Страница:
Моррис промолчал, да я и не ждал от него ответа. Он был из тех, кто не слишком интересуется деньгами, а живет только работой.
Я допил виски и закурил. Конечно, мне не стоило так взрываться при упоминании об отце. В конце концов, никто не станет просто так выбрасывать на ветер миллион.
— Может быть, мне удастся что-нибудь сделать, — сказал Форрестер.
— Думаете, что сможете? — В глазах Морриса промелькнула надежда.
Форрестер пожал плечами.
— Не знаю, попробую.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Это лучший из самолетов, который я когда-либо видел, и я не хочу погубить его из-за стариковской глупости.
— Спасибо, — сказал я. — Мы будем благодарны за все, что вам удастся сделать.
Форрестер улыбнулся.
— Не стоит благодарности. Я из тех старомодных ребят, которые не хотят, чтобы нас застали врасплох.
— Они скоро начнут, — кивнул я. — Как только Гитлер решит, что все готово.
— Когда, вы думаете, это произойдет?
— Через три, может быть, через четыре года. Когда у них будет достаточно подготовленных пилотов и самолетов.
— А откуда они возьмут их, сейчас у них еще ничего нет?
— Найдут. Школы планеристов принимают по десять тысяч человек в месяц, а к концу лета Мессершмитт запустит в производство свой ME-109.
— Генеральный штаб считает, что Гитлер споткнется на «линии Мажино».
— Он не споткнется на ней, он перелетит ее.
Форрестер кивнул.
— Это еще одна из причин уговорить их приобрести ваш самолет. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Вы рассуждаете так, как будто все знаете.
— Это так и есть, — ответил я. — Я был в Германии меньше года назад.
— Да, я помню, читал что-то об этом в газетах, вокруг вашей поездки разразился скандал.
Я рассмеялся.
— Да, было дело. Кое-кто обвинил меня в симпатии к нацистам.
— Это из-за того миллиона долларов, который вы перевели в Рейхсбанк?
Я взглянул на него. Этот Форрестер был отнюдь не так прост, как казалось.
— Наверное, — ответил я. — Понимаете, я перевел туда деньги за день до того, как Рузвельт объявил о запрещении подобных операций.
— Но ведь вы знали, что такое запрещение вот-вот должно появиться. Вы могли спасти свои деньги, подождав всего один день.
— Ждать я не мог, деньги должны были поступить в Германию в определенный день.
— Но почему? Почему вы перевели им деньги, прекрасно понимая, что Германия — это потенциальный враг?
— Это был выкуп за одного еврея.
— Некоторые из моих лучших друзей — евреи, — сказал Форрестер. — Но я не представляю, что за кого-нибудь из них можно было бы заплатить миллион долларов.
Я внимательно посмотрел на него и снова наполнил свой стакан.
— Этот еврей стоил этих денег.
Он явился ко мне в отель в Берлине, где я находился в ходе своей поездки по Европе, и объяснил, чего он хочет. Штрассмер пожелал отказаться от своей доли будущих лицензионных платежей и получить в счет этого миллион долларов. Безусловно, для меня это было выгодно, так как за весь срок действия лицензии его доля составила бы гораздо большую сумму. Поэтому я удивился и поинтересовался, зачем ему это понадобилось.
Он поднялся из кресла и подошел к окну.
— Вы спрашиваете почему, мистер Корд? — спросил он по-английски с сильным акцентом и, вытянув руку, указал на улицу. — Вот почему.
Я тоже подошел к окну. Перед отелем «Адлон» группа парней, почти мальчишек, в коричневых рубашках издевалась над стариком в сюртуке. Пока мы наблюдали, они дважды сталкивали его в сточную канаву. Мы видели, как он лежал на боку, свесив голову в канаву, из носа у него текла кровь. Парни некоторое время стояли, наблюдая за ним, потом, пнув его еще несколько раз, удалились.
Я обернулся и вопросительно посмотрел на Штрассмера.
— Это еврей, мистер Корд, — тихо сказал он.
— Ну и что? Почему он не позвал полицию?
Штрассмер снова показал на улицу. На противоположном углу стояли два полицейских.
— Они видели все, что произошло.
— Но почему они не остановили их?
— У них есть указание не вмешиваться. Гитлер объявил евреев вне закона.
— А каким образом это касается вас?
— Я еврей, — просто ответил он.
Помолчав некоторое время, я достал сигарету и закурил.
— Что вы хотите, чтобы я сделал с деньгами?
— Пусть они будут у вас, пока не получите от меня вестей. — Он улыбнулся. — Жена с дочерью уже в Америке. Буду благодарен, если вы сообщите им, что у меня все в порядке.
— А почему вы не едете к ним? — спросил я.
— Возможно, что такой момент настанет, но я немец, и все-таки надеюсь, что вскоре это безумие закончится.
Но его надежды не сбылись. Это я понял менее, чем через год, сидя в кабинете рейхсмаршала.
— Евреи во всем мире, как и в Германии, обречены, — вежливо сказал он. — Мы, представители нового порядка, понимаем это и приглашаем наших друзей и союзников за океаном присоединиться к нашему крестовому походу. — Я молчал, ожидая, пока он снова заговорит. — Мы, люди воздуха, понимаем друг друга, — сказал он.
— Да, ваше превосходительство, — кивнул я.
— Отлично, — улыбнулся он. — Тогда не будем терять время. — Он взял со стола папку с бумагами. — По новому закону рейха все имущество Отто Штрассмера конфисковано. Мы знаем, что там есть деньги, которые вы приказали ему перевести в Рейхсбанк.
Мне не очень нравится слово «приказал». Я пытался связаться с Отто Штрассмером.
Геринг снова улыбнулся.
— У него было несколько приступов, и сейчас он находится в больнице.
— Я знаю, — ответил я, поднимаясь.
— Третий рейх не забудет своих друзей, — сказал рейхсмаршал и нажал на кнопку на столе.
В дверях появился молодой лейтенант.
— Хайль Гитлер, — крикнул он, выбрасывая руку в нацистском приветствии.
— Хайль Гитлер, — небрежно ответил Геринг и повернулся ко мне.
— Лейтенант Мюллер будет сопровождать вас в поездке на завод Мессершмитта. Надеюсь снова увидеть вас на обеде, герр Корд.
Завод Мессершмитта удивил меня. В области самолетостроения в Штатах не было ничего подобного. Разве что его можно было сравнить с автомобильными конвейерами в Детройте. И когда я взглянул на чертежи МЕ-109, украшавшие кабинет Мессершмитта, то понял, что мы остались в дураках.
Вечером во время обеда Геринг отвел меня в сторонку.
— Ну, что вы скажете о нашем заводе?
— Впечатляет, — сказал я.
Он довольно кивнул.
— Это копия вашего завода в Калифорнии, но, естественно, в увеличенном виде.
— Конечно, — согласился я, удивляясь, как они узнали об этом. Но потом я понял, что никакого секрета здесь нет. Ведь до сих пор у нас не было правительственных заказов и мы выпускали только гражданские самолеты.
Он рассмеялся и отошел, но через минуту вернулся обратно.
— Между прочим, — прошептал он, — фюрер доволен сотрудничеством с вами. Когда я могу сказать ему, что мы получим деньги?
Я посмотрел на него.
— В тот день, когда Отто Штрассмер войдет в мой кабинет в Нью-Йорке.
Геринг удивленно взглянул на меня.
— Вы ставите меня в неловкое положение перед фюрером.
Он будет очень недоволен, услышав, что мы не получим денег.
— В таком случае, зачем расстраивать его? Да и Германии не все ли равно — иметь одним евреем больше или меньше.
— Возможно, что это наилучший выход, — Геринг медленно склонил голову.
— Чем вы теперь собираетесь заняться? — спросил я.
— Прежде всего поеду к семье в Колорадо и отдохну немного. Потом надо будет искать работу, я уже не богатый человек.
Я улыбнулся.
— Идите работать ко мне. Предлагаю вам миллион долларов в счет будущих лицензионных платежей.
Когда он ушел, я дал Моррису указание ускорить работу над КЭ-4. Если предчувствие не обманывало меня — у нас оставалось слишком мало времени. Другое дело, как было убедить в этом военных.
— Я вернусь в город и сделаю несколько звонков в Вашингтон, — сказал он. — У меня еще остались там друзья. Потом попытаюсь опять поговорить с генералом. Возможно, сумею заставить его хотя бы выслушать меня.
— Хорошо, — согласился я, взглянув на часы. Было почти половина первого. Собрание акционеров уже должно было закончиться, и Маккалистер с Пирсом, наверное, вернулись в отель.
— Я назначил на час встречу в отеле «Уолдорф», — сказал я. — Могу вас подвезти.
— Спасибо, — ответил Форрестер, — у меня там за ланчем свидание, которое мне не хотелось бы пропустить.
Он вошел в отель вместе со мной, и мы разошлись: я пошел к лифту, а он в ресторан. Стоя в ожидании лифта, я увидел, как навстречу подполковнику поднялась женщина — та самая, которую я видел на аэродроме. Я был заинтригован. Метрдотель Рико провел их к столику. Я подошел к дверям ресторана и дождался возвращения Рико.
— О, мсье Корд, — улыбнулся он. — Будете обедать?
— Нет, Рико, — сказал я, вкладывая банкнот в его всегда отверстую руку. — У меня вопрос. Кто эта дама с подполковником Форрестером?
Рико понимающе усмехнулся и поцеловал кончики пальцев.
— О, она очаровательна. Это мадам Гэддис, жена генерала.
Возвращаясь к лифту, я оглядел вестибюль. Генерал должен быть где-то здесь. Судя по его отношению к Форрестеру, у них были разногласия не только по поводу самолетов.
Я заметил генерала, когда он проходил через вестибюль в туалет рядом с лифтом. Лицо его было злым и красным. Он выглядел как человек, нуждавшийся в облегчении иного свойства, нежели то, которое он собирался получить там, куда направлялся.
Я подождал, пока за ним закроется дверь, и подошел к лифту. Впервые со времени посадки КЭ-4 в аэропорту Рузвельта я почувствовал себя лучше. Теперь все встало на свои места.
Беспокоиться больше было не о чем. Оставался единственный вопрос — сколько самолетов закупит армия.
3
4
Я допил виски и закурил. Конечно, мне не стоило так взрываться при упоминании об отце. В конце концов, никто не станет просто так выбрасывать на ветер миллион.
— Может быть, мне удастся что-нибудь сделать, — сказал Форрестер.
— Думаете, что сможете? — В глазах Морриса промелькнула надежда.
Форрестер пожал плечами.
— Не знаю, попробую.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Это лучший из самолетов, который я когда-либо видел, и я не хочу погубить его из-за стариковской глупости.
— Спасибо, — сказал я. — Мы будем благодарны за все, что вам удастся сделать.
Форрестер улыбнулся.
— Не стоит благодарности. Я из тех старомодных ребят, которые не хотят, чтобы нас застали врасплох.
— Они скоро начнут, — кивнул я. — Как только Гитлер решит, что все готово.
— Когда, вы думаете, это произойдет?
— Через три, может быть, через четыре года. Когда у них будет достаточно подготовленных пилотов и самолетов.
— А откуда они возьмут их, сейчас у них еще ничего нет?
— Найдут. Школы планеристов принимают по десять тысяч человек в месяц, а к концу лета Мессершмитт запустит в производство свой ME-109.
— Генеральный штаб считает, что Гитлер споткнется на «линии Мажино».
— Он не споткнется на ней, он перелетит ее.
Форрестер кивнул.
— Это еще одна из причин уговорить их приобрести ваш самолет. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Вы рассуждаете так, как будто все знаете.
— Это так и есть, — ответил я. — Я был в Германии меньше года назад.
— Да, я помню, читал что-то об этом в газетах, вокруг вашей поездки разразился скандал.
Я рассмеялся.
— Да, было дело. Кое-кто обвинил меня в симпатии к нацистам.
— Это из-за того миллиона долларов, который вы перевели в Рейхсбанк?
Я взглянул на него. Этот Форрестер был отнюдь не так прост, как казалось.
— Наверное, — ответил я. — Понимаете, я перевел туда деньги за день до того, как Рузвельт объявил о запрещении подобных операций.
— Но ведь вы знали, что такое запрещение вот-вот должно появиться. Вы могли спасти свои деньги, подождав всего один день.
— Ждать я не мог, деньги должны были поступить в Германию в определенный день.
— Но почему? Почему вы перевели им деньги, прекрасно понимая, что Германия — это потенциальный враг?
— Это был выкуп за одного еврея.
— Некоторые из моих лучших друзей — евреи, — сказал Форрестер. — Но я не представляю, что за кого-нибудь из них можно было бы заплатить миллион долларов.
Я внимательно посмотрел на него и снова наполнил свой стакан.
— Этот еврей стоил этих денег.
* * *
Его звали Отто Штрассмер, и он начал свою деятельность инженером по контролю за качеством на одном из многочисленных баварских фарфоровых заводов. От керамики он перешел к пластмассам, и именно он изобрел высокоскоростное литье под давлением, лицензию на которое я приобрел в Германии, а затем продал концерну американских изготовителей. Наша сделка основывалась на лицензионных платежах, но по прошествии нескольких лет Штрассмер захотел изменить условия сделки. Это произошло в 1933 году, сразу после прихода Гитлера к власти.Он явился ко мне в отель в Берлине, где я находился в ходе своей поездки по Европе, и объяснил, чего он хочет. Штрассмер пожелал отказаться от своей доли будущих лицензионных платежей и получить в счет этого миллион долларов. Безусловно, для меня это было выгодно, так как за весь срок действия лицензии его доля составила бы гораздо большую сумму. Поэтому я удивился и поинтересовался, зачем ему это понадобилось.
Он поднялся из кресла и подошел к окну.
— Вы спрашиваете почему, мистер Корд? — спросил он по-английски с сильным акцентом и, вытянув руку, указал на улицу. — Вот почему.
Я тоже подошел к окну. Перед отелем «Адлон» группа парней, почти мальчишек, в коричневых рубашках издевалась над стариком в сюртуке. Пока мы наблюдали, они дважды сталкивали его в сточную канаву. Мы видели, как он лежал на боку, свесив голову в канаву, из носа у него текла кровь. Парни некоторое время стояли, наблюдая за ним, потом, пнув его еще несколько раз, удалились.
Я обернулся и вопросительно посмотрел на Штрассмера.
— Это еврей, мистер Корд, — тихо сказал он.
— Ну и что? Почему он не позвал полицию?
Штрассмер снова показал на улицу. На противоположном углу стояли два полицейских.
— Они видели все, что произошло.
— Но почему они не остановили их?
— У них есть указание не вмешиваться. Гитлер объявил евреев вне закона.
— А каким образом это касается вас?
— Я еврей, — просто ответил он.
Помолчав некоторое время, я достал сигарету и закурил.
— Что вы хотите, чтобы я сделал с деньгами?
— Пусть они будут у вас, пока не получите от меня вестей. — Он улыбнулся. — Жена с дочерью уже в Америке. Буду благодарен, если вы сообщите им, что у меня все в порядке.
— А почему вы не едете к ним? — спросил я.
— Возможно, что такой момент настанет, но я немец, и все-таки надеюсь, что вскоре это безумие закончится.
Но его надежды не сбылись. Это я понял менее, чем через год, сидя в кабинете рейхсмаршала.
— Евреи во всем мире, как и в Германии, обречены, — вежливо сказал он. — Мы, представители нового порядка, понимаем это и приглашаем наших друзей и союзников за океаном присоединиться к нашему крестовому походу. — Я молчал, ожидая, пока он снова заговорит. — Мы, люди воздуха, понимаем друг друга, — сказал он.
— Да, ваше превосходительство, — кивнул я.
— Отлично, — улыбнулся он. — Тогда не будем терять время. — Он взял со стола папку с бумагами. — По новому закону рейха все имущество Отто Штрассмера конфисковано. Мы знаем, что там есть деньги, которые вы приказали ему перевести в Рейхсбанк.
Мне не очень нравится слово «приказал». Я пытался связаться с Отто Штрассмером.
Геринг снова улыбнулся.
— У него было несколько приступов, и сейчас он находится в больнице.
— Я знаю, — ответил я, поднимаясь.
— Третий рейх не забудет своих друзей, — сказал рейхсмаршал и нажал на кнопку на столе.
В дверях появился молодой лейтенант.
— Хайль Гитлер, — крикнул он, выбрасывая руку в нацистском приветствии.
— Хайль Гитлер, — небрежно ответил Геринг и повернулся ко мне.
— Лейтенант Мюллер будет сопровождать вас в поездке на завод Мессершмитта. Надеюсь снова увидеть вас на обеде, герр Корд.
Завод Мессершмитта удивил меня. В области самолетостроения в Штатах не было ничего подобного. Разве что его можно было сравнить с автомобильными конвейерами в Детройте. И когда я взглянул на чертежи МЕ-109, украшавшие кабинет Мессершмитта, то понял, что мы остались в дураках.
Вечером во время обеда Геринг отвел меня в сторонку.
— Ну, что вы скажете о нашем заводе?
— Впечатляет, — сказал я.
Он довольно кивнул.
— Это копия вашего завода в Калифорнии, но, естественно, в увеличенном виде.
— Конечно, — согласился я, удивляясь, как они узнали об этом. Но потом я понял, что никакого секрета здесь нет. Ведь до сих пор у нас не было правительственных заказов и мы выпускали только гражданские самолеты.
Он рассмеялся и отошел, но через минуту вернулся обратно.
— Между прочим, — прошептал он, — фюрер доволен сотрудничеством с вами. Когда я могу сказать ему, что мы получим деньги?
Я посмотрел на него.
— В тот день, когда Отто Штрассмер войдет в мой кабинет в Нью-Йорке.
Геринг удивленно взглянул на меня.
— Вы ставите меня в неловкое положение перед фюрером.
Он будет очень недоволен, услышав, что мы не получим денег.
— В таком случае, зачем расстраивать его? Да и Германии не все ли равно — иметь одним евреем больше или меньше.
— Возможно, что это наилучший выход, — Геринг медленно склонил голову.
* * *
Месяц спустя невысокий немецкий инженер вошел в мой кабинет в Нью-Йорке.— Чем вы теперь собираетесь заняться? — спросил я.
— Прежде всего поеду к семье в Колорадо и отдохну немного. Потом надо будет искать работу, я уже не богатый человек.
Я улыбнулся.
— Идите работать ко мне. Предлагаю вам миллион долларов в счет будущих лицензионных платежей.
Когда он ушел, я дал Моррису указание ускорить работу над КЭ-4. Если предчувствие не обманывало меня — у нас оставалось слишком мало времени. Другое дело, как было убедить в этом военных.
* * *
Я посмотрел через стол на Форрестера.— Я вернусь в город и сделаю несколько звонков в Вашингтон, — сказал он. — У меня еще остались там друзья. Потом попытаюсь опять поговорить с генералом. Возможно, сумею заставить его хотя бы выслушать меня.
— Хорошо, — согласился я, взглянув на часы. Было почти половина первого. Собрание акционеров уже должно было закончиться, и Маккалистер с Пирсом, наверное, вернулись в отель.
— Я назначил на час встречу в отеле «Уолдорф», — сказал я. — Могу вас подвезти.
— Спасибо, — ответил Форрестер, — у меня там за ланчем свидание, которое мне не хотелось бы пропустить.
Он вошел в отель вместе со мной, и мы разошлись: я пошел к лифту, а он в ресторан. Стоя в ожидании лифта, я увидел, как навстречу подполковнику поднялась женщина — та самая, которую я видел на аэродроме. Я был заинтригован. Метрдотель Рико провел их к столику. Я подошел к дверям ресторана и дождался возвращения Рико.
— О, мсье Корд, — улыбнулся он. — Будете обедать?
— Нет, Рико, — сказал я, вкладывая банкнот в его всегда отверстую руку. — У меня вопрос. Кто эта дама с подполковником Форрестером?
Рико понимающе усмехнулся и поцеловал кончики пальцев.
— О, она очаровательна. Это мадам Гэддис, жена генерала.
Возвращаясь к лифту, я оглядел вестибюль. Генерал должен быть где-то здесь. Судя по его отношению к Форрестеру, у них были разногласия не только по поводу самолетов.
Я заметил генерала, когда он проходил через вестибюль в туалет рядом с лифтом. Лицо его было злым и красным. Он выглядел как человек, нуждавшийся в облегчении иного свойства, нежели то, которое он собирался получить там, куда направлялся.
Я подождал, пока за ним закроется дверь, и подошел к лифту. Впервые со времени посадки КЭ-4 в аэропорту Рузвельта я почувствовал себя лучше. Теперь все встало на свои места.
Беспокоиться больше было не о чем. Оставался единственный вопрос — сколько самолетов закупит армия.
3
Больше всего мне хотелось принять душ и поспать, потому что я с пяти утра был на ногах. Раздевшись и швырнув одежду в кресло, я встал под горячие струи. Усталось и напряжение исчезли. Несколько раз звонил телефон, но я не подходил к нему.
Выйдя из ванной, я снял трубку и попросил телефонистку ни с кем не соединять меня до четырех часов.
— Но мистер Макаллистер просил позвонить ему сразу как вы придете, — взмолилась она. — Он сказал, что это очень важно.
— Вы можете соединить нас в четыре часа, — сказал я, положил трубку и, упав на кровать, уснул, как ребенок.
Разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы. Было ровно четыре. Звонил Макаллистер.
— Я пытался дозвониться до тебя весь день. Где тебя черти носят.
— Я спал.
— Спал? — закричал он. — У нас собрание совета директоров в кабинете Нормана. Сейчас мы идем туда.
— Ты не говорил мне об этом.
— А как я, черт возьми, мог сделать это, если твой телефон не отвечал?
В ожидании я закурил сигарету. Через минуту в трубке раздался голос:
— Говорит генерал Гэддис.
— Генерал, это Джонас Корд. Я в номере триста один пятнадцать. Хочу поговорить с вами.
— Нам не о чем говорить, — холодно ответил генерал. — Вы просто молодой грубиян.
— Я собираюсь говорить не столько о наших делах, сколько о вашей жене.
Я услышал, как он заскрипел зубами от ярости.
— О моей жене? Какое она имеет отношение к нашим делам?
— Думаю, что самое непосредственное, генерал. Мы оба знаем, с кем она встретилась сегодня в час в ресторане. Наверное, Министерству обороны не понравится, что основной причиной отказа от КЭ-4 является просто ревность. — В трубке повисла тишина. — Между прочим, генерал, — спросил я, — что вы пьете?
— Виски, — машинально ответил он.
— Отлично. Здесь у меня есть для вас бутылочка. Можем мы встретиться через пятнадцать минут.
Я опустил трубку, не дожидаясь ответа генерала, и позвонил в ресторан. В это время раздался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул я.
Это были Макаллистер и Дэн Пирс. На лице Макаллистера присутствовало обычное озабоченное выражение, но Пирс улыбался во весь рот.
Явился официант и стал накрывать стол в гостиной. Услышав звон приборов, я почувствовал голод. Я ничего не ел с завтрака, поэтому заказал три сэндвича с мясом, бутылку молока, кофейник черного кофе, бутылку шотландского и две бутылки ржаного виски и две порции картофеля по-французски.
— Ну как дела? — поинтересовался я.
— Берни визжал, как резаный поросенок, — улыбнулся Пирс, — но мы быстро осадили его.
— А что насчет его акций?
— Не знаю, Джонас, — сказал Макаллистер, — он не захотел разговаривать с Дэном.
— Но я все-таки поговорил с Дэвидом Вулфом, — быстро вставил Пирс. — Я посоветовал ему убедить старика продать акции, иначе мы разорим компанию.
— У тебя готовы бумаги? — спросил я Макаллистера. Он понял, что я имею в виду заявление о назначении управляющего имуществом банкрота.
— Они в портфеле. Утром перед собранием я посоветовался с нашими здешними адвокатами. Они думают, что сумеют добиться назначения управляющего.
Я посмотрел на него.
— Похоже, что тебя это не очень радует.
— Не очень. Норман крепкий старик, не думаю, что ты легко свалишь его. Он понимает, что ты тоже много потеряешь, разорив его компанию.
— Ко всему прочему он жадный старый ублюдок и не упустит шанса содрать с меня за это хорошие деньги.
— Думаю, ты прав.
— Мы это увидим очень скоро. — Я повернулся к Дэну. — Ты еще не связался с Риной?
Он покачал головой.
— Я пытался, но безуспешно. Дома никто не отвечает, на студии тоже не знают, где она. Я даже связался с Луэллой, но и она не в курсе.
— Ищи, ищи! Я хочу, чтобы она прочитала этот сценарий.
— Я тоже, — сказал Дэн. — Только она может нас вытянуть. Я переманил из «Парамаунт» Де Молля.
— И как отреагировал «Парамаунт»?
— У меня в кармане телеграмма, которую я получил сегодня утром от Цукора.
— Отлично, — сказал я. — С участием Де Молля фильм выйдет и вовсе грандиозный. Цветной, конечно. Но и стоить будет более шести миллионов. Экранизированная история Марии Магдалины под названием «Грешница»!
— А не слишком ли ты торопишься? — спросил Макаллистер. — Что если она не захочет сниматься?
— Захочет, — сказал я. — Зачем, черт возьми, вы думаете мне нужна компания Нормана? Все, что у него есть, это контракт с Риной.
— Но в ее контракте оговорено, что она имеет право одобрить или отклонить сценарий.
— Этот она одобрит. Должна. Эта чертова штука написана специально для нее.
Пришел официант. Я поднялся с кровати. Не успел он уйти, а я уже съел сэндвич с мясом, выпил полбутылки молока и принялся за второй сэндвич. И в это время пришел генерал. Дэн провел его ко мне в спальню, я представил присутствующих друг другу и попросил Дэна и Макаллистера оставить нас вдвоем.
— Присаживайтесь, генерал, — сказал я, когда дверь за ними закрылась. — Налейте себе выпить, бутылка шотландского на столе.
— Нет, спасибо, — твердо ответил генерал, продолжая стоять.
Я пожал плечами и принялся за третий сэндвич. Пора было переходить к делу.
— Вас устроит, если я уговорю Форрестера уйти из армии?
— Почему вы думаете, что мне это нужно?
Жуя сэндвич, я продолжил:
— Не будем играть в прятки, генерал. Я не мальчик, и у меня есть глаза. Все, что мне надо от вас, так это показательные испытания КЭ-4. Маршрут определите сами. Других условий у меня нет.
— Ну так я прямо сейчас и устрою вам их!
Я улыбнулся.
— И еще более возвысите Форрестера в глазах вашей жены?
Я почувствовал, что твердость покидает его. На какое-то мгновение мне стало почти жаль его. Генеральская звезда на погонах ничего не значила. Он был просто стариком, пытающимся удержать молодую женщину. Мне хотелось посоветовать ему не терзать себя. Не будь Форрестера, был бы кто-нибудь другой.
— Пожалуй, я все-таки выпью, — сказал генерал.
— Наливайте.
Он открыл бутылку, плеснул себе приличную дозу, выпил и опустился в кресло напротив меня.
— Не думайте плохо о моей жене, мистер Корд, — произнес он почти извиняющимся тоном. — Просто она молода и впечатлительна.
Меня ему обмануть не удалось, интересно, сумел ли он обмануть себя?
— Я понимаю, генерал.
— Вы знаете, как это бывает у молодых женщин. На них действует слава. Ее можно понять: Форрестеру есть чем гордиться — серебряные крылья, два креста «За храбрость».
Я молча кивнул и налил себе кофе.
— Думаю, что когда она выходила за меня замуж, то полагала, что я солдат, но в скором времени поняла, что я просто торговый агент в мундире. — Он наполнил стакан и посмотрел на меня. — Современная армия — это сложная машина, мистер Корд. За спиной каждого солдата, находящегося на передовой, должно находиться пять или шесть человек в тылу, полностью обеспечивающих его. Я всегда гордился тем, что забочусь о людях.
— Это так и есть, генерал, — сказал я, ставя чашку на стол.
— Вот почему я пришел поговорить с вами, мистер Корд, — произнес он с чувством собственного достоинства, — а не потому, что вы собирались втянуть мою жену в это дело. Просто хотел сказать вам, что группа экспертов будет испытывать ваш самолет завтра утром на аэродроме Рузвельта. Это решение я принял сразу по возвращении в город и позвонил мистеру Моррису, но он, видимо, не смог связаться с вами.
Я удивленно посмотрел на генерала и почувствовал себя виноватым. У меня должно было хватить ума самому позвонить Моррису, прежде чем раскрывать рот.
Легкая улыбка промелькнула на лице генерала.
— Вот видите, мистер Корд. Вам нет нужды сговариваться с Форрестером за моей спиной. Если ваш самолет выдержит испытания, то армия купит его.
Когда дверь за ним закрылась, я зажег сигарету, откинулся на спинку кровати и глубоко затянулся.
Телефонистка разыскала Форрестера в баре.
— Это Джонас Корд, — сказал я. — Я в отеле «Уолдфор», мне необходимо поговорить с вами.
— Мне тоже, — ответил он. — Самолет будут испытывать завтра утром.
— Я уже знаю, об этом и хочу поговорить.
Он появился в моем номере меньше чем через десять минут. Лицо его было красным, и выглядел он так, как будто весь день провел за бутылкой.
— Похоже, что старик прозрел, — сказал он.
— Вы действительно так думаете? — спросил я, пока он наливал себе виски.
— Гэддис может не нравиться вам, но он хорошо знает свое дело.
— Налейте и мне, — попросил я.
Форрестер налил виски в стакан и протянул его мне.
— Думаю, что вам уже хватит ходить в солдатах.
Он уставился на меня.
— Что вы имеете в виду?
— Я думаю, что у «Корд Эркрафт» теперь будет много дел с армией, и мне нужен профессионал, которого знали бы в армии. Он будет заводить друзей, расширять контакты. Вы поняли?
— Понял, — сказал Форрестер. — Например, не встречаться с Вирджинией Гэддис, потому что это может принести вред компании.
— Ну, что-то в этом роде, — тихо сказал я.
Он залпом выпил виски.
— Не думаю, что подойду для этой роли, ведь я с юного возраста служу в ВВС.
— Не зарекайтесь, пока не попробуете. А кроме того, в новом качестве вы сможете принести ВВС больше пользы. Никто не запретит вам опробовать любую идею.
Форрестер посмотрел на меня.
— Кстати, насчет идей. Эта идея ваша или Гэддиса?
— Моя. Она пришла мне в голову сегодня утром после нашей беседы в кабинете Морриса. И в данном случае не имеет значения, купит армия КЭ-4 или нет.
— У меня утром тоже мелькнула идея, — Форрестер внезапно улыбнулся, — я решил, что если вы предложите мне работу, то я соглашусь.
— С какой должности вы хотели бы начать?
— С самой высокой, — немедленно отреагировал Форрестер. — В армии уважают только высокое начальство.
— Согласен, в этом есть смысл. Вы назначаетесь президентом «Корд Эркрафт». Сколько вы хотели бы получать?
— Вы позволили мне выбрать должность, я позволяю вам назначить жалование.
— Двадцать пять тысяч в год плюс расходы.
Форрестер присвистнул.
— Зачем же так много, это в четыре раза больше, чем я получаю сейчас.
— Не забудьте эти слова, когда придете просить прибавки. — Мы оба рассмеялись и выпили. — Моррис сделал кое-какие изменения в самолете, и я хотел бы поговорить об этом перед завтрашними испытаниями, — сказал я.
В это время в спальню вошел Макаллистер.
— Уже почти шесть, Джонас, — объявил он. — Сколько можно заставлять их ждать? Дэн только что говорил с Дэвидом Вулфом. Он сказал, что Норман грозится уйти.
— Я присоединюсь к вам как только надену брюки. — В этот момент зазвонил телефон. — Возьми трубку, — попросил я Макаллистера.
— Так что насчет изменений? — спросил Форрестер.
— Поезжайте на аэродром и обсудите это с Моррисом.
— Это Лос-Анджелес, — сказал Макаллистер, прикрывая рукой трубку. — У нас нет времени.
Я посмотрел на него.
— Скажи, что я уехал на собрание. В течение двух часов меня можно будет найти в кабинете Нормана.
Выйдя из ванной, я снял трубку и попросил телефонистку ни с кем не соединять меня до четырех часов.
— Но мистер Макаллистер просил позвонить ему сразу как вы придете, — взмолилась она. — Он сказал, что это очень важно.
— Вы можете соединить нас в четыре часа, — сказал я, положил трубку и, упав на кровать, уснул, как ребенок.
Разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы. Было ровно четыре. Звонил Макаллистер.
— Я пытался дозвониться до тебя весь день. Где тебя черти носят.
— Я спал.
— Спал? — закричал он. — У нас собрание совета директоров в кабинете Нормана. Сейчас мы идем туда.
— Ты не говорил мне об этом.
— А как я, черт возьми, мог сделать это, если твой телефон не отвечал?
* * *
— Соедините меня с генералом Гэддисом, — сказал я. — Думаю, что он остановился в отеле.В ожидании я закурил сигарету. Через минуту в трубке раздался голос:
— Говорит генерал Гэддис.
— Генерал, это Джонас Корд. Я в номере триста один пятнадцать. Хочу поговорить с вами.
— Нам не о чем говорить, — холодно ответил генерал. — Вы просто молодой грубиян.
— Я собираюсь говорить не столько о наших делах, сколько о вашей жене.
Я услышал, как он заскрипел зубами от ярости.
— О моей жене? Какое она имеет отношение к нашим делам?
— Думаю, что самое непосредственное, генерал. Мы оба знаем, с кем она встретилась сегодня в час в ресторане. Наверное, Министерству обороны не понравится, что основной причиной отказа от КЭ-4 является просто ревность. — В трубке повисла тишина. — Между прочим, генерал, — спросил я, — что вы пьете?
— Виски, — машинально ответил он.
— Отлично. Здесь у меня есть для вас бутылочка. Можем мы встретиться через пятнадцать минут.
Я опустил трубку, не дожидаясь ответа генерала, и позвонил в ресторан. В это время раздался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул я.
Это были Макаллистер и Дэн Пирс. На лице Макаллистера присутствовало обычное озабоченное выражение, но Пирс улыбался во весь рот.
Явился официант и стал накрывать стол в гостиной. Услышав звон приборов, я почувствовал голод. Я ничего не ел с завтрака, поэтому заказал три сэндвича с мясом, бутылку молока, кофейник черного кофе, бутылку шотландского и две бутылки ржаного виски и две порции картофеля по-французски.
— Ну как дела? — поинтересовался я.
— Берни визжал, как резаный поросенок, — улыбнулся Пирс, — но мы быстро осадили его.
— А что насчет его акций?
— Не знаю, Джонас, — сказал Макаллистер, — он не захотел разговаривать с Дэном.
— Но я все-таки поговорил с Дэвидом Вулфом, — быстро вставил Пирс. — Я посоветовал ему убедить старика продать акции, иначе мы разорим компанию.
— У тебя готовы бумаги? — спросил я Макаллистера. Он понял, что я имею в виду заявление о назначении управляющего имуществом банкрота.
— Они в портфеле. Утром перед собранием я посоветовался с нашими здешними адвокатами. Они думают, что сумеют добиться назначения управляющего.
Я посмотрел на него.
— Похоже, что тебя это не очень радует.
— Не очень. Норман крепкий старик, не думаю, что ты легко свалишь его. Он понимает, что ты тоже много потеряешь, разорив его компанию.
— Ко всему прочему он жадный старый ублюдок и не упустит шанса содрать с меня за это хорошие деньги.
— Думаю, ты прав.
— Мы это увидим очень скоро. — Я повернулся к Дэну. — Ты еще не связался с Риной?
Он покачал головой.
— Я пытался, но безуспешно. Дома никто не отвечает, на студии тоже не знают, где она. Я даже связался с Луэллой, но и она не в курсе.
— Ищи, ищи! Я хочу, чтобы она прочитала этот сценарий.
— Я тоже, — сказал Дэн. — Только она может нас вытянуть. Я переманил из «Парамаунт» Де Молля.
— И как отреагировал «Парамаунт»?
— У меня в кармане телеграмма, которую я получил сегодня утром от Цукора.
— Отлично, — сказал я. — С участием Де Молля фильм выйдет и вовсе грандиозный. Цветной, конечно. Но и стоить будет более шести миллионов. Экранизированная история Марии Магдалины под названием «Грешница»!
— А не слишком ли ты торопишься? — спросил Макаллистер. — Что если она не захочет сниматься?
— Захочет, — сказал я. — Зачем, черт возьми, вы думаете мне нужна компания Нормана? Все, что у него есть, это контракт с Риной.
— Но в ее контракте оговорено, что она имеет право одобрить или отклонить сценарий.
— Этот она одобрит. Должна. Эта чертова штука написана специально для нее.
Пришел официант. Я поднялся с кровати. Не успел он уйти, а я уже съел сэндвич с мясом, выпил полбутылки молока и принялся за второй сэндвич. И в это время пришел генерал. Дэн провел его ко мне в спальню, я представил присутствующих друг другу и попросил Дэна и Макаллистера оставить нас вдвоем.
— Присаживайтесь, генерал, — сказал я, когда дверь за ними закрылась. — Налейте себе выпить, бутылка шотландского на столе.
— Нет, спасибо, — твердо ответил генерал, продолжая стоять.
Я пожал плечами и принялся за третий сэндвич. Пора было переходить к делу.
— Вас устроит, если я уговорю Форрестера уйти из армии?
— Почему вы думаете, что мне это нужно?
Жуя сэндвич, я продолжил:
— Не будем играть в прятки, генерал. Я не мальчик, и у меня есть глаза. Все, что мне надо от вас, так это показательные испытания КЭ-4. Маршрут определите сами. Других условий у меня нет.
— Ну так я прямо сейчас и устрою вам их!
Я улыбнулся.
— И еще более возвысите Форрестера в глазах вашей жены?
Я почувствовал, что твердость покидает его. На какое-то мгновение мне стало почти жаль его. Генеральская звезда на погонах ничего не значила. Он был просто стариком, пытающимся удержать молодую женщину. Мне хотелось посоветовать ему не терзать себя. Не будь Форрестера, был бы кто-нибудь другой.
— Пожалуй, я все-таки выпью, — сказал генерал.
— Наливайте.
Он открыл бутылку, плеснул себе приличную дозу, выпил и опустился в кресло напротив меня.
— Не думайте плохо о моей жене, мистер Корд, — произнес он почти извиняющимся тоном. — Просто она молода и впечатлительна.
Меня ему обмануть не удалось, интересно, сумел ли он обмануть себя?
— Я понимаю, генерал.
— Вы знаете, как это бывает у молодых женщин. На них действует слава. Ее можно понять: Форрестеру есть чем гордиться — серебряные крылья, два креста «За храбрость».
Я молча кивнул и налил себе кофе.
— Думаю, что когда она выходила за меня замуж, то полагала, что я солдат, но в скором времени поняла, что я просто торговый агент в мундире. — Он наполнил стакан и посмотрел на меня. — Современная армия — это сложная машина, мистер Корд. За спиной каждого солдата, находящегося на передовой, должно находиться пять или шесть человек в тылу, полностью обеспечивающих его. Я всегда гордился тем, что забочусь о людях.
— Это так и есть, генерал, — сказал я, ставя чашку на стол.
— Вот почему я пришел поговорить с вами, мистер Корд, — произнес он с чувством собственного достоинства, — а не потому, что вы собирались втянуть мою жену в это дело. Просто хотел сказать вам, что группа экспертов будет испытывать ваш самолет завтра утром на аэродроме Рузвельта. Это решение я принял сразу по возвращении в город и позвонил мистеру Моррису, но он, видимо, не смог связаться с вами.
Я удивленно посмотрел на генерала и почувствовал себя виноватым. У меня должно было хватить ума самому позвонить Моррису, прежде чем раскрывать рот.
Легкая улыбка промелькнула на лице генерала.
— Вот видите, мистер Корд. Вам нет нужды сговариваться с Форрестером за моей спиной. Если ваш самолет выдержит испытания, то армия купит его.
Когда дверь за ним закрылась, я зажег сигарету, откинулся на спинку кровати и глубоко затянулся.
Телефонистка разыскала Форрестера в баре.
— Это Джонас Корд, — сказал я. — Я в отеле «Уолдфор», мне необходимо поговорить с вами.
— Мне тоже, — ответил он. — Самолет будут испытывать завтра утром.
— Я уже знаю, об этом и хочу поговорить.
Он появился в моем номере меньше чем через десять минут. Лицо его было красным, и выглядел он так, как будто весь день провел за бутылкой.
— Похоже, что старик прозрел, — сказал он.
— Вы действительно так думаете? — спросил я, пока он наливал себе виски.
— Гэддис может не нравиться вам, но он хорошо знает свое дело.
— Налейте и мне, — попросил я.
Форрестер налил виски в стакан и протянул его мне.
— Думаю, что вам уже хватит ходить в солдатах.
Он уставился на меня.
— Что вы имеете в виду?
— Я думаю, что у «Корд Эркрафт» теперь будет много дел с армией, и мне нужен профессионал, которого знали бы в армии. Он будет заводить друзей, расширять контакты. Вы поняли?
— Понял, — сказал Форрестер. — Например, не встречаться с Вирджинией Гэддис, потому что это может принести вред компании.
— Ну, что-то в этом роде, — тихо сказал я.
Он залпом выпил виски.
— Не думаю, что подойду для этой роли, ведь я с юного возраста служу в ВВС.
— Не зарекайтесь, пока не попробуете. А кроме того, в новом качестве вы сможете принести ВВС больше пользы. Никто не запретит вам опробовать любую идею.
Форрестер посмотрел на меня.
— Кстати, насчет идей. Эта идея ваша или Гэддиса?
— Моя. Она пришла мне в голову сегодня утром после нашей беседы в кабинете Морриса. И в данном случае не имеет значения, купит армия КЭ-4 или нет.
— У меня утром тоже мелькнула идея, — Форрестер внезапно улыбнулся, — я решил, что если вы предложите мне работу, то я соглашусь.
— С какой должности вы хотели бы начать?
— С самой высокой, — немедленно отреагировал Форрестер. — В армии уважают только высокое начальство.
— Согласен, в этом есть смысл. Вы назначаетесь президентом «Корд Эркрафт». Сколько вы хотели бы получать?
— Вы позволили мне выбрать должность, я позволяю вам назначить жалование.
— Двадцать пять тысяч в год плюс расходы.
Форрестер присвистнул.
— Зачем же так много, это в четыре раза больше, чем я получаю сейчас.
— Не забудьте эти слова, когда придете просить прибавки. — Мы оба рассмеялись и выпили. — Моррис сделал кое-какие изменения в самолете, и я хотел бы поговорить об этом перед завтрашними испытаниями, — сказал я.
В это время в спальню вошел Макаллистер.
— Уже почти шесть, Джонас, — объявил он. — Сколько можно заставлять их ждать? Дэн только что говорил с Дэвидом Вулфом. Он сказал, что Норман грозится уйти.
— Я присоединюсь к вам как только надену брюки. — В этот момент зазвонил телефон. — Возьми трубку, — попросил я Макаллистера.
— Так что насчет изменений? — спросил Форрестер.
— Поезжайте на аэродром и обсудите это с Моррисом.
— Это Лос-Анджелес, — сказал Макаллистер, прикрывая рукой трубку. — У нас нет времени.
Я посмотрел на него.
— Скажи, что я уехал на собрание. В течение двух часов меня можно будет найти в кабинете Нормана.
4
Начинало холодать, и девушки, выходившие из своих квартир на Парк-авеню в летних платьях, кутали плечи в меховые накидки. На Шестую авеню тоже высыпали девушки, но они не садились в такси, а спешили к метро, радуясь, что рабочий день окончен.
В Нью-Йорке жизнь била ключом, рассеивая дух депрессии витающий над страной. Несмотря на причитания Уолл-стрит, полным ходом шло строительство офисов и дорогого жилья. Если предполагалось, что у всех кончились деньги, то почему здесь до сих пор жило так много дорогих проституток? Деньги не кончились, просто все попрятались по норам, зарылись в землю, как кроты, высовываясь только в случае небольшого риска и крупных доходов.
На Шестой авеню объявления были развешаны прямо на дверях контор по найму рабочей силы. Черные доски с написанными маслом списками профессий выглядели мрачновато, дешевые двухдолларовые проститутки уже вышли на вечернюю охоту.
Одна из них, стоявшая в сторонке, посмотрела на меня. У нее были большие, усталые, умные глаза. Проходя мимо, я услышал, как она прошептала, почти не разжимая губ:
— Ты будешь сегодня первый, сладенький. — Я улыбнулся, она восприняла это как знак одобрения: — Пошли со мной, — быстро прошептала она, — я научу тебя таким вещам, которые ты не проходил в школе.
Я остановился, продолжая улыбаться.
— Не сомневаюсь, что научишь.
Макаллистер и Дэн остановились в нескольких шагах впереди. Женщина бросила на них быстрый взгляд и повернулась ко мне.
— Скажи друзьям, что для всех будет скидка. Пять долларов.
Я вытащил из кармана доллар и сунул ей.
— Как-нибудь в другой раз. Хотя мои учителя вряд ли одобрили бы это.
Она взглянула на доллар, и легкая усмешка промелькнула в ее усталых глазах.
— Такие парни, как ты, только портят девочек, так они могут разлениться.
Она скрылась в кафе, а мы зашли в вестибюль нового здания Американской радиовещательной корпорации в Рокфеллеровском центре.
Когда мы входили в кабинет, где проходил совет директоров, я все еще улыбался. Норман сидел во главе длинного стола, справа от него устроился Дэвид Вулф, а слева человек, которого я встречал на студии, — казначей компании. Далее за столом располагались наши директора, два брокера, банкир и бухгалтер.
Макаллистер и Дэн уселись на другом конце стола, оставив место в торце для меня.
Поднялся Берни Норман.
— Минутку, мистер Корд, — сказал он. — Это собрание директоров, и я не собираюсь сидеть с вами за одним столом.
Я достал сигарету и закурил.
— Тогда можете идти, — тихо сказал я. — В любом случае, после этого собрания делать вам здесь будет нечего.
— Господа, господа, — встрял Макаллистер. — Так нельзя вести серьезные переговоры. Нам следует обсудить важные вопросы, касающиеся будущего компании. Мы не можем решать их в атмосфере недоверия.
— Недоверия! — воскликнул Норман. — Вы хотите, чтобы я доверял ему? И это после того, как он за моей спиной украл у меня компанию?
— Акции продавались на бирже, и я купил их, — сказал я.
— А по какой цене? — заорал Норман. — Сначала вы сбили цену, а потом скупили акции, приобрели их ниже стоимости. Вас совершенно не заботило, какой вред вы наносите компании. И теперь вы приходите ко мне и ждете, что я продам вам свои акции по таким же бросовым ценам.
Я улыбнулся про себя. Торговля началась. Старик думает, что лучший способ добиться своего — это надавить на меня. Вопрос о правомочности моего присутствия на собрании уже был забыт.
В Нью-Йорке жизнь била ключом, рассеивая дух депрессии витающий над страной. Несмотря на причитания Уолл-стрит, полным ходом шло строительство офисов и дорогого жилья. Если предполагалось, что у всех кончились деньги, то почему здесь до сих пор жило так много дорогих проституток? Деньги не кончились, просто все попрятались по норам, зарылись в землю, как кроты, высовываясь только в случае небольшого риска и крупных доходов.
На Шестой авеню объявления были развешаны прямо на дверях контор по найму рабочей силы. Черные доски с написанными маслом списками профессий выглядели мрачновато, дешевые двухдолларовые проститутки уже вышли на вечернюю охоту.
Одна из них, стоявшая в сторонке, посмотрела на меня. У нее были большие, усталые, умные глаза. Проходя мимо, я услышал, как она прошептала, почти не разжимая губ:
— Ты будешь сегодня первый, сладенький. — Я улыбнулся, она восприняла это как знак одобрения: — Пошли со мной, — быстро прошептала она, — я научу тебя таким вещам, которые ты не проходил в школе.
Я остановился, продолжая улыбаться.
— Не сомневаюсь, что научишь.
Макаллистер и Дэн остановились в нескольких шагах впереди. Женщина бросила на них быстрый взгляд и повернулась ко мне.
— Скажи друзьям, что для всех будет скидка. Пять долларов.
Я вытащил из кармана доллар и сунул ей.
— Как-нибудь в другой раз. Хотя мои учителя вряд ли одобрили бы это.
Она взглянула на доллар, и легкая усмешка промелькнула в ее усталых глазах.
— Такие парни, как ты, только портят девочек, так они могут разлениться.
Она скрылась в кафе, а мы зашли в вестибюль нового здания Американской радиовещательной корпорации в Рокфеллеровском центре.
Когда мы входили в кабинет, где проходил совет директоров, я все еще улыбался. Норман сидел во главе длинного стола, справа от него устроился Дэвид Вулф, а слева человек, которого я встречал на студии, — казначей компании. Далее за столом располагались наши директора, два брокера, банкир и бухгалтер.
Макаллистер и Дэн уселись на другом конце стола, оставив место в торце для меня.
Поднялся Берни Норман.
— Минутку, мистер Корд, — сказал он. — Это собрание директоров, и я не собираюсь сидеть с вами за одним столом.
Я достал сигарету и закурил.
— Тогда можете идти, — тихо сказал я. — В любом случае, после этого собрания делать вам здесь будет нечего.
— Господа, господа, — встрял Макаллистер. — Так нельзя вести серьезные переговоры. Нам следует обсудить важные вопросы, касающиеся будущего компании. Мы не можем решать их в атмосфере недоверия.
— Недоверия! — воскликнул Норман. — Вы хотите, чтобы я доверял ему? И это после того, как он за моей спиной украл у меня компанию?
— Акции продавались на бирже, и я купил их, — сказал я.
— А по какой цене? — заорал Норман. — Сначала вы сбили цену, а потом скупили акции, приобрели их ниже стоимости. Вас совершенно не заботило, какой вред вы наносите компании. И теперь вы приходите ко мне и ждете, что я продам вам свои акции по таким же бросовым ценам.
Я улыбнулся про себя. Торговля началась. Старик думает, что лучший способ добиться своего — это надавить на меня. Вопрос о правомочности моего присутствия на собрании уже был забыт.