Страница:
Я медленно шагнул в следующую комнату, дверь за мной закрылась. Я увидел еще одну дверь. Сестра подошла к ней.
— Мисс Марлоу здесь, — сказала она.
Сначала я не увидел Рину, потому что рядом с кроватью спиной ко мне стояли Элен Гейлард, доктор и еще одна сестра.
Потом, словно по сигналу, они повернулись и расступились. Я подошел к кровати и увидел ее.
Над кроватью висел прозрачный пластиковый колпак, закрывавший ее голову и плечи. Казалось, что она спит. Вся голова, кроме лица, была покрыта бинтами, скрывавшими ее блестящие белокурые волосы. Глаза были закрыты, веки посинели, кожа на скулах натянулась, а щеки впали, казалось, что под кожей нет плоти. Ее полные и всегда такие теплые губы были бледными.
Я молча стоял возле кровати. Мне казалось, что она не дышит. Я вопросительно взглянул на доктора.
Он покачал головой.
— Она жива, мистер Корд, — прошептал доктор, — но очень плоха.
— Можно поговорить с ней?
— Попытайтесь, но не расстраивайтесь, если она не ответит. Она в таком состоянии уже десять часов. Но если даже и ответит, то может не узнать вас.
— Рина, — тихо позвал я, — это я, Джонас.
Она лежала тихо, не шевелясь. Я просунул руку под колпак, взял ее за руку и слегка сжал. Ее рука была холодной и мягкой. И вдруг меня охватила ярость. Ее рука была холодной, она уже умерла, она была мертвой.
Я встал на колени рядом с кроватью, отодвинул в сторону колпак и склонился над ней.
— Пожалуйста, Рина, — взмолился я, — это я, Джонас. Пожалуйста, не умирай.
Вдруг я почувствовал легкое пожатие ее руки. Я смотрел на нее, по моим щекам текли слезы. Пожатие усилилось, затем она медленно открыла глаза и посмотрела мне в лицо.
Сначала ее взгляд был отсутствующим, потом ожил, и губы сложились в подобие улыбки.
— Джонас, — прошептала она, — я знала, что ты придешь.
— Стоило тебе только свистнуть.
— Я никогда не умела свистеть.
Позади раздался голос доктора:
— Вам лучше немного отдохнуть, мисс Марлоу.
Рина перевела взгляд с моего лица на доктора.
— Нет, пожалуйста. У меня осталось совсем немного времени. Позвольте мне поговорить с Джонасом.
Я повернулся и посмотрел на доктора.
— Хорошо, — согласился он, — но только недолго.
Позади послышался стук закрываемой двери. Рина медленно подняла руку и дотронулась до моей щеки. Я поймал ее пальцы и прижал их к губам.
— Я должна была увидеть тебя, Джонас.
— Почему ты так долго ждала?
— Именно потому, что должна была тебя увидеть — чтобы все объяснить.
— К чему они сейчас?
— Пожалуйста, постарайся понять меня, Джонас. Я полюбила тебя с того самого момента, когда увидела впервые. Но я боялась. Я приношу несчастье всем, кто когда-нибудь любил меня. Моя мать и брат умерли потому, что любили меня, отец умер в тюрьме.
— Ты в этом не виновата.
— Я столкнула Маргарет с лестницы и убила ее, я убила своего ребенка еще до рождения. Я сломала карьеру Неваде, а Клод покончил с собой из-за моего отношения к нему.
— Это просто совпадения, не вини себя.
— Нет, это я виновата. А что я сделала с тобой, с твоей женитьбой. Мне ни за что не надо было приходить к тебе в отель той ночью.
— Это моя вина, я заставил тебя.
— Никто меня не заставлял, — прошептала Рина. — Я пришла потому, что хотела этого. Когда она вошла, я поняла как была неправа.
— Почему? — горько усмехнулся я. — Только потому, что у нее был большой живот? Но ведь это был не мой ребенок.
— А какая разница? Значит, у нее был кто-то до тебя, и ты должен был знать это до женитьбы. Но если ты не придавал этому значения, почему тебя так расстроило, что у нее будет ребенок?
— Я придал этому значение, — подчеркнул я. — Ее интересовали только мои деньги. Что ты скажешь насчет пятисот тысяч, которые она получила после развода?
— Это неправда, — прошептала Рина. — Она любила тебя, я видела боль в ее глазах. И если уж ее так интересовали деньги, то почему она все их отдала отцу?
— Я не знал об этом.
— Ты много чего не знаешь, а у меня не было случая сказать тебе. Вот только сейчас. Я разрушила твой брак и виновата в том, что бедное дитя не носит твое имя. Мне хотелось бы что-нибудь сделать для нее. — Рина на несколько секунд закрыла глаза. — У меня, наверное, осталось не так много денег, меня это никогда особо не волновало, но я все оставила ей, а тебя назначила душеприказчиком. Обещай, что проследишь, чтобы она получила эти деньги.
Я посмотрел на нее.
— Обещаю.
Рина слегка улыбнулась.
— Спасибо, Джонас, я всегда могла рассчитывать на тебя.
— А теперь постарайся немножко отдохнуть.
— Зачем? — прошептала она. — Чтобы прожить еще несколько дней в сумасшедшем мире моих снов? Нет, Джонас. Мне очень плохо, я хочу умереть. Но не оставляй меня умирать здесь, убери этот колпак и вынеси меня на балкон. Позволь мне еще раз взглянуть на небо.
— Но доктор...
— Пожалуйста, Джонас.
Я посмотрел на нее — она улыбалась. Улыбнувшись в ответ, я отодвинул колпак и поднял ее на руки. Она была легкая, как пушинка.
— Как хорошо чувствовать себя в твоих руках, Джонас, — прошептала Рина. Я поцеловал ее в лоб и вынес на балкон. — Я уже почти забыла, как выглядит зеленая трава. Там, в Бостоне, самые зеленые в мире дубы. Отвези меня туда, Джонас.
— Отвезу.
— И не позволяй им устраивать представление из моих похорон, а то они превратят их в бизнес.
— Знаю.
— Там у меня есть место, Джонас, рядом с отцом.
Рука ее упала с моей груди, и она как-то разом отяжелела, лицо уткнулось в мое плечо. Я повернулся, чтобы взглянуть на деревья, которые напомнили ей о доме, но слезы помешали рассмотреть их.
Когда я вернулся в комнату, там находились доктор и Элен. Я медленно поднес Рину к кровати и осторожно уложил на нее. Выпрямившись, я посмотрел на них. Некоторое время я не мог говорить, а когда заговорил, голос мой звучал хрипло.
— Она захотела умереть при солнечном свете, — сказал я.
7
Книга шестая
1
— Мисс Марлоу здесь, — сказала она.
Сначала я не увидел Рину, потому что рядом с кроватью спиной ко мне стояли Элен Гейлард, доктор и еще одна сестра.
Потом, словно по сигналу, они повернулись и расступились. Я подошел к кровати и увидел ее.
Над кроватью висел прозрачный пластиковый колпак, закрывавший ее голову и плечи. Казалось, что она спит. Вся голова, кроме лица, была покрыта бинтами, скрывавшими ее блестящие белокурые волосы. Глаза были закрыты, веки посинели, кожа на скулах натянулась, а щеки впали, казалось, что под кожей нет плоти. Ее полные и всегда такие теплые губы были бледными.
Я молча стоял возле кровати. Мне казалось, что она не дышит. Я вопросительно взглянул на доктора.
Он покачал головой.
— Она жива, мистер Корд, — прошептал доктор, — но очень плоха.
— Можно поговорить с ней?
— Попытайтесь, но не расстраивайтесь, если она не ответит. Она в таком состоянии уже десять часов. Но если даже и ответит, то может не узнать вас.
— Рина, — тихо позвал я, — это я, Джонас.
Она лежала тихо, не шевелясь. Я просунул руку под колпак, взял ее за руку и слегка сжал. Ее рука была холодной и мягкой. И вдруг меня охватила ярость. Ее рука была холодной, она уже умерла, она была мертвой.
Я встал на колени рядом с кроватью, отодвинул в сторону колпак и склонился над ней.
— Пожалуйста, Рина, — взмолился я, — это я, Джонас. Пожалуйста, не умирай.
Вдруг я почувствовал легкое пожатие ее руки. Я смотрел на нее, по моим щекам текли слезы. Пожатие усилилось, затем она медленно открыла глаза и посмотрела мне в лицо.
Сначала ее взгляд был отсутствующим, потом ожил, и губы сложились в подобие улыбки.
— Джонас, — прошептала она, — я знала, что ты придешь.
— Стоило тебе только свистнуть.
— Я никогда не умела свистеть.
Позади раздался голос доктора:
— Вам лучше немного отдохнуть, мисс Марлоу.
Рина перевела взгляд с моего лица на доктора.
— Нет, пожалуйста. У меня осталось совсем немного времени. Позвольте мне поговорить с Джонасом.
Я повернулся и посмотрел на доктора.
— Хорошо, — согласился он, — но только недолго.
Позади послышался стук закрываемой двери. Рина медленно подняла руку и дотронулась до моей щеки. Я поймал ее пальцы и прижал их к губам.
— Я должна была увидеть тебя, Джонас.
— Почему ты так долго ждала?
— Именно потому, что должна была тебя увидеть — чтобы все объяснить.
— К чему они сейчас?
— Пожалуйста, постарайся понять меня, Джонас. Я полюбила тебя с того самого момента, когда увидела впервые. Но я боялась. Я приношу несчастье всем, кто когда-нибудь любил меня. Моя мать и брат умерли потому, что любили меня, отец умер в тюрьме.
— Ты в этом не виновата.
— Я столкнула Маргарет с лестницы и убила ее, я убила своего ребенка еще до рождения. Я сломала карьеру Неваде, а Клод покончил с собой из-за моего отношения к нему.
— Это просто совпадения, не вини себя.
— Нет, это я виновата. А что я сделала с тобой, с твоей женитьбой. Мне ни за что не надо было приходить к тебе в отель той ночью.
— Это моя вина, я заставил тебя.
— Никто меня не заставлял, — прошептала Рина. — Я пришла потому, что хотела этого. Когда она вошла, я поняла как была неправа.
— Почему? — горько усмехнулся я. — Только потому, что у нее был большой живот? Но ведь это был не мой ребенок.
— А какая разница? Значит, у нее был кто-то до тебя, и ты должен был знать это до женитьбы. Но если ты не придавал этому значения, почему тебя так расстроило, что у нее будет ребенок?
— Я придал этому значение, — подчеркнул я. — Ее интересовали только мои деньги. Что ты скажешь насчет пятисот тысяч, которые она получила после развода?
— Это неправда, — прошептала Рина. — Она любила тебя, я видела боль в ее глазах. И если уж ее так интересовали деньги, то почему она все их отдала отцу?
— Я не знал об этом.
— Ты много чего не знаешь, а у меня не было случая сказать тебе. Вот только сейчас. Я разрушила твой брак и виновата в том, что бедное дитя не носит твое имя. Мне хотелось бы что-нибудь сделать для нее. — Рина на несколько секунд закрыла глаза. — У меня, наверное, осталось не так много денег, меня это никогда особо не волновало, но я все оставила ей, а тебя назначила душеприказчиком. Обещай, что проследишь, чтобы она получила эти деньги.
Я посмотрел на нее.
— Обещаю.
Рина слегка улыбнулась.
— Спасибо, Джонас, я всегда могла рассчитывать на тебя.
— А теперь постарайся немножко отдохнуть.
— Зачем? — прошептала она. — Чтобы прожить еще несколько дней в сумасшедшем мире моих снов? Нет, Джонас. Мне очень плохо, я хочу умереть. Но не оставляй меня умирать здесь, убери этот колпак и вынеси меня на балкон. Позволь мне еще раз взглянуть на небо.
— Но доктор...
— Пожалуйста, Джонас.
Я посмотрел на нее — она улыбалась. Улыбнувшись в ответ, я отодвинул колпак и поднял ее на руки. Она была легкая, как пушинка.
— Как хорошо чувствовать себя в твоих руках, Джонас, — прошептала Рина. Я поцеловал ее в лоб и вынес на балкон. — Я уже почти забыла, как выглядит зеленая трава. Там, в Бостоне, самые зеленые в мире дубы. Отвези меня туда, Джонас.
— Отвезу.
— И не позволяй им устраивать представление из моих похорон, а то они превратят их в бизнес.
— Знаю.
— Там у меня есть место, Джонас, рядом с отцом.
Рука ее упала с моей груди, и она как-то разом отяжелела, лицо уткнулось в мое плечо. Я повернулся, чтобы взглянуть на деревья, которые напомнили ей о доме, но слезы помешали рассмотреть их.
Когда я вернулся в комнату, там находились доктор и Элен. Я медленно поднес Рину к кровати и осторожно уложил на нее. Выпрямившись, я посмотрел на них. Некоторое время я не мог говорить, а когда заговорил, голос мой звучал хрипло.
— Она захотела умереть при солнечном свете, — сказал я.
7
Я посмотрел на священника. Его губы шевелились, когда он читал Библию в черном нереплете. Потом он закрыл ее, поднял глаза к небу и медленно удалился. Спустя некоторое время за ним последовали остальные, и у могилы остались только мы с Элен.
Элен стояла напротив меня — похудевшая, в черном платье и черной шляпке с вуалью.
— Вот и все, — сказала она усталым голосом.
Я кивнул и посмотрел на надпись на надгробии: «Рина Марлоу». Сейчас это было только обычное имя.
— Думаю, что все было так, как она хотела.
— Я тоже так думаю.
Мы стояли и молчали — два человека, которых связывала лишь могила. Я тяжело вздохнул, пора было уходить.
— Может быть, подвезти вас до отеля?
Элен покачала головой.
— Я хотела бы побыть здесь еще немного, мистер Корд.
— Как вы себя чувствуете?
Ее глаза сверкнули под вуалью.
— Все в порядке, мистер Корд. Со мной уже ничего не может случиться.
— Я пришлю вам машину. До свидания, мисс Гейлард.
— До свидания, мистер Корд, и ... и спасибо вам за все.
Я повернулся и пошел по тропинке, ведущей к центральной аллее. Толпа зевак все еще стояла позади полицейского кордона. Когда я вышел из ворот кладбища, по толпе пробежал шум. Я сделал все, что мог, но на такие похороны всегда собираются любопытные.
Шофер открыл дверцу, и я сел в машину.
— Куда, мистер Корд? — поинтересовался шофер. — В отель?
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Машина как раз преодолевала подъем, и я увидел Элен, сидящую возле могилы, закрывшую лицо руками, — жалкую, сгорбившуюся фигурку в черном. Дорога пошла под уклон, и она исчезла из виду.
— В отель, мистер Корд? — снова спросил шофер.
Я выпрямился и достал сигарету.
— Нет, — ответил я, прикуривая. — В аэропорт.
Я глубоко затянулся. Внезапно мне захотелось побыстрее уехать отсюда. Бостон и смерть, Рина и сны. Слишком много воспоминаний.
За окном виднелась станция железной дороги на Третьей авеню. Я увидел людей, толпящихся на узкой открытой платформе. Поезд прошел, и в комнате внезапно наступила тишина. Я огляделся.
Это была маленькая темная комната с пожелтевшими обоями. Рядом с окном стоял небольшой столик, над которым висело распятье. Я лежал на старой железной кровати. Медленно опустив ноги на пол, я сел. Казалось, голова сейчас отвалится.
— Наконец-то ты проснулся.
Я начал поворачивать голову, но женщина сама подошла ко мне. В ее лице было что-то знакомое, но я никак не мог вспомнить, где видел ее. Я потрогал рукой щеку, щетина была как наждачная бумага.
— Сколько времени я здесь? — спросил я.
Она усмехнулась.
— Почти неделю. Я начала думать, что твоя жажда никогда не пройдет.
— Я много пил?
— Порядочно, — ответила она.
Я посмотрел на пол. Там стояло три коробки, заполненных пустыми бутылками из-под виски. Я почесал затылок — немудрено, что голова так болела.
— А как я попал сюда?
— Ты что, не помнишь?
Я покачал головой.
— Ты подошел ко мне возле магазина на Шестой улице, взял за руку и сказал, что готов брать у меня уроки. Потом мы пошли в «Белую розу», выпили, а затем ты затеял драку с барменом и я утащила тебя к себе.
Я потер глаза. Теперь я начал кое-что припоминать. Я приехал из аэропорта и шел по улице в направлении конторы Нормана, как вдруг мне захотелось выпить. Потом около магазина радиотоваров я стал разыскивать проститутку, которая обещала научить меня вещам, которых я не проходил в школе.
— Так это ты? — спросил я.
— Нет, не я, — рассмеялась она. — Тебе в то время нужна была не женщина, а сочувствие.
Поднявшись, я обнаружил, что стою в трусах, и вопросительно посмотрел на женщину.
— Ты был мертвецки пьян, и я отнесла твою одежду вниз, чтобы ее почистили. Пока будешь мыться, я принесу ее.
— А где ванная?
Она показала на дверь.
— Душа нет, но горячей воды достаточно. Бритва на полке.
Когда я вышел из ванной, она уже принесла вычищенную одежду.
— Твои деньги на столике, — сказала она, когда я закончил застегивать рубашку и надел пиджак. Я подошел к столику и взял деньги.
— Здесь все, кроме того, что я брала на выпивку.
Зажав в руке банкноты, я посмотрел на нее. — Почему ты привела меня сюда?
Она пожала плечами.
— Из нас, ирландок, получаются плохие проститутки, мы слишком сентиментальны и жалеем пьяных.
Я взглянул на пачку банкнот в руке, там было примерно двести долларов. Вынув бумажку в пять долларов, я сунул ее в карман, а остальные положил обратно на столик.
Она молча взяла деньги и проводила меня до двери.
— Ты ведь знаешь, что она умерла, и все виски мира не смогут воскресить ее, — сказала она.
Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом я закрыл дверь, спустился по темной лестнице и вышел на улицу. Зайдя в аптеку, я позвонил Макаллистеру.
— Где ты был, черт возьми? — спросил он.
— Пил, — коротко ответил я. — У тебя есть копия завещания Рины?
— Да, есть. Мы обшарили весь город в поисках тебя. Ты знаешь, что происходит с компанией? Они тычутся в разные стороны, словно слепые котята.
— Где завещание?
— На столике в твоем номере, там, где ты и велел мне его оставить. Если мы в самое ближайшее время не проведем собрание на студии, то тебе уже не придется беспокоиться о своих деньгах. Их просто не будет.
— Хорошо, назначай собрание, — ответил я и повесил трубку, не дожидаясь ответа Макаллистера.
— Кого вы ищете, мистер? — спросил один из них.
— Монику Уинтроп.
— У нее маленькая девочка лет пяти?
— Думаю, что так.
— Дом номер четыре.
Я поблагодарил мальчугана и двинулся вниз по улице. У входа в дом номер четыре я увидел кнопку звонка и под ней табличку «Уинтроп». Я позвонил, но никто не открыл. Я позвонил еще раз.
— Она еще не пришла с работы, — крикнул мне мужчина от соседнего дома. — Ей надо зайти в детский сад за ребенком.
— А во сколько она обычно возвращается?
— Должна быть с минуты на минуту.
Я взглянул на часы, было четверть седьмого. Солнце уже начинало садиться, унося с собой дневное тепло. Я присел на ступеньки и закурил. Во рту появился неприятный привкус, начала болеть голова. Сигарета почти закончилась, когда из-за угла показалась Моника. Впереди нее бежала маленькая девочка. Я поднялся. Девочка остановилась и засопела, с прищуром глядя на меня.
— Мамочка, — крикнула она звонким голоском, — на наших ступеньках какой-то дядя.
Некоторое время мы с Моникой стояли молча, глядя друг на друга. Что-то в ней изменилось. Может быть, из-за прически или простого делового костюма. Нет, изменились глаза. В них появились спокойствие и уверенность, которых я не замечал раньше. Она взяла девочку за руку и притянула к себе.
— Все в порядке, Джо-Энн, — сказала она, — это мамин друг.
Девочка улыбнулась.
— Здравствуйте, — улыбнулась девочка.
— Здравствуй, — ответил я и посмотрел на Монику. — Привет, Моника.
— Привет, Джонас. Как поживаешь?
— Все в порядке. Мне надо поговорить с тобой.
— Так все давно решено.
— Не о нас, — быстро сказал я, — о ребенке.
Моника инстинктивно прижала девочку к себе, в глазах ее промелькнул страх.
— А в чем дело?
— Пожалуйста, не беспокойся.
— Тогда лучше пройти в дом.
Она открыла дверь, и я оказался в небольшой гостиной.
— Иди к себе поиграй с куклами, — сказала Моника дочери.
Девочка радостно убежала. Моника обернулась ко мне.
— Ты выглядишь усталым. Долго ждал?
— Не очень.
— Садись, сейчас приготовлю кофе.
— Не беспокойся, я не надолго.
— Я быстро, у нас нечасто бывают гости.
Она ушла на кухню, а я сел в кресло и огляделся. Даже не представлял, что она живет в такой обстановке. В квартире царила чистота, но мебель была дешевая.
Моника вернулась с дымящейся чашкой кофе, которую поставила на стол передо мной.
— Два кусочка сахара?
— Да.
Она положила в чашку сахар и размешала. Я отхлебнул кофе и почувствовал себя лучше.
— Отличный кофе, — похвалил я.
— Растворимый. Он и вправду неплох. Может, тебе дать таблетку аспирина? Похоже, что у тебя болит голова.
— Как ты догадалась?
Моника улыбнулась.
— Ты забыл, что мы когда-то были женаты? Когда у тебя оолит голова, то на лбу появляются морщинки.
— Тогда дай парочку.
Она уселась в кресло напротив и внимательно посмотрела на меня.
— Удивлен, что я живу в таком месте?
— Немного. Я только недавно узнал, что ты отдала отцу все деньги, которые получила от меня. Почему?
— Мне они были не нужны, — просто ответила она, — а отцу нужны. Поэтому я и отдала их ему. Они понадобились ему для бизнеса.
— А что надо было тебе?
Моника немного помедлила с ответом.
— То, что у меня есть — Джо-Энн, и чтобы меня оставили в покое. У меня было достаточно денег, чтобы уехать на Восток и воспитывать ребенка. Когда она подросла, я пошла работать. Для тебя это, конечно, смешно, но я работаю ответственным секретарем и получаю семьдесят долларов в неделю.
Я молча допил кофе.
— Как Эймос?
Она пожала плечами.
— Не знаю, уже четыре года не слышала о нем. Как ты узнал, где я живу?
— Рина сказала.
Моника помолчала, потом тяжело вздохнула.
— Ох, Джонас, — ее глаза светились неподдельным сочувствием, — Ты можешь не верить, но мне действительно очень жаль. Я прочитала в газетах. Это ужасно, достичь всего и так умереть.
— У Рины не было родственников, поэтому я приехал к тебе.
— Не понимаю, — Моника удивленно посмотрела на меня.
— Она завещала все свое имущество твоей дочери. Не знаю точно сколько, но после выплаты долгов и налогов, наверное, останется тысяч тридцать — сорок. Она назначила меня душеприказчиком, и я пообещал проследить, чтобы твоя дочь получила эти деньги.
Моника побледнела, и на глаза у нее навернулись слезы.
— Почему она так поступила? Ведь она мне ничего не должна.
— Она винила себя в том, что произошло между нами.
— В том, что произошло между нами, только наша с тобой вина. Глупо ворошить прошлое.
Я посмотрел на нее и поднялся.
— Правильно, Моника, глупо. — Я направился к двери. — Свяжись с Макаллистером, он подготовит все необходимые бумаги.
Она заглянула мне в лицо.
— Почему бы тебе не поужинать с нами, ты выглядишь ужасно усталым.
Не было смысла объяснять ей, что я выглядел так с похмелья.
— Спасибо, — сказал я. — Но мне надо возвращаться, у меня еще несколько деловых встреч.
Взгляд ее стал печальным.
— Ах, да, конечно, я и забыла. Твои дела...
— Вот именно.
— Наверное, я должна поблагодарить тебя за то, что ты выбрал время приехать. — Не дожидаясь моего ответа, она крикнула: — Джо-Энн, иди попрощайся с хорошим дядей.
Девочка вбежала в комнату с маленькой куклой в руках. Она улыбнулась мне.
— Это моя дочка, — сказала она, улыбнувшись.
— Очень хорошая, — улыбнулся я в ответ.
— Скажи до свидания, Джо-Энн.
— До свидания, дядя, — серьезно сказала Джо-Энн и протянула мне руку. — Приходи к нам еще, когда-нибудь, скоро.
Я пожал ей руку.
— До свидания, Джо-Энн, приду.
Она рассмеялась, быстро выдернула руку и выбежала из комнаты.
— До свидания, Моника, — сказал я. — Если что-то будет нужно, позвони.
— У меня все в порядке, Джонас, — ответила Моника, протягивая руку. Я пожал ее. — Спасибо, Джонас. Я уверена, что если бы Джо-Энн понимала, то тоже поблагодарила тебя.
— Очень хорошая девочка.
— До свидания, Джонас, — сказала Моника, стоя в дверях. И вдруг крикнула: — Джонас!
Я повернулся.
— Да, Моника?
Она помолчала в нерешительности, потом засмеялась.
— Да нет, ничего. Не работай так много.
— Постараюсь.
Она закрыла дверь, и я пошел вдоль по улице. Форест-Хиллз, Куинз — как можно жить в этом чертовом месте. Мне пришлось миновать шесть кварталов, прежде чем я поймал такси.
Я посмотрел на него через стол, взял бутылку виски и наполнил стакан. Подойдя к окну, я бросил взгляд на Нью-Йорк.
— Как насчет «Грешницы»? — спросил Дэн. — Мы должны решить, что делать с фильмом. Я уже говорил с «Метро» о Джин Харлоу.
Я раздраженно повернулся к нему.
— Мне не нужна Харлоу, — крикнул я. — Это фильм Рины.
— Боже мой, Джонас, — воскликнул Дэн. — Ты же не можешь выбросить сценарий, да и увольнение Де Молля обойдется тебе в пятьсот тысяч.
— Меня не волнует, во сколько это обойдется. И сценарий я уничтожу.
В комнате наступила тишина, и я снова отвернулся к окну. Слева сверкали огни Бродвея, справа виднелась Ист-Ривер. За рекой находился Куинз. Я сморщился и быстро допил виски. В одном Моника, безусловно, права — я слишком много работаю. И от меня зависят слишком много людей и компаний: «Корд Эксплоузивз», «Корд Пластике», «КордЭркрафт», «Интеркон-тинентал Эркрафт». А теперь появилась еще и студия, в которой я совершенно не нуждался.
— Ну хорошо, Джонас, — спокойно сказал Макаллистер. — Что ты собираешься делать?
Я вернулся к столу и снова наполнил стакан. Мысли постепенно приходили в порядок. Я понял, что мне просто надо на время отойти от дел. Пусть работают сами, а я посмотрю, как это у них получится.
Я повернулся к Пирсу.
— Ты говорил, что можешь лучше всех управляться в кинобизнесе. Так что назначаю тебя ответственным за производство. — Не успел он ответить, как я уже повернулся к Вулфу. — Вас очень беспокоит судьба компании. Теперь вы реально можете заботиться о ней. Вы будете отвечать за сбыт, кинотеатры, администрацию.
Я подошел к окну.
— Прекрасно, Джонас, — сказал Макаллистер, — но ты не сказал, какие мы будем занимать должности.
— Ты — председатель совета директоров, Дэн — президент, Дэвид — вице-президент. — Я глотнул виски. — Есть еще вопросы?
Они переглянулись, и Макаллистер снова обратился ко мне:
— Пока тебя не было, Дэвид сделал кое-какие расчеты. Если мы собираемся поддерживать имеющийся уровень производства, то компании необходим возобновляемый кредит на три миллиона.
— Вы получите миллион, — сказал я, — и будете обходиться этими деньгами.
— Но Джонас, — запротестовал Дэн. — Как можно ожидать, что я буду делать хорошие картины, не имея денег?
— Если не можешь, — заорал я, — то убирайся к чертовой матери. Я найду того, кто может. — Дэн побледнел, стиснул зубы, но промолчал. Я повернулся к остальным. — Это касается всех вас. С этого момента я перестаю играть роль няньки, кто не сможет работать, пусть уходит. С сегодняшнего дня никто не имеет права беспокоить меня, если понадобится, я сам свяжусь с вами. Письменные отчеты будете посылать по почте в контору. У меня все, джентльмены, спокойной ночи.
Когда дверь за ними закрылась, я почувствовал, как комок подступил к горлу. Я посмотрел в окно. Куинз, интересно, какие там у них школы? Где будет учиться Джо-Энн?
Я отхлебнул из стакана, комок не отступил. Внезапно мне захотелось женщину.
Сняв телефонную трубку, я позвонил Хосе — старшему официанту «Рио-клуба».
— Да, мистер Корд.
— Хосе, — сказал я, — у вас там есть певичка, исполняющая румбу, ну такая, с большими...
— Глазами, — оборвал он меня, смеясь, — да, мистер Корд, я знаю. Она будет у вас через полчаса.
Я положил трубку, взял со стола бутылку, подошел к окну и наполнил стакан. Сегодня вечером я кое-чему научился.
Люди платят любую цену за то, чего им действительно хочется. Моника согласна жить в Куинз, чтобы содержать дочь. Дэн будет терпеть мои выходки, потому что хочет делать фильмы. Вулф будет из кожи вон лезть, чтобы доказать, что может управлять компанией лучше своего дяди Берни. Макаллистер — платить за гарантии, которые я ему предоставляю.
Каждый человек имеет свою цену, но выражается она по-разному. Это могут быть деньги, власть, слава, секс — все, что угодно. Просто необходимо знать, чего хочется каждому.
Раздался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул я.
Она вошла в комнату: темные блестящие глаза, длинные черные волосы, доходящие почти до бедер, вырез на черном платье, едва прикрывающий пупок. Она улыбнулась.
— Здравствуйте, мистер Корд, — сказала она без обычного акцента, с которым исполняла песни. — С вашей стороны было очень мило пригласить меня.
— Снимай платье и выпей чего-нибудь, — сказал я.
— Я не из этих девиц! — рассерженно воскликнула она, направляясь к двери.
— Я дам тебе пятьсот долларов, чтобы услышать, что ты именно из них.
Она мгновенно обернулась с улыбкой на губах, а пальцы уже расстегивали молнию на платье. Я отвернулся и смотрел в окно, пока она раздевалась.
В Куинз светилось гораздо меньше огней, чем в Манхэттене, да и были они не такие яркие. Внезапно я разозлился и дернул шнур, опустив жалюзи. Они закрыли от меня город со всей его суетой и шумом. Я повернулся к девушке.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. На ней были только черные прозрачные трусики, руками она прикрывала соски...
— Зачем ты опустил жалюзи? — спросила она. — Нас ведь никто не видит.
— Я устал смотреть на Куинз, — ответил я и шагнул к ней.
Элен стояла напротив меня — похудевшая, в черном платье и черной шляпке с вуалью.
— Вот и все, — сказала она усталым голосом.
Я кивнул и посмотрел на надпись на надгробии: «Рина Марлоу». Сейчас это было только обычное имя.
— Думаю, что все было так, как она хотела.
— Я тоже так думаю.
Мы стояли и молчали — два человека, которых связывала лишь могила. Я тяжело вздохнул, пора было уходить.
— Может быть, подвезти вас до отеля?
Элен покачала головой.
— Я хотела бы побыть здесь еще немного, мистер Корд.
— Как вы себя чувствуете?
Ее глаза сверкнули под вуалью.
— Все в порядке, мистер Корд. Со мной уже ничего не может случиться.
— Я пришлю вам машину. До свидания, мисс Гейлард.
— До свидания, мистер Корд, и ... и спасибо вам за все.
Я повернулся и пошел по тропинке, ведущей к центральной аллее. Толпа зевак все еще стояла позади полицейского кордона. Когда я вышел из ворот кладбища, по толпе пробежал шум. Я сделал все, что мог, но на такие похороны всегда собираются любопытные.
Шофер открыл дверцу, и я сел в машину.
— Куда, мистер Корд? — поинтересовался шофер. — В отель?
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Машина как раз преодолевала подъем, и я увидел Элен, сидящую возле могилы, закрывшую лицо руками, — жалкую, сгорбившуюся фигурку в черном. Дорога пошла под уклон, и она исчезла из виду.
— В отель, мистер Корд? — снова спросил шофер.
Я выпрямился и достал сигарету.
— Нет, — ответил я, прикуривая. — В аэропорт.
Я глубоко затянулся. Внезапно мне захотелось побыстрее уехать отсюда. Бостон и смерть, Рина и сны. Слишком много воспоминаний.
* * *
В уши ворвался грохот, и я начал карабкаться по длинной черной лестнице, ведущей в темноту. Чем выше я забирался, тем сильнее становился грохот. Я открыл глаза.За окном виднелась станция железной дороги на Третьей авеню. Я увидел людей, толпящихся на узкой открытой платформе. Поезд прошел, и в комнате внезапно наступила тишина. Я огляделся.
Это была маленькая темная комната с пожелтевшими обоями. Рядом с окном стоял небольшой столик, над которым висело распятье. Я лежал на старой железной кровати. Медленно опустив ноги на пол, я сел. Казалось, голова сейчас отвалится.
— Наконец-то ты проснулся.
Я начал поворачивать голову, но женщина сама подошла ко мне. В ее лице было что-то знакомое, но я никак не мог вспомнить, где видел ее. Я потрогал рукой щеку, щетина была как наждачная бумага.
— Сколько времени я здесь? — спросил я.
Она усмехнулась.
— Почти неделю. Я начала думать, что твоя жажда никогда не пройдет.
— Я много пил?
— Порядочно, — ответила она.
Я посмотрел на пол. Там стояло три коробки, заполненных пустыми бутылками из-под виски. Я почесал затылок — немудрено, что голова так болела.
— А как я попал сюда?
— Ты что, не помнишь?
Я покачал головой.
— Ты подошел ко мне возле магазина на Шестой улице, взял за руку и сказал, что готов брать у меня уроки. Потом мы пошли в «Белую розу», выпили, а затем ты затеял драку с барменом и я утащила тебя к себе.
Я потер глаза. Теперь я начал кое-что припоминать. Я приехал из аэропорта и шел по улице в направлении конторы Нормана, как вдруг мне захотелось выпить. Потом около магазина радиотоваров я стал разыскивать проститутку, которая обещала научить меня вещам, которых я не проходил в школе.
— Так это ты? — спросил я.
— Нет, не я, — рассмеялась она. — Тебе в то время нужна была не женщина, а сочувствие.
Поднявшись, я обнаружил, что стою в трусах, и вопросительно посмотрел на женщину.
— Ты был мертвецки пьян, и я отнесла твою одежду вниз, чтобы ее почистили. Пока будешь мыться, я принесу ее.
— А где ванная?
Она показала на дверь.
— Душа нет, но горячей воды достаточно. Бритва на полке.
Когда я вышел из ванной, она уже принесла вычищенную одежду.
— Твои деньги на столике, — сказала она, когда я закончил застегивать рубашку и надел пиджак. Я подошел к столику и взял деньги.
— Здесь все, кроме того, что я брала на выпивку.
Зажав в руке банкноты, я посмотрел на нее. — Почему ты привела меня сюда?
Она пожала плечами.
— Из нас, ирландок, получаются плохие проститутки, мы слишком сентиментальны и жалеем пьяных.
Я взглянул на пачку банкнот в руке, там было примерно двести долларов. Вынув бумажку в пять долларов, я сунул ее в карман, а остальные положил обратно на столик.
Она молча взяла деньги и проводила меня до двери.
— Ты ведь знаешь, что она умерла, и все виски мира не смогут воскресить ее, — сказала она.
Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом я закрыл дверь, спустился по темной лестнице и вышел на улицу. Зайдя в аптеку, я позвонил Макаллистеру.
— Где ты был, черт возьми? — спросил он.
— Пил, — коротко ответил я. — У тебя есть копия завещания Рины?
— Да, есть. Мы обшарили весь город в поисках тебя. Ты знаешь, что происходит с компанией? Они тычутся в разные стороны, словно слепые котята.
— Где завещание?
— На столике в твоем номере, там, где ты и велел мне его оставить. Если мы в самое ближайшее время не проведем собрание на студии, то тебе уже не придется беспокоиться о своих деньгах. Их просто не будет.
— Хорошо, назначай собрание, — ответил я и повесил трубку, не дожидаясь ответа Макаллистера.
* * *
Я расплатился с таксистом и подошел к группе играющих ребятишек.— Кого вы ищете, мистер? — спросил один из них.
— Монику Уинтроп.
— У нее маленькая девочка лет пяти?
— Думаю, что так.
— Дом номер четыре.
Я поблагодарил мальчугана и двинулся вниз по улице. У входа в дом номер четыре я увидел кнопку звонка и под ней табличку «Уинтроп». Я позвонил, но никто не открыл. Я позвонил еще раз.
— Она еще не пришла с работы, — крикнул мне мужчина от соседнего дома. — Ей надо зайти в детский сад за ребенком.
— А во сколько она обычно возвращается?
— Должна быть с минуты на минуту.
Я взглянул на часы, было четверть седьмого. Солнце уже начинало садиться, унося с собой дневное тепло. Я присел на ступеньки и закурил. Во рту появился неприятный привкус, начала болеть голова. Сигарета почти закончилась, когда из-за угла показалась Моника. Впереди нее бежала маленькая девочка. Я поднялся. Девочка остановилась и засопела, с прищуром глядя на меня.
— Мамочка, — крикнула она звонким голоском, — на наших ступеньках какой-то дядя.
Некоторое время мы с Моникой стояли молча, глядя друг на друга. Что-то в ней изменилось. Может быть, из-за прически или простого делового костюма. Нет, изменились глаза. В них появились спокойствие и уверенность, которых я не замечал раньше. Она взяла девочку за руку и притянула к себе.
— Все в порядке, Джо-Энн, — сказала она, — это мамин друг.
Девочка улыбнулась.
— Здравствуйте, — улыбнулась девочка.
— Здравствуй, — ответил я и посмотрел на Монику. — Привет, Моника.
— Привет, Джонас. Как поживаешь?
— Все в порядке. Мне надо поговорить с тобой.
— Так все давно решено.
— Не о нас, — быстро сказал я, — о ребенке.
Моника инстинктивно прижала девочку к себе, в глазах ее промелькнул страх.
— А в чем дело?
— Пожалуйста, не беспокойся.
— Тогда лучше пройти в дом.
Она открыла дверь, и я оказался в небольшой гостиной.
— Иди к себе поиграй с куклами, — сказала Моника дочери.
Девочка радостно убежала. Моника обернулась ко мне.
— Ты выглядишь усталым. Долго ждал?
— Не очень.
— Садись, сейчас приготовлю кофе.
— Не беспокойся, я не надолго.
— Я быстро, у нас нечасто бывают гости.
Она ушла на кухню, а я сел в кресло и огляделся. Даже не представлял, что она живет в такой обстановке. В квартире царила чистота, но мебель была дешевая.
Моника вернулась с дымящейся чашкой кофе, которую поставила на стол передо мной.
— Два кусочка сахара?
— Да.
Она положила в чашку сахар и размешала. Я отхлебнул кофе и почувствовал себя лучше.
— Отличный кофе, — похвалил я.
— Растворимый. Он и вправду неплох. Может, тебе дать таблетку аспирина? Похоже, что у тебя болит голова.
— Как ты догадалась?
Моника улыбнулась.
— Ты забыл, что мы когда-то были женаты? Когда у тебя оолит голова, то на лбу появляются морщинки.
— Тогда дай парочку.
Она уселась в кресло напротив и внимательно посмотрела на меня.
— Удивлен, что я живу в таком месте?
— Немного. Я только недавно узнал, что ты отдала отцу все деньги, которые получила от меня. Почему?
— Мне они были не нужны, — просто ответила она, — а отцу нужны. Поэтому я и отдала их ему. Они понадобились ему для бизнеса.
— А что надо было тебе?
Моника немного помедлила с ответом.
— То, что у меня есть — Джо-Энн, и чтобы меня оставили в покое. У меня было достаточно денег, чтобы уехать на Восток и воспитывать ребенка. Когда она подросла, я пошла работать. Для тебя это, конечно, смешно, но я работаю ответственным секретарем и получаю семьдесят долларов в неделю.
Я молча допил кофе.
— Как Эймос?
Она пожала плечами.
— Не знаю, уже четыре года не слышала о нем. Как ты узнал, где я живу?
— Рина сказала.
Моника помолчала, потом тяжело вздохнула.
— Ох, Джонас, — ее глаза светились неподдельным сочувствием, — Ты можешь не верить, но мне действительно очень жаль. Я прочитала в газетах. Это ужасно, достичь всего и так умереть.
— У Рины не было родственников, поэтому я приехал к тебе.
— Не понимаю, — Моника удивленно посмотрела на меня.
— Она завещала все свое имущество твоей дочери. Не знаю точно сколько, но после выплаты долгов и налогов, наверное, останется тысяч тридцать — сорок. Она назначила меня душеприказчиком, и я пообещал проследить, чтобы твоя дочь получила эти деньги.
Моника побледнела, и на глаза у нее навернулись слезы.
— Почему она так поступила? Ведь она мне ничего не должна.
— Она винила себя в том, что произошло между нами.
— В том, что произошло между нами, только наша с тобой вина. Глупо ворошить прошлое.
Я посмотрел на нее и поднялся.
— Правильно, Моника, глупо. — Я направился к двери. — Свяжись с Макаллистером, он подготовит все необходимые бумаги.
Она заглянула мне в лицо.
— Почему бы тебе не поужинать с нами, ты выглядишь ужасно усталым.
Не было смысла объяснять ей, что я выглядел так с похмелья.
— Спасибо, — сказал я. — Но мне надо возвращаться, у меня еще несколько деловых встреч.
Взгляд ее стал печальным.
— Ах, да, конечно, я и забыла. Твои дела...
— Вот именно.
— Наверное, я должна поблагодарить тебя за то, что ты выбрал время приехать. — Не дожидаясь моего ответа, она крикнула: — Джо-Энн, иди попрощайся с хорошим дядей.
Девочка вбежала в комнату с маленькой куклой в руках. Она улыбнулась мне.
— Это моя дочка, — сказала она, улыбнувшись.
— Очень хорошая, — улыбнулся я в ответ.
— Скажи до свидания, Джо-Энн.
— До свидания, дядя, — серьезно сказала Джо-Энн и протянула мне руку. — Приходи к нам еще, когда-нибудь, скоро.
Я пожал ей руку.
— До свидания, Джо-Энн, приду.
Она рассмеялась, быстро выдернула руку и выбежала из комнаты.
— До свидания, Моника, — сказал я. — Если что-то будет нужно, позвони.
— У меня все в порядке, Джонас, — ответила Моника, протягивая руку. Я пожал ее. — Спасибо, Джонас. Я уверена, что если бы Джо-Энн понимала, то тоже поблагодарила тебя.
— Очень хорошая девочка.
— До свидания, Джонас, — сказала Моника, стоя в дверях. И вдруг крикнула: — Джонас!
Я повернулся.
— Да, Моника?
Она помолчала в нерешительности, потом засмеялась.
— Да нет, ничего. Не работай так много.
— Постараюсь.
Она закрыла дверь, и я пошел вдоль по улице. Форест-Хиллз, Куинз — как можно жить в этом чертовом месте. Мне пришлось миновать шесть кварталов, прежде чем я поймал такси.
* * *
— Так что мы будем делать с компанией? — спросил Вулф.Я посмотрел на него через стол, взял бутылку виски и наполнил стакан. Подойдя к окну, я бросил взгляд на Нью-Йорк.
— Как насчет «Грешницы»? — спросил Дэн. — Мы должны решить, что делать с фильмом. Я уже говорил с «Метро» о Джин Харлоу.
Я раздраженно повернулся к нему.
— Мне не нужна Харлоу, — крикнул я. — Это фильм Рины.
— Боже мой, Джонас, — воскликнул Дэн. — Ты же не можешь выбросить сценарий, да и увольнение Де Молля обойдется тебе в пятьсот тысяч.
— Меня не волнует, во сколько это обойдется. И сценарий я уничтожу.
В комнате наступила тишина, и я снова отвернулся к окну. Слева сверкали огни Бродвея, справа виднелась Ист-Ривер. За рекой находился Куинз. Я сморщился и быстро допил виски. В одном Моника, безусловно, права — я слишком много работаю. И от меня зависят слишком много людей и компаний: «Корд Эксплоузивз», «Корд Пластике», «КордЭркрафт», «Интеркон-тинентал Эркрафт». А теперь появилась еще и студия, в которой я совершенно не нуждался.
— Ну хорошо, Джонас, — спокойно сказал Макаллистер. — Что ты собираешься делать?
Я вернулся к столу и снова наполнил стакан. Мысли постепенно приходили в порядок. Я понял, что мне просто надо на время отойти от дел. Пусть работают сами, а я посмотрю, как это у них получится.
Я повернулся к Пирсу.
— Ты говорил, что можешь лучше всех управляться в кинобизнесе. Так что назначаю тебя ответственным за производство. — Не успел он ответить, как я уже повернулся к Вулфу. — Вас очень беспокоит судьба компании. Теперь вы реально можете заботиться о ней. Вы будете отвечать за сбыт, кинотеатры, администрацию.
Я подошел к окну.
— Прекрасно, Джонас, — сказал Макаллистер, — но ты не сказал, какие мы будем занимать должности.
— Ты — председатель совета директоров, Дэн — президент, Дэвид — вице-президент. — Я глотнул виски. — Есть еще вопросы?
Они переглянулись, и Макаллистер снова обратился ко мне:
— Пока тебя не было, Дэвид сделал кое-какие расчеты. Если мы собираемся поддерживать имеющийся уровень производства, то компании необходим возобновляемый кредит на три миллиона.
— Вы получите миллион, — сказал я, — и будете обходиться этими деньгами.
— Но Джонас, — запротестовал Дэн. — Как можно ожидать, что я буду делать хорошие картины, не имея денег?
— Если не можешь, — заорал я, — то убирайся к чертовой матери. Я найду того, кто может. — Дэн побледнел, стиснул зубы, но промолчал. Я повернулся к остальным. — Это касается всех вас. С этого момента я перестаю играть роль няньки, кто не сможет работать, пусть уходит. С сегодняшнего дня никто не имеет права беспокоить меня, если понадобится, я сам свяжусь с вами. Письменные отчеты будете посылать по почте в контору. У меня все, джентльмены, спокойной ночи.
Когда дверь за ними закрылась, я почувствовал, как комок подступил к горлу. Я посмотрел в окно. Куинз, интересно, какие там у них школы? Где будет учиться Джо-Энн?
Я отхлебнул из стакана, комок не отступил. Внезапно мне захотелось женщину.
Сняв телефонную трубку, я позвонил Хосе — старшему официанту «Рио-клуба».
— Да, мистер Корд.
— Хосе, — сказал я, — у вас там есть певичка, исполняющая румбу, ну такая, с большими...
— Глазами, — оборвал он меня, смеясь, — да, мистер Корд, я знаю. Она будет у вас через полчаса.
Я положил трубку, взял со стола бутылку, подошел к окну и наполнил стакан. Сегодня вечером я кое-чему научился.
Люди платят любую цену за то, чего им действительно хочется. Моника согласна жить в Куинз, чтобы содержать дочь. Дэн будет терпеть мои выходки, потому что хочет делать фильмы. Вулф будет из кожи вон лезть, чтобы доказать, что может управлять компанией лучше своего дяди Берни. Макаллистер — платить за гарантии, которые я ему предоставляю.
Каждый человек имеет свою цену, но выражается она по-разному. Это могут быть деньги, власть, слава, секс — все, что угодно. Просто необходимо знать, чего хочется каждому.
Раздался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул я.
Она вошла в комнату: темные блестящие глаза, длинные черные волосы, доходящие почти до бедер, вырез на черном платье, едва прикрывающий пупок. Она улыбнулась.
— Здравствуйте, мистер Корд, — сказала она без обычного акцента, с которым исполняла песни. — С вашей стороны было очень мило пригласить меня.
— Снимай платье и выпей чего-нибудь, — сказал я.
— Я не из этих девиц! — рассерженно воскликнула она, направляясь к двери.
— Я дам тебе пятьсот долларов, чтобы услышать, что ты именно из них.
Она мгновенно обернулась с улыбкой на губах, а пальцы уже расстегивали молнию на платье. Я отвернулся и смотрел в окно, пока она раздевалась.
В Куинз светилось гораздо меньше огней, чем в Манхэттене, да и были они не такие яркие. Внезапно я разозлился и дернул шнур, опустив жалюзи. Они закрыли от меня город со всей его суетой и шумом. Я повернулся к девушке.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. На ней были только черные прозрачные трусики, руками она прикрывала соски...
— Зачем ты опустил жалюзи? — спросила она. — Нас ведь никто не видит.
— Я устал смотреть на Куинз, — ответил я и шагнул к ней.
Книга шестая
История Дэвида Вулфа
1
Дэвид Вулф вошел в свою комнату в отеле, не раздеваясь плюхнулся на кровать и уставился в темный потолок. Казалось, что эта ночь длиной по крайней мере в тысячу лет, хотя он точно знал, что всего лишь начало второго. Он устал и в то же время не устал, был в приподнятом настроении и в то же время подавлен, чувствовал себя победителем и в то же время ощущал горечь поражения.
Появилась возможность для осуществления его тайных надежд и планов. Но почему же тогда им овладевали такие противоречивые чувства? Раньше этого никогда не было, раньше он твердо знал, чего хочет. Значение имел только наикратчайший путь от идеи до результата.
С собрания директоров прошло пятнадцать дней, две недели, в течение которых компания находилась в панике и буквально разваливалась у Дэвида на глазах. В его ушах еще слышались перешептывания нью-йоркского отделения, он помнил их испуганные, полные тревоги взгляды, которые они бросали на него, когда он проходил по коридору. Но он ничего не мог поделать с этим, ему нечего было им сказать. Компания находилась в подвешенном состоянии и нуждалась в инъекции, которая бы вдохнула в нее новые жизненные силы.
И вот, наконец, Корд снова сидел в своем кабинете. На столе перед ним стояла наполовину пустая бутылка виски. Но это был не прежний Корд, а лишь его пустая оболочка. Он похудел, осунулся, на щеках появились морщины. И только взглянув в его глаза, можно было понять, что это не просто физическая перемена, это перемена сути.
Сначала Дэвид не мог понять, в чем дело, но вдруг почувствовал, как одинок этот человек. Он казался пришельцем с другой планеты. Все они — Дэвид, Пирс и Макаллистер были для него чужеземцами, с которыми он будет общаться до тех пор, пока не достигнет своей цели. Когда же цель будет достигнута, он снова вернется в свой мир, в котором живет в одиночестве.
Появилась возможность для осуществления его тайных надежд и планов. Но почему же тогда им овладевали такие противоречивые чувства? Раньше этого никогда не было, раньше он твердо знал, чего хочет. Значение имел только наикратчайший путь от идеи до результата.
* * *
Наверное, все дело в Корде, да, именно в нем. Иных причин для сомнений не было. Интересно, с другими он обращался в такой же манере? Дэвид все еще был под впечатлением, которое произвел на него Корд, когда вернулся с побережья.С собрания директоров прошло пятнадцать дней, две недели, в течение которых компания находилась в панике и буквально разваливалась у Дэвида на глазах. В его ушах еще слышались перешептывания нью-йоркского отделения, он помнил их испуганные, полные тревоги взгляды, которые они бросали на него, когда он проходил по коридору. Но он ничего не мог поделать с этим, ему нечего было им сказать. Компания находилась в подвешенном состоянии и нуждалась в инъекции, которая бы вдохнула в нее новые жизненные силы.
И вот, наконец, Корд снова сидел в своем кабинете. На столе перед ним стояла наполовину пустая бутылка виски. Но это был не прежний Корд, а лишь его пустая оболочка. Он похудел, осунулся, на щеках появились морщины. И только взглянув в его глаза, можно было понять, что это не просто физическая перемена, это перемена сути.
Сначала Дэвид не мог понять, в чем дело, но вдруг почувствовал, как одинок этот человек. Он казался пришельцем с другой планеты. Все они — Дэвид, Пирс и Макаллистер были для него чужеземцами, с которыми он будет общаться до тех пор, пока не достигнет своей цели. Когда же цель будет достигнута, он снова вернется в свой мир, в котором живет в одиночестве.