Страница:
мне лично, причем в этих интервью он неутомимо повторял, что я страдаю
"манией преследования" и что мексиканская полиция принимает, к сожалению,
воображаемую опасность за реальную. В качестве примера Толедано ссылался на
то, что полиция приказала срезать ветви деревьев на улице возле моего дома,
чтобы не дать террористам перелезть через стену внутрь двора. Я не думаю,
чтобы рабочие СТМ были заинтересованы в вопросе о моем доме и о тех
деревьях, по которым агенты ГПУ могут пробраться в мой двор. В каком
качестве Толедано считал нужным издеваться над мерой предосторожности,
предпринятой мексиканской полицией? В качестве секретаря СТМ? Не думаю. В
качестве бескорыстного друга ГПУ? Думаю, что так.
Продиктованное г. Толедано заявление СТМ от 6 июня повторяет старую
версию, что я страдаю "манией преследования". После 24 мая это звучит совсем
неубедительно. Хуже того: это звучит подозрительно. Почему Толедано с такой
настойчивостью охраняет девственную репутацию ГПУ от довольно основательных
подозрений? Неужели же по должности секретаря СТМ? Предполагаю, что в
статутах СТМ о такой обязанности ничего не сказано.
Заявление Толедано, выпущенное под псевдонимом СТМ, пытается внушить ту
мысль, что "авто-покушением" я хотел доказать существование в Мексике...
пятой колонны. Зачем мне это нужно, не сказано. На самом деле следствие
знает, что я с самого начала утверждал, что инициаторы и главные
организаторы покушения прибыли, по всей вероятности, из-за границы, по
приказу ГПУ и что само покушение ни в коем случае не является продуктом
внутренней мексиканской политики. Отрицая явное и очевидное вмешательство
ГПУ, именно Толедано приписывает покушение мистической "пятой колонне".
[Л.Д.Троцкиц]
[Начало июня 1940 г.]
Ввиду того места, которое мой бывший сотрудник Роберт Шелдон занимает
сейчас во внимании широких кругов, я считаю необходимым высказать следующие
соображения:
Роберт Шелдон был мне рекомендован американскими друзьями, которым я
давно привык доверять. Имена этих друзей я сообщил полиции. Во всех условиях
покушения нет таких данных, которые могли бы убедить меня в том, что Шелдон
был соучастником нападавших. Я считаю себя не вправе поддерживать подозрение
против лица, труп которого может быть найден завтра или послезавтра.
Если, однако, в интересах чисто логического анализа допустить, что
Шелдон был агентом врага, то это по существу не меняет ни характера
покушения, ни задач следствия. Кто были остальные 20-ть покушавшихся, их
тайные сообщники и вдохновители? Кто дал им поручение?
Если Шелдон был агентом ГПУ и остался жив, то почему он молчит?
Собирается ли он на всю жизнь уйти в подполье? Не проще ли было бы для него
публично заявить, что никакого покушения не было, а было "авто-покушение"?
Такое заявление моего собственного секретаря оказало бы неизмеримо большую
поддержку версии авто-покушения, чем писания всех других адвокатов ГПУ,
включая Толедано. Разумеется, ложное заявление рисковало бы быть опрокинуто
дальнейшим ходом следствия. Но подобный риск не останавливает других
пропагандистов теории авто-покушения. Главной задачей для них является
внести смуту в общественное мнение и выиграть время. С другой стороны,
заявлением об авто-покушении Шелдон мог бы попытаться облегчить свою
собственную ответственность перед властями не только Мексики, но и
Соединенных Штатов. То обстоятельство, что Шелдон до сих пор не сделал
такого заявления, укрепляет меня в мысли, что он пал жертвой покушения.
Верна ли эта гипотеза или нет, основная задача следствия остается во всей
своей силе. Если Шелдон был сообщником, то чьим именно? Если он был орудием,
то кто им руководил? ГПУ или мистическая "пятая колонна"?
[Л.Д.Троцкий]
[Начало июня 1940 г.]
Милостивый государь!
Запоздание с этим документом вызвано частыми перерывами работы в связи
с расследованием.
Я писал эти страницы с полной свободой, как если бы я их писал для
самого себя. Опасаюсь однако, что некоторые существенные мысли высказаны
только в виде коротких намеков, без доказательств. Недостатка в
доказательствах у меня нет. Но я не хотел слишком удлинять документ.
Прибавлю здесь и одно соображение, которое ввиду его недостаточно
обоснованного характера я не решился включить в текст меморандума.
Расследование производится одновременно разными полицейскими
организациями не в сотрудничестве, а до известной степени в конкуренции друг
с другом. Может быть, в этом имеется и положительная сторона. Но мне
пришлось наблюдать больше отрицательную сторону такого параллелизма.
Отрицательная сторона состоит не только в том, что расходуется много лишних
сил на одну и ту же работу, но и в том, что в процессе соперничества каждая
группа стремится выдвинуть какую-либо сторону дела в противовес другой
группе и создает таким образом свою собственную, иногда искусственную,
конструкцию. Мне приходилось сталкиваться в числе расследователей с людьми
наблюдательными, умными и способными. Но мне казалось иногда, что их работа
не объединена на основе общего плана, разделения функций и периодической
проверки добытых ими сведений под руководством одного лица, охватывающего
проблему в целом.
Я наблюдал, однако, только маленькую часть всего следствия, притом как
заинтересованная сторона; возможно поэтому, что мои впечатления были
односторонними.
Этот документ имеет, разумеется, неофициальный характер и ни в коем
случае не предназначен для публикации. Я посылаю Вам его в двух экземплярах.
Вы можете сделать из них то употребление, которое найдете нужным.
Примите и пр.
Л.Троцкий
9 июня 1940 г.
Койоакан, Д.Ф.
В моем письме от 6 июня462 я поставил редакции "Насиональ" вопрос об
источнике информации, напечатанной в газете 27 мая под заглавием:
"Г[осподин] Троцкий противоречит себе". Ответ директора "Насиональ" не
разъяснил этого вопроса, а, наоборот, еще более затемнил его. Заметка
интересует меня не под углом зрения той клеветы, которая в ней заключалась:
я успел привыкнуть к клевете. Но данная клевета представляет объективный
интерес с точки зрения полного раскрытия покушавшихся и пособников.
Директор "Насионаля" разъясняет мне, что основой для заметки послужили
репортерские отчеты о покушении в газетах "Универсаль"463, "Эксельсиор"464 и
"Пренса"465 в течение 24, 25 и 26 мая. На основании этих репортерских
отчетов директор "Насионаля" устанавливает противоречия в вопросе о том, где
я провел ночь покушения и как я спасся от выстрелов.
Что в репортерских отчетах было много противоречий, ошибок, путаницы,
это совершенно несомненно. Но если репортеры противоречат друг другу, а
иногда и самим себе, то из этого вовсе не вытекает, что я себе противоречу.
Г[осподин] директор "Насионаля" делает вид, будто верит, что репортеры
опираются только на мои слова, что они правильно поняли мои слова, что
правильно их записали, что газеты их правильно воспроизвели. Словом, он
устанавливает тождество между мною и репортерами. В этом заключается первая
и явная фальшь его рассуждения. Каждый грамотный человек знает, что
репортерские отчеты, особенно о волнующих событиях, всегда грешат
противоречиями. Когда три репортера описывают пожар, то нередко получается
впечатление, что дело идет о трех разных пожарах. Это вовсе не вызывается
злой волей или недобросовестностью: сама работа репортеров, всегда спешная,
нервная, торопливая, связанная с погоней за сенсацией, питающаяся
непроверенными слухами, неизбежно порождает недоразумения, преувеличения и
ошибки. На каком же основании г. директор "Насионаля" противоречия
репортеров приписал мне?
Он ссылается, правда, на то, что я не "опровергал" эти сообщения. Это -
вторая фальшь его рассуждения. В первые дни после покушения у меня не было
времени не только опровергать, но и читать газеты. В моем доме одни агенты
полиции сменяли других, наводя справки, собирая сведения и пр. Я считал
более важным давать точные сведения следствию, чем гоняться за
противоречиями газетных отчетов.
К тому же цитируемые директором "Насиональ" репортерские отчеты в
большинстве своем вовсе даже не ссылаются на меня. И не случайно. В самое
утро покушения, 24 мая, я заявил журналистам в присутствии полковника
Салазара, что отказываюсь давать какие бы то ни было сведения, связанные с
покушением, чтобы прямо или косвенно не помешать следствию. Полковник
Салазар тут же, при журналистах, выразил мне благодарность. И действительно
до вечера 31 мая я воздерживался от интервью, заявлений или опровержений.
Только убедившись, что известная часть прессы прилагает чудовищные усилия
для того, чтобы сбить следствие с правильного пути, я, предупредив
полковника Салазара, созвал вечером 31 мая представителей печати.
Сказанное, надеюсь, полностью объясняет, почему я не мог нести ни
малейшей ответственности за противоречия репортеров, которые получили в
большинстве случаев свои сведения из вторых и третьих рук или строили их на
основании собственных догадок.
В тех самых репортерских отчетах, которые цитирует г. директор
"Насионаля", говорится, например, что Наталия Седова - моя дочь, Гертруда
Шюсслер406 - моя жена... На самом деле дочери у меня нет, а женой моей
является Наталия Седова. Если в таком простом вопросе репортеры сделали две
ошибки (я мог бы привести еще десятки подобных примеров), то что же говорить
о таком драматическом эпизоде, как нападение ночью 20-ти вооруженных
человек? Почему директор "Насионаля" не сделал вывод, что я вводил в
заблуждение полицию, называя Наталью Седову своей дочерью, а Гертруду
Шюсслер своей женой? Потому, очевидно, что это было бы абсурдом. Но не
меньшим абсурдом является приписывание мне противоречий в вопросе о том, где
именно я находился во время покушения.
Отождествление репортерских ошибок с моими "противоречиями" заключает в
себе третью фальшь, наиболее возмутительную. В самом деле: если репортеры
дают ложные сведения, то это может быть объяснено простой ошибкой. Но я не
мог ошибиться насчет того, где именно я находился под выстрелами. Если я в
этом вопросе "противоречил себе", значит, дело шло с моей стороны о сокрытии
преступления. Почему же г. директор "Насионаля", вместо того чтобы
предположить естественную ошибку того или другого репортера, предпочел
предположить преступление с моей стороны? Какие у него для этого основания?
Нетрудно понять при этом, о каком именно преступлении шла речь. Мои
"противоречия" должны были означать, что я сам произвел покушение на себя и
запутался в своих показаниях полиции. Именно к этому сводится сущность
заметки "Г[осподин] Троцкий себе противоречит". Для этого она и была
напечатана.
Третья фальшь прикрыта четвертой фальшью. Если бы в заметке было просто
сказано, что отчеты репортеров о покушении дают противоречивые сведения и
что редакция на этом основании сделала вывод о противоречиях Троцкого, то
всякий мыслящий читатель немедленно сказал бы, что вывод неоснователен и
недобросовестен. Именно поэтому заметка начинается со слов: "Наблюдатели
делают разные комментарии" по поводу "серьезных противоречий" Троцкого. Кто
эти наблюдатели: репортеры? Но они не делают никаких "комментариев" о моих
мнимых противоречиях. Они просто противоречат друг другу. Кто же эти
"наблюдатели"? Сама редакция "Насионаля"? Почему же она скрывает свое лицо
за анонимными "наблюдателями"? Как видим, заметка сознательно
отредактирована так, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение и
следственные власти. Авторы заметки делают вид, будто у них имеются какие-то
серьезные источники. Между тем у них нет ничего, кроме злой воли.
Но на этом дело не кончается. За пятой фальшью следует шестая. Из
разъяснений директора "Насионаля" можно сделать вывод, будто редакция на
основании репортерских отчетов сама сделала вывод о моих противоречиях. На
самом деле это не так. Та же клеветническая заметка появилась 27 мая в
другой газете, беспристрастие которой давно известно, именно, в "Популяр".
Текст в обеих газетах совершенно тождественный. Только в "Популяр" заметка
напечатана на первой странице, под кричащим заголовком, а в "Насиональ" - на
второй странице второй секции - более скромным шрифтом. Невозможно
допустить, что две редакции сделали одновременно одни и те же выводы и
изложили их одними и теми же словами, независимо друг от друга. Как же
объяснить в таком случае появление тождественной заметки в двух газетах?467
Очевидно, заметка исходит из одного и того же источника. Какого именно?
Здесь гвоздь вопроса! Может быть, редакция "Насиональ", сделав свои
"выводы", переслала их в "Популяр"? Это мало правдоподобно. Роль "Насиональ"
в этом деле не активная, а пассивная. Скорее можно допустить, что заметка из
"Популяр" была переслана в "Насиональ". Еще вероятнее, что заметка была
сфабрикована в третьем пункте, где хорошо знали, чего хотели, и не
стеснялись в выборе средств. Я высказываю уверенность, что заметка исходила
из источников, близких к ГПУ, и имела целью сбить следствие с правильного
пути.
Крайне важна в этой связи дата опубликования заметки: 27 мая. Те агенты
ГПУ, которым поручено было заметать следы, держали себя первые два дня с
большой осторожностью, опасаясь, очевидно, что виновники покушения будут
арестованы с часу на час. Но за три дня главные организаторы покушения могли
успешно покинуть Мексику с заранее заготовленными паспортами. ГПУ могло
рассчитывать, что покушение не будет раскрыто вообще, и считало поэтому
своевременным пустить в оборот версию о "самопокушении": раз не удалось
убить врага физически, надо попробовать убить его морально. С этой целью г.
"наблюдатели" пустили 27 мая в оборот заметку: "Г[осподин] Троцкий себе
противоречит". Что "Популяр" напечатал эту заметку с полной готовностью,
удивляться не приходится: клевета выражала его собственную линию. Но почему
заметку счел необходимым напечатать и "Насиональ"? Этого г. директор нам не
объяснил.
Чтобы избежать недоразумений, скажу, что я вовсе не думаю, будто
редакция "Насиональ" ставила себе сознательной целью навести следствие на
ложный след. Редакция просто не отдавала себе достаточного отчета в
собственных действиях. Так как дело шло о маленькой услуге друзьям-сталинцам
за счет моей политической чести, то редакция не задумываясь напечатала
клеветническую заметку. Она производила такие операции не раз и раньше (в
случае нужды я докажу это без труда). Все мои попытки - замечу мимоходом -
установить с редакцией "Насиональ" корректные отношения неизменно
разбивались о предвзятую враждебность редакции.
Что маневр с заметкой "Троцкий себе противоречит" не прошел
безрезультатно, вытекает из всей последовательности событий. Именно в
течение 27 мая совершился явный поворот во всем направлении следствия. Если
у отдельных агентов полиции и раньше могли быть какие-либо подозрения или
сомнения насчет моих действий, то заметка в "Насиональ" дала этим сомнениям
подобие авторитетной санкции. Таинственный штаб, сфабриковавший заметку,
отнял у полиции два дня ценнейшего времени. Вспомним то внушение, которое
сделал генерал Нуньез члену Центрального Комитета сталинской партии г.
Рамирез-и-Рамирез, публично утверждавшему, что дело идет об
"авто-покушении". В свое оправдание Рамирез ссылался на "ошибку
стенографии". Но если бы следствие выяснило, что заметка 27 мая написана тем
же г. Рамирез-и-Рамирез или кем-либо из его близких политических друзей, то
ссылаться на ошибки стенографии было бы уже невозможно. Мы имели бы перед
собой неопровержимое доказательство заговора с целью обмануть власти и
помочь террористам.
Директор "Насиональ" поставил мне на вид, что я плохо знаю испанский
синтаксис (это, к сожалению, верно), что в моем письме есть описка (и это
верно), и дал мне целый ряд других наставлений. Но, к сожалению, он не
разъяснил: почему редакция сочла возможным публично заподозрить меня в
чудовищном преступлении, не имея на это ни малейших данных? Почему редакция
не сослалась на репортерские отчеты, а спряталась за спину таинственных
"наблюдателей"? Каким образом одна и та же заметка появилась одновременно в
двух газетах? Из какого источника исходила заметка? Думаю поэтому, что
дополнительные разъяснения со стороны директора "Насионаля" могли бы оказать
существенное содействие раскрытию преступления 24 мая.
Л.Троцкий
12 июня 1940 г.
Койоакан
P.S. Я не предназначаю это письмо для печати, так как публичная
полемика вряд ли чем-нибудь обогатила бы общественное мнение, особенно
теперь, в период международных затруднений, избирательной кампании и пр.,
когда у народа и правительства этой страны имеются другие задачи и интересы.
Но так как следствие продолжается, то я считаю необходимым направить это
письмо органам следствия и в копии директору "Насионаля". Разумеется, если
г. директор сочтет по собственной инициативе нужным продолжить эту полемику
в печати, то у меня лично не будет ни малейшего основания противиться этому.
Л.Троцкий
[Письмо министру внутренних дел, прокурору и следственным органам
Мексики]
В отношении Давида Серрано необходимо поставить следующие вопросы:
1. Знаете ли Вы по-русски?
2. Где научились русскому языку? Были ли в России?
3. Если были, то сколько времени? (По моим сведениям, Серрано пробыл в
России около шести лет).
4. Что именно вы делали в России?
5. Находились ли Вы в каких-либо отношениях с ГПУ?
6. Может ли он сообщить, что случилось в Москве с мексиканцем Эвелио
Падильо? (Который исчез в одну прекрасную ночь навсегда).
7. Когда и откуда именно Давид Серрано направился в Испанию?
8. Кто рекомендовал его и кто дал ему разрешение?
9. В каком полку и в каком чине служил Серрано? (Можно считать
несомненным, что он служил либо в одной из интернациональных бригад, либо в
знаменитом пятом полку468). Интернациональные бригады и особенно пятый полк
являлись прямой жандармерией Сталина. Во время гражданской войны они вели
путем непрерывных убийств свою собственную гражданскую войну, истребляя в
лагере республиканцев врагов и противников Сталина.
10. Наблюдал ли Серрано деятельность ГПУ в Испании? Состоял ли он в
каких-нибудь отношениях с ГПУ в Испании?
11. Знал ли он в Испании Сикейроса?
12. Знал ли он в Испании Листера469, К.Контрераса470 и Кампезино471?
(Все три являлись начальниками пятого полка. Все три были известны как
наиболее жестокие палачи ГПУ в Испании. Карлос Контрерас входил в состав
почетного президиума последнего съезда КПМ).
13. Когда и каким путем Серрано вернулся из Испании?
14. Привез ли он с собой какие-нибудь аттестации о своем поведении во
время гражданской войны? (Для того, чтобы партия могла включить его в
Центральный Комитет, а затем и в Политбюро, он должен был привезти из
Испании крайне [...]472 рекомендации. Были ли эти рекомендации устные или
письменные, и от кого они исходили?
15. На какие средства жил Давид Серрано? Находится ли он на жаловании
партии? Каковы размеры этого жалования?
16. Каковы финансовые источники партии? Сколько членов партии являются
платными чиновниками партии? Существует ли партия исключительно на членские
взносы или же получает материальную помощь от более сильных партий? От каких
именно? Известно ли Серрано, что Кремль со времени основания Третьего
Интернационала поддерживал деньгами более слабые и молодые партии других
стран, в том числе и Мексики? Продолжается ли этот порядок и теперь? Или же
субсидирование прекратилось? Если прекратилось, то с какого времени и по
какой причине?
С какого времени изменилось направление "Вос де Мехико", с какого
времени изменился состав редакции? Это было во всяком случае до партийного
съезда. Кто же изменил направление и редакцию органа партии? Во всяком
случае, не партия. Если бы орган зависел от партии и содержался партией, то
перемена редакции и направления за спиною партии была бы невозможна. Ясно,
направление изменилось по приказанию каких-то сил, независимых от партии и
стоящих над партией и имеющих право распоряжаться органом, который формально
считается органом партии. На этот вопрос необходимо иметь ответ Давида
Серрано.
В своем показании Давид Серрано возлагал ответственность за покушение
не только на Альфаро Сикейроса, но и на Лаборде, Кампа473, Герреро474,
Лобато475 и других, связанных с "троцкизмом". Может ли Давид Серрано
объяснить, в чем именно выражалась связь Лаборде, Кампо, Герреро и Лобато с
"троцкизмом"? Известно ли Давиду Серрано, что названные им лица вели самую
жестокую борьбу против Троцкого и "троцкизма", требовали изгнания Троцкого
из Мексики, приписывали ему всякого рода преступления, и в собраниях, где
они выступали, раздавались крики: смерть Троцкому? Как же понимать тот факт,
что, с одной стороны, эти лица вели бешеную кампанию против Троцкого и
"троцкизма", а с другой стороны, по заявлению Серрано, были связаны с
"троцкизмом"? Какие у него имеются доказательства этой связи? Каких
свидетелей он может привести?
Не может ли Давид Серрано указать, откуда взялись деньги на покушение?
Если партия, как он утверждает, подозревала Сикейроса с самого начала, то
она не могла не поставить вопроса, кто дал Сикейросу такое поручение и кто
снабдил его необходимыми денежными и техническими средствами? Каково было
заключение партии по этим вопросам?
[Л.Д.Троцкий]
[12 июня 1940 г.]
Г[осподину] Министру Внутренних Дел (Секретарю Гобернасион476)
Г[осподину] Прокурору Республики
Г[осподину] генералу Нуньезу
В "Эль Популяр" от 12 июня в статье г. Фелипе Сантоса, на странице
третьей, говорится: "Данные, которые Дайес имеет, по его словам, насчет
"этого заговора", получены им от Троцкого..." и т. д. Никогда никаких
сведений комиссии Дайеса я не давал. Клевету ГПУ на этот счет я уже дважды
опровергал публично. Г[осподин] Фелипе Сантос несомненно знает, что его
сообщения - ложь. Редакция "Популяра" тоже знает, что г. Фелипе Сантос
сознательно лжет. Тем не менее редакция считает нужным снова повторить давно
опровергнутую клевету.
Я не хочу апеллировать к печати, чтобы не вносить излишних элементов
раздражения в общественное мнение, которое занято сейчас более важными и
насущными для Мексики вопросами. Но так как цель цитированной статьи явно
состоит в том, чтобы восстановить против меня не только общественное мнение,
но и следственные власти, и тем оказать содействие террористам, то я считаю
своим долгом направить это опровержение заинтересованным мексиканским
властям.
Л.Троцкий
13 июня 1940 г.
Койоакан
Я вижу, что "Нейшен", запятнавшая себя своим поведением в деле
московских судебных процессов, поспешила и на этот раз поддержать
фантастическую и глупую версию ГПУ по поводу покушения 24 мая. Все
оказываются виноваты: генерал Альмазан477, "реакция", может быть, сам
Троцкий, но никак не Сталин. Тем временем мексиканская полиция раскрыла
виновных: все они, как на грех, агенты Сталина. Какое подлое рептильное
племя, эти "радикалы" из "Нейшен"! Но они не уйдут от кары: мы научим
американских рабочих ценить их по заслугам, т. е. презирать их.
Л.Т[роцкий]
18 июня 1940 г.
Койоакан
Труп Боба Шелдона Харта есть трагическое опровержение тех клевет и
фальшивых подозрений против него, которые с большим искусством
распространялись убийцами и их друзьями с целью обмана следствия.
Полицейские власти, которые не могли по обязанности не отнестись со всей
серьезностью и к этому подозрению, проявили поистине замечательную энергию в
деле раскрытия истины. ГПУ не есть простая шайка гангстеров: это
международный отбор агентов, воспитанных в долгой традиции преступлений и
вооруженных неограниченными денежными и техническими средствами. По самым
скромным исчислениям, одна техническая подготовка покушения в Мексико-сити,
не считая подкупов и расходов в других странах, стоила не менее 50.000 песо!
Раскрытие преступлений ГПУ представляет поэтому огромные трудности. Ни
в какой другой стране мира - ни во Франции, ни в Швейцарии, ни в Испании -
ни одно из многочисленных преступлений ГПУ не было раскрыто с такой
полнотой, с какой раскрывается на наших глазах покушение 24 мая в Мексике.
Труп Боба Шелдона бросает, несомненно, дополнительный свет на все пружины
этого сложного заговора.
В двух своих воззваниях ЦК "коммунистической" партии повторял, что
участие Шелдона бросает "подозрительный" свет на все покушение. На самом
деле проникновение агента Сталина в мой дом могло бы только означать, что
ГПУ удалось обмануть доверие моих нью-йоркских друзей, рекомендовавших мне
Р.Шелдона. Всем посвященным известно, что ГПУ наводняет рабочие организации
и государственные учреждения во всем мире своими наемными агентами. На это
"манией преследования" и что мексиканская полиция принимает, к сожалению,
воображаемую опасность за реальную. В качестве примера Толедано ссылался на
то, что полиция приказала срезать ветви деревьев на улице возле моего дома,
чтобы не дать террористам перелезть через стену внутрь двора. Я не думаю,
чтобы рабочие СТМ были заинтересованы в вопросе о моем доме и о тех
деревьях, по которым агенты ГПУ могут пробраться в мой двор. В каком
качестве Толедано считал нужным издеваться над мерой предосторожности,
предпринятой мексиканской полицией? В качестве секретаря СТМ? Не думаю. В
качестве бескорыстного друга ГПУ? Думаю, что так.
Продиктованное г. Толедано заявление СТМ от 6 июня повторяет старую
версию, что я страдаю "манией преследования". После 24 мая это звучит совсем
неубедительно. Хуже того: это звучит подозрительно. Почему Толедано с такой
настойчивостью охраняет девственную репутацию ГПУ от довольно основательных
подозрений? Неужели же по должности секретаря СТМ? Предполагаю, что в
статутах СТМ о такой обязанности ничего не сказано.
Заявление Толедано, выпущенное под псевдонимом СТМ, пытается внушить ту
мысль, что "авто-покушением" я хотел доказать существование в Мексике...
пятой колонны. Зачем мне это нужно, не сказано. На самом деле следствие
знает, что я с самого начала утверждал, что инициаторы и главные
организаторы покушения прибыли, по всей вероятности, из-за границы, по
приказу ГПУ и что само покушение ни в коем случае не является продуктом
внутренней мексиканской политики. Отрицая явное и очевидное вмешательство
ГПУ, именно Толедано приписывает покушение мистической "пятой колонне".
[Л.Д.Троцкиц]
[Начало июня 1940 г.]
Ввиду того места, которое мой бывший сотрудник Роберт Шелдон занимает
сейчас во внимании широких кругов, я считаю необходимым высказать следующие
соображения:
Роберт Шелдон был мне рекомендован американскими друзьями, которым я
давно привык доверять. Имена этих друзей я сообщил полиции. Во всех условиях
покушения нет таких данных, которые могли бы убедить меня в том, что Шелдон
был соучастником нападавших. Я считаю себя не вправе поддерживать подозрение
против лица, труп которого может быть найден завтра или послезавтра.
Если, однако, в интересах чисто логического анализа допустить, что
Шелдон был агентом врага, то это по существу не меняет ни характера
покушения, ни задач следствия. Кто были остальные 20-ть покушавшихся, их
тайные сообщники и вдохновители? Кто дал им поручение?
Если Шелдон был агентом ГПУ и остался жив, то почему он молчит?
Собирается ли он на всю жизнь уйти в подполье? Не проще ли было бы для него
публично заявить, что никакого покушения не было, а было "авто-покушение"?
Такое заявление моего собственного секретаря оказало бы неизмеримо большую
поддержку версии авто-покушения, чем писания всех других адвокатов ГПУ,
включая Толедано. Разумеется, ложное заявление рисковало бы быть опрокинуто
дальнейшим ходом следствия. Но подобный риск не останавливает других
пропагандистов теории авто-покушения. Главной задачей для них является
внести смуту в общественное мнение и выиграть время. С другой стороны,
заявлением об авто-покушении Шелдон мог бы попытаться облегчить свою
собственную ответственность перед властями не только Мексики, но и
Соединенных Штатов. То обстоятельство, что Шелдон до сих пор не сделал
такого заявления, укрепляет меня в мысли, что он пал жертвой покушения.
Верна ли эта гипотеза или нет, основная задача следствия остается во всей
своей силе. Если Шелдон был сообщником, то чьим именно? Если он был орудием,
то кто им руководил? ГПУ или мистическая "пятая колонна"?
[Л.Д.Троцкий]
[Начало июня 1940 г.]
Милостивый государь!
Запоздание с этим документом вызвано частыми перерывами работы в связи
с расследованием.
Я писал эти страницы с полной свободой, как если бы я их писал для
самого себя. Опасаюсь однако, что некоторые существенные мысли высказаны
только в виде коротких намеков, без доказательств. Недостатка в
доказательствах у меня нет. Но я не хотел слишком удлинять документ.
Прибавлю здесь и одно соображение, которое ввиду его недостаточно
обоснованного характера я не решился включить в текст меморандума.
Расследование производится одновременно разными полицейскими
организациями не в сотрудничестве, а до известной степени в конкуренции друг
с другом. Может быть, в этом имеется и положительная сторона. Но мне
пришлось наблюдать больше отрицательную сторону такого параллелизма.
Отрицательная сторона состоит не только в том, что расходуется много лишних
сил на одну и ту же работу, но и в том, что в процессе соперничества каждая
группа стремится выдвинуть какую-либо сторону дела в противовес другой
группе и создает таким образом свою собственную, иногда искусственную,
конструкцию. Мне приходилось сталкиваться в числе расследователей с людьми
наблюдательными, умными и способными. Но мне казалось иногда, что их работа
не объединена на основе общего плана, разделения функций и периодической
проверки добытых ими сведений под руководством одного лица, охватывающего
проблему в целом.
Я наблюдал, однако, только маленькую часть всего следствия, притом как
заинтересованная сторона; возможно поэтому, что мои впечатления были
односторонними.
Этот документ имеет, разумеется, неофициальный характер и ни в коем
случае не предназначен для публикации. Я посылаю Вам его в двух экземплярах.
Вы можете сделать из них то употребление, которое найдете нужным.
Примите и пр.
Л.Троцкий
9 июня 1940 г.
Койоакан, Д.Ф.
В моем письме от 6 июня462 я поставил редакции "Насиональ" вопрос об
источнике информации, напечатанной в газете 27 мая под заглавием:
"Г[осподин] Троцкий противоречит себе". Ответ директора "Насиональ" не
разъяснил этого вопроса, а, наоборот, еще более затемнил его. Заметка
интересует меня не под углом зрения той клеветы, которая в ней заключалась:
я успел привыкнуть к клевете. Но данная клевета представляет объективный
интерес с точки зрения полного раскрытия покушавшихся и пособников.
Директор "Насионаля" разъясняет мне, что основой для заметки послужили
репортерские отчеты о покушении в газетах "Универсаль"463, "Эксельсиор"464 и
"Пренса"465 в течение 24, 25 и 26 мая. На основании этих репортерских
отчетов директор "Насионаля" устанавливает противоречия в вопросе о том, где
я провел ночь покушения и как я спасся от выстрелов.
Что в репортерских отчетах было много противоречий, ошибок, путаницы,
это совершенно несомненно. Но если репортеры противоречат друг другу, а
иногда и самим себе, то из этого вовсе не вытекает, что я себе противоречу.
Г[осподин] директор "Насионаля" делает вид, будто верит, что репортеры
опираются только на мои слова, что они правильно поняли мои слова, что
правильно их записали, что газеты их правильно воспроизвели. Словом, он
устанавливает тождество между мною и репортерами. В этом заключается первая
и явная фальшь его рассуждения. Каждый грамотный человек знает, что
репортерские отчеты, особенно о волнующих событиях, всегда грешат
противоречиями. Когда три репортера описывают пожар, то нередко получается
впечатление, что дело идет о трех разных пожарах. Это вовсе не вызывается
злой волей или недобросовестностью: сама работа репортеров, всегда спешная,
нервная, торопливая, связанная с погоней за сенсацией, питающаяся
непроверенными слухами, неизбежно порождает недоразумения, преувеличения и
ошибки. На каком же основании г. директор "Насионаля" противоречия
репортеров приписал мне?
Он ссылается, правда, на то, что я не "опровергал" эти сообщения. Это -
вторая фальшь его рассуждения. В первые дни после покушения у меня не было
времени не только опровергать, но и читать газеты. В моем доме одни агенты
полиции сменяли других, наводя справки, собирая сведения и пр. Я считал
более важным давать точные сведения следствию, чем гоняться за
противоречиями газетных отчетов.
К тому же цитируемые директором "Насиональ" репортерские отчеты в
большинстве своем вовсе даже не ссылаются на меня. И не случайно. В самое
утро покушения, 24 мая, я заявил журналистам в присутствии полковника
Салазара, что отказываюсь давать какие бы то ни было сведения, связанные с
покушением, чтобы прямо или косвенно не помешать следствию. Полковник
Салазар тут же, при журналистах, выразил мне благодарность. И действительно
до вечера 31 мая я воздерживался от интервью, заявлений или опровержений.
Только убедившись, что известная часть прессы прилагает чудовищные усилия
для того, чтобы сбить следствие с правильного пути, я, предупредив
полковника Салазара, созвал вечером 31 мая представителей печати.
Сказанное, надеюсь, полностью объясняет, почему я не мог нести ни
малейшей ответственности за противоречия репортеров, которые получили в
большинстве случаев свои сведения из вторых и третьих рук или строили их на
основании собственных догадок.
В тех самых репортерских отчетах, которые цитирует г. директор
"Насионаля", говорится, например, что Наталия Седова - моя дочь, Гертруда
Шюсслер406 - моя жена... На самом деле дочери у меня нет, а женой моей
является Наталия Седова. Если в таком простом вопросе репортеры сделали две
ошибки (я мог бы привести еще десятки подобных примеров), то что же говорить
о таком драматическом эпизоде, как нападение ночью 20-ти вооруженных
человек? Почему директор "Насионаля" не сделал вывод, что я вводил в
заблуждение полицию, называя Наталью Седову своей дочерью, а Гертруду
Шюсслер своей женой? Потому, очевидно, что это было бы абсурдом. Но не
меньшим абсурдом является приписывание мне противоречий в вопросе о том, где
именно я находился во время покушения.
Отождествление репортерских ошибок с моими "противоречиями" заключает в
себе третью фальшь, наиболее возмутительную. В самом деле: если репортеры
дают ложные сведения, то это может быть объяснено простой ошибкой. Но я не
мог ошибиться насчет того, где именно я находился под выстрелами. Если я в
этом вопросе "противоречил себе", значит, дело шло с моей стороны о сокрытии
преступления. Почему же г. директор "Насионаля", вместо того чтобы
предположить естественную ошибку того или другого репортера, предпочел
предположить преступление с моей стороны? Какие у него для этого основания?
Нетрудно понять при этом, о каком именно преступлении шла речь. Мои
"противоречия" должны были означать, что я сам произвел покушение на себя и
запутался в своих показаниях полиции. Именно к этому сводится сущность
заметки "Г[осподин] Троцкий себе противоречит". Для этого она и была
напечатана.
Третья фальшь прикрыта четвертой фальшью. Если бы в заметке было просто
сказано, что отчеты репортеров о покушении дают противоречивые сведения и
что редакция на этом основании сделала вывод о противоречиях Троцкого, то
всякий мыслящий читатель немедленно сказал бы, что вывод неоснователен и
недобросовестен. Именно поэтому заметка начинается со слов: "Наблюдатели
делают разные комментарии" по поводу "серьезных противоречий" Троцкого. Кто
эти наблюдатели: репортеры? Но они не делают никаких "комментариев" о моих
мнимых противоречиях. Они просто противоречат друг другу. Кто же эти
"наблюдатели"? Сама редакция "Насионаля"? Почему же она скрывает свое лицо
за анонимными "наблюдателями"? Как видим, заметка сознательно
отредактирована так, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение и
следственные власти. Авторы заметки делают вид, будто у них имеются какие-то
серьезные источники. Между тем у них нет ничего, кроме злой воли.
Но на этом дело не кончается. За пятой фальшью следует шестая. Из
разъяснений директора "Насионаля" можно сделать вывод, будто редакция на
основании репортерских отчетов сама сделала вывод о моих противоречиях. На
самом деле это не так. Та же клеветническая заметка появилась 27 мая в
другой газете, беспристрастие которой давно известно, именно, в "Популяр".
Текст в обеих газетах совершенно тождественный. Только в "Популяр" заметка
напечатана на первой странице, под кричащим заголовком, а в "Насиональ" - на
второй странице второй секции - более скромным шрифтом. Невозможно
допустить, что две редакции сделали одновременно одни и те же выводы и
изложили их одними и теми же словами, независимо друг от друга. Как же
объяснить в таком случае появление тождественной заметки в двух газетах?467
Очевидно, заметка исходит из одного и того же источника. Какого именно?
Здесь гвоздь вопроса! Может быть, редакция "Насиональ", сделав свои
"выводы", переслала их в "Популяр"? Это мало правдоподобно. Роль "Насиональ"
в этом деле не активная, а пассивная. Скорее можно допустить, что заметка из
"Популяр" была переслана в "Насиональ". Еще вероятнее, что заметка была
сфабрикована в третьем пункте, где хорошо знали, чего хотели, и не
стеснялись в выборе средств. Я высказываю уверенность, что заметка исходила
из источников, близких к ГПУ, и имела целью сбить следствие с правильного
пути.
Крайне важна в этой связи дата опубликования заметки: 27 мая. Те агенты
ГПУ, которым поручено было заметать следы, держали себя первые два дня с
большой осторожностью, опасаясь, очевидно, что виновники покушения будут
арестованы с часу на час. Но за три дня главные организаторы покушения могли
успешно покинуть Мексику с заранее заготовленными паспортами. ГПУ могло
рассчитывать, что покушение не будет раскрыто вообще, и считало поэтому
своевременным пустить в оборот версию о "самопокушении": раз не удалось
убить врага физически, надо попробовать убить его морально. С этой целью г.
"наблюдатели" пустили 27 мая в оборот заметку: "Г[осподин] Троцкий себе
противоречит". Что "Популяр" напечатал эту заметку с полной готовностью,
удивляться не приходится: клевета выражала его собственную линию. Но почему
заметку счел необходимым напечатать и "Насиональ"? Этого г. директор нам не
объяснил.
Чтобы избежать недоразумений, скажу, что я вовсе не думаю, будто
редакция "Насиональ" ставила себе сознательной целью навести следствие на
ложный след. Редакция просто не отдавала себе достаточного отчета в
собственных действиях. Так как дело шло о маленькой услуге друзьям-сталинцам
за счет моей политической чести, то редакция не задумываясь напечатала
клеветническую заметку. Она производила такие операции не раз и раньше (в
случае нужды я докажу это без труда). Все мои попытки - замечу мимоходом -
установить с редакцией "Насиональ" корректные отношения неизменно
разбивались о предвзятую враждебность редакции.
Что маневр с заметкой "Троцкий себе противоречит" не прошел
безрезультатно, вытекает из всей последовательности событий. Именно в
течение 27 мая совершился явный поворот во всем направлении следствия. Если
у отдельных агентов полиции и раньше могли быть какие-либо подозрения или
сомнения насчет моих действий, то заметка в "Насиональ" дала этим сомнениям
подобие авторитетной санкции. Таинственный штаб, сфабриковавший заметку,
отнял у полиции два дня ценнейшего времени. Вспомним то внушение, которое
сделал генерал Нуньез члену Центрального Комитета сталинской партии г.
Рамирез-и-Рамирез, публично утверждавшему, что дело идет об
"авто-покушении". В свое оправдание Рамирез ссылался на "ошибку
стенографии". Но если бы следствие выяснило, что заметка 27 мая написана тем
же г. Рамирез-и-Рамирез или кем-либо из его близких политических друзей, то
ссылаться на ошибки стенографии было бы уже невозможно. Мы имели бы перед
собой неопровержимое доказательство заговора с целью обмануть власти и
помочь террористам.
Директор "Насиональ" поставил мне на вид, что я плохо знаю испанский
синтаксис (это, к сожалению, верно), что в моем письме есть описка (и это
верно), и дал мне целый ряд других наставлений. Но, к сожалению, он не
разъяснил: почему редакция сочла возможным публично заподозрить меня в
чудовищном преступлении, не имея на это ни малейших данных? Почему редакция
не сослалась на репортерские отчеты, а спряталась за спину таинственных
"наблюдателей"? Каким образом одна и та же заметка появилась одновременно в
двух газетах? Из какого источника исходила заметка? Думаю поэтому, что
дополнительные разъяснения со стороны директора "Насионаля" могли бы оказать
существенное содействие раскрытию преступления 24 мая.
Л.Троцкий
12 июня 1940 г.
Койоакан
P.S. Я не предназначаю это письмо для печати, так как публичная
полемика вряд ли чем-нибудь обогатила бы общественное мнение, особенно
теперь, в период международных затруднений, избирательной кампании и пр.,
когда у народа и правительства этой страны имеются другие задачи и интересы.
Но так как следствие продолжается, то я считаю необходимым направить это
письмо органам следствия и в копии директору "Насионаля". Разумеется, если
г. директор сочтет по собственной инициативе нужным продолжить эту полемику
в печати, то у меня лично не будет ни малейшего основания противиться этому.
Л.Троцкий
[Письмо министру внутренних дел, прокурору и следственным органам
Мексики]
В отношении Давида Серрано необходимо поставить следующие вопросы:
1. Знаете ли Вы по-русски?
2. Где научились русскому языку? Были ли в России?
3. Если были, то сколько времени? (По моим сведениям, Серрано пробыл в
России около шести лет).
4. Что именно вы делали в России?
5. Находились ли Вы в каких-либо отношениях с ГПУ?
6. Может ли он сообщить, что случилось в Москве с мексиканцем Эвелио
Падильо? (Который исчез в одну прекрасную ночь навсегда).
7. Когда и откуда именно Давид Серрано направился в Испанию?
8. Кто рекомендовал его и кто дал ему разрешение?
9. В каком полку и в каком чине служил Серрано? (Можно считать
несомненным, что он служил либо в одной из интернациональных бригад, либо в
знаменитом пятом полку468). Интернациональные бригады и особенно пятый полк
являлись прямой жандармерией Сталина. Во время гражданской войны они вели
путем непрерывных убийств свою собственную гражданскую войну, истребляя в
лагере республиканцев врагов и противников Сталина.
10. Наблюдал ли Серрано деятельность ГПУ в Испании? Состоял ли он в
каких-нибудь отношениях с ГПУ в Испании?
11. Знал ли он в Испании Сикейроса?
12. Знал ли он в Испании Листера469, К.Контрераса470 и Кампезино471?
(Все три являлись начальниками пятого полка. Все три были известны как
наиболее жестокие палачи ГПУ в Испании. Карлос Контрерас входил в состав
почетного президиума последнего съезда КПМ).
13. Когда и каким путем Серрано вернулся из Испании?
14. Привез ли он с собой какие-нибудь аттестации о своем поведении во
время гражданской войны? (Для того, чтобы партия могла включить его в
Центральный Комитет, а затем и в Политбюро, он должен был привезти из
Испании крайне [...]472 рекомендации. Были ли эти рекомендации устные или
письменные, и от кого они исходили?
15. На какие средства жил Давид Серрано? Находится ли он на жаловании
партии? Каковы размеры этого жалования?
16. Каковы финансовые источники партии? Сколько членов партии являются
платными чиновниками партии? Существует ли партия исключительно на членские
взносы или же получает материальную помощь от более сильных партий? От каких
именно? Известно ли Серрано, что Кремль со времени основания Третьего
Интернационала поддерживал деньгами более слабые и молодые партии других
стран, в том числе и Мексики? Продолжается ли этот порядок и теперь? Или же
субсидирование прекратилось? Если прекратилось, то с какого времени и по
какой причине?
С какого времени изменилось направление "Вос де Мехико", с какого
времени изменился состав редакции? Это было во всяком случае до партийного
съезда. Кто же изменил направление и редакцию органа партии? Во всяком
случае, не партия. Если бы орган зависел от партии и содержался партией, то
перемена редакции и направления за спиною партии была бы невозможна. Ясно,
направление изменилось по приказанию каких-то сил, независимых от партии и
стоящих над партией и имеющих право распоряжаться органом, который формально
считается органом партии. На этот вопрос необходимо иметь ответ Давида
Серрано.
В своем показании Давид Серрано возлагал ответственность за покушение
не только на Альфаро Сикейроса, но и на Лаборде, Кампа473, Герреро474,
Лобато475 и других, связанных с "троцкизмом". Может ли Давид Серрано
объяснить, в чем именно выражалась связь Лаборде, Кампо, Герреро и Лобато с
"троцкизмом"? Известно ли Давиду Серрано, что названные им лица вели самую
жестокую борьбу против Троцкого и "троцкизма", требовали изгнания Троцкого
из Мексики, приписывали ему всякого рода преступления, и в собраниях, где
они выступали, раздавались крики: смерть Троцкому? Как же понимать тот факт,
что, с одной стороны, эти лица вели бешеную кампанию против Троцкого и
"троцкизма", а с другой стороны, по заявлению Серрано, были связаны с
"троцкизмом"? Какие у него имеются доказательства этой связи? Каких
свидетелей он может привести?
Не может ли Давид Серрано указать, откуда взялись деньги на покушение?
Если партия, как он утверждает, подозревала Сикейроса с самого начала, то
она не могла не поставить вопроса, кто дал Сикейросу такое поручение и кто
снабдил его необходимыми денежными и техническими средствами? Каково было
заключение партии по этим вопросам?
[Л.Д.Троцкий]
[12 июня 1940 г.]
Г[осподину] Министру Внутренних Дел (Секретарю Гобернасион476)
Г[осподину] Прокурору Республики
Г[осподину] генералу Нуньезу
В "Эль Популяр" от 12 июня в статье г. Фелипе Сантоса, на странице
третьей, говорится: "Данные, которые Дайес имеет, по его словам, насчет
"этого заговора", получены им от Троцкого..." и т. д. Никогда никаких
сведений комиссии Дайеса я не давал. Клевету ГПУ на этот счет я уже дважды
опровергал публично. Г[осподин] Фелипе Сантос несомненно знает, что его
сообщения - ложь. Редакция "Популяра" тоже знает, что г. Фелипе Сантос
сознательно лжет. Тем не менее редакция считает нужным снова повторить давно
опровергнутую клевету.
Я не хочу апеллировать к печати, чтобы не вносить излишних элементов
раздражения в общественное мнение, которое занято сейчас более важными и
насущными для Мексики вопросами. Но так как цель цитированной статьи явно
состоит в том, чтобы восстановить против меня не только общественное мнение,
но и следственные власти, и тем оказать содействие террористам, то я считаю
своим долгом направить это опровержение заинтересованным мексиканским
властям.
Л.Троцкий
13 июня 1940 г.
Койоакан
Я вижу, что "Нейшен", запятнавшая себя своим поведением в деле
московских судебных процессов, поспешила и на этот раз поддержать
фантастическую и глупую версию ГПУ по поводу покушения 24 мая. Все
оказываются виноваты: генерал Альмазан477, "реакция", может быть, сам
Троцкий, но никак не Сталин. Тем временем мексиканская полиция раскрыла
виновных: все они, как на грех, агенты Сталина. Какое подлое рептильное
племя, эти "радикалы" из "Нейшен"! Но они не уйдут от кары: мы научим
американских рабочих ценить их по заслугам, т. е. презирать их.
Л.Т[роцкий]
18 июня 1940 г.
Койоакан
Труп Боба Шелдона Харта есть трагическое опровержение тех клевет и
фальшивых подозрений против него, которые с большим искусством
распространялись убийцами и их друзьями с целью обмана следствия.
Полицейские власти, которые не могли по обязанности не отнестись со всей
серьезностью и к этому подозрению, проявили поистине замечательную энергию в
деле раскрытия истины. ГПУ не есть простая шайка гангстеров: это
международный отбор агентов, воспитанных в долгой традиции преступлений и
вооруженных неограниченными денежными и техническими средствами. По самым
скромным исчислениям, одна техническая подготовка покушения в Мексико-сити,
не считая подкупов и расходов в других странах, стоила не менее 50.000 песо!
Раскрытие преступлений ГПУ представляет поэтому огромные трудности. Ни
в какой другой стране мира - ни во Франции, ни в Швейцарии, ни в Испании -
ни одно из многочисленных преступлений ГПУ не было раскрыто с такой
полнотой, с какой раскрывается на наших глазах покушение 24 мая в Мексике.
Труп Боба Шелдона бросает, несомненно, дополнительный свет на все пружины
этого сложного заговора.
В двух своих воззваниях ЦК "коммунистической" партии повторял, что
участие Шелдона бросает "подозрительный" свет на все покушение. На самом
деле проникновение агента Сталина в мой дом могло бы только означать, что
ГПУ удалось обмануть доверие моих нью-йоркских друзей, рекомендовавших мне
Р.Шелдона. Всем посвященным известно, что ГПУ наводняет рабочие организации
и государственные учреждения во всем мире своими наемными агентами. На это