Страница:
тратятся ежегодно десятки миллионов долларов. Но версия о Шелдоне - агенте
ГПУ - рассыпалась прахом. Труп есть убедительный аргумент. Боб погиб потому,
что стоял на дороге убийц. Он погиб за те идеи, которые исповедовал. На его
памяти нет никакого пятна.
Quid prodest?477a - гласит старое и мудрое правило римского права. Кто
был заинтересован в том, чтобы клеветать на Боба Шелдона и обманывать
следственные власти? Ответ ясен: ГПУ и его агенты. Вот почему расследование
источника ложных и фальшивых показаний относительно Боба несомненно раскроет
один из штабов заговора.
Боб не первый из близких мне людей пал от руки наемных убийц Сталина. Я
оставляю в стороне членов моей семьи, двух дочерей и двух сыновей,
доведенных ГПУ до гибели. Я не говорю о тысячах моих единомышленников,
подвергшихся физическому истреблению в СССР и других странах. Но если
ограничиться лишь моими секретарями в разных странах, то окажется, что из их
числа доведены преследованиями до самоубийства, расстреляны ГПУ или убиты
наемными агентами были до сих пор семь человек: М.Глазман478, Г.Бутов479,
Я.Блюмкин, Н.Сермукс, И.Познанский, Р.Клемент, Э.Вольф. В этом списке Роберт
(Боб) Шелдон Харт занимает восьмое, но, боюсь, не последнее место.
После этого пусть политические агенты ГПУ говорят о моей "мании
преследования"!
Л.Троцкий
25 июня 1940 г.
Койоакан
В некоторых газетах мне приписывается "новое обвинение", направленное
против г. Н.Бассольса480. Это неверно. На самом деле в своих показаниях
судье 24 июня я лишь рассказал, что в день покушения 24 мая я назвал
Б.Бассольса следственным властям в числе других лиц, которые могли бы
пролить свет на преступление. За протекший месяц следственные власти
проделали грандиозную работу по проверке всех следов и подозрений. Эта
работа продолжается и сегодня. Никакого самостоятельного следствия я не веду
и вести не могу. У меня нет, следовательно, основания выдвигать "новые
обвинения" кроме тех, которые выдвинуты и выдвигаются мексиканской полицией
под непосредственным руководством Салазара.
[Л.Д.Троцкий]
25 июня 1940 г.
Mr. Jesse S. Harte
1450 Broadway
New York City, N.Y.481
Я, моя жена, мои сотрудники склоняемся в глубоком трауре перед горем
матери и отца нашего дорогого Боба. Единственное утешение в эти горькие
часы, что разоблачена подлая клевета на Боба, клевета при помощи которой
убийцы пытались скрыть свое убийство. Как герой, Боб погиб за те идеи, в
которые верил.
Н. и Л. Троцкие,
Джо Хансен, Гаролд Робинс,
Чарлз Корнел, Джек Купер,
Отто Шюсслер, Уолтер О Рурке482
25 июня 1940 г.
"Эль Популяр", а вслед за ним "Эль Футуро" обратились к прокуратуре с
требованием привлечь меня к суду по обвинению в "диффамации". Я могу, со
своей стороны, только приветствовать это решение. В течение трех с половиной
лет я неоднократно приглашал эти издания передать их "обвинения" против меня
либо на рассмотрение беспристрастной комиссии, назначенной либо самим
правительством, либо ПРМ. Я никогда не встречал со стороны гг. "обвинителей"
отклика. Нынешнее решение редакций "Эль Популяр" и "Футуро" передать дело на
рассмотрение компетентных властей есть запоздалое принятие моего старого
предложения. Я не могу желать ничего лучшего, как вмешательства
мексиканского суда в это дело.
Совершенно так же, как организаторы покушения 24 мая и их "друзья"
пустили в оборот слух, что я совершил "самопокушение", так люди, непрерывно
клеветавшие на меня в течение нескольких лет в интересах Сталина и по
приказу ГПУ, пытаются ныне обвинить меня в клевете. Могу заверить
общественное мнение заранее, что редакторы "Популяр" и "Футуро" встретят
меня во всеоружии и из обвинителей превратятся в обвиняемых.
Л.Троцкий.
27 июня 1940 г.
Койоакан
Милостивый государь г. Секретарь Игнацио Гарсиа Теллез!
Я позволю себе утруждать Ваше внимание вопросом о моих архивах. Вскоре
после 7 ноября 1936 г., когда ГПУ похитило в Париже в Институте социальной
истории 65 кг моих архивов, различные научные учреждения США обратились ко
мне с предложением передать им наиболее ценную в историческом смысле часть
моих архивов. Мой адвокат г. Альберт Гольдман вел по этому поводу длительные
переговоры с библиотекой, основанной бывшим президентом Гербертом
Гувером484, с Чикагским университетом и с университетом Гарвард. В конце
концов договор был заключен с Гарвардским университетом такого-то числа485.
Нападение 24 мая поставило вопрос о моих архивах с особенной остротой,
так как нападавшие действовали не только при помощи пулеметов, но и при
помощи зажигательных бомб с явной целью уничтожить мои архивы, рукописи и
пр.
В те недели, когда характер покушения был еще не ясен и возбуждались
даже сомнения, не шло ли дело об "авто-покушении", я не позволял себе
утруждать Ваше внимание таким вопросом, чтобы не дать возможности
противникам заподозрить меня в том, будто я пытаюсь "удалить" мои архивы из
Мексики. Но теперь, когда характер преступления совершенно ясен, я позволю
себе обратиться к Вам по этому делу, которое имеет характер неотложный: я
связан своей подписью под контрактом, и директор библиотеки Гарвардского
университета настаивает на скорейшем получении архивов, как явствует из
прилагаемой копии его письма.
Во избежание каких бы то ни было недоразумений считаю необходимым
сообщить, что дело идет об архивах советского периода моей деятельности и о
моей переписке, кончающейся декабрем 1936 г., т. е. до моего въезда в
Мексику. Что касается писем, рукописей и документов за время моего
пребывания в Мексике, то они полностью останутся со мной до тех пор, пока я
буду пользоваться гостеприимством этой страны.
Я ходатайствую о том, чтобы Секретариат Внутренних Дел прислал в мой
дом компетентных чиновников, знающих иностранные языки, в том числе и
русский, и чтобы эти чиновники просмотрели мои архивы, подлежащие отправке.
Одновременно в моем доме будет находиться представитель посольства
Соединенных Штатов, которое обязалось перед Гарвардским университетом
оказать полное содействие в пересылке рукописей. После просмотра всех бумаг
рукописи будут в присутствии представителей Вашего министерства и посольства
Соединенных Штатов заделаны в герметические ящики во избежание их вскрытия
на границе.
Прибавлю еще, что находясь в библиотеке Гарвардского университета, мои
архивы будут во всякое время доступны представителям мексиканского
правительства. Один этот факт исключает возможность каких бы то ни было
тенденциозных истолкований передачи архива Гарвардскому университету.
В твердой надежде на Ваше содействие, которым я с благодарностью
пользовался в ряде других случаев, честь имею подписаться Вашим покорнейшим
слугой.
Прилагаю к настоящему письму текст договора, который по миновению
надобности покорнейше прошу вернуть мне486.
[Л.Д.Троцкий]
3 июля 1940 г.
Необходимые дополнительные разъяснения к моим показаниям 2 июля
Чтобы показать, насколько "Эль Популяр", "Футуро" и "Вос де Мехико"
вправе обвинять меня в диффамации, я выбираю на этот раз одно из этих
изданий, именно, "Эль Футуро". Мотивы выбора таковы: "Футуро" выходит не
ежедневно, а раз в месяц; следовательно, редакция имеет полную возможность
тщательно выбирать своих сотрудников и обдумывать свои статьи. Директором
издания является г. Ломбардо Толедано; в редакционный комитет, наряду с
Виктором Вийасеньором487 и Луисом Фернандесом дель Кампо, входит г.
Алехандро Каррильо488, директор "Эль Популяр". Таким образом, все, что может
быть сказано и доказано относительно "Эль Футуро", с удвоенной и утроенной
силой относится к "Эль Популяр", не говоря уже о "Ля Вос де Мехико". На два
последних издания я буду поэтому здесь ссылаться лишь попутно, оставляя за
собой право вернуться к этому вопросу в дальнейшем.
Я далек от мысли входить здесь в теоретическую или политическую
полемику с руководителями "Футуро", которые считают меня
"контрреволюционером". Их политические мнения и оценки меня не интересуют. Я
обвиняю "Футуро" не в том, что это беспринципное издание не имеет ничего
общего с марксизмом, пролетарским коммунизмом или традициями Октябрьской
революции, а в том, что в течение трех с половиной лет моего пребывания в
Мексике это издание систематически печатало обо мне клеветнические статьи и
пускало в оборот заведомо ложные обвинения, сфабрикованные в лабораториях
ГПУ и переводившиеся на испанский язык агентами ГПУ или при содействии
агентов ГПУ. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что, несмотря на неоднократные
предложения мои представить доказательства своих заведомых клевет
беспристрастной правительственной или общественной комиссии, журнал
уклонялся от этого под недостойными предлогами. Я обвиняю "Футуро" в том,
что этот журнал посредством своей злонамеренной травли участвовал в
моральной подготовке покушения, во многих случаях при содействии будущих
участников покушения. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что после покушения 24
мая он всеми доступными ему мерами помогал покушавшимся замести следы
преступления, порочил меня ложными и бессмысленными обвинениями в
"авто-покушении" и тем препятствовал объективному расследованию. Я обвиняю
"Футуро" в том, что, продолжая и ныне, во время судебного следствия, свою
недостойную кампанию лжи, клевет и фальсификаций, журнал фактически
участвует в подготовке второго покушения, которое, несомненно, готовится
агентами ГПУ. Я обвиняю, следовательно, "Футуро" в том, что в вопросах,
касающихся меня, моей семьи, моих друзей, "Эль Футуро" является агентурой
ГПУ.
Участие "Футуро" в моральной подготовке покушения
В деле выбора примеров и доказательств злонамеренной клеветы против
меня со стороны "Футуро" я наталкиваюсь на два затруднения: избыток
материала и нравственное отвращение. Чтобы экономить время суда, я
ограничусь немногими примерами, выбирая те из них, которые требуют
наименьшего числа цитат и комментариев.
В выпуске "Футуро" за март 1940 г. напечатана статья некоего Оскара
Крейдта Абеленды "Ля сигнификасион дель троцкизмо"489, в которой, в числе
многого другого, заключаются следующие утверждения:
ЦИТАТЫ:
[...]490
Никто на свете, кроме инквизиторов ГПУ, не осмеливался никогда обвинять
меня в связи с Гестапо или с секретной полицией Соединенных Штатов! Несмотря
на чудовищную бессмыслицу обвинения, разбивающегося о самое себя, я настоял
три года тому назад на рассмотрении московских судебных подлогов
международной комиссией из одиннадцати высокоавторитетных лиц, в подавляющем
большинстве моих непримиримых политических противников, под
председательством всемирно известного философа и педагога Джона Дьюи. В
составе этой комиссии, работавшей при открытых дверях, были также
представители коммунистических партий Соединенных Штатов и Мексики, адвокат
с[еверо]американской компартии г. Бродский и г. Ломбардо Толедано. По
сигналу из Москвы они, разумеется, отказались. В результате годовой работы
московские обвинения были разоблачены Комиссией д-ра Джона Дьюи как
величайший в истории юридический подлог. Два тома работ комиссии в общем
свыше 1.000 страниц я имею честь приложить при сем. Во всей мировой печати
московский судебный подлог поддерживается сейчас только и исключительно
органами, находящимися в прямом распоряжении ГПУ.
В отношении политического смысла обвинений, заключавшихся в статье
Абеленды, я вынужден сказать здесь несколько слов в целях определения
закулисного источника, вдохновляющего "Эль Футуро". В течение всей своей
политической жизни я был и остаюсь непримиримым противником империализма,
под какими бы политическими масками он не скрывался. Никто не укажет ни
одного моего действия и не найдет ни одной моей строки, которые
противоречили бы этой позиции. Когда Кремль готовил союз с "демократиями" и
Коминтерн пресмыкался перед ними, забывая о колониях, я напоминал рабочим о
том, что эти демократии являются империалистическими. В ответ на это ГПУ
травило меня как агента Гитлера, а "Эль Футуро" изображал меня в
многочисленных карикатурах не иначе, как со свастикой. Когда Сталин
неожиданно заключил пакт с Гитлером, а я обличал раздел Польши и вторжение в
Финляндию, ГПУ изображало меня агентом британского и североамериканского
империализма. Статья Абеленда, как и ряд других статей "Футуро",
представляют только интерпретацию клевет ГПУ.
Кто же такой г. Оскар Крейдт Абеленда, автор цитированной статьи?
"Парагваец, профессор Рабочего университета", как он сам себя рекомендует,
он состоит в то же время сотрудником "Ля Вос де Мехико", и притом
сотрудником особой категории. Именно Абеленда дал в "Вос де Мехико" отчет о
секретной дискуссии на пленуме Национального Комитета партии, хотя сам
Абеленда не является членом Центрального Комитета. Я считаю себя вправе
предположить, что он является сверх-членом. Одной статьи его "Ля
сигнификасион дель троцкизмо" достаточно, чтобы узнать в нем агента ГПУ.
Во главе "Эль Футуро" стоят люди, достаточно грамотные политически и
юридически, чтобы понимать действительный смысл статьи г. Абеленда.
Г[осподин] Ломбардо Толедано и Вийасеньор не верят, разумеется, ни одному
слову этой статьи. Почему же они компрометируют себя печатанием подобных
пасквилей? Ответ на это может быть только один: потому что их отношения к
Кремлю обязывают их печатать против меня всякие низости, исходящие от ГПУ. И
эти господа обвиняют меня в диффамации, когда я называю их политическую
функцию по имени, как функцию агентов ГПУ!
Статья г. Абеленды иллюстрирована на странице 35-й карикатурой против
меня. Автор карикатуры скрыл свое имя под иероглифом. Однако сравнение с
другими карикатурами в журнале позволяет заключить, что перед нами дело рук
Луиса Ареналя491, убийцы Роберта Шелдона Харта.
Исключительно важна дата напечатания статьи Абеленды: март 1940 г., т.
е. момент, когда Коммунистическая партия провозгласила на своем съезда новый
"антитроцкистский" поход и когда подготовка к покушению шла уже полным
ходом.
Невозможно закрывать глаза перед очевидностью: статья Абеленды в
"Футуро", чистка Коммунистической партии с участием Абеленды, техническая
подготовка покушения с участием членов Коммунистической партии имеют один
общий источник, и этим источником является ГПУ, могущественная международная
агентура Кремля.
*
Мелкие лжи поражают своей настойчивостью. Почти в каждом номере
"Футуро" можно найти ту или другую клевету против меня. Приведу один
образчик. "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико" сообщали о моих тайных
контрреволюционных связях с генералом Седильо, с д-ром Атлем, генералом
Е.Акоста и многими другими. Я опроверг эти фантастические сообщения в
печати. По этому поводу "Эль Футуро" пишет:
ЦИТАТА.[...]492
Здесь мы имеем ложь в химически чистом виде. На первый взгляд ложь
может показаться мелкой. Но эта мелкая ложь на службе крупной цели. "Эль
Футуро" хочет внушить мысль, что я участвую в избирательной кампании на
стороне реакции. Заслуживает внимания дата этой лжи: январь 1940 г., месяц,
когда началась техническая подготовка покушения.
Сотрудничество террористических агентов ГПУ на страницах "Эль Футуро"
Приводимый ниже неполный перечень статей и рисунков свидетельствует,
что будущие участники покушения или их ближайшие друзья, заподозренные
полицией и подвергавшиеся аресту или допросу в связи с покушением 24 мая,
занимали на страницах "академического" журнала (издание Рабочего
Университета!) очень видное место. В качестве сотрудников мы находим имена
А.Д.Серрано, Д.А.Сикейроса, Луиса Ареналя, Анжелики Ареналь, сестры Луиса и
жены Д.А.Сикейроса, Нестора Санчеса Хернандеса, Феликса Герреро Мехи. Одни
из них прямо атакуют меня, как Луис Ареналь и Нестор Санчес Хернандес, своим
карандашом и пером прежде, чем атаковать меня пулеметом и револьвером;
другие, более осторожные, предпочитают не называть меня по имени или
скрываться под псевдонимами. Помимо выше [названных] террористических
агентов ГПУ, мы встречаем среди постоянных сотрудников имена лиц,
неоднократно называвшихся во время расследования: Леопольдо Мендеса, Енрике
Рамиреса-и-Рамиреса (один из авторов теории самопокушения), Андреса Гарсиа
Сальгадо и др. Список сотрудников "Эль Футуро" непоколебимо свидетельствует,
таким образом, что "пистолеры" ГПУ не были в этой среде инородными фигурами.
Наоборот, они составляли плоть от ее плоти и кость от ее костей.
Особенно ярко это сказывается на вопросе о фигуре Сикейроса, не только
художника, но и политика. Сейчас, после неудачи, его вчерашние друзья и
сотрудники пытаются взвалить на него всю ответственность и изобразить его
"педантом" ("педант" с пулеметом!), "невменяемым" и даже "сумасшедшим". Но
вчера дело обстояло иначе. В выпуске "Эль Футуро" за май 1939 г., в "Эль
Перфиль дель Мес"493 находим, с одной стороны, очередную атаку против меня,
а затем следующие строки:
[...]494
Д.А.Сикейрос прославляется в этих строках не только как артист495, но и
как политическая фигура, не оцененная по достоинству черствой мексиканской
полицией. Эта патетическая апология Сикейроса принадлежит, видимо, перу г.
Алехандро Каррильо, директора "Эль Популяр", который грозит посадить меня в
тюрьму за... диффамацию.
Праздничный майский No за 1939 г. представляет собою замечательный
политический документ. На первом месте большой портрет Л.Толедано и его
статья. В отделе "Эль Перфиль дель Мес" один из анонимных художников (Луис
Ареналь?) изображает, как Диего Ривера изгоняет Троцкого за невзнос
квартирной платы496. В том же отделе - ода в честь Сикейроса. Статья Виктора
Мануэля Вийасеньора в защиту внешней политики Кремля. Статья Нестора Санчеса
Хернандеса, обличающая союз троцкизма с наци. Рисунок Луиса Ареналя. Статья
Алехандро Каррильо. Этот перечень говорит сам за себя.
Дело идет здесь не о гипотезах, не о психологических догадках и
подозрениях, а о неоспоримых фактах, запечатленных на страницах самого
"Футуро". Руководители этого журнала связаны тесным сотрудничеством с
наиболее видными участниками покушения 24 мая. Редакция "Футуро" участвовала
в моральной подготовке покушения, прежде чем часть ее сотрудников совершила
нападение на мой дом, похитила и убила Роберта Харта, пыталась убить меня,
мою жену и нашего внука.
"Эль Футуро" после покушения 24 мая
В No за июль этого года, в неподписанном редакционном обзоре "Эль
Перфиль дель Мес", на странице 24-ой, читаем:
[...]497
В фактической части этой статьи нет ни слова правды. Я решительно ни в
чем себе не противоречил. Да и бессмысленно допустить, что человек,
способный готовить на глазах у полиции гигантское "авто-покушение", окажется
неспособен объяснить, где он спал во время нападения. В СССР всякий, кто
посмел бы указать на подобное противоречие в подлоге ГПУ, был бы немедленно
расстрелян. В Мексике этого, к счастью, нет. Редакторам "Футуро" следовало
бы поэтому быть осторожнее. Но будучи бессмысленным, их обвинение остается
крайне тяжким: я организовал, по их утверждению, покушение на себя с
целью... провоцировать интервенцию Соединенных Штатов в Мексике. Не больше и
не меньше! С какой целью могу я желать нападения на Мексику, под
покровительством которой я живу? Почему, далее, Соединенные Штаты должны
вмешаться в результате покушения на чуждого им русского изгнанника, которому
сами Соединенные Штаты не открывают дверей? Понять ничего нельзя. Клевета
оторвалась здесь от всех условий места и времени. Но злая воля налицо. Если
бы клевета "Футуро" была принята всерьез властями, это должно было бы
повести для меня и моей семьи к самым трагическим последствиям.
В отношении преступления 24 мая "Эль Футуро" ведет ту же вероломную
политику, что и "Эль Популяр" и "Вос де Мехико". К этому надо прибавить, что
в нью-йоркском еженедельнике "Де Найшен" от 8 июня помещена статья об
авто-покушении Хари Блока, который живет в Мексике и самым тесным образом
связан с группой "Футуро". При самой строгой осторожности нельзя не
усмотреть прямого соглашения редакций "Футуро", "Эль Популяр" и "Вос де
Мехико" с целью возложить на меня ответственность за преступление,
совершенное сотрудниками этих изданий. Таков неумолимый вывод из фактов.
Пусть после этого директора "Эль Футуро", "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико"
обвиняют меня в диффамации!
Л.Троцкий
Койоакан
5 июля 1940 г.
"Жилые подвалы"
К моим ответам на вопросы г. Павона Флореса считаю необходимым сделать
следующие дополнительные заявления.
По поводу того, что в начале следствия, когда речь могла идти только о
гипотезах, я высказал подозрения относительно одного из политических друзей
г. Флореса, этот последний выступает в качестве моего сурового обвинителя. В
том же заседании, однако, он счел возможным высказать подозрение, что я был
своевременно предупрежден одним из участников о предстоящем покушении,
именно Робертом Хартом, и что я скрыл это от следствия. Другими словами, г.
Флорес публично заподозрил меня в тяжелом преступлении, притом не в начале
расследования, не в ответ на прямые вопросы следственных властей, но в
момент, когда общий характер преступления уже полностью выяснен, и после
того, как я в присутствии самого г. Флореса представил подробные объяснения
относительно интересующего его вопроса. Необходимо в то же время не
забывать, что г. Флорес выступает в качестве защитника одного из обвиняемых
в тяжелом преступлении; я же выступаю в качестве жертвы этого преступления.
Но если г. Флорес не имеет и не может иметь ни тени фактических
доказательств, то следовало бы предполагать, что его чудовищное подозрение
опирается по крайней мере на убедительные аргументы логического или
психологического характера. Увы, также и с этой точки зрения его подозрение
представляет полную бессмыслицу.
Вопрос г. Флореса о том, имеются ли в доме "жилые" подвалы, позволял
предполагать, будто я проводил вообще свои ночи в подвале. Из дальнейшего
однако выяснилось, что идея г. Флореса была совершенно другая: будучи
предупрежден, по его мнению, Робертом Хартом, я провел в подвале только
небольшую часть ночи на 24 мая. Но для этого не было совсем необходимо
располагать "жилым" подвалом: чтобы избежать смерти, вполне возможно было
провести полчаса в курятнике или даже в ящике с дровами.
Внутренняя несостоятельность конструкции г. Флореса не останавливается,
однако, на этом. По мысли г. адвоката, единственное употребление, которое я
сделал из предупреждения относительно предстоящего покушения, состояло в
том, что я спрятался в "жилом" подвале (не было ли бы, однако, менее глупым
спрятаться в подвале нежилом, и потому менее доступном?). Другими словами, я
предоставил собственной участи всех обитателей дома, включая моего внука,
которого покушавшиеся пытались убить. Есть ли в этом хоть частица здравого
смысла? Не ясно ли, что, если бы я был действительно предупрежден о
покушении моим ближайшим сотрудником, я принял бы меры совсем другого
характера? Я первым делом известил бы генерала Нуньеза; мобилизовал бы своих
друзей и с помощью полиции приготовил бы солидную западню гангстерам ГПУ.
Мой бедный друг Роберт Харт сохранил бы в этом случае свою жизнь. Именно
таким путем действовал бы, разумеется, каждый разумный человек. Г[осподин]
Флорес предпочитает, однако, приписать мне поведение не только преступное,
но и бессмысленное, опасное для меня и для моих друзей, но благоприятное
или, по крайней мере, менее неблагоприятное для ГПУ. Нельзя, правда, не
признать, что нынешнее положение ГПУ в высшей степени плачевно.
Почему я ждал покушения?
Почему именно я с начала этого года с особенной уверенностью ждал
покушения? Отвечая 2 июля на этот вопрос г. Павона Флореса, я указал, в
частности, на съезд Коммунистической партии Мексики, происходивший в марте
этого года и провозгласивший курс на истребление "троцкизма". Чтобы сделать
мой ответ более ясным, необходимы дополнительные уточнения.
Так как практическая подготовка покушения началась в январе этого года
и так как известное время требовалось на предварительные обсуждения и
выработку плана, то можно с уверенностью сказать, что "приказ" о покушении
был доставлен в Мексику не позже, как в ноябре-декабре 1939 г.
Как видно из "Ля Вос де Мехико", кризис руководства партии начался как
раз с этого времени. Толчок кризису был дан извне партии, и сам кризис
развивался сверху вниз. Неизвестно кем был выработан особый документ, так
называемые "Материалы" для дискуссии, опубликованные в "Ля Вос" 28 января и
представляющие анонимный обвинительный акт против старого руководства
(Лаборде, Кампа и др.), виновного будто бы в "примирительном" отношении к
троцкизму. Что именно за всем этим скрывалось, широкому общественному мнению
ГПУ - рассыпалась прахом. Труп есть убедительный аргумент. Боб погиб потому,
что стоял на дороге убийц. Он погиб за те идеи, которые исповедовал. На его
памяти нет никакого пятна.
Quid prodest?477a - гласит старое и мудрое правило римского права. Кто
был заинтересован в том, чтобы клеветать на Боба Шелдона и обманывать
следственные власти? Ответ ясен: ГПУ и его агенты. Вот почему расследование
источника ложных и фальшивых показаний относительно Боба несомненно раскроет
один из штабов заговора.
Боб не первый из близких мне людей пал от руки наемных убийц Сталина. Я
оставляю в стороне членов моей семьи, двух дочерей и двух сыновей,
доведенных ГПУ до гибели. Я не говорю о тысячах моих единомышленников,
подвергшихся физическому истреблению в СССР и других странах. Но если
ограничиться лишь моими секретарями в разных странах, то окажется, что из их
числа доведены преследованиями до самоубийства, расстреляны ГПУ или убиты
наемными агентами были до сих пор семь человек: М.Глазман478, Г.Бутов479,
Я.Блюмкин, Н.Сермукс, И.Познанский, Р.Клемент, Э.Вольф. В этом списке Роберт
(Боб) Шелдон Харт занимает восьмое, но, боюсь, не последнее место.
После этого пусть политические агенты ГПУ говорят о моей "мании
преследования"!
Л.Троцкий
25 июня 1940 г.
Койоакан
В некоторых газетах мне приписывается "новое обвинение", направленное
против г. Н.Бассольса480. Это неверно. На самом деле в своих показаниях
судье 24 июня я лишь рассказал, что в день покушения 24 мая я назвал
Б.Бассольса следственным властям в числе других лиц, которые могли бы
пролить свет на преступление. За протекший месяц следственные власти
проделали грандиозную работу по проверке всех следов и подозрений. Эта
работа продолжается и сегодня. Никакого самостоятельного следствия я не веду
и вести не могу. У меня нет, следовательно, основания выдвигать "новые
обвинения" кроме тех, которые выдвинуты и выдвигаются мексиканской полицией
под непосредственным руководством Салазара.
[Л.Д.Троцкий]
25 июня 1940 г.
Mr. Jesse S. Harte
1450 Broadway
New York City, N.Y.481
Я, моя жена, мои сотрудники склоняемся в глубоком трауре перед горем
матери и отца нашего дорогого Боба. Единственное утешение в эти горькие
часы, что разоблачена подлая клевета на Боба, клевета при помощи которой
убийцы пытались скрыть свое убийство. Как герой, Боб погиб за те идеи, в
которые верил.
Н. и Л. Троцкие,
Джо Хансен, Гаролд Робинс,
Чарлз Корнел, Джек Купер,
Отто Шюсслер, Уолтер О Рурке482
25 июня 1940 г.
"Эль Популяр", а вслед за ним "Эль Футуро" обратились к прокуратуре с
требованием привлечь меня к суду по обвинению в "диффамации". Я могу, со
своей стороны, только приветствовать это решение. В течение трех с половиной
лет я неоднократно приглашал эти издания передать их "обвинения" против меня
либо на рассмотрение беспристрастной комиссии, назначенной либо самим
правительством, либо ПРМ. Я никогда не встречал со стороны гг. "обвинителей"
отклика. Нынешнее решение редакций "Эль Популяр" и "Футуро" передать дело на
рассмотрение компетентных властей есть запоздалое принятие моего старого
предложения. Я не могу желать ничего лучшего, как вмешательства
мексиканского суда в это дело.
Совершенно так же, как организаторы покушения 24 мая и их "друзья"
пустили в оборот слух, что я совершил "самопокушение", так люди, непрерывно
клеветавшие на меня в течение нескольких лет в интересах Сталина и по
приказу ГПУ, пытаются ныне обвинить меня в клевете. Могу заверить
общественное мнение заранее, что редакторы "Популяр" и "Футуро" встретят
меня во всеоружии и из обвинителей превратятся в обвиняемых.
Л.Троцкий.
27 июня 1940 г.
Койоакан
Милостивый государь г. Секретарь Игнацио Гарсиа Теллез!
Я позволю себе утруждать Ваше внимание вопросом о моих архивах. Вскоре
после 7 ноября 1936 г., когда ГПУ похитило в Париже в Институте социальной
истории 65 кг моих архивов, различные научные учреждения США обратились ко
мне с предложением передать им наиболее ценную в историческом смысле часть
моих архивов. Мой адвокат г. Альберт Гольдман вел по этому поводу длительные
переговоры с библиотекой, основанной бывшим президентом Гербертом
Гувером484, с Чикагским университетом и с университетом Гарвард. В конце
концов договор был заключен с Гарвардским университетом такого-то числа485.
Нападение 24 мая поставило вопрос о моих архивах с особенной остротой,
так как нападавшие действовали не только при помощи пулеметов, но и при
помощи зажигательных бомб с явной целью уничтожить мои архивы, рукописи и
пр.
В те недели, когда характер покушения был еще не ясен и возбуждались
даже сомнения, не шло ли дело об "авто-покушении", я не позволял себе
утруждать Ваше внимание таким вопросом, чтобы не дать возможности
противникам заподозрить меня в том, будто я пытаюсь "удалить" мои архивы из
Мексики. Но теперь, когда характер преступления совершенно ясен, я позволю
себе обратиться к Вам по этому делу, которое имеет характер неотложный: я
связан своей подписью под контрактом, и директор библиотеки Гарвардского
университета настаивает на скорейшем получении архивов, как явствует из
прилагаемой копии его письма.
Во избежание каких бы то ни было недоразумений считаю необходимым
сообщить, что дело идет об архивах советского периода моей деятельности и о
моей переписке, кончающейся декабрем 1936 г., т. е. до моего въезда в
Мексику. Что касается писем, рукописей и документов за время моего
пребывания в Мексике, то они полностью останутся со мной до тех пор, пока я
буду пользоваться гостеприимством этой страны.
Я ходатайствую о том, чтобы Секретариат Внутренних Дел прислал в мой
дом компетентных чиновников, знающих иностранные языки, в том числе и
русский, и чтобы эти чиновники просмотрели мои архивы, подлежащие отправке.
Одновременно в моем доме будет находиться представитель посольства
Соединенных Штатов, которое обязалось перед Гарвардским университетом
оказать полное содействие в пересылке рукописей. После просмотра всех бумаг
рукописи будут в присутствии представителей Вашего министерства и посольства
Соединенных Штатов заделаны в герметические ящики во избежание их вскрытия
на границе.
Прибавлю еще, что находясь в библиотеке Гарвардского университета, мои
архивы будут во всякое время доступны представителям мексиканского
правительства. Один этот факт исключает возможность каких бы то ни было
тенденциозных истолкований передачи архива Гарвардскому университету.
В твердой надежде на Ваше содействие, которым я с благодарностью
пользовался в ряде других случаев, честь имею подписаться Вашим покорнейшим
слугой.
Прилагаю к настоящему письму текст договора, который по миновению
надобности покорнейше прошу вернуть мне486.
[Л.Д.Троцкий]
3 июля 1940 г.
Необходимые дополнительные разъяснения к моим показаниям 2 июля
Чтобы показать, насколько "Эль Популяр", "Футуро" и "Вос де Мехико"
вправе обвинять меня в диффамации, я выбираю на этот раз одно из этих
изданий, именно, "Эль Футуро". Мотивы выбора таковы: "Футуро" выходит не
ежедневно, а раз в месяц; следовательно, редакция имеет полную возможность
тщательно выбирать своих сотрудников и обдумывать свои статьи. Директором
издания является г. Ломбардо Толедано; в редакционный комитет, наряду с
Виктором Вийасеньором487 и Луисом Фернандесом дель Кампо, входит г.
Алехандро Каррильо488, директор "Эль Популяр". Таким образом, все, что может
быть сказано и доказано относительно "Эль Футуро", с удвоенной и утроенной
силой относится к "Эль Популяр", не говоря уже о "Ля Вос де Мехико". На два
последних издания я буду поэтому здесь ссылаться лишь попутно, оставляя за
собой право вернуться к этому вопросу в дальнейшем.
Я далек от мысли входить здесь в теоретическую или политическую
полемику с руководителями "Футуро", которые считают меня
"контрреволюционером". Их политические мнения и оценки меня не интересуют. Я
обвиняю "Футуро" не в том, что это беспринципное издание не имеет ничего
общего с марксизмом, пролетарским коммунизмом или традициями Октябрьской
революции, а в том, что в течение трех с половиной лет моего пребывания в
Мексике это издание систематически печатало обо мне клеветнические статьи и
пускало в оборот заведомо ложные обвинения, сфабрикованные в лабораториях
ГПУ и переводившиеся на испанский язык агентами ГПУ или при содействии
агентов ГПУ. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что, несмотря на неоднократные
предложения мои представить доказательства своих заведомых клевет
беспристрастной правительственной или общественной комиссии, журнал
уклонялся от этого под недостойными предлогами. Я обвиняю "Футуро" в том,
что этот журнал посредством своей злонамеренной травли участвовал в
моральной подготовке покушения, во многих случаях при содействии будущих
участников покушения. Я обвиняю "Эль Футуро" в том, что после покушения 24
мая он всеми доступными ему мерами помогал покушавшимся замести следы
преступления, порочил меня ложными и бессмысленными обвинениями в
"авто-покушении" и тем препятствовал объективному расследованию. Я обвиняю
"Футуро" в том, что, продолжая и ныне, во время судебного следствия, свою
недостойную кампанию лжи, клевет и фальсификаций, журнал фактически
участвует в подготовке второго покушения, которое, несомненно, готовится
агентами ГПУ. Я обвиняю, следовательно, "Футуро" в том, что в вопросах,
касающихся меня, моей семьи, моих друзей, "Эль Футуро" является агентурой
ГПУ.
Участие "Футуро" в моральной подготовке покушения
В деле выбора примеров и доказательств злонамеренной клеветы против
меня со стороны "Футуро" я наталкиваюсь на два затруднения: избыток
материала и нравственное отвращение. Чтобы экономить время суда, я
ограничусь немногими примерами, выбирая те из них, которые требуют
наименьшего числа цитат и комментариев.
В выпуске "Футуро" за март 1940 г. напечатана статья некоего Оскара
Крейдта Абеленды "Ля сигнификасион дель троцкизмо"489, в которой, в числе
многого другого, заключаются следующие утверждения:
ЦИТАТЫ:
[...]490
Никто на свете, кроме инквизиторов ГПУ, не осмеливался никогда обвинять
меня в связи с Гестапо или с секретной полицией Соединенных Штатов! Несмотря
на чудовищную бессмыслицу обвинения, разбивающегося о самое себя, я настоял
три года тому назад на рассмотрении московских судебных подлогов
международной комиссией из одиннадцати высокоавторитетных лиц, в подавляющем
большинстве моих непримиримых политических противников, под
председательством всемирно известного философа и педагога Джона Дьюи. В
составе этой комиссии, работавшей при открытых дверях, были также
представители коммунистических партий Соединенных Штатов и Мексики, адвокат
с[еверо]американской компартии г. Бродский и г. Ломбардо Толедано. По
сигналу из Москвы они, разумеется, отказались. В результате годовой работы
московские обвинения были разоблачены Комиссией д-ра Джона Дьюи как
величайший в истории юридический подлог. Два тома работ комиссии в общем
свыше 1.000 страниц я имею честь приложить при сем. Во всей мировой печати
московский судебный подлог поддерживается сейчас только и исключительно
органами, находящимися в прямом распоряжении ГПУ.
В отношении политического смысла обвинений, заключавшихся в статье
Абеленды, я вынужден сказать здесь несколько слов в целях определения
закулисного источника, вдохновляющего "Эль Футуро". В течение всей своей
политической жизни я был и остаюсь непримиримым противником империализма,
под какими бы политическими масками он не скрывался. Никто не укажет ни
одного моего действия и не найдет ни одной моей строки, которые
противоречили бы этой позиции. Когда Кремль готовил союз с "демократиями" и
Коминтерн пресмыкался перед ними, забывая о колониях, я напоминал рабочим о
том, что эти демократии являются империалистическими. В ответ на это ГПУ
травило меня как агента Гитлера, а "Эль Футуро" изображал меня в
многочисленных карикатурах не иначе, как со свастикой. Когда Сталин
неожиданно заключил пакт с Гитлером, а я обличал раздел Польши и вторжение в
Финляндию, ГПУ изображало меня агентом британского и североамериканского
империализма. Статья Абеленда, как и ряд других статей "Футуро",
представляют только интерпретацию клевет ГПУ.
Кто же такой г. Оскар Крейдт Абеленда, автор цитированной статьи?
"Парагваец, профессор Рабочего университета", как он сам себя рекомендует,
он состоит в то же время сотрудником "Ля Вос де Мехико", и притом
сотрудником особой категории. Именно Абеленда дал в "Вос де Мехико" отчет о
секретной дискуссии на пленуме Национального Комитета партии, хотя сам
Абеленда не является членом Центрального Комитета. Я считаю себя вправе
предположить, что он является сверх-членом. Одной статьи его "Ля
сигнификасион дель троцкизмо" достаточно, чтобы узнать в нем агента ГПУ.
Во главе "Эль Футуро" стоят люди, достаточно грамотные политически и
юридически, чтобы понимать действительный смысл статьи г. Абеленда.
Г[осподин] Ломбардо Толедано и Вийасеньор не верят, разумеется, ни одному
слову этой статьи. Почему же они компрометируют себя печатанием подобных
пасквилей? Ответ на это может быть только один: потому что их отношения к
Кремлю обязывают их печатать против меня всякие низости, исходящие от ГПУ. И
эти господа обвиняют меня в диффамации, когда я называю их политическую
функцию по имени, как функцию агентов ГПУ!
Статья г. Абеленды иллюстрирована на странице 35-й карикатурой против
меня. Автор карикатуры скрыл свое имя под иероглифом. Однако сравнение с
другими карикатурами в журнале позволяет заключить, что перед нами дело рук
Луиса Ареналя491, убийцы Роберта Шелдона Харта.
Исключительно важна дата напечатания статьи Абеленды: март 1940 г., т.
е. момент, когда Коммунистическая партия провозгласила на своем съезда новый
"антитроцкистский" поход и когда подготовка к покушению шла уже полным
ходом.
Невозможно закрывать глаза перед очевидностью: статья Абеленды в
"Футуро", чистка Коммунистической партии с участием Абеленды, техническая
подготовка покушения с участием членов Коммунистической партии имеют один
общий источник, и этим источником является ГПУ, могущественная международная
агентура Кремля.
*
Мелкие лжи поражают своей настойчивостью. Почти в каждом номере
"Футуро" можно найти ту или другую клевету против меня. Приведу один
образчик. "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико" сообщали о моих тайных
контрреволюционных связях с генералом Седильо, с д-ром Атлем, генералом
Е.Акоста и многими другими. Я опроверг эти фантастические сообщения в
печати. По этому поводу "Эль Футуро" пишет:
ЦИТАТА.[...]492
Здесь мы имеем ложь в химически чистом виде. На первый взгляд ложь
может показаться мелкой. Но эта мелкая ложь на службе крупной цели. "Эль
Футуро" хочет внушить мысль, что я участвую в избирательной кампании на
стороне реакции. Заслуживает внимания дата этой лжи: январь 1940 г., месяц,
когда началась техническая подготовка покушения.
Сотрудничество террористических агентов ГПУ на страницах "Эль Футуро"
Приводимый ниже неполный перечень статей и рисунков свидетельствует,
что будущие участники покушения или их ближайшие друзья, заподозренные
полицией и подвергавшиеся аресту или допросу в связи с покушением 24 мая,
занимали на страницах "академического" журнала (издание Рабочего
Университета!) очень видное место. В качестве сотрудников мы находим имена
А.Д.Серрано, Д.А.Сикейроса, Луиса Ареналя, Анжелики Ареналь, сестры Луиса и
жены Д.А.Сикейроса, Нестора Санчеса Хернандеса, Феликса Герреро Мехи. Одни
из них прямо атакуют меня, как Луис Ареналь и Нестор Санчес Хернандес, своим
карандашом и пером прежде, чем атаковать меня пулеметом и револьвером;
другие, более осторожные, предпочитают не называть меня по имени или
скрываться под псевдонимами. Помимо выше [названных] террористических
агентов ГПУ, мы встречаем среди постоянных сотрудников имена лиц,
неоднократно называвшихся во время расследования: Леопольдо Мендеса, Енрике
Рамиреса-и-Рамиреса (один из авторов теории самопокушения), Андреса Гарсиа
Сальгадо и др. Список сотрудников "Эль Футуро" непоколебимо свидетельствует,
таким образом, что "пистолеры" ГПУ не были в этой среде инородными фигурами.
Наоборот, они составляли плоть от ее плоти и кость от ее костей.
Особенно ярко это сказывается на вопросе о фигуре Сикейроса, не только
художника, но и политика. Сейчас, после неудачи, его вчерашние друзья и
сотрудники пытаются взвалить на него всю ответственность и изобразить его
"педантом" ("педант" с пулеметом!), "невменяемым" и даже "сумасшедшим". Но
вчера дело обстояло иначе. В выпуске "Эль Футуро" за май 1939 г., в "Эль
Перфиль дель Мес"493 находим, с одной стороны, очередную атаку против меня,
а затем следующие строки:
[...]494
Д.А.Сикейрос прославляется в этих строках не только как артист495, но и
как политическая фигура, не оцененная по достоинству черствой мексиканской
полицией. Эта патетическая апология Сикейроса принадлежит, видимо, перу г.
Алехандро Каррильо, директора "Эль Популяр", который грозит посадить меня в
тюрьму за... диффамацию.
Праздничный майский No за 1939 г. представляет собою замечательный
политический документ. На первом месте большой портрет Л.Толедано и его
статья. В отделе "Эль Перфиль дель Мес" один из анонимных художников (Луис
Ареналь?) изображает, как Диего Ривера изгоняет Троцкого за невзнос
квартирной платы496. В том же отделе - ода в честь Сикейроса. Статья Виктора
Мануэля Вийасеньора в защиту внешней политики Кремля. Статья Нестора Санчеса
Хернандеса, обличающая союз троцкизма с наци. Рисунок Луиса Ареналя. Статья
Алехандро Каррильо. Этот перечень говорит сам за себя.
Дело идет здесь не о гипотезах, не о психологических догадках и
подозрениях, а о неоспоримых фактах, запечатленных на страницах самого
"Футуро". Руководители этого журнала связаны тесным сотрудничеством с
наиболее видными участниками покушения 24 мая. Редакция "Футуро" участвовала
в моральной подготовке покушения, прежде чем часть ее сотрудников совершила
нападение на мой дом, похитила и убила Роберта Харта, пыталась убить меня,
мою жену и нашего внука.
"Эль Футуро" после покушения 24 мая
В No за июль этого года, в неподписанном редакционном обзоре "Эль
Перфиль дель Мес", на странице 24-ой, читаем:
[...]497
В фактической части этой статьи нет ни слова правды. Я решительно ни в
чем себе не противоречил. Да и бессмысленно допустить, что человек,
способный готовить на глазах у полиции гигантское "авто-покушение", окажется
неспособен объяснить, где он спал во время нападения. В СССР всякий, кто
посмел бы указать на подобное противоречие в подлоге ГПУ, был бы немедленно
расстрелян. В Мексике этого, к счастью, нет. Редакторам "Футуро" следовало
бы поэтому быть осторожнее. Но будучи бессмысленным, их обвинение остается
крайне тяжким: я организовал, по их утверждению, покушение на себя с
целью... провоцировать интервенцию Соединенных Штатов в Мексике. Не больше и
не меньше! С какой целью могу я желать нападения на Мексику, под
покровительством которой я живу? Почему, далее, Соединенные Штаты должны
вмешаться в результате покушения на чуждого им русского изгнанника, которому
сами Соединенные Штаты не открывают дверей? Понять ничего нельзя. Клевета
оторвалась здесь от всех условий места и времени. Но злая воля налицо. Если
бы клевета "Футуро" была принята всерьез властями, это должно было бы
повести для меня и моей семьи к самым трагическим последствиям.
В отношении преступления 24 мая "Эль Футуро" ведет ту же вероломную
политику, что и "Эль Популяр" и "Вос де Мехико". К этому надо прибавить, что
в нью-йоркском еженедельнике "Де Найшен" от 8 июня помещена статья об
авто-покушении Хари Блока, который живет в Мексике и самым тесным образом
связан с группой "Футуро". При самой строгой осторожности нельзя не
усмотреть прямого соглашения редакций "Футуро", "Эль Популяр" и "Вос де
Мехико" с целью возложить на меня ответственность за преступление,
совершенное сотрудниками этих изданий. Таков неумолимый вывод из фактов.
Пусть после этого директора "Эль Футуро", "Эль Популяр" и "Ля Вос де Мехико"
обвиняют меня в диффамации!
Л.Троцкий
Койоакан
5 июля 1940 г.
"Жилые подвалы"
К моим ответам на вопросы г. Павона Флореса считаю необходимым сделать
следующие дополнительные заявления.
По поводу того, что в начале следствия, когда речь могла идти только о
гипотезах, я высказал подозрения относительно одного из политических друзей
г. Флореса, этот последний выступает в качестве моего сурового обвинителя. В
том же заседании, однако, он счел возможным высказать подозрение, что я был
своевременно предупрежден одним из участников о предстоящем покушении,
именно Робертом Хартом, и что я скрыл это от следствия. Другими словами, г.
Флорес публично заподозрил меня в тяжелом преступлении, притом не в начале
расследования, не в ответ на прямые вопросы следственных властей, но в
момент, когда общий характер преступления уже полностью выяснен, и после
того, как я в присутствии самого г. Флореса представил подробные объяснения
относительно интересующего его вопроса. Необходимо в то же время не
забывать, что г. Флорес выступает в качестве защитника одного из обвиняемых
в тяжелом преступлении; я же выступаю в качестве жертвы этого преступления.
Но если г. Флорес не имеет и не может иметь ни тени фактических
доказательств, то следовало бы предполагать, что его чудовищное подозрение
опирается по крайней мере на убедительные аргументы логического или
психологического характера. Увы, также и с этой точки зрения его подозрение
представляет полную бессмыслицу.
Вопрос г. Флореса о том, имеются ли в доме "жилые" подвалы, позволял
предполагать, будто я проводил вообще свои ночи в подвале. Из дальнейшего
однако выяснилось, что идея г. Флореса была совершенно другая: будучи
предупрежден, по его мнению, Робертом Хартом, я провел в подвале только
небольшую часть ночи на 24 мая. Но для этого не было совсем необходимо
располагать "жилым" подвалом: чтобы избежать смерти, вполне возможно было
провести полчаса в курятнике или даже в ящике с дровами.
Внутренняя несостоятельность конструкции г. Флореса не останавливается,
однако, на этом. По мысли г. адвоката, единственное употребление, которое я
сделал из предупреждения относительно предстоящего покушения, состояло в
том, что я спрятался в "жилом" подвале (не было ли бы, однако, менее глупым
спрятаться в подвале нежилом, и потому менее доступном?). Другими словами, я
предоставил собственной участи всех обитателей дома, включая моего внука,
которого покушавшиеся пытались убить. Есть ли в этом хоть частица здравого
смысла? Не ясно ли, что, если бы я был действительно предупрежден о
покушении моим ближайшим сотрудником, я принял бы меры совсем другого
характера? Я первым делом известил бы генерала Нуньеза; мобилизовал бы своих
друзей и с помощью полиции приготовил бы солидную западню гангстерам ГПУ.
Мой бедный друг Роберт Харт сохранил бы в этом случае свою жизнь. Именно
таким путем действовал бы, разумеется, каждый разумный человек. Г[осподин]
Флорес предпочитает, однако, приписать мне поведение не только преступное,
но и бессмысленное, опасное для меня и для моих друзей, но благоприятное
или, по крайней мере, менее неблагоприятное для ГПУ. Нельзя, правда, не
признать, что нынешнее положение ГПУ в высшей степени плачевно.
Почему я ждал покушения?
Почему именно я с начала этого года с особенной уверенностью ждал
покушения? Отвечая 2 июля на этот вопрос г. Павона Флореса, я указал, в
частности, на съезд Коммунистической партии Мексики, происходивший в марте
этого года и провозгласивший курс на истребление "троцкизма". Чтобы сделать
мой ответ более ясным, необходимы дополнительные уточнения.
Так как практическая подготовка покушения началась в январе этого года
и так как известное время требовалось на предварительные обсуждения и
выработку плана, то можно с уверенностью сказать, что "приказ" о покушении
был доставлен в Мексику не позже, как в ноябре-декабре 1939 г.
Как видно из "Ля Вос де Мехико", кризис руководства партии начался как
раз с этого времени. Толчок кризису был дан извне партии, и сам кризис
развивался сверху вниз. Неизвестно кем был выработан особый документ, так
называемые "Материалы" для дискуссии, опубликованные в "Ля Вос" 28 января и
представляющие анонимный обвинительный акт против старого руководства
(Лаборде, Кампа и др.), виновного будто бы в "примирительном" отношении к
троцкизму. Что именно за всем этим скрывалось, широкому общественному мнению