Страница:
экспроприация нефтяных предприятий - окончательно обеспечен? К несчастью,
этого утверждать нельзя. Военное и даже чисто экономическое давление извне,
при неблагоприятной для Мексики международной конъюнктуре, т. е. при
дальнейших поражениях и отступлениях мирового пролетариата, может вынудить
страну сделать шаг назад. Отрицать такую возможность было бы пустым
бахвальством. Представлять себе будущность Мексики, как и любой другой
колониальной или полуколониальной страны, в виде постоянного накопления
реформ и завоеваний, вплоть до полного и окончательного освобождения, могут
только жалкие утописты. Так, социал-демократы, эти классические
оппортунисты, долго надеялись, что путем непрерывного развития мирных реформ
им удастся преобразовать капиталистическое общество и достигнуть полного
освобождения пролетариата. На деле оказалось, что путь реформ действителен
только до известного пункта, когда господствующий класс, почувствовав
опасность, переходит в открытое контрнаступление. Борьба может разрешиться
только революцией или контрреволюцией. В ряде капиталистических стран
накопление демократических реформ привело не к социализму, а к фашизму,
ликвидировавшему все социальные и политические завоевания прошлого. Тот же
диалектический закон распространяется и на освободительную борьбу угнетенных
народов. При благоприятных условиях они могут сравнительно мирно достигнуть
известных завоеваний, облегчающих борьбу за дальнейшую самостоятельность. Но
это вовсе не значит, что такие частные завоевания будут продолжаться
непрерывно, до полного освобождения. В Индии британский империализм после
ряда второстепенных уступок готовится ныне не только поставить точку, но и
повернуть колесо реформ назад. Освободить Индию может только открытая
революционная борьба индусских рабочих и крестьян рука об руку с английским
пролетариатом.
Такова одна сторона вопроса. Но у него есть и другая. Почему
мексиканскому правительству удалось успешно, по крайней мере, для данного
периода, провести экспроприацию? Прежде всего благодаря антагонизму между
Соединенными Штатами и Великобританией. Можно было не опасаться
непосредственного активного вмешательства Великобритании. Но этого мало.
Совершая экспроприацию, мексиканское правительство считало невероятным
вооруженное вмешательство также и со стороны северного соседа. На чем
основывался этот расчет? На нынешнем курсе Белого Дома: "Нью Дил"309 во
внутренних отношениях сопровождается политикой "доброго соседа" во внешних
отношениях.
Леон явно не понимает, что нынешняя политика Белого Дома определяется
глубоким кризисом американского империализма и ростом радикальных тенденций
в рабочем классе. Наиболее яркое выражение эти новые тенденции нашли до сих
пор в возникновении СИО (Комитете Индустриальной Организации). Г[осподин]
Леон жалуется на то, что СИО не интересуется судьбой Перу. Это означает,
вероятно, что касса СИО отказывается субсидировать АПРА. Со своей стороны мы
нимало не склонны закрывать глаза на то, что политическое сознание вождей
СИО не возвышается над уровнем левого крыла консервативной партии Рузвельта,
а в некоторых отношениях спускается ниже этого плачевного уровня. Тем не
менее факт возникновения СИО отражает огромный сдвиг в чувствах и мыслях
американских рабочих. Влиятельная часть буржуазии, представителем которой
является Рузвельт, говорит (или говорила вчера): "Прежними методами править
нельзя; нужно идти на соглашения, нужно делать частичные уступки для того,
чтобы сохранить основное, т. е. частную собственность на средства
производства". Это и есть Нью Дил". Та же политика распространяется
Рузвельтом на международные отношения, особенно на отношения с Латинской
Америкой: уступать в частных вопросах, чтобы не потерять главного. Именно
эта политическая конъюнктура и сделал возможной экспроприацию нефти в
Мексике без военной интервенции и экономической блокады. Другими словами,
мирный шаг на пути экономической эмансипации стал возможен благодаря более
активной, более наступательной политике широких кругов североамериканского
пролетариата. Дело идет, как видим, совсем не о том, "сочувствуют" или "не
сочувствуют" Льюис310 и К АПРА или перуанскому народу вообще: эти господа
не видят дальше своего носа и сочувствуют только самим себе. Дело идет даже
не о том, в какой мере сами американские рабочие понимают сегодня связь
своей освободительной борьбы с борьбою угнетенных народов. Как бы ни
плачевно обстояло пока дело на этот счет, остается несомненным и притом
крайне важным фактом, что обострение классовой борьбы пролетариата
Соединенных Штатов чрезвычайно облегчило экспроприацию нефтяных предприятий
мексиканским правительством. Этой внутренней логики классовой борьбы, этой
взаимозависимости внутренних и внешних факторов г. Леон, как типичный мелкий
буржуа, совершенно, разумеется, не понимает.
Было бы, разумеется, в корне ошибочно делать из сказанного выше тот
вывод, что политика Соединенных Штатов будет и дальше развиваться непрерывно
по тому же направлению, открывая латиноамериканским народам все более и
более широкие возможности мирного освобождения. Наоборот, можно заранее
предсказать, притом с полной уверенностью, что политика "Нью Дил" и "доброго
соседа", не разрешив ни одного вопроса и никого не удовлетворив, только
разожжет требовательность и наступательный дух американского пролетариата и
латиноамериканских народов. Обострение классовой борьбы породило "Нью Дил".
Дальнейшее обострение классовой борьбы убьет "Нью Дил", дав внутри буржуазии
перевес крайне реакционным, наступательным, фашистским тенденциям. Политика
"доброго соседа" неизбежно сменится, вероятно, в довольно близком будущем,
политикой бронированного кулака, который может прежде всего оказаться
направленным против Мексики. Закрывать глаза на эту перспективу могут только
мелкобуржуазные слепцы и фразеры типа Ломбардо Толедано или Леона. Годом
раньше или позже вопрос станет ребром: кто хозяин на этом континенте -
империалисты Соединенных Штатов или трудящиеся массы всех населяющих Америку
народов? Вопрос этот по самому существу своему может быть разрешен только
открытым столкновением классовых сил, т. е. революцией, вернее, революциями.
В этих боях против империализма будет участвовать, с одной стороны,
пролетариат Соединенных Штатов, который не может не вести этой борьбы во имя
собственного самосохранения, с другой стороны, латиноамериканские народы,
которые, борясь за свое освобождение, тем самым поддерживают борьбу
пролетариата Соединенных Штатов.
Из сказанного ясно, что мы отнюдь не рекомендуем ни латиноамериканским
народам пассивно дожидаться революции в Соединенных Штатах, ни американскому
пролетариату сложить руки до победы латиноамериканских народов. Кто пассивно
дожидается, тот ничего не дождется. Борьбу нужно вести непрерывно, развивать
и углублять ее, в зависимости от реальных исторических условий. Но нужно в
то же время ясно понимать взаимозависимость двух главных потоков современной
борьбы против империализма. Только слившись на известном этапе воедино, они
могут обеспечить окончательное торжество.
Это не значит, конечно, что Льюис и Грин сделаются чемпионами
социалистической федерации американского континента. Нет, они останутся,
несомненно, до конца в лагере империализма. Это не значит также, что весь
пролетариат Соединенных Штатов научится видеть в освобождении
латиноамериканских народов свою собственную задачу. Это не значит также, что
латиноамериканские народы поймут до конца общность своих интересов с
интересами североамериканского пролетариата. Но сам факт параллельной борьбы
будет означать объективный союз между ними, может быть неоформленный, но
очень активный союз. Этот союз окажется, разумеется, тем более
действительным и плодотворным, чем раньше и лучше авангард американского
пролетариата - на Севере, в Центре и на Юге - поймет необходимость самого
тесного революционного сотрудничества в борьбе против общего врага. Вскрыть,
разъяснить и организовать эту связь - в этом и состоит одна из важнейших
задач IV Интернационала.
*
Разобранный нами пример показывает достаточно общий теоретический и
политический уровень г. Леона. Вряд ли стоит останавливаться после этого на
всех остальных его суждениях. Отметим лишь два важнейших.
Леон приписывает нам ту мысль, будто СССР является империалистической
страной. Ничего подобного в статье Диего Ривера, разумеется, нет. Мы говорим
лишь, что в борьбе за самосохранение советская бюрократия превратилась в
последний период в агентуру "демократического" империализма. Чтобы завоевать
его симпатии, она готова на всякие предательства по отношению к рабочему
классу и угнетенным народам. Поведение сталинцев на пацифистском конгрессе в
Мексике (сентябрь 1938 г.) полностью обнаружило их измену колониальным и
полуколониальным народам. Ведь именно поэтому левые апристы встали в острую
оппозицию к сталинскому большинству конгресса. Согласен ли с этим Леон или
не согласен? Когда этот господин с важным видом заявляет, что (в отличие от
нас?) он не является "врагом СССР", то мы можем только презрительно пожать
плечами. Что означает для Леона СССР? Географическое понятие или социальное
явление? Если он имеет в виду "советское" общество, то он должен понять, что
это общество насквозь противоречиво. Нельзя быть другом народов СССР, не
будучи врагом "советской" бюрократии. Все так называемые "друзья" Кремля,
как не раз доказывал Л.Д.Троцкий, являются вероломными врагами
освободительной борьбы рабочих и крестьян СССР.
Леон обвиняет нас, конечно, в том, что мы "разъединяем" силы
республиканской Испании в борьбе против фашизма. Этим он лишний раз
обнаруживает свое реакционное тупоумие. С самого начала испанской революции,
и особенно с начала открытой гражданской войны, революционные марксисты
доказывали, что победа возможна только на основе социалистической программы:
нужно немедленно дать крестьянам землю, экспроприировать банки и тресты,
дать рабочим освободиться от капиталистической эксплуатации. При этих
условиях испанская революция была бы непобедимой. Адвокаты и лакеи
помещиков, банкиров, капиталистов и попов отвечали на это: "Не нарушайте
единства!" Во имя "единства" эксплуатируемых с эксплуататорами всякое
революционное движение рабочих и крестьян подавлялось беспощадно. Все
действительные социалисты и революционные анархисты подвергались клевете,
заточению, истреблению. Главную роль при этом играло сталинское ГПУ. "Не
нарушайте единства" - жертв с палачами! Мы видим теперь результаты этой
предательской политики. Обманутые рабочие и крестьяне повернулись спиною к
республиканцам, впали в отчаяние, в апатию, в индифферентизм. Именно это
обеспечило победу Франко. Кто теперь, после падения Барселоны311, повторяет,
что "троцкисты" проповедуют разъединение республиканской Испании, тот тем
самым показывает, что он является агентом испанских помещиков, капиталистов,
банкиров и попов. Этого одного достаточно, чтобы заставить нас открыто
сказать перуанским рабочим: "Не верьте субъектам, подобным Леону: эти
консервативные мелкие буржуа не понимают логики классовой борьбы и потому
совершенно неспособны руководить вами в вашей борьбе за национальную и
социальную эмансипацию; ничего, кроме поражения, они принести вам не могут!"
Думаем, что сказанного довольно. Ругательства и инсинуации Леона - не
доводы. Наглость не смягчает невежества. А невежество - не орудие революции!
"Клаве"312
[Февраль]
Несравненный Леон Жуо телеграфировал несравненному Ломбардо Толедано
грозный запрос: правда ли, что правительство Мексики собирается сдавать
нефтяные концессии Японии и другим фашистским странам? Ведь это означало бы
усиление военной мощи фашистов и новые катастрофы на мировой арене; мирные
города в пламени, тысячи жертв и пр. Толедано голосом провинившегося
школьника ответил: "Нет, нет, никогда Мексика таких концессий не даст!" Еще
совсем недавно тот же Толедано клялся: "Нет, никогда Мексика не будет
продавать свою нефть фашистам; Англия не сможет прожить без мексиканской
нефти!" и пр. Эти господа думают, что пустой декламацией можно разрешить
жизненные экономические проблемы! Если бы у Толедано было хоть немного - не
говорим революционного смысла, но хотя бы национального достоинства (а
гражданину угнетенной страны не мешает запастись национальным достоинством)
- он ответил бы Леону Жуо пинком ноги. Жуо есть прямой агент французского и
британского империализма. Франция вслед за Британией бойкотируют
мексиканскую нефть, чтобы поддержать империалистических собственников против
полуколониальной страны. И Франция, и Бельгия применяют авиацию для
усмирения освободительных движений в своих колониях. Как смеет Жуо в этих
условиях разевать рот? Бороться против фашистских и вообще
империалистических злодейств, в частности против обстрела мирных городов,
могут и должны честные рабочие и крестьяне, не запятнавшие себя ни прямо, ни
косвенно участием в подобных преступлениях. Но Жуо, цепная собака
империалистического капитала, - как смеет он выступать в качестве учителя и
цензора Мексики? Дело в том, что Жуо знает, с кем имеет дело. Он смотрит на
Толедано не как на представителя рабочих масс угнетенной страны, а как на
агента французского (увы, покойного) "Народного фронта", т. е. как на
второстепенного агента "демократического" империализма. И Жуо не ошибается!
[Л.Д.Троцкий]
[Февраль 1939 г.]
Что мы предлагаем читателю?
Эта книга в небольшом объеме излагает основы экономического учения
Маркса словами самого Маркса. В конце концов, никому до сих пор не удавалось
лучше самого Маркса изложить теорию трудовой стоимости. Сокращение первого
тома "Капитала", закладывающего фундамент всей экономической системы Маркса,
произведено тщательно и с большим знанием дела г. Отто Рюле. Устранялись
прежде всего устаревшие примеры и иллюстрации, цитаты из произведений,
которые имеют сейчас лишь исторический интерес, полемика против писателей,
ныне забытых, наконец, многочисленные документы: парламентские акты, отчеты
фабричных инспекторов и пр., которые, как ни важны они для понимания
определенной эпохи, не могли найти здесь места в сжатом изложении,
преследующем не исторические, а теоретические цели. В то же время г. Отто
Рюле сделано было все, чтобы сохранить непрерывность в развитии научного
анализа и единство литературного изложения. Логическая дедукция, как и
диалектические переходы мысли, нигде, надеемся, не нарушены. Разумеется,
этот экстракт требует внимательного и вдумчивого чтения. Для облегчения
читателей Отто Рюле снабдил текст резюмирующими заголовками на полях.
Некоторые рассуждения Маркса, особенно в первой, наиболее трудной
главе, могут показаться неискушенному читателю излишними умствованиями,
раскалыванием волоса на четыре части или "метафизикой". На самом деле такое
впечатление создается вследствие непривычки научно подходить к слишком
привычным явлениям. Товар стал таким всепроникающим, обычным, знакомым
элементом нашего повседневного существования, что усыпленная мысль не
останавливается даже перед вопросом: почему люди отдают важные и нужные для
жизни предметы в обмен на кружки золота или серебра, не имеющие никакого
полезного применения? Дело не ограничивается товаром. Все вообще категории
(основные понятия) рыночного хозяйства кажутся понятными без анализа, сами
собой разумеющимися, как бы составляющими естественную основу отношений
между людьми. На самом деле реальностями хозяйственного процесса являются:
труд человека, сырые материалы, орудия, машины, разделение труда,
необходимость распределения готовых продуктов между участниками трудового
процесса и пр. Что же касается таких категорий, как "товар", "деньги",
"заработная плата", "капитал", "прибыль", "налоги" и пр., то они являются
полумистическими отражениями в головах людей разных сторон непонятного и
неподконтрольного им процесса хозяйства. Чтобы расшифровать их, необходим
тщательный научный анализ.
В Соединенных Штатах, где про человека, который владеет миллионом,
говорят, что он "стоит" миллион, рыночные понятия проникли в головы прочнее,
чем где бы то ни было. Здесь до самого последнего времени очень мало
задумывались над существом экономических отношений. В стране, где создана
самая могущественная хозяйственная система, теоретическая экономия остается
чрезвычайно бедной. Только нынешний глубокий кризис американского хозяйства
ставит ребром перед общественным мнением основные проблемы
капиталистического общества. Во всяком случае, кто не преодолел привычки
воспринимать без критики готовые идеологические отражения хозяйственного
развития, кто не продумал следом за Марксом сущность товара как основной
клеточки капиталистического организма, тот окажется навсегда неспособен
научно осмыслить самые важные и острые явления нашей эпохи.
Метод Маркса
Создав науку как познание объективных закономерностей природы, человек
долго и упорно пытался выключить из науки себя самого, установив для себя
особые привилегии в виде мнимых взаимоотношений со сверхчувственными силами
(религия) или с вечными нравственными правилами (идеализм). Маркс
окончательно и навсегда лишил человека этих одиозных привилегий, взглянув на
него как на естественное звено в процессе развития материальной природы; на
человеческое общество - как на организацию производства и распределения; на
капитализм - как на этап в развитии человеческого общества.
Маркс не ставил себе целью открыть "вечные законы" хозяйства. Он
отрицал такие законы. История развития человеческого общества есть история
смены разных систем хозяйства, действующих каждая по своим законам. Переход
от одной системы к другой определялся всегда ростом производительных сил, т.
е. техники и организации труда. До известного момента социальные перемены
носят количественный характер, не изменяя основ общества, т. е.
господствующих форм собственности. Но наступает момент, когда выросшие
производительные силы не могут больше вмещаться в старых формах
собственности; тогда происходит радикальное изменение социального строя,
сопровождающееся потрясениями. Первобытная коммуна сменялась или дополнялась
рабством; на смену рабству шел крепостной строй с его феодальной
надстройкой; торговое развитие городов привело в Европе в XVI столетии к
капиталистическому строю, прошедшему затем через несколько стадий. В
"Капитале" Маркс изучает не хозяйство вообще, а капиталистическое хозяйство,
которое имеет свои собственные законы. К другим экономическим системам автор
обращается лишь попутно для выяснения особенностей капитализма.
Самодовлеющее хозяйство первобытной крестьянской семьи не нуждается в
"политической экономии": здесь господствует, с одной стороны, сила природы,
с другой -сила традиции. Замкнутое натуральное хозяйство греков или римлян,
основанное на рабском труде, направлялось волею рабовладельца, "план"
которого, опять-таки, непосредственно определялся законами природы и
рутиной. То же можно сказать и о средневековом поместье, с его крепостными
крестьянами. Экономические отношения во всех этих случаях были ясны и
прозрачны в своей первобытной грубости. Иначе обстоит дело с современным
обществом. Оно разрушило старые замкнутые связи и унаследованные приемы
труда. Новые экономические отношения связали города и деревни, провинции и
нации. Разделение труда охватило всю планету. Разрушив традицию и рутину,
эти связи сложились, однако, не по определенному плану, а помимо сознания и
предвидения людей, как бы за их спиною. Взаимозависимость отдельных людей,
групп, классов, наций, вытекающая из разделения труда, никем не направляется
и не руководится. Люди работают друг на друга, не зная друг друга, не
спрашивая друг друга о потребностях, в надежде, даже в уверенности, что их
отношения урегулируются сами собою. И в основном они достигают, вернее,
достигали своего.
Искать причины закономерностей капиталистического общества в
субъективном сознании - в намерениях и планах - его членов совершенно
невозможно. Объективные закономерности капитализма сложились прежде, чем
наука стала серьезно задумываться над ними. Подавляющее большинство людей не
имеет и сегодня понятия о законах, управляющих капиталистическим хозяйством.
Вся сила метода Маркса состоит в том, что он подошел к экономическим
явлениям не под субъективным углом зрения отдельных лиц, а под объективным
углом зрения развития общества, как целого, подобно тому, как
естествоиспытатель подходит к улью или к муравейнику.
Решающее значение для экономической науки имеет то, что и как люди
делают, а не то, что они сами думают о своих действиях. В основе общества
лежат не религия и мораль, а природа и труд. Метод Маркса материалистичен,
так как идет от бытия к сознанию, а не наоборот. Метод Маркса диалектичен,
так как и природу, и общество рассматривает в их развитии, а развитие - в
постоянной борьбе противоречивых сил.
Марксизм и официальная наука
Маркс имел предшественников. Классическая политическая экономия (Адам
Смит314, Давид Рикардо315) достигла расцвета в тот период, когда капитализм
еще не успел состариться и не боялся завтрашнего дня. Маркс отдавал обоим
великим классикам дань глубокого признания. Однако основная ошибка
классической экономии состояла в том, что она видела в капитализме
нормальное состояние человечества, а не исторический этап в развитии
общества. Маркс начал с критики этой политической экономии, вскрыл ее
ошибки, как и противоречия самого капитализма, и показал неизбежность его
крушения. Роза Люксембург очень метко сказала, что экономическое учение
Маркса есть дитя классической экономии, но такое дитя, рождение которого
стоило матери жизни.
Наука развивается не в герметически замкнутом кабинете ученого, а в
живом обществе. Все интересы и страсти, раздирающие общество, влияют на
развитие науки, особенно политической экономии, науки о богатстве и
бедности. Борьба рабочих против капиталистов заставила теоретиков буржуазии
повернуться спиной к научному анализу системы эксплуатации и заняться голым
описанием экономических фактов, изучением экономического прошлого и, что
неизмеримо хуже, прямой фальсификацией действительности с целью оправдания
капиталистического режима. Экономическая доктрина, которая преподается ныне
в официальных учебных заведениях и проповедуется в буржуазной прессе, дает
немало важного фактического материала, но совершенно неспособна и не хочет
охватить экономический процесс в целом, чтобы раскрыть его законы и
перспективы. Официальная политическая экономия мертва. Действительное
познание капиталистического общества можно получить только через "Капитал"
Маркса.
Закон трудовой стоимости
Основной связью людей в современном обществе является обмен. Всякий
продукт труда, вступающий в процесс обмена, становится товаром. Маркс
начинает исследование с товара, чтоб из этой основной клеточки
капиталистического общества вывести те общественные отношения, которые
объективно сложились на основе обмена независимо от воли людей. Только на
этом пути и возможно разрешить основную загадку: каким образом в
капиталистическом обществе, где каждый думает за себя и никто за всех,
удается достигнуть необходимых для жизни пропорций между разными отраслями
хозяйства.
Рабочий продает свою силу, фермер вывозит свои продукты на рынок,
ростовщик или банкир дает взаймы, лавочник подбирает ассортимент товаров,
промышленник строит завод, спекулянт покупает и продает ценные бумаги, - у
каждого свои соображения, свой частный план, своя забота о заработке или
барыше. Тем не менее из этого хаоса индивидуальных стремлений и действий
складывается некоторое хозяйственное целое, правда, негармоничное,
противоречивое, однако дающее возможность обществу не только существовать,
но и развиваться. Это означает, что хаос не есть все же хаос, что он как-то
регулируется, если не сознательно, то автоматически. Понять механизм, при
помощи которого разные стороны хозяйства приводятся в относительное
равновесие, значит вскрыть объективные законы капитализма.
Разумеется, те законы, которые управляют различными сферами
капиталистического хозяйства, - заработной платой, ценой, земельной рентой,
прибылью, процентом, кредитом, биржей, - очень многочисленны и сложны. Но в
последнем счете они сводятся к одному закону, который Марксом вскрыт и
прослежен до конца: это закон трудовой стоимости, который и является
этого утверждать нельзя. Военное и даже чисто экономическое давление извне,
при неблагоприятной для Мексики международной конъюнктуре, т. е. при
дальнейших поражениях и отступлениях мирового пролетариата, может вынудить
страну сделать шаг назад. Отрицать такую возможность было бы пустым
бахвальством. Представлять себе будущность Мексики, как и любой другой
колониальной или полуколониальной страны, в виде постоянного накопления
реформ и завоеваний, вплоть до полного и окончательного освобождения, могут
только жалкие утописты. Так, социал-демократы, эти классические
оппортунисты, долго надеялись, что путем непрерывного развития мирных реформ
им удастся преобразовать капиталистическое общество и достигнуть полного
освобождения пролетариата. На деле оказалось, что путь реформ действителен
только до известного пункта, когда господствующий класс, почувствовав
опасность, переходит в открытое контрнаступление. Борьба может разрешиться
только революцией или контрреволюцией. В ряде капиталистических стран
накопление демократических реформ привело не к социализму, а к фашизму,
ликвидировавшему все социальные и политические завоевания прошлого. Тот же
диалектический закон распространяется и на освободительную борьбу угнетенных
народов. При благоприятных условиях они могут сравнительно мирно достигнуть
известных завоеваний, облегчающих борьбу за дальнейшую самостоятельность. Но
это вовсе не значит, что такие частные завоевания будут продолжаться
непрерывно, до полного освобождения. В Индии британский империализм после
ряда второстепенных уступок готовится ныне не только поставить точку, но и
повернуть колесо реформ назад. Освободить Индию может только открытая
революционная борьба индусских рабочих и крестьян рука об руку с английским
пролетариатом.
Такова одна сторона вопроса. Но у него есть и другая. Почему
мексиканскому правительству удалось успешно, по крайней мере, для данного
периода, провести экспроприацию? Прежде всего благодаря антагонизму между
Соединенными Штатами и Великобританией. Можно было не опасаться
непосредственного активного вмешательства Великобритании. Но этого мало.
Совершая экспроприацию, мексиканское правительство считало невероятным
вооруженное вмешательство также и со стороны северного соседа. На чем
основывался этот расчет? На нынешнем курсе Белого Дома: "Нью Дил"309 во
внутренних отношениях сопровождается политикой "доброго соседа" во внешних
отношениях.
Леон явно не понимает, что нынешняя политика Белого Дома определяется
глубоким кризисом американского империализма и ростом радикальных тенденций
в рабочем классе. Наиболее яркое выражение эти новые тенденции нашли до сих
пор в возникновении СИО (Комитете Индустриальной Организации). Г[осподин]
Леон жалуется на то, что СИО не интересуется судьбой Перу. Это означает,
вероятно, что касса СИО отказывается субсидировать АПРА. Со своей стороны мы
нимало не склонны закрывать глаза на то, что политическое сознание вождей
СИО не возвышается над уровнем левого крыла консервативной партии Рузвельта,
а в некоторых отношениях спускается ниже этого плачевного уровня. Тем не
менее факт возникновения СИО отражает огромный сдвиг в чувствах и мыслях
американских рабочих. Влиятельная часть буржуазии, представителем которой
является Рузвельт, говорит (или говорила вчера): "Прежними методами править
нельзя; нужно идти на соглашения, нужно делать частичные уступки для того,
чтобы сохранить основное, т. е. частную собственность на средства
производства". Это и есть Нью Дил". Та же политика распространяется
Рузвельтом на международные отношения, особенно на отношения с Латинской
Америкой: уступать в частных вопросах, чтобы не потерять главного. Именно
эта политическая конъюнктура и сделал возможной экспроприацию нефти в
Мексике без военной интервенции и экономической блокады. Другими словами,
мирный шаг на пути экономической эмансипации стал возможен благодаря более
активной, более наступательной политике широких кругов североамериканского
пролетариата. Дело идет, как видим, совсем не о том, "сочувствуют" или "не
сочувствуют" Льюис310 и К АПРА или перуанскому народу вообще: эти господа
не видят дальше своего носа и сочувствуют только самим себе. Дело идет даже
не о том, в какой мере сами американские рабочие понимают сегодня связь
своей освободительной борьбы с борьбою угнетенных народов. Как бы ни
плачевно обстояло пока дело на этот счет, остается несомненным и притом
крайне важным фактом, что обострение классовой борьбы пролетариата
Соединенных Штатов чрезвычайно облегчило экспроприацию нефтяных предприятий
мексиканским правительством. Этой внутренней логики классовой борьбы, этой
взаимозависимости внутренних и внешних факторов г. Леон, как типичный мелкий
буржуа, совершенно, разумеется, не понимает.
Было бы, разумеется, в корне ошибочно делать из сказанного выше тот
вывод, что политика Соединенных Штатов будет и дальше развиваться непрерывно
по тому же направлению, открывая латиноамериканским народам все более и
более широкие возможности мирного освобождения. Наоборот, можно заранее
предсказать, притом с полной уверенностью, что политика "Нью Дил" и "доброго
соседа", не разрешив ни одного вопроса и никого не удовлетворив, только
разожжет требовательность и наступательный дух американского пролетариата и
латиноамериканских народов. Обострение классовой борьбы породило "Нью Дил".
Дальнейшее обострение классовой борьбы убьет "Нью Дил", дав внутри буржуазии
перевес крайне реакционным, наступательным, фашистским тенденциям. Политика
"доброго соседа" неизбежно сменится, вероятно, в довольно близком будущем,
политикой бронированного кулака, который может прежде всего оказаться
направленным против Мексики. Закрывать глаза на эту перспективу могут только
мелкобуржуазные слепцы и фразеры типа Ломбардо Толедано или Леона. Годом
раньше или позже вопрос станет ребром: кто хозяин на этом континенте -
империалисты Соединенных Штатов или трудящиеся массы всех населяющих Америку
народов? Вопрос этот по самому существу своему может быть разрешен только
открытым столкновением классовых сил, т. е. революцией, вернее, революциями.
В этих боях против империализма будет участвовать, с одной стороны,
пролетариат Соединенных Штатов, который не может не вести этой борьбы во имя
собственного самосохранения, с другой стороны, латиноамериканские народы,
которые, борясь за свое освобождение, тем самым поддерживают борьбу
пролетариата Соединенных Штатов.
Из сказанного ясно, что мы отнюдь не рекомендуем ни латиноамериканским
народам пассивно дожидаться революции в Соединенных Штатах, ни американскому
пролетариату сложить руки до победы латиноамериканских народов. Кто пассивно
дожидается, тот ничего не дождется. Борьбу нужно вести непрерывно, развивать
и углублять ее, в зависимости от реальных исторических условий. Но нужно в
то же время ясно понимать взаимозависимость двух главных потоков современной
борьбы против империализма. Только слившись на известном этапе воедино, они
могут обеспечить окончательное торжество.
Это не значит, конечно, что Льюис и Грин сделаются чемпионами
социалистической федерации американского континента. Нет, они останутся,
несомненно, до конца в лагере империализма. Это не значит также, что весь
пролетариат Соединенных Штатов научится видеть в освобождении
латиноамериканских народов свою собственную задачу. Это не значит также, что
латиноамериканские народы поймут до конца общность своих интересов с
интересами североамериканского пролетариата. Но сам факт параллельной борьбы
будет означать объективный союз между ними, может быть неоформленный, но
очень активный союз. Этот союз окажется, разумеется, тем более
действительным и плодотворным, чем раньше и лучше авангард американского
пролетариата - на Севере, в Центре и на Юге - поймет необходимость самого
тесного революционного сотрудничества в борьбе против общего врага. Вскрыть,
разъяснить и организовать эту связь - в этом и состоит одна из важнейших
задач IV Интернационала.
*
Разобранный нами пример показывает достаточно общий теоретический и
политический уровень г. Леона. Вряд ли стоит останавливаться после этого на
всех остальных его суждениях. Отметим лишь два важнейших.
Леон приписывает нам ту мысль, будто СССР является империалистической
страной. Ничего подобного в статье Диего Ривера, разумеется, нет. Мы говорим
лишь, что в борьбе за самосохранение советская бюрократия превратилась в
последний период в агентуру "демократического" империализма. Чтобы завоевать
его симпатии, она готова на всякие предательства по отношению к рабочему
классу и угнетенным народам. Поведение сталинцев на пацифистском конгрессе в
Мексике (сентябрь 1938 г.) полностью обнаружило их измену колониальным и
полуколониальным народам. Ведь именно поэтому левые апристы встали в острую
оппозицию к сталинскому большинству конгресса. Согласен ли с этим Леон или
не согласен? Когда этот господин с важным видом заявляет, что (в отличие от
нас?) он не является "врагом СССР", то мы можем только презрительно пожать
плечами. Что означает для Леона СССР? Географическое понятие или социальное
явление? Если он имеет в виду "советское" общество, то он должен понять, что
это общество насквозь противоречиво. Нельзя быть другом народов СССР, не
будучи врагом "советской" бюрократии. Все так называемые "друзья" Кремля,
как не раз доказывал Л.Д.Троцкий, являются вероломными врагами
освободительной борьбы рабочих и крестьян СССР.
Леон обвиняет нас, конечно, в том, что мы "разъединяем" силы
республиканской Испании в борьбе против фашизма. Этим он лишний раз
обнаруживает свое реакционное тупоумие. С самого начала испанской революции,
и особенно с начала открытой гражданской войны, революционные марксисты
доказывали, что победа возможна только на основе социалистической программы:
нужно немедленно дать крестьянам землю, экспроприировать банки и тресты,
дать рабочим освободиться от капиталистической эксплуатации. При этих
условиях испанская революция была бы непобедимой. Адвокаты и лакеи
помещиков, банкиров, капиталистов и попов отвечали на это: "Не нарушайте
единства!" Во имя "единства" эксплуатируемых с эксплуататорами всякое
революционное движение рабочих и крестьян подавлялось беспощадно. Все
действительные социалисты и революционные анархисты подвергались клевете,
заточению, истреблению. Главную роль при этом играло сталинское ГПУ. "Не
нарушайте единства" - жертв с палачами! Мы видим теперь результаты этой
предательской политики. Обманутые рабочие и крестьяне повернулись спиною к
республиканцам, впали в отчаяние, в апатию, в индифферентизм. Именно это
обеспечило победу Франко. Кто теперь, после падения Барселоны311, повторяет,
что "троцкисты" проповедуют разъединение республиканской Испании, тот тем
самым показывает, что он является агентом испанских помещиков, капиталистов,
банкиров и попов. Этого одного достаточно, чтобы заставить нас открыто
сказать перуанским рабочим: "Не верьте субъектам, подобным Леону: эти
консервативные мелкие буржуа не понимают логики классовой борьбы и потому
совершенно неспособны руководить вами в вашей борьбе за национальную и
социальную эмансипацию; ничего, кроме поражения, они принести вам не могут!"
Думаем, что сказанного довольно. Ругательства и инсинуации Леона - не
доводы. Наглость не смягчает невежества. А невежество - не орудие революции!
"Клаве"312
[Февраль]
Несравненный Леон Жуо телеграфировал несравненному Ломбардо Толедано
грозный запрос: правда ли, что правительство Мексики собирается сдавать
нефтяные концессии Японии и другим фашистским странам? Ведь это означало бы
усиление военной мощи фашистов и новые катастрофы на мировой арене; мирные
города в пламени, тысячи жертв и пр. Толедано голосом провинившегося
школьника ответил: "Нет, нет, никогда Мексика таких концессий не даст!" Еще
совсем недавно тот же Толедано клялся: "Нет, никогда Мексика не будет
продавать свою нефть фашистам; Англия не сможет прожить без мексиканской
нефти!" и пр. Эти господа думают, что пустой декламацией можно разрешить
жизненные экономические проблемы! Если бы у Толедано было хоть немного - не
говорим революционного смысла, но хотя бы национального достоинства (а
гражданину угнетенной страны не мешает запастись национальным достоинством)
- он ответил бы Леону Жуо пинком ноги. Жуо есть прямой агент французского и
британского империализма. Франция вслед за Британией бойкотируют
мексиканскую нефть, чтобы поддержать империалистических собственников против
полуколониальной страны. И Франция, и Бельгия применяют авиацию для
усмирения освободительных движений в своих колониях. Как смеет Жуо в этих
условиях разевать рот? Бороться против фашистских и вообще
империалистических злодейств, в частности против обстрела мирных городов,
могут и должны честные рабочие и крестьяне, не запятнавшие себя ни прямо, ни
косвенно участием в подобных преступлениях. Но Жуо, цепная собака
империалистического капитала, - как смеет он выступать в качестве учителя и
цензора Мексики? Дело в том, что Жуо знает, с кем имеет дело. Он смотрит на
Толедано не как на представителя рабочих масс угнетенной страны, а как на
агента французского (увы, покойного) "Народного фронта", т. е. как на
второстепенного агента "демократического" империализма. И Жуо не ошибается!
[Л.Д.Троцкий]
[Февраль 1939 г.]
Что мы предлагаем читателю?
Эта книга в небольшом объеме излагает основы экономического учения
Маркса словами самого Маркса. В конце концов, никому до сих пор не удавалось
лучше самого Маркса изложить теорию трудовой стоимости. Сокращение первого
тома "Капитала", закладывающего фундамент всей экономической системы Маркса,
произведено тщательно и с большим знанием дела г. Отто Рюле. Устранялись
прежде всего устаревшие примеры и иллюстрации, цитаты из произведений,
которые имеют сейчас лишь исторический интерес, полемика против писателей,
ныне забытых, наконец, многочисленные документы: парламентские акты, отчеты
фабричных инспекторов и пр., которые, как ни важны они для понимания
определенной эпохи, не могли найти здесь места в сжатом изложении,
преследующем не исторические, а теоретические цели. В то же время г. Отто
Рюле сделано было все, чтобы сохранить непрерывность в развитии научного
анализа и единство литературного изложения. Логическая дедукция, как и
диалектические переходы мысли, нигде, надеемся, не нарушены. Разумеется,
этот экстракт требует внимательного и вдумчивого чтения. Для облегчения
читателей Отто Рюле снабдил текст резюмирующими заголовками на полях.
Некоторые рассуждения Маркса, особенно в первой, наиболее трудной
главе, могут показаться неискушенному читателю излишними умствованиями,
раскалыванием волоса на четыре части или "метафизикой". На самом деле такое
впечатление создается вследствие непривычки научно подходить к слишком
привычным явлениям. Товар стал таким всепроникающим, обычным, знакомым
элементом нашего повседневного существования, что усыпленная мысль не
останавливается даже перед вопросом: почему люди отдают важные и нужные для
жизни предметы в обмен на кружки золота или серебра, не имеющие никакого
полезного применения? Дело не ограничивается товаром. Все вообще категории
(основные понятия) рыночного хозяйства кажутся понятными без анализа, сами
собой разумеющимися, как бы составляющими естественную основу отношений
между людьми. На самом деле реальностями хозяйственного процесса являются:
труд человека, сырые материалы, орудия, машины, разделение труда,
необходимость распределения готовых продуктов между участниками трудового
процесса и пр. Что же касается таких категорий, как "товар", "деньги",
"заработная плата", "капитал", "прибыль", "налоги" и пр., то они являются
полумистическими отражениями в головах людей разных сторон непонятного и
неподконтрольного им процесса хозяйства. Чтобы расшифровать их, необходим
тщательный научный анализ.
В Соединенных Штатах, где про человека, который владеет миллионом,
говорят, что он "стоит" миллион, рыночные понятия проникли в головы прочнее,
чем где бы то ни было. Здесь до самого последнего времени очень мало
задумывались над существом экономических отношений. В стране, где создана
самая могущественная хозяйственная система, теоретическая экономия остается
чрезвычайно бедной. Только нынешний глубокий кризис американского хозяйства
ставит ребром перед общественным мнением основные проблемы
капиталистического общества. Во всяком случае, кто не преодолел привычки
воспринимать без критики готовые идеологические отражения хозяйственного
развития, кто не продумал следом за Марксом сущность товара как основной
клеточки капиталистического организма, тот окажется навсегда неспособен
научно осмыслить самые важные и острые явления нашей эпохи.
Метод Маркса
Создав науку как познание объективных закономерностей природы, человек
долго и упорно пытался выключить из науки себя самого, установив для себя
особые привилегии в виде мнимых взаимоотношений со сверхчувственными силами
(религия) или с вечными нравственными правилами (идеализм). Маркс
окончательно и навсегда лишил человека этих одиозных привилегий, взглянув на
него как на естественное звено в процессе развития материальной природы; на
человеческое общество - как на организацию производства и распределения; на
капитализм - как на этап в развитии человеческого общества.
Маркс не ставил себе целью открыть "вечные законы" хозяйства. Он
отрицал такие законы. История развития человеческого общества есть история
смены разных систем хозяйства, действующих каждая по своим законам. Переход
от одной системы к другой определялся всегда ростом производительных сил, т.
е. техники и организации труда. До известного момента социальные перемены
носят количественный характер, не изменяя основ общества, т. е.
господствующих форм собственности. Но наступает момент, когда выросшие
производительные силы не могут больше вмещаться в старых формах
собственности; тогда происходит радикальное изменение социального строя,
сопровождающееся потрясениями. Первобытная коммуна сменялась или дополнялась
рабством; на смену рабству шел крепостной строй с его феодальной
надстройкой; торговое развитие городов привело в Европе в XVI столетии к
капиталистическому строю, прошедшему затем через несколько стадий. В
"Капитале" Маркс изучает не хозяйство вообще, а капиталистическое хозяйство,
которое имеет свои собственные законы. К другим экономическим системам автор
обращается лишь попутно для выяснения особенностей капитализма.
Самодовлеющее хозяйство первобытной крестьянской семьи не нуждается в
"политической экономии": здесь господствует, с одной стороны, сила природы,
с другой -сила традиции. Замкнутое натуральное хозяйство греков или римлян,
основанное на рабском труде, направлялось волею рабовладельца, "план"
которого, опять-таки, непосредственно определялся законами природы и
рутиной. То же можно сказать и о средневековом поместье, с его крепостными
крестьянами. Экономические отношения во всех этих случаях были ясны и
прозрачны в своей первобытной грубости. Иначе обстоит дело с современным
обществом. Оно разрушило старые замкнутые связи и унаследованные приемы
труда. Новые экономические отношения связали города и деревни, провинции и
нации. Разделение труда охватило всю планету. Разрушив традицию и рутину,
эти связи сложились, однако, не по определенному плану, а помимо сознания и
предвидения людей, как бы за их спиною. Взаимозависимость отдельных людей,
групп, классов, наций, вытекающая из разделения труда, никем не направляется
и не руководится. Люди работают друг на друга, не зная друг друга, не
спрашивая друг друга о потребностях, в надежде, даже в уверенности, что их
отношения урегулируются сами собою. И в основном они достигают, вернее,
достигали своего.
Искать причины закономерностей капиталистического общества в
субъективном сознании - в намерениях и планах - его членов совершенно
невозможно. Объективные закономерности капитализма сложились прежде, чем
наука стала серьезно задумываться над ними. Подавляющее большинство людей не
имеет и сегодня понятия о законах, управляющих капиталистическим хозяйством.
Вся сила метода Маркса состоит в том, что он подошел к экономическим
явлениям не под субъективным углом зрения отдельных лиц, а под объективным
углом зрения развития общества, как целого, подобно тому, как
естествоиспытатель подходит к улью или к муравейнику.
Решающее значение для экономической науки имеет то, что и как люди
делают, а не то, что они сами думают о своих действиях. В основе общества
лежат не религия и мораль, а природа и труд. Метод Маркса материалистичен,
так как идет от бытия к сознанию, а не наоборот. Метод Маркса диалектичен,
так как и природу, и общество рассматривает в их развитии, а развитие - в
постоянной борьбе противоречивых сил.
Марксизм и официальная наука
Маркс имел предшественников. Классическая политическая экономия (Адам
Смит314, Давид Рикардо315) достигла расцвета в тот период, когда капитализм
еще не успел состариться и не боялся завтрашнего дня. Маркс отдавал обоим
великим классикам дань глубокого признания. Однако основная ошибка
классической экономии состояла в том, что она видела в капитализме
нормальное состояние человечества, а не исторический этап в развитии
общества. Маркс начал с критики этой политической экономии, вскрыл ее
ошибки, как и противоречия самого капитализма, и показал неизбежность его
крушения. Роза Люксембург очень метко сказала, что экономическое учение
Маркса есть дитя классической экономии, но такое дитя, рождение которого
стоило матери жизни.
Наука развивается не в герметически замкнутом кабинете ученого, а в
живом обществе. Все интересы и страсти, раздирающие общество, влияют на
развитие науки, особенно политической экономии, науки о богатстве и
бедности. Борьба рабочих против капиталистов заставила теоретиков буржуазии
повернуться спиной к научному анализу системы эксплуатации и заняться голым
описанием экономических фактов, изучением экономического прошлого и, что
неизмеримо хуже, прямой фальсификацией действительности с целью оправдания
капиталистического режима. Экономическая доктрина, которая преподается ныне
в официальных учебных заведениях и проповедуется в буржуазной прессе, дает
немало важного фактического материала, но совершенно неспособна и не хочет
охватить экономический процесс в целом, чтобы раскрыть его законы и
перспективы. Официальная политическая экономия мертва. Действительное
познание капиталистического общества можно получить только через "Капитал"
Маркса.
Закон трудовой стоимости
Основной связью людей в современном обществе является обмен. Всякий
продукт труда, вступающий в процесс обмена, становится товаром. Маркс
начинает исследование с товара, чтоб из этой основной клеточки
капиталистического общества вывести те общественные отношения, которые
объективно сложились на основе обмена независимо от воли людей. Только на
этом пути и возможно разрешить основную загадку: каким образом в
капиталистическом обществе, где каждый думает за себя и никто за всех,
удается достигнуть необходимых для жизни пропорций между разными отраслями
хозяйства.
Рабочий продает свою силу, фермер вывозит свои продукты на рынок,
ростовщик или банкир дает взаймы, лавочник подбирает ассортимент товаров,
промышленник строит завод, спекулянт покупает и продает ценные бумаги, - у
каждого свои соображения, свой частный план, своя забота о заработке или
барыше. Тем не менее из этого хаоса индивидуальных стремлений и действий
складывается некоторое хозяйственное целое, правда, негармоничное,
противоречивое, однако дающее возможность обществу не только существовать,
но и развиваться. Это означает, что хаос не есть все же хаос, что он как-то
регулируется, если не сознательно, то автоматически. Понять механизм, при
помощи которого разные стороны хозяйства приводятся в относительное
равновесие, значит вскрыть объективные законы капитализма.
Разумеется, те законы, которые управляют различными сферами
капиталистического хозяйства, - заработной платой, ценой, земельной рентой,
прибылью, процентом, кредитом, биржей, - очень многочисленны и сложны. Но в
последнем счете они сводятся к одному закону, который Марксом вскрыт и
прослежен до конца: это закон трудовой стоимости, который и является