Вебер Дэвид Марк. Любой ценой

   И, как только мы пришли к этому выводу, стало очевидно, кто мог быть его сообщником — если у Джанколы он был — Ив Гросклод.
   — Наш «специальный представитель», — заметила, угрюмо кивнув, Причарт.
   — Именно, — кивнула в ответ Абрио. — То, что Джанкола имел сообщника, было, честно говоря, единственной прорехой, которую я могла заметить в его броне. Я уверена, что должны быть и другие материальные улики, однако мы столкнулись с потребностью продемонстрировать предполагаемое преступление до того, как сможем заняться их поисками. Если бы я могла привлечь Гросклода и заставить его попотеть, оказав небольшое давление, то он мог бы выдать Джанколу. Или мог бы, по крайней мере, предоставить мне хоть какую-то конкретную основу, чтобы хотя бы частично подтвердить достаточно нелепый сценарий придуманный директором. С другой стороны, я должна была обращаться с ним достаточно осторожно, желательно без того, чтобы Джанкола вообще узнал, что я им интересовалась.
   К сожалению, или я не была достаточно осторожна, или же Джанкола всё это время вынашивал свои планы насчёт Гросклода.
   — Что это означает? — потребовала Причарт, когда Абрио с огорчённым видом сделала паузу.
   — Это означает, что мистер Гросклод погиб в разбившемся аэрокаре четыре дня назад, — решительно заявил Ушер.
   — Вот дерьмо, — произнесла Причарт с тихим, но убийственным чувством. — Разбившийся аэрокар?
   — Знаю. Знаю! — Ушер потряс головой. — Звучит как дурная шутка, да? После того, как все неугодные госбезопасности люди погибали в загадочно разбивавшихся аэрокарах, это будет нож острый, когда нам придется предать инцидент гласности, разве не так?
   — Если не сможем доказать, что это не так, — произнесла Причарт, прикрывая глаза в напряженном раздумье. — Раньше всегда именно правительство утверждало, что это были просто несчастные случаи. Если мы заявим, что это не было несчастным случаем — и если сможем это доказать — то в действительности сможем обратить случившееся в нашу пользу.
   — Если есть какой-либо способ обратить произошедшее в «нашу пользу», то ты может и права, — сказал Ушер. — Честно говоря, чем больше я смотрю на это, тем менее уверен, что такой способ существует. Даже если он и имеется, боюсь, пока непохоже, что мы будем способны доказать отсутствие несчастного случая.
   — Почему?
   — Я очень незаметно присоединилась к расследованию его гибели, госпожа президент, — ответила вместо Ушера Абрио. — Я полностью скрыла свой интерес, для чего потребовалось нажать на довольно много старых рычагов. Однако команда следователей просеяла обломки аэрокара Гросклода — от которого, между прочим, остались лишь очень мелкие куски — весьма и весьма тщательно и не нашла ни малейших следов диверсии, ни в механике, ни в электронике. Черные ящики остались более-менее неповреждёнными, и согласно их данным по какой-то неизвестной причине Гросклод неожиданно отключил автопилот, выкрутил в ущелье руль вправо и вонзился прямиком в почти отвесную скалу. Он столкнулся с ней на скорости, близкой к скорости звука.
   — Что он сделал? — Причарт выпрямилась и нахмурившись поглядела на старшего инспектора.
   — Нет никаких сомнений, госпожа президент. И также нет никаких объяснений. Это единственная причина, по которой мы с директором не пришли к вам раньше; мы продолжали надеяться, что найдём хоть что-нибудь определённо указывающее на диверсию. Однако погода была ясная, видимость хорошая, а никакого другого движения по курсу полёта Гросклода или неподалеку от него не было; для подтверждения этого следователи использовали данные со спутника контроля воздушного движения. Нет ни малейшего признака того, что кто бы то ни было хоть как-то испортил машину Гросклода. Также нет абсолютно никакого следа любого внешнего фактора, который мог бы вынудить его сделать то, что он сделал. Если честно, в настоящее время следственная бригада склоняется к версии самоубийства.
   — Ну, это уж совсем замечательно! — прорычала Причарт. Испуг и внезапное леденящее подозрение, что она возобновила войну из-за лжи, повергли её в несвойственную ей дикую ярость. — Так теперь мы даже не утверждаем, что это был «несчастный случай». Теперь мы собираемся объявить всей галактике, что наш долбанный подозреваемый совершил самоубийство! Это вызовет к нам просто таки огромное доверие, когда мы попытаемся его в чём-либо обвинить!
   — Полагаю, что это могло на самом деле быть самоубийством, — заметил Ушер. Причарт сверкнула на него взором и Кевин пожал плечами. — Всего лишь играю роль адвоката дьявола, Элоиза. Но это действительно возможно, ты же знаешь. Огромное число людей было убито с момента возобновления боевых действий и еще больше будет убито, что бы ни случилось. Если Гросклод был вовлёчен во что-то вместе с Джанколой, он мог испытывать огромное чувство вины во всех этих смертях. Или же, напротив, он хотел выступить с разоблачением, однако боялся, что Джанкола ликвидирует его, если он попытается. В таком случае он мог видеть в самоубийстве единственный выход.
   — И если ты хотя бы на мгновение поверил в эту сказку, то у меня есть низинка, которую я бы охотно тебе продала. — едко заметила Причарт. — Только не спрашивай, в низу чего она находится.
   — Я не говорил, что этому верю, — кротко ответил Ушер. — Я всего лишь заметил, что так может быть, вот и всё.
   — Полная чушь, — заявила Причарт. — Кевин, как бы я ни желала, чтобы твоё предположение оказалось совершенно неправдоподобно, это не так. Видит Бог, было бы лучше, если бы ты ошибался, однако смерть Гросклода — особенно таким способом и в такой момент — слишком много для совпадения. И чертовски выгодна для Джанколы. Нет. — Она покачала головой. — Я не представляю, как он это сделал, но он так или иначе добрался до Гросклода.
   — То есть ты полагаешь, что он действительно сфальсифицировал переписку?
   — Я не хочу этому верить, — с трудом признала Причарт, — однако ты сказал, что для этого будет нужна тонна дерзости. Прекрасно, но как раз этого добра у Джанколы хватает. И он также не страдает от угрызений совести. Во всяком случае не настолько, чтобы ограничить свои амбиции. Сомневаюсь, что он хотел, чтобы дело зашло так далеко, но…
   Причарт снова покачала головой.
   — В смерти Гросклода есть одна странность, госпожа президент, — чуть помедлив, произнесла Абрио.
   Топазовые глаза президента обратились к старшему инспектору и она сделала жест «рассказывайте».
   — Учитывая… особые обстоятельства этого «несчастного случая», — начала Абрио, — следственная бригада при вскрытии тела затребовала проведения полного теста на наличие ядов и полномасштабного исследования крови. Вы понимаете, что, учитывая характер столкновения, для исследования у врачей было не слишком много. Того, что осталось, было более чем достаточно для идентификации по генетическому коду, но совершенно недостаточно для проведения какого бы то ни было настоящего вскрытия.
   Однако судмедэксперт обратил внимание на то, что в одной из проб крови обнаружились «следы неопознаваемой органики и элементов ДНК».
   — И что это означает? — лицо Причарт было полно заинтересованности.
   — Это означает, что мы не представляем, что это за чертовщина, — ответил Ушер. — Когда он сказал «неопознаваемой», это именно то, что он имел в виду. Все найденные судмедэкспертом органические элементы могут быть объяснены простым гриппом, за исключением того, что никаких их следов ни в одной из других проб нет. Если ты на самом деле желаешь изучить его отчет, я могу дать тебе копию, но сомневаюсь, что ты в нём поймешь больше, чем я. Главным элементом тут, кажется, является найденная экспертом ДНК. Некоторое время назад в медицинской литературе Лиги были кое-какие предположения о возможности вирусной нанотехнологии.
   — Они тронулись? — недоверчиво поинтересовалась Причарт. — Разве эти придурки ничему не научились со времен Последней Войны?
   — Не знаю. Это в паре световых лет от моих дел. Однако очевидно, что люди, сделавшие такое предположение, полагали, что должна иметься по меньшей мере теоретическая возможность управлять вирусами и предотвращать нежелательные мутации. В конце концов, мы уже многое столетия управляем такими вещами при помощи нанотехнологии.
   — Потому что те чертовы штуковины не имеют ДНК и не размножаются даже при использовании в медицинских целях! — раздражённо заявила Причарт.
   — Элоиза, я не утверждал, что это была хорошая идея, — сказал Ушер — Я сказал только, что имелись определённые предположения о такой возможности. Насколько мне известно, — а я провёл кое-какие серьёзные изыскания по этому предмету после того, как Дэнни принесла мне результаты исследования крови, — в настоящее время это всего лишь теоретические предположения. И даже если это могут сделать солли, то в Республике не может никто. Так что, принимая крайне неоднозначные свидетельства — обнаруженные, напоминаю, лишь в одной из проб крови — убийства Гросклода при помощи этой технологии, надо задать себе вопрос, каким чёртовым образом получил к ней доступ Джанкола?
   — Сегодня ты буквально лучишься оптимизмом, а?
   — Если приближается дерьмовый шторм, то о нём лучше знать как можно раньше. Тогда, по крайней мере, можно позаботиться о зонте, — философски заметил Ушер. Причарт, глядя на него, поморщилась. Затем несколько тянувшихся бесконечно секунд она сидела в мучительных раздумьях.
   — Хорошо, Кевин, — наконец произнесла президент. — У тебя было больше времени на обдумывание всего этого, и, зная тебя, я сильно сомневаюсь, чтобы ты попросил об этой встрече, не имея хоть каких-то идей насчет того, как нам действовать дальше.
   — Насколько я вижу, — чуть помедлив, начал Ушер, — у проблемы четыре основных грани. Прежде всего, сама война и какого чёрта мы вообще воюем. Второе, конституционные последствия измены на уровне министра кабинета. Не говоря уже о том, что я не до конца уверен, что Джанкола вообще подпадет — если мы правы и он действительно сделал это — под конституционное определение «измены». Злоупотребление служебным положением, сговор, должностное преступление, тяжкие преступления и правонарушения; я уверен, что во всём этом мы можем его уличить. Однако измена — довольно специфическое преступление. Третье, помимо конституционных аспектов, есть чисто политические. Не в смысле межзвёздной дипломатии и войны, а в том смысле, достаточно ли прочна наша система, чтобы перенести такой кризис. И, несомненно, вопрос о том, насколько может быть дееспособна твоя администрация, если оказывается, что один из твоих собственных министров вынудил нас вступить в войну. И, четвертое, всего лишь вопрос о том, как мы продолжим данное расследование, имея в виду все другие аспекты этой специфической проблемы.
   Он посмотрел, приподняв одну бровь, на президента, и та кивнула в печальном согласии с анализом.
   — Я ни с какой стороны не могу прокомментировать первый вопрос, — произнесла она. — Это ваша сфера компетенции — твоя и адмирала Тейсмана. Что касается конституции, наверное тут Деннис будет большим авторитетом, чем я. Я всей душой убеждена в том, что конституция, вероятно, даёт нам необходимую свободу для выполнения расследования и, если окажется, что ублюдок это сделал, обрушить на него в отместку громы и молнии. Однако это приводит нас к политическим вопросам. В особенности я чертовски беспокоюсь, что конституционный строй был восстановлен слишком недавно и действовал слишком мало времени, чтобы выдержать подобный кризис.
   Ушер встретился взглядом с президентом, его сильное лицо было так мрачно, как только она когда-либо видела.
   — Элоиза, я не раз рискованно играл на самом краю. Ты это знаешь. На самом деле, я абсолютно уверен, что это одна из причин, по которым ты хотела видеть меня на этой работе. Но я действительно верю в конституцию. Я верю, что единственным лекарством, единственным барьером перед всеми видами полнейшего помешательства, жертвой которых станет Республика, является прочное единодушие в вопросе абсолютной святости верховенства закона. Если мы преследуем эту цель, то, по моему мнению, более чем возможно, что мы обрушим столбы храма на наши собственные головы.
   Если мы собираемся обвинить Арнольда Джанколу в том, что как я практически полностью уверен, он совершил, мы должны иметь доказательства. Не подозрения, хотя бы и глубокие. Не гипотезы, хотя бы и убедительные. Доказательства. Без доказательств Джанкола и его приверженцы — а он, как мы все знаем, имеет их во множестве — будут кричать, что мы попросту возрождаем методы госбезопасности. Стряпаем смехотворные обвинения против политического противника в качестве предлога для подавления оппозиции. Всякий, действительно тебя знающий, понял бы всю нелепость подобного обвинения, однако когда мастера манипуляций с обеих сторон займутся делом, никто вне твоего непосредственного окружения не будет в этом убежден. Это означает, что мы можем оказаться в ситуации, когда Джанкола и его единомышленники будут стремиться свалить твою администрацию на том основании, что именно они защищают конституцию от злоупотребления и манипуляций. И если он сможет произвести достаточное смятение и вызвать существенную поддержку, последствия для всего, что мы пытались достигнуть, могут быть очень и очень неприятными.
   — Возможно дело даже хуже, чем ты думаешь, — несчастно заметила Причарт. — Война сейчас необыкновенно популярна. Я и не представляла, насколько сильно наше общественное мнение желает отпинать задницу манти таким же образом, каким они в прошлый раз отпинали нашу. И в настоящий момент ни у кого в конгрессе нет сомнения, что именно манти фальсифицировали дипломатическую переписку. Откуда ему взяться? Я лично подтвердила, что это так!
   Итак, что произойдет, если я предстану перед конгрессом и заявлю, что в конечном итоге виновной стороной являемся мы? Представляешь себе, что я заявлю сенатскому комитету по иностранным делам, что мы возобновили войну — при горячей поддержке Сената — на основании лжи, произнесённой не манти, а нашим собственным госсекретарем?
   — Совершенно не представляю, — чистосердечно признал Ушер. Абрио тоже покачала головой. Однако, выражение лица Абрио, в отличие от Ушера, ясно демонстрировало, что эта проблема находится выше её понимания.
   — Прежде всего произойдёт то, — с абсолютной уверенностью сказала Ушеру Причарт, — что они откажутся в это поверить. Даже при наличии доказательств, необходимость которых ты уже отметил, потребуется время — и возможно довольно значительное — чтобы убедить большинство в конгрессе, что это действительно произошло. Это даже в том случае, если большинство конгрессменов окажутся достаточно непредубежденными, чтобы вообще рассмотреть такую возможность. Не забудь, сколько у Арнольда среди них сторонников.
   И даже если конгресс примет нашу версию, мы выигрываем эту проклятую войну. По крайней мере сейчас дело выглядит именно так, и конгресс в целом абсолютно убеждён, что мы её выигрываем. Так что даже если окажется, что стрельба возобновилась из-за того, что один из наших собственных членов кабинета преднамеренно искажал, фальсифицировал и подделывал дипломатические ноты, то среди сенаторов и членов палаты представителей окажется достаточно много тех, кому это безразлично. Они будут видеть, что на этот раз белые тапочки нужны манти, и никакой ад не заставит их пожелать, чтобы мы послали Елизавете Винтон электронное письмо типа «Ой. Извиняемся за недоразумение. Давайте будем жить дружно.» В особенности, если это будет означать публичное признание вины Республики за развязывание войны. А это чертовски неизбежно, если Арнольд совершил то, что ты — мы — думаем. Ведь если мы сделаем то, что по нашему мнению произошло, достоянием публики, мы должны будем признать нашу вину, если намереваемся когда-либо убедить всю остальную Галактику в том, что мы больше не Народная Республика Хевен.
   Красивое лицо Причарт вытянулось, её топазовые глаза потемнели, и Ушер медленно кивнул.
   — Я знал, что это в любом случае будет бочкой дерьма, — сказал он, — хотя и не предполагал, что в действительности всё будет настолько плохо.
   — Беспокоиться насчет политических последствий не твоё дело, а моё. И если ты сможешь отыскать конкретные доказательства — доказательства, которые я смогу предъявить суду, доказательства, которые я могла бы предъявить межзвёздному арбитражу, или использовать хотя бы для убеждения нашего конгресса — тогда у меня не будет иного выбора, кроме как предать эти доказательства огласке и постараться выстоять независимо от того, какие могут произойти политические, дипломатические и конституционные последствия. Если ты дашь мне доказательства, то, Богом клянусь, я так и поступлю.
   — Элоиза…
   — Нет, Кевин. Мы не можем этого избежать или ходить кругами. Мы не можем позволить себе рассказать о случившемся вообще без доказательств. Однако, если доказательства существуют, мы не можем позволить себе не предъявить их. Если всё на самом деле произошло так и если тому существуют доказательства, то, рано или поздно, это выплывет наружу что бы мы ни делали. И я не позволю — я не могу позволить — Конституции оказаться чем-то вроде карточного домика. Если мы намереваемся раз и навсегда оставить в прошлом прежние силовые игры, то — ты прав — это должно быть сделано на основе принципа верховенства закона. И это означает, что мы обязаны следовать закону всегда и везде, хотим мы того или нет.
   — Хорошо, госпожа президент, — с необычайной официальностью произнес Ушер, его взор наполнился смесью обеспокоенности и почтения. — Это ваш выбор. Как бы вы ни решили, как бы ни намеревались решать эту проблему, вы знаете, что я буду поддерживать ваше решение.
   — Да, я знаю, — тихо ответила Причарт, её топазовые глаза смягчились.
   — Однако это приводит нас к последнему пункту. И, честно говоря, к причине, по которой я добивался этой встречи через голову Денниса. Ты говоришь, что мы нуждаемся в доказательствах. Я не уверен, что мы сможем их отыскать, даже если мои подозрения полностью верны. Однако, прежде чем я смогу найти доказательства, если они вообще существуют, мы должны решить, каким образом я их буду искать. Если строго следовать букве закона, то я должен сообщить о моих подозрениях генеральному прокурору. В свою очередь, он должен сообщить тебе, а ты должна проинформировать комитеты по иностранным делам обеих палат, хотя бы в силу их надзорных функций. Вероятно, есть и ещё по крайней мере несколько комитетов, которые должны быть введены в курс дела. Также, официальное расследование должно быть открыто генеральным прокурором посредством ФСА, на основании выявления возможного преступления судьёй. К сожалению, всё это потребует привлечения к расследованию десятков, почти наверняка сотен людей.
   Если мы это сделаем, то неизбежны утечки информации. По меньшей мере хоть что-то Джанкола от кого-нибудь из своих дружков узнает. Намного вероятнее, что спустя считанные часы дело попадёт на первые полосы выпусков новостей. В этом случае…
   Он пожал плечами. Причарт закусила губу и кивнула.
   — Это будет хуже всего, — согласилась она. — В особенности, если Арнольд решит, что наилучшей защитой будет являться мощная контратака до того, как расследование наберет обороты.
   — В особенности, если он решит не ограничиваться при этом законными средствами, — заметил Ушер.
   — Совершенно согласна.
   Причарт побарабанила по столу пальцами, затем встряхнулась.
   — Как я заметила, ты сказал, что всё это произойдёт при строгом следовании букве закона. Я почти боюсь спросить. Нет, я точно боюсь спросить. — Она поморщилась. — К сожалению, у меня нет особого выбора. Итак, скажи мне, Кевин. Так насколько нестрого ты предлагаешь нам действовать?
   — Элоиза, веришь или нет, но я до чёртиков желаю, чтобы мы могли сделать это полностью как по Святому Писанию. Если мы поступим не так и если произойдет сбой, то это будет по меньшей мере столь же плохо, как и то, что ты описала. На самом деле, вероятно, будет еще хуже.
   Но даже в этом случае, — непреклонно продолжил он, — я не вижу никакого другого способа. Тебе следует решить кому ты доверяешь достаточно, чтобы ввести его в курс дела. Я полагаю, что ты будешь вынуждена сообщить Тейсману и одному Богу ведомо как он отреагирует. И хотя именно я при организации этой встречи преднамеренно оставил в стороне Денниса, я на самом деле хочу его проинформировать. Не только потому, что он имеет и право и конституционную обязанность знать о наших действиях, но и потому, что если он останется в неведении, то, если я запущу какие-нибудь тайные операции, о которых он не будет знать, мы с намного большей вероятностью сделаем так, что кто-нибудь наступит на собственные гениталии. В особенности если Деннис узнает, что я делаю что-то эдакое, не зная, что именно.
   Однако после того, как ты решишь, кто ещё должен знать, всё остальное должно быть тайнее тайного до тех пор, когда мы будем или иметь на руках доказательства или знать с абсолютной уверенностью, где они находятся и как их добыть. Мне это не по душе и это опасно, но это наименее опасный выход из всех, какие я вижу при сложившихся обстоятельствах.
   — Я хочу, чтобы ты был не прав. Боже мой, как же я хочу, чтобы ты был не прав.
   Причарт на мгновение зажмурилась, потирая лоб, затем громко выдохнула.
   — К сожалению, ты прав, — произнесла она. — Хорошо. Таким образом, я разрешаю тебе продолжать твоё тайное расследование. Но, Кевин, будь очень и очень осторожен. Это может сокрушить всё то, за что ты и я — и Том Тейсман с Хавьером — боролись долгие десятилетия. Я должна буду тщательнейшим образом обдумать, кого ещё следует проинформировать и как, однако, по крайней мере, если кто-то и должен провести нас через это минное поле, то я довольна, что это ты.
   — Вот уж спасибочки. — Ушер скорчил гримасу и президент хихикнула. В её смешке не было большого веселья, но, возможно, это было только начало.
   — С чего ты собираешься начать? — спросила Элоиза.
   — С Дэнни. — Ушер мотнул головой в сторону старшего инспектора. — Она уже в деле и уже ушла в тень. Я буду так её держать и дальше. Однако, — он посмотрел прямо в глаза Причарт, — до того, как она сделает ещё хоть один шаг, я хочу, чтобы она получила на руки подписанное президентское помилование, касающееся любых законов, которые она, возможно, нарушит, исполняя наши задания.
   — Ты всегда был верен своим людям в Сопротивлении, — с улыбкой заметила Причарт и перевела взгляд на Абрио. — Собственно говоря, инспектор Абрио, я тоже. — Президент обернулась к Кевину. — Старший инспектор получит документ о помиловании в течении часа, — пообещала она.
   — Прекрасно. И, поскольку мы начинаем работать, Дэнни должна собрать собственную команду из тех, кого мы сможем полностью освободить от работы в Агентстве. Полагаю, что она уже держит в голове список нужных ей людей, и я в достаточной степени уверен, что смогу немного похимичить с документами об их назначениях, чтобы предоставить их Дэнни. И как только это произойдет, мы, наверное, начнём изучать всю жизнь Ива Гросклода под электронным микроскопом. Если он на самом деле был сообщником Джанколы, а факт его смерти наводит на сильные подозрения, что это действительно так, он мог оказаться небрежен и оставить нам кое-какие следы. Возможно, он для страховки где-то спрятал файл с документами. Мы не сможем получить никаких законных ордеров на обыск без предъявления предполагаемой причины, которую, как мы только что согласились, мы не можем продемонстрировать без того, чтобы она стала достоянием общественности. Однако, если Дэнни и её люди смогут выяснить, где находится то, в чём мы нуждаемся, я, вероятно, смогу изобрести какой-нибудь полублаговидный способ наложить на это руки так, чтобы не скомпрометировать полученные улики.
   Ноздри Причарт дрогнули и она снова пожала плечами.
   — Для выполнения этой работы я должен заниматься тёмными делами, Элоиза. Ты это понимаешь.
   — Тогда, наверное, мне следует подготовить помилование и для тебя, — заметила Причарт.
   — Нет. Тебе определенно не следует предоставлять мне помилование, — не согласился Ушер. — Я буду расходным элементом. Негодяем, действующим полностью без твоего ведома на почве личной ненависти к министру Джанколе.
   — Кевин… — начала протестовать Причарт, но он покачал головой.
   — У тебя должна быть возможность полностью всё отрицать, — категорически заявил Ушер. — Если информация о нашей работе просочится наружу, а мы не найдем необходимых доказательств, то тебе понадобится козёл отпущения. Если его у тебя не будет, то последствия будут плачевнее, чем если бы мы предали дело гласности с самого начала. А я — самый естественный кандидат.
   Причарт смотрела на него, на своего товарища-революционера, давнего друга и некогда любовника и отчаянно желала не согласиться с ним. Она хотела этого так сильно, как вообще когда-либо в жизни чего-то желала. Но…