Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

материалам, являющимся общественным достоянием, показали бы, что во всей
финансовой истории семьи важную роль сыграло таинственное, невесть откуда
взявшееся богатство. Но на основе тех данных, которыми мы располагаем,
нельзя сделать подобное заключение.
Более уместно будет задаться вопросом, использовала ли Мэри-Бет при
размещении своих капиталов дар предвидения или знание оккультных наук.
Даже беглое изучение достижений Мэри-Бет в сфере бизнеса указывает на
то, что она финансовый гений. Она была заинтересована в сколачивании
капитала гораздо больше Джулиена и обладала безусловными способностями
заранее предугадывать некоторые вещи. Она, например, часто предупреждала
всех своих родственников о неминуемых кризисах и банковских крахах, хотя к
ней редко кто прислушивался.
Фактически все финансовые операции Мэри-Бет не поддаются обычным
объяснениям. Она, как говорили, "занималась всем подряд". Вкладывала деньги
в хлопок, земли, судоходство, железные дороги, банковское дело, торговлю, а
позже и в контрабанду спиртным. Она без конца предпринимала в высшей степени
рискованные операции, которые на удивление всем оказывались успешными.
Например, профинансировала некоторые изобретения и получение химических
веществ, что принесло ей в дальнейшем несметное количество денег.
Мы не зайдем слишком далеко, если скажем, что ее история -- во всяком
случае, по документам -- совершенно неправдоподобна. Ей излишне часто было
известно чересчур многое, что приносило невероятно большую выгоду.
Успехи Джулиена, тоже немалые, можно было бы отнести на счет мужского
склада ума и таланта, но объяснить тем же простым образом достижения
Мэри-Бет почти невозможно. Джулиена, например, не интересовали современные
изобретения, если речь шла о капиталовложениях. У Мэри-Бет, наоборот, была
самая настоящая страсть к различным новшествам и технологиям, и она ни разу
не ошиблась в этой области. То же самое относится и к судоходству, о котором
Джулиен почти ничего не знал, а вот Мэри-Бет знала все досконально. Джулиен
любил приобретать здания, включая фабрики и отели, но никогда не покупал
неразработанных земель, зато Мэри-Бет скупала огромные участки по всей
Америке, а затем продавала с неслыханной выгодой. Ее знания о том, где и
когда начнут развиваться города и поселки, совершенно не поддаются
объяснению.
Кроме того, Мэри-Бет, как очень хитрая женщина, умела представить свое
благосостояние в выгодном свете и не чуралась пустить пыль в глаза, когда ей
это было выгодно. Как следствие, она никогда не вызывала у людей удивления
или недоверия, что неминуемо повлекло бы за собой раскрытие тайны всех ее
успехов. И всю свою жизнь она избегала быть на виду. Ее образ жизни на
Первой улице не отличался особой нарочитостью, разве что когда она увлеклась
автомобилями, то завела их столько, что одно время пришлось снимать гаражи
по всей округе. Суммируя вышесказанное, можно сказать, что ее портрет,
нарисованный Ричардом Ллуэллином (мы полностью привели его рассказ в
предыдущей главе), вполне соответствует тому впечатлению, которое она
производила на всех. Лишь немногие знали, насколько она богата и всесильна.
У нас есть свидетельство, что Мэри-Бет вела деловую жизнь, о которой не
подозревали другие, в том смысле, что на нее работала целая армия финансовых
служащих, которыми она руководила в городских офисах, но они ни разу не
приблизились к ее особняку на Первой улице. Даже сегодня в Новом Орлеане не
смолкли разговоры о мужчинах, которые работали на Мэри-Бет "в городе" и
получали за свои труды очень щедрое вознаграждение. Это была "шикарная
работа", по словам одного старого джентльмена, который вспоминает, что его
друг часто совершал длительные поездки по поручению Мэри-Бет -- то в Лондон,
то в Париж и Брюссель, то в Цюрих, -- иногда перевозя огромные суммы денег.
Каюты на кораблях и номера в отелях всегда были первоклассные, говорил этот
старик. И Мэри-Бет регулярно выплачивала премиальные. Другой источник
настаивает, что Мэри-Бет лично отправлялась в такие путешествия, причем
довольно часто, не поставив в известность семью, но мы не имеем тому никаких
подтверждений.
Кроме того, у нас имеется пять различных историй о том, как Мэри-Бет
мстила тем, кто пытался обмануть ее. В одной из этих историй рассказывается,
как ее секретарь, Лэндинг Смит, убежал, прихватив триста тысяч долларов
наличными, под вымышленным именем сел на лайнер, державший курс в Европу, и
успокоился, что успешно провернул свое дельце. Через три дня после отплытия
из Нью-Йорка он проснулся среди ночи и увидел Мэри-Бет, сидевшую на краю его
постели. Она не только отобрала у него деньги, но и отхлестала как следует
кнутом. На следующее утро корабельный стюард нашел его окровавленного, в
полубезумном состоянии, на полу каюты. Он тут же во всем признался. Но
Мэри-Бет на корабле не нашли, как не нашли и денег. История попала в газеты,
хотя сама Мэри-Бет отказалась подтвердить или опровергнуть какую-либо кражу.
Другую историю рассказали нам в 1955 году два престарелых джентльмена,
не связанные между собой. Одна из компаний, принадлежавших на паях Мэри-Бет,
решила отделиться от нее с помощью нескольких совершенно незаконных
маневров. По этому поводу было созвано собрание, оно было в самом разгаре,
когда присутствующие поняли, что за их столом сидит Мэри-Бет. Она не
церемонясь сказала все, что о них думает, порвала с компанией свои связи, а
вскоре компания потерпела финансовый крах. До сегодняшнего дня потомки тех,
кто тогда пострадал -- винят Мэйфейров за эту трагедию.
Одна из ветвей мэйфейрской семьи -- потомки Клэя Мэйфейра, которые
сейчас живут в Нью-Йорке, -- и слышать не хотят о новоорлеанских
родственниках по причине конфликта с Мэри-Бет, случившегося в 1919 году.
Видимо, в то время Мэри-Бет развернула большие дела с нью-йоркскими
банками. Но ссора произошла между ней и ее кузеном. В общем, он не верил,
что план действий, придуманный Мэри-Бет, сработает. Она придерживалась иного
мнения. Он попытался помешать осуществлению плана, не поставив Мэри-Бет в
известность. Она появилась в Нью-Йорке, в его конторе и, вырвав у него из
рук документы по этому делу, подбросила в воздух, они тут же вспыхнули огнем
и сгорели, даже не долетев до пола. Затем она предупредила кузена, что если
он еще раз попытается обмануть свою единокровную родственницу, она убьет
его. Бедняга вновь и вновь рассказывал эту историю всем и каждому, кто
соглашался выслушать, и тем самым бесповоротно разрушил собственную
репутацию и карьеру. Люди сочли его сумасшедшим. Он совершил самоубийство,
выпрыгнув из окна своей конторы спустя три месяца после появления там
Мэри-Бет. До сегодняшнего дня семья винит Мэри-Бет в его смерти и с
ненавистью отзывается о ней и ее потомках.
Следует отметить, что эти нью-йоркские Мэйфейры очень состоятельные
люди. Стелла много раз пыталась навести к ним дружеские мосты. Они
настаивают, что Мэри-Бет прибегала к черной магии во всех своих деловых
начинаниях, но чем больше они беседуют с нашими представителями, тем больше
мы убеждаемся, что на самом деле им очень мало известно о новоорлеанской
семье, откуда они вышли, а кроме того, у них весьма смутное представление о
деятельности Мэри-Бет.
Впрочем, у других тоже очень туманные предположения о том, чем
занималась Мэри-Бет. Как мы уже упоминали, ей прекрасно удавалось скрывать
от всех свою огромную силу и влияние.
Но для Таламаски истории о том, как Мэри-Бет наслала проклятие на
фермера, отказавшегося продать ей лошадь, кажутся совершенным абсурдом, ибо
мы знаем, что Мэри-Бет скупала железные дороги в Южной Америке, вкладывала
деньги в производство индийского чая и приобретала огромные участки земли
вокруг Лос-Анджелеса, в Калифорнии.
Однажды, наверное, кто-нибудь напишет книгу о Мэри-Бет Мэйфейр. Все
материалы здесь, в досье. Но дела сейчас обстоят так, что, помимо семьи
Мэйфейров, члены Таламаски, видимо, единственные люди, которые сознают
глобальный масштаб деятельности Мэри-Бет, создавшей такую огромную, сильную
финансовую империю, охватывающую столь многие области, что до сегодняшнего
дня мы наблюдаем процесс ее постепенного расшатывания.
Предмет финансового благополучия Мэйфейров заслуживает большего
внимания, чем мы можем ему уделить. Если бы компетентные в этой области
специалисты провели тщательное изучение всей истории Мэйфейров -- здесь мы
имеем в виду документы, доступные любому, задавшемуся целью разыскать их, --
вполне возможно, мы получили бы весомое доказательство того, что в течение
веков семья использовала оккультные силы для приобретения и умножения своего
богатства. Драгоценности и золотые монеты, по всей вероятности, составили бы
лишь малую часть состояния.
Увы, мы не можем провести подобную экспертизу. И, основываясь только на
известных нам фактах, мы приходим к выводу, что Мэри-Бет на две головы выше
Джулиена как предприниматель, и почти уверены, что ни одному человеческому
существу не удалось бы достичь таких успехов без помощи сверхъестественных
сил.
В заключение отметим, что Мэри-Бет оставила своим, родственникам такое
богатство, что многие из них даже не представляли его размеров и не могли
оценить. И это богатство не растрачено до сегодняшнего дня.
Второй страстью Мэри-Бет была семья. Занявшись активно бизнесом, она
привлекала к делам своих кузенов (или братьев) Баркли, Гарланда, Кортланда и
других Мэйфейров; она брала их на работу в компании, которые организовывала,
использовала в своих сделках Мэйфейров-юристов и Мэйфейров-банкиров.
Фактически, где только можно было, она прибегала в бизнесе к помощи
Мэйфейров, а не людей со стороны. И ей доставляло огромное удовольствие,
если другие Мэйфейры поступали точно так же. Когда ее дочь, Карлотта
Мэйфейр, начала работать в юридической фирме, не принадлежавшей Мэйфейрам,
Мэри-Бет была разочарована и не одобрила подобного шага, но она не повлияла
на решение Карлотты, не стала ее наказывать или ограничивать в средствах.
Просто дала понять, что Карлотте не хватило дальновидности.
Что касается Стеллы и Лайонела, Мэри-Бет попустительствовала им во
всем, позволяя то и дело приводить в дом друзей, которые оставались там на
несколько дней и даже недель. Мэри-Бет посылала детей в Европу с учителями и
гувернантками, когда сама не могла поехать из-за дел; в честь их дней
рождения она устраивала легендарные по своему размаху приемы, на которые
приглашалось бессчетное количество родственников. Она была в равной степени
щедра и к своей дочери Белл, и к приемной дочери Нэнси, и к племяннице
Дорогуше Милли -- все они продолжали жить на Первой улице после смерти
Мэри-Бет, хотя на каждую были открыты огромные трастовые фонды,
гарантировавшие им безусловную финансовую независимость.
Мэри-Бет поддерживала отношения с Мэйфейрами по всей стране и
устраивала многочисленные праздники для родственников, проживавших в
Луизиане. Даже после смерти Джулиена и вплоть до самого заката жизни
Мэри-Бет на этих праздниках подавались вкуснейшие яства и напитки, причем
Мэри-Бет сама составляла меню и пробовала вино, а развлекали гостей
приглашенные музыканты.
Часто на Первой улице проводились большие семейные обеды. Мэри-Бет
платила баснословные деньги, чтобы нанять лучших поваров для своей кухни.
Судя по многим отчетам, родственники любили посещать особняк на Первой
улице, любили длинные послеобеденные разговоры (описанные Ричардом
Ллуэллином) и были особенно привязаны к Мэри-Бет, которая обладала
удивительной способностью помнить все дни рождения, годовщины свадеб, даты
получения дипломов и рассылать соответствующие денежные презенты,
принимавшиеся с благодарностью.
Как уже указывалось, в молодости Мэри-Бет любила танцевать с Джулиеном
на семейных праздниках, она поощряла в том же всех -- и молодежь, и
стариков, иногда даже нанимала учителей, чтобы двоюродные братья научились
модным танцам. Часто на потеху ребятни они с Джулиеном откалывали коленца. А
танцевальные оркестры, приглашаемые из Французского квартала, иногда
шокировали степенных Мэйфейров. После смерти Джулиена Мэри-Бет уже столько
не танцевала, но любила смотреть, как танцуют другие, и почти никогда не
забывала пригласить на праздник музыкантов. В последние годы ее жизни все
заботы по организации праздников взяли на себя ее дочь Стелла и сын Лайонел,
и за дело они брались с неизменным энтузиазмом.
Мэйфейры обязаны были посещать эти вечеринки, иначе Мэри-Бет могла
ополчиться против тех, кто пренебрег ее гостеприимством. И в двух случаях
она сильно разгневалась на тех родственников, которые отказались от фамилии
Мэйфейр в пользу отцовской.
Несколько историй, записанных нами со слов друзей семьи,
свидетельствуют о том, что родственники любили и в то же время побаивались
Мэри-Бет; если Джулиена, особенно в старости, считали милым и очаровательным
человеком, то Мэри-Бет внушала всем легкий ужас.
Имеется несколько свидетельств о том, что Мэри-Бет была способна видеть
будущее, но не любила использовать этот дар. Когда ее просили предсказать
что-то или помочь принять решение, она часто заявляла родственникам, что
"второе видение" это не такое простое дело. И что предсказание будущего
может быть "очень ненадежным". Однако время от времени она предсказывала
будущее самым недвусмысленным образом. Например, она сказала Мейтланду
Мэйфейру -- сыну Клэя, -- что он погибнет, если займется авиаспортом. Так и
произошло. Жена Мейтланда, Тереза, обвинила в его смерти Мэри-Бет. Та лишь
пожала плечами, сказав: "Я ведь его предупредила. Если бы он не сел в этот
чертов самолет, то не разбился бы".
Братья Мейтланда, убитые горем, умоляли Мэри-Бет предотвращать такие
катаклизмы в будущем, если это в ее силах, и она ответила, что попробует,
если в следующий раз что-либо подобное привлечет ее внимание. И вновь она
предупредила их, что такие предсказания бывают ненадежными. В 1921 году сын
Мейтланда, Мейтланд-младший, захотел отправиться в экспедицию в африканские
джунгли; его мать, Тереза, была категорически против и обратилась к Мэри-Бет
с просьбой либо остановить мальчика, либо предсказать его будущее.
Мэри-Бет долго раздумывала, а затем объяснила, как всегда просто и
прямо, что будущее не предопределено, оно лишь предсказуемо. И ее
предсказание в том, что мальчик погибнет, если отправится в Африку. Но если
он останется здесь, с ним может случиться нечто более страшное.
Мейтланд-младший передумал насчет экспедиции, остался дома и погиб в огне
спустя полгода. (Молодой человек напился и закурил в постели.) На похоронах
Тереза обратилась к Мэри-Бет и потребовала ответа: ей хотелось знать, почему
та не предотвращает подобные ужасы. Мэри-Бет почти небрежно ответила, что
она действительно все предвидела, но что-либо изменить было уже невозможно.
Чтобы изменить судьбу, ей пришлось бы менять самого Мейтланда-младшего, но у
нее совсем другое назначение в жизни, а кроме того, она множество раз
пыталась, причем безрезультатно, поговорить с Мейтландом; конечно, она
чувствует себя ужасно из-за всего происшедшего и очень надеется, что
родственники перестанут к ней обращаться с просьбами заглянуть в будущее.
"Когда я смотрю в будущее, -- не раз говорила она, -- все, что я, вижу,
это людскую слабость и почти полную беспомощность в борьбе с судьбой. Хотя
одолеть судьбу можно, действительно можно, Но Мейтланд не собирался что-либо
менять". Затем она пожала плечами, так, во всяком случае, гласит история, и,
вышагивая своими большими шагами, удалилась с кладбища Лафайетт.
Тереза пришла в ужас от подобных заявлений. Она так и не простила
Мэри-Бет за ее "причастность" (?) к смерти мужа и сына. И до своего
смертного часа она не переставала утверждать, что особняк на Первой улице
окутан аурой зла и что какова бы ни была сила Мэйфейров, она идет на пользу
только избранным.
(Эту историю рассказала нам подруга сестры Терезы, Эмили Бланчард,
умершая в 1935 году. Краткая версия этого рассказа была передана нам
осведомителем, который подслушал весь разговор на кладбище и позже кое-кого
расспросил насчет услышанного. Третью версию пересказала нам монашка,
которая присутствовала на похоронах. И совпадение всех трех рассказов
относительно утверждений Мэри-Бет делает данное свидетельство самым
правдоподобным, хотя и кратким.)
У нас есть множество других рассказов о предсказаниях Мэри-Бет, ее
советах и тому подобном. Все они очень похожи. Мэри-Бет не советовала
заключать некоторые браки и в конечном итоге всякий раз оказывалась права.
Или она советовала кому-то заняться определенным делом, которое приводило к
чудесным результатам. Но все указывает на тот факт, что Мэри-Бет очень
осторожно пользовалась своим даром и не любила делать прямых предсказаний. У
нас есть одно ее высказывание по этому поводу, сделанное в присутствии
приходского священника; тот, в свою очередь, позже передал все брату,
полицейскому офицеру, который, видимо, запомнил сказанное потому, что оно
показалось ему интересным.
По слухам, Мэри-Бет сказала священнику, что любой сильный индивидуум
способен изменить будущее для множества других людей и что это происходит
очень часто. С учетом числа живущих на земле людей подобные личности
встречаются крайне редко и простота таких предсказаний обманчива.
"Значит, мы все-таки обладаем свободой воли, хоть это вы не отрицаете",
-- сказал священник, на что Мэри-Бет ответила: "Да, с этим никто не спорит.
Людям чрезвычайно важно сознание того, что у них есть свобода выбора. Ничто
не предопределено. И, слава Богу, в мире не так много сильных людей,
способных нарушить предсказуемую схему, ибо сколько на земле плохих людей,
вызывающих войны и несчастья, столько и провидцев, делающих добро другим
людям".
(Эти утверждения интересны, если вспомнить рассказ Ричарда Ллуэллина.
Когда он описывал приход к нему во сне Джулиена, тот сказал: "ничто не
предопределено". Отметим также, что за двести лет до этого Лэшер, согласно
утверждению Петира ван Абеля, изрек таинственное предсказание, которое не
давало Петиру покоя. Если бы только у нас были более точные изречения по
этому и другим вопросам, произнесенные представителями семейства Мэйфейр!
Но, увы, таких данных у нас нет, и мы еще более остро сознаем этот пробел,
когда сравниваем две цитаты, так похожие друг на друга.)
Что касается отношения семьи к Мэри-Бет, то многие ее родственники --
судя по рассказам их разговорчивых друзей -- сознавали некую странность,
отличавшую как Мэри-Бет, так и Джулиена. Целесообразность обращения к ним в
затруднительных случаях представляла собой вечный вопрос для каждого
поколения. Такое обращение влекло за собой преимущества, но и налагало
определенную ответственность.
Например, одна незамужняя родственница по линии Лестана Мэйфейра,
забеременев, обратилась к Мэри-Бет за помощью и, хотя и получила крупную
сумму на ребенка, позже утвердилась в мысли, что Мэри-Бет навлекла смерть на
безответственного папашу.
Другой Мэйфейр, любимец Мэри-Бет, осужденный за нападение и побои после
пьяного разгула в одном из ночных клубов Французского квартала, по слухам,
больше боялся неодобрения и кары Мэри-Бет, чем любого судейского приговора.
Его смертельно ранили при попытке бежать из тюрьмы. И Мэри-Бет запретила
хоронить его на кладбище Лафайетт.
Еще одна несчастная девушка -- Луиза Мэйфейр -- дала жизнь в особняке
на Первой улице незаконнорожденной Нэнси Мэйфейр (которую Мэри-Бет удочерила
и воспитывала в семье как ребенка Стеллы), а спустя два дня после родов
умерла, и тут же все заговорили, что Мэри-Бет, недовольная поведением
девушки, оставила ее умирать в одиночестве и без врачебной помощи.
Но истории об оккультных способностях Мэри-Бет или злодеяниях по
отношению к семье немногочисленны. Даже если учесть обособленность Мэйфейров
и нежелание большинства из них судачить по любому поводу, если дело касалось
семьи, все равно у нас очень мало доказательств, что Мэри-Бет поступала со
своими родственниками как ведьма, а не только как магнат. Если ей все-таки
приходилось использовать свои силы, то делала она это почти всегда с
неохотой. И у нас есть не одно свидетельство того, что многие Мэйфейры не
верили, в "суеверные глупости", которые повторяли слуги, соседи, а иногда
даже члены семейства. Они называли историю о кошельке с золотыми монетами
смехотворной и обвиняли суеверных слуг в сочинительстве сказок, которые
считали пережитками со времен рабства; соседи и прихожане местной церкви, по
их мнению, слишком много сплетничали.
Мы не можем еще раз не подчеркнуть, что подавляющее большинство
рассказов о всемогуществе Мэри-Бет действительно получено от слуг.
Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод, что родственники
любили и уважали Мэри-Бет, что она не диктовала людям, какие им принимать
решения, не руководила их жизнями, разве что требовала, чтобы они проявляли
хоть какую-то лояльность к семье; Мэри-Бет допустила несколько серьезных
ошибок, но, несмотря на это, она подбирала отличные кандидатуры из своих
родственников для деловых предприятий, а те, в свою очередь, испытывали к
ней доверие, восхищались ею и охотно занимались вместе бизнесом. Она не
афишировала свои диковинные таланты, не демонстрировала их перед своими
деловыми партнерами и, скорее всего, также хранила в тайне от всех свои
оккультные способности.
Ей нравилось жить в окружении родственников, как живут обыкновенные
люди.
Также следует отметить, что маленькие дети в семье любили Мэри-Бет. Она
множество раз фотографировалась в окружении Стеллы, Лайонела, Белл, Дорогуши
Милли, Нэнси и десятка других ребятишек. В течение многих лет каждое
воскресенье южная лужайка возле особняка на Первой улице заполнялась детьми:
шумная ватага играла в мяч и пятнашки, пока взрослые в доме дремали после
обеда.
Третьей великой страстью, или одержимостью, Мэри-Бет, насколько мы
можем судить, была ее жажда к удовольствиям. Как мы уже видели, они с
Джулиеном любили танцы, вечеринки, театр и так далее. Кроме того, у нее было
много любовников.
Хотя представители семейства хранят полное молчание на этот счет, у нас
достаточно такого рода сведений, полученных от слуг и даже часто из вторых и
третьих рук, через друзей семейной прислуги. Соседи тоже судачили о
"смазливых мальчиках", вечно болтавшихся возле дома, якобы нанятых на
работу, для которой они часто были совершенно не приспособлены.
История Ричарда Ллуэллина об автомобиле "Штутц-Бэркат", подаренном
молодому ирландскому кучеру, подтвердилась благодаря простой проверке
регистрационных записей. Другие ценные подарки -- например, банковские счета
на огромные суммы -- также свидетельствуют, что все эти симпатичные юноши
были любовниками Мэри-Бет. Иначе нет другого объяснения, зачем бы ей
понадобилось дарить пять тысяч долларов на Рождество молодому кучеру, на
самом деле не умевшему управлять лошадьми, или плотнику, который без
посторонней помощи и гвоздя забить не мог.
Интересно отметить, что, когда все данные о Мэри-Бет были собраны, у
нас оказалось больше историй о ее чувственных аппетитах, нежели о какой-то
другой стороне ее жизни. Другими словами, рассказы о ее любовниках,
пристрастии к вину, гурманстве и увлечении танцами численно превосходят
(семнадцать к одному) рассказы о ее оккультных силах и способностях делать
деньги.
И когда все эти многочисленные описания пристрастий Мэри-Бет к вину,
еде, музыке, танцам и сексуальным партнерам собраны воедино, то невольно
убеждаешься, что она вела себя больше как мужчина того периода, нежели как
женщина, совсем как мужчина предавалась удовольствиям, ничуть не заботясь о
приличиях или респектабельности. В общем, в ее поведении нет ничего чересчур
необычного, если рассмотреть его в этом свете. Но люди в то время,
разумеется, рассматривали его в другом свете и находили в ее любви к
удовольствиям необъяснимые и чуть ли не зловещие мотивы. Она лишь усиливала
тот ореол таинственности, который ее окружал, беспечным отношением ко всем
своим поступкам и явным пренебрежением к мнению других людей. Близкие
родственники не раз умоляли ее "вести себя как подобает" (так, во всяком
случае, говорили слуги), но Мэри-Бет только небрежно пожимала плечами.
Что касается ее переодевания в мужской костюм, она так часто и так
ловко это делала, что окружающие, видимо, привыкли. В последние годы жизни
она часто покидала дом в твидовом костюме, с тросточкой и часами
прогуливалась по Садовому кварталу. При этом она даже не удосуживалась
подколоть волосы или спрятать их под шляпой, просто скручивала их в узел, и
люди воспринимали ее внешний вид как нечто само собой разумеющееся. Когда
она вышагивала по улице своим широким шагом, слегка наклонив голову и вяло
кивая в ответ на приветствия, слуги и соседи во всем квартале называли ее
мисс Мэри-Бет.
Что касается ее любовников, Таламаске почти ничего не удалось о них
обнаружить. Больше всего нам известно о ее молодом родственнике, Алейне