Страница:
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Email: Yuri.Felshtinsky@verizon.net
Date: 29 Sep 2005
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштнский
Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского и Г.И.Чернявского
Предлагаемый девятый том завершает документальную публикацию "Архив
Л.Д.Троцкого". В него включены материалы последних лет жизни Л.Д.Троцкого -
1938-1940 гг. - вплоть до его убийства агентом советских тайных служб
Р.Меркадером в августе 1940 г. по личному приказу большевистского диктатора.
В эти годы Троцкий, живя в Мексике, стремился сохранить связи со своими
стронниками в других странах, особенно в США и в Западной Европе,
активизировать контакты с Латинской Америкой. Он продолжал выступать в
качестве руководителя определенного течения в международном социалистическом
движении, которое идентифицировалось с его именем и все чаще называло себя
троцкистским. Против этого Троцкий не отказывался, хотя и подчеркивал
тождественность этого течения с ленинизмом.
Но и переписка с представителями этого движения, и публицистические
выступления, и директивные материалы становились все более скудными. Троцкий
все менее тщательно вникал в жизнь и деятельность организаций и движений
своих сторонников. Он, естественно, не мог по объективным причинам принять
участия в учредителньой конференции IV Интернационала (Париж, сентябрь 1938
г.), ибо вероятность получения им французской визы была исключена. Но он и
не уделил этой конференции того внимания, которое привлек бы подобный форум,
если бы его проводили несколькими годами ранее. Троцкий лишь подготовил
приветственный адрес конференции, но... не от своего имени, а для
мексиканского художника Диего Риверы, причем это обращение носило не
политический, а в основном эстетический характер и было озаглавлено
"Революционное искусство и IV Интернационал".
Основеное внимание в последние годы жизни Троцкого занимали подготовка
книги о Сталине, которая так и не была завершена, а в последние месяцы жизни
- с конца мая 1940 г., почти до самого момента последнего покушения на его
жизнь, приведшего к гибели, - разоблачение первого, неудавшегося бандитского
нападения на дом Троцкого с целью его убийства, которое произошло в ночь на
24 мая 1940 г., было подготовлено агентами НКВД и непосредственно
возглавлялось другим мексиканским художником Давидо Сикейросом совместно с
советским боевиком Иосифом Григулевичем, ставшим позже весьма именитыми
ученым-историком и членом-корреспондентом Академии Наук СССР. Поистине,
бандиты на советской спецслужбе были подчас интеллектуальными личностями!
В публицистике Троцкого этих лет по-прежнему весьма значительное место
занимали события и социально-политические процессы, происходившие в СССР.
Как и в предыдущие годы, автор придерживался мнения, что в СССР сохранялись
возможности восстановления "рабочего государства", ибо государственная
собственность не была отменена, государству продолжали принадлежать основные
средстсва производства.
В то же время для характеристики политического режима у себя на родине
Троцкий применял термин "тоталитаризм", все смелее проводил параллели между
властью Гитлера в Германии и диктатурой Сталина в СССР. "Экономичесекие
основы, созданные Октябрьской революцией, еще, к счастью, не разрушены
окончательно, - констатировал он в июле 1938 г. - Но политический режим уже
полностью получил тоталитарный характер. Советская бюрократия,
изнасиловавшая революцию, хочет, чтобы народ считал ее непогрешимой".
Через два месяца в связи с погромом, учиненным Сталиным в
офицерско-генеральском корпусе, отмечалось: "Тоталитарная бюрократия
сосредоточивает в своих руках две функции: власти и администрирования. Эти
две функции пришли ныне в острое противоречие. Чтобы обеспечить хорошее
администрирование, нужно ликвидировать тоталитарную власть. Чтобы сохранить
власть Сталина, нужно гробить самостоятельных администраторов, военных и
штатских". Полагая, что Советским Союзом продолжает управлять
"привилегированная каста" (но ни в коем случае не новый господствующий
класс), Троцкий проводил сопоставление с практикуемыми ею методами и
приходил к выводу, что они весьма схожи с методами фашизма (в соответствии
со сложившейся традицией термин "фашизм" применялся весьма расширительно, и
в данном случае адресовался прежде всего национал-социалистической
Германии).
Особое негодование вызывала личность советского диктатора. Личная
антипатия к Сталину давно уже превратилась у Троцкого в откровенную
ненависть (чувства их обоих были адекатными, но возможности, увы,
различными!). Троцкий теперь не скупился на самые убийственные эпитеты по
адресу Сталина и его власти, что, между прочим, свидетельствовало о
постепенной и весьма обоснованной утрате им уверенности в своем завтрашнем
дне. Сталинизм - это сифилис рабочего движения, говорилось в одном
документе. Это проказа, провозглашалось вскоре в новом тексте. В одном месте
Сталин именуется "московским фюрером", в другом - "московским папой" (по
аналогии с главой католической церкви).
Как и некоторые другие, наиболее компетентные и опытные политические
наблюдатели, Троцкий сразу же дал верную оценку характера
внешнеполитического раздела доклада Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в марте
1939 г., определив его как "предложение руки и сердца Гитлеру". В заметке
"Постскриптум к статье `Капитуляция Сталина'" (24 марта 1939 г.),
комментируя захват нацистской Германией Чехии и превращение Словакии в
марионеточное государство, Троцкий не исключал, что при бурном темпе
развития мировых антагонизмов положение может радикально измениться в
ближайшее время. "Но сегодня похоже на то, что Сталин пробует играть с
Гитлером в четыре руки". Эта оценка полностью подтвердилась и усилилась
после заключения 23 августа 1939 г. советско-германского договора о
ненападении. Троцкий, разумеется, понятия не имел о подписании тогда же
дополнительного секретного протокола, в котором тоталитарные режимы
договорились о разделе восточной части Европейского континента. Но тот факт,
что Сталин превратился в "адъютанта Гитлера" был для него совершенно
неоспоримым.
Вполне естественно, что оценки политического режима в СССР переносились
на подчиненное ему международное коммунистическое движение - компартии
сравнивались с фашистскими организациями, а Коммунистический Интернационал
именовался "Сталинтерном".
Тем не менее факт соучастия Советского Союза в германской агрессии,
захват им восточной части Польши, нападение на Финляндию, а затем захват
трех стран Балтии не дали Троцкому оснований для пересмотра своей общей
оценки характера социально-экономического строя в СССР. Более того, он
считал, что в форме захвата новых территорий на этих землях происходят
революционные процессы - навязанные сверху, деформированные, но, тем не
менее, соответствовавшие, якобы, интересам трудящегося населения.
По этому поводу в среде сторонников Троцкого развернулись весьма
оживленные дискуссии. Группа руководителей Социалистической рабочей партии
(СРП) США, участвовавшей в Четвертом Интернационале (Макс Шахтман, Мартин
Аберн и др.), решительно осудив советскую агрессию, выступила с призывом
отказаться от лозунга защиты СССР. Троцкий со свойственной ему
язвительностью и резкостью осудил эту, как он полагал, группу
мелкобуржуазных интеллигентов. В результате конфликтов в СРП произошел
раскол, и ее влияние, и без того невысокое, упало до совершенно
незначительной величины.
Троцкий внимательнейшим образом следил за развитием начавшейся
нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. второй мировой войны. "Я не
вижу сейчас никакой силы в мире, которая могла бы задержать развитие этого
процесса, т е. родов войны. Новая страшная бойня неумолимо надвигается на
человечество", - прогнозировал он еще за год до начала войны.
Его суждения и прогнозы были, разумеется, окрашены в цвета
идеологической догматики, в частности по поводу того, что война приведет к
новому революционному взрыву, к полному краху мирового империализма и т. п.
Насколько в сознании лидера коммунистического оппозиционного движения
причудливо сочетались обоснованные прогнозы и утопические схемы,
свидетельствует следующее высказывание 1938 г.: "Во время войны исчезнет
всякое различие между империалистической `демократией' и фашизмом. Во всех
странах будет царить беспощадная военная диктатура. Немецкие рабочие и
крестьяне будут так же погибать, как французские или английские. Голод,
эпидемии, одичание сметут различие политических режимов и границы
государств. Нынешние средства истребления так чудовищны, что человечество не
выдержит, вероятно, и нескольких месяцев войны. Отчаяние, возмущение,
ненависть толкнут народные массы всех воюющих стран на восстание с оружием в
руках. Социалистическая революция непредотвратима".
Но вместе с тем подчас высказывались и более или менее трезвые и точные
прогнозы и предположения. Уже через три недели после немецкой атаки на
Польшу Троцкий предрекал, что "при затяжной войне Гитлер идет к величайшей
катастрофе. Но весь вопрос в сроках и темпах. На пути к пропасти Гитлер
может не только разгромить Польшу, но и нанести СССР тяжкие удары, которые
будут стоить кремлевской олигархии головы". Впрочем, вполне обоснованные
прогнозы вновь и вновь сочетались с совершенно невероятными предположениями.
Таким было, например, весьма пессимистическое мнение о судьбе евреев не
только в случае войны, но и независимо от нее (писалось это в декабре 1938
г.): "Можно без труда представить себе, что ждет евреев в самом начале
будущей мировой войны. Но и без войны дальнейшее развитие мировой реакции
означает почти с неизбежностью физическое уничтожение еврейства".
Несмотря на идеологическую предвзятость, порой совершенно открыто
провозглашалась политическая целесообразность, оговариваемая, естественно,
весьма общими идеологемами. Ставя, например, вопрос, какую позицию должен
занять мировой рабочий класс в случае гипотетического военного конфликта
"демократичекой" Великобритании с "фашистской" Бралилией (в обоих случаях
кавычки поставлены Троцким, хотя мы бы также их использовали, если бы их не
было в оригинале), он отвечал: "...Я буду в данном случае на стороне
фашистской Бразилии", ибо ее победа "даст толчок национальному и
демократическому сознанию страны".
Часть документов предлагаемого тома связана с пребыванием в Западной
Европе нескольких "невозвращенцев" - отказавшихся выехать в СССР бывшего
советского дипломата А.Бардина, видных разведчиков В.Кривицкого, И.Порецкого
(Райсса, Людвига) и его жены Елизаветы Порецкой. Эти материалы
свидетельствуют, что Троцкий возлагал немалые надежды на использование
названных лиц в политических интересах IV Интернационала, прежде всего с
точки зрения той уникальной информации о положении дел в СССР, которой эти
лица располагали и могли предоставить.
О контактах с названными лицами, находившимися в 1938-1939 гг. в
основном во Франции (кроме Порецкого, который в 1937 г. был убит агентами
НКВД в Швейцарии), речь шла, в частности, в переписка Троцкого с
М.Зборовским (Этьеном) и Л.Эстрин, которые после смерти в 1938 г. сына
Троцкого Л.Л.Седова осуществляли в Париже издание "Бюллетеня оппозиции
(большевиков-ленинцев)" - по существу дела личного периодического органа
Троцкого на русском языке.
Троцкий, обычно ведший себя весьма осторожно и даже подозрительно, во
взаимоотношениях с ними проявлял полное доверие. Лилия Эстрин этого доверия
заслуживала (впрочем, она была в основном техническим работником). Что же
касается Зборовского, то он был тайным агентом НКВД, с помощью которого
советские спецслужбы проникали в самые сокровенные секреты международного
движения сторонников Троцкого. Тем более показательно послушное, буквальное
следование Зборовского указаниям Троцкого даже в тех случаях, когда речь шла
о случайном недоразумении, например в описке, обнаруженной в письме шефа (с
одним таким случаем мы встретимся в томе).
Некоторые из этих материалов связаны с обстоятельствами смерти
Л.Л.Седова. Представляется, однако, имея в виду истинный характер личности и
деятельности Марка Зборовского, что они не столько освещают последние дни
жизни сына Троцкого, сколько искажают их действительную картину. По всей
видимости, Зборовский не был физическим убийцей Седова в парижской больнице,
куда он попал с приступом аппендицита и где ему сделали успешную операцию,
через несколько дней после которой он внезапно скончался. Но каким-то
образом Этьен приложил руку к ликвидации Седова. Сам же факт убийства,
которое Зборовский и Эстрин решительно отрицали, действительно имел место
скорее всего по "наводке" Этьена. Это подтверждает бывший ответственный
сотрудник советских спецслужб Петр Дерябин, бежавший на Запад, которому
говорили в КГБ, что Седов действительно был ликвидирован московскими
агентами1. Косвенно эти сведения подтверждает в своих воспоминаниях и вдова
И.Порецкого, свидетельствующая, что за Седовым и другими коммунистическими
отступниками постоянно наблюдали агенты НКВД С.Ефрон (муж М.Цветаевой),
Д.Смиренский, Р.Шнайдер2.
Вряд ли в полной мере прав бельгийский сторонник Л.Д.Троцкого
Ж.Вареекен, писавший в своих мемуарах: "Путем искусных маневров и
изобретательных трюков они (агенты НКВД - Ю.Ф. и Г.Ч.) смогли превратить
неизбежные политичесикие различия в обычные ссоры и личную борьбу, морално и
физически ликвидируя как революционных лидеров, так и, когда их миссия
завершалась, самих агентов"3. НКВД не был настолько всесильным, конфликты и
дрязги были постоянно присущи движению последователей Троцкого, как и любой
иной политической или идеологической секте, склонной, согласно американской
поговорке, которую любил повторять Троцкий, к расщеплению волос. Но сам по
себе факт активнонго использования конфликтов советскими агентами,
безусловно, имел место.
Проживая в Мексике, Троцкий внимательно следил за бурными политическими
перипетиями, свойственными развитию этой страны во второй половине 30-х
годов, в частности связанными с национализацией по инициативе президента
Ласаро Карденаса нефтяных и других природных богатств.
Троцкий формально соблюдал свое обязательство не вмешиваться во
внутренние дела Мексики. Многократно выступая в печати по вопросам,
связанным с мексиканскими сюжетами, он публиковал свои статьи без подписи,
под псевдонимами или даже за подписью Диего Риверы. Сохранение подлинников в
архиве, лишь часть из которых публикуется в данном томе, позволяет
установить авторство Троцкого беспрекословно. Обилие, фактическое
преобладание публицистических выступлений, посвященных Мексике, а также
другим латиноамериканским странам, свидетельствует, что в определенной мере
Троцкий в последние годы жизни стал превращаться из международного в
регионального деятеля, причем в деятеля того региона, языками которого он не
владел и о котором имел не весьма глубокие знания.
Покровительство Риверы, краткий, но бурный роман с его молодой женой,
талантливой художницей Фридой Кало, встречи с известным французским
писателем-сюрреалистом Андре Бретоном, недолгое время поддерживавшим
организации сторонников Троцкого, стимулировали эстетические интересы лидера
коммунистического оппозиционного движения, получившие выражение в нескольких
эссе, публикуемых в данном томе. Обращают на себя внимание некоторые
пассажи, которые звучали неординарно и даже парадоксально для Троцкого. Так,
в статье "За свободное революциолнное искусство!" (июль 1938 г.) он
провозглашал: "Если для развития материальных производительных сил революция
вынуждена учредить социалистический режим централизованного плана, то для
умственного творчества она должна с самого начала установить и обуспечить
анархический режим индивидуальной свободы. Никакой власти, никакого
принуждения, ни малейших следов командования!" Были ли эти и подобные им
высказывания выражением искреннего поворота к плюрализму в области
художественной культуры или же они являлись лишь тактическим ходом,
продиктованным общением с выдающимимися творцами? Весь строй мышления,
политических и организационных концепций Троцкого свидетельствует, на наш
взгляд, в пользу второго предположения.
Почти все материалы с конца мая 1940 г. связаны с расследованием
бандитского нападения на дом Троцкого в ночь на 24 мая того же года. То, что
сталинские агенты готовят покушение на его жизнь, он понимал и в предыдущие
годы. Сталин готовит против него "другие меры, гораздо более действенные", -
был убежден Троцкий еще в феврале 1938 г. Московский заказ состоит в том,
чтобы "создать благоприятную атмосферу для расправы" - в самой Мексике,
писал он в сентябре.
После же покушения 24 мая 1940 г. Троцкому стало полностью ясно, что
советский диктатор, приговоривший его к смерти, полон решимости привести
свой приговор в исполнение в самом близком времени. Директива о нападении 24
мая могла исходить только из Кремля, только лично от Сталина, через
заграничную агентуру советских спецслужб, убеждал он мексиканские
следственные власти и общественное мнение. Тайные московские агенты
бесспорно готовят новое покушение, разъяснял он.
Может быть, именно потому, что Троцкий связыал напрямую имя
"кремлевского горца" с подготовкой его убийства, мексиканские следственные
органы действовали весьма осторожно, и главный бандит Сикейрос отделался,
как это ни чудовищно звучит, легким испугом. Через много лет, в 1960 г.,
этот художник в штатском бессовестно врал: "Наша главная цель или глобальная
задача всей операции состояла в следующем: захватить по возможности все
документы, но любой ценой избежать кровопролития. Мы считали, что смерть
Троцкого или кого-либо из его сообщников не остановит развития троцкизма как
международного движения"4.
Бежав из Мексики с помощью чилийского коммуниста поэта Пабло Неруды,
Сикейрос уже тогда вводил мир в заблуждение, утверждая, что намеревался не
убить Троцкого, а только выразить протест против его пребывания в Мексике5.
Эта ложь именитого сталинца опровергается многими документами, с
которыми читатель встретится в данном томе.
В конце тома публикуются предисловие и фрагменты книги Троцкого о
Ленине, над которой он работал в течение ряда лет, но так и не вышел за
пределы подготовки первоначального варианта первых разделов. Важной
особенностью публикуемых теекстов является стремление представить молодого
Ульянова в развитии, в процессе перехода от народничества к марксизму. Такой
подход был развит современной западной историографией, представители которой
подчас ссылаются на взгляды Троцкого6.
*
В предлагаетмый том, как и в предыдущие, вошли статьи, заявления,
интервью, письма, беседы Л.Д.Троцкого. Включены также несколько писем
Л.Эстрин и М.Зборовского, адресованных Троцкому.
Почти все публикуемые документы хранятся в Архиве Л.Д.Троцкого
(Хогтонская библиотека Гарвардского университета). Отдельные документы взяты
из Коллекции Б.И.Николаевского в Архиве Гуверовского Института войны,
революции и мира (г. Пало-Алто, Калифорния, США) и из Коллекции Ч.Маламута в
Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк, США).
На русском языке материалы ранее не публиковались, но часть из них была
издана на английском, французском и немецком языках. Все они здесь приведены
в соответствии с архивными первоисточниками.
В конце тома публикуются примечания и указатели имен и географических
названий.
Редактором-составителем тома является доктор исторических наук
Ю.Г.Фельштинский. Предисловие, примечания, указатели подготовлены
Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г.И.Чернявским. Ими же
проведена археографическая работа над текстом в соответствии с теми
методами, которые были нами сформулированы во вступительной статье ко всему
изданию (см. т. 1). В работе над текстами, связанными с историей Китая,
принмал участие доктор исторических наук А.В.Панцов.
Мы вновь выражаем глоубокую благодарность администрациям архивов,
предоставившиъ нам право публикации документов из их фондов.
-------
1 Deriabin P. , Bagley T.H. KGB: Masters of the Soviet Union. - New
York, 1990. - P. 262.
2 Poretsky E. Our Own People: A Memoir of "Ignace Reiss" and His
Friends. - Ann Aarbor, 1969. - P. 238.
3 Vareeken G. The KGB in the Trotskyist Movement. - Clapham, 1976. - P.
355.
4 Енко К. и Т. Частная жизнь вождей: Ленин, Сталин, Троцкий. - М.,
2000. - С. 369.
5 Andrew Ch., Gordievsky O. KGB: The Inside Story of Its Foreign
Operations from Lenin to Gorbachev. - New York, 1990. - P. 170.
6 См., например: Pomper Ph. Lenin, Trotsky, and Stalin: The
Intelligentsia and Power. - New York, 1990. - P. 21-50.
Скажем сразу: одного того обстоятельства, что автор этой книги
принадлежит к школе исторического материализма, было бы совершенно
недостаточно, чтобы завоевать наши симпатии к его работе. В нынешних
условиях марксистская этикетка способна была бы внушить нам скорее
недоверие, чем предвзятое расположение. В тесной связи с перерождением
советского государства марксизм прошел за последние полтора десятилетия
через период небывалого упадка и унижения. Из орудия анализа и критики он
стал орудием низкопробной апологетики. Вместо исследования фактов он
занимается подбором софизмов в интересах высоких заказчиков.
В китайской революции 1925-1927 гг. Коминтерн играл очень большую роль,
которую эта книга изображает с достаточной полнотой. Тщетно стали бы мы,
однако, искать в библиотеке Коминтерна книгу, которая пыталась бы дать
сколько-нибудь законченное представление о китайской революции. Зато мы
найдем десятки "конъюнктурных" произведений, покорно отражающих отдельные
зигзаги Коминтерна, вернее, советской дипломатии в Китае, и подчиняющих
каждому зигзагу факты и общую концепцию. В противоположность этой
литературе, которая ничего, кроме интеллектуального отвращения, вызывать не
может, книга Айзекса представляет с начала до конца научный труд. Она
основана на добросовестном изучении огромного количества источников и
пособий. Айзекс отдал этой работе более двух лет. Надо прибавить, что он
провел до того около 6 лет в Китае, в качестве журналиста и наблюдателя
китайской жизни.
Автор этой книги подходит к революции как революционер, и он не видит
основания скрывать это. В глазах филистера революционная точка зрения почти
равносильна отсутствию научной объективности. Мы думаем как раз наоборот:
вскрыть объективную динамику революции способен только революционер,
разумеется, при условии, что он вооружен научным методом. Познающая мысль
вообще не созерцательна, а активна. Элемент воли необходим для проникновения
в тайны природы и общества. Как хирург, от ланцета которого зависит
человеческая жизнь, гораздо внимательнее различает ткани организма, так и
революционер, если он серьезно относится к своей задаче, вынужден с
предельной добросовестностью исследовать строение общества, его функции и
рефлексы.
Чтобы понять нынешнюю войну между Японией и Китаем, необходимо точкой
исхода взять вторую китайскую революцию. В обоих этих случаях мы встречаем
не только одни и те же силы, но зачастую одни и те же фигуры. Достаточно
сказать, что фигура Чан Кайши занимает в этой книге центральное место. В
часы, когда пишутся эти строки, трудно еще предсказать, когда и каким
образом японо-китайская война будет завершена. Но исход нынешнего
столкновения на Дальнем Востоке будет во всяком случае иметь лишь
провизорный характер2. Мировая война, которая надвигается с непреодолимой
силой, пересмотрит китайскую проблему, как и все остальные проблемы
колониальных владений. В этом ведь и будет состоять действительная задача
второй мировой войны: размежевать заново планету в соответствии с новым
соотношением империалистских сил. Главной ареной борьбы будет, конечно, не
Средиземное море, лохань лилипутов, и даже не Атлантический океан, а бассейн
Тихого океана. Важнейшим объектом борьбы будет Китай, почти четверть
человечества. Судьба Советского Союза - второй большой ставки в грядущей
войне - также будет до некоторой степени решаться на Дальнем Востоке.
Готовясь к этой схватке титанов, Токио пытается ныне обеспечить себе как
можно более широкий плацдарм на азиатском континенте. Великобритания и
Соединенные Штаты тоже не теряют времени. Можно, однако, с уверенностью
предсказать, - и это признают, в сущности, нынешние вершители судеб, - что и
мировая война не будет последней инстанцией: она поведет за собой новый ряд
революций, которые пересмотрят не только решения войны, но и те условия
собственности, которые порождают войны.
Эта перспектива, надо признать, очень далека от идиллии. Но Клио3, муза
истории, никогда не принадлежала к обществу пацифистских дам. Старшее
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
Email: Yuri.Felshtinsky@verizon.net
Date: 29 Sep 2005
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштнский
Предисловие, примечания, указатели Ю.Г.Фельштинского и Г.И.Чернявского
Предлагаемый девятый том завершает документальную публикацию "Архив
Л.Д.Троцкого". В него включены материалы последних лет жизни Л.Д.Троцкого -
1938-1940 гг. - вплоть до его убийства агентом советских тайных служб
Р.Меркадером в августе 1940 г. по личному приказу большевистского диктатора.
В эти годы Троцкий, живя в Мексике, стремился сохранить связи со своими
стронниками в других странах, особенно в США и в Западной Европе,
активизировать контакты с Латинской Америкой. Он продолжал выступать в
качестве руководителя определенного течения в международном социалистическом
движении, которое идентифицировалось с его именем и все чаще называло себя
троцкистским. Против этого Троцкий не отказывался, хотя и подчеркивал
тождественность этого течения с ленинизмом.
Но и переписка с представителями этого движения, и публицистические
выступления, и директивные материалы становились все более скудными. Троцкий
все менее тщательно вникал в жизнь и деятельность организаций и движений
своих сторонников. Он, естественно, не мог по объективным причинам принять
участия в учредителньой конференции IV Интернационала (Париж, сентябрь 1938
г.), ибо вероятность получения им французской визы была исключена. Но он и
не уделил этой конференции того внимания, которое привлек бы подобный форум,
если бы его проводили несколькими годами ранее. Троцкий лишь подготовил
приветственный адрес конференции, но... не от своего имени, а для
мексиканского художника Диего Риверы, причем это обращение носило не
политический, а в основном эстетический характер и было озаглавлено
"Революционное искусство и IV Интернационал".
Основеное внимание в последние годы жизни Троцкого занимали подготовка
книги о Сталине, которая так и не была завершена, а в последние месяцы жизни
- с конца мая 1940 г., почти до самого момента последнего покушения на его
жизнь, приведшего к гибели, - разоблачение первого, неудавшегося бандитского
нападения на дом Троцкого с целью его убийства, которое произошло в ночь на
24 мая 1940 г., было подготовлено агентами НКВД и непосредственно
возглавлялось другим мексиканским художником Давидо Сикейросом совместно с
советским боевиком Иосифом Григулевичем, ставшим позже весьма именитыми
ученым-историком и членом-корреспондентом Академии Наук СССР. Поистине,
бандиты на советской спецслужбе были подчас интеллектуальными личностями!
В публицистике Троцкого этих лет по-прежнему весьма значительное место
занимали события и социально-политические процессы, происходившие в СССР.
Как и в предыдущие годы, автор придерживался мнения, что в СССР сохранялись
возможности восстановления "рабочего государства", ибо государственная
собственность не была отменена, государству продолжали принадлежать основные
средстсва производства.
В то же время для характеристики политического режима у себя на родине
Троцкий применял термин "тоталитаризм", все смелее проводил параллели между
властью Гитлера в Германии и диктатурой Сталина в СССР. "Экономичесекие
основы, созданные Октябрьской революцией, еще, к счастью, не разрушены
окончательно, - констатировал он в июле 1938 г. - Но политический режим уже
полностью получил тоталитарный характер. Советская бюрократия,
изнасиловавшая революцию, хочет, чтобы народ считал ее непогрешимой".
Через два месяца в связи с погромом, учиненным Сталиным в
офицерско-генеральском корпусе, отмечалось: "Тоталитарная бюрократия
сосредоточивает в своих руках две функции: власти и администрирования. Эти
две функции пришли ныне в острое противоречие. Чтобы обеспечить хорошее
администрирование, нужно ликвидировать тоталитарную власть. Чтобы сохранить
власть Сталина, нужно гробить самостоятельных администраторов, военных и
штатских". Полагая, что Советским Союзом продолжает управлять
"привилегированная каста" (но ни в коем случае не новый господствующий
класс), Троцкий проводил сопоставление с практикуемыми ею методами и
приходил к выводу, что они весьма схожи с методами фашизма (в соответствии
со сложившейся традицией термин "фашизм" применялся весьма расширительно, и
в данном случае адресовался прежде всего национал-социалистической
Германии).
Особое негодование вызывала личность советского диктатора. Личная
антипатия к Сталину давно уже превратилась у Троцкого в откровенную
ненависть (чувства их обоих были адекатными, но возможности, увы,
различными!). Троцкий теперь не скупился на самые убийственные эпитеты по
адресу Сталина и его власти, что, между прочим, свидетельствовало о
постепенной и весьма обоснованной утрате им уверенности в своем завтрашнем
дне. Сталинизм - это сифилис рабочего движения, говорилось в одном
документе. Это проказа, провозглашалось вскоре в новом тексте. В одном месте
Сталин именуется "московским фюрером", в другом - "московским папой" (по
аналогии с главой католической церкви).
Как и некоторые другие, наиболее компетентные и опытные политические
наблюдатели, Троцкий сразу же дал верную оценку характера
внешнеполитического раздела доклада Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в марте
1939 г., определив его как "предложение руки и сердца Гитлеру". В заметке
"Постскриптум к статье `Капитуляция Сталина'" (24 марта 1939 г.),
комментируя захват нацистской Германией Чехии и превращение Словакии в
марионеточное государство, Троцкий не исключал, что при бурном темпе
развития мировых антагонизмов положение может радикально измениться в
ближайшее время. "Но сегодня похоже на то, что Сталин пробует играть с
Гитлером в четыре руки". Эта оценка полностью подтвердилась и усилилась
после заключения 23 августа 1939 г. советско-германского договора о
ненападении. Троцкий, разумеется, понятия не имел о подписании тогда же
дополнительного секретного протокола, в котором тоталитарные режимы
договорились о разделе восточной части Европейского континента. Но тот факт,
что Сталин превратился в "адъютанта Гитлера" был для него совершенно
неоспоримым.
Вполне естественно, что оценки политического режима в СССР переносились
на подчиненное ему международное коммунистическое движение - компартии
сравнивались с фашистскими организациями, а Коммунистический Интернационал
именовался "Сталинтерном".
Тем не менее факт соучастия Советского Союза в германской агрессии,
захват им восточной части Польши, нападение на Финляндию, а затем захват
трех стран Балтии не дали Троцкому оснований для пересмотра своей общей
оценки характера социально-экономического строя в СССР. Более того, он
считал, что в форме захвата новых территорий на этих землях происходят
революционные процессы - навязанные сверху, деформированные, но, тем не
менее, соответствовавшие, якобы, интересам трудящегося населения.
По этому поводу в среде сторонников Троцкого развернулись весьма
оживленные дискуссии. Группа руководителей Социалистической рабочей партии
(СРП) США, участвовавшей в Четвертом Интернационале (Макс Шахтман, Мартин
Аберн и др.), решительно осудив советскую агрессию, выступила с призывом
отказаться от лозунга защиты СССР. Троцкий со свойственной ему
язвительностью и резкостью осудил эту, как он полагал, группу
мелкобуржуазных интеллигентов. В результате конфликтов в СРП произошел
раскол, и ее влияние, и без того невысокое, упало до совершенно
незначительной величины.
Троцкий внимательнейшим образом следил за развитием начавшейся
нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. второй мировой войны. "Я не
вижу сейчас никакой силы в мире, которая могла бы задержать развитие этого
процесса, т е. родов войны. Новая страшная бойня неумолимо надвигается на
человечество", - прогнозировал он еще за год до начала войны.
Его суждения и прогнозы были, разумеется, окрашены в цвета
идеологической догматики, в частности по поводу того, что война приведет к
новому революционному взрыву, к полному краху мирового империализма и т. п.
Насколько в сознании лидера коммунистического оппозиционного движения
причудливо сочетались обоснованные прогнозы и утопические схемы,
свидетельствует следующее высказывание 1938 г.: "Во время войны исчезнет
всякое различие между империалистической `демократией' и фашизмом. Во всех
странах будет царить беспощадная военная диктатура. Немецкие рабочие и
крестьяне будут так же погибать, как французские или английские. Голод,
эпидемии, одичание сметут различие политических режимов и границы
государств. Нынешние средства истребления так чудовищны, что человечество не
выдержит, вероятно, и нескольких месяцев войны. Отчаяние, возмущение,
ненависть толкнут народные массы всех воюющих стран на восстание с оружием в
руках. Социалистическая революция непредотвратима".
Но вместе с тем подчас высказывались и более или менее трезвые и точные
прогнозы и предположения. Уже через три недели после немецкой атаки на
Польшу Троцкий предрекал, что "при затяжной войне Гитлер идет к величайшей
катастрофе. Но весь вопрос в сроках и темпах. На пути к пропасти Гитлер
может не только разгромить Польшу, но и нанести СССР тяжкие удары, которые
будут стоить кремлевской олигархии головы". Впрочем, вполне обоснованные
прогнозы вновь и вновь сочетались с совершенно невероятными предположениями.
Таким было, например, весьма пессимистическое мнение о судьбе евреев не
только в случае войны, но и независимо от нее (писалось это в декабре 1938
г.): "Можно без труда представить себе, что ждет евреев в самом начале
будущей мировой войны. Но и без войны дальнейшее развитие мировой реакции
означает почти с неизбежностью физическое уничтожение еврейства".
Несмотря на идеологическую предвзятость, порой совершенно открыто
провозглашалась политическая целесообразность, оговариваемая, естественно,
весьма общими идеологемами. Ставя, например, вопрос, какую позицию должен
занять мировой рабочий класс в случае гипотетического военного конфликта
"демократичекой" Великобритании с "фашистской" Бралилией (в обоих случаях
кавычки поставлены Троцким, хотя мы бы также их использовали, если бы их не
было в оригинале), он отвечал: "...Я буду в данном случае на стороне
фашистской Бразилии", ибо ее победа "даст толчок национальному и
демократическому сознанию страны".
Часть документов предлагаемого тома связана с пребыванием в Западной
Европе нескольких "невозвращенцев" - отказавшихся выехать в СССР бывшего
советского дипломата А.Бардина, видных разведчиков В.Кривицкого, И.Порецкого
(Райсса, Людвига) и его жены Елизаветы Порецкой. Эти материалы
свидетельствуют, что Троцкий возлагал немалые надежды на использование
названных лиц в политических интересах IV Интернационала, прежде всего с
точки зрения той уникальной информации о положении дел в СССР, которой эти
лица располагали и могли предоставить.
О контактах с названными лицами, находившимися в 1938-1939 гг. в
основном во Франции (кроме Порецкого, который в 1937 г. был убит агентами
НКВД в Швейцарии), речь шла, в частности, в переписка Троцкого с
М.Зборовским (Этьеном) и Л.Эстрин, которые после смерти в 1938 г. сына
Троцкого Л.Л.Седова осуществляли в Париже издание "Бюллетеня оппозиции
(большевиков-ленинцев)" - по существу дела личного периодического органа
Троцкого на русском языке.
Троцкий, обычно ведший себя весьма осторожно и даже подозрительно, во
взаимоотношениях с ними проявлял полное доверие. Лилия Эстрин этого доверия
заслуживала (впрочем, она была в основном техническим работником). Что же
касается Зборовского, то он был тайным агентом НКВД, с помощью которого
советские спецслужбы проникали в самые сокровенные секреты международного
движения сторонников Троцкого. Тем более показательно послушное, буквальное
следование Зборовского указаниям Троцкого даже в тех случаях, когда речь шла
о случайном недоразумении, например в описке, обнаруженной в письме шефа (с
одним таким случаем мы встретимся в томе).
Некоторые из этих материалов связаны с обстоятельствами смерти
Л.Л.Седова. Представляется, однако, имея в виду истинный характер личности и
деятельности Марка Зборовского, что они не столько освещают последние дни
жизни сына Троцкого, сколько искажают их действительную картину. По всей
видимости, Зборовский не был физическим убийцей Седова в парижской больнице,
куда он попал с приступом аппендицита и где ему сделали успешную операцию,
через несколько дней после которой он внезапно скончался. Но каким-то
образом Этьен приложил руку к ликвидации Седова. Сам же факт убийства,
которое Зборовский и Эстрин решительно отрицали, действительно имел место
скорее всего по "наводке" Этьена. Это подтверждает бывший ответственный
сотрудник советских спецслужб Петр Дерябин, бежавший на Запад, которому
говорили в КГБ, что Седов действительно был ликвидирован московскими
агентами1. Косвенно эти сведения подтверждает в своих воспоминаниях и вдова
И.Порецкого, свидетельствующая, что за Седовым и другими коммунистическими
отступниками постоянно наблюдали агенты НКВД С.Ефрон (муж М.Цветаевой),
Д.Смиренский, Р.Шнайдер2.
Вряд ли в полной мере прав бельгийский сторонник Л.Д.Троцкого
Ж.Вареекен, писавший в своих мемуарах: "Путем искусных маневров и
изобретательных трюков они (агенты НКВД - Ю.Ф. и Г.Ч.) смогли превратить
неизбежные политичесикие различия в обычные ссоры и личную борьбу, морално и
физически ликвидируя как революционных лидеров, так и, когда их миссия
завершалась, самих агентов"3. НКВД не был настолько всесильным, конфликты и
дрязги были постоянно присущи движению последователей Троцкого, как и любой
иной политической или идеологической секте, склонной, согласно американской
поговорке, которую любил повторять Троцкий, к расщеплению волос. Но сам по
себе факт активнонго использования конфликтов советскими агентами,
безусловно, имел место.
Проживая в Мексике, Троцкий внимательно следил за бурными политическими
перипетиями, свойственными развитию этой страны во второй половине 30-х
годов, в частности связанными с национализацией по инициативе президента
Ласаро Карденаса нефтяных и других природных богатств.
Троцкий формально соблюдал свое обязательство не вмешиваться во
внутренние дела Мексики. Многократно выступая в печати по вопросам,
связанным с мексиканскими сюжетами, он публиковал свои статьи без подписи,
под псевдонимами или даже за подписью Диего Риверы. Сохранение подлинников в
архиве, лишь часть из которых публикуется в данном томе, позволяет
установить авторство Троцкого беспрекословно. Обилие, фактическое
преобладание публицистических выступлений, посвященных Мексике, а также
другим латиноамериканским странам, свидетельствует, что в определенной мере
Троцкий в последние годы жизни стал превращаться из международного в
регионального деятеля, причем в деятеля того региона, языками которого он не
владел и о котором имел не весьма глубокие знания.
Покровительство Риверы, краткий, но бурный роман с его молодой женой,
талантливой художницей Фридой Кало, встречи с известным французским
писателем-сюрреалистом Андре Бретоном, недолгое время поддерживавшим
организации сторонников Троцкого, стимулировали эстетические интересы лидера
коммунистического оппозиционного движения, получившие выражение в нескольких
эссе, публикуемых в данном томе. Обращают на себя внимание некоторые
пассажи, которые звучали неординарно и даже парадоксально для Троцкого. Так,
в статье "За свободное революциолнное искусство!" (июль 1938 г.) он
провозглашал: "Если для развития материальных производительных сил революция
вынуждена учредить социалистический режим централизованного плана, то для
умственного творчества она должна с самого начала установить и обуспечить
анархический режим индивидуальной свободы. Никакой власти, никакого
принуждения, ни малейших следов командования!" Были ли эти и подобные им
высказывания выражением искреннего поворота к плюрализму в области
художественной культуры или же они являлись лишь тактическим ходом,
продиктованным общением с выдающимимися творцами? Весь строй мышления,
политических и организационных концепций Троцкого свидетельствует, на наш
взгляд, в пользу второго предположения.
Почти все материалы с конца мая 1940 г. связаны с расследованием
бандитского нападения на дом Троцкого в ночь на 24 мая того же года. То, что
сталинские агенты готовят покушение на его жизнь, он понимал и в предыдущие
годы. Сталин готовит против него "другие меры, гораздо более действенные", -
был убежден Троцкий еще в феврале 1938 г. Московский заказ состоит в том,
чтобы "создать благоприятную атмосферу для расправы" - в самой Мексике,
писал он в сентябре.
После же покушения 24 мая 1940 г. Троцкому стало полностью ясно, что
советский диктатор, приговоривший его к смерти, полон решимости привести
свой приговор в исполнение в самом близком времени. Директива о нападении 24
мая могла исходить только из Кремля, только лично от Сталина, через
заграничную агентуру советских спецслужб, убеждал он мексиканские
следственные власти и общественное мнение. Тайные московские агенты
бесспорно готовят новое покушение, разъяснял он.
Может быть, именно потому, что Троцкий связыал напрямую имя
"кремлевского горца" с подготовкой его убийства, мексиканские следственные
органы действовали весьма осторожно, и главный бандит Сикейрос отделался,
как это ни чудовищно звучит, легким испугом. Через много лет, в 1960 г.,
этот художник в штатском бессовестно врал: "Наша главная цель или глобальная
задача всей операции состояла в следующем: захватить по возможности все
документы, но любой ценой избежать кровопролития. Мы считали, что смерть
Троцкого или кого-либо из его сообщников не остановит развития троцкизма как
международного движения"4.
Бежав из Мексики с помощью чилийского коммуниста поэта Пабло Неруды,
Сикейрос уже тогда вводил мир в заблуждение, утверждая, что намеревался не
убить Троцкого, а только выразить протест против его пребывания в Мексике5.
Эта ложь именитого сталинца опровергается многими документами, с
которыми читатель встретится в данном томе.
В конце тома публикуются предисловие и фрагменты книги Троцкого о
Ленине, над которой он работал в течение ряда лет, но так и не вышел за
пределы подготовки первоначального варианта первых разделов. Важной
особенностью публикуемых теекстов является стремление представить молодого
Ульянова в развитии, в процессе перехода от народничества к марксизму. Такой
подход был развит современной западной историографией, представители которой
подчас ссылаются на взгляды Троцкого6.
*
В предлагаетмый том, как и в предыдущие, вошли статьи, заявления,
интервью, письма, беседы Л.Д.Троцкого. Включены также несколько писем
Л.Эстрин и М.Зборовского, адресованных Троцкому.
Почти все публикуемые документы хранятся в Архиве Л.Д.Троцкого
(Хогтонская библиотека Гарвардского университета). Отдельные документы взяты
из Коллекции Б.И.Николаевского в Архиве Гуверовского Института войны,
революции и мира (г. Пало-Алто, Калифорния, США) и из Коллекции Ч.Маламута в
Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк, США).
На русском языке материалы ранее не публиковались, но часть из них была
издана на английском, французском и немецком языках. Все они здесь приведены
в соответствии с архивными первоисточниками.
В конце тома публикуются примечания и указатели имен и географических
названий.
Редактором-составителем тома является доктор исторических наук
Ю.Г.Фельштинский. Предисловие, примечания, указатели подготовлены
Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г.И.Чернявским. Ими же
проведена археографическая работа над текстом в соответствии с теми
методами, которые были нами сформулированы во вступительной статье ко всему
изданию (см. т. 1). В работе над текстами, связанными с историей Китая,
принмал участие доктор исторических наук А.В.Панцов.
Мы вновь выражаем глоубокую благодарность администрациям архивов,
предоставившиъ нам право публикации документов из их фондов.
-------
1 Deriabin P. , Bagley T.H. KGB: Masters of the Soviet Union. - New
York, 1990. - P. 262.
2 Poretsky E. Our Own People: A Memoir of "Ignace Reiss" and His
Friends. - Ann Aarbor, 1969. - P. 238.
3 Vareeken G. The KGB in the Trotskyist Movement. - Clapham, 1976. - P.
355.
4 Енко К. и Т. Частная жизнь вождей: Ленин, Сталин, Троцкий. - М.,
2000. - С. 369.
5 Andrew Ch., Gordievsky O. KGB: The Inside Story of Its Foreign
Operations from Lenin to Gorbachev. - New York, 1990. - P. 170.
6 См., например: Pomper Ph. Lenin, Trotsky, and Stalin: The
Intelligentsia and Power. - New York, 1990. - P. 21-50.
Скажем сразу: одного того обстоятельства, что автор этой книги
принадлежит к школе исторического материализма, было бы совершенно
недостаточно, чтобы завоевать наши симпатии к его работе. В нынешних
условиях марксистская этикетка способна была бы внушить нам скорее
недоверие, чем предвзятое расположение. В тесной связи с перерождением
советского государства марксизм прошел за последние полтора десятилетия
через период небывалого упадка и унижения. Из орудия анализа и критики он
стал орудием низкопробной апологетики. Вместо исследования фактов он
занимается подбором софизмов в интересах высоких заказчиков.
В китайской революции 1925-1927 гг. Коминтерн играл очень большую роль,
которую эта книга изображает с достаточной полнотой. Тщетно стали бы мы,
однако, искать в библиотеке Коминтерна книгу, которая пыталась бы дать
сколько-нибудь законченное представление о китайской революции. Зато мы
найдем десятки "конъюнктурных" произведений, покорно отражающих отдельные
зигзаги Коминтерна, вернее, советской дипломатии в Китае, и подчиняющих
каждому зигзагу факты и общую концепцию. В противоположность этой
литературе, которая ничего, кроме интеллектуального отвращения, вызывать не
может, книга Айзекса представляет с начала до конца научный труд. Она
основана на добросовестном изучении огромного количества источников и
пособий. Айзекс отдал этой работе более двух лет. Надо прибавить, что он
провел до того около 6 лет в Китае, в качестве журналиста и наблюдателя
китайской жизни.
Автор этой книги подходит к революции как революционер, и он не видит
основания скрывать это. В глазах филистера революционная точка зрения почти
равносильна отсутствию научной объективности. Мы думаем как раз наоборот:
вскрыть объективную динамику революции способен только революционер,
разумеется, при условии, что он вооружен научным методом. Познающая мысль
вообще не созерцательна, а активна. Элемент воли необходим для проникновения
в тайны природы и общества. Как хирург, от ланцета которого зависит
человеческая жизнь, гораздо внимательнее различает ткани организма, так и
революционер, если он серьезно относится к своей задаче, вынужден с
предельной добросовестностью исследовать строение общества, его функции и
рефлексы.
Чтобы понять нынешнюю войну между Японией и Китаем, необходимо точкой
исхода взять вторую китайскую революцию. В обоих этих случаях мы встречаем
не только одни и те же силы, но зачастую одни и те же фигуры. Достаточно
сказать, что фигура Чан Кайши занимает в этой книге центральное место. В
часы, когда пишутся эти строки, трудно еще предсказать, когда и каким
образом японо-китайская война будет завершена. Но исход нынешнего
столкновения на Дальнем Востоке будет во всяком случае иметь лишь
провизорный характер2. Мировая война, которая надвигается с непреодолимой
силой, пересмотрит китайскую проблему, как и все остальные проблемы
колониальных владений. В этом ведь и будет состоять действительная задача
второй мировой войны: размежевать заново планету в соответствии с новым
соотношением империалистских сил. Главной ареной борьбы будет, конечно, не
Средиземное море, лохань лилипутов, и даже не Атлантический океан, а бассейн
Тихого океана. Важнейшим объектом борьбы будет Китай, почти четверть
человечества. Судьба Советского Союза - второй большой ставки в грядущей
войне - также будет до некоторой степени решаться на Дальнем Востоке.
Готовясь к этой схватке титанов, Токио пытается ныне обеспечить себе как
можно более широкий плацдарм на азиатском континенте. Великобритания и
Соединенные Штаты тоже не теряют времени. Можно, однако, с уверенностью
предсказать, - и это признают, в сущности, нынешние вершители судеб, - что и
мировая война не будет последней инстанцией: она поведет за собой новый ряд
революций, которые пересмотрят не только решения войны, но и те условия
собственности, которые порождают войны.
Эта перспектива, надо признать, очень далека от идиллии. Но Клио3, муза
истории, никогда не принадлежала к обществу пацифистских дам. Старшее