— Я буду молить Богоматерь, чтобы твое семя не прижилось во мне, — хрипло прошептала она.
   Том закрыл глаза и отвернулся. Вот что они сделали с ней, они разрушили их любовь. В нем волной поднялась ярость.
   С тех пор он никогда не ходил в церковь.

5

   В церкви было очень тихо. Элен стояла на коленях перед священной статуей, склонив голову и перебирая в руках четки. Она не молилась, в голове не было никаких мыслей — только спокойствие и пустота. Это позволяло ей полностью отключиться от того мира, который находился за стенами церкви.
   Чувство собственной вины, которое постоянно терзало ее вне этих стен, как бы притуплялось здесь. Маленький Томми лежал в могиле и не упрекал ее за то, что она не уберегла его во время болезни. Ее не мучили воспоминания о том, как ее обнаженное белое тело извивалось от страсти и наслаждения, в то время как ее сын лежал мертвый в этой же комнате.
   Казалось, что у него легкая простуда, которая часто бывает у детей и обычно проходит к утру. Откуда ей было знать, что в тот момент, когда она шептала мужу в ухо нежные слова, мокрота попала сыну в горло и перекрыла доступ воздуха в легкие. Когда Элен встала, чтобы поправить ему одеяло, как она обычно делала это перед тем, как уснуть, то обнаружила, что он похолодел и даже уже посинел. Откуда ей было знать тогда, что это наказание за ее собственные грехи?
   Отец Хадли пытался утешить ее в горе.
   — Не вини себя, дитя мое. Бог дал — Бог взял. Да свершится воля Его.
   Но она чувствовала, что это ее вина. Мысль о том, что она наслаждалась во время греха, терзала ее все больше, и чтобы облегчить душу, Элен наложила на себя обет исповедаться тысячу раз. Однако ласковые, успокаивающие слова священников не приносили облегчения ее душе, потому что это была ее вина, и только она сама могла искупить ее. Здесь же, в тишине церкви, перед статуей Богоматери, она чувствовала спокойствие, опустошенность и забвение.
* * *
   Джонни Борк скучал. Он последний раз затянулся сигаретой с травкой и швырнул окурок в канаву. Прыщавый подросток, стоявший рядом с ним, сказал:
   — Пошли узнаем, не занята ли Тесси.
   — Тесси всегда занята. А потом я слышал, что она наградила одного парня трепаком, так что я туда не сунусь. — Джонас достал очередную сигарету и прикурил. Глаза его нервно бегали, осматривая улицу. — Сегодня я предпочел бы девочку, которую еще никто не трогал.
   — А как ты это сделаешь, Джонни?
   — Есть много способов, Энди, — загадочно произнес Джонни, — есть способы.
   Энди посмотрел на него с любопытством.
   — Ты так говоришь, как будто знаешь их.
   Джонни кивнул и сунул руку в карман.
   — У меня есть кое-что, что поможет трахнуть любую девчонку.
   — Правда, Джонни? — быстро спросил Энди. — А что это?
   Джонни понизил голос.
   — Шпанская мушка.
   — Что-что?
   — Шпанская мушка, болван. Я стащил немного, когда доктор попросил меня побыть в аптеке в его отсутствие.
   Вот это да! — восхищенно произнес Энди. — И это подействует на любую девчонку?
   Джонни кивнул.
   — Конечно. Надо подсыпать порошка немного в питье, и она станет такая горячая, как бисквит из печки.
   Из двери высунулся аптекарь.
   — Джонни, побудь в аптеке, ладно? Мне надо на минутку подняться наверх.
   — Хорошо, доктор.
   Они посмотрели, как аптекарь скрылся за соседней дверью и зашли в помещение аптеки. Джонни встал за прилавок.
   — Как насчет кока-колы, Джонни?
   — Ишь ты, только не бесплатно, если уж я сейчас отвечаю за аптеку. — Джонни принялся лениво открывать и закрывать ящики под прилавком. — Эй, Энди, — позвал он. — Хочешь посмотреть, где доктор хранит презервативы?
   — Конечно, — ответил Энди и тоже прошел за прилавок.
   — Могу я выпить кока-колы, — прозвучал девичий голос со стороны автомата с кока-колой.
   Вид у ребят был такой, словно их застали на месте преступления. Джонни быстро захлопнул ящик.
   — Конечно, Дженни.
   — А где доктор?
   — Поднялся наверх на минутку.
   — Она видела нас, — прошептал Энди, — и видела, что мы разглядывали.
   Подойдя к автомату, Джонни взглянул на девушку. Возможно и видела. На лице Дженни была обычная приветливая улыбка. Он нажал рычаг автомата и стал наблюдать, как струя темной жидкости наполняет стакан.
   — Как дела у чемпиона, Дженни?
   Она пожала плечами.
   — Мы собирались сегодня вечером пойти в кино, но он не вернулся из Беркли. Надеюсь, это не из-за занятий.
   — Да что за него волноваться, — улыбнулся Джонни, — он ведь уже выиграл финальные соревнования.
   Подошел Энди и прошептал дружку на ухо:
   — А на нее это подействует?
   Джонни понял его и внезапно осознал, что никогда по-настоящему не видел Дженни, так как не обращал внимания на девчонок из Школы Милосердия. Дженни поставила недопитый стакан и отошла от прилавка посмотреть журнал. Ему понравилось, как она выглядит в облегающем летнем платье. Джонни никогда не предполагал, что у нее такая большая грудь. Не даром Майк Халлоран ухлестывал за ней. Он резко сунул руку в карман, вытащил небольшой пакетик и высыпал порошок в ее стакан.
   Дженни взяла со стенда журнал и вернулась к автомату. Джонни бросил взгляд на ее стакан. Остатки порошка еще плавали на поверхности. Он схватил стакан, добавил сиропа и пустил струю газированной воды. Подвинув стакан к Дженни, он посмотрел на часы.
   — Тебе, наверное, пора домой, да?
   — Сегодня суббота, — ответила Дженни. — В помещении было так жарко, что я решила прогуляться по воздуху. — Она бросила на прилавок монету в пять центов и взяла из вазы соломинку.
   Джонни напряженно наблюдал за тем, как она пьет.
   — Нормально?
   — Пожалуй, чересчур сладко.
   — Я добавлю немного газировки, — быстро сказал Джонни. — Ну как теперь?
   Дженни отхлебнула.
   — Отлично. Спасибо.
   Он взял монету, подошел к кассе и бросил ее туда.
   — Я видел, что ты сделал, — прошептал Энди.
   — Заткнись.
   Дженни медленно листала журнал и потягивала напиток. Ее стакан наполовину опустел, когда вернулся аптекарь.
   — Все в порядке, Джонни?
   — Конечно, доктор.
   — Спасибо, Джонни, хочешь кока-колы?
   — Нет, спасибо, доктор. До завтра.
   — Зачем ты это сделал? — спросил Энди, когда они вышли на улицу. — Теперь мы не узнаем, как порошок действует.
   — Узнаем, — ответил Джонни, заглядывая в окно аптеки.
   Дженни допила кока-колу и слезла со стула. Вернув журнал обратно на стенд, она вышла на улицу. К ней подошел Джонни.
   — Ты домой, Дженни?
   — Хотела зайти в парк, — сказала с улыбкой Дженни, — может, там попрохладнее от ветра с залива.
   — Не возражаешь, если мы проводим тебя? Делать нам все равно нечего.
   Она подумала, почему это Джонни вдруг предложил проводить ее. Ведь раньше он никогда не обращал на нее внимания.
* * *
   Было уже почти десять вечера, когда Том Дентон вышел из салуна, расположенного напротив депо. Он был здорово пьян. Перейдя улицу, он подошел к воротам депо. Его старушка номер двести двенадцать стояла там. Его старая машина. Но теперь это была уже не его машина, и никогда снова его не будет. Сейчас на ней ездит другой.
   Неужели она не понимает, что когда мужчина ложится в кровать, он хочет получить что-нибудь еще кроме молитвы? Если бы у него в кармане была куча денег, он знал бы куда пойти. Девочки из заведения Мэгги понимали, как обращаться с мужчинами. Он запустил руку в карман и тщательно пересчитал монеты. Тридцать пять центов. Можно вернуться в салун, хватит еще на один стаканчик. Но тогда ему в понедельник снова придется клянчить у Элен.
   Том почувствовал, что хмель начинает улетучиваться, в ярости он запихнул монеты назад в карман. Выпивка не доставляет удовольствия, когда вынужден трястись над каждой монетой. Почти протрезвев, он направился домой.
   Он сидел за столом в темной кухне, когда туда вошла Элен. Она зажгла свет, и Том медленно поднял голову.
   — Не ждала тебя так рано, — сказала она. — Что случилось? У них кончилось виски?
   Он молчал.
   Элен вышла из кухни в тесную прихожую. Он услышал, как открылась и закрылась дверь в комнату дочери. Через минуту жена вернулась в кухню.
   — А где Дженни?
   — Не знаю, может быть, она с Майком?
   — Майк остался в Беркли. Когда я уходила в церковь, Дженни сказала, что сегодня рано ляжет спать.
   — Сегодня жарко, может быть, она вышла подышать?
   — Мне не нравится, что она выходит из дому одна.
   — Не дави на нее, Элен, она уже взрослая девушка.
   Элен сняла с полки чайник, налила в него воды, поставила на плиту и зажгла газ.
   — Хочешь чаю?
   Том удивленно посмотрел на жену. Уже давно она не приглашала его на вечернюю чашку чая. Он кивнул.
   Она вязла чашки, поставила их на стол и села напротив него, ожидая когда закипит чайник. На лице у нее была тревога.
   — Не волнуйся, — сказал Том, пытаясь успокоить ее. — Дженни будет дома с минуты на минуту.
   Элен посмотрела на него и почувствовала, что по щекам у нее текут слезы. Она положила свою руку на руку мужа.
   — Извини, Том. Не знаю, что со мной, но иногда я представляю себе то, что никогда не происходит.
   — Я знаю, Элен, — ласково сказал он, — я знаю.
   Но это произошло. К ним пришли полицейские и сказали, что Дженни нашли в парке изнасилованную и избитую.

6

   Они втроем вышли из церкви на яркий солнечный свет. На них со всех сторон устремились любопытные взгляды. Том почувствовал, как задрожала дочь, краска залила ее лицо, все еще хранившее следы побоев. Она опустила глаза, и они начали спускаться по ступенькам.
   — Выше голову, Дженни-медвежонок, — прошептал Том, — это их сыновьям должно быть стыдно, а не тебе.
   Дженни подняла голову и благодарно улыбнулась ему.
   — И ты тоже, Элен Дентон, — добавил он. — Что ты уставилась в землю?
   В душе Элен чувствовала торжество. Наконец-то ее муж вернулся в лоно церкви. Ей вспомнилось то утро. Она была одета, чтобы идти в церковь, и позвала Дженни. Открыв дверь в ее комнату, Элен увидела, что Дженни сидит в кресле и смотрит в окно.
   — Ты еще не одета, Дженни? — недовольно спросила Элен. — Нам уже пора идти к мессе.
   — Я не пойду, мама, — вяло произнесла Дженни.
   — Но ты не была в церкви с тех пор, как вышла из больницы. Ты совсем не выходишь из дома.
   — Я выходила, мама. — Дженни повернулась к матери, при ярком солнечном свете круги под ее глазами казались еще более темными. — Но все сразу начинали глазеть на меня и перешептываться. Я не могу этого выносить. Не пойду в церковь, не хочу быть для них посмешищем.
   — Ты отвергаешь Спасителя! — горячо воскликнула Элен. — Как же ты получишь прощение за свои грехи, если не будешь ходить в церковь?
   — За какие грехи ребенку нужно прощение? — раздался позади нее голос мужа. Она обернулась к нему и завелась еще больше.
   — Хватит с нас дома и одного предателя церкви, других нам не надо. — Она обернулась к Дженни. — Одевайся, ты еще успеешь со мной.
   — Я не могу, мама, — сказала Дженни. — Я не пойду.
   Элен шагнула к дочери и замахнулась на нее. Внезапно она почувствовала, как железные тиски сомкнулись вокруг ее запястья. Повернув голову, она заглянула мужу в лицо. Его обычно мягкие голубые глаза были холодными и суровыми.
   — Не тронь ребенка, — сказал он. — Ты что, совсем рехнулась?
   Элен некоторое время смотрела на него, потом злость ее внезапно прошла, и Элен разом обмякла. На глазах у нее появились слезы.
   — Отец Хадли просил привести Дженни, он сказал, что будет молиться за нее.
   Том тоже почувствовал, что гнев отхлынул, и отпустил руку жены, которая бессильно упала вдоль ее тела. Он повернулся к дочери.
   — Ты именно поэтому не хочешь идти в церковь, Дженни-медвежонок? Потому что они пялятся на тебя?
   Дженни кивнула.
   — А ты пойдешь, если с тобой пойду я? — вдруг спросил он.
   Дженни посмотрела отцу в глаза и прочла в них любовь.
   — Да, папа.
   — Вот и хорошо, тогда одевайся, а я быстро побреюсь.
   Он резко повернулся и вышел из комнаты. Элен удивленно посмотрела ему вслед, не понимая, что произошло.
   Когда они пробирались к своей скамье, по толпе пронесся удивленный шепот. Краешком глаз Том наблюдал, как все головы поворачиваются в их сторону. Его затрясло от людской жестокости. Он сжал руку дочери и, улыбаясь, опустился на колени и перекрестился.
   Когда они выходили из церкви, ситуация была еще хуже. У любопытных было время собраться на ступеньках церкви под ярким утренним солнцем. Так что им предстояло пройти сквозь строй идиотов.
* * *
   — Вот и все, — сказал Том, когда они завернули за угол.
   Они перешли улицу и пошли по направлению к аптеке, расположенной на перекрестке. Группа подростков, одетых в выходные костюмы, стояла у витрины аптеки и смеялась. Когда они проходили мимо, подростки замолкли и принялись с любопытством разглядывать их. Том обернулся и сердито посмотрел на них. Он услышал, как подростки разом зашептались за его спиной. Один из парней презрительно хмыкнул, другой рассмеялся, и этот грязный смех болью пронзил его сердце. Он резко отпустил руку Дженни и вернулся на угол. Подростки удивленно посмотрели на него, смех застыл у них на губах.
   — Над чем вы смеетесь, ребята? — спросил он. Лицо его было белым от злости. — Скажите, может быть, и я посмеюсь вместе с вами. — Они молча, смущенно смотрели на него. — Уходите отсюда, — тихо сказал Том. — И если я когда-нибудь услышу, что вы смеетесь или дурно говорите обо мне или о ком-нибудь из членов моей семьи, то я приду сюда и вы познакомитесь с моими кулаками.
   Самый высокий из подростков сделал шаг к Тому и посмотрел на него наглыми глазами. Он был немного выше Тома, и на губах его играла презрительная усмешка.
   — Это свободная страна, и мы можем стоять там, где нам нравится.
   Том закипел от возмущения. Он схватил парня за лацканы пиджака и с силой опустил на колени.
   — Значит, это свобода? — закричал он так, что на лбу его вздулись жилы. — Свобода стоять на углу и выбирать, кого изнасиловать вечером? — Он размахнулся и влепил парню пощечину.
   Подросток сжался, спесь моментально слетела с него.
   — За что, мистер Дентон? Ведь это не мы трахнули Дженни.
   От этих слов кровь застыла у Тома в жилах. Он стоял с занесенной рукой и смотрел на парня. Трахнуть Дженни. Они могут так говорить о его дочери, и с этим ничего нельзя поделать. Он медленно опустил руку и резко оттолкнул парня от себя. Оглядел всю компанию, переводя взгляд с одного подростка на другого. Они просто мальчишки, сказал он себе, нельзя ненавидеть всех мальчишек за то, что совершили два подонка. Парень прав, они не виноваты.
   Он почувствовал себя разбитым. Если кто и виноват, так это он. Если бы он был настоящим мужчиной и имел работу, этого, наверное, не случилось бы.
   — Убирайтесь отсюда, — сказал он. — И если кто-нибудь из вас еще раз встретит меня здесь, то пусть лучше перейдет на другую сторону улицы.
   Подростки посмотрели на него, потом друг на друга. Казалось, они жалели его. Вдруг, словно по какой-то таинственной команде, они по одному и по двое стали расходиться. Через несколько минут Том остался один. Он стоял, пытаясь унять внезапно охватившую его дрожь. Потом побрел к углу, где его ожидали жена с дочерью.
   — Вот и все, — сказал он второй раз за утро, взял Дженни за руку, и они пошли к дому. Но хотя Том и сказал, что все кончено, он знал, что это не кончено и не будет кончено до тех пор, пока он будет жить и помнить.
* * *
   Холодный сентябрьский ветер напоминал о наступлении осени. Через окно троллейбуса Дженни посмотрела на остановку. Отец стоял под фонарем, ожидая ее. Теперь он встречал ее каждый вечер. Троллейбус остановился, и Дженни вышла.
   — Привет, папа.
   — Привет, Дженни-медвежонок.
   Они пошли к дому. Дженни старалась шагать в ногу с отцом.
   — Ну как, удачно сегодня?
   Том покачал головой.
   — Не понимаю, нигде нет работы.
   — Может быть, завтра будет.
   — Надеюсь, — сказал он. — Может быть, после выборов кое-что изменится. Рузвельт говорит, что правительство должно заняться вопросом занятости рабочих, что крупные корпорации оказались не в состоянии его решить. Он больше заботится о рабочих, чем Гувер с республиканцами. — Том взглянул на дочь. — Как прошел сегодня день?
   — Нормально.
   На самом деле она чувствовала себя в конторе не очень уютно. При входе и выходе возле ее стола останавливались агенты различных компаний. Иногда они просто болтали о пустяках, а иногда пытались назначить свидание. Может быть, если бы все было иначе, она бы когда и приняла их приглашение. Но теперь, глядя через стол в их глаза, она знала, о чем они думают. И вежливо отказывалась. Некоторые смущались и даже краснели, так как понимали, что она прочитала их мысли.
   — Тебе не стоит встречать меня каждый вечер, папа, — сказала Дженни. — Я не боюсь возвращаться домой одна.
   — Я знаю, что не боишься, я понял это в первый же вечер, когда пришел встречать тебя. Но мне этого хочется. Ведь это единственный момент за целый день, когда я ощущаю, что действительно что-то делаю.
   Дженни не ответила, и они некоторое время шагали молча.
   — Ты хочешь, чтобы я перестал?
   — Нет, если хочешь, то встречай, папа.
   Они подошли к дому и начали подниматься по лестнице. Отец взял ее за руку.
   — Давай не пойдем пока, Дженни-медвежонок. Посидим немного здесь и поговорим.
   Дженни посмотрела на отца, лицо его было серьезным.
   — Что случилось, папа?
   — Я не говорил об этом маме. Сегодня я ходил к отцу Хадли.
   — Да?
   — Он не пойдет в суд засвидетельствовать твое благопристойное поведение. Он сказал, что это против правил церкви. Сестры из школы тоже отказались.
   — Ох! — воскликнула она. К горлу подступил комок. Значит, адвокат был прав. Он пришел к ним месяц назад, маленький человек со скользкими глазами. Уселся за кухонный стол и внимательно посмотрел на них.
   — Мистер Бурк и мистер Таннер поручили мне встретиться с вами, — сказал он. — Думаю, вы понимаете, как они сожалеют об этой оши... — он быстро взглянул на Дженни и отвел взгляд, — об этом инциденте, и они хотели бы уладить это дело, если возможно.
   Лицо отца покраснело от злости.
   — Прежде всего, мистер О'Конор, инцидент, о котором вы упомянули, вовсе не был инцидентом, два парня изна...
   Адвокат вскинул руку, обрывая его.
   — Мы знаем, что они сделали. Но посудите сами, мистер Дентон, этот суд только привлечет еще больше внимания к вашей дочери, а кроме того, ей будет неприятно опять вспоминать об этом. А что если суд признает ребят невиновными?
   Том рассмеялся.
   — Невиновными? Я был в участке, когда полицейские привели их. Я слышал, как они плакали и лепетали, что страшно сожалеют о том, что натворили.
   — Совсем неважно, что они говорили тогда, мистер Дентон. Будет учитываться то, что они скажут в суде. А в суде они скажут, что ваша дочь сама попросила их пойти с ней в парк.
   — Пусть попробуют доказать это.
   — Это вам будет трудно опровергнуть их, — сказал адвокат. — Их двое, а ваша дочь одна. И у них будет столько же свидетелей их добропорядочности, сколько должно быть у вашей дочери.
   — Похоже, что собираются судить мою дочь, а не их, — взорвался Том.
   — В данном случае именно так, — кивнул адвокат. — Истец теряет больше, чем ответчик.
   — Репутация моей дочери говорит сама за себя. Отец Хадли из церкви Святого Павла и сестры из Школы Милосердия могут рассказать о моей Дженни.
   Адвокат загадочно улыбнулся.
   — Я сомневаюсь в этом, мистер Дентон, — тихо сказал он, — очень сомневаюсь. — Он посмотрел на Дженни, потом снова на Тома. — От имени своих клиентов я уполномочен предложить вам тысячу долларов, если ваша дочь снимает обвинение с ребят.
   — Я думаю, что вам следует удалиться, — сказал отец, поднимаясь из-за стола.
   Адвокат тоже поднялся. Он вытащил из кармана визитную карточку, положил ее на стол и шагнул к двери.
   — Если вы передумаете, то сможете в любое время связаться со мной.
   — Что мы теперь будем делать, папа, — спросила Дженни, возвращаясь к действительности.
   — Отец Хадли сказал, что он говорил об этом маме еще три недели назад.
   Дженни посмотрела на отца.
   — Так она все знала и не сказал нам?
   Отец кивнул. Дженни охватил озноб. Что же это за Бог который позволяет матери выставить свое дитя на посмешище только для того, чтобы спасти свою совесть.
   — Отец Хадли еще сказал, что место в колледже Святой Марии ждет тебя, если ты этого хочешь.
   Внезапно Дженни начала смеяться. Они не хотят подтвердить ее добропорядочность, но желают проявить заботу. Она не могла свести эти две линии поведения в одну. Вторая, наверное, была просто компенсацией за первую?
   Том удивленно посмотрел на нее.
   — Над чем ты смеешься?
   Смех оборвался, и Дженни уже серьезно посмотрела на отца.
   — Ни над чем, папа. Я думаю, что тебе нужно позвонить адвокату.
   — Ты хочешь взять тысячу долларов?
   Дженни кивнула.
   — И вакансию в колледже Святой Марии тоже. Так что пока меня не будет, на жизнь вам хватит.
   — Я не возьму твоих денег.
   — Возьмешь, папа, — мягко сказала Дженни. — В конце концов, вернешь, когда найдешь работу и встанешь на ноги.
   Том почувствовал, как по его щекам катятся слезы. Он прижал дочь к себе.
   — Ты любишь меня, Дженни-медвежонок? Ты любишь своего бедного, ничтожного неудачника-отца?
   — Ты же знаешь, что люблю, папа, — быстро ответила она, прижимаясь головой к его груди. Так они и стояли, обнявшись и плача на ступеньках, в тихих, прохладных, осенних сумерках.

7

   В операционной было слышно только слабое жужжание кварцевых ламп над столом. Руки доктора Гранта двигались легко и проворно. Он ловко извлек вполне здоровый аппендикс из тучной женщины, лежащей на операционном столе. В тишине прозвучал его низкий, густой голос:
   — Вот и все. — Он удовлетворенно выдохнул. — Теперь можете зашивать, доктор Лобб.
   Он отвернулся от стола, и одна из сестер быстро вытерла пот с его лица, в то время как другой хирург начал соединять края разреза.
   Дженни посмотрела на сестру Кристофер. Если старшая сестра и поняла, что аппендикс не был воспаленным, то ее темные глаза, выглядывавшие поверх маски, никак не отреагировали на это.
   — Нитку, — сказал доктор Лобб, протягивая руку. Дженни автоматически подала ему нитку. Потом некоторое время она не могла поднять голову, потому что была очень занята, но она была уверена, что сестра Кристофер наблюдает за ней. Но это уже не смущало ее, как вначале, почти три года назад. Через месяц она заканчивает колледж.
   Сестра Кристофер давно приглядывалась к Дженни, которая была одной из лучших учениц в классе. Пожалуй, лишь одна на сотню имела такое призвание к хирургии, как Дженни. Надо было уметь многое, и Дженни умела все. Вид крови не смутил ее даже в первый раз. Действовала она ловко и уверенно, быстро изучила все инструменты и освоила манеру разных хирургов, что позволяло им понимать друг друга без слов.
   И, наконец, последним важным фактором была выносливость. Следует знать, как важно для хирургической сестры быть выносливой. Стоять часами над столом, даже если ноги, бедра и поясница болят от долгого пребывания в полусогнутом состоянии, заражать доктора своей выносливостью, подбадривать его своим видом, не позволяя нарушиться рабочему ритму. Стойко переносить перебои в этом ритме, когда увозят навсегда замолкнувшего пациента, и уметь восстановить ритм, как только привезут нового пациента.
   Доктор Лобб поднял голову и кивнул.
   — Повязку. — Он убрал руки от свежего шва.
   Дженни была готова. Одной рукой она мгновенно наложила повязку, другой взяла со столика липкую ленту и, закрепив края повязки, крепко и аккуратно прижала их. Потом она подняла обе руки в знак того, что все готово.
   Сестра Кристофер кивнула, и санитары быстро завернули пациентку в простынь и перенесли на другой стол. Раздался щелчок, и кварцевые лампы погасли. Плановые утренние операции в колледже Святой Марии были закончены.
* * *
   — Это уже четвертый здоровый аппендикс, который он удалил в течение месяца, — сказала Дженни сквозь шум воды в раковине. — Почему он делает это?
   Молодой хирург рассмеялся.
   — Если за пару взмахов скальпелем пациент готов платить двести пятьдесят долларов, то не стоит с ним спорить.
   — Но он не должен заниматься такими вещами, — прошептала Дженни. — Он великий хирург, из-за этого у него не хватает времени на дело.
   — Конечно, — ответил доктор Лобб, — но даже великим хирургам хочется есть, и нет ничего страшного, если они иногда удаляют здоровые аппендиксы богатым старым ипохондрикам. Тут нет никакого риска. Зато у доктора появляется возможность оплатить свои счета, а у пациента похвастаться перенесенной операцией.
   Лобб выпрямился и взял полотенце.
   — О-о, — предостерегающе произнес он, — великий хирург идет сюда собственной персоной.
   Дженни сняла с крючка полотенце и начала вытирать руки. Позади нее раздался голос:
   — Мисс Дентон?
   Она обернулась.
   — Да, доктор Грант.
   — Насколько я знаю, вы через месяц выпускаетесь.
   — Надеюсь, что так.
   — Думаю, вам не о чем беспокоиться, я только что разговаривал с сестрой Кристофер. Она очень довольна вами, и я тоже.
   — Спасибо.
   — Есть ли у вас планы после выпуска?