Страница:
Имя это отдалось в глубинах её памяти, а чувства возникшие при виде великолепия нового корабля были смешанными. Чтобы высвободить имя для головного корабля новой серии, предшественница этой «Ники» была внесена Адмиралтейством Яначека в список сдаваемых на слом кораблей. Внезапное возобновление боевых действий спасло BC-413, но имя уже было отдано другому кораблю, так что 413-й переименовали в «Станцию Ханкок». Раз уж пришлось его переименовать, то Хонор не могла оспорить выбор нового имени, но как первый капитан «Ники» она всегда думала о ней, как о достойной носительнице такого имени.
Но все-таки, несмотря на множественные разногласия с покойным Эдвардом Яначеком и её ожесточенное сопротивление разрушительной политике, проводимой им в Адмиралтействе, ей пришлось признать, что на этот раз он оказался прав. Имя «Ника» было самым почетным для корабля Королевского Флота Мантикоры. В строю всегда была «Ника», и она всегда была линейным крейсером. И на момент ввода в строй она всегда была новейшим и самым могучим линейным крейсером флота.
Однако старую «Нику» — «Станцию Ханкок» — в лучшем случае можно было назвать устаревающей, хоть ей и было от роду всего шестнадцать стандартных лет. Она усердно трудилась все эти шестнадцать лет, и не старость, а нововведения в вооружении и тактике, особенно в ракетах, отодвинули её во второй ряд по эффективности. В эпоху многодвигательных ракет традиционная ниша линейных крейсеров изменилась радикальнейшим образом, и BC-413 просто остался не у дел.
Уделом линейных крейсеров была охота за крейсерами врага и их уничтожение, или набег и отход. Они были и идеальными защитниками торговли, и наоборот, идеальными её разрушителями. Традиционно, особенно на Мантикоре, они не предназначались для боя в стене, поскольку относительно легкое бронирование и «крейсерский стиль» конструкции никак не могли выдержать трепку подобную той, на которую рассчитывали супердредноуты. Они должны были удирать от кораблей стены. Должны были быть способны уничтожить более легкого противника и удрать от более тяжелого.
Но дальность боя МДР чрезвычайно усложнила задачу оставаться за пределами эффективной дальности действия ракетного оружия кораблей стены. А упор на ракетный бой на большой дистанции потребовал большей плотности залпа и большей емкости погребов. Какое-то время казалось, что класс линейных крейсеров просто устарел, как это в свое время произошло с линкорами, и что линейные крейсера вскоре исчезнут из списков первоклассных флотов. Но этот тип кораблей — или, как минимум, исполняемая им роль — оказался слишком ценным, чтобы позволить ему исчезнуть. А усовершенствование эффективности компенсаторов и прочих аспектов военных технологий позволило произвести его трансформацию.
Грейсонцы пошли по одному из возможных путей, создав класс носителей подвесок «Курвуазье II». «Агамемнон» КФМ был мантикорской версией той же самой концепции, а «Блюхер» — андерманской. Подобный подход предлагал очевидные преимущества перед старой конструкцией.
Но назвать подвесочный линейный крейсер полностью удовлетворительным решением все-таки было нельзя. Хотя такой вариант предлагал очень высокую плотность огня, но поддерживать максимальный темп стрельбы он мог только очень ограниченное время. Кроме того, пустотелая сердцевина корабля такого типа стоила ему большей доли структурной прочности, чем пришлось пожертвовать при реализации аналогичной концепции в более крупных и более крепко сложенных супердредноутах. Так что Бюро Кораблестроения вице-адмирала Тоскарелли, когда разрабатывало тяжелые крейсера нового класса «Саганами-C», изыскало другой подход.
В результате появилась «Ника»: 2,5-миллионотонный «линейный крейсер», почти в три раза превосходивший размерами старый корабль Хонор, но развивавший ускорение на тридцать процентов больше. На старой «Нике» были установлены восемнадцать лазеров, шестнадцать гразеров, пятьдесят две пусковые установки ракет и по тридцать два лазерных кластера и пусковых противоракет. На новой «Нике» лазеров не было, гразеров было тридцать два (восемь из которых представляли собой погонное вооружение), пятьдесят пусковых установок ракет (ни одна из которых не была погонной) и по тридцать лазерных кластеров и пусковых противоракет. Экипаж старой «Ники» составлял более двух тысяч человек; новой «Нике» требовалось только семьсот пятьдесят. И вооружена новая «Ника» была двухдвигательными ракетами Марк-16. С учетом разработанной КФМ возможности «всеракурсного» запуска ракет, она могла задействовать пусковые обеих бортов по одной цели, что давало ей пятьдесят ракет в залпе против двадцати двух у старого корабля. И если максимальная дальность активного полета ракет старой «Ники» с места была чуть больше шести миллионов километров, то у новой «Ники» максимальная дальность превышала двадцать девять миллионов.
«Ника» не могла использовать полноценные, трехдвигательные МДР, доступные для «Курвуазье» и «Агамемнонов», поэтому её тактическая гибкость была несколько меньше и боеголовки её ракет тоже были немного легче. Но если «Агамемнон», сбрасывая подвески с максимальным темпом, опустошит свои погреба всего лишь за четырнадцать минут, то у «Ники» хватит боезапаса почти на сорок, а еще у неё в полтора раза больший запас противоракет. Кстати, хотя «Курвуазье» действительно несли трехдвигательные ракеты, КФМ предпочитал снаряжать подвески «Агамемнонов» теми же Марк-16. Бюро Вооружений разработало для них и стандартные подвески, но в Адмиралтействе было принято решение, что плотность залпа, возможная при использовании Марк-16, была важнее большей дальности действия более крупных ракет.
Лично Хонор считала, что «Ника» являла собой образчик линейного крейсера будущего и глубоко сожалела, что хотя Адмиралтейство Яначека и одобрило её постройку, но только в качестве единичного, экспериментального образца. Флоту отчаянно было нужно как можно больше «Ник», но в наличии была только одна. И как минимум на протяжении ближайшего стандартного года это было все.
По крайней мере Хонор заполучила эту единственную «Нику» и — она улыбнулась собственному отражению в армопласте — убедила адмирала Кортеса назначить на неё капитана компетентного почти настолько же, насколько он был… раздражающим.
— Сделать еще один проход, ваша милость? — спросил пилот и Хонор нажала кнопку переговорного устройства на подлокотнике.
— Нет, спасибо, старшина. Достаточно. Направляйтесь прямо на флагман; капитан Кардонес ждет, что я прибуду на обед вовремя.
— Есть, мэм.
Бот развернулся, а Хонор откинулась в кресле, задумавшись о будущем.
Франц Иллеску флегматично шел по вестибюлю Бриарвуда, игнорируя выкрикиваемые вопросы.
— Доктор Иллеску, вы можете подтвердить, что граф Белой Гавани является отцом ребенка герцогини Харрингтон?
— Доктор Иллеску! Правда ли, что отец ребенка — принц Майкл?
— Вы можете опровергнуть, что отцом является барон Грантвилль или Бенджамин Мэйхью?
— Доктор Иллеску!..
Двери лифта захлопнулись, отсекая галдёж, и Иллеску взбешенно ткнул пальцем в кнопку личного коммуникатора.
— Служба безопасности, Мейерс, — немедленно отозвался голос.
— Тайман, это доктор Иллеску. — Ярость, бурлившая в обычно сдержанном баритоне Иллеску была почти осязаема. — Не могли бы вы объяснить, какого дьявола этот… этот цирк делает в нашем вестибюле?
— Простите, сэр, — отозвался Мейерс. — Я не знал, что вы пойдете через общий вход, не то как минимум предупредил бы вашего водителя. Они собрались там сразу после обеда, но пока в нарушении приватности замечены не были. А, согласно нашим правилам, до этого я не могу выставить их из общих помещении Центра.
— Ну, так уж вышло, что именно я написал ваши чертовы правила, — почти прорычал Иллеску, — так что с настоящего момента и до тех пор, пока Ад не станет ледяной пустыней, вы можете гнать этих шакалов откуда угодно! Я ясно выразился?!
— Э-э, да, сэр. Приступаем немедленно, сэр.
— Спасибо. — голос Иллеску был несколько ближе к норме, когда он отключил коммуникатор и глубоко вдохнул.
Иллеску прислонился к стене лифта и устало потер лицо.
Они с Мейерсом были не ближе к обнаружению источника утечки, чем в самом начале, и вся история окончательно вышла из под контроля. Не то, чтобы он когда-либо сильно надеялся, что её удастся удержать под контролем. Пресса ухватилась за неё с исступлением и распространяла самые дикие домыслы — как можно было понять по звучавшим в вестибюле вопросам — безо всякого удержу. По крайней мере он переговорил с обоими докторами Харрингтон, как бы неприятно это не было, и уверился, что они не считают произошедшее его виной, но сильно лучше от этого себя не почувствовал. Как бы он ни относился к герцогине Харрингтон из-за её родителей, но она была его пациентом. У неё было законное и моральное право верить, что конфиденциальность отношений врач-пациент не будет нарушена, а это произошло. Это было почти как изнасилование, хотя и не на физическом уровне. Он был бы ужасно взбешен, произойди такое с любым из его пациентов. В данном же случае, учитывая положение пациента и то, как это самое положение раздувало спекуляции репортеров, эмоции его ушли далеко за грань ярости.
Франц Иллеску не был человеком особо приверженным обычаю проведения дуэлей, хоть это и было законно. Но в данном случае, если бы удалось найти виновника, он готов был сделать исключение.
— Спасибо. — Хонор пересекла кабинет и плюхнулась на диван Хенке куда как менее элегантно, чем сделала бы в присутствии кого-то еще.
— Надеюсь Диего тебя встретил должным образом? — небрежно спросила Хенке. Капитан Диего Михайлов был капитаном «Аякса». — Я велела ему убавить официоз.
— Официоз он убавил до такой степени, до какой только ему был готов позволить оставшийся по ту сторону двери мой верный миньон, — ответила Хонор. — Он мне понравился, — добавила она.
— Он такой. И в своем деле тоже хорош. Не говоря уже о том, что достаточно умен, чтобы понимать, насколько загнанной и измученной ты сейчас должна себя чувствовать. Он прекрасно понимает, почему не получил приглашения на сегодняшний ужин. Правду сказать, он мне заметил, что ты, должно быть, ужасно рада вновь оказаться на корабле.
— Честно говоря, за всю свою жизнь я редко бывала так счастлива оказаться запертой на корабле, — признала Хонор опуская голову на подлокотник дивана, закрывая глаза и потягиваясь с Нимицем устроившемся у нее на груди.
— Это потому, что худшее, что может случится здесь — это взорваться вместе с кораблем, — сухо сказала Хенке, подошла к бару, открыла маленький холодильник и достала пару бутылок «Старого Тилмана». Хонор хмыкнула с признательностью, хотя её удовольствие явно не было полным. Хенке, открывая бутылки, ухмыльнулась.
— Я сказала Клариссе, что подам сигнал, если мы решим, что она нам понадобится, — продолжила она, протягивая одну из бутылок Хонор. — Возьми. — Хонор открыла один глаз и Хенке помахала перед ней бутылкой. — Судя по твоему виду, тебе это нужно.
— Что мне нужно, так это минут пятнадцать — нет, на самом деле десяти будет достаточно — наедине с мистером Хейесом, — зло произнесла Хонор, приняла бутылку и сделала глоток холодного пива. — После этого я бы чувствовала себя намного лучше.
— По крайней мере до тех пор, пока тебя бы не поволокли в тюрьму.
— Верно. Суды в подобных случаях такие назойливые, да?
— К сожалению. — Хенке отхлебнула пива, откинулась в кресле, развернутом к облюбованному Хонор дивану, и закинула ногу на дорогой кофейный столик, стоявший на ещё более дорогом толстом ковре.
Хонор улыбнулась ей и с любопытством огляделась. Она впервые была в гостях у Хенке на «Аяксе» и хотя кабинет Хенке был заметно меньше, чем ее собственные роскошные апартаменты на «Императоре», но по стандартам линейных крейсеров он все равно был большим и комфортабельным. Экипаж «Аякса» не превышал шести сотен человек, включая сюда морскую пехоту, и его конструкторы, располагая всем этим пространством, рассудили, что столь величественная персона как флаг-офицер достойна самого лучшего. Ковер с длинным ворсом был темно-малинового цвета. Хонор знала, что Хенке никогда бы не выбрала себе такой; по-видимому, при первом же удобном случае она его поменяет. Но декоративные панели, закрывавшие переборки, рассеянный свет и голографические скульптуры создавали ощущение почти греховного комфорта.
Лучше всего было то, что кабинет был совершенно пуст, если не считать Хенке, Хонор и Нимица.
— Полегче стало? — спросила через секунду Хенке.
— Немного. — Хонор снова закрыла глаза и прокатила холодную пивную бутылку по лбу. — Изрядно, на самом деле, — продолжила она после паузы. — Ощущение мыслесвета здесь приносит нам с Нимицем изрядное облегчение.
— Должно быть временами эмпатия тяжкое бремя, — сказала Хенке.
— Ты не представляешь насколько, — согласилась Хонор, вновь открывая глаза и немного приподнимаясь. — Говоря совершенно честно, Мика, именно поэтому я так обрадовалась, когда ты пригласила меня на ужин. Мои штабисты без вопросов на моей стороне, но если бы я осталась на флагмане, то практически наверняка мне пришлось бы в первый же вечер устроить официальный ужин. Провести его, вместо того, наедине со старой подругой — неимоверно более привлекательная перспектива. Спасибо.
— Эй, для того друзья и существуют! — сказала Хенке стараясь не показать, насколько её тронуло признание.
— Ну, компания собралась хорошая, — с кривой улыбкой произнесла Хонор. — Но если говорить совершенно честно, то настоящая причина — это перцы старшины Арбакл.
— Я прослежу, чтобы Кларисса передала Маку рецепт, — сухо сказала Хенке.
Флаг-офицеры Восьмого Флота, старшие члены их штабов и их флаг-капитаны встали, когда Хонор, Рафаэль Кардонес, Мерседес Брайэм и Андреа Ярувальская вошли в помещение. Саймон Маттингли и Спенсер Хаук подперли переборку снаружи, по сторонам люка, а Эндрю Лафолле прошел внутрь вслед за офицерами и занял свое обычное неприметное место у переборки позади кресла Хонор. Его спокойные серые глаза обшаривали зал для совещаний с инстинктивным вниманием к мелким деталям.
— Присаживайтесь, леди и джентльмены, — сказала Хонор шагнув к своему месту.
МакГиннес изобрел и приделал к спинке её кресла насест для Нимица и сейчас Нимиц с громким урчанием на нем устраивался. Хонор улыбнулась, почувствовав его одобрение нового устройства, уселась сама и обвела взглядом свою команду.
На этот раз присутствовали и командиры дивизионов, и они больше не были неизвестными величинами. Относительно некоторых у Хонор всё еще были небольшие сомнения, но в целом она была абсолютно уверена в своем оружии. Достаточно ли будет его для выполнения задач, которые перед ним ставили, Хонор сказать не могла, но если и нет, то это будет не потому, что подведет кто-то из мужчин и женщин, из которых оно состояло.
— Как все вы знаете, — через мгновение произнесла она, — мы все-таки получили некоторые подкрепления. Не столько, сколько было обещано: другие задачи отвлекают на себя корабли, которые в противном случае достались бы нам. Тем не менее, сейчас наша ударная сила больше, чем в предыдущий раз. И, — на этот раз в её улыбке проглянуло что-то волчье, — у нас продолжают появляться возможности продемонстрировать хевенитам кое-что новенькое.
Несколько человек улыбнулись ей в ответ и Хонор взглянула на Мишель Хенке.
— Уверена, адмирал Хенке, что вы не слишком обрадовались докладу капитана Шелбурна об аварии на «Гекторе». Надеюсь, однако, что замена, которую я сумела вам подыскать на время замены бета-узла на «Гекторе», была сочтена удовлетворительной?
— Ну, ваша милость, — рассудительно отозвалась Хенке, — полагаю, что с учетом обстоятельств, мне придется удовлетвориться.
На этот раз те, кто до того улыбался, расхохотались, а Хонор покачала головой.
— Не сомневаюсь, что вы как-то да справитесь, адмирал, — сказала она Хенке и вновь обратилась ко всем остальным.
— Во многом нынешняя встреча — своего рода формальность, — сказала она им. — Вы все замечательно поработали тренируя своих людей и готовя их к «Плодожорке II». У всех у вас было время изучить наши цели. И я совершенно уверена, что вы все прекрасно осознаете важность этой операции.
Она сделала паузу и позволила этим словам повиснуть в воздухе.
— »Плодожорка II» будет одновременно и более и менее амбициозной, чем наши первые атаки, — продолжила она. — Более амбициозной в основном в отношении потребной синхронности и глубины проникновения, необходимой для удара по Шантильи и Де Мойну. Поскольку оперативным группам потребуется разное время на переход, и поскольку я решила снова нанести удары по назначенным целям одновременно, то адмиралы Трумэн и Миклош отправятся в путь немедленно по завершении данного совещания, адмирал МакКеон на Фордайс отправится послезавтра, а мы с адмиралом Хиротакой отправимся на Аугусту еще через четыре дня.
Помните, нанести удар по назначенным целям — сильный удар — критически важно, но не менее важно вернуть ваши корабли и ваших людей домой. Маловероятно, чтобы в Республике сумели за последние три недели существенно перестроить свои оборонительные порядки. Тем не менее это возможно, так что будьте настороже. Более вероятно, что мы встретимся с изменениями в доктрине и тактике действий, чем с существенным перераспределением сил. Однажды, очевидно, это изменится, как мы надеемся, но пока что даже время прохождения сообщений не должно было позволить им произвести существенные передвижки. Надеюсь, — она вновь улыбнулась, — наши скромные усилия в течении ближайших двух недель придадут дополнительный импульс их действиям.
Через несколько секунд коммодор Ярувальская в последний раз пройдётся по общему расписанию операции. После того я намерена обсудить план индивидуально с каждым из командиров оперативных групп. Если у кого-либо из вас с момента последнего совещания возникли какие-нибудь вопросы или предложения, то сейчас самое время их озвучить.
Она снова сделала паузу, и, затем, кивнула Ярувальской.
— Андреа, -передала она слово и откинулась в кресле, а операционист зажгла над столом голографический дисплей.
Преподобный Иеремия Салливан, Первый Старейшина Церкви Освобожденного Человечества, кивнул секретарю и отвернулся от витража в окне большого и удобного кабинета в Соборе Мэйхью.
— Благодарю вас, Мэтью. Не будете ли вы столь любезны пригласить их войти, пожалуйста.
— Безусловно, ваша милость.
Брат Мэтью слегка поклонился и вышел. Вернулся он мгновением спустя, в сопровождении полудюжины человек. Большинство были как минимум средних лет. Единственным исключением был очень молодой для своего поста человек. Очевидно реципиент пролонга, но все равно моложе тридцати пяти стандартных лет от роду.
И он же, явно, был лидером делегации.
— Преподобный, — пробормотал он, склоняясь, чтобы поцеловать кольцо на руке, протянутой ему Салливаном. — Благодарю за то, что смогли принять нас.
— Я вряд ли мог отклонить просьбу столь высоких гостей, землевладелец Мюллер, — непринужденно сказал Салливан. Мюллер улыбнулся и отступил в сторону, а Салливан протянул руку следующему землевладельцу.
Улыбка Мюллера при виде этого стала немного натянутой. Безусловно, для посетителей, сколь бы высок ни был их ранг, согласно этикета было правильно поцеловать кольцо Преподобного. Но в случаях подобных этой утренней встрече обычным было, чтобы преподобный ограничился знаком почтения только от предводителя делегации.
Все пять последователей Мюллера по очереди поцеловали кольцо и Салливан гостеприимным жестом указал на стоявшие полукругом перед его столом в ожидании гостей кресла.
— Прошу, милорды. Присаживайтесь, — предложил он и вежливо подождал пока они рассядутся, прежде чем вновь занять собственное место за столом. Его выразительное лицо с выдающимся носом излучало внимание.
— Итак, лорд Мюллер, как Церковь может служить людям Грейсона?
— Честно говоря, ваша милость, мы не вполне уверены, — ответил Мюллер демонстрируя откровенность. — На деле мы скорее пришли посоветоваться, чем что-то ещё.
— Посоветоваться, милорды? — бровь Салливана взметнулась вверх; лысая его голова поблескивала в свете падавшем сквозь герметично закрытое окно, находившееся у него за спиной. — По какому поводу?
— По поводу… — нетерпеливо начал было Мюллер, но заставил себя остановиться.
— По поводу новостей с Мантикоры, касающихся землевладельца Харрингтон, ваша милость, — сказал он через мгновение, вновь взяв под контроль голос и выражение лица.
— А! — кивнул Салливан. — Вы имеете в виду статью этого Хейеса о леди Харрингтон?
— Ну да, её, и прочие комментарии и спекуляции похоже произведенные мантикорскими репортерами, — согласился Мюллер с гримасой отвращения.
— Естественно, я нахожу саму историю и завуалированные в ней инсинуации совершенно незаконным вторжением в частную жизнь землевладельца. Того самого рода, я боюсь, которого и стоит ожидать от такого совершенно… мирского общества. Тем не менее, история была напечатана и вызвала массу комментариев в Звездном Королевстве, и уже начинает распространяться нашими собственными агентствами новостей на Ельцине.
— И я это отметил, — почти спокойно согласился Салливан.
— Не сомневаюсь, — сказал Мюллер, подчеркивая свои слова, — что вы находите данный факт столь же прискорбным, как и я, ваша милость.
— Я нахожу его неизбежным, милорд, — мягко поправил его Салливан и пожал плечами. — Землевладелец Харрингтон, как все мы прекрасно знаем, — одна из наиболее популярных у публики фигур. Подобные домыслы по её адресу не могли не вызвать множества толков.
Несмотря на тщательный самоконтроль глаза Мюллера вспыхнули при упоминании популярности Харрингтон. «Он так похож на более молодое издание своего покойного отца», — подумал Салливан. К сожалению, сходство не ограничивалось внешностью.
— Толки — это одно, ваша милость, — чуть более резко сказал Мюллер, — То, о чем эти толки, однако, — совершенно другое.
Прочие члены делегации Конклава Землевладельцев выглядели так, как будто им не по себе, но никто не выразил несогласия с лидером. На деле, как подметил Салливан, большинство, казалось, совершенно согласны с ним. И не удивительно, поскольку они в определенной степени сами вызвались для этой миссии.
— В чем именно, милорд? — через мгновение вопросил преподобный, все еще мягко.
— Ваша милость, вы безусловно в курсе того, что землевладелец Харрингтон отказалась сообщить имя отца её ребенка, — сказал Мюллер. — Более того, я уверен, что вы также в курсе того, что землевладелец не замужем. Таким образом, я очень боюсь, что её сын — который, хочу вам напомнить, должен заместить сестру леди Харрингтон в порядке наследования её лена — будет незаконнорожденным. И, не то, ваша милость, чтобы это было особенно важно, но он будет не просто бастардом, но бастардом отец которого совершенно неизвестен.
— Я мог бы заметить, — безмятежно ответил Салливан, — что мантикорские порядки кое в чем отличаются от наших. Конкретнее, законы Мантикоры вовсе не признают концепцию «бастардов». По-моему, один из очень уважаемых их юристов как-то сказал, что «не бывает незаконнорожденных детей, только незаконно родившие родители». Лично я с ним согласен.
— Мы, ваша милость, говорим не о мантикорских законах, — ровно произнес Мюллер. — Мы говорим о законах Грейсона. Об обязанности леди Харрингтон, как землевладельца, информировать Конклав Землевладельцев о рождении наследника её лена. О том факте, что она не удосужилась выйти замуж за отца своего ребенка, или, хотя бы, известить нас о том кто им является! — Он помотал головой. — Полагаю, что, как бы велики ни были её заслуги перед Грейсоном, перед нами законное основание испытывать обеспокоенность тем, как она демонстративно игнорирует законы нашей планеты и Святой Церкви.
— Простите, милорд, но каким именно образом она это делает?
Мюллер секунды три в ошеломлении смотрел на преподобного. Затем встряхнулся.
— Милорд, я не сомневаюсь, что вам прекрасно известно, что я, как землевладелец, обязан по закону информировать остальных землевладельцев о предстоящем рождении наследника моего лена. Я, также, обязан предоставить доказательства того, что упомянутый наследник является моим ребенком и законным наследником моего титула и моих обязанностей. Вы же не хотите заявить, что просто потому, что леди Харрингтон родилась не на Грейсоне, на неё каким-то образом не распространяются обязательства наложенные на всех прочих землевладельцев?
Но все-таки, несмотря на множественные разногласия с покойным Эдвардом Яначеком и её ожесточенное сопротивление разрушительной политике, проводимой им в Адмиралтействе, ей пришлось признать, что на этот раз он оказался прав. Имя «Ника» было самым почетным для корабля Королевского Флота Мантикоры. В строю всегда была «Ника», и она всегда была линейным крейсером. И на момент ввода в строй она всегда была новейшим и самым могучим линейным крейсером флота.
Однако старую «Нику» — «Станцию Ханкок» — в лучшем случае можно было назвать устаревающей, хоть ей и было от роду всего шестнадцать стандартных лет. Она усердно трудилась все эти шестнадцать лет, и не старость, а нововведения в вооружении и тактике, особенно в ракетах, отодвинули её во второй ряд по эффективности. В эпоху многодвигательных ракет традиционная ниша линейных крейсеров изменилась радикальнейшим образом, и BC-413 просто остался не у дел.
Уделом линейных крейсеров была охота за крейсерами врага и их уничтожение, или набег и отход. Они были и идеальными защитниками торговли, и наоборот, идеальными её разрушителями. Традиционно, особенно на Мантикоре, они не предназначались для боя в стене, поскольку относительно легкое бронирование и «крейсерский стиль» конструкции никак не могли выдержать трепку подобную той, на которую рассчитывали супердредноуты. Они должны были удирать от кораблей стены. Должны были быть способны уничтожить более легкого противника и удрать от более тяжелого.
Но дальность боя МДР чрезвычайно усложнила задачу оставаться за пределами эффективной дальности действия ракетного оружия кораблей стены. А упор на ракетный бой на большой дистанции потребовал большей плотности залпа и большей емкости погребов. Какое-то время казалось, что класс линейных крейсеров просто устарел, как это в свое время произошло с линкорами, и что линейные крейсера вскоре исчезнут из списков первоклассных флотов. Но этот тип кораблей — или, как минимум, исполняемая им роль — оказался слишком ценным, чтобы позволить ему исчезнуть. А усовершенствование эффективности компенсаторов и прочих аспектов военных технологий позволило произвести его трансформацию.
Грейсонцы пошли по одному из возможных путей, создав класс носителей подвесок «Курвуазье II». «Агамемнон» КФМ был мантикорской версией той же самой концепции, а «Блюхер» — андерманской. Подобный подход предлагал очевидные преимущества перед старой конструкцией.
Но назвать подвесочный линейный крейсер полностью удовлетворительным решением все-таки было нельзя. Хотя такой вариант предлагал очень высокую плотность огня, но поддерживать максимальный темп стрельбы он мог только очень ограниченное время. Кроме того, пустотелая сердцевина корабля такого типа стоила ему большей доли структурной прочности, чем пришлось пожертвовать при реализации аналогичной концепции в более крупных и более крепко сложенных супердредноутах. Так что Бюро Кораблестроения вице-адмирала Тоскарелли, когда разрабатывало тяжелые крейсера нового класса «Саганами-C», изыскало другой подход.
В результате появилась «Ника»: 2,5-миллионотонный «линейный крейсер», почти в три раза превосходивший размерами старый корабль Хонор, но развивавший ускорение на тридцать процентов больше. На старой «Нике» были установлены восемнадцать лазеров, шестнадцать гразеров, пятьдесят две пусковые установки ракет и по тридцать два лазерных кластера и пусковых противоракет. На новой «Нике» лазеров не было, гразеров было тридцать два (восемь из которых представляли собой погонное вооружение), пятьдесят пусковых установок ракет (ни одна из которых не была погонной) и по тридцать лазерных кластеров и пусковых противоракет. Экипаж старой «Ники» составлял более двух тысяч человек; новой «Нике» требовалось только семьсот пятьдесят. И вооружена новая «Ника» была двухдвигательными ракетами Марк-16. С учетом разработанной КФМ возможности «всеракурсного» запуска ракет, она могла задействовать пусковые обеих бортов по одной цели, что давало ей пятьдесят ракет в залпе против двадцати двух у старого корабля. И если максимальная дальность активного полета ракет старой «Ники» с места была чуть больше шести миллионов километров, то у новой «Ники» максимальная дальность превышала двадцать девять миллионов.
«Ника» не могла использовать полноценные, трехдвигательные МДР, доступные для «Курвуазье» и «Агамемнонов», поэтому её тактическая гибкость была несколько меньше и боеголовки её ракет тоже были немного легче. Но если «Агамемнон», сбрасывая подвески с максимальным темпом, опустошит свои погреба всего лишь за четырнадцать минут, то у «Ники» хватит боезапаса почти на сорок, а еще у неё в полтора раза больший запас противоракет. Кстати, хотя «Курвуазье» действительно несли трехдвигательные ракеты, КФМ предпочитал снаряжать подвески «Агамемнонов» теми же Марк-16. Бюро Вооружений разработало для них и стандартные подвески, но в Адмиралтействе было принято решение, что плотность залпа, возможная при использовании Марк-16, была важнее большей дальности действия более крупных ракет.
Лично Хонор считала, что «Ника» являла собой образчик линейного крейсера будущего и глубоко сожалела, что хотя Адмиралтейство Яначека и одобрило её постройку, но только в качестве единичного, экспериментального образца. Флоту отчаянно было нужно как можно больше «Ник», но в наличии была только одна. И как минимум на протяжении ближайшего стандартного года это было все.
По крайней мере Хонор заполучила эту единственную «Нику» и — она улыбнулась собственному отражению в армопласте — убедила адмирала Кортеса назначить на неё капитана компетентного почти настолько же, насколько он был… раздражающим.
— Сделать еще один проход, ваша милость? — спросил пилот и Хонор нажала кнопку переговорного устройства на подлокотнике.
— Нет, спасибо, старшина. Достаточно. Направляйтесь прямо на флагман; капитан Кардонес ждет, что я прибуду на обед вовремя.
— Есть, мэм.
Бот развернулся, а Хонор откинулась в кресле, задумавшись о будущем.
* * *
— Доктор Иллеску! Доктор Иллеску, что вы можете сказать по поводу сообщения о беременности герцогини Харрингтон?Франц Иллеску флегматично шел по вестибюлю Бриарвуда, игнорируя выкрикиваемые вопросы.
— Доктор Иллеску, вы можете подтвердить, что граф Белой Гавани является отцом ребенка герцогини Харрингтон?
— Доктор Иллеску! Правда ли, что отец ребенка — принц Майкл?
— Вы можете опровергнуть, что отцом является барон Грантвилль или Бенджамин Мэйхью?
— Доктор Иллеску!..
Двери лифта захлопнулись, отсекая галдёж, и Иллеску взбешенно ткнул пальцем в кнопку личного коммуникатора.
— Служба безопасности, Мейерс, — немедленно отозвался голос.
— Тайман, это доктор Иллеску. — Ярость, бурлившая в обычно сдержанном баритоне Иллеску была почти осязаема. — Не могли бы вы объяснить, какого дьявола этот… этот цирк делает в нашем вестибюле?
— Простите, сэр, — отозвался Мейерс. — Я не знал, что вы пойдете через общий вход, не то как минимум предупредил бы вашего водителя. Они собрались там сразу после обеда, но пока в нарушении приватности замечены не были. А, согласно нашим правилам, до этого я не могу выставить их из общих помещении Центра.
— Ну, так уж вышло, что именно я написал ваши чертовы правила, — почти прорычал Иллеску, — так что с настоящего момента и до тех пор, пока Ад не станет ледяной пустыней, вы можете гнать этих шакалов откуда угодно! Я ясно выразился?!
— Э-э, да, сэр. Приступаем немедленно, сэр.
— Спасибо. — голос Иллеску был несколько ближе к норме, когда он отключил коммуникатор и глубоко вдохнул.
Иллеску прислонился к стене лифта и устало потер лицо.
Они с Мейерсом были не ближе к обнаружению источника утечки, чем в самом начале, и вся история окончательно вышла из под контроля. Не то, чтобы он когда-либо сильно надеялся, что её удастся удержать под контролем. Пресса ухватилась за неё с исступлением и распространяла самые дикие домыслы — как можно было понять по звучавшим в вестибюле вопросам — безо всякого удержу. По крайней мере он переговорил с обоими докторами Харрингтон, как бы неприятно это не было, и уверился, что они не считают произошедшее его виной, но сильно лучше от этого себя не почувствовал. Как бы он ни относился к герцогине Харрингтон из-за её родителей, но она была его пациентом. У неё было законное и моральное право верить, что конфиденциальность отношений врач-пациент не будет нарушена, а это произошло. Это было почти как изнасилование, хотя и не на физическом уровне. Он был бы ужасно взбешен, произойди такое с любым из его пациентов. В данном же случае, учитывая положение пациента и то, как это самое положение раздувало спекуляции репортеров, эмоции его ушли далеко за грань ярости.
Франц Иллеску не был человеком особо приверженным обычаю проведения дуэлей, хоть это и было законно. Но в данном случае, если бы удалось найти виновника, он готов был сделать исключение.
* * *
— И снова добро пожаловать, — с улыбкой произнесла Мишель Хенке, когда Эндрю Лафолле отступил от прохода в её кабинет и Хонор с Нимицем вошли внутрь.— Спасибо. — Хонор пересекла кабинет и плюхнулась на диван Хенке куда как менее элегантно, чем сделала бы в присутствии кого-то еще.
— Надеюсь Диего тебя встретил должным образом? — небрежно спросила Хенке. Капитан Диего Михайлов был капитаном «Аякса». — Я велела ему убавить официоз.
— Официоз он убавил до такой степени, до какой только ему был готов позволить оставшийся по ту сторону двери мой верный миньон, — ответила Хонор. — Он мне понравился, — добавила она.
— Он такой. И в своем деле тоже хорош. Не говоря уже о том, что достаточно умен, чтобы понимать, насколько загнанной и измученной ты сейчас должна себя чувствовать. Он прекрасно понимает, почему не получил приглашения на сегодняшний ужин. Правду сказать, он мне заметил, что ты, должно быть, ужасно рада вновь оказаться на корабле.
— Честно говоря, за всю свою жизнь я редко бывала так счастлива оказаться запертой на корабле, — признала Хонор опуская голову на подлокотник дивана, закрывая глаза и потягиваясь с Нимицем устроившемся у нее на груди.
— Это потому, что худшее, что может случится здесь — это взорваться вместе с кораблем, — сухо сказала Хенке, подошла к бару, открыла маленький холодильник и достала пару бутылок «Старого Тилмана». Хонор хмыкнула с признательностью, хотя её удовольствие явно не было полным. Хенке, открывая бутылки, ухмыльнулась.
— Я сказала Клариссе, что подам сигнал, если мы решим, что она нам понадобится, — продолжила она, протягивая одну из бутылок Хонор. — Возьми. — Хонор открыла один глаз и Хенке помахала перед ней бутылкой. — Судя по твоему виду, тебе это нужно.
— Что мне нужно, так это минут пятнадцать — нет, на самом деле десяти будет достаточно — наедине с мистером Хейесом, — зло произнесла Хонор, приняла бутылку и сделала глоток холодного пива. — После этого я бы чувствовала себя намного лучше.
— По крайней мере до тех пор, пока тебя бы не поволокли в тюрьму.
— Верно. Суды в подобных случаях такие назойливые, да?
— К сожалению. — Хенке отхлебнула пива, откинулась в кресле, развернутом к облюбованному Хонор дивану, и закинула ногу на дорогой кофейный столик, стоявший на ещё более дорогом толстом ковре.
Хонор улыбнулась ей и с любопытством огляделась. Она впервые была в гостях у Хенке на «Аяксе» и хотя кабинет Хенке был заметно меньше, чем ее собственные роскошные апартаменты на «Императоре», но по стандартам линейных крейсеров он все равно был большим и комфортабельным. Экипаж «Аякса» не превышал шести сотен человек, включая сюда морскую пехоту, и его конструкторы, располагая всем этим пространством, рассудили, что столь величественная персона как флаг-офицер достойна самого лучшего. Ковер с длинным ворсом был темно-малинового цвета. Хонор знала, что Хенке никогда бы не выбрала себе такой; по-видимому, при первом же удобном случае она его поменяет. Но декоративные панели, закрывавшие переборки, рассеянный свет и голографические скульптуры создавали ощущение почти греховного комфорта.
Лучше всего было то, что кабинет был совершенно пуст, если не считать Хенке, Хонор и Нимица.
— Полегче стало? — спросила через секунду Хенке.
— Немного. — Хонор снова закрыла глаза и прокатила холодную пивную бутылку по лбу. — Изрядно, на самом деле, — продолжила она после паузы. — Ощущение мыслесвета здесь приносит нам с Нимицем изрядное облегчение.
— Должно быть временами эмпатия тяжкое бремя, — сказала Хенке.
— Ты не представляешь насколько, — согласилась Хонор, вновь открывая глаза и немного приподнимаясь. — Говоря совершенно честно, Мика, именно поэтому я так обрадовалась, когда ты пригласила меня на ужин. Мои штабисты без вопросов на моей стороне, но если бы я осталась на флагмане, то практически наверняка мне пришлось бы в первый же вечер устроить официальный ужин. Провести его, вместо того, наедине со старой подругой — неимоверно более привлекательная перспектива. Спасибо.
— Эй, для того друзья и существуют! — сказала Хенке стараясь не показать, насколько её тронуло признание.
— Ну, компания собралась хорошая, — с кривой улыбкой произнесла Хонор. — Но если говорить совершенно честно, то настоящая причина — это перцы старшины Арбакл.
— Я прослежу, чтобы Кларисса передала Маку рецепт, — сухо сказала Хенке.
* * *
— Леди и джентльмены!Флаг-офицеры Восьмого Флота, старшие члены их штабов и их флаг-капитаны встали, когда Хонор, Рафаэль Кардонес, Мерседес Брайэм и Андреа Ярувальская вошли в помещение. Саймон Маттингли и Спенсер Хаук подперли переборку снаружи, по сторонам люка, а Эндрю Лафолле прошел внутрь вслед за офицерами и занял свое обычное неприметное место у переборки позади кресла Хонор. Его спокойные серые глаза обшаривали зал для совещаний с инстинктивным вниманием к мелким деталям.
— Присаживайтесь, леди и джентльмены, — сказала Хонор шагнув к своему месту.
МакГиннес изобрел и приделал к спинке её кресла насест для Нимица и сейчас Нимиц с громким урчанием на нем устраивался. Хонор улыбнулась, почувствовав его одобрение нового устройства, уселась сама и обвела взглядом свою команду.
На этот раз присутствовали и командиры дивизионов, и они больше не были неизвестными величинами. Относительно некоторых у Хонор всё еще были небольшие сомнения, но в целом она была абсолютно уверена в своем оружии. Достаточно ли будет его для выполнения задач, которые перед ним ставили, Хонор сказать не могла, но если и нет, то это будет не потому, что подведет кто-то из мужчин и женщин, из которых оно состояло.
— Как все вы знаете, — через мгновение произнесла она, — мы все-таки получили некоторые подкрепления. Не столько, сколько было обещано: другие задачи отвлекают на себя корабли, которые в противном случае достались бы нам. Тем не менее, сейчас наша ударная сила больше, чем в предыдущий раз. И, — на этот раз в её улыбке проглянуло что-то волчье, — у нас продолжают появляться возможности продемонстрировать хевенитам кое-что новенькое.
Несколько человек улыбнулись ей в ответ и Хонор взглянула на Мишель Хенке.
— Уверена, адмирал Хенке, что вы не слишком обрадовались докладу капитана Шелбурна об аварии на «Гекторе». Надеюсь, однако, что замена, которую я сумела вам подыскать на время замены бета-узла на «Гекторе», была сочтена удовлетворительной?
— Ну, ваша милость, — рассудительно отозвалась Хенке, — полагаю, что с учетом обстоятельств, мне придется удовлетвориться.
На этот раз те, кто до того улыбался, расхохотались, а Хонор покачала головой.
— Не сомневаюсь, что вы как-то да справитесь, адмирал, — сказала она Хенке и вновь обратилась ко всем остальным.
— Во многом нынешняя встреча — своего рода формальность, — сказала она им. — Вы все замечательно поработали тренируя своих людей и готовя их к «Плодожорке II». У всех у вас было время изучить наши цели. И я совершенно уверена, что вы все прекрасно осознаете важность этой операции.
Она сделала паузу и позволила этим словам повиснуть в воздухе.
— »Плодожорка II» будет одновременно и более и менее амбициозной, чем наши первые атаки, — продолжила она. — Более амбициозной в основном в отношении потребной синхронности и глубины проникновения, необходимой для удара по Шантильи и Де Мойну. Поскольку оперативным группам потребуется разное время на переход, и поскольку я решила снова нанести удары по назначенным целям одновременно, то адмиралы Трумэн и Миклош отправятся в путь немедленно по завершении данного совещания, адмирал МакКеон на Фордайс отправится послезавтра, а мы с адмиралом Хиротакой отправимся на Аугусту еще через четыре дня.
Помните, нанести удар по назначенным целям — сильный удар — критически важно, но не менее важно вернуть ваши корабли и ваших людей домой. Маловероятно, чтобы в Республике сумели за последние три недели существенно перестроить свои оборонительные порядки. Тем не менее это возможно, так что будьте настороже. Более вероятно, что мы встретимся с изменениями в доктрине и тактике действий, чем с существенным перераспределением сил. Однажды, очевидно, это изменится, как мы надеемся, но пока что даже время прохождения сообщений не должно было позволить им произвести существенные передвижки. Надеюсь, — она вновь улыбнулась, — наши скромные усилия в течении ближайших двух недель придадут дополнительный импульс их действиям.
Через несколько секунд коммодор Ярувальская в последний раз пройдётся по общему расписанию операции. После того я намерена обсудить план индивидуально с каждым из командиров оперативных групп. Если у кого-либо из вас с момента последнего совещания возникли какие-нибудь вопросы или предложения, то сейчас самое время их озвучить.
Она снова сделала паузу, и, затем, кивнула Ярувальской.
— Андреа, -передала она слово и откинулась в кресле, а операционист зажгла над столом голографический дисплей.
* * *
— Преподобный, прибыли ваши гости.Преподобный Иеремия Салливан, Первый Старейшина Церкви Освобожденного Человечества, кивнул секретарю и отвернулся от витража в окне большого и удобного кабинета в Соборе Мэйхью.
— Благодарю вас, Мэтью. Не будете ли вы столь любезны пригласить их войти, пожалуйста.
— Безусловно, ваша милость.
Брат Мэтью слегка поклонился и вышел. Вернулся он мгновением спустя, в сопровождении полудюжины человек. Большинство были как минимум средних лет. Единственным исключением был очень молодой для своего поста человек. Очевидно реципиент пролонга, но все равно моложе тридцати пяти стандартных лет от роду.
И он же, явно, был лидером делегации.
— Преподобный, — пробормотал он, склоняясь, чтобы поцеловать кольцо на руке, протянутой ему Салливаном. — Благодарю за то, что смогли принять нас.
— Я вряд ли мог отклонить просьбу столь высоких гостей, землевладелец Мюллер, — непринужденно сказал Салливан. Мюллер улыбнулся и отступил в сторону, а Салливан протянул руку следующему землевладельцу.
Улыбка Мюллера при виде этого стала немного натянутой. Безусловно, для посетителей, сколь бы высок ни был их ранг, согласно этикета было правильно поцеловать кольцо Преподобного. Но в случаях подобных этой утренней встрече обычным было, чтобы преподобный ограничился знаком почтения только от предводителя делегации.
Все пять последователей Мюллера по очереди поцеловали кольцо и Салливан гостеприимным жестом указал на стоявшие полукругом перед его столом в ожидании гостей кресла.
— Прошу, милорды. Присаживайтесь, — предложил он и вежливо подождал пока они рассядутся, прежде чем вновь занять собственное место за столом. Его выразительное лицо с выдающимся носом излучало внимание.
— Итак, лорд Мюллер, как Церковь может служить людям Грейсона?
— Честно говоря, ваша милость, мы не вполне уверены, — ответил Мюллер демонстрируя откровенность. — На деле мы скорее пришли посоветоваться, чем что-то ещё.
— Посоветоваться, милорды? — бровь Салливана взметнулась вверх; лысая его голова поблескивала в свете падавшем сквозь герметично закрытое окно, находившееся у него за спиной. — По какому поводу?
— По поводу… — нетерпеливо начал было Мюллер, но заставил себя остановиться.
— По поводу новостей с Мантикоры, касающихся землевладельца Харрингтон, ваша милость, — сказал он через мгновение, вновь взяв под контроль голос и выражение лица.
— А! — кивнул Салливан. — Вы имеете в виду статью этого Хейеса о леди Харрингтон?
— Ну да, её, и прочие комментарии и спекуляции похоже произведенные мантикорскими репортерами, — согласился Мюллер с гримасой отвращения.
— Естественно, я нахожу саму историю и завуалированные в ней инсинуации совершенно незаконным вторжением в частную жизнь землевладельца. Того самого рода, я боюсь, которого и стоит ожидать от такого совершенно… мирского общества. Тем не менее, история была напечатана и вызвала массу комментариев в Звездном Королевстве, и уже начинает распространяться нашими собственными агентствами новостей на Ельцине.
— И я это отметил, — почти спокойно согласился Салливан.
— Не сомневаюсь, — сказал Мюллер, подчеркивая свои слова, — что вы находите данный факт столь же прискорбным, как и я, ваша милость.
— Я нахожу его неизбежным, милорд, — мягко поправил его Салливан и пожал плечами. — Землевладелец Харрингтон, как все мы прекрасно знаем, — одна из наиболее популярных у публики фигур. Подобные домыслы по её адресу не могли не вызвать множества толков.
Несмотря на тщательный самоконтроль глаза Мюллера вспыхнули при упоминании популярности Харрингтон. «Он так похож на более молодое издание своего покойного отца», — подумал Салливан. К сожалению, сходство не ограничивалось внешностью.
— Толки — это одно, ваша милость, — чуть более резко сказал Мюллер, — То, о чем эти толки, однако, — совершенно другое.
Прочие члены делегации Конклава Землевладельцев выглядели так, как будто им не по себе, но никто не выразил несогласия с лидером. На деле, как подметил Салливан, большинство, казалось, совершенно согласны с ним. И не удивительно, поскольку они в определенной степени сами вызвались для этой миссии.
— В чем именно, милорд? — через мгновение вопросил преподобный, все еще мягко.
— Ваша милость, вы безусловно в курсе того, что землевладелец Харрингтон отказалась сообщить имя отца её ребенка, — сказал Мюллер. — Более того, я уверен, что вы также в курсе того, что землевладелец не замужем. Таким образом, я очень боюсь, что её сын — который, хочу вам напомнить, должен заместить сестру леди Харрингтон в порядке наследования её лена — будет незаконнорожденным. И, не то, ваша милость, чтобы это было особенно важно, но он будет не просто бастардом, но бастардом отец которого совершенно неизвестен.
— Я мог бы заметить, — безмятежно ответил Салливан, — что мантикорские порядки кое в чем отличаются от наших. Конкретнее, законы Мантикоры вовсе не признают концепцию «бастардов». По-моему, один из очень уважаемых их юристов как-то сказал, что «не бывает незаконнорожденных детей, только незаконно родившие родители». Лично я с ним согласен.
— Мы, ваша милость, говорим не о мантикорских законах, — ровно произнес Мюллер. — Мы говорим о законах Грейсона. Об обязанности леди Харрингтон, как землевладельца, информировать Конклав Землевладельцев о рождении наследника её лена. О том факте, что она не удосужилась выйти замуж за отца своего ребенка, или, хотя бы, известить нас о том кто им является! — Он помотал головой. — Полагаю, что, как бы велики ни были её заслуги перед Грейсоном, перед нами законное основание испытывать обеспокоенность тем, как она демонстративно игнорирует законы нашей планеты и Святой Церкви.
— Простите, милорд, но каким именно образом она это делает?
Мюллер секунды три в ошеломлении смотрел на преподобного. Затем встряхнулся.
— Милорд, я не сомневаюсь, что вам прекрасно известно, что я, как землевладелец, обязан по закону информировать остальных землевладельцев о предстоящем рождении наследника моего лена. Я, также, обязан предоставить доказательства того, что упомянутый наследник является моим ребенком и законным наследником моего титула и моих обязанностей. Вы же не хотите заявить, что просто потому, что леди Харрингтон родилась не на Грейсоне, на неё каким-то образом не распространяются обязательства наложенные на всех прочих землевладельцев?