Вебер Дэвид Марк. Любой ценой

   — Централ, Кинжал Один, — сказал Тремэйн в коммуникатор «Дакойта». В его наушниках звучал сигнал, пока искусственный интеллект, заменивший на борту высокоавтоматизированного ЛАКа офицера-связиста, связывался с коммандером Криспусом Диллинджером, старшим из командиров эскадрилий «Катан».
   — Кинжалу Один, говорит Шомпол, — произнес Тремэйн, обозначая себя как КоЛАКа Третьей эскадры носителей.
   — Шомполу, Кинжал Один на связи, — немедленно отозвался голос Диллинджера.
   — В конце концов они решили встретить нас, Крис. Я думаю, что сейчас вы должны сыграть основную роль. Действуем по плану Тропа Три.
   — Шомполу, Кинжал Один подтверждает Тропу Три.
   — Идите и сделайте их, — ответил Тремэйн. — Шомпол, конец связи.

* * *

   Капитан Бонифаций Аберкромби следил за мантикорскими ЛАКами на дисплее своего командирского ЛАКа. Он не слишком беспокоился о соотношении сил. «Скимитер» был чисто массовым кораблем, предназначенным преодолевать индивидуальное превосходство своих мантикорских противников за счёт огромного численного превосходства. Аберкромби знал, что адмирал Форейкер и её штаб яростно работают над улучшением возможностей «Скимитера» в республиканском ЛАКе второго поколения, однако ограниченность их технической базы, даже с имеющимися по слухам эревонскими модернизациями, означала, что её команда попросту не могла достичь возможностей манти.
   Действующая доктрина требовала вступать в бой с мантикорскими ЛАКАми только при наличии как минимум четырёхкратного численного превосходства. В прямом столкновении потери республиканцев, вероятно, были бы тяжелы. С уверенностью сказать было трудно, так как пока что исход столкновений между ЛАКами определяла неожиданная республиканская тактика «Тройной волны». Однако профили полета МДР, использованных против капитана Шнейдера при Занзибаре, были кошмарным доказательством того, что манти знали о «Волне» практически всё. Наверняка, они адаптировали тактику ЛАКов даже сильнее, чем доктрину применения МДР, и Аберкромби не жаждал стать первым республиканским КоЛАКом, который точно выяснит, что именно придумали манти.
   К сожалению, похоже выбора у него не было.
   — Изготовиться к «Жижке», — напряжённо произнес он. Лейтенант Баначек, его тактик, посмотрела на него и Аберкромби пожал плечами. — Я не знаю, собираются ли они дать нам возможность применить её, но если дадут, то я хочу быть готовым.
   — Есть, сэр, — подтвердила Баначек.
   — Вероятнее всего, мы вступим в ближний бой, — продолжил Аберкромби, — Я желаю, чтобы эскадра соблюдала строй эскадрилий. У них будет преимущество в дальности применения оружия и на наши средства самообороны придётся вся нагрузка до тех пор, пока мы не подойдём достаточно близко, чтобы нанести им урон.
   — Понимаю, сэр, — в голосе Баначек звучала лёгкая дрожь, однако её серые глаза были тверды и Аберкромби подарил ей скупую поощрительную улыбку.

* * *

   — Дистанция четыре-точка-шесть-восемь миллиона километров. Скорость сближения один-два тысячи километров в секунду.
   Коммандер Криспус Диллинджер, позывной «Кинжал Один», хмыкнул, подтверждая получение рапорта лейтенанта Гилмор, его мозг постоянно работал, прикидывая переменные и вероятности.
   При такой скорости сближения дальность полета ракет в активном режиме возрастала почти на пятьсот тысяч километров по сравнению с теми 3,6 миллионами километров, которые могла пролететь «Гадюка» стартуя с места. Это означало, что они достигнут предельной дальности через тридцать пять секунд.
   Он задался вопросом, почему же не стреляют хевы. Недостаток «Гадюки» заключался в том, что её максимальная дальность составляла чуть больше половины дальности обычной противокорабельной ракеты. Теоретически, это давало хевам почти три минуты, в течение которых они могли обстреливать противника, не получая огня в ответ. По крайней мере от «Катан»; если бы они открыли огонь с такой дистанции, то «Ферреты», поддерживающие эскадрильи «Катан», ответили бы тем же.
   «Вероятно придерживают своих птичек до тех пор, пока мы им позволим, — думал Диллинджер, — По всем признакам их точность намного хуже нашей, и тактики после пуска должны с ними больше возиться, так что хевы должны больше беспокоиться насчет задержек при связи со скоростью света. Они хотят приблизиться на предельно короткую дистанцию, чтобы максимально увеличить вероятность попадания. И они могут считать, что в состоянии успешно применить свой проклятый электромагнитный импульс. Если так, то нам самое время… избавить их от иллюзий».
   — Всем Кинжалам, Кинжал Один, — объявил он по сети. — Подтверждаю маневр Тропа Три. Повторяю, подтверждаю Тропу Три. Находиться в готовности к выполнению серии пусков по команде.
   От командиров эскадрилий прозвучали подтверждения и Диллинджер почувствовал, что по мере сокращения дистанции всё глубже вжимается в ложемент. Тогда он резко кивнул Гилмор.
   — Огонь! — резко произнесла она, — Повторяю, огонь!

* * *

   — Пуск ракет! — выкрикнула лейтенант Баначек. — Множественные пуски ракет. Подлётное время… семьдесят пять секунд?
   Неверие наполняло её голос, когда компьютеры сообщили о невероятном уровне ускорения приближающихся ракет и Бонифаций Аберкромби ничуть её не винил.
   — Боже, — прошептал кто-то и Аберкромби почувствовал, что его челюсти стиснулись.
   — Вот он, их ответ на «Волну», — тихо и горько произнёс его старпом.
   — Это должно быть залпом с «Катан», — почти спокойно ответил Аберкромби. Раньше он желал знать, что же придумали чертовски изобретательные грейсонцы. Разведка Флота сумела подтвердить, что они и в самом деле сконструировали ЛАК, специально предназначенный для завоевания господства в космосе, однако никто в Республике не имел понятия, что же именно они сделали.
   До сих пор.
   — Они не могут долго поддерживать такое ускорение, — произнёс старпом. — Это, должно быть, какая-то модернизация противоракеты.
   Аберкромби кивнул, не сводя с дисплея глаз.
   — Они будут недальнобойны, — согласился он. — Однако их будет чертовски трудно остановить. Хуже того, они стартуют эшелонами.
   Настала очередь старпома кивать. Они с Аберкромби довольно часто это обсуждали, и, похоже, манти — или грейсонцы, если это они — пришли к тому же самому способу противодействия «Волне», что и они сами. Они не собирались позволить бортовым сенсорам кораблей снова ослепнуть; как только манти поняли, что с ними было проделано, они предприняли очень простые меры. Они так же не собирались сверх необходимости подвергать опасности свои имитаторы и платформы РЭБ, и рассредоточили свои автономные разведывательные платформы насколько возможно шире, чтобы вывести их из зоны поражения «Волны».
   Теперь они нейтрализовали еще и «Жижку», и снова самым простейшим образом. Они знали, что республиканская доктрина ПРО, в особенности для ЛАКов, больше полагалась на массу и объём, чем на индивидуальную точность, и поняли, что в действительности плотность залпа имеет меньшее значение, чем его продолжительность. На сколько-либо дальней дистанции у ЛАКов Аберкромби не было другого выхода, кроме как пытаться насытить огнём зону ракетного залпа вместо того, чтобы бороться с отдельными угрозами, как действовали бы противоракетные расчеты манти. Так что для манти не было необходимым достигать той точной одновременности выхода ракет на цель, которая потребовалась бы для перенасыщения более совершенной обороны. Или, другими словами, защита Аберкромби была слишком груба, чтобы её можно было существенно ухудшить столь изощрённым способом.
   Так что манти эшелонировали залпы, разнося их по времени, и перемешали ударные ракеты с чертовски эффективными платформами РЭБ. В совокупности с невероятно высокой скоростью самих ударных ракет, эти приманки и глушилки должны были катастрофически понизить эффективность средств ПРО. И растягивая залп, фактически создавая поток ракет, а не единственный сокрушительный удар молота, манти лишали их возможности одиночным применением «Волны» уничтожить более чем какую-то часть всего удара. Хуже того, выпустившие «Волну» ЛАКи могли бы видеть сквозь неё не лучше, чем корабли с другой её стороны, а Аберкромби не мог позволить себе еще больше связывать руки своей ПРО, предоставляя возможность противнику атаковать как будто «со стороны солнца».
   Какая-то часть его рвалась отдавать приказания, требовать выполнения боевых планов, сделать хоть что-то, чтобы дать своим людям лучшие шансы. Но для этого уже не было времени, никаких поправок в последнюю минуту, способных хоть как-то повлиять на происходящее. Как ни верти, теперь он был просто пассажиром, ожидающим увидеть, насколько хорошо сработает его план боя.
   Очень больших надежд в этом отношении Аберкромби не питал.

* * *

   Ракеты коммандера Диллинджера понеслись к хевенитским ЛАКам.
   Это был первый раз, когда они использовались против реальных целей, и даже сам Диллинджер был немного удивлен тем, насколько хорошо они сработали. Их искусственный интеллект был лучше, чем у любой из более ранних ракет хотя бы приблизительно сравнимого размера, и он был тщательно оптимизирован для использования против маленьких, быстрых и хрупких целей. Они были намного лучше приспособлены к автономному применению и имели меньшую потребность в наличии каналов наведения со стреляющих кораблей. В конце концов, системы РЭБ ЛАКов — или, по крайней мере, их хевенитские версии — были намного менее эффективны, чем у гиперпространственных кораблей. Управляющим огнём офицерам было меньше работы по разборке той замысловатой кутерьмы помех, которую могли создать крупные корабли, а меньшая дальность активного полета означала, что сенсоры «Гадюк» с самого момента запуска намного лучше видели свои цели.
   По сути дела, они являлись оружием типа «выстрелил и забыл», самостоятельно производившим корректировку траектории. Как только «Катаны» выстреливали все «Гадюки», они могли свободно маневрировать и использовать все каналы управления для наведения противоракет.
   И было ясно, что у хевенитов не было представления, что они столкнутся с ударными ракетами, ускорение которых было увеличено на сорок два процента. Приближающиеся «Гадюки» были на деле более чем на тридцать процентов быстрее, чем пытающиеся уничтожить их противоракеты.

* * *

   Бонифаций Аберкромби слушал боевую перекличку стиснув зубы, так как слышал испуг — и в слишком многих случаях откровенную панику — расчетов ПРО, внезапно обнаруживших, что все параметры угроз, заложенные в их оборонительные программы, устарели. Он повернул голову, наблюдая за отчаянно работающей Баначек, пытающейся модифицировать приоритеты слежения и определения угроз за те семьдесят пять секунд, которые были в её распоряжении.
   Затем он отвернулся. «Наверное даже Шэннон Форейкер не смогла бы справиться с этим», — мрачно подумал Аберкромби.

* * *

   Каждая из «Катан» выпустила двадцать пять «Гадюк».
   Шесть эскадрилий за тридцать секунд выпустили в космос в общей сложности тысячу восемьсот ракет, и они прожгли щит хевенитских противоракет подобно раскалённым добела иглам.
   Некоторые из них были уничтожены.
   Некоторые противоракеты — очень немногие — смогли найти различие между реальными целями и ложными целями, создаваемыми «Драконьими Зубами». Смогли увидеть цели сквозь импульсы глушилок. Смогли поставить себя и свои клинья на пути странных нападающих. Однако они были исключением. Большинство перехватов было достигнуто лишь потому, что даже против такой атаки слоёная защита Шэннон Форейкер была по крайней мере частично эффективна. Просто противоракет было так много, что некоторые из них должны были найти и уничтожить «Гадюк» по чистой случайности.
   В сложившихся обстоятельствах любые попадания были значительным достижением… но противоракеты смогли остановить меньше трёхсот «Гадюк».
   Лазерные кластеры ПРО открыли огонь по несущимся «Гадюкам», наконец-то чётко различимым системами управления огнём, поскольку им перестали мешать импеллерные клинья уходящих противоракет. Расчеты ПРО были прекрасно обучены и дисциплинированны. Значительный их процент составляли ветераны гражданской войны всех против всех, в которой Томас Тейсман сражался против отколовшихся приверженцев старого режима. Даже теперь запаниковали очень немногие и они оставались на боевых постах, не прекращая огня и делая всё, что было в их силах.
   Однако этого было недостаточно. Программное обеспечение их систем управления огнём просто не смогло справиться с ситуацией, не смогло достаточно быстро реагировать на ракеты, способные развивать подобные ускорения. Не на такой короткой дистанции, не без большего времени на адаптацию.
   «Гадюки» прорвались сквозь последний отчаянный заслон огня лазеров и их боеголовки начали взрываться.

* * *

   — О, мой Бог, — прошептала, побледнев, Сандра Инчман, когда данные платформ наблюдения на дисплее показали, как исчезают «Скимитер» за «Скимитером». Они гибли не поодиночке или парами, а целыми десятками.
   Капитан Аберкромби был одним из первых погибших, однако он держал свой канал тактической связи с командованием включённым до самого конца. Инчман едва могла поверить значениям ускорения, но у неё не было другого выбора, кроме как поверить, когда в безжалостно эффективной бойне все ЛАКи системы Гастон сгинули меньше, чем за три минуты.
   Эверетт Бич оцепенело застыл в командирском кресле. Его смуглое лицо побледнело, а руки клещами вцепились в подлокотники.
   — Не могу… — коммандер Рэндалл остановился и прочистил горло. — Не могу в это поверить, — произнес он.
   — Поверьте, — прохрипел Бич. Он на мгновение прикрыл глаза, затем вытолкнул себя из кресла.
   — Я знал, что мы их потеряем, — откровенно заявил он. — Но я никогда бы не послал их в атаку, если бы мог хотя бы предположить, что они не уничтожат ни единого манти.
   Часть «Скимитеров» Аберкромби выпустила ракеты, но не добилась ничего. Из-за меньшего развиваемого ускорения им потребовалось на девять секунд больше, чтобы достичь целей, и большинство выпустивших ракеты кораблей уже погибли, когда их ракеты добрались до манти. Даже горстка ещё не погибших «Скимитеров» в любом случае могла уделить слишком мало — а то и вовсе никакого — внимания корректировке плана атаки, которая была республиканским ракетам намного необходимее, чем мантикорским. Команды тактиков, которые в обычных условиях выполняли бы эти корректировки, были слишком отвлечены опасностью, перед которой они оказались… и были слишком заняты, погибая.
   Превосходная РЭБ манти, гравистены, средства ПРО и маневренность сделали остальное.
   — Вы не могли знать, сэр, — тихо сказала Инчман.
   — Да, не мог. Только сейчас это плохое утешение, Сандра.
   Бич скупо улыбнулся ей, пытаясь убрать яд в ответ на её усилия его успокоить. Она сумела коротко улыбнуться в ответ.
   — Что теперь, сэр? — хрипло спросил Рэндалл.
   — Прежде всего, мы удостоверимся, что все детали того, что они сделали с Аберкромби, сохранены в защищённой базе данных на поверхности планеты. Следующий несчастный сукин сын, которого какой-нибудь долбанный безмозглый адмирал пошлет против мантикорских ЛАКов, по крайней мере должен знать, вот что он вляпался. А затем…
   Он повернулся, чтобы видеть своего начальника штаба.
   — Затем наша очередь.

Глава 21

   — Добрый вечер, сенатор.
   Арнольд Джанкола нажал кнопку «стоп» лежащего на его коленях устройства для чтения документов, когда один из его телохранителей отворил дверь лимузина.
   — Добрый вечер, Джузеппе, — произнёс сенатор Джейсон Джанкола, вежливо кивая охраннику и проскальзывая в открытую дверь, чтобы занять место в роскошном пассажирском салоне рядом со своим старшим братом.
   Джузеппе Лаудер закрыл за ним дверь, быстро окинул взором окрестности, дал знак машине сопровождения и занял переднее пассажирское место возле водителя.
   — Диспетчерская, Гос-Один направляется в Октагон, — сказал он в микрофон своей гарнитуры.
   — Диспетчерская подтверждает, Джузеппе. Гос-Один отбывает из своей резиденции в Октагон в… восемнадцать тридцать один.
   Ответ не совсем соответствовал инструкции, но этим вечером в Центральной Диспетчерской дежурила Камилла Бегин, а она работала вместе с Лаудером уже больше трёх лет.
   — Подтверждаю, диспетчерская, — произнёс Лаудер, кивнул водителю и лимузин вместе с машиной сопровождения поднялись в спокойное вечернее небо.

* * *

   — Что это за «срочная встреча», Арнольд? — поинтересовался Джейсон Джанкола.
   — Ты спрашиваешь об этом меня? — отозвался Арнольд. — Джейсон, именно ты состоишь в комитете по делам Флота! А — он не слишком весело улыбнулся — наш добрый друг Томас Тейсман, похоже, на днях потерял номер моего личного коммуникатора.
   — Поскольку он ненавидит тебя до глубины души, — серьёзно сказал младший Джанкола. Арнольд вопросительно приподнял бровь, и Джейсон нахмурился. — Я знаю, что ты умён, Арнольд. И я никогда не делал вид, что это не так. Но, говорю тебе, этот человек опасен.
   — Никогда и не считал иначе, — спокойно произнёс Арнольд. — С другой стороны, он до безумия верит в соответствующие процедуры. Пока — и если — я не сделаю что-то противозаконное, он не станет брать правосудие в собственные руки, как бы сильно мы с ним не… расходились во мнениях.
   — Может быть, — уступил Джейсон. — Однако, возвращаясь к моему вопросу, я знаю об этой встрече не больше твоего. За исключением того, что я получил своё приглашение в качестве главного представителя оппозиции в комитете по делам Флота. Что бы это ни было, похоже, что оно имеет отношение к военным.
   — Что в наше время не имеет? — философски сказал Арнольд.
   — Не многое.
   Джейсон убедился, что переборка между пассажирским салоном и местом водителя была закрыта и что на консоли горит огонёк, обозначающий работу препятствующих подслушиванию систем. После чего очень пристально посмотрел на брата.
   — Я не знаю всего, чем ты занимаешься, Арнольд. Но у меня есть собственные источники информации и, по сообщению одного из них, кто-то из ФСА проявляет чертовский интерес к Иву Гросклоду. Я не стану просить, чтобы ты рассказал мне то, что я по твоему мнению знать не должен, однако мой источник, кажется, полагает, что этот интерес отчасти касается ещё и тебя. Честно говоря, это и было причиной, по которой я упомянул, что Тейсман тебя сильно недолюбливает.
   — Интерес к Иву?
   Арнольд спокойно прищурился на сенатора, его лицо выражало только умеренное любопытство. В конце концов, предупреждение Джейсона насчет Ива было не первым им услышанным. Жан-Клод Несбит четыре дня назад сообщил ему, что кто-то очень незаметно — и совершенно незаконно — подобрался к файлу с документами Гросклода. Это известие вызвало небольшой выброс адреналина, но главное, что он ощущал, было что-то вроде облегчения.
   — Джейсон, я совершенно не представляю, зачем кому-то официально интересоваться Ивом, — с невинным взглядом произнёс он через мгновенье. — Даже если и так, то не вижу, как это может касаться меня.

* * *

   Его звали Аксель Лакруа и ему было двадцать шесть стандартных лет. Его семья в течение трёх поколений, вплоть до Первой Мантикорской Войны, была долистами. Когда война началась, он был всего лишь ребёнком, однако взрослел он под её влиянием. Он видел, как его семья в конце концов отказалась от БЖП, видел, как к его родителям, несмотря на репрессивную хватку Комитета общественного спасения и госбезопасности, возвращается чувство собственного достоинства. Он видел, как начались изменения в системе образования, видел ещё большие перемены, с которыми встретились его младшие братья и сёстры, когда настал их черёд пойти в школу. И он видел возрождение конституции и понятий личной ответственности… и свободы.
   Он был слишком молод, чтобы служить во время Первой Войны, и знал, что родители хотели бы, чтобы он оставался штатским. Однако он должен был отдать долг за все те перемены и, когда война возобновилась, завербовался в республиканскую морскую пехоту.
   Из-за его работы — он был квалифицированным работником судоверфи — его призыв был отложен, однако вчера повестка, призывающая его на службу, наконец пришла в его скромную квартиру.
   Он не мог сказать, что будущее его не волновало. Волновало. В конце концов, идиотом он не был. Однако никаких сожалений он не испытывал. Большую часть вчерашнего дня он провёл в кругу семьи, а сегодня была «отвальная», которую ему устроили приятели и коллеги с верфи. Спиртное текло рекой, был смех, были слёзы, но никто не был действительно поражён. И, так как он должен был на следующий день явиться для прохождения службы, он решил, что ему следует лечь пораньше и выспаться, избавившись насколько возможно от последствий весёлого времяпрепровождения.
   — Ты уверен, что можешь вести, Аксель? — поинтересовался Анджело Гольдбах, пока они шли по стоянке.
   — Разумеется, — ответил Аксель. — Всё равно тут недалеко.
   — Я мог бы тебя подвезти, — предложил Анджело.
   — Не глупи. Говорю тебе, всё хорошо. Кроме того, если ты меня подбросишь, скорее всего мы засядем пьянствовать допоздна, а мне надо выспаться. И Джорджина поймает меня и изувечит, если я снова задержу тебя на всю ночь.
   — Если ты так уверен, — произнес Анджело.
   Они подошли к припаркованной машине Анджело и тот на мгновение остановился, глядя на друга, а затем стиснул его в быстрых суровых объятиях.
   — Береги свою задницу, Аксель, — сказал он отступая и ласково потряс его за плечи.
   — К чёрту, — небрежно ответил Аксель, чуть смущённый чувствами Гольдбаха. Он похлопал приятеля по предплечью, подождал, пока Гольдбах не сел в машину и не уехал, а затем направился к собственной.
   Небольшая машина была не слишком нова, но личные машины вообще были довольно редки, особенно здесь, в столице, где большинство пользовалось общественным транспортом. Для Лакруа, тем не менее, его слегка побитый бойкий маленький спортивный аэрокар всегда был символом успеха его и его семьи, доказательством, что они были большим, чем ещё один клан дармоедов-долистов. «Кроме того — он улыбнулся, открывая дверь и садясь на водительское место, — может машина и стара, но она всё ещё быстра, шустра и летать на ней просто удовольствие».

* * *

   — Пять минут, господин министр.
   — Благодарю, — Арнольд Джанкола откликнулся на предупреждение Джузеппе Лаудера и начал прятать в портфель устройство для чтения документов и стопки чипов с записями.
   — Ну, Джейсон, — произнёс он с улыбкой, — Похоже, вскоре мы узнаем, что это за загадка. И, строго между нами…
   — Надесять часов!
   Джанкола вскинул голову при внезапном крике Лаудера. Лимузин резко накренился, стремительно поворачивая направо, и голова госсекретаря качнулась влево.
   Он едва успел заметить приближающуюся легковушку.

* * *

   — С вашего позволения, госпожа президент, пусть адмирал Льюис откроет заседание, — сказал военный министр Томас Тейсман.
   Элоиза Причарт взглянула на него, затем посмотрела на два пустых кресла за столом совещаний.
   — Я понимаю, что ситуация серьёзна, — спустя мгновение произнесла она, — однако я полагаю, что мы могли бы дать госсекретарю ещё несколько минут.
   В её голосе прозвучал такой тончайший намек на выговор, что его мог заметить только тот, кто очень хорошо её знал. Тейсман знал, и слегка склонил голову, признавая упрёк. Один дли два из сидевших за столом людей, казалось, с трудом прятали улыбки, наблюдая за ними. Однако министр технологий Генриетта Барлой, одна из вернейших союзников Джанколы в Кабинете, к ним не относилась.
   — Я, разумеется, согласна, госпожа президент, — сказала она холодно, — На самом деле…
   — Прошу прошения, мэм.
   Причарт повернула голову, её брови немного удивлённо поднялись при этом вторжении. Шейла Тиссен, глава её команды телохранителей, была потусторонней повелительницей, совершенно незаметной на важнейших встречах на высшем уровне. Вдобавок она обладала необыкновенным самоконтролем — тем, что Кевин называл «лицом для покера» — что делало теперешнее ошеломлённое выражение на её лице почти пугающим.
   — Да, Шейла? — голос Причарт звучал острее обычного. Острее, чем бы ей хотелось. — Что случилось?
   — Произошёл несчастный случай, госпожа президент. Лимузин госсекретаря Джанколы попал в аварию.
   — Что? — Причарт поражённо уставилась на Тиссен. Потрясение, казалось, на мгновение парализовало её голосовые связки, затем она одёрнула себя. — Насколько серьёзную? Госсекретарь получил травмы?
   — Я… ещё не знаю деталей, — ответила Тиссен, ковыряя кончиком пальца свой наушник, как будто желая указать источник своей осведомлённости. — Но это не звучит хорошо. — Она прокашлялась. — Согласно предварительному сообщению, кажется, никто не выжил, мэм.