Трускиновская Далия. Блудное художество

   Внизу его ждал не тольку кучер Сенька с лакеем Иваном, но и Клашка Иванов.
   – Ваша милость, он из окна полез!
   – И куда потащился?
   – Да к Козьему болоту и потащился! Только с сарая неудачно соскочил, хромает. Устин Петров у Спиридоньевского храма спрятан, знака ждет. Все как велено!
   Архаров вдруг понял, что спокойной ночи у него не будет.
   Он был злопамятен - и не забыл, что господин де Берни загадочно исчез из шулерского притона, как вода в песок, как снег на горячей сковородке! Карточная игра немного взбудоражила его, выигрыш обрадовал и привел в занятное состояние - Архарову казалось, что сейчас его во всем ждет удача. И прямо руки чесались - грохнуть кулаком по красному сукну кабинетного стола, чтобы стоящий напротив господин де Берни от страха начал заикаться.
   – Ты верхом? - спросил он Клашку.
   – Да, ваша милость, на Сивке.
   – Прелестно… Ну-ка, братец, - это относилось к лакею, прислуживавшему в сенях, - беги наверх, пусть его сиятельство велит оседлать для меня какую ни есть клячу!
   По Клашкиной улыбке Архаров понял - полицейские будут весьма рады, если он примчится сейчас на подмогу.
   Эта радость имела давнее происхождение - родилась она в ту ночь, когда мортусы брали штурмом ховринский особняк. Архаров сильно удивил их тем, что напялил дегтярный балахон и первым пошел махать кулаками. И она просыпалась всякий раз, когда он, в кабинете своем - неподвижный, строгий и сердитый, вдруг срывался, оживал, забывал про осторожность, плевать хотел на субординацию, кидался вместе со своими архаровцами в какое-то неожиданное побоище. Этим он словно подтверждал свое право быть их командиром. Да и как иначе?
   На своем посту он оставался гвардейским офицером. А офицер должен сам водить солдат, которых вышколил на плацу, в атаку, иначе грош ему цена. Сие немудреное правило Архаров помнил, как «Отче наш». Не всегда, конечно, возникало желание среди ночи вскакивать, куда-то нестись, но уж когда возникало - он давал себе волю…
   Наверху возник спор из-за клячи. Елизавета Васильевна хотела дать Архарову лучшую лошадь с конюшни, князь же Михайла Никитич знал, что кавалерист из Архарова никудышний, давать ему дорогую верховую лошадь - значит, сразу служить по лошади панихиду. Поэтому князь велел оседлать спокойного старого мерина, да поскорее.
   Карету свою Архаров отправил домой, а сам с Клашкой Ивановым поскакал в сторону Спиридоновки. По дороге дважды останавливались по требованию десятских. Увидев обер-полицмейстера, они уж не спрашивали, отчего эти ночные путники без фонаря.
   Ехать было недалеко. Сразу за Никитскими воротами они спешились и повели коней в поводу. Главное было - не поднимать шуму, для того Архаров и отказался от кареты. Через сотню шагов Клашка подал знак пронзительным кошачьим мявом.
   Архаров не имел такой привычки к ночной жизни, как его подчиненные, и видел в темноте куда хуже шустрого Клашки. Тот повел его к последней уцелевшей руине Гранатного двора, но не прямо, а в обход, со стороны Спиридоновки. Там шагов через тридцать их встретил Тимофей. Он тоже словно бы не замечал темноты.
   – Ну, что? - шепотом спросил Архаров.
   – Устин пошел через двор. Они, коли следят, должны его видеть.
   – Точно ли они будут ждать в подвале?
   – А боле негде. Парнишки все облазили, говорят - наверху только мышам ходить можно, коту уже опасно. Сами чуть из верхнего жилья в нижнее не провалились, Макарка Никишку вытаскивал.
   – Веди…
   – Держитесь за меня, ваша милость, тут колдобины…
   Отдав поводья Клашке, Архаров сердито отодвинул протянутую Тимофееву руку.
   – Ступай вперед, я за тобой, - велел он.
   Эта часть бывшего Гранатного двора уже заросла могучим неукротимым бурьяном, стволы его были чуть не с большой палец толщиной, и Тимофей, чтобы не возникло избыточного шуршания и треска, продвигался медленно. Вдруг он остановился, и Архаров, не ожидавши этого, налетел грудью на его широкую спину.
   – Так и есть, ваша милость, - прошептал Тимофей. - Там свет сейчас горел и погас. Не иначе, они увидели Устина и из сеней в подвал полезли.
   – Не опасно в подвале? - спросил Архаров.
   – Парнишки сказывали - ничего, своды крепкие. Сверху все, того гляди, рухнет, а внизу вроде безопасное место…
   Тут раздался заливистый свист.
   Это был сигнал, по коему Устин, пока его не признали, должен был падать на пол и откатываться к ближайшей стенке, чтобы архаровцы могли, ворвавшись в подвал, стрелять без опаски.
   Тимофей и Архаров побежали, путаясь в бурьяне, через двор.
   Узкие двери были под высоким старинным крыльцом, когда-то белокаменным. Там, в развалине, уже перекликались архаровцы, но никто не стрелял. Когда обер-полицмейстер оказался у крыльца, из дверного проема выглянул Федька с фонарем, узнал начальство и улыбнулся.
   – Ну? - спросил его Тимофей.
   – Ни хрена не понять!
   – Сбежали?
   – Да тут, сдается, никого и не было!
   – Как не было? - Архаров даже растерялся от такого сюрприза. - А кто фонарь гасил?
   – Ваша милость, фонарь сам погас! Мы его первым делом отыскали - там огарок кончился!
   – Мать честная, Богородица лесная… - пробормотал обер-полицмейстер. - А ну, свети. Сейчас докопаемся…
   Каменные ступеньки, поставленные вкривь и вкось, спускались примерно на ту же глубину, что верхний подвал на Лубянке.
   Помещение оказалось немалое, почти пустое, вдоль одной стены составлены были рассохшиеся бочата. Под самым потолком было заросшее землей окошко, на остатках подоконника и стоял погасший фонарь. Пролом в стене вел в другое помещение, где возились архаровцы.
   Обер-полицмейстер пошел туда, перешагнул через высокий порог и оказался в длинном коридоре с кирпичными стенами. Туда выходили дверцы крошечных клетушек. Из одной, пятясь, вылез Сергей Ушаков.
   – Ты чего там искал? - спросил Архаров, имея в виду, что в столь тесной конурке ничего и быть не должно.
   – Дырку, ваша милость. Куда-то же они ухряли…
   – А с чего ты взял, что они вообще тут были?
   – Кто-то ж зажег фонарь.
   – Фонарь могли зажечь днем, - рассудительно сказал Тимофей. - Днем-то его света не видно. А когда стемнело - никто по двору не шастал…
   – А разве я не велел за этой развалиной следить? - спросил Архаров Тимофея.
   – Ваша милость, с семи пополудни следим, и хоть бы одна собака сюда сунулась, - ответил за Тимофея Ушаков. - Где-то должны быть еще лестницы. Домина старинный, долгий, покоем стоял, тут лестниц много было.
   – То бишь, вы через одну вбежали, они через другую выскочили? - Архаров все никак не мог понять последовательности странных событий.
   – Похоже, так, ваша милость, да ведь мы все это место окружили. Коли тут кто и был - так в доме и сидит, наверху. Или же через какую-то дырку вверх выбрался, вылез там, где его не ждали, - сказал Тимофей.
   – Какого черта раньше сюда не слазили, не разобрались?
   – Парнишки лазили, глядели! Ваша милость, парнишки бойкие, они во всякую щель заползут.
   – И не нашли другой лестницы?
   – Ваша милость, коли не нашли, стало быть, она спрятана. Стенки надобно простучать, - опять вмешался Ушаков.
   – И лаз вниз поискать, - распорядился Архаров. - Может, тут, как у нас, нижний подвал.
   – Нижнего подвала тут и быть не может, ваша милость, - сказал Тимофей. - Место сырое, коли рыть нижний подвал - в нем не то что лягушки, а рыба заведется.
   Ушаков и Канзафаров стали простукивать стенки.
   – Где Устин? Он первый шел, что-то же заметил! - догадался Архаров.
   Привели Устина. Он честно проделал все, что велели: изображал, пересекая улицу и двор, хромоту, спустился в подвал (крестя мелкими крестами чрево и бормоча «Спаси, Господи, люди твоя»), при свисте тут же повалился в грязь. Его-то ругать было не за что, и он открыто глядел в лицо Архарову, даже с известным любопытством - очень хотелось знать, чем вся эта затея кончится.
   – Могло быть такое, что они догадались о подмене и даже не стали к дому подходить? - спросил Архаров.
   Собравшиеся в кирпичном коридоре Тимофей, Федька, Ушаков, Устин, Степан Канзафаров и даже Клашка, привязавший наверху лошадей к какому-то забору, загалдели. Они сами из разных мест видели, как Устин приближался к крыльцу, и утверждали: шел почти как тот француз, тем более, что Шварц выдал ему длиннополый кафтан, очень похожий на кафтан господина де Берни.
   – Прелестно… - пробормотал Архаров, не зная, что об этой истории и подумать. Гневаться вроде было не на что - подчиненные исполнили все его приказания и ожидали новых.
   – Пошли прочь отсюда, - сказал он и направился к пролому в стене. Федька полез вперед него с фонарем, чтобы не вышло какой неприятности.
   В большом помещении Архаров встал, обвел его взглядом, и обычная его подозрительность наконец проснулась. Нацелилась она на рассохшиеся бочата, кое-как составленные у стенки. В конце концов, коли кто тут и сидел, не поднявшись по несуществующей лестнице, то именно за ними, а то и забрался в самую бочку. Долго ли затаиться?
   – А ну-ка, молодцы, раскидайте-ка мне этот винный склад, - пошутил Архаров. - Тимоша, Ушаков, держите угол под прицелом…
   Устин вместе со всеми пошел двигать бочата. Ему-то и повезло - отодвинув первый с краю, увидел лежащее тело в длинном буром армяке.
   – Господи Иисусе! - воскликнул Устин и перекрестился. - Сюда все!… Покойник!…
   – Ну вот, уже кое-что, - заметил Архаров. - Федя, где ты там с фонарем?
   Архаровцы собрались вокруг тела. Устин шепотом читал молитву. Обер-полицмейстер озирался по сторонам, как если бы ему одного трупа было мало.
   – Ну вот, сыскали клад, - задумчиво произнес Тимофей. - Устин, что скажешь?
   Бывший дьячок не сразу вышел из молитвенного состояния.
   – Иде же бо аще будет труп, тамо соберутся орлы, - неожиданно ответил он словами из Священного писания.
   – Ага, орлы, - кинув взгляд на свое воинство, подтвердил Архаров. - Взгляни, Федя.
   – Посвети, Иванов…
   Федька, отдав Клашке фонарь, опустившись на корточки, перевернул тело вверх лицом.
   – Гляньте-ка, вся рожа в саже…
   – Как это его? - спросил Архаров. - Крови вроде не видать. И не удавили…
   – Нет, не удавили, - сразу, хором, определили Степан и Ушаков.
   – И не сегодня, - добавил Федька.
   – О Господи, - сказал Устин и полез в карман. Добыв оттуда платок, месяца два не бывавший в стирке, он заботливо накрыл мертвое чумазое лицо.
   Тимофей, за свою жизнь довольно насмотревшийся на покойников, стал деловито переставлять рядом стоящие бочата.
   – Его тут прикопать хотели. Вон - лопаты, - объявил он, и точно, две лопаты стояли прислоненными к корявой стенке. - Ишь, кладбище себе сыскали…
   – Дурачество, - задумчиво произнес Архаров. - Чего ж до прудов не донесли?… Экая новая мода у мазов завелась - отемлелых хоронить…
   – Ваша милость, а ими тут работали, - сказал глазастый Федька. - И недавно! Вон, земля налипла и не отвалилась.
   – Может, еще какого покойника прикопали? - предположил Тимофей.
   Клашка поднял фонарь повыше, свет распространился по всему подвалу.
   – Коли тут что закопали и притоптали, то хрена с два найдешь… - буркнул Архаров.
   – Ваша милость, есть способ, - сказал Тимофей. - Стародавний. Осечки не дает.
   – Муромский, что ль? - уточнил Федька.
   – А коли и муромский?
   – Цыц, - приказал Федьке Архаров.
   Его сейчас мало беспокоило грабительское прошлое Тимофея. Его куда больше заинтересовал способ отыскания закопанного предмета, пусть даже трупа.
   – Когда что закапывают, потом землю сверху утаптывают, - начал Тимофей. - И на глаз утоптанную от нетронутой не отличишь. А есть зацепка. Утоптанная лишь сверху гладкая, а воды налить - так она воду всасывает. А на нетронутой лужа долго сохнет.
   – Так вы прикопанное добро и искали? - осведомился Архаров.
   – И так тоже.
   – И воду за собой на коромыслах носили? - полюбопытствовал Федька.
   – Эта вода у каждого при себе, - растолковал Тимофей. - Распускай портки да и того… трудись во благо…
   Архаров хмыкнул.
   – Ну, кому не лень - валяйте! - приказал он. - Да только подвал велик - запасов ваших не хватит.
   – Закапывают в углу или у стенки, ваша милость, глядишь, и хватит, - рассудительно возразил Тимофей.
   Он медленно пошел вдоль кирпичной стены - и вдруг резко шлепнул по ней ладонью на высоте собственного носа. На пол рухнула оглушенная ударом крыса. Тимофей наподдал носком сапога - крыса улетела в дальний угол.
   – Ну ни хрена себе! - восхитился Федька.
   – А ты не знал, что они по стенке вверх взбегают? - спросил Тимофей. - Клашка, ну-ка, сюда посвети…
   Клашка поднес фонарь к указанному месту.
   – Здесь, что ли, пробовать? - полюбопытствовал неуемный Федька.
   – Погоди…
   Архаровцы разбрелись по подвалу, время от времени делая пресмешные замечания о способе Тимофея. Архаров остался с Устином.
   Сильно ему не нравился весь этот розыск. Трудно, что ли, было злоумышленникам дотащить труп до прудов? Спускать по узкой лестнице было легче и скорее, что ли? И ладно бы труп в состоянии кровавой каши, как бывает, когда в живот попадет пушечное ядро. К такому не всякий прикоснется…
   Или же горемыку порешили тут же, в подвале. Что-то, видать, исполнил этот чумазый мужик, и, чтобы не проболтался, на месте и порешили. Парнишки же его за бочатами не заметили. Закапывал он яму, что ли? Вот ведь лопаты со свежей землей… А второго землекопа куда подевали?
   С самого начала эта охота на кавалера де Берни была какой-то подозрительной.
   Устин стоял над мертвым телом, опустив голову, и тихонько читал что-то совсем заупокойное.
   – Сюда! - позвал Тимофей. - Ну, у кого накопилось?
   Архаров недовольно хмыкнул. Ему уже не терпелось оказаться в палатах Рязанского подворья, куда привезли арестованного француза. Вопросы к господину де Берни в голове кишмя кишели. А затем следовало докопаться, чье такое тело. На Москве прорва пришлого народа - но может и повезти. Если это тело как-то увязано с французскими шулерами, то может образоваться ниточка, дергая за которую, вытянешь из де Берни кое-что любопытное.
   Для чего оставлять труп в подвале - да, если вдуматься, на видном месте? Стоило сдвинуть бочонок - а он и тут?…
   Тут было два объяснения. Первое - убийство совершилось в подвале в светлое время суток, и убийца должен был спешно удирать, пока его не прихватили на горячем. Второе… второе - диковинное: убийцей был подросток или же баба… кому не под силу тяжести таскать…
   Кабы удавили - так проще. Удавить человека, захлестнув ему горло веревкой сзади, несложно, с этим справится и Никишка. Тем более, коли спускаться с тем человеком по лестнице и идти сразу на ним. Вот ведь и лежит тело в двух шагах от лестницы.
   А что делали эти люди в подвале? И для чего бы одному убивать другого?
   Вдруг явилось третье объяснение - шулера и господин де Берни, устроившие тут место для свиданий, сами по себе, а убитый мужик - сам по себе, и на тот свет его отправил кто-то вовсе посторонний…
   Из дальнего угла послышался хохот - там опробовали Тимофеев способ, и безрезультатно.
   – Там я за пивом сбегаю! - завопил Федька. - Братцы-товарищи, я знаю, где хорошее наливают!
   – И не уйдем из подвала, покуда весь его не зальем! - поддержал Клашка Иванов.
   Архаров невольно рассмеялся.
   Не будучи светским кавалером, он любил простые шутки - а эта как раз была проще некуда.
   Вдруг странная мысль его посетила…
   – Федя, иди сюда. Найдешь там наверху ведро, стяни где-нибудь у колодца…
   Колодцев в Москве было множество - даром, что с плохой водой, а для умывания, для стирки, для скотины хорошая, развозная, и не надобна. Непременно где-то поблизости на чьем-то небогатом дворишке осталось ведро на видном месте.
   – И за пивом? - изумленно спросил подбежавший Федька.
   – Какое вам пиво среди ночи? Нет, за водой. Ухо режь, руда не канет, а что-то тут прикопано.
   Эти принятые у шуров и мазуриков слова лучше всякой божбы подтверждали архаровское мнение, потому Федька быстро поклонился и поскакал через две ступеньки наверх. Поскользнулся, припал на колено, вскочил и исчез…
   Явился он, ровно вдвое перевыполнив приказание Архарова - притащил два полных ведра. Пока он бегал по воду, Устин, Тимофей, Ушаков и Клашка перетаскали бочата на середину подвала, высвободив все его стенки. Нашли нишу, в нише - низенькую дверцу, в последний раз открывавшуюся еще, поди, при поляках. Дверь утонула в утоптанной земле, и отворить ее можно было разве что хорошим зарядом пороха.
   – Ну, благословясь… - негромко приказал Архаров.
   Он оказался прав - как раз там, где громоздились бочата, земля впитала воду. Осталось лишь взяться за лопаты.
   На глубине менее аршина обнаружился большой рогожный куль, еще не успевший протухнуть и расползтись. Его вытянули с руганью - он был довольно тяжел, хотя по очертаниям никак не походил на человеческое тело. Сие обнадеживало - золото легким не бывает.
   И верно - в этом куле, завернутые в тряпки, лежали разнообразные столовые предметы. Архарову развернули самый большой - и блики засветились на изумительно отполированных боках большой супницы, весом не менее десяти фунтов.
   – И ручки красные, прелестно… - пробормотал он, присев в любимую свою позу и гладя пальцем безупречную яшму. - Тоже ведь художество…
   Это точно был ворованный сервиз мадам Дюбарри. Или же - блистательная подделка.
   Архаровцы ждали, что он еще скажет. А он молчал.
   Сервиз мадам Дюбарри так легко дался в руки, словно сам за Архаровым гнался, забежал вперед и неловко спрятался в подвале.
   – Ваша милость, куль не выдержит, дозвольте, я мешки раздобуду, - сказал Тимофей.
   – А ты хочешь это отсюда забрать?
   – А как же?
   – А никак… Ну-ка, все разворачивайте!
   Непременно должен был явиться некий подвох!
   Архаров присел на корточки, разглядывая тарелки, чашки, столовые приборы. Устин стоял над ним с фонарем наподобие бронзового канделябра.
   – Федя, Тимофей, ну-ка, разложите мне все это добро по ранжиру - большие тарелки отдельно, малые отдельно, блюда - отдельно!
   Несколько минут спустя стало понятно - сервиз присутствовал в рогожном куле не полностью, по меньшей мере половины недоставало. Архаров исходил из того, что больших тарелок насчитали восемь, малых - две, ложек - одиннадцать, малых ложек - десять, супниц, скорее всего, полагалась сервизу две, был кофейник - не было сахарницы и сливочника, хотя бы одного. И солонки не сыскалось.
   Можно было предположить, что в результате каких-то сложных расчетов между французскими и российскими шурами сервиз был поделен на несколько доль, но ведь шуры не болваны - понимают, что целиком он стоит гораздо больше, чем ежели продавать по частям. С другой стороны, Архаров сразу знал - на такую дорогую вещь покупателей мало, и все они - при дворе. А раскидать его по одной тарелке - оно вроде и надежнее.
   Итак, он, как трещала чета Матюшкиных, в Москве и найден обер-полицмейстером.
   И что же дальше?
   Архаров уже не раз думал о судьбе этого сервиза. Есть в Москве люди, кому он по карману, но сейчас у всех деньги со свистом вылетают из кошельков на всевозможные увеселения. Одна придворная карточная игра в великие тысячи игрокам обходится…
   Начать с того, что сервиз могут предложить господину Потемкину, который приобретет его для подарка государыне. Тем более, что повод имеется - празднование Кючук-Кайнарджийского мира. Но с тем же успехом его могли бы предложить и самой государыне - это был бы знатный подарок новому фавориту, который уже не просто фаворит. Третье лицо - наследник цесаревич. Матушка его не балует, но Москва к нему благосклонна - и государыня могла бы по просьбе сына дать ему денег на дорогую игрушку, хотя в день своего рождения, 21 апреля, она подарила на радостях господину Потемкину пятьдесят тысяч рублей, Павлу же - недорогие часы… Ну так и замолила бы грех…
   Еще года полтора назад сервиз мог приобрести кто-то из братьев Орловых. Но сейчас они не в чести. Вот разве что Алехан… так Алехан далеко, и когда будет с эскадрой обратно - одному Господу ведомо…
   В ближайшее время, впрочем, никто никому ничего дарить не станет. Все награды ждут своего часа - 10 июля, празднуя годовщину Кючук-Кайнарджийского мира, государыня всем своим сотрудникам торжестенно раздаст чины, деревни, сервизы, шпаги с драгоценными эфесами, перстни с алмазами и прочее, и прочее…
   Есть еще время, дабы предложить ей сервиз мадам Дюбарри.
   Но - весь, целиком…
   Коли сейчас забрать часть сервиза, то замысел скандала будет опрокинут. Однако есть в этом деле какие-то диковинные мелкие неувязки, их накопилось уж довольно, и каждая сама по себе, поди, гроша ломаного не стоит, а вместе они создают некое общее ощущение…
   Архаров вспомнил давний спор между молодыми гвардейцами о куче. Он очень заинтересовался предметом спора и даже велел тогдашнему денщику своему Фомке принести с конюшни миску овса. Высыпав горсти две на стол, он добрых полчаса двигал зерна пальцем, пытаясь уловить тот миг, когда пропадает понятие «количество зерен», но возникает понятие «куча».
   Неизвестно, сколько накопилось тех неувязок, но сейчас они явственно сложились в кучу.
   – Ну-ка, орлы, заверните все опять в рогожу и закопайте, - распорядился, выпрямляясь, Архаров.
   Орлы переглянулись - приказание было неожиданным.
   – Федя, Канзафаров, полезайте туда, - Архаров показал на пролом, - схоронитесь. Ждите до утра. Сдается мне, чего-то вы тут дождетесь. Иванов… Иванов, какого черта ты здесь, а не при лошадях?!
   – Ваша милость…
   – Пошел наверх! Веди лошадей прямо к крыльцу, да ругайся погромче. Тимоша, иди первым, пальни по кустам разок - как если бы там кого приметил.
   Тимофей кивнул и направился к каменной лестнице.
   Устин с Ушаковым сгребли тарелки и супницу в рогожу, осторожно погрузили ее обратно в яму, пока закидывали землей - раздался выстрел.
   – Утоптать, все сделать, как было, бочата сверху нагромоздить, - велел Архаров. - Федя, слушай меня. Может статься, нам повезет наконец - те, кто эту кашу заварил, решал, что мы все отсюда убрались, и вновь здесь сойдутся. Ничего не затевать! Слушать, глядеть, запоминать, пойти следом. Я вас тут надолго не оставлю - пришлю подмогу. Да и Тимофей с ребятами тут поблизости будут. Знак - мяв кошачий. Петров, Ушаков, пошли отсюда…
   И, поднимаясь по лестнице, обер-полицмейстер вдруг заорал благим матом:
   – Да что за блядство такое! В нижний подвал к Шварцу всех отправлю! Кто додумался, будто тут шуры слам прячут? Днем, что ли, поглядеть не могли?! К монаху на хрен таких полицейских! Кого вы тут увидеть чаяли, хрен вам промеж глаз?!
   И пока поднимался по лестнице, пока ему подводили коня, обер-полицмейстер крыл архаровцев весьма разнообразными сочетаниями общеизвестных слов. Речь его сводилась к тому, что его напрасно вызвали туда, где ничего нет, не было и никогда не будет, окромя рухнувших на голову кирпичных сводов.
   Наконец Архаров с Клашкой поехали в сторону Никитских ворот, а Тимофей, Устин и Сергей Ушаков разбежались, перекликаясь и создавая видимость большого количества народа.
   – Ну-ка, Иванов, скачи в контору, - порядочно отъехав от Гранатного переулка, вдруг сказал Архаров. - Вели Гришке запрячь телегу. Кто там дневальные - пусть вместе с ним на телегу сядут и едут сюда. Надобно поскорее мертвое тело забрать к нам в мертвецкую…
   В чем причина спешки - Клашка не понял. Архаров и сам не сумел бы объяснить ее вразумительно. А только ему казалось, что с телом - неладно, и чем скорее оно окажется в мертвецкой и будет отмыто от сажи - тем лучше.
   Клашка ускакал. Архаров так и остался, не давая коню никаких приказов, не посылая вперед, но и не удерживая на месте. Почтенный спокойный мерин встал, опустив голову, и замер без движения, а обер-полицмейстер на нем также не шевелился, и оба представляли собой образец для конной статуи.
   Архарову виден был храм Феодора Студита, виден был и дом близ храма, где во втором жилье горели два угловых окошка. Возможно, это была спаленка Варюты Суворовой; возможно, сам Александр Васильевич только что вернулся и, никому не дав о том знать, поспешил домой, к жене; возможно, они были там вдвоем… Он заслужил это право - примчаться к женщине, которая готовится родить ему ребенка, и Архарову стало грустновато от мысли, что сам он разве что в Пречистенский дворец спешит или к Волконскому на Возвиженку.
   Такое томное настроение неминуемо должно было навести на мысли о Вареньке Пуховой, но тут со стороны Гранатного переулка раздались выстрелы.
   Архаров даже обрадовался - сейчас загадочные обстоятельства могли наконец проясниться! Шпор он на башмаках, понятное дело, не носил, потому ударил мерина каблуками в бока и с немалым трудом поднял его с ленивой рысцы в галоп.
   Ловушка сработала, кто-то в нее, кажется, попался!
   Когда он при выходе из подвала устроил шум, велел Тимофею стрелять по бурьяну, сам орал, как умалишенный, то цель он имел одну: отвлечь внимание тех, кто, несомненно, наблюдал за архаровцами, от арифметики. Эти супостаты, что прятались во мраке, скорее всего, наблюдали в какую-то дырку за поисками и выкапыванием сервиза. Странное шумное поведение обер-полицмейстера и опасность должны были отвлечь их от простейшего подсчета: в подвале было семь человек, наружу вышли пятеро…
   Мерин был бестолков - как сперва с трудом понял, что от него хотят галопа, так потом - что нужно остановиться. Архаров соскочил с него уже у самого крыльца, сильно удивившись, что чертова скотина не прошибла башкой закопченную стенку. То-то было бы грохота!