Страница:
они думают про себя, а нередко говорят и вслух, что народу полезно иметь
свою религию. Неужели же вы стоите на этой точке зрения по отношению к вашей
собственной партии? Неужели этим объясняется ваш отказ вступать с нами в
объяснение по поводу философских основ марксизма? Тогда под видом презрения
к диалектике у вас звучит нота презрения к партии.
Не возражайте, что я опираюсь на фразу, сказанную вами в частной
беседе, и что публично вы не занимаетесь ниспровержением диалектического
материализма. Это неверно. Крылатая фраза служит мне лишь для иллюстрации.
По разным поводам вы, где представляется случай, заявляете о своем
отрицательном отношении к той доктрине, которая составляет теоретическую
основу нашей программы. Это всем в партии известно. В статье об "отступающих
интеллигентах", написанной вами совместно с Шахтманом и напечатанной в
теоретическом органе партии414, категорически заявлено, что вы отвергаете
диалектический материализм. Неужели же партия не имеет права знать, почему
именно? Неужели же вы думаете, что в Четвертом Интернационале редактор
теоретического органа может ограничиться голым заявлением: "Я решительно
отвергаю диалектический материализм", как если бы дело шло о папиросе:
"Благодарю вас, я не курю". Вопрос о правильной философской доктрине, т. е.
о правильном методе мышления, имеет решающее значение для революционной
партии, как хорошая инструментальная мастерская имеет решающее значение для
производства. Защищать старое общество при помощи материальных и
интеллектуальных методов, унаследованных от прошлого, еще возможно.
Ниспровергнуть старое общество и построить новое совершенно немыслимо без
предварительной критической проверки ходячих методов. Если партия
заблуждается в самых основах своего мышления, ваша прямая обязанность
указать ей правильный путь. Иначе ваше поведение будет неизбежно
истолковано, как пренебрежительное отношение академика к пролетарской
организации, которая-де все равно неспособна воспринять действительно
"научную" доктрину. А что может быть хуже этого?
Поучительные примеры
Кто знаком с историей борьбы тенденций внутри рабочих партий, тот
знает, что переход в лагерь оппортунизма и даже буржуазной реакции нередко
начинался с отвержения диалектики. Мелкобуржуазные интеллигенты считают
диалектику наиболее уязвимым местом марксизма и в то же время спекулируют на
том, что рабочим гораздо труднее проверить разногласия в философской
области, чем в политической. Этот давно известный факт имеет силу
доказательства от опыта. Нельзя также скинуть со счетов другой, еще более
важный факт, именно, что все великие и выдающиеся революционеры - прежде
всего Маркс, Энгельс, Ленин, Люксембург, Франц Меринг - стояли на почве
диалектического материализма. Неужели все они неспособны были отличить науку
от религии? Не слишком ли много высокомерия с вашей стороны, тов. Бернам?
Крайне поучителен пример Бернштейна, Каутского и Франца Меринга.
Бернштейн категорически отрицал диалектику, как "схоластику" и "мистику".
Каутский относился к вопросу о диалектике безразлично, вроде тов. Шахтмана.
Меринг был неутомимым пропагандистом и защитником диалектического
материализма. В течение десятилетий он следил за всеми новинками философии и
литературы, неутомимо разоблачая реакционную сущность идеализма,
неокантианства415, утилитаризма416, всех видов мистицизма и пр. Политическая
судьба этих трех лиц достаточно известна. Бернштейн дожил свою жизнь как
тупой мелкобуржуазный демократ. Каутский из центриста превратился в
вульгарного оппортуниста. Что касается Меринга, то он умер революционным
коммунистом.
В России три очень видных академических марксиста: Струве417,
Булгаков418 и Бердяев, начали с отрицания философской доктрины марксизма, а
кончили реакцией и православной церковью. В Соединенных Штатах Истмен,
Сидней Хук и их друзья борьбой против диалектики прикрыли свое превращение
из попутчиков пролетариата в попутчиков буржуазии. Можно было бы привести
десятки подобных примеров из жизни других стран.
Пример Плеханова, как бы являющийся исключением, на самом деле лишь
подтверждает правило. Плеханов был замечательным пропагандистом
диалектического материализма, но за всю свою жизнь не имел случая принять
участия в реальной классовой борьбе. Его мышление было оторвано от действия.
Революция 1905 г., а затем война, отбросив его в лагерь мелкобуржуазной
демократии, заставили его фактические отказаться от диалектического
материализма. Во время мировой войны Плеханов уже открыто выступал
проповедником кантовского категорического императива419 в области
международных отношений: "Не делай другим того, чего не хочешь себе" и пр.
Пример Плеханова показывает лишь, что диалектический материализм сам по себе
еще не делает человека революционером.
Шахтман ссылается, с другой стороны, на то, что Либкнехт оставил после
себя написанное в тюрьме произведение против диалектического материализма. В
тюрьме приходят в голову разные мысли, которые нельзя проверить путем
общения с другими людьми. Либкнехт, которого никто не считал теоретиком, в
том числе и он сам, стал для мирового рабочего движения символом героизма.
Если кто-либо из американских противников диалектики проявит в случае войны
подобную же независимость от патриотизма и личную самоотверженность, мы
отдадим ему должное как революционеру. Но вопрос о диалектическом методе
этим не разрешится.
К каким окончательным выводам пришел бы сам Либкнехт на воле,
неизвестно. Во всяком случае прежде, чем печатать свою работу, он,
несомненно, показал бы ее более компетентным друзьям, именно Францу Мерингу
и Розе Люксембург. Весьма вероятно, что по их совету он просто бросил бы
рукопись в печь. Допустим, однако, что вопреки совету людей, далеко
превосходивших его в области теории, он решил бы все же напечатать свою
работу. Меринг, Люксембург, Ленин и другие, конечно, не предложили бы
исключить его за это из партии; наоборот, решительно вступились бы за него,
если бы кто-либо сделал столь нелепое предложение. Но в то же время они не
заключили бы с ним философского блока, а решительно отмежевались бы от его
теоретических ошибок.
Совсем иначе, как видим, держит себя тов. Шахтман. "Смотрите, - говорит
он в поучение молодежи. - Плеханов был выдающимся теоретиком диалектического
материализма, а оказался оппортунистом; Либкнехт был замечательным
революционером, а усомнился в диалектическом материализме". Этот довод, если
он вообще имеет смысл, означает, что революционеру диалектический
материализм просто не нужен. Искусственно выдернутыми примерами Либкнехта и
Плеханова Шахтман подкрепляет и "углубляет" мысль своей прошлогодней статьи,
именно, что политика независима от метода, так как метод отделен от политики
счастливым даром непоследовательности. Ложно истолковав два "исключения",
Шахтман пытается опрокинуть правило. Если так аргументирует "сторонник"
марксизма, как же должен аргументировать противник? Ревизия марксизма
переходит здесь в прямую ликвидацию его; более того: в ликвидацию всякой
доктрины и всякого метода.
Что вы предлагаете взамен?
Диалектический материализм не есть, конечно, вечная и неизменная
философия. Думать иначе значило бы противоречить духу диалектики. Дальнейшее
развитие научной мысли создаст, несомненно, более глубокую доктрину, в
которую диалектический материализм войдет лишь как строительный материал.
Нет, однако, основания ждать, что эта философская революция будет
произведена еще при загнивающем буржуазном режиме. Не говоря уже о том, что
Марксы рождаются не каждый год и не каждое десятилетие, задача жизни и
смерти пролетариата состоит сейчас не в том, чтобы по новому истолковать
мир, а в том, чтобы перестроить его от основания до вершины. Мы можем ждать
в ближайшую эпоху великих революционеров действия, но вряд ли новых Марксов.
Только на основах социалистической культуры человечество почувствует
потребность пересмотреть идейное наследство прошлого и, несомненно, далеко
опередит нас не только в области хозяйства, но и в области интеллектуального
творчества. Режим бонапартистской бюрократии СССР преступен не только тем,
что создает возрастающее неравенство во всех областях жизни, но и тем, что
принижает интеллектуальную деятельность страны до уровня разнузданных
болванов ГПУ.
Допустим, однако, что вопреки нашему предположению пролетариату
посчастливится выдвинуть в нынешнюю эпоху войн и революций нового теоретика
или новую плеяду теоретиков, которые превзойдут марксизм и, в частности,
поднимут логику над материалистической диалектикой. Разумеется, все
передовые рабочие будут учиться у новых учителей, а старики будут заново
переучиваться. Но ведь пока что это - музыка будущего. Или я ошибаюсь? Может
быть, вы укажете мне те произведения, которые должны заменить пролетариату
систему диалектического материализма? Если бы они у вас были под руками, вы,
разумеется, не отказались бы вести борьбу против опиума диалектики. Но их
нет. Пытаясь дискредитировать философию марксизма, вы ничего не предлагаете
взамен.
Представьте себе молодого врача-дилетанта, который начинает разъяснять
вооруженному ланцетом хирургу, что нынешняя анатомия, неврология и пр.
никуда не годятся, что в них много неясного и незаконченного, что только
"консервативные бюрократы" могут на основе этих мнимых наук пускать в ход
ланцет и т. д. Думаю, что хирург пригласит безответственного коллегу
покинуть операционный зал. Мы тоже, тов. Бернам, не поддадимся дешевым
издевательствам над философией научного социализма. Наоборот, сейчас, когда
ходом фракционной борьбы вопрос поставлен ребром, мы скажем, обращаясь ко
всем членам партии, особенно к молодежи: остерегайтесь проникновения
буржуазного скептицизма в ваши ряды! Помните, что социализм не нашел до сих
пор более высокого научного выражения, чем марксизм. Помните, что методом
научного социализма является диалектический материализм. Возьмитесь серьезно
за книжки! Изучайте Маркса, Энгельса, Франца Меринга, Плеханова, Ленина. Это
во сто раз важнее для вас, чем изучать тенденциозные, бесплодные и немножко
смешные трактаты о консерватизме Кеннона. Пусть нынешняя дискуссия вызовет
хотя бы тот положительный результат, что молодежь постарается заложить в
своих головах серьезный теоретический фундамент для революционной борьбы!
Мнимый политический "реализм"
Дело, однако, у вас не ограничивается диалектикой. Слова вашей
резолюции о том, что вы теперь не ставите на разрешение партии вопрос о
природе Советского государства, означают на самом деле, что вы ставите этот
вопрос если не юридически, то теоретически и политически. Не понимать этого
могут только младенцы. Та же фраза имеет и другой смысл, гораздо более
одиозный и опасный. Она означает, что вы отделяете политику от марксистской
социологии. Между тем в этом для нас существо дела. Если можно давать
правильное определение государства, не пользуясь методом диалектического
материализма; если можно правильно определять политику, не давая классового
анализа государства, то спрашивается: к чему вообще марксизм?
Расходясь между собой насчет классовой природы Советского государства,
вожди оппозиции сходятся на том, что внешнюю политику Кремля надо называть
"империалистической" и что СССР не надо поддерживать "безусловно".
Замечательно содержательная платформа! На тот случай, что враждебная "клика"
поставит на съезде вопрос о природе советского государства ребром (какое
преступление!), вы заранее согласились... не соглашаться между собою, т. е.
голосовать по-разному. В британском "национальном" правительстве420 был
такой прецедент, когда министры "согласились не соглашаться", т. е.
голосовать по-разному. У министров его величества было, однако, то
преимущество, что они хорошо знали природу своего государства и могли себе
позволить роскошь разногласия по второстепенным вопросам. У вождей оппозиции
дело обстоит хуже. Они позволяют себе роскошь расходиться по основному
вопросу, чтобы проявлять солидарность по второстепенным. Если это марксизм и
принципиальная политика, то я не знаю, что такое беспринципное
комбинаторство.
Вам, видимо, кажется, что отвергая дискуссии о диалектическом
материализме и о классовой природе Советского государства во имя
"конкретных" вопросов, вы действуете, как реалистический политик. Этот
самообман вытекает из вашего недостаточного знакомства с историей борьбы
фракций в рабочем движении за последние полвека. Во всех без исключения
принципиальных конфликтах марксисты неизменно стремились повернуть партию
лицом к основным проблемам доктрины и программы, считая, что только при этом
условии "конкретный" вопрос найдет свое законное место и законные пропорции.
Наоборот, оппортунисты разных оттенков, особенно те из них, которые успели
потерпеть несколько поражений в области принципиальной дискуссии, неизменно
противопоставляли классовому марксистскому анализу "конкретные"
конъюнктурные оценки, которые они, как водится, формулировали под давлением
буржуазной демократии. Это распределение ролей проходит через десятилетия
фракционной борьбы. Оппозиция, уверяю вас, не выдумала ничего нового. Она
продолжает традицию ревизионизма в теории, оппортунизма - в политике.
В конце прошлого столетия ревизионистские попытки Бернштейна,
подпавшего в Англии под влияние англосаксонского эмпиризма и утилитаризма -
самой жалкой из всех философий! - были беспощадно отбиты. После этого
немецкие оппортунисты сразу почувствовали отвращение к философии и
социологии. На съездах и в печати они не уставали возмущаться марксистскими
"педантами", которые заменяют "конкретные политические вопросы" общими
принципиальными рассуждениями. Перечитайте протоколы германской
социал-демократии конца прошлого и начала нынешнего столетия - и вы сами
поразитесь, до какой степени мертвые держат, по французскому выражению, в
своих объятиях живых!
Вам небезызвестно, какую огромную роль сыграла "Искра" в развитии
русского марксизма. Она начала с борьбы против так называемого
"экономизма"421 в рабочем движении и против народничества (партия эсеров).
Главное возражение "экономистов" состояло в том, что "Искра" витает в
области теории, тогда как они, "экономисты", хотят руководить конкретным
рабочим движением. Главный довод социалистов-революционеров был таков:
"Искра" хочет создать школу диалектического материализма, тогда как мы хотим
низвергнуть царское самодержавие. Надо сказать, что народники-террористы
очень серьезно относились к своим словам: с бомбой в руках они жертвовали
собственной жизнью. Мы возражали им: "Бомба в известных случаях прекрасная
вещь, но прежде всего надо достигнуть ясности в собственной голове".
Исторический опыт показал, что величайшей в истории революцией руководила не
та партия, которая начала с бомб, а та, которая начала с диалектического
материализма.
Когда большевики и меньшевики входили еще в одну партию, перед каждым
съездом и на самом съезде неизменно велась ожесточенная борьба по поводу
порядка дня. Ленин предлагал начать с таких вопросов, как выяснение природы
царской монархии, определение классового характера революции, оценка
переживаемого этапа революции и пр. Мартов и Дан, вожди меньшевиков,
неизменно возражали: мы не социологический клуб, а политическая партия; нам
необходимо сговориться не о классовой природе царской монархии, а о
"конкретных политических задачах". Я цитирую по памяти, но не рискую
ошибиться, так как эти споры повторялись из года в год и получили
стереотипный характер. Прибавлю, что за мной лично есть по этой части немало
грехов. Но с того времени я кое-чему научился.
Любителям "конкретных политических вопросов" Ленин неизменно разъяснял,
что наша политика имеет не конъюнктурный, а принципиальный характер; что
тактика подчинена стратегии; что главное значение всякой политической
кампании состоит для нас в том, чтобы подвести рабочих от частных вопросов к
общим, т. е. воспитать их в понимании природы современного общества и
характера его основных сил. Меньшевикам всегда нужно было замазать
принципиальные разногласия в своей неустойчивой среде путем умолчаний, тогда
как Ленин, наоборот, ставил принципиальные вопросы ребром. Нынешняя
аргументация оппозиции против философии и социологии в пользу "конкретных
политических вопросов" есть запоздалое повторение аргументов Дана. Ни одного
нового слова! Как жалко, что Шахтман уважает марксистскую принципиальность
только тогда, когда она созревает для архивов!
Особенно неловко и неуместно аппеляция от марксистской теории к
"конкретным политическим вопросам" звучит в ваших устах, тов. Бернам, ибо не
я, а вы подняли вопрос о характере СССР и тем самым вынудили меня поставить
вопрос о методе, при помощи которого определяется классовый характер
государства. Правда, вы взяли вашу резолюцию обратно. Но этот фракционный
маневр лишен какого бы то ни было объективного значения. Вы делаете ваши
политические выводы из вашей социологической предпосылки, хотя вы временно и
спрятали ее в ваш портфель. Шахтман делает те же политические выводы из
отсутствия социологической предпосылки: он приспособляется к вам. Аберн422
пытается одинаково использовать и спрятанную предпосылку и отсутствие
предпосылки для своих "организационных" комбинаций. Таково реальное, а не
дипломатическое положение в лагере оппозиции. Вы выступаете, как
антимарксист; Шахтман и Аберн - как платонические марксисты. Что хуже,
решить нелегко.
Диалектика нынешней дискуссии
Естественно, перед лицом дипломатического фронта противников, со
спрятанными предпосылками и без предпосылок, мы, "консерваторы", отвечаем:
плодотворный спор о "конкретных вопросах" возможен только в том случае, если
вы ясно скажете, из каких классовых предпосылок вы исходите. Мы не обязаны
ограничиваться теми темами спора, которые вы искусственно избрали. Если
кто-нибудь предлагает мне обсудить с ним "конкретные" вопросы: о вторжении
советского флота в Швейцарию или о размерах хвоста у бронкской ведьмы, то я
имею право поставить предварительные вопросы: имеется ли у Швейцарии морское
побережье и существуют ли ведьмы вообще?
Всякая серьезная дискуссия развертывается от частного, даже случайного
- к общему и основному. Если поводы и непосредственные мотивы дискуссии
представляют интерес, то чаще всего лишь симптоматический. Реальное
политическое значение имеют те принципиальные проблемы, которые дискуссия
поднимает в своем развитии. Некоторым интеллигентам, желавшим обличить
"бюрократический консерватизм" и похвалиться своей "динамичностью", кажется,
что вопросы о диалектике, марксизме, природе государства, централизме
подняты "искусственно" и что дискуссия приняла "ложное" направление. Дело
однако в том, что дискуссия имеет свою объективную логику, которая совсем не
совпадает с субъективной логикой отдельных лиц и группировок. Диалектический
характер дискуссии вытекает из того, что ее объективный ход определяется
живым столкновением противоположных тенденций, а не предвзятым логическим
планом. Материалистическая основа дискуссии состоит в том, что в ней
преломляются давления разных классов. Таким образом, нынешняя дискуссия в
Социалистической рабочей партии, как и исторический процесс в целом,
развивается - с вашего позволения, т. Бернам, или без него - по законам
диалектического материализма. Спрятаться от этих законов нельзя.
"Наука" - против марксизма и "эксперименты" - против программы
Обвиняя противную сторону в "бюрократическом консерватизме" (голая
психологическая абстракция, поскольку под этим "консерватизмом" не показаны
определенные социальные интересы), вы требуете в вашем документе423 заменить
консервативную политику "критической и экспериментальной политикой - словом,
научной политикой" (стр. 32). Эта на первый взгляд невинная и
бессодержательная при всей своей напыщенности фраза заключает в себе целое
откровение. Вы не говорите о марксистской политике. Вы не говорите о
пролетарской политике. Вы говорите об "экспериментальной", "критической",
"научной" политике. Откуда эта претенциозная и сознательно неопределенная
терминология, столь необычная в наших рядах? Я вам скажу. Она представляет
результат вашего приспособления, т. Бернам, к буржуазному общественному
мнению и приспособления Шахтмана и Аберна к вашему приспособлению. Марксизм
в широких кругах буржуазной интеллигенции вышел из моды. Притом, говоря о
марксизме, можно быть принятым, упаси боже, за диалектического материалиста.
Лучше избегать этого скомпрометированного слова. Чем заменить его? Конечно,
"наукой", даже "Наукой" с прописной буквы, а наука, как известно, основана
на "критике" и "экспериментах". Это звучит солидно, без узости, без
сектантства, по-профессорски. С этой формулой можно выступить в любом
демократическом салоне.
Перечитайте, пожалуйста, еще раз вашу собственную фразу: "На место
консервативной политики мы должны поставить смелую, гибкую, критическую и
экспериментальную политику - словом, научную политику". Лучше нельзя
сказать! Но это как раз та формула, которую все мелкобуржуазные эмпирики,
ревизионисты и, не в последнем счете, политические авантюристы
противопоставляют "узкому", "ограниченному", "догматическому" и
"консервативному" марксизму.
Бюффон424 сказал когда-то, что стиль - это человек. Политическая
терминология - не только человек, но и партия. Терминология есть один из
элементов классовой борьбы. Не понимать этого могут только безжизненные
педанты. В ваших документах вы тщательно вытравляете - именно вы, т. Бернам
- не только такие термины, как диалектика и материализм, но и марксизм. Вы
выше этого. Вы человек "критической" и "экспериментальной" науки. По той же
самой причине вы избрали ярлык "империализма" для внешней политики Кремля.
Это нововведение служит вам для того, чтобы отмежеваться от слишком
стеснительной терминологии Четвертого Интернационала, создав менее
"сектантские", менее "религиозные", более свободные формулы, общие вам -
счастливая случайность! - с буржуазной демократией.
Вы хотите экспериментировать? Позвольте вам, однако, напомнить, что
рабочее движение имеет долгую историю, в которой нет недостатка в опыте и,
если угодно, в экспериментах. Этот дорого оплаченный опыт кристаллизовался в
виде определенной доктрины, того самого марксизма, имя которого вы тщательно
избегаете. Прежде чем дать вам право на эксперименты, партия имеет право
спросить: каким методом вы будете пользоваться? Форд вряд ли позволит
экспериментировать у себя на заводе человеку, который не усвоил необходимых
выводов из предшествующего развития промышленности и бесконечного ряда уже
проделанных экспериментов. К тому же экспериментальные лаборатории на
заводах тщательно отделены от массового производства. Неизмеримо менее
допустимы знахарские эксперименты в области рабочего движения, хотя бы и под
знаменем анонимной "науки". Для нас наукой рабочего движения является
марксизм. Социальную науку без имени, Науку с большой буквы мы предоставляем
в полное распоряжение Истмена и ему подобных.
Я знаю, что вы спорите с Истменом, и в некоторых вопросах спорите
прекрасно. Но вы спорите с ним, как с представителем вашего круга, а не как
с агентом классового врага. Вы это ярко обнаружили в вашей с Шахтманом
статье, закончив ее неожиданным приглашением по адресу Истмена, Хука,
Лайонса425 и других выступить с изложением их позиции на страницах "Нью
Интернейшенел". Вы не побоялись даже того, что они могут поставить вопрос о
диалектике и тем выбить вас из позиции дипломатического молчания.
20 января прошлого года, следовательно, задолго до дискуссии, я
настаивал в письме к тов. Шахтману на необходимости внимательно следить за
внутренними процессами в сталинской партии. "Это в тысячу раз важнее, -
писал я, - чем приглашать Истмена, Лайонса и других представлять свои
индивидуальные испарения. Я немножко удивился, почему вы дали место
последней ничтожной и наглой статье Истмена. В его распоряжении имеются:
`Harper s Magazine'426, `Modern Monthly'427, `Common Sense'428 и пр. Но я
совершенно поражен тем, что вы лично приглашаете этих господ пачкать не
столь многочисленные страницы 'Нью Интернейшенел'. Увековечение этой
полемики может интересовать некоторых мелкобуржуазных интеллигентов, но не
революционные элементы. Мое глубокое убеждение, что известная реорганизация
'Нью Интернейшенел' и 'Сошалист Эппил' необходима: подальше от Истмена,
Лайонса и т. д.; поближе к рабочим и в этом смысле к сталинской партии".
Как всегда в таких случаях, Шахтман ответил невнимательно и небрежно.
Практически вопрос разрешился тем, что приглашенные вами враги марксизма
свою религию. Неужели же вы стоите на этой точке зрения по отношению к вашей
собственной партии? Неужели этим объясняется ваш отказ вступать с нами в
объяснение по поводу философских основ марксизма? Тогда под видом презрения
к диалектике у вас звучит нота презрения к партии.
Не возражайте, что я опираюсь на фразу, сказанную вами в частной
беседе, и что публично вы не занимаетесь ниспровержением диалектического
материализма. Это неверно. Крылатая фраза служит мне лишь для иллюстрации.
По разным поводам вы, где представляется случай, заявляете о своем
отрицательном отношении к той доктрине, которая составляет теоретическую
основу нашей программы. Это всем в партии известно. В статье об "отступающих
интеллигентах", написанной вами совместно с Шахтманом и напечатанной в
теоретическом органе партии414, категорически заявлено, что вы отвергаете
диалектический материализм. Неужели же партия не имеет права знать, почему
именно? Неужели же вы думаете, что в Четвертом Интернационале редактор
теоретического органа может ограничиться голым заявлением: "Я решительно
отвергаю диалектический материализм", как если бы дело шло о папиросе:
"Благодарю вас, я не курю". Вопрос о правильной философской доктрине, т. е.
о правильном методе мышления, имеет решающее значение для революционной
партии, как хорошая инструментальная мастерская имеет решающее значение для
производства. Защищать старое общество при помощи материальных и
интеллектуальных методов, унаследованных от прошлого, еще возможно.
Ниспровергнуть старое общество и построить новое совершенно немыслимо без
предварительной критической проверки ходячих методов. Если партия
заблуждается в самых основах своего мышления, ваша прямая обязанность
указать ей правильный путь. Иначе ваше поведение будет неизбежно
истолковано, как пренебрежительное отношение академика к пролетарской
организации, которая-де все равно неспособна воспринять действительно
"научную" доктрину. А что может быть хуже этого?
Поучительные примеры
Кто знаком с историей борьбы тенденций внутри рабочих партий, тот
знает, что переход в лагерь оппортунизма и даже буржуазной реакции нередко
начинался с отвержения диалектики. Мелкобуржуазные интеллигенты считают
диалектику наиболее уязвимым местом марксизма и в то же время спекулируют на
том, что рабочим гораздо труднее проверить разногласия в философской
области, чем в политической. Этот давно известный факт имеет силу
доказательства от опыта. Нельзя также скинуть со счетов другой, еще более
важный факт, именно, что все великие и выдающиеся революционеры - прежде
всего Маркс, Энгельс, Ленин, Люксембург, Франц Меринг - стояли на почве
диалектического материализма. Неужели все они неспособны были отличить науку
от религии? Не слишком ли много высокомерия с вашей стороны, тов. Бернам?
Крайне поучителен пример Бернштейна, Каутского и Франца Меринга.
Бернштейн категорически отрицал диалектику, как "схоластику" и "мистику".
Каутский относился к вопросу о диалектике безразлично, вроде тов. Шахтмана.
Меринг был неутомимым пропагандистом и защитником диалектического
материализма. В течение десятилетий он следил за всеми новинками философии и
литературы, неутомимо разоблачая реакционную сущность идеализма,
неокантианства415, утилитаризма416, всех видов мистицизма и пр. Политическая
судьба этих трех лиц достаточно известна. Бернштейн дожил свою жизнь как
тупой мелкобуржуазный демократ. Каутский из центриста превратился в
вульгарного оппортуниста. Что касается Меринга, то он умер революционным
коммунистом.
В России три очень видных академических марксиста: Струве417,
Булгаков418 и Бердяев, начали с отрицания философской доктрины марксизма, а
кончили реакцией и православной церковью. В Соединенных Штатах Истмен,
Сидней Хук и их друзья борьбой против диалектики прикрыли свое превращение
из попутчиков пролетариата в попутчиков буржуазии. Можно было бы привести
десятки подобных примеров из жизни других стран.
Пример Плеханова, как бы являющийся исключением, на самом деле лишь
подтверждает правило. Плеханов был замечательным пропагандистом
диалектического материализма, но за всю свою жизнь не имел случая принять
участия в реальной классовой борьбе. Его мышление было оторвано от действия.
Революция 1905 г., а затем война, отбросив его в лагерь мелкобуржуазной
демократии, заставили его фактические отказаться от диалектического
материализма. Во время мировой войны Плеханов уже открыто выступал
проповедником кантовского категорического императива419 в области
международных отношений: "Не делай другим того, чего не хочешь себе" и пр.
Пример Плеханова показывает лишь, что диалектический материализм сам по себе
еще не делает человека революционером.
Шахтман ссылается, с другой стороны, на то, что Либкнехт оставил после
себя написанное в тюрьме произведение против диалектического материализма. В
тюрьме приходят в голову разные мысли, которые нельзя проверить путем
общения с другими людьми. Либкнехт, которого никто не считал теоретиком, в
том числе и он сам, стал для мирового рабочего движения символом героизма.
Если кто-либо из американских противников диалектики проявит в случае войны
подобную же независимость от патриотизма и личную самоотверженность, мы
отдадим ему должное как революционеру. Но вопрос о диалектическом методе
этим не разрешится.
К каким окончательным выводам пришел бы сам Либкнехт на воле,
неизвестно. Во всяком случае прежде, чем печатать свою работу, он,
несомненно, показал бы ее более компетентным друзьям, именно Францу Мерингу
и Розе Люксембург. Весьма вероятно, что по их совету он просто бросил бы
рукопись в печь. Допустим, однако, что вопреки совету людей, далеко
превосходивших его в области теории, он решил бы все же напечатать свою
работу. Меринг, Люксембург, Ленин и другие, конечно, не предложили бы
исключить его за это из партии; наоборот, решительно вступились бы за него,
если бы кто-либо сделал столь нелепое предложение. Но в то же время они не
заключили бы с ним философского блока, а решительно отмежевались бы от его
теоретических ошибок.
Совсем иначе, как видим, держит себя тов. Шахтман. "Смотрите, - говорит
он в поучение молодежи. - Плеханов был выдающимся теоретиком диалектического
материализма, а оказался оппортунистом; Либкнехт был замечательным
революционером, а усомнился в диалектическом материализме". Этот довод, если
он вообще имеет смысл, означает, что революционеру диалектический
материализм просто не нужен. Искусственно выдернутыми примерами Либкнехта и
Плеханова Шахтман подкрепляет и "углубляет" мысль своей прошлогодней статьи,
именно, что политика независима от метода, так как метод отделен от политики
счастливым даром непоследовательности. Ложно истолковав два "исключения",
Шахтман пытается опрокинуть правило. Если так аргументирует "сторонник"
марксизма, как же должен аргументировать противник? Ревизия марксизма
переходит здесь в прямую ликвидацию его; более того: в ликвидацию всякой
доктрины и всякого метода.
Что вы предлагаете взамен?
Диалектический материализм не есть, конечно, вечная и неизменная
философия. Думать иначе значило бы противоречить духу диалектики. Дальнейшее
развитие научной мысли создаст, несомненно, более глубокую доктрину, в
которую диалектический материализм войдет лишь как строительный материал.
Нет, однако, основания ждать, что эта философская революция будет
произведена еще при загнивающем буржуазном режиме. Не говоря уже о том, что
Марксы рождаются не каждый год и не каждое десятилетие, задача жизни и
смерти пролетариата состоит сейчас не в том, чтобы по новому истолковать
мир, а в том, чтобы перестроить его от основания до вершины. Мы можем ждать
в ближайшую эпоху великих революционеров действия, но вряд ли новых Марксов.
Только на основах социалистической культуры человечество почувствует
потребность пересмотреть идейное наследство прошлого и, несомненно, далеко
опередит нас не только в области хозяйства, но и в области интеллектуального
творчества. Режим бонапартистской бюрократии СССР преступен не только тем,
что создает возрастающее неравенство во всех областях жизни, но и тем, что
принижает интеллектуальную деятельность страны до уровня разнузданных
болванов ГПУ.
Допустим, однако, что вопреки нашему предположению пролетариату
посчастливится выдвинуть в нынешнюю эпоху войн и революций нового теоретика
или новую плеяду теоретиков, которые превзойдут марксизм и, в частности,
поднимут логику над материалистической диалектикой. Разумеется, все
передовые рабочие будут учиться у новых учителей, а старики будут заново
переучиваться. Но ведь пока что это - музыка будущего. Или я ошибаюсь? Может
быть, вы укажете мне те произведения, которые должны заменить пролетариату
систему диалектического материализма? Если бы они у вас были под руками, вы,
разумеется, не отказались бы вести борьбу против опиума диалектики. Но их
нет. Пытаясь дискредитировать философию марксизма, вы ничего не предлагаете
взамен.
Представьте себе молодого врача-дилетанта, который начинает разъяснять
вооруженному ланцетом хирургу, что нынешняя анатомия, неврология и пр.
никуда не годятся, что в них много неясного и незаконченного, что только
"консервативные бюрократы" могут на основе этих мнимых наук пускать в ход
ланцет и т. д. Думаю, что хирург пригласит безответственного коллегу
покинуть операционный зал. Мы тоже, тов. Бернам, не поддадимся дешевым
издевательствам над философией научного социализма. Наоборот, сейчас, когда
ходом фракционной борьбы вопрос поставлен ребром, мы скажем, обращаясь ко
всем членам партии, особенно к молодежи: остерегайтесь проникновения
буржуазного скептицизма в ваши ряды! Помните, что социализм не нашел до сих
пор более высокого научного выражения, чем марксизм. Помните, что методом
научного социализма является диалектический материализм. Возьмитесь серьезно
за книжки! Изучайте Маркса, Энгельса, Франца Меринга, Плеханова, Ленина. Это
во сто раз важнее для вас, чем изучать тенденциозные, бесплодные и немножко
смешные трактаты о консерватизме Кеннона. Пусть нынешняя дискуссия вызовет
хотя бы тот положительный результат, что молодежь постарается заложить в
своих головах серьезный теоретический фундамент для революционной борьбы!
Мнимый политический "реализм"
Дело, однако, у вас не ограничивается диалектикой. Слова вашей
резолюции о том, что вы теперь не ставите на разрешение партии вопрос о
природе Советского государства, означают на самом деле, что вы ставите этот
вопрос если не юридически, то теоретически и политически. Не понимать этого
могут только младенцы. Та же фраза имеет и другой смысл, гораздо более
одиозный и опасный. Она означает, что вы отделяете политику от марксистской
социологии. Между тем в этом для нас существо дела. Если можно давать
правильное определение государства, не пользуясь методом диалектического
материализма; если можно правильно определять политику, не давая классового
анализа государства, то спрашивается: к чему вообще марксизм?
Расходясь между собой насчет классовой природы Советского государства,
вожди оппозиции сходятся на том, что внешнюю политику Кремля надо называть
"империалистической" и что СССР не надо поддерживать "безусловно".
Замечательно содержательная платформа! На тот случай, что враждебная "клика"
поставит на съезде вопрос о природе советского государства ребром (какое
преступление!), вы заранее согласились... не соглашаться между собою, т. е.
голосовать по-разному. В британском "национальном" правительстве420 был
такой прецедент, когда министры "согласились не соглашаться", т. е.
голосовать по-разному. У министров его величества было, однако, то
преимущество, что они хорошо знали природу своего государства и могли себе
позволить роскошь разногласия по второстепенным вопросам. У вождей оппозиции
дело обстоит хуже. Они позволяют себе роскошь расходиться по основному
вопросу, чтобы проявлять солидарность по второстепенным. Если это марксизм и
принципиальная политика, то я не знаю, что такое беспринципное
комбинаторство.
Вам, видимо, кажется, что отвергая дискуссии о диалектическом
материализме и о классовой природе Советского государства во имя
"конкретных" вопросов, вы действуете, как реалистический политик. Этот
самообман вытекает из вашего недостаточного знакомства с историей борьбы
фракций в рабочем движении за последние полвека. Во всех без исключения
принципиальных конфликтах марксисты неизменно стремились повернуть партию
лицом к основным проблемам доктрины и программы, считая, что только при этом
условии "конкретный" вопрос найдет свое законное место и законные пропорции.
Наоборот, оппортунисты разных оттенков, особенно те из них, которые успели
потерпеть несколько поражений в области принципиальной дискуссии, неизменно
противопоставляли классовому марксистскому анализу "конкретные"
конъюнктурные оценки, которые они, как водится, формулировали под давлением
буржуазной демократии. Это распределение ролей проходит через десятилетия
фракционной борьбы. Оппозиция, уверяю вас, не выдумала ничего нового. Она
продолжает традицию ревизионизма в теории, оппортунизма - в политике.
В конце прошлого столетия ревизионистские попытки Бернштейна,
подпавшего в Англии под влияние англосаксонского эмпиризма и утилитаризма -
самой жалкой из всех философий! - были беспощадно отбиты. После этого
немецкие оппортунисты сразу почувствовали отвращение к философии и
социологии. На съездах и в печати они не уставали возмущаться марксистскими
"педантами", которые заменяют "конкретные политические вопросы" общими
принципиальными рассуждениями. Перечитайте протоколы германской
социал-демократии конца прошлого и начала нынешнего столетия - и вы сами
поразитесь, до какой степени мертвые держат, по французскому выражению, в
своих объятиях живых!
Вам небезызвестно, какую огромную роль сыграла "Искра" в развитии
русского марксизма. Она начала с борьбы против так называемого
"экономизма"421 в рабочем движении и против народничества (партия эсеров).
Главное возражение "экономистов" состояло в том, что "Искра" витает в
области теории, тогда как они, "экономисты", хотят руководить конкретным
рабочим движением. Главный довод социалистов-революционеров был таков:
"Искра" хочет создать школу диалектического материализма, тогда как мы хотим
низвергнуть царское самодержавие. Надо сказать, что народники-террористы
очень серьезно относились к своим словам: с бомбой в руках они жертвовали
собственной жизнью. Мы возражали им: "Бомба в известных случаях прекрасная
вещь, но прежде всего надо достигнуть ясности в собственной голове".
Исторический опыт показал, что величайшей в истории революцией руководила не
та партия, которая начала с бомб, а та, которая начала с диалектического
материализма.
Когда большевики и меньшевики входили еще в одну партию, перед каждым
съездом и на самом съезде неизменно велась ожесточенная борьба по поводу
порядка дня. Ленин предлагал начать с таких вопросов, как выяснение природы
царской монархии, определение классового характера революции, оценка
переживаемого этапа революции и пр. Мартов и Дан, вожди меньшевиков,
неизменно возражали: мы не социологический клуб, а политическая партия; нам
необходимо сговориться не о классовой природе царской монархии, а о
"конкретных политических задачах". Я цитирую по памяти, но не рискую
ошибиться, так как эти споры повторялись из года в год и получили
стереотипный характер. Прибавлю, что за мной лично есть по этой части немало
грехов. Но с того времени я кое-чему научился.
Любителям "конкретных политических вопросов" Ленин неизменно разъяснял,
что наша политика имеет не конъюнктурный, а принципиальный характер; что
тактика подчинена стратегии; что главное значение всякой политической
кампании состоит для нас в том, чтобы подвести рабочих от частных вопросов к
общим, т. е. воспитать их в понимании природы современного общества и
характера его основных сил. Меньшевикам всегда нужно было замазать
принципиальные разногласия в своей неустойчивой среде путем умолчаний, тогда
как Ленин, наоборот, ставил принципиальные вопросы ребром. Нынешняя
аргументация оппозиции против философии и социологии в пользу "конкретных
политических вопросов" есть запоздалое повторение аргументов Дана. Ни одного
нового слова! Как жалко, что Шахтман уважает марксистскую принципиальность
только тогда, когда она созревает для архивов!
Особенно неловко и неуместно аппеляция от марксистской теории к
"конкретным политическим вопросам" звучит в ваших устах, тов. Бернам, ибо не
я, а вы подняли вопрос о характере СССР и тем самым вынудили меня поставить
вопрос о методе, при помощи которого определяется классовый характер
государства. Правда, вы взяли вашу резолюцию обратно. Но этот фракционный
маневр лишен какого бы то ни было объективного значения. Вы делаете ваши
политические выводы из вашей социологической предпосылки, хотя вы временно и
спрятали ее в ваш портфель. Шахтман делает те же политические выводы из
отсутствия социологической предпосылки: он приспособляется к вам. Аберн422
пытается одинаково использовать и спрятанную предпосылку и отсутствие
предпосылки для своих "организационных" комбинаций. Таково реальное, а не
дипломатическое положение в лагере оппозиции. Вы выступаете, как
антимарксист; Шахтман и Аберн - как платонические марксисты. Что хуже,
решить нелегко.
Диалектика нынешней дискуссии
Естественно, перед лицом дипломатического фронта противников, со
спрятанными предпосылками и без предпосылок, мы, "консерваторы", отвечаем:
плодотворный спор о "конкретных вопросах" возможен только в том случае, если
вы ясно скажете, из каких классовых предпосылок вы исходите. Мы не обязаны
ограничиваться теми темами спора, которые вы искусственно избрали. Если
кто-нибудь предлагает мне обсудить с ним "конкретные" вопросы: о вторжении
советского флота в Швейцарию или о размерах хвоста у бронкской ведьмы, то я
имею право поставить предварительные вопросы: имеется ли у Швейцарии морское
побережье и существуют ли ведьмы вообще?
Всякая серьезная дискуссия развертывается от частного, даже случайного
- к общему и основному. Если поводы и непосредственные мотивы дискуссии
представляют интерес, то чаще всего лишь симптоматический. Реальное
политическое значение имеют те принципиальные проблемы, которые дискуссия
поднимает в своем развитии. Некоторым интеллигентам, желавшим обличить
"бюрократический консерватизм" и похвалиться своей "динамичностью", кажется,
что вопросы о диалектике, марксизме, природе государства, централизме
подняты "искусственно" и что дискуссия приняла "ложное" направление. Дело
однако в том, что дискуссия имеет свою объективную логику, которая совсем не
совпадает с субъективной логикой отдельных лиц и группировок. Диалектический
характер дискуссии вытекает из того, что ее объективный ход определяется
живым столкновением противоположных тенденций, а не предвзятым логическим
планом. Материалистическая основа дискуссии состоит в том, что в ней
преломляются давления разных классов. Таким образом, нынешняя дискуссия в
Социалистической рабочей партии, как и исторический процесс в целом,
развивается - с вашего позволения, т. Бернам, или без него - по законам
диалектического материализма. Спрятаться от этих законов нельзя.
"Наука" - против марксизма и "эксперименты" - против программы
Обвиняя противную сторону в "бюрократическом консерватизме" (голая
психологическая абстракция, поскольку под этим "консерватизмом" не показаны
определенные социальные интересы), вы требуете в вашем документе423 заменить
консервативную политику "критической и экспериментальной политикой - словом,
научной политикой" (стр. 32). Эта на первый взгляд невинная и
бессодержательная при всей своей напыщенности фраза заключает в себе целое
откровение. Вы не говорите о марксистской политике. Вы не говорите о
пролетарской политике. Вы говорите об "экспериментальной", "критической",
"научной" политике. Откуда эта претенциозная и сознательно неопределенная
терминология, столь необычная в наших рядах? Я вам скажу. Она представляет
результат вашего приспособления, т. Бернам, к буржуазному общественному
мнению и приспособления Шахтмана и Аберна к вашему приспособлению. Марксизм
в широких кругах буржуазной интеллигенции вышел из моды. Притом, говоря о
марксизме, можно быть принятым, упаси боже, за диалектического материалиста.
Лучше избегать этого скомпрометированного слова. Чем заменить его? Конечно,
"наукой", даже "Наукой" с прописной буквы, а наука, как известно, основана
на "критике" и "экспериментах". Это звучит солидно, без узости, без
сектантства, по-профессорски. С этой формулой можно выступить в любом
демократическом салоне.
Перечитайте, пожалуйста, еще раз вашу собственную фразу: "На место
консервативной политики мы должны поставить смелую, гибкую, критическую и
экспериментальную политику - словом, научную политику". Лучше нельзя
сказать! Но это как раз та формула, которую все мелкобуржуазные эмпирики,
ревизионисты и, не в последнем счете, политические авантюристы
противопоставляют "узкому", "ограниченному", "догматическому" и
"консервативному" марксизму.
Бюффон424 сказал когда-то, что стиль - это человек. Политическая
терминология - не только человек, но и партия. Терминология есть один из
элементов классовой борьбы. Не понимать этого могут только безжизненные
педанты. В ваших документах вы тщательно вытравляете - именно вы, т. Бернам
- не только такие термины, как диалектика и материализм, но и марксизм. Вы
выше этого. Вы человек "критической" и "экспериментальной" науки. По той же
самой причине вы избрали ярлык "империализма" для внешней политики Кремля.
Это нововведение служит вам для того, чтобы отмежеваться от слишком
стеснительной терминологии Четвертого Интернационала, создав менее
"сектантские", менее "религиозные", более свободные формулы, общие вам -
счастливая случайность! - с буржуазной демократией.
Вы хотите экспериментировать? Позвольте вам, однако, напомнить, что
рабочее движение имеет долгую историю, в которой нет недостатка в опыте и,
если угодно, в экспериментах. Этот дорого оплаченный опыт кристаллизовался в
виде определенной доктрины, того самого марксизма, имя которого вы тщательно
избегаете. Прежде чем дать вам право на эксперименты, партия имеет право
спросить: каким методом вы будете пользоваться? Форд вряд ли позволит
экспериментировать у себя на заводе человеку, который не усвоил необходимых
выводов из предшествующего развития промышленности и бесконечного ряда уже
проделанных экспериментов. К тому же экспериментальные лаборатории на
заводах тщательно отделены от массового производства. Неизмеримо менее
допустимы знахарские эксперименты в области рабочего движения, хотя бы и под
знаменем анонимной "науки". Для нас наукой рабочего движения является
марксизм. Социальную науку без имени, Науку с большой буквы мы предоставляем
в полное распоряжение Истмена и ему подобных.
Я знаю, что вы спорите с Истменом, и в некоторых вопросах спорите
прекрасно. Но вы спорите с ним, как с представителем вашего круга, а не как
с агентом классового врага. Вы это ярко обнаружили в вашей с Шахтманом
статье, закончив ее неожиданным приглашением по адресу Истмена, Хука,
Лайонса425 и других выступить с изложением их позиции на страницах "Нью
Интернейшенел". Вы не побоялись даже того, что они могут поставить вопрос о
диалектике и тем выбить вас из позиции дипломатического молчания.
20 января прошлого года, следовательно, задолго до дискуссии, я
настаивал в письме к тов. Шахтману на необходимости внимательно следить за
внутренними процессами в сталинской партии. "Это в тысячу раз важнее, -
писал я, - чем приглашать Истмена, Лайонса и других представлять свои
индивидуальные испарения. Я немножко удивился, почему вы дали место
последней ничтожной и наглой статье Истмена. В его распоряжении имеются:
`Harper s Magazine'426, `Modern Monthly'427, `Common Sense'428 и пр. Но я
совершенно поражен тем, что вы лично приглашаете этих господ пачкать не
столь многочисленные страницы 'Нью Интернейшенел'. Увековечение этой
полемики может интересовать некоторых мелкобуржуазных интеллигентов, но не
революционные элементы. Мое глубокое убеждение, что известная реорганизация
'Нью Интернейшенел' и 'Сошалист Эппил' необходима: подальше от Истмена,
Лайонса и т. д.; поближе к рабочим и в этом смысле к сталинской партии".
Как всегда в таких случаях, Шахтман ответил невнимательно и небрежно.
Практически вопрос разрешился тем, что приглашенные вами враги марксизма