Архаров решил подождать еще день - у него набралась такая куча людей и событий, что в любой миг могла явиться мелочишка, позволяющая свести все в стройное сооружение и начать действовать.
   Забот у него и помимо сервизных было превеликое множество. Назавтра праздник - надобно обеспечить явку всех десятских, охрану всех мест, где будет государыня, да и самому привести себя в божеский вид - с утра ожидается большой прием с участием всех посланников, раздача наград героям и просто близким к государыне людям, представление ко двору боевых офицеров и молодежи из хороших семей… и сам же он собирался представить Петра Лопухина… тот, поди, извертелся перед зеркалом в новом мундире… то-то завтра все трое, Архаров, Левушка и Лопухин, загоняют бедного Никодимку!…
   Да и кроме праздника…
   Он вспомнил важное, велел позвать Степана Канзафарова и нещадно изругал его за досадный промах - Степан, обыскивая некий дом, не обратил внимания на жалкую скрюченную бабку, ковылявшую через двор, бабкой же перерядился низкорослый, но весьма крепкий и шустрый шур Севроха, и про то рассказал хозяин шуровского притона Рымовой, правда, уже в нижнем подвале у Шварца.
   Степан даже не пытался оправдаться - все сам превосходно понимал. И стоял, ожидая по меньшей мере оплеухи, но его спасло чудо.
   – К вашей милости от его сиятельства, - сказал, заглянув, Клашка Иванов.
   Уже знакомый Архарову лакей привез записку.
   Записка была неприятная - скончался отставной сенатор Захаров. То бишь, сразу после праздника предстояло ехать на похороны. А Архаров-то надеялся, что, спихнув с плеч торжества в Кремле и на Ходынском лугу, хоть дня два отдохнет от светской жизни.
   Захарова было от души жаль. А к жалости примешалась легкая зависть - старику по-своему повезло. До последнего он оставался галантным кавалером, жил весело, имел молодую любовницу, был в любой гостиной желанным гостем и собеседником. И умирал, коли вдуматься, недолго - вон иные по три года из постели не вылезают…
   – Царствие небесное, - пробормотал Архаров. - Экипаж подавайте.
   Следовало съездить на Ходынский луг, самолично убедиться, что там не случилось никаких бед, что полицейские драгуны объезжают его, что к завтрашнему утру все будет готово. С собой Архаров взял секретаря Сашу, Федьку, Клавароша и Устина - всех троих как бы в некоторое вознаграждение за труды, Устина же он хотел поощрить особо - если бы не дотошность бывшего дьячка, Скес, поди, так бы и помер в том погребе. Потому взял к себе в экипаж и даже спрашивал о его небесном покровителе, святом мученике Иустине Философе, подвизавшемся в Римской империи. Устин пожаловался, что покровитель-то славные проповеди читал, проповедуя истинность и спасительность христианства, а ему вот дара убеждения свыше не дадено - вон Скесу ничего растолковать не удается…
   – Однако ж стараешься, - утешил его Архаров, а когда узнал, что святой Иустин крестился в возрасте тридцати лет, совсем успокоился - дьячку-полицейскому тридцати еще не было, так что теория о связи имени и судьбы еще могла блистательно оправдаться.
   Обер-полицмейстерский экипаж выехал на Тверскую, где при выезде из города уже стояли триумфальные ворота сорока восьми аршин в высоту, увенчанные статуей Славы, снабженные разнообразными колоннами и походившие на храм. Кони разогнались, взяли хорошую резвость, и вот уже показались ладные избы ямской слободы, где жили мастера конной гоньбы, те, что готовы в зимнюю пору довезти москвича в Санкт-Петербург хоть за сутки, но добавляя при этом: «Тело довезу, а за душу не ручаюсь!»
   От слободы уже видны были высокие мачты стоящих на «Танаисе», сиречь Дону, на «Борисфене», сиречь Днепре, и на «Черном море» вокруг насыпанного из песка полуострова «Крым» кораблей - едва ли не в натуральную величину. География была более или менее соблюдена, и Архаров въехал на «театр военных действий» по «Борисфену», миновал здание театра, именуемое «Кинбурн», и оказался в удивительном мире, который все татарские народы, обитавшие в Крыму и окрестностях, - крымские, буджатские и кубанские, а также едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы, за свой бы вовеки не признали. Храмы с высокими колоннадами и ростральные колонны на римский манер, крепости с бастионами и равелинами и дворцы с высокими башнями, над которыми уже развевались флаги, суда при полном своем парусном убранстве, и многие носили славные имена: корабли «Европа», «Три святителя», «Победоносец», «Чесма», «Ростислав», «Победа», фрегаты «Не тронь меня», «Северный орел», «Григорий»…
   По их мачтам лазали люди, натягивали парусинные полотнища. Белейшая парусина, принимая ветер, тут же надувалась, и казалось, что корабли в этом многоярусном уборе вот-вот двинутся с места и поплывут по мнимому морю.
   Луг был порядочно вытоптан, да еще навалили на него кучи песка, но ког-где остались островки зеленой травы, и странно торчали из пастушьей сумки, белых кашек, мелкого поповника и одуванчиков раскрашенные деревянные стены в турецком вкусе. Дальний край луга был занят декорациями - фальшивыми мельницами, деревьями, домами, все это, по замыслу архитекторов, было иллюминировано, и справа, где, коли верить географии, должен был быть Дунай, уже трудились фейерверкеры, готовя к завтрашней ночи свою огненную потеху.
   Архаровская карета остановилась напротив крепости «Керчь», которая была крепостью лишь снаружи, а внутри - бальной залой. Одновременно к ней подъехали верхом архитекторы Баженов и Казаков.
   Обер-полицмейстер осведомился, всего ли довольно, успевают ли за ночь завершить дивное сооружение, не было ли каких неприятностей, драк, воровства. Услышал, что драки случались - от поспешности и всеобщего волнения, что к полудню Ходынский луг будет совершенно готов к приему высокопоставленных гостей и простого люда (тут Баженов показал рукой, где именно будут раздавать обывателям угощение - нарезать целиком зажаренных быков, разливать ковшами пиво и вино, там уже стояли огромные деревянные пирамиды с полками для жаркого и возвышались посреди огромных чаш фонтаны для вина).
   – Экое вы тут устроили турецкое царство, - сказал Архаров. - Надобно будет караулить, как бы не подожгли ненароком.
   – Не столь турецкое, сколь мавританское, - поправил Матвей Казаков. - Государыне должно понравиться, она диковинки любит. И рисунки изволила одобрять.
   – Его затеи, - пояснил Баженов. - Я уж ему все эти султанские прелести на откуп отдал! Вот с кораблями беда…
   – А что такое?
   – Мы с Матвеем люди сухопутные, не додумали - укрепили их на кольях, как обычные павильоны. А начали паруса поднимать - тут и оказалось, что флотилия наша при первом ветре перевернется. Вот, извольте, - в последнюю минуту поднимаем, а суда укреплять пришлось. И то боязно - не было бы дождя. Как подует покрепче - так одному Богу ведомо, что с ними станется.
   – А там что? - Архаров показал на огромное колесо, которого еще несколько дней назад не было. Оно бы смахивало на колесо водяной мельницы, кабы не полдюжины люлек, которые как раз собирали из досок плотники.
   – Это не по нашей части, - отвечал Баженов, - это для простонародья.
   – Перекидные качели, ваша милость, - объяснил Казаков. - Без них какой же праздник?
   Убедившись, что на Ходынском лугу вовсю идет работа, Архаров велел сыскать майора Сидорова, который непременно должен был обретаться поблизости со своими драгунами. Сидоров доложил, что единственный повод для легкого беспокойства - те норовящие заблаговременно пробраться на луг людишки, которым назначено быть на празднике для увеселения публики, все эти немцы с куклами на веревочках, владельцы ученых собак, обезьян и лошадей, всевозможные штукари, глотающие ножи, горящую паклю и иные несъедобные предметы, извергающие изо рта пламя, наиболее же обременяют канатные плясуны, которым непременно надобно теперь же опробовать нарочно для них установленные вышки. Втолковать им что-то оказалось затруднительно - канатоходцев привезли чуть ли не из Бухары.
   Велев всех до поры гнять в шею, Архаров приказал вести себя домой.
   Он хотел приготовиться к завтрашнему дню. Опять же, его ждали к ужину поручик Тучков и капитан-поручик Лопухин.
   Экипаж неторопливо проехал по Пречистенке, и Архаров уже видел окна своего особняка, когда стоящий на запятках вместе с лакеем Иваном Федька вдруг застучал кулаком по задней стенке кареты. Сенька понял - что-то архаровец увидел важное, и натянул вожжи. Карета встала, Архаров выглянул в окошко и увидел, что Федька подбегает к некому человеку, имеющему, несмотря на жару, черную епанчу на плечах и треуголку, надвинутую на брови.
   После кратких переговоров с незнакомцем Федька подбежал к дверце кареты и распахнул ее.
   – Ваша милость, там Костемаров!
   – Вели ему идти в дом.
   – Не пойдет, боится. Ваша милость, сказывает - важные сведения принес!
   – Ну, хрен с ним… - Архаров вылез из экипажа. - Сенька, заезжай с заднего двора!
   В то время, как карета сворачивала в переулок, туда же подъехали два всадника - Тучков и Лопухин. Они тоже решили не разводить церемоний и войти в особняк с заднего крыльца - так оно и удобнее, чтобы лошадей сразу, поводив несколько, ставить в конюшню.
   Левушка помахал приятелю рукой и, пропустив карету, въехал в переулок, Лопухин - за ним. Архаров же неторопливо пошел к Демке.
   Тот действительно боялся - по роже было видно, и ежился под своей епанчой и треуголкой, один острый нос торчал.
   – Ну, докладывай, - сказал, подойдя, Архаров, как если бы ничего не случилось.
   – При мне про золотой сервиз толковали, ваша милость, - отвечал Демка, не вдаваясь в объяснения, кто и почему толковал. Архарову и так должно было быть ясно, что полицейский Костемаров вернулся к прежним своим товарищам, ибо иных ремесел не знал - либо ремесло архаровца, либо ремесло шура.
   – И что сервиз?
   – Ваша милость, его сюда для особой надобности привезли, - Демка, отвечая глядел в землю. - Есть на него покупатель, да только, сами знаете, сервиз-то краденый. И тот покупатель лишь недавно в Москве объявился. И он знает, что сервиз краденый, да только ему уж больно надобен. И этой ночью ему этот слам передадут.
   – Что ты врешь? Сервиз-то неполный, - возразил Архаров. - Как же его могут передать?
   – Знаю, ваша милость, что неполный, да только так при мне толковали - этой ночью-де весь передадут на Ходынском лугу.
   – Где?!
   Трудно было, на первый взгляд, найти менее подходящее место для таких действий. Полно народу, шум и гам, да еще вокруг разъезжают полицейские драгуны. А коли вдуматься - то там и слона можно спрятать во всех деревянных крепостях и прочих причудливых строениях.
   – Вранье, Костемаров. Ведь по меньшей мере третья часть сервиза в подвале зарыта, коли помнишь, под Гранатным двором.
   – Стало быть, откопали.
   – Не могли откопать. За подвалом следят.
   – Да я сам бы оттуда тот сервиз запросто вынес, ваша милость… Коли шуры сговорятся, они и не то еще выкрадут.
   Архаров вспомнил о четырех ложечках и о сухарнице. Можно ли считать полным сервиз без четырех ложек и сухарницы? А что, коли их было две или даже три?
   – Стало быть, пришел предупредить? Что еще скажешь?
   – Там, на Ходынке, судно построено, называется «Чесма», так внизу, под палубой, все будет - сервиз отдадут, деньги получат, - быстро сказал Демка. - И то судно охраняют. Как стемнеет, там Грызик будет ходить, коли что - знак подаст, в других судах еще люди спрятаны… Вы, ваша милость, Грызика знаете… А как во Всехсвятском храме колокола зазвонят, так в той «Чесме» все и сойдутся. Вот, доложил все, как есть. Прощайте, ваша милость.
   – Постой, Костемаров, - сказал обер-полицмейстер. - Я почти убежден, что не ты ночью гонялся за Тимофеевой елтоной. И что ее мог заколоть иной человек, имеющий подобный нож…
   – Ваша милость, мне оправдываться нечем, - отвечал Демка. - Так все сошлось, что улики - против меня, а за меня - один только Господь Бог! Я ту кубасью не укоцал и Скитайле про рыжевье не разлемзал. И ножа я не брал! Как я могу вам служить, когда мне веры нет?
   Архаров наслушался от шуров и мазов таких речей - со слезой и отчаянным надрывом в голосе. Однако Демка был взволнован неподдельно.
   – Возвращайся, Костемаров.
   – Когда откровется моя невиновность - тогда вернусь. Прощайте, ваша милость.
   Демка отступил несколько шагов, повернулся и побежал.
   – Стой! - раздалось за архаровской спиной. Это вопил Федька.
   Рядом с Федькой стоял Клаварош, необычайно хмурый.
   Когда Архаров повернулся, чтобы посмотреть, куда девался Демка, того уже не было.
   – Ладно, молодцы, пошли в дом, - приказал Архаров, которому было сейчас не до полицейских. Он повторял беззвучно Демкины слова: «Чесма», Грызик, колокольный звон…
   Душа дала о себе знать! Встрепенулась и забила беспорядочно крыльями, как свалившаяся с ветки птица. Архаров быстрым шагом направился к калитке. Ему необходим был Левушка.
   Левушка подтвердил бы его решение - немедленно собираться, одеваться попроще, вызывать подчиненных, заряжать пистолеты, ехать на Ходынский луг, да не в громоздком экипаже, а верхом.
   Архаров обогнул клумбу посреди курдоннера и взбежал на крыльцо. Тут он услышал стук копыт.
   Два всадника, вылетев из переулка, проскакали по пречистенке и резко свернули вправо.
   – Вот черти! - воскликнул Архаров, признав в них Федьку и Клавароша.
   Полицейские, не спросив позволения, успели добежать до его заднего двора и взять еще не расседланных лошадей Левушки и Лопухина. Стало быть, они очень скоро догонят Демку… но нужно ли это?
   Даже коли он сказал не все, что знал, переменится ли архаровское решение?
   Вслед за Архаровым поспешал Устин.
   – Лови извозчика, - сказал ему обер-полицмейстер, - вези сюда всех, кого найдешь в конторе. Пошел!
   – Так никого же нет… ваша милость…
   – Пошел!
   Архаров ворвался в собственное жилище с криком: требовал, чтобы ему немедленно доставили поручика Тучкова.
   Никодимка сунулся было с известием, что банька истоплена, но едва увернулся - а мог бы и крепко по уху схлопотать. Архарову было уже безразлично, что завтра надо быть в наилучшем виде на торжественном приеме у государыни в честь годовщины Кючук-Кайнарджийского мира. Ему указали цель, которую он все лето преследовал, и он должен был понять, что означает эта торговля сервизом, часть коего все еще лежит закопанной под Гранатным двором… или уж нет?…
   Левушка в расстегнутой рубахе сбежал вниз по широкой лестнице. За ним неторопливо шел Лопухин.
   – Что стряслось, Николаша?
   Архаров поглядел на окно - небо было еще светлым, но уже вечерним.
   – Помнишь, я тебе про сервиз сказывал? Так вот - сие чертово художество опять объявилось!
   Узнав, что сейчас архаровцы едут на Ходынский луг искать загадочного продавца и не менее загадочного покупателя, Левушка пришел в восторг. Его даже то не охладило, что Федька с Клаварошем угнали хороших коней. Он предвидел новое приключение - и, поскольку привык в таких делах полагаться на Архарова, тут же поскакал по лестнице наверх - за камзолом, шпагой и пистолетами.
   Лопухин же остался с обер-полицмейстером внизу.
   – Насколько я понял, ты, сударь, самолично хочешь изловить злоумышленников?
   – Да.
   – А для чего? Коли можно послать людей?
   Архаров глядел в лицо преображенца и видел ясно, что сей кавалер ни черта не понимает. Мазурики водили за нос Архарова - и он своими руками должен их изловить. Не поручает же кот котятам поймать зловредную крысу. Сперва скогтит, придушит, а потом отдаст поиграть…
   – Откуда сие стало известно? - продолжал допытываться Лопухин.
   – Говорю же тебе - приходил наш… наш осведомитель.
   Только и недоставало Архарову излагать сейчас во всех подробностях, кто такой Демка Костемаров.
   – Архаров, тебе решительно незачем самому ехать туда. Ты командир, у тебя довольно полицейских, - преспокойно объявил Лопухин. - Этак ты, пожалуй, сам пойдешь в торговые ряды ловить воров.
   Обер-полицмейстер сперва даже не понял, о ком речь. В рядах орудуют шуры… как-то Демка нарочно водил его, показывал работу опытного шура…
   Объяснить блестящему гвардейцу, что такое обер-полицмейстерская должность, Архаров был не в состоянии. Он знал одно - если сам не поедет на Ходынский луг и не схватит мазуриков за шиворот, ему более в жизни не будет покоя. Именно сам - как сам первым пошел на штурм ховринского особняка, и как первым вломился в шулерский притон, и как вылез из продранной расписной холстины на сцену Оперного дома, чтобы прекратить безобразие…
   Странно было, что этот тонкий, образованный, с прекрасными манерами юноша рассуждает теперь почище князя Волконского - да и князь не стал бы удерживать, он все же боевой офицер и понимает, что на приступ нельзя посылать - на приступ надобно вести.
   Как тогда, чумной осенью.
   – А надо будет - и в торговые ряды с веревкой пойду, - отвечал Архаров. - Кой час било? Девятый, что ли? Никодимка, сбегай скажи Сеньке - пусть мне Фетиду седлает. В десять выезжаем.
 
* * *
 
   Федька и Клаварош не сговаривались угнать коней - оно само как-то так получилось. Переглянулись, побежали, оказались во дворе - а выехали оттуда уже верхом. Конюшонку Павлушке и в ум бы не взошло, что архаровцы берут лошадей без разрешения обер-полицмейстера.
   Они полагали, что настичь Демку будет легко - уговорить его вернуться, разумеется, будет потруднее. Но иного способа помочь ему ни Федька, ни Клаварош не видели.
   Оба знали - Демка ненадежен. И оба понимали - тем более он должен находиться там, где его натура причинит ему поменее вреда.
   Было и другое. Федька трудился в чумную пору на одной фуре с Демкой, так что считал его чем-то вроде непутевого родственника. А Клаварош прекрасно помнил, как Федька с Демкой прибежали ему помочь, когда Архаров оставил его в засаде - ждать убийцу митрополита Амвросия.
   Но все, что им удалось, - это увидеть бричку, на которой уехал Демка.
   – Гляди ты, ждали его за углом, - сказал Федька.
   – Это не извозчик, - отвечал Клаварош.
   Тут они вдругорядь переглянулись.
   Обоим стало ясно, что Демкино явление на Пречистенке имеет какую-то странную подоплеку. С одной стороны, коли он просто не хотел, чтобы архаровцы его догнали, мог оставить за углом извозчика. А с другой - странно все это было, и то, с какой резвостью удалялась бричка, их тоже несколько смутило. В запряжке была сильная лошадь - не извозчичья кляча.
   – Поедем следом, - решил Клаварош. - Надобно разобраться.
   Всадники были глазасты - и отстав на полверсты, прекрасно видели задок брички. Они пустили коней рысью и, почти не переговариваясь, преследовали бричку, сохраняя все то же расстояние.
   Таким образом они оказались в Замоскворечье.
   – Вон он где угнездился! - воскликнул Федька, увидев, как отворяются высокие крытые ворота, за которыми непременно должно быть богатое жилье. - С кем же он, сукин сын, успел связаться?
   – Слышал, что Скес сказывал? Каин вернулся.
   – Да уж слыхивал…
   Федька задумался. Конечно же, Каин не хуже Архарова знал, кто служит в полицейской конторе. Демка был наиболее уязвим - с его-то обидчивостью и склонностью непременно показать свой отчаянный норов. Федька вспомнил их зимнюю драку, но вспомнил также, что Демка отходчив - именно он спас Клавароша, который мог остаться незамеченным и помереть в сугробе на Виноградном острове. Сейчас вся надежда была именно на это.
   Тем более, что оба, и Клаварош, и Федька, были не в мундирах, а в простых кафтанах, да еще не первой свежести.
   – Мусью, держи-ка! - Федька, спешившись, передал Клаварошу поводья. - Пойду-ка гляду.
   – Осторожность.
   – Ага…
   Проводив взглядом Федьку, Клаварош полез в седельные ольстры, в одной нашел пистолет, в другой… бутылку бордо. Усмехнулся, но вскрывать не стал. Пистолет же положил на конскую шею и приготовился к неприятностям.
   Федька постучал в калитку. Ему грубо ответили, чтоб проваливал.
   – Мас Котюрка искомает, - отвечал Федька. И с ужасом ощутил, как фальшиво прозвучали слова.
   Архаровцы нередко беседовали меж собой на байковском наречии. Это бывало по двум причинам - либо для баловства, либо от злости. Архаров такой речью тоже не брезговал. Но всегда в употреблении байковских словечек была у них особая манера произношения, чрезмерно заносчивая или же чрезмерно глумливая. Сейчас Федька обнаружил, что, зная немало слов, говорить на этом языке он по-настоящему не умеет.
   – На что те Котюрко?
   – Отцепляй скрипоты! - заорал Федька. - Не то и от Котюрка, и от маса будет по космыре!
   Он знал, что мазы и шуры принимаются вдруг орать, но орут до определенного мига, а потом так же шустро угомоняются.
   – Скарай, лохи усеньжат!
   Из чего Федька сделал вывод: соседи не знают, что в этом доме поселилась весьма сомнительная публика.
   Калитка открылась, и тут выяснилось, что ворота охраняли трое здоровых мужиков. Один из них Федьке особо не понравился - был одноглаз и неслыханно вонюч.
   – Стой тут, пойду скажу хозяйке, - заявил старший из привратников.
   Несколько минут спустя на крыльцо вышла девка - одетая по-господски, не красавица, но тонкая в талии, пышноволосая, быстрая в движениях.
   – Чего тебе, молодец? - спросила она.
   – Добрые люди на ваш хаз навели, - отвечал Федька. - Скитайла-то помер, мне его шуров сыскать надобно, а сам я из Твери.
   – И что ж?
   – А то, что два Скитайлиных человечка влопались, а Котюрко, поди, знает, что да как.
   – А кто навел?
   – Грызик.
   – Когда?
   – Да сегодня с утра я его повстречал, - наудалую брякнул Федька. Это имя поминал Демка - поди, Грызик тут свой человек.
   – Ну, шут с тобой, ступай, - сказала девка. - Да недолго, верши! Пока клевый маз не вернулся.
   Федька знал галантное обхождение.
   – Кабы мне такого карючоночка, - пылко сказал он девке, - вся бы в рыжевье и в сверкальцах ходила.
   – Ступай, ступай!
   Однако кумплиманы от такого красивого молодца, каков был Федька, ей понравились, она даже невольно улыбнулась.
   – Ты, небось, самого клевого маза маруха? - трепетно осведомился Федька.
   – А коли так?
   В горнице никого не было, девка провела архаровца наискосок и указала ему на крутую лестницу.
   – Ступай, я за тобой тут же буду.
   Федька взлетел пташкой.
   Демку он обнаружил в опрятной комнатке наливающим из штофа в стакан зеленоватую жидкость. Это могла быть только водка.
   – Выследили! - с тихой ненавистью сказал Демка. - Убирайся, пока тебя не раскусили.
   – Возвращайся, Демьян Наумыч, - выпалил Федька. - Тебе ж пертовый маз не все сказал! Тимофеевы дети сыскались! Парнишка убийцу видел и опознать способен!
   – Пошел к монаху на хрен.
   Демка стоя решительно выпил полстакана водки, закусил квелым соленым огурцом.
   – И нож нашелся! Я сам его отыскал!
   – Ну и хрен с ним.
   – Возвращайся, говорят тебе.
   – Не могу.
   Тут-то Федька и пожалел, что плохо ему давалась архаровская наука - читать по лицу, врут тебе или правду говорят.
   – Смуряк охловатый! Он же простит тебя! Ты ему важные сведения принес, он простит! - выкрикнул Федька. На это Демка лишь помотал головой.
   – Уходи, Христа ради, - вдруг сказал он очень тихо. - Уходи…
   – Ну и черт с тобой, - объявил тогда Федька. - ты уж не малое дитятко. Да только знай, что мы все тебя ждем, и пертовый маз ждет. За одно то, что ты нас на продажу сервиза навел…
   И тут Демка треснул кулаком по столу. Стакан подскочил, штоф опрокинулся, водка потекла на пол.
   Вошла нарядная девка.
   – Ну, все спросил? Собирайся, молодец, мы тут не всякого гостя привечаем.
   – Все спросил, да не все услышал. Ну, Котюрко?
   И тут свершилось чудо.
   Демка поднял голову, взгляды скрестились. Ненадолго, но Федька успел увидеть беспросветную Демкину тоску. Костемаров и хотел бы вернуться, да что-то ему сильно мешало. Вряд ли он стал бы беспокоиться, что полиция не сумеет его защитить от мазов.
   Щуплый белобрысый Демка попал в беду. Вот что прочитал Федька в его серых, глубоко посаженных глазах - да в такую беду, что чума рядом с ней была конфектом в разноцветной бумажке. В чумное лето, разъезжая в балахоне мортуса, он так не глядел. Теперешние Демкины приятели за несколько дней умудрились скрутить его в бараний рог. И он топил горе в водке.
   Что же он натворил за эти дни? Вроде никого не убил - шуры убивают крайне редко, и мазы, принимая их в компанию, с этим считаются. И ничего особо ценного не украл - в полицейскую контору не приносили «явочной» о дерзком воровстве.
   – Котюрко… - сказал Федька. - Ну, что же ты?…
   И вдруг его осенило.
   – Похряли отсюда, - сказал он. - А ну, девка, пусти!
   Схватив Демку за руку, он потащил его в узкую дверь. Силой Бог Федьку не обидел - а тут еще он ощущал свою правоту: Костемарова нужно было спасать невзирая на его сопротивление.
   Только поэтому он толкнул девку, мало заботясь, куда она упадет.
   Девка оказалась на лестнице и, к некоторому Федькиному удивлению, захлопнула дверь. Тогда только она закричала, призывая каких-то Каркана и Бурмяка. Это Федьке не понравилось, он навалился на дверь и тут только понял, что с той стороны имеется основательный засов. Это ему совершенно не понравилось - для чего Демку держат в комнате, которая закрывается снаружи?
   – Любить тебя на голове и на брюхе, в двенадцать жил и на цыганский манер! - высказался он. - Не горюй, Костемаров, в окошко уйдем. Доброму молодцу и окно - дверь.
   – Будут стрелять, - сказал Демка. - Она масовка догадливая…