Страница:
платы. Равным образом и мелкий люд городов влачит существование между
экономической жизнью и смертью. Мелкая буржуазия не пролетаризируется только
потому, что она пауперизируется. В этом так же трудно открыть довод за
капитализм, как и против Маркса.
Промышленные кризисы
Конец прошлого и начало нынешнего столетия отличались столь бурным
развитием капитализма, что циклические кризисы казались только "случайными"
заминками. В годы почти всеобщего капиталистического оптимизма критики
Маркса заверяли, что национальное и интернациональное развитие трестов,
синдикатов и концернов несет с собой планомерный контроль над рынком и
предвещает полную победу над кризисами. По словам Зомбарта, кризисы уже до
войны были "устранены" механикой самого капитализма, так что "проблема
кризисов оставляет нас сегодня почти индифферентными". Сейчас, всего через
10 лет, эти слова звучат, как неуместное издевательство, тогда как старый
прогноз Маркса лишь в наши дни обнаруживает всю свою трагическую
убедительность. В организме c отравленной кровью каждая эпизодическая
болезнь имеет тенденцию принимать хронический характер; так, особенно
тяжелую форму принимают кризисы в загнивающем организме монополистического
капитала.
Замечательно, что капиталистическая пресса, пытающаяся полуотрицать
существование монополий, пользуется, с другой стороны, этими монополиями для
полуотрицания капиталистической анархии. Если 60 семейств контролируют
экономическую жизнь Соединенных Штатов, - иронически пишет "Нью-Йорк Таймс",
- значит эта жизнь развивается по плану, а не хаотически. Довод бьет мимо
цели. Ни одной из своих тенденций капитализм не способен довести до конца.
Как концентрация богатств не упраздняет мелкой буржуазии, так монополия не
ликвидирует конкуренции, а лишь наваливается на нее сверху и уродует ее.
"План" каждого из 60 семейств, как и отдельные комбинации этих планов,
преследует вовсе не согласование разных отраслей хозяйства между собою, а
лишь повышение прибыли данной монополистской клики за счет других клик и за
счет всего народа. Пересечение таких планов в конце концов только углубляет
анархию народного хозяйства. Монополистская диктатура и хаос не исключают, а
дополняют и питают друг друга.
Кризис 1929 г. разразился в Соединенных Штатах через год после того,
как Зомбарт заявил о полной индифферентности его "науки" к самой проблеме
кризисов. С высот подъема, которого не видел мир, хозяйство Соединенных
Штатов сверглось в бездну чудовищной прострации. В дни Маркса никто еще не
мог представить себе конвульсий такого размаха! Национальный доход
Соединенных Штатов впервые поднялся в 1920 г. до 69 биллионов328, чтобы уже
в следующем году упасть до 50 биллионов, т. е. на 27%. В результате
преуспеяния ближайших лет национальный доход поднялся в 1929 г. до высшей
своей точки, 81 биллиона, чтобы в 1932 г. упасть до 40 биллионов, т. е.
более чем вдвое! В течение 9 лет, 1930-1938 гг., потеряно около 43 миллионов
человеко/лет труда и 133 биллиона долларов национального дохода, если
считать нормами труд и доход 1929 г., когда было "всего" 2 миллиона
безработных. Если все это не анархия, то что же может означать это слово
вообще?
"Теория крушения"
Успехи капитализма со времени смерти Маркса до мировой войны почти
полностью подчинили себе умы и сердца буржуазной интеллигенции и рабочей
бюрократии. Идея постепенного прогресса ("эволюции") казалась раз навсегда
обеспеченной; идея революции представлялась простым пережитком варварства.
Прогнозу Маркса о возрастающей концентрации капитала, об обострении
классовых противоречий, об углублении кризисов и о катастрофическом крушении
капитализма противопоставлялись не частичные поправки и уточнения, а
качественно противоположный прогноз: о более равномерном распределении
национального дохода, о смягчении классовых противоречий и о постепенном
реформировании капиталистического общества. Жан Жорес, самый выдающийся из
демократических социалистов классической эпохи, надеялся постепенно
заполнить политическую демократию социальным содержанием. В этом состояло
существо реформизма. Таков был альтернативный прогноз. Что осталось от него?
Жизнь монополистического капитализма нашей эпохи есть цепь кризисов.
Каждый кризис есть катастрофа. Необходимость спасаться от этих частичных
катастроф при помощи таможенных стен, инфляции, повышения государственных
расходов и долгов подготавливает новые, более глубокие и универсальные
кризисы. Борьба за рынки, за сырье, за колонии делает неизбежными военные
катастрофы. Все вместе готовит революционные катастрофы. Поистине нелегко
согласиться с Зомбартом, что стареющий капитализм становится все более
"спокойным, степенным и разумным". Скорее уж можно сказать, что он теряет
последние остатки рассудка. Во всяком случае, неоспоримо, что "теория
крушения" одержала победу над теорией мирного развития.
Загнивание капитализма
Как ни дорого обходился обществу контроль рынка через частные и общие
кризисы, человечество до известного этапа, примерно до мировой войны, росло,
развивалось и богатело. Частная собственность на средства производства
оставалась в ту эпоху относительно прогрессивным фактором. Ныне слепой
контроль закона ценности отказывается служить. Развитие человечества
уперлось в тупик. Несмотря на новейшие завоевания технической мысли,
материальные производительные силы не растут. Самым ярким и безошибочным
признаком упадка является мировой застой в строительной промышленности, как
результат приостановки новых вложений в основные отрасли хозяйства.
Капиталисты разучились попросту верить в будущее собственной системы.
Стимулирование строительства со стороны государства означает повышение
налогов и сужение "несвязанного" национального дохода, тем более, что
главная часть новых государственных сооружений непосредственно служит
военным целям.
Маразм принял особенно болезненный и унизительный характер в наиболее
древней, наиболее связанной с основными потребностями человека области,
именно в сельском хозяйстве. Не довольствуясь теми препятствиями, какие
частная собственность в ее наиболее реакционной форме, именно мелкая
земельная собственность, ставит развитию земледелия, капиталистические
правительства видят себя нередко призванными искусственно ограничивать
производство при помощи законодательных и административных мер, перед
которыми остановилось бы в испуге цеховое ремесло эпохи упадка. В историю
будет записано, что правительство самой могущественной капиталистической
страны выдавало фермерам премии за сокращение пашни, т. е. за искусственное
уменьшение и без того падающего национального дохода329. Результаты были
налицо: при грандиозных производственных возможностях, обеспеченных опытом и
наукой, сельское хозяйство не выходит из гнилостного кризиса, а число
голодных, подавляющее большинство человечества, продолжает расти быстрее,
чем население нашей планеты. Защиту строя, который дошел до такого
разрушительного безумия, господа консерваторы считают разумной политикой;
социалистическую борьбу против этого безумия они объявляют разрушительным
утопизмом.
Фашизм и "Нью Дил"
Два метода спасения империализма борются ныне на мировой арене: фашизм
и "Нью Дил", во всех их разновидностях. Фашизм основывает свою программу на
разгроме рабочих организаций, на уничтожении социальных реформ и на полной
ликвидации демократических прав во избежание возрождения классовой борьбы
пролетариата. Фашистское государство официально узаконивает деградацию
рабочих и пауперизацию мелкой буржуазии во имя спасения "нации" и "расы":
под этим высокомерным именем фигурирует загнивающий капитализм.
Политика "Нью Дил", пытающаяся путем подачек рабочей и фермерской
аристократии спасти империалистскую демократию, доступна в широком объеме
только очень богатым нациям и в этом смысле является американской политикой
par exellence330. Часть расходов этой политики правительство пыталось
переложить на монополистов, убеждая их поднять заработную плату и сократить
рабочий день, чтоб таким путем повысить покупательную силу населения и
расширить производство. Леон Блюм пробовал переводить ту же проповедь на
французский язык низшей школы. Тщетно! Французский капиталист, как и
американский, производит не для производства, а для прибыли. Он всегда готов
сократить производство, даже уничтожить готовые продукты, если при этом
повысится его собственная доля в национальном доходе.
Программа "Нью Дил" тем более противоречива, что, читая проповеди
магнатам капитала о преимуществах обилия над скудостью, правительство выдает
премии за сокращение производства. Нельзя больше запутаться! Своим критикам
правительство отвечает вызовом: попробуйте сделать лучше. Но это значит
лишь, что на основах капитализма положение безвыходно.
Начиная с 1933 г., т. е. в течение последних шести лет, федеральное
правительство, штаты и муниципалитеты331 выдали безработным около 15
биллионов долларов пособий: сумма, совершенно недостаточная сама по себе и
представляющая лишь меньшую половину потерянной заработной платы, но в то же
время колоссальная при падающем национальном доходе. В течение 1938 г.,
который был годом относительного экономического оживления, государственный
долг Соединенных Штатов повысился на 12 биллионов и перевалил за 38
биллионов долларов, на 12 биллионов выше наиболее высокой точки к началу
войны. А дальше? Нельзя жить без конца за счет прошлых поколений. Политика
"Нью Дил", с ее фиктивными достижениями и реальным ростом государственного
долга ведет неизбежно к бешеной капиталистической реакции и грандиозному
взрыву империализма. Она направляется, иначе сказать, в те же каналы, по
которым протекает политика фашизма.
Знахарство
Среди капиталистов и их идеологов царит величайшая растерянность.
Многие из них, правда, метко критикуют политику фашизма, как и политику "Нью
Дил". Но - в этом Вашингтон, как и Берлин, прав - никто ничего не способен
предложить взамен. Кризис капиталистической системы выражается, в частности,
в том, что крайне трезвые и деловые в своей сфере люди, переходя в область
общих вопросов, становятся фантастическими знахарями.
Деньги должны играть подчиненную роль, содействуя "перемещению" благ -
поучает Генри Форд; между тем они командуют хозяйством и тормозят его:
"Хвост виляет собакой"; "Пора нашим финансовым инженерам создать лучшую
модель". Автомобильный король не понимает, что деньги сосредоточиваются у
него самого. Пугаясь собственного отражения, Форд требует, чтоб инженеры
изготовили ему другое, более приветливое финансовое зеркало. Курьез состоит
в том, что в поисках чудодейственных денег американский магнат ощупью
возвращается к идеям французского мелкобуржуазного социалиста Прудона,
которого Маркс подверг уничтожающей критике тогда, когда Генри Форд еще не
успел родиться.
Пример Форда показывает, кстати сказать, что наживать деньги - это
одно, а понимать их социальную функцию - совсем другое. Форд - не
исключение. Относясь к Марксу с высокомерным пренебрежением, магнаты
капитала остаются в области экономической теории невежественными знахарями.
Увы, от них немногим отличаются и патентованные политики!
Аномалия или правило?
Г[осподин] Икес332, секретарь внутренних дел в Вашингтоне, считает
"одной из самых удивительных аномалий во всей истории" тот факт, что
Америка, демократическая по форме, является аристократической по существу:
"Америка - страна господства большинства, но контролируемая, по крайней
мере, до 1933 г. (!), монополиями, которые, в свою очередь, контролируются
ничтожным числом держателей акций". Диагноз поставлен правильно, за
исключением намека на то, что с пришествием Рузвельта господство монополий
прекратилось или ослабело. Но то, что Икес называет "одной из самых
удивительных аномалий во всей истории", является на самом деле непререкаемой
нормой капитализма. Владычество сильных над слабыми, немногих над многими,
эксплуататоров над трудящимися представляют основной закон буржуазной
демократии. Что отличает Соединенные Штаты от других стран - это лишь
больший размах и большая обнаженность противоречий капитализма. Отсутствие
феодального прошлого, богатая природа, энергичное и предприимчивое
население, - словом, все те преимущества, которые предвещали непрерывное
развитие демократии, обеспечили на самом деле фантастическую концентрацию
богатств.
Обещая на этот раз довести борьбу до победы над монополиями, Икес
неосторожно ссылался на Томаса Джефферсона, Эндрю Джексона, Авраама
Линкольна, Теодора Рузвельта333 и Вудро Вильсона, как на предшественников
Франклина Рузвельта. "Практически, - говорил он 30 декабря 1937 г., - все
наши величайшие исторические фигуры знамениты именно своей настойчивой и
мужественной борьбой, имевшей задачей предупредить и контролировать
сверхконцентрацию богатств и власти в немногих руках". Из слов самого
оратора вытекает, однако, что плодом "настойчивой и мужественной борьбы"
явилось полное господство плутократии над демократией.
Икес считает почему-то, что на этот раз победа будет обеспечена, если
народ поймет, что борьба идет "не между "Нью Дил" и средним просвещенным
деловым человеком, но между "Нью Дил" и бурбонами 60-ти семейств334, которые
подвели остальных деловых людей в Соединенных Штатах под террор своего
господства". Авторитетный оратор не поясняет, каким образом удалось
"бурбонам" подчинить себе всех просвещенных деловых людей, несмотря на
демократию и противодействие "величайших исторических фигур". Рокфеллеры,
Морганы335, Меллоны336, Вандербильты337, Гуггенхеймы338, Форды и К не
вторглись в Соединенные Штаты извне, как Кортес339 вторгся в Мексику: они
органически выросли из "народа", точнее из класса "просвещенных
промышленников и торговцев" и стали в соответствии с прогнозом Маркса
естественным увенчанием капитализма. Если молодая и крепкая демократия не
приостановила в свое время концентрации богатств, когда процесс только еще
начался, можно ли поверить хоть на минуту, что загнивающая демократия
способна ослабить классовые антагонизмы, достигшие крайнего предела? Опыт
"Нью Дил", во всяком случае, не дает повода для оптимизма. Опровергая
обвинения крупных капиталистов против правительства, Роберт Джексон, высоко
официальная правительственная фигура, показал с цифрами в руках, что в
период Рузвельта прибыли магнатов капитала достигли такой высоты, о какой
они разучились мечтать в последний период президентства Гувера, из чего
вытекает, во всяком случае, что борьба Рузвельта против монополий
увенчивается не большим успехом, чем борьба всех его предшественников.
Считая своим призванием охранять основы капитализма, реформаторы,
естественно, оказываются бессильны обуздать его законы мерами экономической
полиции. Им не остается ничего другого, кроме морализирования. Мистер Икес,
подобно другим министрам и публицистам "Нью Дил", кончает тем, что призывает
монополистов не забывать о совести и о принципах демократии. Чем это лучше
молитв о даровании дождя? Взгляд Маркса на владельца средств производства
гораздо научнее. "Как капиталист, - читаем в "Капитале", - он представляет
собою лишь персонифицированный капитал. Его душа - душа капитала. Но у
капитала одно-единственное жизненное стремление..., создавать прибавочную
стоимость". Если бы поведение капиталиста определялось качествами его
индивидуальной души или лирическими излияниями г[осподина] министра,
невозможны были бы ни средние цены, ни средняя заработная плата, ни
бухгалтерия, ни капиталистическое хозяйство в целом. Бухгалтерия, однако,
благополучно существует и является ценным доводом в пользу
материалистического понимания истории.
Судебное знахарство
"Если мы не уничтожим монополию, - говорил в ноябре 1937 г. уже
знакомый нам бывший генеральный прокурор Каммингс, - монополия найдет способ
уничтожить большую часть наших реформ и в конце концов понизит общий уровень
нашей жизни". Приводя яркие цифры в доказательство того, что "тенденция
недопустимой концентрации богатства и экономического контроля является
несомненной", Каммингс оказался в то же время вынужден признать, что
законодательная и судебная борьба с трестами до сих пор ни к чему не
привела. "Трудно установить, - жаловался он, - преступное намерение, когда
дело идет об экономическом результате". Вот именно! Хуже того: судебная
борьба против трестов произвела "еще хуже запутанную путаницу". Этот
счастливый плеоназм340 неплохо выражает бессилие демократической юстиции в
борьбе с марксовым законом ценности. Нет основания думать, что г. Франк
Морфи341, преемник Гомера Каммингса, окажется счастливее в разрешении
задачи, сама постановка которой свидетельствует о безнадежном знахарстве в
сфере экономического мышления.
Вернуть вчерашний день
Нельзя не согласиться с профессором Льюисом Дугласом342, бывшим
директором бюджета при Рузвельте, когда он обвиняет правительство в том, что
"нападая на монополию в одном поле, оно усиливает монополию во всех других
областях". Да иначе, по самому существу дела, и быть не может.
Правительство, по Марксу, есть исполнительный комитет господствующего
класса. Монополисты представляют ныне сильнейшую часть господствующего
класса. Правительство не может бороться против монополии вообще, т. е.
против класса, волею которого оно правит. Нападая на один вид монополии, оно
должно искать союзника в монополиях другого вида. В союзе с банками и легкой
промышленностью оно может наносить эпизодические удары трестам тяжелой
промышленности, которые, впрочем, не перестают от этого наживать
фантастические барыши.
Сам г. Л.Дуглас официальному знахарству противопоставляет не науку, а
лишь другой вид знахарства. Источник монополии он видит не в капитализме, а
в протекционизме и в соответствии с этим спасение общества открывает не в
ликвидации частной собственности на средства производства, а в снижении
таможенных тарифов. "Если свобода рынков не будет восстановлена, -
предвещает он, - сомнительно, чтобы свобода всех учреждений - предприятий,
слова, воспитания, религии - могла сохраниться". Другими словами: без
восстановления свободы международного оборота демократия, где и поскольку
она еще сохранилась, должна будет уступить место революционной или
фашистской диктатуре. Но свобода международной торговли немыслима без
свободы внутренней торговли, т. е. без конкуренции. А свобода конкуренции
немыслима при господстве монополии. К сожалению, г. Дуглас, как и г. Икес,
как и г. Джексон, как и г. Каммингс, как и сам г. Рузвельт, не потрудился
сообщить нам свой рецепт против монополистского капитализма и тем самым
против революции или тоталитарного режима.
Свобода торговли, как и свобода конкуренции, как и процветание мелкой
буржуазии, есть невозвратимое прошлое. Вернуть вчерашний день есть сейчас
единственная рецептура демократических реформаторов капитализма: дать больше
"свободы" мелким и средним промышленникам и торговцам, изменить в их пользу
денежную и кредитную системы, освободить рынок от командования трестов,
устранить с биржи профессиональных спекулянтов, восстановить свободу
международного оборота и т. д. без конца. Господа реформаторы мечтают даже о
том, чтоб ограничить машинизм и наложить запрет на технику, которая нарушает
социальное равновесие и причиняет много беспокойств. Выдающийся американский
ученый сказал по этому поводу с горькой усмешкой, что, очевидно,
благополучия можно достигнуть, лишь вернувшись к счастливой амебе или, по
крайней мере, к довольной свинье.
Р.Милликен и марксизм
Однако сам этот ученый, г. Роберт Милликен343, тоже глядит, к
сожалению, не вперед, а назад. Защищая науку, он говорил 7 декабря 1937 г.:
"Статистика Соединенных Штатов показывает, что процент населения с
оплачиваемым трудом систематически повышался в течение последних пятидесяти
лет, когда наука наиболее быстро применялась". Эту защиту капитализма под
видом защиты науки нельзя назвать счастливой. Именно в течение последнего
полустолетия "порвалась связь времен"344, и взаимоотношение между экономикой
и техникой резко переменилось. Период времени, названный Милликеном,
включает как апогей капиталистического подъема, так и начало
капиталистического упадка. Замалчивать начавшийся во всемирном масштабе
упадок значит выступать апологетом капитализма. Отвергая мимоходом социализм
при помощи доводов, которые не сделали бы чести и г. Форду, Милликен
поучает, что никакая система распределения не может удовлетворить
потребности человека без повышения объема производства. Бесспорно! Жаль,
однако, что знаменитый физик не объяснил миллионам американских безработных,
как им принять участие в повышении национального дохода. Абстрактная
проповедь спасительности индивидуальной инициативы и высокой
производительности труда во всяком случае не даст работы безработным, не
заполнит бюджетного дефицита и не выведет хозяйство из тупика.
Что характеризует Маркса - это универсальность его гения, способность в
разных областях понимать явления и процессы в их внутренней связи. Не будучи
специалистом в естествознании, он одним из первых понимал значение великих
открытий в этой области, например, теории дарвинизма. Это преимущество
обеспечивала за Марксом не только сила его интеллекта, но и сила его метода.
Естественники буржуазного образа мыслей думают, что они возвышаются над
социализмом. Между тем, пример Р.Милликена снова показывает, что в области
социологии они остаются безнадежными знахарями. Им надо учиться у Маркса
научному мышлению.
Производственные возможности и частная собственность
В своем послании Конгрессу в начале 1937 г.345 президент Рузвельт
выразил пожелание довести национальный доход до 90 или 100 биллионов
долларов, не указывая, однако, какими путями. Сама по себе эта программа
крайне скромна. В 1929 г., когда насчитывалось почти 2 миллиона безработных,
национальный доход достиг 81 биллиона долларов. Чтобы осуществить и даже
далеко превзойти программу Рузвельта, нужно было бы только привести
полностью в движение наличные производительные силы. Машины, сырые
материалы, рабочие, - все имеется налицо, не говоря уже о потребности
населения в продуктах. Если тем не менее план остается невыполним, - а он
невыполним, - то только потому, что капиталистическая собственность пришла в
полное противоречие с потребностями общества в расширении производства.
Известное правительственное исследование "Национальный обзор возможной
производственной способности" ("National survey of potential product
capacity")346 пришло к выводу, что стоимость продуктов и услуг, потребленных
в 1929 г., составляла около 94 биллионов долларов, считая по розничным
ценам. Между тем, если бы использованы были все наличные производственные
возможности, то эта стоимость поднялась бы до 135 биллионов, что составило
бы в среднем на каждую семью 4.370 долларов в год, - сумма, вполне
достаточная для обеспечения достойной и удобной жизни. К этому нужно
прибавить, что расчет "Национального обзора" исходит из наличной
производственной организации Соединенных Штатов, как она сложилась в
результате анархической истории капитализма. Если же переоборудовать само
оборудование, исходя из единого социалистического плана, то производственные
расчеты могли бы быть значительно превзойдены, и всему населению мог бы быть
обеспечен уровень высокого жизненного комфорта при крайне коротком рабочем
дне.
Для спасения общества не нужно, следовательно, ни приостанавливать
развитие техники, ни закрывать заводы, ни премировать фермеров за саботаж
земледелия, ни превращать третью часть рабочих в пауперов, ни призывать
маньяков в качестве диктаторов. Ни одна из этих мер, являющихся
возмутительным глумлением над интересами общества, не нужна. Зато необходимо
неотложно отделить средства производства от их нынешних паразитических
собственников и организовать хозяйство по разумному плану. При этом условии
сразу открылась бы возможность радикального излечения язв общества. Все
работоспособные нашли бы работу. Часы работы прогрессивно убывали бы.
Потребности всех членов общества находили бы возрастающее удовлетворение.
Слова "нужда", "кризис", "эксплуатация" выпали бы из словаря. Человечество
переступило бы наконец через порог подлинной человечности.
Неизбежность социализма
"Вместе с уменьшающимся постоянно числом магнатов капитала..., -
говорит Маркс, - возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения,
эксплуатации, но вместе с тем и возмущения рабочего класса, который
обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса
капиталистического производства. Централизация средств производства и
экономической жизнью и смертью. Мелкая буржуазия не пролетаризируется только
потому, что она пауперизируется. В этом так же трудно открыть довод за
капитализм, как и против Маркса.
Промышленные кризисы
Конец прошлого и начало нынешнего столетия отличались столь бурным
развитием капитализма, что циклические кризисы казались только "случайными"
заминками. В годы почти всеобщего капиталистического оптимизма критики
Маркса заверяли, что национальное и интернациональное развитие трестов,
синдикатов и концернов несет с собой планомерный контроль над рынком и
предвещает полную победу над кризисами. По словам Зомбарта, кризисы уже до
войны были "устранены" механикой самого капитализма, так что "проблема
кризисов оставляет нас сегодня почти индифферентными". Сейчас, всего через
10 лет, эти слова звучат, как неуместное издевательство, тогда как старый
прогноз Маркса лишь в наши дни обнаруживает всю свою трагическую
убедительность. В организме c отравленной кровью каждая эпизодическая
болезнь имеет тенденцию принимать хронический характер; так, особенно
тяжелую форму принимают кризисы в загнивающем организме монополистического
капитала.
Замечательно, что капиталистическая пресса, пытающаяся полуотрицать
существование монополий, пользуется, с другой стороны, этими монополиями для
полуотрицания капиталистической анархии. Если 60 семейств контролируют
экономическую жизнь Соединенных Штатов, - иронически пишет "Нью-Йорк Таймс",
- значит эта жизнь развивается по плану, а не хаотически. Довод бьет мимо
цели. Ни одной из своих тенденций капитализм не способен довести до конца.
Как концентрация богатств не упраздняет мелкой буржуазии, так монополия не
ликвидирует конкуренции, а лишь наваливается на нее сверху и уродует ее.
"План" каждого из 60 семейств, как и отдельные комбинации этих планов,
преследует вовсе не согласование разных отраслей хозяйства между собою, а
лишь повышение прибыли данной монополистской клики за счет других клик и за
счет всего народа. Пересечение таких планов в конце концов только углубляет
анархию народного хозяйства. Монополистская диктатура и хаос не исключают, а
дополняют и питают друг друга.
Кризис 1929 г. разразился в Соединенных Штатах через год после того,
как Зомбарт заявил о полной индифферентности его "науки" к самой проблеме
кризисов. С высот подъема, которого не видел мир, хозяйство Соединенных
Штатов сверглось в бездну чудовищной прострации. В дни Маркса никто еще не
мог представить себе конвульсий такого размаха! Национальный доход
Соединенных Штатов впервые поднялся в 1920 г. до 69 биллионов328, чтобы уже
в следующем году упасть до 50 биллионов, т. е. на 27%. В результате
преуспеяния ближайших лет национальный доход поднялся в 1929 г. до высшей
своей точки, 81 биллиона, чтобы в 1932 г. упасть до 40 биллионов, т. е.
более чем вдвое! В течение 9 лет, 1930-1938 гг., потеряно около 43 миллионов
человеко/лет труда и 133 биллиона долларов национального дохода, если
считать нормами труд и доход 1929 г., когда было "всего" 2 миллиона
безработных. Если все это не анархия, то что же может означать это слово
вообще?
"Теория крушения"
Успехи капитализма со времени смерти Маркса до мировой войны почти
полностью подчинили себе умы и сердца буржуазной интеллигенции и рабочей
бюрократии. Идея постепенного прогресса ("эволюции") казалась раз навсегда
обеспеченной; идея революции представлялась простым пережитком варварства.
Прогнозу Маркса о возрастающей концентрации капитала, об обострении
классовых противоречий, об углублении кризисов и о катастрофическом крушении
капитализма противопоставлялись не частичные поправки и уточнения, а
качественно противоположный прогноз: о более равномерном распределении
национального дохода, о смягчении классовых противоречий и о постепенном
реформировании капиталистического общества. Жан Жорес, самый выдающийся из
демократических социалистов классической эпохи, надеялся постепенно
заполнить политическую демократию социальным содержанием. В этом состояло
существо реформизма. Таков был альтернативный прогноз. Что осталось от него?
Жизнь монополистического капитализма нашей эпохи есть цепь кризисов.
Каждый кризис есть катастрофа. Необходимость спасаться от этих частичных
катастроф при помощи таможенных стен, инфляции, повышения государственных
расходов и долгов подготавливает новые, более глубокие и универсальные
кризисы. Борьба за рынки, за сырье, за колонии делает неизбежными военные
катастрофы. Все вместе готовит революционные катастрофы. Поистине нелегко
согласиться с Зомбартом, что стареющий капитализм становится все более
"спокойным, степенным и разумным". Скорее уж можно сказать, что он теряет
последние остатки рассудка. Во всяком случае, неоспоримо, что "теория
крушения" одержала победу над теорией мирного развития.
Загнивание капитализма
Как ни дорого обходился обществу контроль рынка через частные и общие
кризисы, человечество до известного этапа, примерно до мировой войны, росло,
развивалось и богатело. Частная собственность на средства производства
оставалась в ту эпоху относительно прогрессивным фактором. Ныне слепой
контроль закона ценности отказывается служить. Развитие человечества
уперлось в тупик. Несмотря на новейшие завоевания технической мысли,
материальные производительные силы не растут. Самым ярким и безошибочным
признаком упадка является мировой застой в строительной промышленности, как
результат приостановки новых вложений в основные отрасли хозяйства.
Капиталисты разучились попросту верить в будущее собственной системы.
Стимулирование строительства со стороны государства означает повышение
налогов и сужение "несвязанного" национального дохода, тем более, что
главная часть новых государственных сооружений непосредственно служит
военным целям.
Маразм принял особенно болезненный и унизительный характер в наиболее
древней, наиболее связанной с основными потребностями человека области,
именно в сельском хозяйстве. Не довольствуясь теми препятствиями, какие
частная собственность в ее наиболее реакционной форме, именно мелкая
земельная собственность, ставит развитию земледелия, капиталистические
правительства видят себя нередко призванными искусственно ограничивать
производство при помощи законодательных и административных мер, перед
которыми остановилось бы в испуге цеховое ремесло эпохи упадка. В историю
будет записано, что правительство самой могущественной капиталистической
страны выдавало фермерам премии за сокращение пашни, т. е. за искусственное
уменьшение и без того падающего национального дохода329. Результаты были
налицо: при грандиозных производственных возможностях, обеспеченных опытом и
наукой, сельское хозяйство не выходит из гнилостного кризиса, а число
голодных, подавляющее большинство человечества, продолжает расти быстрее,
чем население нашей планеты. Защиту строя, который дошел до такого
разрушительного безумия, господа консерваторы считают разумной политикой;
социалистическую борьбу против этого безумия они объявляют разрушительным
утопизмом.
Фашизм и "Нью Дил"
Два метода спасения империализма борются ныне на мировой арене: фашизм
и "Нью Дил", во всех их разновидностях. Фашизм основывает свою программу на
разгроме рабочих организаций, на уничтожении социальных реформ и на полной
ликвидации демократических прав во избежание возрождения классовой борьбы
пролетариата. Фашистское государство официально узаконивает деградацию
рабочих и пауперизацию мелкой буржуазии во имя спасения "нации" и "расы":
под этим высокомерным именем фигурирует загнивающий капитализм.
Политика "Нью Дил", пытающаяся путем подачек рабочей и фермерской
аристократии спасти империалистскую демократию, доступна в широком объеме
только очень богатым нациям и в этом смысле является американской политикой
par exellence330. Часть расходов этой политики правительство пыталось
переложить на монополистов, убеждая их поднять заработную плату и сократить
рабочий день, чтоб таким путем повысить покупательную силу населения и
расширить производство. Леон Блюм пробовал переводить ту же проповедь на
французский язык низшей школы. Тщетно! Французский капиталист, как и
американский, производит не для производства, а для прибыли. Он всегда готов
сократить производство, даже уничтожить готовые продукты, если при этом
повысится его собственная доля в национальном доходе.
Программа "Нью Дил" тем более противоречива, что, читая проповеди
магнатам капитала о преимуществах обилия над скудостью, правительство выдает
премии за сокращение производства. Нельзя больше запутаться! Своим критикам
правительство отвечает вызовом: попробуйте сделать лучше. Но это значит
лишь, что на основах капитализма положение безвыходно.
Начиная с 1933 г., т. е. в течение последних шести лет, федеральное
правительство, штаты и муниципалитеты331 выдали безработным около 15
биллионов долларов пособий: сумма, совершенно недостаточная сама по себе и
представляющая лишь меньшую половину потерянной заработной платы, но в то же
время колоссальная при падающем национальном доходе. В течение 1938 г.,
который был годом относительного экономического оживления, государственный
долг Соединенных Штатов повысился на 12 биллионов и перевалил за 38
биллионов долларов, на 12 биллионов выше наиболее высокой точки к началу
войны. А дальше? Нельзя жить без конца за счет прошлых поколений. Политика
"Нью Дил", с ее фиктивными достижениями и реальным ростом государственного
долга ведет неизбежно к бешеной капиталистической реакции и грандиозному
взрыву империализма. Она направляется, иначе сказать, в те же каналы, по
которым протекает политика фашизма.
Знахарство
Среди капиталистов и их идеологов царит величайшая растерянность.
Многие из них, правда, метко критикуют политику фашизма, как и политику "Нью
Дил". Но - в этом Вашингтон, как и Берлин, прав - никто ничего не способен
предложить взамен. Кризис капиталистической системы выражается, в частности,
в том, что крайне трезвые и деловые в своей сфере люди, переходя в область
общих вопросов, становятся фантастическими знахарями.
Деньги должны играть подчиненную роль, содействуя "перемещению" благ -
поучает Генри Форд; между тем они командуют хозяйством и тормозят его:
"Хвост виляет собакой"; "Пора нашим финансовым инженерам создать лучшую
модель". Автомобильный король не понимает, что деньги сосредоточиваются у
него самого. Пугаясь собственного отражения, Форд требует, чтоб инженеры
изготовили ему другое, более приветливое финансовое зеркало. Курьез состоит
в том, что в поисках чудодейственных денег американский магнат ощупью
возвращается к идеям французского мелкобуржуазного социалиста Прудона,
которого Маркс подверг уничтожающей критике тогда, когда Генри Форд еще не
успел родиться.
Пример Форда показывает, кстати сказать, что наживать деньги - это
одно, а понимать их социальную функцию - совсем другое. Форд - не
исключение. Относясь к Марксу с высокомерным пренебрежением, магнаты
капитала остаются в области экономической теории невежественными знахарями.
Увы, от них немногим отличаются и патентованные политики!
Аномалия или правило?
Г[осподин] Икес332, секретарь внутренних дел в Вашингтоне, считает
"одной из самых удивительных аномалий во всей истории" тот факт, что
Америка, демократическая по форме, является аристократической по существу:
"Америка - страна господства большинства, но контролируемая, по крайней
мере, до 1933 г. (!), монополиями, которые, в свою очередь, контролируются
ничтожным числом держателей акций". Диагноз поставлен правильно, за
исключением намека на то, что с пришествием Рузвельта господство монополий
прекратилось или ослабело. Но то, что Икес называет "одной из самых
удивительных аномалий во всей истории", является на самом деле непререкаемой
нормой капитализма. Владычество сильных над слабыми, немногих над многими,
эксплуататоров над трудящимися представляют основной закон буржуазной
демократии. Что отличает Соединенные Штаты от других стран - это лишь
больший размах и большая обнаженность противоречий капитализма. Отсутствие
феодального прошлого, богатая природа, энергичное и предприимчивое
население, - словом, все те преимущества, которые предвещали непрерывное
развитие демократии, обеспечили на самом деле фантастическую концентрацию
богатств.
Обещая на этот раз довести борьбу до победы над монополиями, Икес
неосторожно ссылался на Томаса Джефферсона, Эндрю Джексона, Авраама
Линкольна, Теодора Рузвельта333 и Вудро Вильсона, как на предшественников
Франклина Рузвельта. "Практически, - говорил он 30 декабря 1937 г., - все
наши величайшие исторические фигуры знамениты именно своей настойчивой и
мужественной борьбой, имевшей задачей предупредить и контролировать
сверхконцентрацию богатств и власти в немногих руках". Из слов самого
оратора вытекает, однако, что плодом "настойчивой и мужественной борьбы"
явилось полное господство плутократии над демократией.
Икес считает почему-то, что на этот раз победа будет обеспечена, если
народ поймет, что борьба идет "не между "Нью Дил" и средним просвещенным
деловым человеком, но между "Нью Дил" и бурбонами 60-ти семейств334, которые
подвели остальных деловых людей в Соединенных Штатах под террор своего
господства". Авторитетный оратор не поясняет, каким образом удалось
"бурбонам" подчинить себе всех просвещенных деловых людей, несмотря на
демократию и противодействие "величайших исторических фигур". Рокфеллеры,
Морганы335, Меллоны336, Вандербильты337, Гуггенхеймы338, Форды и К не
вторглись в Соединенные Штаты извне, как Кортес339 вторгся в Мексику: они
органически выросли из "народа", точнее из класса "просвещенных
промышленников и торговцев" и стали в соответствии с прогнозом Маркса
естественным увенчанием капитализма. Если молодая и крепкая демократия не
приостановила в свое время концентрации богатств, когда процесс только еще
начался, можно ли поверить хоть на минуту, что загнивающая демократия
способна ослабить классовые антагонизмы, достигшие крайнего предела? Опыт
"Нью Дил", во всяком случае, не дает повода для оптимизма. Опровергая
обвинения крупных капиталистов против правительства, Роберт Джексон, высоко
официальная правительственная фигура, показал с цифрами в руках, что в
период Рузвельта прибыли магнатов капитала достигли такой высоты, о какой
они разучились мечтать в последний период президентства Гувера, из чего
вытекает, во всяком случае, что борьба Рузвельта против монополий
увенчивается не большим успехом, чем борьба всех его предшественников.
Считая своим призванием охранять основы капитализма, реформаторы,
естественно, оказываются бессильны обуздать его законы мерами экономической
полиции. Им не остается ничего другого, кроме морализирования. Мистер Икес,
подобно другим министрам и публицистам "Нью Дил", кончает тем, что призывает
монополистов не забывать о совести и о принципах демократии. Чем это лучше
молитв о даровании дождя? Взгляд Маркса на владельца средств производства
гораздо научнее. "Как капиталист, - читаем в "Капитале", - он представляет
собою лишь персонифицированный капитал. Его душа - душа капитала. Но у
капитала одно-единственное жизненное стремление..., создавать прибавочную
стоимость". Если бы поведение капиталиста определялось качествами его
индивидуальной души или лирическими излияниями г[осподина] министра,
невозможны были бы ни средние цены, ни средняя заработная плата, ни
бухгалтерия, ни капиталистическое хозяйство в целом. Бухгалтерия, однако,
благополучно существует и является ценным доводом в пользу
материалистического понимания истории.
Судебное знахарство
"Если мы не уничтожим монополию, - говорил в ноябре 1937 г. уже
знакомый нам бывший генеральный прокурор Каммингс, - монополия найдет способ
уничтожить большую часть наших реформ и в конце концов понизит общий уровень
нашей жизни". Приводя яркие цифры в доказательство того, что "тенденция
недопустимой концентрации богатства и экономического контроля является
несомненной", Каммингс оказался в то же время вынужден признать, что
законодательная и судебная борьба с трестами до сих пор ни к чему не
привела. "Трудно установить, - жаловался он, - преступное намерение, когда
дело идет об экономическом результате". Вот именно! Хуже того: судебная
борьба против трестов произвела "еще хуже запутанную путаницу". Этот
счастливый плеоназм340 неплохо выражает бессилие демократической юстиции в
борьбе с марксовым законом ценности. Нет основания думать, что г. Франк
Морфи341, преемник Гомера Каммингса, окажется счастливее в разрешении
задачи, сама постановка которой свидетельствует о безнадежном знахарстве в
сфере экономического мышления.
Вернуть вчерашний день
Нельзя не согласиться с профессором Льюисом Дугласом342, бывшим
директором бюджета при Рузвельте, когда он обвиняет правительство в том, что
"нападая на монополию в одном поле, оно усиливает монополию во всех других
областях". Да иначе, по самому существу дела, и быть не может.
Правительство, по Марксу, есть исполнительный комитет господствующего
класса. Монополисты представляют ныне сильнейшую часть господствующего
класса. Правительство не может бороться против монополии вообще, т. е.
против класса, волею которого оно правит. Нападая на один вид монополии, оно
должно искать союзника в монополиях другого вида. В союзе с банками и легкой
промышленностью оно может наносить эпизодические удары трестам тяжелой
промышленности, которые, впрочем, не перестают от этого наживать
фантастические барыши.
Сам г. Л.Дуглас официальному знахарству противопоставляет не науку, а
лишь другой вид знахарства. Источник монополии он видит не в капитализме, а
в протекционизме и в соответствии с этим спасение общества открывает не в
ликвидации частной собственности на средства производства, а в снижении
таможенных тарифов. "Если свобода рынков не будет восстановлена, -
предвещает он, - сомнительно, чтобы свобода всех учреждений - предприятий,
слова, воспитания, религии - могла сохраниться". Другими словами: без
восстановления свободы международного оборота демократия, где и поскольку
она еще сохранилась, должна будет уступить место революционной или
фашистской диктатуре. Но свобода международной торговли немыслима без
свободы внутренней торговли, т. е. без конкуренции. А свобода конкуренции
немыслима при господстве монополии. К сожалению, г. Дуглас, как и г. Икес,
как и г. Джексон, как и г. Каммингс, как и сам г. Рузвельт, не потрудился
сообщить нам свой рецепт против монополистского капитализма и тем самым
против революции или тоталитарного режима.
Свобода торговли, как и свобода конкуренции, как и процветание мелкой
буржуазии, есть невозвратимое прошлое. Вернуть вчерашний день есть сейчас
единственная рецептура демократических реформаторов капитализма: дать больше
"свободы" мелким и средним промышленникам и торговцам, изменить в их пользу
денежную и кредитную системы, освободить рынок от командования трестов,
устранить с биржи профессиональных спекулянтов, восстановить свободу
международного оборота и т. д. без конца. Господа реформаторы мечтают даже о
том, чтоб ограничить машинизм и наложить запрет на технику, которая нарушает
социальное равновесие и причиняет много беспокойств. Выдающийся американский
ученый сказал по этому поводу с горькой усмешкой, что, очевидно,
благополучия можно достигнуть, лишь вернувшись к счастливой амебе или, по
крайней мере, к довольной свинье.
Р.Милликен и марксизм
Однако сам этот ученый, г. Роберт Милликен343, тоже глядит, к
сожалению, не вперед, а назад. Защищая науку, он говорил 7 декабря 1937 г.:
"Статистика Соединенных Штатов показывает, что процент населения с
оплачиваемым трудом систематически повышался в течение последних пятидесяти
лет, когда наука наиболее быстро применялась". Эту защиту капитализма под
видом защиты науки нельзя назвать счастливой. Именно в течение последнего
полустолетия "порвалась связь времен"344, и взаимоотношение между экономикой
и техникой резко переменилось. Период времени, названный Милликеном,
включает как апогей капиталистического подъема, так и начало
капиталистического упадка. Замалчивать начавшийся во всемирном масштабе
упадок значит выступать апологетом капитализма. Отвергая мимоходом социализм
при помощи доводов, которые не сделали бы чести и г. Форду, Милликен
поучает, что никакая система распределения не может удовлетворить
потребности человека без повышения объема производства. Бесспорно! Жаль,
однако, что знаменитый физик не объяснил миллионам американских безработных,
как им принять участие в повышении национального дохода. Абстрактная
проповедь спасительности индивидуальной инициативы и высокой
производительности труда во всяком случае не даст работы безработным, не
заполнит бюджетного дефицита и не выведет хозяйство из тупика.
Что характеризует Маркса - это универсальность его гения, способность в
разных областях понимать явления и процессы в их внутренней связи. Не будучи
специалистом в естествознании, он одним из первых понимал значение великих
открытий в этой области, например, теории дарвинизма. Это преимущество
обеспечивала за Марксом не только сила его интеллекта, но и сила его метода.
Естественники буржуазного образа мыслей думают, что они возвышаются над
социализмом. Между тем, пример Р.Милликена снова показывает, что в области
социологии они остаются безнадежными знахарями. Им надо учиться у Маркса
научному мышлению.
Производственные возможности и частная собственность
В своем послании Конгрессу в начале 1937 г.345 президент Рузвельт
выразил пожелание довести национальный доход до 90 или 100 биллионов
долларов, не указывая, однако, какими путями. Сама по себе эта программа
крайне скромна. В 1929 г., когда насчитывалось почти 2 миллиона безработных,
национальный доход достиг 81 биллиона долларов. Чтобы осуществить и даже
далеко превзойти программу Рузвельта, нужно было бы только привести
полностью в движение наличные производительные силы. Машины, сырые
материалы, рабочие, - все имеется налицо, не говоря уже о потребности
населения в продуктах. Если тем не менее план остается невыполним, - а он
невыполним, - то только потому, что капиталистическая собственность пришла в
полное противоречие с потребностями общества в расширении производства.
Известное правительственное исследование "Национальный обзор возможной
производственной способности" ("National survey of potential product
capacity")346 пришло к выводу, что стоимость продуктов и услуг, потребленных
в 1929 г., составляла около 94 биллионов долларов, считая по розничным
ценам. Между тем, если бы использованы были все наличные производственные
возможности, то эта стоимость поднялась бы до 135 биллионов, что составило
бы в среднем на каждую семью 4.370 долларов в год, - сумма, вполне
достаточная для обеспечения достойной и удобной жизни. К этому нужно
прибавить, что расчет "Национального обзора" исходит из наличной
производственной организации Соединенных Штатов, как она сложилась в
результате анархической истории капитализма. Если же переоборудовать само
оборудование, исходя из единого социалистического плана, то производственные
расчеты могли бы быть значительно превзойдены, и всему населению мог бы быть
обеспечен уровень высокого жизненного комфорта при крайне коротком рабочем
дне.
Для спасения общества не нужно, следовательно, ни приостанавливать
развитие техники, ни закрывать заводы, ни премировать фермеров за саботаж
земледелия, ни превращать третью часть рабочих в пауперов, ни призывать
маньяков в качестве диктаторов. Ни одна из этих мер, являющихся
возмутительным глумлением над интересами общества, не нужна. Зато необходимо
неотложно отделить средства производства от их нынешних паразитических
собственников и организовать хозяйство по разумному плану. При этом условии
сразу открылась бы возможность радикального излечения язв общества. Все
работоспособные нашли бы работу. Часы работы прогрессивно убывали бы.
Потребности всех членов общества находили бы возрастающее удовлетворение.
Слова "нужда", "кризис", "эксплуатация" выпали бы из словаря. Человечество
переступило бы наконец через порог подлинной человечности.
Неизбежность социализма
"Вместе с уменьшающимся постоянно числом магнатов капитала..., -
говорит Маркс, - возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения,
эксплуатации, но вместе с тем и возмущения рабочего класса, который
обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса
капиталистического производства. Централизация средств производства и