столу молоточком, который нашел в одном их ящиков у Риордана.
— Собрание объявляется открытым, — уже в пятый раз прокричал он.
Продолжая стучать по столу молоточком, Том, наконец, привлек внимание людей, сидящих рядом.
— Тихо! — закричали они. — Давайте послушаем, что скажет старина Том.
Шум начал стихать, и все взоры постепенно обратились к нему. Том подождал, пока в зале стало совсем тихо, и нервно покашлял, прочищая горло.
— Мы собрали собрание, потому что сегодня компания уволила пятьдесят человек, но мы не смогли найти Риордана, чтобы он объяснил нам, почему это было сделано. — Он покрутил в руках молоточек. — Но профсоюз, который призван защищать наши права, должен действовать и без Риордана. Люди, уволенные сегодня, — это кадровые работники, и нет причин, чтобы компания не приняла их обратно. — По толпе пробежал шум. — Пока вы пили пиво, ребята, — продолжал Том, — я просмотрел устав, напечатанный в моем профсоюзном билете. Так вот, там говорится, что собрание вправе призвать к забастовке, если на нем присутствует более двадцати пяти членов. У нас здесь больше двадцати пяти членов, и я предлагаю объявить с понедельника забастовку, пока компания не отменит увольнения.
— Забастовка! Забастовка!
— Мы всегда честно служили компании в течение многих лет, и они не имеют права вышвыривать нас на улицу подобным образом.
— Да-а!
— Поосторожнее, Том! Здесь могут быть легавые из компании.
По залу пробежал смех.
— Если здесь есть легавые, — с улыбкой сказал Том, — то пусть бегут к начальству и расскажут, о чем мы здесь говорим. Мы им покажем, что нас нельзя просто так вышвырнуть на улицу. — Все радостно захлопали. Том поднял руку. — А теперь проголосуем. Все, кто за, поднимите руки.
В зале наступила тишина, люди нервно поглядывали друг на друга. Вдруг дверь отворилась и на пороге появился Риордан.
— Кто здесь кричит о забастовке? — громко спросил он.
Все обернулись, с удивлением разглядывая его. Краснолицый, тучный профсоюзный лидер начал пробираться сквозь толпу, его сопровождал гул голосов. Присутствие Риордана внесло облегчение. Люди были уверены, что он объяснит, что надо делать, и все уладит.
— Привет, Том, — сказал Риордан, подходя к столу и протягивая руку. Том пожал ее, так они здоровались впервые.
— Мы пришли сюда, потому что подумали, что профсоюз должен что-то сделать для нас.
Риордан внимательно посмотрел на Тома.
— Конечно, Том, — успокаивающе произнес он. — Я как раз этим и занимался.
Том облегченно вздохнул. Ему казалось, что Риордан должен был рассердиться за их самовольный приход и собрание. Риордан повернулся и поднял руку. В зале наступила тишина.
— Ребята, — сказал Риордан низким голосом, — вы не могли найти меня, потому что, узнав об увольнении, я сразу направился в офис компании. У меня не было времени собрать собрание, но я хочу, чтобы вы знали, что профсоюз сразу занялся этим вопросом. — Раздались одобрительные возгласы, люди смущенно поглядывали друг на друга. — Я хочу поблагодарить Тома Дентона за то, что он собрал вас в этом зале. Это значит, что Том Дентон, как и каждый из вас, понимает, что профсоюз ему друг.
Том покраснел, потому что вновь раздались одобрительные возгласы.
— Я целый день сражался с руководством, — продолжал Риордан, — и добился некоторых уступок. — Раздались оглушительные аплодисменты. Улыбаясь, Риордан поднял руку. — Не спешите радоваться, ребята. Как я сказал, мне удалось заставить их немного отступить, но это только начало, они обещали встретиться со мной в следующем месяце.
— Они примут нас назад? — спросил Том.
Риордан посмотрел на него и снова повернулся к толпе.
— Руководство согласилось вернуть назад десять человек, уволенных на этой неделе. В следующем месяце они примут еще десять человек.
Тревожная тишина повисла в зале, люди нервно переглядывались.
— Но ведь было уволено более пятидесяти человек, — громко сказал Том. — Что значит возвращение десяти человек из пятидесяти?
— Это только начало, Том, — ответил Риордан, — не все сразу.
— Почему? — горячо воскликнул Том. — Ведь уволили-то нас всех сразу.
— Это к делу не относится. Если у компании плохо идут дела, она имеет право увольнять работников.
— Это мы знаем, но мы протестуем против того, каким образом это было сделано. Они не учли стаж, хотя это оговорено в соглашении с профсоюзом. Они уволили тех, кто получал шестьдесят пять центов, и оставили тех, кто получает пятьдесят пять.
— Знаю, — сказал Риордан. Голос его стал жестче. — Но ведь они согласились для начала принять обратно десять человек. Это лучше, чем всем пятидесяти оказаться на улице. — Риордан обратился к толпе: — Десять из вас вернутся на работу, возможно, в следующем месяце, еще десять. Это лучше, чем ничего. Этой забастовкой вы не нанесете никакого ущерба компании. Они сказали, что если будет забастовка, то они только сэкономят деньги.
— Я думаю, нам надо согласиться, — раздался голос из толпы. — Риордан прав, лучше пусть работают десять человек, чем никто.
— Нет! — гневно воскликнул Том, поднимаясь на ноги. — Компания должна принять всех, у нас у всех одинаковые права.
Риордан хрипло рассмеялся.
— Вы слышали, парни? Может быть, вам больше по душе снижение заработной платы?
Толпа загалдела.
— Лично я предпочитаю снижение заработной платы, чем увольнение пятидесяти человек, — сказал Том.
Риордан посмотрел на него, на этот раз в его глазах уже не было дружелюбия. Он был зол с того самого момента, когда ему позвонил управляющий кадрами и посоветовал отправиться на это собрание. Звонок застал его в самый неподходящий момент. Он вылез из кровати и, чертыхаясь, стал натягивать одежду.
— Что случилось, сладкий мой? — спросила женщина.
— Эти чертовы кондукторы собрались в зале и подбивают ребят на забастовку.
— Но этого нельзя допустить, — озабоченно воскликнула любовница Риордана. — Ты ведь обещал компании, что неприятностей не будет.
— Их и не будет, — хрипло ответил он. — Никто не сможет заставить Риордана нарушить слово.
* * *
Когда он подъехал к зданию профсоюза, злость уже улеглась, но сейчас снова проснулась. Мало того, что ему предстояло серьезное объяснение с женой по поводу того, где он провел субботний вечер, так он, к тому же, был испорчен по прихоти глупых кондукторов и вагоновожатых.Риордан повернулся к толпе.
— Я предлагаю решить этот вопрос прямо сейчас. Или десять человек возвращаются на работу, или вы объявляете забастовку.
— Подожди минутку, — запротестовал Том.
— Твое предложение уже отклонили, — крикнул Риордан и поднял руку. — Кто за то, чтобы десять человек вернулись на работу, поднимите руку.
Руки подняли почти девяносто человек.
— Кто против?
Кроме Тома, руки подняли еще несколько человек.
— Большинство за. А теперь, парни, возвращайтесь домой к своим женам. В понедельник я сообщу вам, кто будет восстановлен на работе.
Люди начали медленно выходить из зала. Том посмотрел на Риордана, но тот отвел взгляд и, скрывшись в своем кабинете, взялся за телефон.
Том медленно направился к двери. Несколько парней глянули на него и заспешили к выходу, словно боялись столкнуться с ним. Том обернулся, Риордан продолжал разговаривать по телефону.
Ночь была ясной и светлой, с залива дул легкий теплый ветерок. Том задумчиво брел по улице. Его не будет среди тех десяти счастливчиков, которых восстановят на работе. В этом он был уверен, он видел злость в глазах Риордана. Том завернул за угол и пошел в направлении автостоянки. На темной улице ему встретились двое мужчин, один из них остановился.
— Спички есть? — спросил он.
— Есть, — ответил Том и полез в карман. Работы у него уже не было, но спички пока были. Он достал коробок. Внезапно посуровевшие глаза мужчины и звук шагов за спиной были слишком запоздалым предупреждением. Том получил сильный удар в затылок и рухнул на колени. Он потянулся вперед, пытаясь ухватить за ноги мужчину, стоявшего перед ним. Мужчина выругался и пнул его ногой в пах.
Том скорчился от боли и упал на спину, стукнувшись головой о тротуар. Сознание едва теплилось в нем, но он чувствовал, как его избивают. Он скатился с тротуара в канаву. Чья-то рука полезла к нему в карман и ухватила конверт с жалованием. Том предпринял слабую попытку схватить руку.
— Нет, — взмолился он, — пожалуйста, не забирайте. Это мое жалование. Последнее, что у меня есть.
Мужчина хрипло рассмеялся и нанес ему по голове последний удар. Том видел приближающийся к лицу тяжелый ботинок, но уклониться не было сил. В глазах сверкнул яркий взрыв, и, перевернувшись, он уткнулся лицом в грязь. Сквозь боль он услышал журчание воды в канаве и тихонько пошевелил головой. Начал накрапывать дождь.
Том с трудом поднялся на четвереньки, потом на ноги. Избитое тело ныло. Он едва стоял и, чтобы не упасть, ухватился за фонарный столб. Фонарь мигнул и погас, уже почти наступило утро. Недалеко от того места, где он стоял, Том увидел в канаве свою синюю кондукторскую фуражку. Медленно опустившись на колени, он достал ее, вытер пальто и побрел к перекрестку. В витрине аптеки имелось зеркало, и он остановился перед ним, разглядывая себя.
Форма была грязной и рваной, галстук сбился, пуговицы на рубашке отлетели. Поднеся руку к лицу, он ощупал его. Нос распух, один глаз побагровел, кончик языка уперся в острые края сломанных зубов. Он стоял словно в отупении, но постепенно смысл происшедшего стал доходить до него. Это была работа Риордана, Том был уверен в этом. Вот почему Риордан кинулся к телефону, когда он выходил из зала.
Том вдруг понял, что уже никогда не сможет вернуться на прежнюю работу. Риордан проследит за этим. Он стоял и смотрел на себя в зеркало, а по щекам текли слезы. Все было плохо. Все. Теперь у него не было ни работы, ни денег. А хуже всего, что об этом предстояло сообщить жене.
Она не поверила, что он не был пьян. И самое смешное заключалось в том, что в тот вечер он выпил всего один стакан пива.
4
— Ты опять собираешься целый день сидеть с газетой и размышлять, какая работа тебе лучше всего подходит? — ехидно спросила Элен Дентон.
Она с мрачным видом заворачивала в вощеную бумагу завтрак для Дженни. Том промолчал и снова уставился в газету. В этот момент в комнату вошла Дженни.
— Доброе утро, — весело сказала она.
— Доброе утро, — с улыбкой ответил отец, — как себя чувствует сегодня мой медвежонок?
— Отлично, папа. — Это была их обычная шутка. В прошлом месяце Дженни поступила на работу машинисткой в страховую компанию. Это произошло через пять недель после того, как он потерял работу, и через две недели после окончания ею Школы Милосердия.
— В ближайшие несколько недель я подыщу работу, — сказал отец, — и тогда ты, как и планировала, сможешь учиться в колледже Святой Марии.
— Ты слишком сильно накрасила губы, Дженни, — заметила мать, — сотри немного помады.
Том посмотрел на дочь. Губы у нее были накрашены совсем несильно, гораздо меньше, чем у девушек, которых ему приходилось видеть по утрам во время работы.
— Ах, мама, — возразила Дженни, — я теперь работаю в офисе, а не хожу в школу, и должна выглядеть прилично.
— Вот именно, прилично, а ты намалевалась.
— Послушай, Элен, оставь девочку в покое, — спокойно сказал Том.
Жена сердито посмотрела на него.
— Когда будешь приносить деньги, чтобы кормить семью, тогда и говорить будешь.
Том помрачнел, чувствуя, что краснеет. Дженни сочувственно улыбнулась ему, но это только расстроило его еще больше. Ему не хотелось, чтобы дочь жалела его. Он крепко стиснул зубы, чтобы не выплеснуть на жену поток накопившейся злобы.
— Сегодня я задержусь, — сказала Дженни, беря со стола бумажную сумку и направляясь к двери. — Пока, мама, — бросила она через плечо. — Пока, папа, желаю тебе сегодня удачи.
Том услышал звук ее торопливых шагов по лестнице и снова погрузился в газету.
— Можно мне еще чашку кофе? — спросил он.
— Нет, хватит с тебя и одной. Ты думаешь, мы можем покупать много кофе на двенадцать долларов в неделю, которые зарабатывает ребенок?
— Но вот же кофе, он уже готов.
— Это останется на завтра на утро, — ответила жена.
Том аккуратно сложил газету, встал и пошел в ванную.
Отвернул кран и стал собирать принадлежности для бритья. Подставив руку под струю, он убедился, что вода холодная.
— Элен! Нет горячей воды для бритья, — крикнул он.
— Значит, брейся холодной, — ответила жена с кухни. — У тебя ведь нет монеты в двадцать пять центов, которую надо опустить в газовый счетчик, а я экономлю газ, чтобы можно было приготовить ванну ребенку.
Том посмотрел на себя в зеркало. Побои на лице уже прошли, но нос был слегка искривлен и не хватало двух передних зубов. Он положил помазок и пошел на кухню.
Элен стояла к нему спиной. Он положил ей руки на плечи и повернул к себе.
— Не трогай меня, Томас Дентон. Не трогай меня, — сказала она.
— Но почему, Элен, почему? — спросил он голосом, полным смирения. — Я же не виноват в том, что произошло. Наверное, на это была воля Божья.
— Воля Божья? — иронически рассмеялась она. — И ты еще рассуждаешь об этом? Ты, который много лет не был в церкви. Если бы ты больше думал о спасении души, чем о субботнем пиве, то Он явил бы тебе свое милосердие.
Том тяжело вздохнул, вернулся в ванную и принялся бриться холодной водой. Элен не всегда была такой язвительной и фанатичной в смысле церкви и священников. Он вспомнил Элен Фитцджералд, ее смеющиеся глаза и танцующую походку — какой она была, когда они познакомились в ирландском танцзале на Дэй-стрит. В тот вечер она была лучше всех: темно-каштановые волосы, голубые глаза, маленькая ножка. Это было в тысяча девятьсот двенадцатом, а через год они поженились. Еще через год родилась Дженни.
Он уже тогда работал кондуктором, а когда вернулся с войны, они переехали в эту квартиру. На следующий год у них родился сын.
Бедный маленький Томми. Он прожил совсем недолго и умер в возрасте двух лет. Дженни тогда было восемь, и она не поняла, что произошло с братом. А Элен нашла успокоение в тишине церковных сводов, и каждый день, отправляясь в церковь, брала с собой дочь. Сначала Том не обращал на это внимания, пристрастие Элен к церкви не внушало ему опасений, и он надеялся, что оно скоро пройдет.
Но оно не прошло. Том понял это, когда однажды ночью попытался приласкать жену, но встретил холодный отпор. Он прикоснулся к ее груди под хлопчатобумажной ночной рубашкой, но Элен повернулась к нему спиной.
— В этом месяце ты не исповедовался, — сказала она, — и я не хочу, чтобы ты сделал мне ребенка.
— А кто собирается делать ребенка? — он попытался все обратить в шутку. — Просто я хочу немного любви.
— Тогда это еще хуже, — ее голос глухо прозвучал сквозь подушку. — Это грех, и я не хочу его брать на себя.
— Именно об этом и шепчут тебе твои священники? О том, что ты должна отвергать своего мужа? — Элен промолчала. Том ухватил ее за плечо и попытался силой повернуть к себе. — Это так? — резко спросил он.
— Священники ничего мне не говорили, это я сама решила. Я достаточно хорошо знаю Библию, чтобы отличить хорошее от плохого. И перестань кричать, ты разбудишь Дженни.
— Я перестану кричать, — ответил Том. Тепло ее плеча передалось его рукам, он задрожал, словно в лихорадке, и взял ее силой. Оргазм сотряс его тело, и Том замер, тяжело дыша и смотря жене прямо в глаза.
Она лежала молча, не двигаясь, совершенно равнодушная, как и все время, пока он насиловал ее. Тело его дернулось в последний раз, и тогда она заговорила. Ему показалось, что ее спокойный, бесстрастный голос, звучавший откуда-то издалека, был обращен вовсе не к нему.
— Ты выпустил всю эту мерзость в меня?
Том почувствовал боль внизу живота, посмотрел на жену и скатился с нее на свою половину кровати.
— Да, я кончил в тебя, — равнодушно ответил он.
Элен поднялась с кровати и опустилась на колени на маленький коврик перед Распятием. В темноте Том почувствовал, как она повернула к нему лицо.
Она с мрачным видом заворачивала в вощеную бумагу завтрак для Дженни. Том промолчал и снова уставился в газету. В этот момент в комнату вошла Дженни.
— Доброе утро, — весело сказала она.
— Доброе утро, — с улыбкой ответил отец, — как себя чувствует сегодня мой медвежонок?
— Отлично, папа. — Это была их обычная шутка. В прошлом месяце Дженни поступила на работу машинисткой в страховую компанию. Это произошло через пять недель после того, как он потерял работу, и через две недели после окончания ею Школы Милосердия.
— В ближайшие несколько недель я подыщу работу, — сказал отец, — и тогда ты, как и планировала, сможешь учиться в колледже Святой Марии.
— Ты слишком сильно накрасила губы, Дженни, — заметила мать, — сотри немного помады.
Том посмотрел на дочь. Губы у нее были накрашены совсем несильно, гораздо меньше, чем у девушек, которых ему приходилось видеть по утрам во время работы.
— Ах, мама, — возразила Дженни, — я теперь работаю в офисе, а не хожу в школу, и должна выглядеть прилично.
— Вот именно, прилично, а ты намалевалась.
— Послушай, Элен, оставь девочку в покое, — спокойно сказал Том.
Жена сердито посмотрела на него.
— Когда будешь приносить деньги, чтобы кормить семью, тогда и говорить будешь.
Том помрачнел, чувствуя, что краснеет. Дженни сочувственно улыбнулась ему, но это только расстроило его еще больше. Ему не хотелось, чтобы дочь жалела его. Он крепко стиснул зубы, чтобы не выплеснуть на жену поток накопившейся злобы.
— Сегодня я задержусь, — сказала Дженни, беря со стола бумажную сумку и направляясь к двери. — Пока, мама, — бросила она через плечо. — Пока, папа, желаю тебе сегодня удачи.
Том услышал звук ее торопливых шагов по лестнице и снова погрузился в газету.
— Можно мне еще чашку кофе? — спросил он.
— Нет, хватит с тебя и одной. Ты думаешь, мы можем покупать много кофе на двенадцать долларов в неделю, которые зарабатывает ребенок?
— Но вот же кофе, он уже готов.
— Это останется на завтра на утро, — ответила жена.
Том аккуратно сложил газету, встал и пошел в ванную.
Отвернул кран и стал собирать принадлежности для бритья. Подставив руку под струю, он убедился, что вода холодная.
— Элен! Нет горячей воды для бритья, — крикнул он.
— Значит, брейся холодной, — ответила жена с кухни. — У тебя ведь нет монеты в двадцать пять центов, которую надо опустить в газовый счетчик, а я экономлю газ, чтобы можно было приготовить ванну ребенку.
Том посмотрел на себя в зеркало. Побои на лице уже прошли, но нос был слегка искривлен и не хватало двух передних зубов. Он положил помазок и пошел на кухню.
Элен стояла к нему спиной. Он положил ей руки на плечи и повернул к себе.
— Не трогай меня, Томас Дентон. Не трогай меня, — сказала она.
— Но почему, Элен, почему? — спросил он голосом, полным смирения. — Я же не виноват в том, что произошло. Наверное, на это была воля Божья.
— Воля Божья? — иронически рассмеялась она. — И ты еще рассуждаешь об этом? Ты, который много лет не был в церкви. Если бы ты больше думал о спасении души, чем о субботнем пиве, то Он явил бы тебе свое милосердие.
Том тяжело вздохнул, вернулся в ванную и принялся бриться холодной водой. Элен не всегда была такой язвительной и фанатичной в смысле церкви и священников. Он вспомнил Элен Фитцджералд, ее смеющиеся глаза и танцующую походку — какой она была, когда они познакомились в ирландском танцзале на Дэй-стрит. В тот вечер она была лучше всех: темно-каштановые волосы, голубые глаза, маленькая ножка. Это было в тысяча девятьсот двенадцатом, а через год они поженились. Еще через год родилась Дженни.
Он уже тогда работал кондуктором, а когда вернулся с войны, они переехали в эту квартиру. На следующий год у них родился сын.
Бедный маленький Томми. Он прожил совсем недолго и умер в возрасте двух лет. Дженни тогда было восемь, и она не поняла, что произошло с братом. А Элен нашла успокоение в тишине церковных сводов, и каждый день, отправляясь в церковь, брала с собой дочь. Сначала Том не обращал на это внимания, пристрастие Элен к церкви не внушало ему опасений, и он надеялся, что оно скоро пройдет.
Но оно не прошло. Том понял это, когда однажды ночью попытался приласкать жену, но встретил холодный отпор. Он прикоснулся к ее груди под хлопчатобумажной ночной рубашкой, но Элен повернулась к нему спиной.
— В этом месяце ты не исповедовался, — сказала она, — и я не хочу, чтобы ты сделал мне ребенка.
— А кто собирается делать ребенка? — он попытался все обратить в шутку. — Просто я хочу немного любви.
— Тогда это еще хуже, — ее голос глухо прозвучал сквозь подушку. — Это грех, и я не хочу его брать на себя.
— Именно об этом и шепчут тебе твои священники? О том, что ты должна отвергать своего мужа? — Элен промолчала. Том ухватил ее за плечо и попытался силой повернуть к себе. — Это так? — резко спросил он.
— Священники ничего мне не говорили, это я сама решила. Я достаточно хорошо знаю Библию, чтобы отличить хорошее от плохого. И перестань кричать, ты разбудишь Дженни.
— Я перестану кричать, — ответил Том. Тепло ее плеча передалось его рукам, он задрожал, словно в лихорадке, и взял ее силой. Оргазм сотряс его тело, и Том замер, тяжело дыша и смотря жене прямо в глаза.
Она лежала молча, не двигаясь, совершенно равнодушная, как и все время, пока он насиловал ее. Тело его дернулось в последний раз, и тогда она заговорила. Ему показалось, что ее спокойный, бесстрастный голос, звучавший откуда-то издалека, был обращен вовсе не к нему.
— Ты выпустил всю эту мерзость в меня?
Том почувствовал боль внизу живота, посмотрел на жену и скатился с нее на свою половину кровати.
— Да, я кончил в тебя, — равнодушно ответил он.
Элен поднялась с кровати и опустилась на колени на маленький коврик перед Распятием. В темноте Том почувствовал, как она повернула к нему лицо.