Жизнь продолжалась, служба продолжалась, и все вдруг поняли, как следует себя вести: ни словом более не обмолвиться о Каине, как если бы он в Москве не появлялся, а так и сидел по сей день в сибирской каторге. Потом, собравшись у кого-нибудь поздно вечером, и можно будет потолковать о событии, сейчас же следует думать не о том, кто застрелен, а о том, кто жив.
   Архаров прочитал на лицах это безмолвное общее решение. Иначе и быть не могло. Иначе эти люди не были бы его людьми.
   – Ваша милость, что с девкой делать? - спросил, подойдя, Скес, показывая совершенное безразличие к судьбе Каина. - Там ее Захар держит, она божится, что вы ей дозволили уходить.
   – Пошли, - сказал Архаров, и Скес повел его через темный двор к калитке.
   Захар держал девку, вывернув ей руки так, что и не пошевелиться. Узел с вещами стоял у ее ног.
   – Кто такова? - спросил Архаров.
   – Катерина Печатниковых, - отвечала девка, и сразу было ясно - врет. - Не велите ему, ваше сиятельство, добро мое отнимать, сами ж позволили унести.
   – Позволил… Где тело Костемарова?
   – Какого еще Костемарова?
   – Коли ты с Каином жила, должна знать.
   – Да мало ли с кем он якшался? Я-то по другой части ему служила!
   – Тебя мой человек видел, когда к Костемарову на замоскворецкий ваш хаз пробрался.
   Федька рассказал лишь о девке, которая жила в том доме и имела некоторую власть. А желание власти на лице пленницы было написано огромными буквами, как в заглавии печатного указа.
   – Ну, будешь ли говорить?
   – Ничего не знаю, спала я с ним - и все, ваше сиятельство…
   Архаров, не тратя времени, дал девке пощечину. Захар удержал ее от падения.
   – Это тебя еще только приласкали, - сказал Захар, - а вдругорядь зубки полетят.
   – В старый колодец кинули…
   – Умница, - похвалил Архаров. - Давно бы так. Где колодец?
   – За домом… там от навеса тропинка через огород… и направо…
   – За что люблю Москву, так это за постоянство, - задумчиво произнес Архаров. - Как труп - так непременно в колодец. Ну, беги, да чтоб я тебя более на Москве не встречал!
   – Отпустить, что ли? - удивился Захар.
   – Отпускай. Да и узел свой пусть забирает. Грешно Каинову маруху нищей оставлять. Пошла вон!
   Катиш подхватила свое имущество и побежала.
   – Идем, - сказал Архаров Захару. - Нечего здесь время терять. Где там моя Фетида?
 
* * *
 
   – Так вот оно каково, блудное парижское художество, - сказала государыня, обходя стол.
   На столе был выставлен сервиз графини Дюбарри - весь целиком, включая самые малые ложечки. Сияло золото и тусклые блики гуляли по «мясной» красной яшме.
   – Изрядно, - подтвердил фаворит, сопровождавший ее в этом путешествии. - Отродясь такой тонкой работы не видывал. Ну, господин обер-полицмейстер, добыча славная!
   Архаров молча поклонился - он не хотел встревать в беседы с господином Потемкиным.
   После завершения празднеств граф Орлов-Чесменский был приватно принят государыней и рассказал ей приключение с сервизом. Разумеется, она пожелала видеть произведение парижских ювелиров, и граф по такому случаю вызвал в Пречистенский дворец тех участников дела, коих знал сам - полковника Архарова и и поручика Тучкова. Особо замолвил словечко за полицейского служащего Федора Савина. Сам же отговорился то ли нездоровьем, то ли еще чем, и государыня не настаивала - знала, что ему неприятно находиться в обществе фаворита.
   Архаров был в некотором затруднении - после той ночи, когда он расправился с Каином, Левушка от него сбежал и поселился у какой-то тетки. Пришлось просить о содействии капитан-поручика Лопухина, который также чувствовал себя неловко - Тучков наговорил ему каких-то невнятных ужасов, и Лопухин не знал, как же теперь вести себя с хозяином дома. Но он умел ладить со всеми и устроил так, что Архаров и Левушка встретились в приемной государыни.
   Архаров по указанию графа привез с собой Федьку.
   Федька наконец выспался, нога болеть перестала, перед столь важным визитом Архаров погнал его в баню, к тому же, обер-полицмейстер вызвал к себе знакомых купцов и велел спешно осчастливить подчиненного новым мундиром, туфлями, чулками - всем, что положено иметь на себе во время аудиенции. Купцы, сообразив, что Федьку ждет повышение в чине, благоразумно не поскупились и даже положили в карман кошелек с деньгами и табакерку. Утром Никодимка причесал его, загнул букли, напудрил - и вышел такой молодец, что, пока Архаров вел его по кривым и несуразным коридорам Пречистенского дворца, все встречние дамы и девицы заглядывались.
   Левушка поклонился Архарову весьма сдержанно, зато подошел к Федьке и стал развлекать его беседой, в которой Архарову места не нашлось. Когда же они были впущены в кабинет, то держался ближе к фавориту, который тоже был рад его видеть - генерал-адьютант Потемкин уже более года был подполковником гвардии Преображенского полка.
   Государыня и ее любимая подруга, графиня Брюс, пожелали знать подробности дела. Архаров не был великим рассказчиком, зато они умели задавать вопросы и понемногу вытянули из него всю историю - вплоть до перестрелки в Троице-Лыкове.
   Фаворит, зная, что поручик Тучков тоже в сем деле участвовал, вовремя спросил о какой-то мелочи Левушку, а тот и рад стараться - весьма красочно живописал погоню за каретой.
   Этот кундштюк Архаров раскусил - сам он был под покровительством графа Орлова-Чесменского, и фаворит не желал, чтобы государыня была к обер-полицмейстеру благосклонна, потому и выставлял вперед своего подчиненного. Опять же, Левушка хорош собой, на него дамам и посмотреть приятно, а опасности для фаворита не представляет - молодой вертопрах, умеющий ловко драться на шпагах, не более.
   Федька стоял в уголке, ничего с перепугу не понимал в разговорах и смотрел в пол, лишь изредка осмеливаясь взглянуть на ее величество.
   Государыня была очень хороша в платье из коричневого бархата - цвета желудя, отделанном только лентами и газом. Волосы она убрала просто - хотя придворные красавицы с каждым месяцем прибавляли вершок в росте из-за пышных своих причесок, Екатерине эта мода явно пришлась не по вкусу. Брюсша же, наоборот, взбивала волосы, как молоденькая щеголиха, и прическа ее была увенчана небольшими страусиными перьями.
   – Я жду немалых неприятностей от французского посольства, - сказала государыня. - Ты, Николай Петрович, и не знаешь, а за нашим малым двором нужен пригляд… глаз да глаз!
   Вспомнив русское выражение и применив его к месту, государыня улыбнулась.
   Вот как раз это Архаров превосходно знал.
   Именно теперь и знал в подробностях.
   Он отправил Клавароша в Петровское - разбираться с тамошними французами. Как всегда, слуги знали о жизни господ более, чем им полагалось бы. Кроме сведений о танцевальном учителе Клаварош раздобыл всякие занятные подробности из придворной жизни Андрея Разумовского, графского сынка. Причем он никого не выспрашивал - подробности являлись сами, беспечно и непринужденно.
   Разумовский-младший состоял при «малом дворе» - при наследнике-цесаревиче Павле Петровиче и его супруге. В Москве наблюдательные дамы подметили, что он за ней машет. Она же, особа весьма норовистая, с каждым днем все менее ладила со свекровью. Государыня не могла понять, как можно, столько лет прожив в России, не знать ни одного русского слова. А траты невестки приводили ее в скверное настроение. Она уж пыталась как-то воздействовать на бывшую принцессу Вильгельмину, ныне - великую княгиню Наталью Алексеевну, и собственного сына через того же Разумовского, чтобы как-то призвать их к порядку. Даже прямо рекомендовала по одежке протягивать ножки. Но строптивая невестка не поддавалась увещеваниям, делала долги - и кто-то из персонала графа Разумовского, подслушав некую беседу, уже рассказывал, что великая княгиня хочет сделать займ у европейских банкиров при посредничестве французских дипломатов.
   Эта новость и дошла до ушей государыни. На нее-то и был сделан намек, понятный, как полагала царица, одному лишь фавориту.
   Но Архаров сохранил неподвижность физиономии. Лезть в семейные дела государыни он не хотел. Вот коли скжут прямо и попросят содействия - иное дело.
   – Мне скучно понапрасно и без спасибо платить их долги, - добавила государыня. - Если все счесть и с тем, что дала, то более пятисот тысяч в год на них изошло, и все благодарности не получила. Ныне же новые проказы…
   Возможно, она желала вопроса. Но Архаров молчал. Коли понадобятся его услуги - пусть ее величество призовет для приватного разговора, чтобы не торчал рядом бесстыжий фаворит, чтобы не подсовывала свою пышную грудь прямо ему под нос Брюсша, да и поручик Тучков с подчиненным Савиным в таковой беседе ни к чему.
   – Господин Архаров сделал уж довольно, чтобы пресечь новые проказы, - сказал фаворит. - Раскрыл злодейский заговор, оказал немалую услугу графу… к радости вашего величества…
   – И я высоко ценю сию услугу, - мягко ответила государыня. - К сожалению, граф при последней встрече нашей просился в отставку. Желает жить в Москве на покое.
   Архаров слушал весьма внимательно. О том, что фаворит ревнив и государыне приходится то и дело его ревность усмирять, обер-полицмейстер знал. Все, что было связано с предыдущими фаворитами, казалось господину Потемкину невыносимым. Однако Алехан Орлов никогда, помнится, при постельных услугах не состоял, это ему за братца досталось…
   И Архаров представил себе, что рядом с государыней - не сей могучий господин, коего даже красавцем не назовешь, а умница Алехан, ростом - не ниже, станом - стройнее, норовом - попрочнее, и предан безмерно… чего бы ей не снизойти к Алехану? Разве не хорош собой? Не любимец дам? Не доказал своей верности делом? Не взял на себя дважды ответственность за малоприятную историю - лишь бы ей, государыне, от того была польза? Этот же - еще неведомо, как себя в трудный час окажет?
   Левушка покосился на обер-полицмейстера - не понимал этого молчания, которое могло показаться признаком заносчивости и гордыни. Сейчас бы и, вступя в беседу, ловко отвлечь государыню с фаворитом от их внутренних несогласий. Оба за это будут благодарны.
   – Сие с его стороны благоразумно, - сказал фаворит. - Друзьям графа не следует его отговаривать.
   – Я люблю иметь разум и весь свет на стороне своей и своих друзей, и не люблю оказывать милости, из-за которых вытягиваются лица у многих, - парировала государыня. - И, коли уж мы толкуем о заговоре, то главный герой не должен быть позабыт. Верно ли, что сей молодец способствовал раскрытию заговора?
   Государыня указала веером на безмолвного Федьку.
   – Именно так, ваше величество, - отвечал Левушка. - Кабы не он - много бы злодеи бед понаделали. Он и заговор раскрыл, и шпиона выследил. Сделал сие, не дожидаясь приказаний, а лишь из чистосердечного рвения.
   На архаровский взгляд, поручик Тучков беседовал с императрицей уж чересчур вольно. Сам он словно окаменел в своем огромном и тяжелом кафтане, держа крупную голову наклоненной самым почтительным образом.
   – А ты что скажешь, Николай Петрович? - обратилась к нему государыня.
   – Все так, как поручик Тучков доложил, - подтвердил Архаров. - Сей полицейский служащий проявил рвение, усердие и ловкость. Достоин награждения и повышения по службе.
   – То есть, один московский полицейский спас от позора и меня, и весь двор?
   – Да, ваше величество! - прежде Архарова выпалил Левушка.
   – Так, ваше величество, - на долю мгнования опоздав, но почти разом с ним, произнес Архаров.
   Причем оба, оказавшись рядом, старались друг на дружку не смотреть.
   Федька стоял, глядя в пол, и не верил собственным ушам. Архаров и Тучков едва ль не за уши тащили его сейчас вверх, отказывались от славы и похвал для себя, преподнося государыне, как некую драгоценность на золотом подносе, тверского мещанина, колодника, мортуса, полицейского служащего Савина.
   – Награждать мне приятно, - сказала государыня, с улыбкой глядя на Федьку, даже любуясь им. Он был не того богатырского сложения, которое редко оставляло ее равнодушной, но плечист, чернобров, черноглаз, и, коли бы нарядить его в придворное платье да обучить изящным манерам, затмил бы, поди, записных санкт-петербуржских щеголей и красавцев.
   Господин Потемкин тут же полез в карман и достал дорогую табакерку с эмалевой картинкой на крышке.
   – Вот тебе, кавалер, награда, - и вжал безделушку в Федькину ладонь.
   – Нет, нет, этого мало, - возразила Брюсша. - Он большего достоин.
   – Ваше величество, сей полицейский превосходно служил вам, будучи в самых низших чинах, но еще лучше послужит в высоком чине! - встрял Левушка с истинно гвардейской отвагой.
   – Что скажешь, Николай Петрович?
   Архаров понял вопрос государыни.
   – Полиции недостает хороших офицеров, ваше величество, молодые люди из почтенных фамилий не идут к нам служить. Коли бы полицейский служащий Савин был награжден должным образом… из вашего величества рук, вашей волей… сие бы прибавило уважения к полиции…
   Он никак не мог выговорить того, что уже созрело, что уже висело в воздухе, словно выбирая уста, с которых прозвучать. Да и кто он такой, чтобы советовать государыне возвести в дворянство Федьку Савина? Молодому нахалу Тучкову такой совет простят, а обер-полицмейстеру - того гляди, припомнят.
   Да как же намекнуть Левушке?
   Но государыня была умна.
   – Вот и я того же мнения, - сказала она. - Но присвоение чина влечет за собой и иную награду. Что же, молодец, будешь отныне потомственным дворянином, заслужил, радуйся. И впредь служи честно.
   Федька поднял наконец голову. Обвел взглядом всех, бывших перед ним, - Архарова, Левушку, государыню, графиню Брюс, господина Потемкина, какого-то еще господина у окна, быстро записавшего нечто серебряным карандашиком в карманную книжицу. Творилось неладное - точно лучший из всех возможных снов вдруг принялся сбываться. И голоса были ласковы, доброжелательны, и сердце Федькино ощутило общую к нему любовь и благосклонность… то, чего он отродясь не чувствовал…
   Он зажмурился, пытаясь удержать слезы.
   – А хорош кавалер, - продолжала государыня. - Коли не женат - так сама ему невесту посватаю, у меня в штате много девиц хороших фамилий. И еще до отъезда на свадьбе будем пировать, а, Григорий Александрович?
   Потемкин невольно улыбнулся. Свадебные хлопоты были любимым развлечением Екатерины Алексеевны. К тому же, радостный взгляд синих глаз государыни говорил ему более, чем прочим. Она словно хотела устройством чужого счастья подтвердить и укрепить свое собственное.
   – Это будет большая честь для господина Савина, - уже с учетом новорожденного дворянского звания, сказал Потемкин.
   Федька потерял всякое соображение. Дворянство, свадьба… какая, к черту, свадьба?!
   Он шагнул вперед и упал перед государыней на колени. Следовало тотчас же объявить, что ему никто не нужен! Что нужна одна-единственная, а девицы хороших фамилий… да Бог с ними!… Но слов не было, были только распахнутые глаза. Как раньше он избегал взгляда императрицы, так теперь стремился поймать его, чтобы передать свою безмолвную, но страстную мольбу.
   – Ваше величество, сей кавалер давно уж без памяти влюблен, - пришел на помощь Левушка, и Архаров даже позавидовал тому, как свободно он говорит о таких вещах с государыней.
   – И что же, не отдают за него? Встань, сударь, - велела государыня. - Подумай хорошенько. Ты теперь будешь носить дворянскую шпагу, станешь офицером, тебе нужна жена, достойная того…
   Федька не вставал, а лишь глядел - и Екатерина Алексеевна, сама способная до смерти влюбиться, даже в нынешние свои годы, все поняла.
   – Да кто ж такова? - спросила она.
   Федька ничего не мог поделать со своей немотой - произнести имя Вареньки было выше его сил.
   Но Левушка снова пришел на помощь.
   – Он, ваше величество, в девицу дворянского звания влюбился, уж года два тому будет. Он и не чаял, что когда-либо найдет способ к ней посвататься, а теперь, по вашей милости, любовь свою сможет увенчать как полагается! - выпалил поручик Тучков, и Архаров снова позавидовал ему: Левушка знал, что должно нравиться государыне.
   – Два года молодец о том молчал? - государыня обвела взглядом мужчин и ободряюще улыбнулась Федьке, но он уже ничего от волнения не разумел.
   Вдруг царица подошла к нему совсем близко.
   – А любовь-то заперта в сердце за десятью замками, ужасно как ей тесно, с великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть выскочит, - не только лукаво, не только с душевным сочувствием, но и с изрядным кокетством произнесла она. - Ну, говори ж, сударь, как звать девицу? Она ведь девица?
   Федька вздохнул - имя было настолько для него свято, что боялся прикоснуться устами.
   – Варвара Пухова, ваше величество, княжны Шестуновой воспитанница! - бойко доложил Левушка. - И он также девице не противен. Да она знала, что за него не отдадут, оттого и горевала.
   Федька дернулся, словно горячий жеребчик, стремительно повернулся к Левушке и чуть было не брякнул: да что ты врешь?! Насилу сдержался.
   – Как? Та самая Пухова? - государыня повернулась к Архарову.
   – Он, ваше величество, ее от смерти спас, - сказал Архаров. - И когда некие злоумышленники желали ее похитить, чтобы с ней обвенчаться и великое смятение произвести, бежать ей пособил и при сем был ранен шпагой в грудь.
   Сказал он это с умыслом - чтобы царица вспомнила князя Горелова с его затеями и оценила верную Федькину службу.
   Государыня помолчала и вновь обратилась к Архарову.
   – Мне княгиня Елизавета Васильевна сказывала, будто к девице Пуховой иная персона свататься желает, верно ли?
   Архаров опустил глаза. Иная персона… как же теперь отвечать?… околесица какая-то выйдет…
   Собирался, собирался, да кто ж знал, что времени на это уже не станет?
   Молчание могло затянуться надолго, но догадливый фаворит, все это время лишь слушавший, решил вмешаться в разговор.
   – Ваше величество, а не отдать ли и впрямь девицу Пухову за полицейского служащего? - спросил он. - Тем вы разом всю суету вокруг нее и все сплетни и слухи прекратите. Сразу станет всем ясно, что слухи были пустые.
   – А коли отдать за видную в свете персону, то и домыслы возродятся… впрочем, не смею указывать вашему величеству… - добавила Брюсша, очевидно, имевшая на государыню неоторое влияние.
   Потемкин посмотрел на Архарова несколько свысока, весьма довольный тем, что сделал некую пакость обер-полицмейстеру, орловскому ставленнику, не желающему отрекаться от былых своих покровителей.
   Ну что же, подумал Архаров, сего следовало ожидать.
   Левушка, несколько растерявшись, вертел головой - ему непременно нужно было видеть разом и государыню, и фаворита, и Архарова, и коленопреклоненного Федьку.
   – Вы правы, сударь, и ты, Пашотт, права, - церемонно сказала государыня. - Встаньте, господин Савин. Девица Пухова - невеста ваша. Будьте с ней счастливы, любите ее примерно.
   И протянула для поцелуя красивую белую руку.
   Она не сообразила, что до сих пор Федьке ни разу не доводилось целовать руку даме, и он просто не знал, как к этому приступить.
   Но он невольно умудрился растрогать Екатерину Алексеевну - когда нерешительно подвел обе свои руки под ее ладонь и замер в недоумении - то ли тянуться губами и всем телом вперед, рискуя грохнуться на паркет, то ли тащить к себе царственную кисть.
   Государыня шагнула к нему, и непосильная задача разрешилась сама - губы Федькины ткнулись в душистую кожу и замерли, даже не пытаясь изобразить поцелуй.
   Архаров смотрел на ошалевшего подчиненного и вдруг вспомнил вечер на чумном бастионе, когда мортусы впервые сняли перед ним свои черные дегтярные колпаки и дождевая вода текла по их лицам. Федька был сейчас странно похож на себя тогдашнего, и Архаров отвернулся, уставившись в паркет - воспоминание пришло на редкость некстати.
   – Встань, Савин, - сказал он, потому что Федька, коли не вмешаться, так и будет торчать посреди кабинета коленопреклоненный до конца аудиенции.
   Начальственный голос подействовал - Федька ловко поднялся, но соображения в его взгляде все еще не было.
   – Ваше величество, что прикажете делать с сервизом? - спросил Архаров.
   Екатерина Алексеевна, опираясь на руку фаворита, обошла вокруг стола, полюбовалась замечательной шлифовкой, взяла в руки и с интересом рассмотрела изящнейшую ложечку. Брюсша же поднимала и изучала чуть ли не каждую тарелку. Архаров прочитал на ее лице простенькие фразы: уж кто, как не я, заслужил сей подарок? Кто, как не я, способствовал твоему, сударыня, счастливому союзу с сим богатырем?
   – А ты бы как поступил, Николай Петрович?
   В вопросе было лукавство.
   – Вернул бы, ваше величество.
   – Мы его вернем. Распорядись, Николай Петрович, доставить сей сервиз к французскому посланнику мусью Дюрану де Дистрофу… - государыня, прекрасно зная французский, имя нарочно выговорила на русский лад. - И с приложением письма от мусью де Сартина - пропажа-де найдена, везите к своему королю! Тем более, что мусью Дюран де Дистроф теперь уж недолго у нас задержится. И, статочно, передаст сие художество собственноручно… тому, кто эту кашу заварил…
   Архаров дважды кивнул.
   Ему показалось, правда, странным, что государыня придумала кундштюк, созревший в голове у него самого. Ему казалось, что она, женщина, обожающая красивые вещицы, захочет оставить сервиз себе. Но швырнуть его в рожу интриганам… да, это ему понравилось… хоть и не по-дамски как-то…
   – И, Николай Петрович, хочу с тобой потолковать приватно о ваших полицейских делах, - сказала государыня. - Пашотт, займи кавалеров.
   Фаворит коли и обиделся, виду не подал. Он с Брюсшей отошел в сторонку и подозвал к себе Левушку, а Екатерина Алексеевна отвела Архарова подалее, к окошку.
   – Григорий Александрович ловко придумал, как распорядиться судьбой девицы Пуховой и отвадить от нее искателей несбыточных надежд. Но дуракам закон не писан… - государыня улыбнулась, вновь к месту применив поговорку. - Я знаю, кто ее родители, а сказать не могу, потому что та дама давно уж замужем. Девица Пухова отнюдь не мое дитя, и не дитя покойного государя. Враги наши впали в понятную ошибку. Тебе, сударь, я все объясню, чтобы при нужде мог вмешаться.
   – Как будет угодно вашему величеству.
   – Одна из моих девиц, что состояли при мне, позволила улестить себя некому господину и долго скрывала свое несчастное положение. Они призналась мне в беде своей, я же ничем не могла ей помочь, потому что сама была в страхе за себя. Николай Петрович, теперь я о сем могу говорить прямо - мне готовили большие неприятности, впрочем…
   Архаров кивнул - о тех давних событиях он знал очень мало, а кабы хотел знать - не станешь же расспрашивать женщину, от кого она родила своего ребенка, да еще столь высокопоставленную даму.
   – Правду о бедственном положении той девицы знали я и госпожа Владиславова, приставленная ко мне ее величеством, но вставшая в тех интригах на мою сторону. Когда настал мой срок, всех удалили от меня, но затем… Ты не поверишь, Николай Петрович, но после родов своих я была брошена всеми. Императрица пришла сама со своим духовником, который дал дитяти имя Павла, и тут же его спеленали и унесли. Это было в полдень, я осталась одна на родильной постели, и тут ко мне пробралась та злосчастная девица, она рыдала и просила о помощи. Я не могла прогнать ее из дворца, я просила Владиславову приютить ее в своей комнате. А комната Владиславовой была возле моей и они соединялись дверью. Около трех часов дня пришла надзирательница моя, графина Шувалова, вся разодетая. В комнате моей было холодно. Она увидела, что я лежу на той же постели, вспотев, ахнула и сказала, что так можно уморить меня…
   Архаров слушал и ушам своим не верил. Ему казалось, что вокруг роженицы, которая должна произвести на свет будущего государя, должны стоять врачи уж никак не хуже Матвея Воробьева, и придворные женщины в немалом количестве.
   – Я не знала, как ее выпроводить, чтобы она не услышала шума в комнате у Владиславовой. Теперь ты понимаешь, сударь, сколь несчастливо сложились обстоятельства? Чистосердечно оказав той девице услугу, впустив ее в комнату Владиславовой, я, почти умирающая, вынуждена была заботиться о том, чтобы тайно вынести ее дитя из Летнего дворца и передать в надежные руки. К счастью, Владиславова вспомнила о доброй повивальной бабке и нашла человека, который ночью отнес ей дитя. Девица же вернулась в помещения, отведенные фрейлинам. Впоследствии ее выдали замуж за знатного человека. Но исправить ее нрав было уже невозможно - она пристрастилась к карточной игре. Теперь я понимаю, что мне следовало сразу прогнать ее из своей комнаты, но я была слишком слаба, чтобы возражать ей, я заливалась слезами оттого, что лежала плохо и неудобно…
   Архаров покосился на фаворита. Но тот преспокойно беседовал с Брюсшей и Левушкой. Федька же стоял весьма задумчивый - очевидно, пытался осознать свое сегодняшнее превращение.
   – Я полагала, что лукавство мое поправило то, что чистосердечие испортило. Но вышло, что мне и впредь пришлось проявлять заботу о дитяти. Есть женщины, которые не помнят о своем материнстве. Те, кто следил за моими тайными поступками, несомненно, были введены в заблуждение. Я же, видя, как эта злосчастная мать не помнит более о своем грехе, старалась как-то облегчить участь девочки. Ты видишь, Николай Петрович, какое действие это произвело…