Страница:
казненном в августе 1936 г. В "Таймс", 7 марта, редакция назвала Алксниса70
и Гамарника71 маршалами. Этого звания они не имели.
[Л.Д.Троцкий]
[8 марта 1938 г.]
Изнутри позиций, завоеванных пролетариатом, Сталин наносит социализму
такие удары, каких не наносил еще никто. Если кто саботирует экономическое и
культурное развитие СССР, то это Сталин. Если кто подкапывает военную мощь
СССР, то это Сталин. Если кто отравляет ряды революционного авангарда
изменой и предательством, то это Сталин. Если бы объединенная мировая
реакция хотела найти агента по собственному выбору, она не нашла бы ничего
лучшего, чем Сталин. Московские процессы представляют единственную в истории
попытку обмануть все человечество. Однако, если нет предела подлости, то
есть предел доверчивости. Затушеванная мысль и поруганная совесть
пробуждаются. Прогрессивное человечество готовится извергнуть из себя отраву
сталинизма. Мысленно я и моя подруга Наталья присутствуем на вашем митинге
протеста и возрождения. Мы видим в ваших рядах образ Льва Седова, павшего на
посту борца. С нами или без нас вы доведете освободительную борьбу до конца.
Троцкий
9 марта 1938 г.
Дорогие друзья!
В дни московского процесса лондонская газета "Дейли Экспресс" просила
меня дать специально предназначенную для нее статью о процессе. Посылая по
телеграфу статью, я никак не думал, что она из Лондона вернется в Нью-Йорк и
появится в печати Херста.
Пусть добродетельные ханжи, поддерживающие Сталина-Вышинского, приходят
по этому поводу в ужас. Меня это мало трогает. Дело шло вовсе не о
литературном "сотрудничестве" с Херстом. Моя и моих сотрудников задача
состояла в том, чтобы по всем доступным нам каналам ввести в мировой оборот
как можно большее количество фактов и доводов против палачей и тем
попытаться остановить их руку. Если бы мне пришлось расклеивать плакаты,
предупреждающие население о холере, я одинаково пользовался бы стенами
школы, церкви, кабака, игорного дома и даже худших заведений. Л.Троцкий
13 марта 1938 г.
Frida Kirchway, Editor
The Nation
20 Vesey Street
New York City, N[ew] Y[ork]74
13/3/38 [г.]
Mrs.75 Фрида Киршвей, "Nation"
Милостивая государыня!
Письмом от 20 декабря 1937 г. Вы предложили мне дать для "Nation"
статью, излагающую мою "философию". Я отвечаю Вам с запозданием по ряду
причин, которые здесь нет надобности перечислять.
Во время московских процессов, где при помощи несчастных жертв ГПУ
пятналось и чернилось мое имя, имя Льва Седова, моего покойного сына и моих
единомышленников, Вы занимали позицию, которую в лучшем случае можно назвать
позицией благожелательного нейтралитета по отношению к фальсификаторам,
клеветникам и палачам. Некоторые из Ваших ближайших сотрудников, вроде
небезызвестного Луиса Фишера, выступали как прямые литературные агенты
Сталина - Вышинского - Ягоды - Ежова. Вы сами, сударыня, с шумом вышли из
"Комитета защиты Троцкого", когда Вам показалось, что расследование
комиссии, возглавляемой д-ром Дьюи, способно бросить тень на целомудрие
сталинской Фемиды76.
Обращаясь ко мне теперь с предложением изложить для "Nation" мою
"философию", Вы, очевидно, пришли к выводу, что выдвинутые против меня
обвинения подложны. Заявили ли Вы об этом открыто? Московские подлоги не
упали, однако, с неба. Объяснили ли Вы вашим читателям, что вы не поняли
своевременно смысла московских процессов, ибо за весь последний период ложно
оценивали эволюцию правящей клики Кремля? Отмежевались ли вы от торговцев
ложью типа Уолтера Дюранти и Луиса Фишера, которые в течение ряда лет
систематически обманывали американское общественное мнение и тем облегчили
работу московских фальсификаторов и палачей?
Вы опубликуете, надеюсь, на страницах "Nation" это письмо, которое
составляет существенный элемент моей "философии".
Л.Т[роцкий]
13 марта 1938 г.
16 марта 1938 г.
Дорогие друзья,
Отвечаю на ваш No 21 от 4 марта. Во-первых, на полученные от вас письма
Наталья Ивановна еще не способна ответить: она слишком подавлена и слаба.
Она очень вам благодарна за все сообщения и подробности и напишет как только
оправится.
2) Статью о Л.Седове вы, конечно, получили. Она предназначена была для
"Бюллетеня" и для французского издания. Мы надеемся, что французский перевод
будет очень тщательно и хорошо отредактирован с литературной стороны. Надо,
чтобы книжка хоть до некоторой степени была достойна лица, которому она
посвящена. Мы надеемся, что вы примете все необходимые меры.
3) Дня два тому назад мы послали кое-какие материалы для "Бюллетеня" по
поводу процесса. Я постараюсь в ближайшие 2-3 дня выслать еще коротенькие
статьи: о процессе и о невозвращенцах77. Надеюсь, что они придут вовремя.
4) Поведение Вальтера [Кривицкого] свидетельствует, что мундир ГПУ
носят многие меньшевики, кадеты и пр. Когда они порывают со Сталиным,
обнаруживается их подлинная политическая физиономия, без мундира.
5) Относительно статей товарища Бармина. Они прибыли в такой момент,
когда у нас здесь была большая тревога (попытка покушения того типа, который
был применен в Болгарии против Солоневичей). Я вынужден был на известное
время покинуть квартиру без рукописей и документов. Затем пришла весть о
смерти Левы, потом процесс. В этих условиях очень трудно было посвятить
время рукописи Бармина78. К тому же из письма Левы я понял, что переговоры о
напечатании ведутся непосредственно из Парижа и что с моей стороны требуется
скорее мнение, чем практические шаги. Я успел прочитать только первую
половину рукописи. Написано хорошо и интересно, но скорее для русского
читателя, чем для иностранцев, ибо изложение предполагает слишком многое
известным. Для того, чтобы вышла книга, следует дать ей политическую оправу.
Для этого необходимо порыться в советских газетах соответственных годов и
связать личные воспоминания и характеристики с наиболее яркими эпизодами и
поворотами советской политики, особенно советской дипломатии. Думаю, что
иначе американцы не возьмут книги. Нужно не забывать двух обстоятельств: а)
ужасающий кризис на книжном рынке; б) огромное количество книг об СССР. Так
как книга не заключает в себе никаких сенсационных разоблачений, то она
может встретить интерес иностранцев-американцев лишь в том случае, если даст
им возможность понять некоторые пружины советской дипломатии.
Во всяком случае, я готов принять любые практические шаги, если они от
меня требуются. Нужно только, чтобы товарищ Бармин ясно сформулировал свои
планы и намерения в отношении этой книги.
6) Само собою разумеется, что я с величайшей готовностью прочту работу
Д.79 и помогу всем, чем смогу. Заранее хочется сказать: чем больше
конкретных подробностей, тем лучше. Передайте автору горячий привет от
Н.И.[Седовой] и от меня. Мы получили коротенькое немецкое письмо с искренней
благодарностью. Не ответили до сих пор потому, что вообще еще очень трудно
отвечать. Д. понимает это лучше всех других, ибо ее постиг столь же тяжкий
удар, как и нас.
7) Я бы очень хотел иметь сведения о финансовых источниках "Бюллетеня".
В этом отношении нужно соблюдать величайшую осторожность, чтоб не стать
жертвой провокации со стороны ГПУ.
[Л.Д.Троцкий]
"The Nation" и "The New Republic"
Наиболее плачевную и недостойную роль в американской печати играют
сейчас "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Эти газеты претендуют на роль оракулов
"либерального" общественного мнения. Своих идей у них нет. Социальный
кризис, открывшийся в 1929 г. и застигший "либералов" врасплох, заставил их
ухватиться за СССР, как за якорь спасения. В популяризовании успехов
планового начала и в осторожном противопоставлении его капиталистической
анархии эти господа нашли временно свое призвание. У них по-прежнему не было
никакой самостоятельной программы действий для Соединенных Штатов; зато они
могли ныне идеализированным образом СССР прикрывать свою собственную
растерянность. На деле "дружба" с Москвой означала примирение буржуазного
либерализма с бюрократией, задушившей Октябрьскую революцию. Чем больше
росли привилегии нового правящего слоя и чем он становился консервативнее в
защите своих привилегий, тем больше росло число его друзей среди буржуазных
интеллигентов и либеральных снобов, отдающих дань моде. Вдохновителями этих
настроений стали Уолтер Дюранти и Луис Фишер, прямые сикофанты советской
олигархии. Под их указку ограниченные профессора, посредственные поэты,
адвокаты, не успевшие стать знаменитыми, честолюбивые вдовы и просто
скучающие дамы стали всерьез принимать свою дружбу с советским посольством в
Вашингтоне за служение интересам Октябрьской революции. Многие из них
проявили готовность защищать Советский Союз до последней капли крови...
конечно, не своей, а "троцкистов". В героический период революции
представителем прогрессивного американского общественного мнения в Москве
был Джон Рид. В это время Уолтер Дюранти сидел в Риге в качестве
профессионального клеветника на революцию и ее вождей. За последние годы
Дюранти стал главным звеном между советской бюрократией и "либеральным"
общественным мнением Соединенных Штатов. Нравственный контраст между Джоном
Ридом и Уолтером Дюранти хорошо отражает политическое противоречие между
большевизмом и сталинизмом. Если руководители "Нэйшен" и "Нью Рипаблик"
умудрились не понять этого противоречия, то потому, что мелкие торговцы
ложью типа Дюранти или Луиса Фишера им неизмеримо родственнее по духу, чем
героический Джон Рид80.
Можно ли удивляться, если нынешняя бюрократия Кремля пришлась
демократическим оракулам несравненно больше по душе, чем революционная
партия Ленина? Как раньше они не понимали законов революции, так теперь они
не понимают законов реакции. Они надеялись, что бюрократия, не без их
благотворного воздействия, будет становиться все более респектабельной и
"гуманной". Из голов этих людей до сих пор еще не выветрилась вера в
непрерывный и автоматический прогресс. Они не сумели сделать никаких выводов
даже из того факта, что демократическая мелкая буржуазия, плотью от плоти
которой они являются, в течение нескольких лет превратилась в Германии в
армию фашизма. Еще менее способны были они понять злокачественную эволюцию
советской бюрократии.
Жалок тот, кто на больших исторических поворотах ограничивается
эмпирическими догадками вместо того, чтобы проникнуть в имманентную логику
классовой борьбы. В психологическом смысле подсудимые - только инструменты в
руках инквизиции ГПУ. В историческом смысле инквизитор Сталин - только
инструмент в руках бюрократии, попавшей в тупик. Сама бюрократия есть лишь
инструмент мирового империалистического давления. Советские массы ненавидят
бюрократию. Мировой империализм считает ее пройденным этапом и готовится
опрокинуть ее. Бюрократия хочет обмануть массы. Она хочет обмануть мировой
империализм. Она лжет на два фронта. Чтобы правда не вышла наружу или не
проникла извне внутрь, она никого не выпускает из страны и никого не
впускает в нее. Она окружает СССР невиданным в мире частоколом пограничной
охраны и неисчислимой сворой пограничных собак. Период, когда мировой
империализм подвергал советскую страну блокаде, давно отошел в прошлое.
Теперь блокаду вокруг СССР организует сама советская бюрократия. Из
революции она вынесла только культ полицейского насилия. Она думает, что при
помощи сыскных собак можно изменить курс истории. Она борется за свое
существование с таким концентрированным бешенством, с каким не боролся еще
ни один из правящих классов истории. На этом пути она за короткий срок дошла
до преступлений, до которых не успел еще дорасти даже фашизм. В этой
диалектике Термидора демократические оракулы ничего не понимали, ничего не
понимают и - не станем делать себе иллюзий - ничего не поймут. Иначе они
вынуждены были бы немедленно закрыть "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" и тем
опрокинуть равновесие солнечной системы!
Так как термидорианская реакция выросла из революции, то "Нэйшен" и
"Нью Рипаблик" неизменно стремились доказать, что революция и реакция - это
одно и то же. факты били в глаза: оракулы закрывали глаза на факты. Они
систематически одобряли или, по крайней мере, замалчивали ту работу
фальсификаций, лжи, подкупа, которую сталинская бюрократия совершала во всем
мире. Они прикрывали расправу над оппозиционерами, которая длится уже 15
лет. Между тем в предостережениях недостатка не было. Литература левой
оппозиции достаточно богата на всех языках. В течение 15 лет она показывала
шаг за шагом, как методы бюрократии входили во все большее противоречие с
потребностями нового общества; как бюрократия, вынужденная маскировать свои
корыстные интересы, не только усваивала механику лжи всех господствующих
классов, но, ввиду остроты положения в стране, едва вышедшей из революции,
придавала этой механике неслыханно отравленный характер. На неоспоримых
фактах и документах мы показывали, как из термидорианской реакции выросла
целая школа фальсификаций - сталинская школа, которая отравила собою все
сферы общественной идеологии; мы разъясняли, как и почему именно Сталин
("повар острых блюд", по определению Ленина уже в марте 1921 г.) стал вождем
жадной и консервативной касты узурпаторов революции; мы предсказали
московские процессы за 10 лет до того, как они возникли, и разъяснили для
самых отсталых, что судебные подлоги являются лишь конвульсиями
термидорианской агонии. Наконец, в 1937 г. Международная комиссия в
Нью-Йорке, состоящая из людей морально авторитетных и привыкших к
критическому мышлению, подвергла обвинения Сталина-Вышинского терпеливому и
тщательному анализу. Она не нашла в них ничего, кроме лжи, фальсификаций,
подлогов. Она заявила об этом открыто на весь мир. Вердикт Комиссии был в
сущности предназначен для среднего "человека с улицы", для фермера, мелкого
торговца, для малоразвитого рабочего, словом, для того большинства, которому
условия существования отказывают в необходимом образовании и кругозоре. От
редакторов "Нэйшен" и "Нью Рипаблик", этих патентованных учителей народа,
можно было бы требовать, казалось, хоть немножко собственного критического
смысла. Они могли бы, например, вспомнить из старых школьных учебников, как
термидорианская реакция во Франции объявила якобинцев "роялистами" и
"агентами Питта"81, чтобы оправдать кровавую расправу над ними в глазах
масс. От профессиональных моралистов можно бы, казалось, ждать хоть немножко
нравственного чутья. Разве моральное перерождение советской бюрократии не
било в нос? Увы, у моралистов не оказалось даже простого обоняния!
Московские процессы не только застигли эту публику врасплох, но и
надолго нарушили безмятежность ее духа. Сборник всех статей "Нэйшен" и "Нью
Рипаблик" по поводу трех больших процессов - какая это была бы панорама
ограниченности, самовлюбленности, лицемерия и, прежде всего, растерянности.
Нет, этого они не ждали! Как это могло бы случиться? Однако, если им не
хватает проницательности и чутья, то чувство самосохранения жреческой касты
свойственно им в высшей мере. Отныне все их поведение определялось заботой о
том, чтобы замести следы, т. е. не дать заметить верующим, что внутри
оракула сидели все время не очень дальнозоркие жрецы. Теоретически эти
фарисеи с негодованием отбрасывают принцип "цель оправдывает средства", не
понимая, что великая историческая цель автоматически отметает недостойные
средства. Зато для поддержания традиционных мелких предрассудков и особенно
собственного авторитета в глазах простаков они всегда готовы прибегать к
уловкам и подлогам мелкого масштаба.
Сперва они попытались открыто выполнить долг "друзей", т. е. адвокатов
ГПУ. Но это оказалось слишком рискованно. Они поспешно перешли на позицию
философского агностицизма и дипломатического невмешательства. Они объявили
процессы "загадочными". Они воздерживались от суждения. Они предостерегали
от преждевременных заключений. "Мы не можем извне ничего решить". "Полная
истина вскроется, может быть, через 100 лет". "Мы не должны вмешиваться в
дела советской юстиции". Словом, в уклончивой форме они пытались примирить
мировое общественное мнение с теми подлостями, которые творились в Москве.
Эти люди хотели во что бы то ни стало остаться в дружбе с палачами
революции, не беря на себя, однако, прямой ответственности за подлоги ГПУ.
Но и на этой второй линии демократическим лицемерам не удалось долго
продержаться. Под ударами разоблачений они еще более снизили тон: конечно,
обвинения явно невероподобны, но... но под ними все же "что-то" скрывается.
"Мы не со сталинцами, но мы не верим и троцкистам". Истину представляют
только праведники из "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Если они были слепы вчера и
позавчера, то это лучшая гарантия того, что они отлично видят сегодня. "Под
московскими обвинениями что-то скрывается". Еще бы! Если правящая клика
истребляет все, что осталось от большевистской партии, значит, у нее для
этого имеются повелительные причины. Искать эти причины надо, однако, в
объективных интересах бюрократии, а не в речах Вышинского и не в подлогах
Ежова. Но мы уже знаем: диалектика классовой борьбы остается для этих
эмпириков книгой за семью печатями. Чего можно требовать и ждать от
философов и публицистов, которые ничего не предвидели, ничего не видели и
которых процессы застигли полностью врасплох? Обанкротившимся оракулам
ничего не остается, как делить вину пополам: 50 процентов возложить на
палача, 50 процентов на его жертву. Мелкий буржуа стоит посередине и
рассуждает по формуле: "с одной стороны" и "с другой стороны". Если
капиталисты слишком неуступчивы, то рабочие слишком требовательны. Эту линию
золотой середины "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" доводят лишь до логического
конца, когда половину своей нравственной лимфы расходуют на ГПУ, другую
половину - на действительных и мнимых "троцкистов". В результате либеральный
американец узнает от своих учителей, что Зиновьев и Каменев были только
наполовину террористами; что Пятаков саботировал промышленность только шесть
месяцев из двенадцати; что Бухарин и Рыков состояли шпионами всего лишь
двух, а не четырех стран; и что Сталин является всего лишь
полуфальсификатором и полунегодяем. Каин82? Может быть, Каин, но не больше
как на 50 процентов.
Их философия отражает их мирок. По своей социальной природе они -
интеллигентные полубуржуа. Они питаются полумыслями и получувствами. Они
хотят лечить общество полумерами. Считая исторический процесс слишком
неустойчивым предприятием, они никогда не ангажируются больше, чем на 50%.
Так эти люди, живущие полуправдой, т. е. худшей формой лжи, стали подлинным
тормозом для действительно прогрессивной, т. е. революционной мысли.
Какой-нибудь "Нью Массес" есть просто мусорный ящик, который сам
предостерегает против себя своим собственным запахом. "Нэйшен" и "Нью
Рипаблик" гораздо более "благопристойны", "благообразны" и менее...
ароматны. Но тем более опасны. Лучшая часть нового поколения американской
интеллигенции может выйти на широкую историческую дорогу лишь при условии
полного разрыва с оракулами "демократической" полуправды.
Л.Троцкий
19 марта 1938 г.
Койоакан
25 марта президент Рузвельт заявил представителям печати, что
Соединенные Штаты по-прежнему остаются страной убежища для всех
подвергающихся политическим или религиозным преследованиям, как, напр[имер],
"католики в Барселоне, антифашисты в Италии, троцкисты в России, евреи,
протестанты и католики в Германии и Австрии..." Каждый мыслящий человек
поймет то значение, какое получает в этой связи упоминание о "троцкистах в
России". Никто не заподозрит президента Соединенных Штатов в симпатиях к так
наз[ываемому] "троцкизму". Но дело идет вовсе не об этом. Дело не идет также
и о простом праве убежища. Ибо, если бы троцкисты были хоть на 1% тем, чем
их изображает московская юстиция, они не могли бы претендовать на право
убежища. Ни одна страна не станет раскрывать своих ворот людям, которые под
прикрытием фальшивых политических лозунгов занимаются шпионажем, саботажем,
отравлениями и тому подобными преступлениями. К тому же во время двух
последних процессов московские обвинители особенно старались доказать, что
"троцкисты" находятся в соглашении с Японией против Соединенных Штатов.
Если, несмотря на все это, президент С[оединенных] Ш[татов] назвал
"троцкистов" в числе тех преследуемых политических течений, которые могут
рассчитывать на право убежища в С[оединенных] Ш[татах], то это значит лишь,
что Рузвельт не верит московским обвинениям. Политический и моральный вес
этого факта тем больше, что Рузвельт выражает в данном случае твердо
сложившееся убеждение подавляющего большинства цивилизованного человечества.
Л.Т[роцкий]
29 марта 1938 г.
14 апреля 1938 г.
Дорогие товарищи:
1) Получили No 64 "Бюллетеня", который хорошо сделан. Н.И.[Седова]
очень сильно тронули статьи П.Т.83 и Э.Р.84: они искренно и хорошо написаны.
К сожалению, есть все же опечатки. Так, в некрологе на странице 8, 16
строка, сказано: "психических поражений". Между тем должно быть:
"психических поранений". Это неприятная опечатка; следовало бы исправить в
ближайшем номере. В статье по поводу процесса говорится: "вендетта"85 вместо
"месть". В русском языке слово "вендетта" не употребляется (впрочем, может
быть, это было в прошлом номере, я не могу сейчас найти).
2) Посылаем вам проект "Переходной программы"86. Этот проект должен
быть напечатан также в "Бюллетене". Ввиду больших размеров документа можно
разбить его на две или даже на три части. Можно также выпустить двойной
номер за два месяца. Вы сами решите в зависимости от хода событий. Из этого
документа можно (но не обязательно) выделить теперь же главу об СССР:
"Положение СССР и задачи переходной эпохи" и напечатать ее в ближайшем
номере, если рукопись придет достаточно рано, в чем я, впрочем, сомневаюсь.
Эта рукопись должна быть напечатана без подписи, как официальный проект
программы. Если проект в ближайшие дни будет одобрен Камилем87 и его
друзьями, то он должен быть напечатан в "Бюллетене", как и в других изданиях
от их имени. В противном случае документ должен быть напечатан, как проект
редакции "Бюллетеня". Об этом надо условиться с Камилем.
3) В ближайшие 2-3 месяца вы не должны ждать от меня новых больших
статей. Я обязался в течение ближайших 18 месяцев написать книгу о Сталине88
и закончить книгу о Ленине. Все мое время, по крайней мере в течение
ближайших месяцев, будет посвящено этой работе. Во всяком случае, я о
"Бюллетене" не забуду.
4) Для книги о Сталине мне нужна будет ваша помощь. Послезавтра я вышлю
вам список всей литературы по Сталину, какая у меня имеется. Уже сейчас могу
сказать, что у меня нет книги Барбюса89. Не знаю, не было ли в архиве Льва
специальных папок, касающихся Сталина? Книга будет носить исторический,
биографический и психологический характер, а не теоретико-полемический.
Может быть, вы сами выскажете какие-либо предложения или предложите
какие-либо материалы?
Я вам сейчас не отвечаю на все ваши последние вопросы, так как очень
спешу. Работа над проектом программы отняла у нас всех здесь много времени.
Послезавтра надеюсь написать более подробно.
Крепко жму ваши руки
[Л.Д.Троцкий]
15 апреля 1938 г.
Дорогой Виктор Львович!
Мы с Н.И.[Седовой] с благодарностью получили в свое время ваше письмо,
посвященное смерти сына, и с благодарностью читали вашу теплую статью о
нем90.
В вашем письме вы затрагиваете мимоходом вопрос о наших разногласиях и
называете их "второстепенными". С этим я, к сожалению, согласиться никак не
могу. Если разногласия между большевизмом и меньшевизмом являются
второстепенными, то что же означает в таком случае слово "первостепенный"?
"Revolution Proletarienne"91 есть орган мелкобуржуазного
прудонизма92-синдикализма. Если оставить в стороне гуманитарные и
либеральные протесты против казней, подлогов и пр., то "Р[еволюсьон]
П[ролетарьен]" является совершенно реакционным органом, который только
отвлекает известную группу лиц от рабочего движения. Если ваши разногласия с
нами второстепенны, то почему же вы сотрудничаете не в наших изданиях, а в
изданиях, смертельно враждебных нам по самому существу своей программы? В
десятках статей и писем я доказывал, что политика ПОУМ есть, в лучшем
случае, политика Мартова. Вы никогда не отвечали ни на один из моих
аргументов. Зато вы в критический момент публично солидаризировались с
ПОУМом и взяли на себя ответственность за его политику. Так можно
действовать лишь, когда сознательно идешь навстречу полному разрыву и
непримиримой борьбе. Как же можно при этом говорить о "второстепенных"
и Гамарника71 маршалами. Этого звания они не имели.
[Л.Д.Троцкий]
[8 марта 1938 г.]
Изнутри позиций, завоеванных пролетариатом, Сталин наносит социализму
такие удары, каких не наносил еще никто. Если кто саботирует экономическое и
культурное развитие СССР, то это Сталин. Если кто подкапывает военную мощь
СССР, то это Сталин. Если кто отравляет ряды революционного авангарда
изменой и предательством, то это Сталин. Если бы объединенная мировая
реакция хотела найти агента по собственному выбору, она не нашла бы ничего
лучшего, чем Сталин. Московские процессы представляют единственную в истории
попытку обмануть все человечество. Однако, если нет предела подлости, то
есть предел доверчивости. Затушеванная мысль и поруганная совесть
пробуждаются. Прогрессивное человечество готовится извергнуть из себя отраву
сталинизма. Мысленно я и моя подруга Наталья присутствуем на вашем митинге
протеста и возрождения. Мы видим в ваших рядах образ Льва Седова, павшего на
посту борца. С нами или без нас вы доведете освободительную борьбу до конца.
Троцкий
9 марта 1938 г.
Дорогие друзья!
В дни московского процесса лондонская газета "Дейли Экспресс" просила
меня дать специально предназначенную для нее статью о процессе. Посылая по
телеграфу статью, я никак не думал, что она из Лондона вернется в Нью-Йорк и
появится в печати Херста.
Пусть добродетельные ханжи, поддерживающие Сталина-Вышинского, приходят
по этому поводу в ужас. Меня это мало трогает. Дело шло вовсе не о
литературном "сотрудничестве" с Херстом. Моя и моих сотрудников задача
состояла в том, чтобы по всем доступным нам каналам ввести в мировой оборот
как можно большее количество фактов и доводов против палачей и тем
попытаться остановить их руку. Если бы мне пришлось расклеивать плакаты,
предупреждающие население о холере, я одинаково пользовался бы стенами
школы, церкви, кабака, игорного дома и даже худших заведений. Л.Троцкий
13 марта 1938 г.
Frida Kirchway, Editor
The Nation
20 Vesey Street
New York City, N[ew] Y[ork]74
13/3/38 [г.]
Mrs.75 Фрида Киршвей, "Nation"
Милостивая государыня!
Письмом от 20 декабря 1937 г. Вы предложили мне дать для "Nation"
статью, излагающую мою "философию". Я отвечаю Вам с запозданием по ряду
причин, которые здесь нет надобности перечислять.
Во время московских процессов, где при помощи несчастных жертв ГПУ
пятналось и чернилось мое имя, имя Льва Седова, моего покойного сына и моих
единомышленников, Вы занимали позицию, которую в лучшем случае можно назвать
позицией благожелательного нейтралитета по отношению к фальсификаторам,
клеветникам и палачам. Некоторые из Ваших ближайших сотрудников, вроде
небезызвестного Луиса Фишера, выступали как прямые литературные агенты
Сталина - Вышинского - Ягоды - Ежова. Вы сами, сударыня, с шумом вышли из
"Комитета защиты Троцкого", когда Вам показалось, что расследование
комиссии, возглавляемой д-ром Дьюи, способно бросить тень на целомудрие
сталинской Фемиды76.
Обращаясь ко мне теперь с предложением изложить для "Nation" мою
"философию", Вы, очевидно, пришли к выводу, что выдвинутые против меня
обвинения подложны. Заявили ли Вы об этом открыто? Московские подлоги не
упали, однако, с неба. Объяснили ли Вы вашим читателям, что вы не поняли
своевременно смысла московских процессов, ибо за весь последний период ложно
оценивали эволюцию правящей клики Кремля? Отмежевались ли вы от торговцев
ложью типа Уолтера Дюранти и Луиса Фишера, которые в течение ряда лет
систематически обманывали американское общественное мнение и тем облегчили
работу московских фальсификаторов и палачей?
Вы опубликуете, надеюсь, на страницах "Nation" это письмо, которое
составляет существенный элемент моей "философии".
Л.Т[роцкий]
13 марта 1938 г.
16 марта 1938 г.
Дорогие друзья,
Отвечаю на ваш No 21 от 4 марта. Во-первых, на полученные от вас письма
Наталья Ивановна еще не способна ответить: она слишком подавлена и слаба.
Она очень вам благодарна за все сообщения и подробности и напишет как только
оправится.
2) Статью о Л.Седове вы, конечно, получили. Она предназначена была для
"Бюллетеня" и для французского издания. Мы надеемся, что французский перевод
будет очень тщательно и хорошо отредактирован с литературной стороны. Надо,
чтобы книжка хоть до некоторой степени была достойна лица, которому она
посвящена. Мы надеемся, что вы примете все необходимые меры.
3) Дня два тому назад мы послали кое-какие материалы для "Бюллетеня" по
поводу процесса. Я постараюсь в ближайшие 2-3 дня выслать еще коротенькие
статьи: о процессе и о невозвращенцах77. Надеюсь, что они придут вовремя.
4) Поведение Вальтера [Кривицкого] свидетельствует, что мундир ГПУ
носят многие меньшевики, кадеты и пр. Когда они порывают со Сталиным,
обнаруживается их подлинная политическая физиономия, без мундира.
5) Относительно статей товарища Бармина. Они прибыли в такой момент,
когда у нас здесь была большая тревога (попытка покушения того типа, который
был применен в Болгарии против Солоневичей). Я вынужден был на известное
время покинуть квартиру без рукописей и документов. Затем пришла весть о
смерти Левы, потом процесс. В этих условиях очень трудно было посвятить
время рукописи Бармина78. К тому же из письма Левы я понял, что переговоры о
напечатании ведутся непосредственно из Парижа и что с моей стороны требуется
скорее мнение, чем практические шаги. Я успел прочитать только первую
половину рукописи. Написано хорошо и интересно, но скорее для русского
читателя, чем для иностранцев, ибо изложение предполагает слишком многое
известным. Для того, чтобы вышла книга, следует дать ей политическую оправу.
Для этого необходимо порыться в советских газетах соответственных годов и
связать личные воспоминания и характеристики с наиболее яркими эпизодами и
поворотами советской политики, особенно советской дипломатии. Думаю, что
иначе американцы не возьмут книги. Нужно не забывать двух обстоятельств: а)
ужасающий кризис на книжном рынке; б) огромное количество книг об СССР. Так
как книга не заключает в себе никаких сенсационных разоблачений, то она
может встретить интерес иностранцев-американцев лишь в том случае, если даст
им возможность понять некоторые пружины советской дипломатии.
Во всяком случае, я готов принять любые практические шаги, если они от
меня требуются. Нужно только, чтобы товарищ Бармин ясно сформулировал свои
планы и намерения в отношении этой книги.
6) Само собою разумеется, что я с величайшей готовностью прочту работу
Д.79 и помогу всем, чем смогу. Заранее хочется сказать: чем больше
конкретных подробностей, тем лучше. Передайте автору горячий привет от
Н.И.[Седовой] и от меня. Мы получили коротенькое немецкое письмо с искренней
благодарностью. Не ответили до сих пор потому, что вообще еще очень трудно
отвечать. Д. понимает это лучше всех других, ибо ее постиг столь же тяжкий
удар, как и нас.
7) Я бы очень хотел иметь сведения о финансовых источниках "Бюллетеня".
В этом отношении нужно соблюдать величайшую осторожность, чтоб не стать
жертвой провокации со стороны ГПУ.
[Л.Д.Троцкий]
"The Nation" и "The New Republic"
Наиболее плачевную и недостойную роль в американской печати играют
сейчас "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Эти газеты претендуют на роль оракулов
"либерального" общественного мнения. Своих идей у них нет. Социальный
кризис, открывшийся в 1929 г. и застигший "либералов" врасплох, заставил их
ухватиться за СССР, как за якорь спасения. В популяризовании успехов
планового начала и в осторожном противопоставлении его капиталистической
анархии эти господа нашли временно свое призвание. У них по-прежнему не было
никакой самостоятельной программы действий для Соединенных Штатов; зато они
могли ныне идеализированным образом СССР прикрывать свою собственную
растерянность. На деле "дружба" с Москвой означала примирение буржуазного
либерализма с бюрократией, задушившей Октябрьскую революцию. Чем больше
росли привилегии нового правящего слоя и чем он становился консервативнее в
защите своих привилегий, тем больше росло число его друзей среди буржуазных
интеллигентов и либеральных снобов, отдающих дань моде. Вдохновителями этих
настроений стали Уолтер Дюранти и Луис Фишер, прямые сикофанты советской
олигархии. Под их указку ограниченные профессора, посредственные поэты,
адвокаты, не успевшие стать знаменитыми, честолюбивые вдовы и просто
скучающие дамы стали всерьез принимать свою дружбу с советским посольством в
Вашингтоне за служение интересам Октябрьской революции. Многие из них
проявили готовность защищать Советский Союз до последней капли крови...
конечно, не своей, а "троцкистов". В героический период революции
представителем прогрессивного американского общественного мнения в Москве
был Джон Рид. В это время Уолтер Дюранти сидел в Риге в качестве
профессионального клеветника на революцию и ее вождей. За последние годы
Дюранти стал главным звеном между советской бюрократией и "либеральным"
общественным мнением Соединенных Штатов. Нравственный контраст между Джоном
Ридом и Уолтером Дюранти хорошо отражает политическое противоречие между
большевизмом и сталинизмом. Если руководители "Нэйшен" и "Нью Рипаблик"
умудрились не понять этого противоречия, то потому, что мелкие торговцы
ложью типа Дюранти или Луиса Фишера им неизмеримо родственнее по духу, чем
героический Джон Рид80.
Можно ли удивляться, если нынешняя бюрократия Кремля пришлась
демократическим оракулам несравненно больше по душе, чем революционная
партия Ленина? Как раньше они не понимали законов революции, так теперь они
не понимают законов реакции. Они надеялись, что бюрократия, не без их
благотворного воздействия, будет становиться все более респектабельной и
"гуманной". Из голов этих людей до сих пор еще не выветрилась вера в
непрерывный и автоматический прогресс. Они не сумели сделать никаких выводов
даже из того факта, что демократическая мелкая буржуазия, плотью от плоти
которой они являются, в течение нескольких лет превратилась в Германии в
армию фашизма. Еще менее способны были они понять злокачественную эволюцию
советской бюрократии.
Жалок тот, кто на больших исторических поворотах ограничивается
эмпирическими догадками вместо того, чтобы проникнуть в имманентную логику
классовой борьбы. В психологическом смысле подсудимые - только инструменты в
руках инквизиции ГПУ. В историческом смысле инквизитор Сталин - только
инструмент в руках бюрократии, попавшей в тупик. Сама бюрократия есть лишь
инструмент мирового империалистического давления. Советские массы ненавидят
бюрократию. Мировой империализм считает ее пройденным этапом и готовится
опрокинуть ее. Бюрократия хочет обмануть массы. Она хочет обмануть мировой
империализм. Она лжет на два фронта. Чтобы правда не вышла наружу или не
проникла извне внутрь, она никого не выпускает из страны и никого не
впускает в нее. Она окружает СССР невиданным в мире частоколом пограничной
охраны и неисчислимой сворой пограничных собак. Период, когда мировой
империализм подвергал советскую страну блокаде, давно отошел в прошлое.
Теперь блокаду вокруг СССР организует сама советская бюрократия. Из
революции она вынесла только культ полицейского насилия. Она думает, что при
помощи сыскных собак можно изменить курс истории. Она борется за свое
существование с таким концентрированным бешенством, с каким не боролся еще
ни один из правящих классов истории. На этом пути она за короткий срок дошла
до преступлений, до которых не успел еще дорасти даже фашизм. В этой
диалектике Термидора демократические оракулы ничего не понимали, ничего не
понимают и - не станем делать себе иллюзий - ничего не поймут. Иначе они
вынуждены были бы немедленно закрыть "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" и тем
опрокинуть равновесие солнечной системы!
Так как термидорианская реакция выросла из революции, то "Нэйшен" и
"Нью Рипаблик" неизменно стремились доказать, что революция и реакция - это
одно и то же. факты били в глаза: оракулы закрывали глаза на факты. Они
систематически одобряли или, по крайней мере, замалчивали ту работу
фальсификаций, лжи, подкупа, которую сталинская бюрократия совершала во всем
мире. Они прикрывали расправу над оппозиционерами, которая длится уже 15
лет. Между тем в предостережениях недостатка не было. Литература левой
оппозиции достаточно богата на всех языках. В течение 15 лет она показывала
шаг за шагом, как методы бюрократии входили во все большее противоречие с
потребностями нового общества; как бюрократия, вынужденная маскировать свои
корыстные интересы, не только усваивала механику лжи всех господствующих
классов, но, ввиду остроты положения в стране, едва вышедшей из революции,
придавала этой механике неслыханно отравленный характер. На неоспоримых
фактах и документах мы показывали, как из термидорианской реакции выросла
целая школа фальсификаций - сталинская школа, которая отравила собою все
сферы общественной идеологии; мы разъясняли, как и почему именно Сталин
("повар острых блюд", по определению Ленина уже в марте 1921 г.) стал вождем
жадной и консервативной касты узурпаторов революции; мы предсказали
московские процессы за 10 лет до того, как они возникли, и разъяснили для
самых отсталых, что судебные подлоги являются лишь конвульсиями
термидорианской агонии. Наконец, в 1937 г. Международная комиссия в
Нью-Йорке, состоящая из людей морально авторитетных и привыкших к
критическому мышлению, подвергла обвинения Сталина-Вышинского терпеливому и
тщательному анализу. Она не нашла в них ничего, кроме лжи, фальсификаций,
подлогов. Она заявила об этом открыто на весь мир. Вердикт Комиссии был в
сущности предназначен для среднего "человека с улицы", для фермера, мелкого
торговца, для малоразвитого рабочего, словом, для того большинства, которому
условия существования отказывают в необходимом образовании и кругозоре. От
редакторов "Нэйшен" и "Нью Рипаблик", этих патентованных учителей народа,
можно было бы требовать, казалось, хоть немножко собственного критического
смысла. Они могли бы, например, вспомнить из старых школьных учебников, как
термидорианская реакция во Франции объявила якобинцев "роялистами" и
"агентами Питта"81, чтобы оправдать кровавую расправу над ними в глазах
масс. От профессиональных моралистов можно бы, казалось, ждать хоть немножко
нравственного чутья. Разве моральное перерождение советской бюрократии не
било в нос? Увы, у моралистов не оказалось даже простого обоняния!
Московские процессы не только застигли эту публику врасплох, но и
надолго нарушили безмятежность ее духа. Сборник всех статей "Нэйшен" и "Нью
Рипаблик" по поводу трех больших процессов - какая это была бы панорама
ограниченности, самовлюбленности, лицемерия и, прежде всего, растерянности.
Нет, этого они не ждали! Как это могло бы случиться? Однако, если им не
хватает проницательности и чутья, то чувство самосохранения жреческой касты
свойственно им в высшей мере. Отныне все их поведение определялось заботой о
том, чтобы замести следы, т. е. не дать заметить верующим, что внутри
оракула сидели все время не очень дальнозоркие жрецы. Теоретически эти
фарисеи с негодованием отбрасывают принцип "цель оправдывает средства", не
понимая, что великая историческая цель автоматически отметает недостойные
средства. Зато для поддержания традиционных мелких предрассудков и особенно
собственного авторитета в глазах простаков они всегда готовы прибегать к
уловкам и подлогам мелкого масштаба.
Сперва они попытались открыто выполнить долг "друзей", т. е. адвокатов
ГПУ. Но это оказалось слишком рискованно. Они поспешно перешли на позицию
философского агностицизма и дипломатического невмешательства. Они объявили
процессы "загадочными". Они воздерживались от суждения. Они предостерегали
от преждевременных заключений. "Мы не можем извне ничего решить". "Полная
истина вскроется, может быть, через 100 лет". "Мы не должны вмешиваться в
дела советской юстиции". Словом, в уклончивой форме они пытались примирить
мировое общественное мнение с теми подлостями, которые творились в Москве.
Эти люди хотели во что бы то ни стало остаться в дружбе с палачами
революции, не беря на себя, однако, прямой ответственности за подлоги ГПУ.
Но и на этой второй линии демократическим лицемерам не удалось долго
продержаться. Под ударами разоблачений они еще более снизили тон: конечно,
обвинения явно невероподобны, но... но под ними все же "что-то" скрывается.
"Мы не со сталинцами, но мы не верим и троцкистам". Истину представляют
только праведники из "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Если они были слепы вчера и
позавчера, то это лучшая гарантия того, что они отлично видят сегодня. "Под
московскими обвинениями что-то скрывается". Еще бы! Если правящая клика
истребляет все, что осталось от большевистской партии, значит, у нее для
этого имеются повелительные причины. Искать эти причины надо, однако, в
объективных интересах бюрократии, а не в речах Вышинского и не в подлогах
Ежова. Но мы уже знаем: диалектика классовой борьбы остается для этих
эмпириков книгой за семью печатями. Чего можно требовать и ждать от
философов и публицистов, которые ничего не предвидели, ничего не видели и
которых процессы застигли полностью врасплох? Обанкротившимся оракулам
ничего не остается, как делить вину пополам: 50 процентов возложить на
палача, 50 процентов на его жертву. Мелкий буржуа стоит посередине и
рассуждает по формуле: "с одной стороны" и "с другой стороны". Если
капиталисты слишком неуступчивы, то рабочие слишком требовательны. Эту линию
золотой середины "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" доводят лишь до логического
конца, когда половину своей нравственной лимфы расходуют на ГПУ, другую
половину - на действительных и мнимых "троцкистов". В результате либеральный
американец узнает от своих учителей, что Зиновьев и Каменев были только
наполовину террористами; что Пятаков саботировал промышленность только шесть
месяцев из двенадцати; что Бухарин и Рыков состояли шпионами всего лишь
двух, а не четырех стран; и что Сталин является всего лишь
полуфальсификатором и полунегодяем. Каин82? Может быть, Каин, но не больше
как на 50 процентов.
Их философия отражает их мирок. По своей социальной природе они -
интеллигентные полубуржуа. Они питаются полумыслями и получувствами. Они
хотят лечить общество полумерами. Считая исторический процесс слишком
неустойчивым предприятием, они никогда не ангажируются больше, чем на 50%.
Так эти люди, живущие полуправдой, т. е. худшей формой лжи, стали подлинным
тормозом для действительно прогрессивной, т. е. революционной мысли.
Какой-нибудь "Нью Массес" есть просто мусорный ящик, который сам
предостерегает против себя своим собственным запахом. "Нэйшен" и "Нью
Рипаблик" гораздо более "благопристойны", "благообразны" и менее...
ароматны. Но тем более опасны. Лучшая часть нового поколения американской
интеллигенции может выйти на широкую историческую дорогу лишь при условии
полного разрыва с оракулами "демократической" полуправды.
Л.Троцкий
19 марта 1938 г.
Койоакан
25 марта президент Рузвельт заявил представителям печати, что
Соединенные Штаты по-прежнему остаются страной убежища для всех
подвергающихся политическим или религиозным преследованиям, как, напр[имер],
"католики в Барселоне, антифашисты в Италии, троцкисты в России, евреи,
протестанты и католики в Германии и Австрии..." Каждый мыслящий человек
поймет то значение, какое получает в этой связи упоминание о "троцкистах в
России". Никто не заподозрит президента Соединенных Штатов в симпатиях к так
наз[ываемому] "троцкизму". Но дело идет вовсе не об этом. Дело не идет также
и о простом праве убежища. Ибо, если бы троцкисты были хоть на 1% тем, чем
их изображает московская юстиция, они не могли бы претендовать на право
убежища. Ни одна страна не станет раскрывать своих ворот людям, которые под
прикрытием фальшивых политических лозунгов занимаются шпионажем, саботажем,
отравлениями и тому подобными преступлениями. К тому же во время двух
последних процессов московские обвинители особенно старались доказать, что
"троцкисты" находятся в соглашении с Японией против Соединенных Штатов.
Если, несмотря на все это, президент С[оединенных] Ш[татов] назвал
"троцкистов" в числе тех преследуемых политических течений, которые могут
рассчитывать на право убежища в С[оединенных] Ш[татах], то это значит лишь,
что Рузвельт не верит московским обвинениям. Политический и моральный вес
этого факта тем больше, что Рузвельт выражает в данном случае твердо
сложившееся убеждение подавляющего большинства цивилизованного человечества.
Л.Т[роцкий]
29 марта 1938 г.
14 апреля 1938 г.
Дорогие товарищи:
1) Получили No 64 "Бюллетеня", который хорошо сделан. Н.И.[Седова]
очень сильно тронули статьи П.Т.83 и Э.Р.84: они искренно и хорошо написаны.
К сожалению, есть все же опечатки. Так, в некрологе на странице 8, 16
строка, сказано: "психических поражений". Между тем должно быть:
"психических поранений". Это неприятная опечатка; следовало бы исправить в
ближайшем номере. В статье по поводу процесса говорится: "вендетта"85 вместо
"месть". В русском языке слово "вендетта" не употребляется (впрочем, может
быть, это было в прошлом номере, я не могу сейчас найти).
2) Посылаем вам проект "Переходной программы"86. Этот проект должен
быть напечатан также в "Бюллетене". Ввиду больших размеров документа можно
разбить его на две или даже на три части. Можно также выпустить двойной
номер за два месяца. Вы сами решите в зависимости от хода событий. Из этого
документа можно (но не обязательно) выделить теперь же главу об СССР:
"Положение СССР и задачи переходной эпохи" и напечатать ее в ближайшем
номере, если рукопись придет достаточно рано, в чем я, впрочем, сомневаюсь.
Эта рукопись должна быть напечатана без подписи, как официальный проект
программы. Если проект в ближайшие дни будет одобрен Камилем87 и его
друзьями, то он должен быть напечатан в "Бюллетене", как и в других изданиях
от их имени. В противном случае документ должен быть напечатан, как проект
редакции "Бюллетеня". Об этом надо условиться с Камилем.
3) В ближайшие 2-3 месяца вы не должны ждать от меня новых больших
статей. Я обязался в течение ближайших 18 месяцев написать книгу о Сталине88
и закончить книгу о Ленине. Все мое время, по крайней мере в течение
ближайших месяцев, будет посвящено этой работе. Во всяком случае, я о
"Бюллетене" не забуду.
4) Для книги о Сталине мне нужна будет ваша помощь. Послезавтра я вышлю
вам список всей литературы по Сталину, какая у меня имеется. Уже сейчас могу
сказать, что у меня нет книги Барбюса89. Не знаю, не было ли в архиве Льва
специальных папок, касающихся Сталина? Книга будет носить исторический,
биографический и психологический характер, а не теоретико-полемический.
Может быть, вы сами выскажете какие-либо предложения или предложите
какие-либо материалы?
Я вам сейчас не отвечаю на все ваши последние вопросы, так как очень
спешу. Работа над проектом программы отняла у нас всех здесь много времени.
Послезавтра надеюсь написать более подробно.
Крепко жму ваши руки
[Л.Д.Троцкий]
15 апреля 1938 г.
Дорогой Виктор Львович!
Мы с Н.И.[Седовой] с благодарностью получили в свое время ваше письмо,
посвященное смерти сына, и с благодарностью читали вашу теплую статью о
нем90.
В вашем письме вы затрагиваете мимоходом вопрос о наших разногласиях и
называете их "второстепенными". С этим я, к сожалению, согласиться никак не
могу. Если разногласия между большевизмом и меньшевизмом являются
второстепенными, то что же означает в таком случае слово "первостепенный"?
"Revolution Proletarienne"91 есть орган мелкобуржуазного
прудонизма92-синдикализма. Если оставить в стороне гуманитарные и
либеральные протесты против казней, подлогов и пр., то "Р[еволюсьон]
П[ролетарьен]" является совершенно реакционным органом, который только
отвлекает известную группу лиц от рабочего движения. Если ваши разногласия с
нами второстепенны, то почему же вы сотрудничаете не в наших изданиях, а в
изданиях, смертельно враждебных нам по самому существу своей программы? В
десятках статей и писем я доказывал, что политика ПОУМ есть, в лучшем
случае, политика Мартова. Вы никогда не отвечали ни на один из моих
аргументов. Зато вы в критический момент публично солидаризировались с
ПОУМом и взяли на себя ответственность за его политику. Так можно
действовать лишь, когда сознательно идешь навстречу полному разрыву и
непримиримой борьбе. Как же можно при этом говорить о "второстепенных"