Страница:
Дейрдре обратно домой.
Следующие два года Дейрдре училась под присмотром гувернантки по имени
мисс Ламптон, старой приятельницы Карлотты из школы при монастыре Святого
Сердца. Встретившись с Беатрис Мэйфейр на Эспланейд-авеню, мисс Ламптон
отзывалась о своей подопечной как об очаровательной и очень неглупой
девочке.
-- Единственным ее недостатком является чрезмерно богатое воображение,
-- сказала гувернантка. -- И кроме того, малышка слишком много времени
проводит в одиночестве.
После отъезда мисс Ламптон на север, где та намеревалась выйти замуж за
вдовца, с которым познакомилась во время его летнего отпуска, Дейрдре
проплакала много дней.
Ссоры и споры на Первой улице не прекращались, однако, и в течение этих
двух лет. Соседи нередко слышали доносившиеся из особняка крики и видели,
как Дейрдре со слезами выбегает в сад и прячется от Айрин или мисс Ламптон в
густой листве почти на самой вершине старого дуба. Иногда она скрывалась там
до самой темноты.
В подростковом возрасте Дейрдре очень изменилась. От прежней живости и
непосредственности девчонки-сорванца не осталось и следа -- она стала
замкнутой, молчаливой. В тринадцать лет она казалась более чувственной и
зрелой, чем в свое время уже взрослая Анта. Откинув назад свои роскошные
черные вьющиеся волосы, Дейрдре расчесывала их на прямой пробор и повязывала
сиреневой лентой, чтобы они не падали на лицо. Огромные голубые глаза этой
девочки-женщины были полны недоверия и горечи. Все, кому доводилось в то
время встречать Дейрдре на воскресной мессе, в один голос утверждали, что
выглядела она так, будто кто-то нанес ей незаживающую рану.
-- Она уже давно стала красивой молодой женщиной, -- рассказывала одна
из матрон, регулярно посещавших часовню. -- Но старухи словно этого и не
замечали. И по-прежнему наряжали ее как ребенка.
Судя по всему, возникали и другие проблемы. Однажды Дейрдре буквально
влетела в приемную конторы Кортланда.
-- Она была в истерике, -- вспоминал впоследствии работавший в тот день
секретарь. -- Наверное, целый час рыдала в кабинете дяди. Знаете, только
когда она уже уходила, я обратил внимание на одну странную деталь: туфли на
ней были разные. На одной ноге -- коричневый мокасин, а на другой -- черная
туфля без каблука. Мне кажется, что она этого даже не заметила. По-моему, и
Кортланд тоже. Он отвез ее домой. С тех пор я ее больше не видел.
Летом того года, когда Дейрдре должно было исполниться четырнадцать
лет, она вскрыла себе вены и ее поместили в новую благотворительную
лечебницу. Там ее навестила Беатрис.
-- У девочки есть то, чего всегда была лишена Анта, -- характер, --
сказала она потом Джулиетт Мильтон. -- Но она так нуждается в женском
совете. Попросила меня купить для нее косметику. Говорит, что всего раз в
жизни была в аптеке.
Но когда Беатрис, выполнив просьбу Дейрдре, принесла все необходимое в
лечебницу, ей было сказано, что Карлотта запретила любые посещения. Беатрис
позвонила Кортланду, однако тот заявил, что понятия не имеет, почему Дейрдре
вскрыла себе вены.
-- Быть может, она просто надеялась хоть таким образом вырваться из
дома, -- предположил он.
Менее чем через неделю после этих событий Кортланд добился разрешения
на поездку Дейрдре в Калифорнию. Она улетела в Лос-Анджелес, к дочери
Гарланда Андреа Мэйфейр, которая была замужем за штатным врачом больницы под
названием "Ливанский кедр". Однако через две недели Дейрдре вновь оказалась
в доме на Первой улице.
Лос-анджелесские Мэйфейры никогда и словом не обмолвились о том, что же
тогда произошло. Только много лет спустя их единственный сын Элтон сказал
одному из наших агентов, что его несчастная родственница из Нового Орлеана
была не в своем уме. Она без конца твердила о том, что проклята из-за
какого-то наследства, и неоднократно заводила с Элтоном разговор о
самоубийстве, чем приводила в ужас его родителей. В конце концов они не
выдержали и показали ее врачам, которые в один голос заявили, что бедняжка
больна неизлечимо.
-- Родители очень хотели помочь ей, особенно мама, -- рассказывал
Элтон. -- Но все в семье пошло вверх дном. Думаю, последней каплей стал
момент, когда однажды ночью они собственными глазами увидели ее на заднем
дворе с мужчиной, а она потом принялась утверждать, что ничего подобного не
было. И ни за что не хотела признаться. Они побоялись, как бы не случилось
чего-нибудь. Ведь ей тогда, кажется, еще не исполнилось и четырнадцати, а,
надо признать, девочка она была очень даже хорошенькая. Вот тогда они и
отослали ее домой. Примерно так же звучала и версия Беатрис.
-- Мне кажется, Дейрдре выглядит чересчур уж взрослой, -- говорила она
Джулиетт Мильтон, отказываясь, однако, верить, что малышка способна солгать
относительно знакомства с мужчинами: -- Она просто смущена и не знает как
себя вести.
Беатрис по-прежнему оставалась непреклонной в своей уверенности в том,
что ни о каком врожденном безумии не может быть и речи, что это не более чем
семейная легенда, придуманная Карлоттой, и пора положить конец ее
распространению.
Беатрис с подарками приехала на Первую улицу, чтобы повидаться с
Дейрдре, однако Нэнси даже не пустила ее в дом.
Тот же таинственный незнакомец стал причиной исключения Дейрдре из
пансиона при монастыре Святой Розы де Лима. Ей тогда было уже шестнадцать, и
она очень переживала, когда пришлось покинуть школу, в которой она
проучилась почти весь учебный год, до самой весны, без каких-либо серьезных
проблем. По словам родственников, Дейрдре там так нравилось, что она даже
отказалась уехать домой на рождественские каникулы и только накануне
Рождества согласилась поужинать с Кортландом.
Любимым местом Дейрдре были большие качели на заднем дворе школы, где
вечерами, в сумерках, она часто сидела вместе со своей подругой по пансиону
Ритой Мей Двайер (впоследствии Лониган). Девочки болтали о том, о сем и
иногда даже пели. По мнению Риты Мей, Дейрдре была на редкость своеобразной
девочкой, наивной, романтической, очень элегантной и приятной в общении.
В 1988 году исследователю, пишущему эти строки, удалось побеседовать с
Ритой Мей Двайер Лониган и узнать от нее некоторые подробности драматических
событий, ставших причиной исключения Дейрдре из пансиона.
Она рассказала, что "таинственный друг" встретился с Дейрдре в
монастырском саду. Было уже поздно, высоко в небе светила луна, незнакомец
говорил тихо, но Рита Мей отчетливо слышала, как он назвал подругу "моя
любимая". До тех пор ей доводилось слышать такие слова только в кино.
Как оказалось, монахини следили за этой встречей сквозь щели в ставнях
монастырской кухни. В ответ на их обвинение в том, что Дейрдре посмела
привести мужчину на территорию школы, та не ответила ни слова -- только
плакала и горько всхлипывала. Впоследствии одна из монахинь, докладывая о
возмутительном происшествии воспитателям школы, гневно заявила, что ночного
гостя "никак нельзя было назвать мальчиком -- это был вполне взрослый
мужчина".
Обвинения в адрес Дейрдре я бы назвал чересчур тяжелыми, незаслуженно
жестокими: "Эта девочка насквозь лжива, она вела себя развратно, позволяя
мужчине непристойные ласки, ее невинность не более чем пустая видимость... "
Сомнений в том, что таинственным посетителем в ту ночь был Лэшер, нет и
быть не может: "Темные волосы, карие глаза, очень элегантный старомодный
костюм... " -- так в один голос описывают его монахини и миссис Лониган.
Что поразительно, так это тот факт, что Рита Мей Лониган -- если,
конечно, она не преувеличивает -- слышала его голос.
Удивительно также, что Дейрдре взяла с собой в пансион фамильный
изумруд и даже показывала Рите Мей выгравированную на обратной его стороне
надпись: "Лэшер". Если верить миссис Лониган, Дейрдре практически ничего не
знала ни о своей матери, ни о бабке, ни тем более об обстоятельствах смерти
обеих. Знала лишь, что получила изумруд по наследству от них.
В 1956 году в семье только и говорили, что о крайне подавленном
состоянии Дейрдре в связи с ее исключением из пансиона Святой Розы. Девушка
-- а она стояла уже на пороге своего семнадцатилетия -- была настолько
потрясена, что пришлось даже поместить ее на полтора месяца в лечебницу
Святой Анны. Нам не удалось получить выписки из истории болезни или
какие-либо иные документальные свидетельства о ее пребывании в лечебнице,
однако, по словам сестер милосердия, Дейрдре умоляла, чтобы ей назначили
шоковую терапию, и такая процедура была проведена дважды.
Исходя из того, что нам известно о методах лечения того времени, можно
с уверенностью утверждать, что риск был достаточно велик, ибо сила тока в
электрошоковом приборе тех лет значительно превышала норму, допустимую в
наши дни. Подобное лечение грозило потерей памяти, длившейся иногда
несколько часов, а иногда и несколько дней.
Положенный курс лечения, однако, не был завершен, хотя причину его
прерывания нам выяснить так и не удалось. В беседах с Беатрис Кортланд
решительно выступал против применения шоковой терапии, считая ее чрезмерно
тяжелым испытанием для столь юного существа, как Дейрдре.
-- Но что же все-таки происходит с этой девочкой? -- спросила однажды
Джулиетт у Беатрис, но та лишь пожала плечами:
-- Никто этого не знает, дорогая. Никто не знает... Карлотта привезла
Дейрдре домой. Но и через месяц после возвращения бедняжка продолжала
слабеть и чахнуть.
Неутомимые и настойчивые поиски новой информации, предпринятые нашими
агентами, позволили выяснить, что в саду рядом с Дейрдре часто видели
темную, призрачную фигуру какого-то человека. Разносчик из бакалейной лавки,
доставивший в особняк заказанные продукты, "перепугался до смерти", увидев
"эту девицу с безумными глазами и странного человека" в бамбуковых зарослях
возле старого бассейна.
Старая дева, живущая на Притания-стрит, видела "парочку" в часовне,
"когда уже совсем стемнело".
-- На следующее утро я специально задержалась возле решетки сада и обо
всем рассказала мисс Белл. Не думаю, что такое поведение можно назвать
благопристойным: ведь все это происходило поздним вечером. Я пошла в
часовню, чтобы по обыкновению поставить свечу и помолиться, и не сразу
заметила их на задней скамье -- ее и мужчину, совсем близко. Я даже немного
испугалась. А потом девушка вдруг вскочила и выбежала на улицу. Только там,
при свете фонаря, я отчетливо смогла разглядеть ее. Это была Дейрдре
Мэйфейр! Куда делся молодой человек, не знаю.
Аналогичные истории рассказывали и другие свидетели событий тех лет.
Все они видели приблизительно одно и то же: Дейрдре рядом с таинственным
незнакомцем. Как правило, при появлении посторонних молодые люди либо
смущенно отодвигались друг от друга, либо застывали на месте, с тревогой
глядя на непрошеного соглядатая. В наших архивах имеется пятнадцать таких
записей.
Слухи о странном мужчине достигли и ушей Беатрис.
-- Я не знаю, присматривает ли за ней кто-нибудь, -- сетовала она в
разговоре с Джулиетт. -- А ведь девочка так... так развита физически...
-- Джулиетт вместе с Беатрис отправились на Первую улицу.
Дейрдре гуляла в саду, -- рассказывала потом Джулиетт. -- Беатрис
подошла поближе к решетке и окликнула ее. Прошло, наверное, несколько минут,
прежде чем до девушки дошло, кто перед ней. Наконец она принесла ключ от
ворот. Естественно, разговаривала с ней Беа. Но девочка действительно была
потрясающе хороша. И в немалой степени в этом играла роль необычность самой
ее натуры. Она казалась немного диковатой и недоверчивой по отношению к
людям, и в то же время чувствовалось, что ей интересно все, что происходит
вокруг. А когда я подарила малышке свою камею, которая ей очень понравилась,
восторг был поистине детским. Стыдно сказать, но Дейрдре гуляла в саду
босиком и в грязном платье из какой-то хлопчатобумажной ткани.
С наступлением осени все чаще стали приходить сообщения о ссорах и
скандалах в особняке. Дважды соседям даже пришлось вызывать полицию. О
первом из таких случаев, произошедшем в сентябре, во всех подробностях
рассказал мне спустя два года полицейский офицер:
-- Мне очень не хотелось туда идти. Знаете, эти семьи, живущие в
Садовом квартале... В общем, не люблю я иметь с ними дело. И женщина,
которая встретила нас у дверей, лишний раз доказала, что не зря. Это была
Карлотта Мэйфейр, или, как все зовут ее, мисс Карл, -- та, которая работает
в судейской конторе.
"Кто вас сюда звал? -- спросила она, -- Кто вы и что вам здесь нужно?
Предъявите свой значок. И если вы еще хоть раз посмеете здесь появиться, я
пожалуюсь судье Бирнсу".
В конце концов моему напарнику удалось вставить слово и объяснить, что
соседи слышали крики, что кричала молодая леди и что мы всего лишь хотим
поговорить с ней и убедиться, что все в порядке. Я думал, она убьет его
прямо там, на месте. Но нет. Она ушла и вернулась с молоденькой девушкой, с
той, о которой нам говорили, с Дейрдре Мэйфейр. Бедняжка была вся в слезах и
тряслась с головы до ног.
"Заставьте ее вернуть мамины вещи! -- кричала она, обращаясь к Си Джею,
моему напарнику. -- Она отобрала у меня мамины вещи!"
Мисс Карл заявила, что она сыта нами по горло, что наше "вторжение"
неуместно, поскольку это всего лишь семейная ссора и полиции там делать
совершенно нечего. А если мы немедленно не покинем ее дом, добавила эта
леди, то она позвонит судье Бирнсу. А тем временем девушка, Дейрдре,
выскочила из дома и помчалась к нашей машине, крича, чтобы мы поскорее
увезли ее с собой.
И тогда с мисс Карл произошла какая-то странная перемена. Она
посмотрела на девушку, стоявшую у края тротуара, возле полицейской машины, и
вдруг заплакала. Она попыталась скрыть слезы, достала носовой платок и
прикрыла им лицо. Но я точно видел, что она плакала. Похоже, девчонка довела
ее до ручки.
Си Джей спросил у мисс Карл, как нам поступить в этой ситуации. А она
прошла мимо него, как мимо пустого места, и направилась прямо к полицейской
машине, возле которой все еще стояла девушка, положила той руку на плечо и
сказала: "Дейрдре, ты что, хочешь обратно в лечебницу? Пожалуйста,
успокойся. Пожалуйста". А потом вдруг разрыдалась и больше не могла
произнести ни слова. А та сначала уставилась на нее безумным взглядом, а
потом тоже принялась всхлипывать. Тогда мисс Карл обняла ее и увела в дом.
-- А вы уверены, что это была именно мисс Карл? -- спросил я
полицейского.
-- О да, совершенно уверен. Ее же все знают. Поверьте, старина, я
никогда не забуду эту женщину. А на следующий день она пришла к нашему
капитану и потребовала, чтобы он уволил и меня, и Си Джея.
Через неделю соседи вновь позвонили в полицию, но приезжал уже другой
наряд. Все, что нам известно об обстоятельствах того вызова, это что Дейрдре
вновь попыталась вырваться из дома, но полицейские уговорили ее остаться и
подождать приезда дяди Кортланда.
На следующий день Дейрдре все же сбежала. И вновь, как когда-то после
исчезновения Анты, родственники перезванивались между собой, Кортланд
примчался на Первую улицу, из конторы "Мэйфейр и Мэйфейр" посыпались звонки
в Нью-Йорк -- теперь уже с просьбой помочь разыскать Дейрдре.
Аманда Грейди Мэйфейр к тому времени уже умерла. Мать Корнела Мэйфейра
Розалинда Мэйфейр не желала иметь ничего общего "со всей этой компанией с
Первой улицы", как она называла обитателей особняка. Тем не менее она
позвонила кое-кому из нью-йоркских родственников. Чуть позже Кортланду в
Новый Орлеан позвонили из полиции к сообщили, что Дейрдре нашлась. Ее
обнаружили в почти невменяемом состоянии бродящей босиком по одной из улиц в
Гринвич-виллидж. Были основания подозревать, что ее изнасиловали. В тот же
вечер Кортланд вылетел в Нью-Йорк и на следующий день вернулся вместе с
Дейрдре.
И вновь повторилась все та же история: Дейрдре поместили в лечебницу
Святой Анны, где она провела неделю. После выписки из лечебницы она
поселилась в доме Кортланда в Метэри.
По воспоминаниям членов семейства, Карлотта пребывала в полной
растерянности. Судье Бирнсу и его жене она пожаловалась, что потерпела
полное поражение со своей племянницей и опасается, что девочка "никогда уже
не оправится".
В один из субботних дней Беатрис Мэйфейр отправилась в особняк на
Первой улице и обнаружила Карлотту в одиночестве сидящей в темном зале.
Шторы были плотно задернуты. Карлотта отказалась с ней разговаривать.
-- Уже потом я поняла, что она неотрывно смотрела на то место, где в
прежние времена, когда прощальные церемонии еще проходили в особняке,
устанавливали гроб с усопшим, -- рассказывала Беатрис. -- В ответ на все мои
вопросы я услышала лишь "да", "нет" и "г-м-м". А потом пришла эта ужасная
Нэнси и предложила мне чай со льдом. Я сказала, что, пожалуй, выпью, и,
видя, как она принялась суетиться, добавила, что могу все сделать сама. Но
она не позволила, заявив, что тете Карл это не понравится.
Подавленная мрачной атмосферой, царившей в доме, и едва ли не
оскорбительным к себе отношением, Беатрис покинула особняк и поехала в
Метэри, в дом Кортланда на Кантри-Клаблейн, чтобы повидаться с Дейрдре.
Этот дом, построенный Кортландом еще в молодые годы, с тех пор служил
неизменным пристанищем его семье. Кирпичный особняк с белыми колоннами и
французскими окнами, оснащенный всеми "современными удобствами",
впоследствии перешел к сыну Пирса Райену Мэйфейру, который владеет им до сих
пор. Шеффилд и Эжени Мэйфейр вместе с Кортландом прожили в нем много лет. В
этом доме родилась и их единственная дочь, Элли Мэйфейр, которая
впоследствии стала приемной матерью для ребенка Дейрдре -- Роуан.
К тому времени, о котором идет сейчас речь, Шеффилда уже не было в
живых -- он скончался от инфаркта. Эжени тоже давно умерла. А Элли жила в
Калифорнии и незадолго до этого вышла замуж за юриста по имени Грэм
Франклин. Особняк в Метэри остался в полном распоряжении Кортланда.
Как единодушно утверждают все, кому довелось там побывать, дом
производил очень приятное впечатление и буквально дышал радостью: яркие
тона, красивые, с веселыми рисунками обои на стенах, традиционная мебель и
множество книг поднимали настроение и хозяевам, и гостям. Сквозь широко
распахнутые французские окна можно было полюбоваться парком с бассейном и
зеленой лужайкой перед парадным входом.
Конечно, никто в семье не сомневался, что лучшего места, чем особняк в
Метэри -- полная противоположность мрачному дому в Садовом квартале, для
Дейрдре и быть не может. Кортланд заверил Беатрис, что девочка прекрасно
отдохнет там от всех проблем, порожденных главным образом больным
воображением Карлотты и той атмосферой чрезмерной таинственности, которую та
всегда создавала.
-- Только он не рассказывает мне, что же происходит на самом деле, --
жаловалась Беатрис в разговоре с Джулиетт, -- Никогда не объяснит толком.
Что он подразумевает под "атмосферой чрезмерной таинственности"?
Беатрис часто звонила в Метэри и подробно расспрашивала горничную о
том, что происходит в доме. Та уверяла, что с Дейрдре все в порядке, что
выглядит она прекрасно. Однажды у нее даже был гость -- очень симпатичный
молодой человек. Правда, служанка видела его лишь мельком -- он прогуливался
с Дейрдре по саду, -- но успела заметить, что гость красив и хорошо одет --
настоящий джентльмен.
-- Интересно, кто бы это мог быть? -- недоумевала Беатрис, пересказывая
сообщение за ленчем Джулиетт Мильтон. -- Неужели тот же негодяй, который
проник в монастырский сад и доставил ей столько неприятностей в пансионе
Святой Розы?
"Мне кажется, -- писала Джулиетт своему лондонскому корреспонденту, --
что никто в этом семействе до сих пор не догадывается о наличии у девочки
любовника. Явно одного-единственного, весьма примечательного, изысканного и
необычного, но при этом легкоузнаваемого. Ведь ее неоднократно видели в его
обществе, и все описания почти слово в слово повторяют друг друга".
Здесь очень важно отметить, что Джулиетт Мильтон никогда не доводилось
слышать что-либо о связи семейства Мэйфейр с призраками, ведьмами,
проклятиями и тому подобными проявлениями сверхъестественного. Они с Беатрис
не сомневались в реальности таинственного незнакомца.
В то же самое время пожилые обитатели Ирландского канала, собравшись за
кухонными столами, обсуждали "Дейрдре и того человека", однако под словами
"того человека" они подразумевали вовсе не реальное человеческое существо.
Престарелая сестра отца Лафферти кое-что знала о "том человеке" и пыталась
поговорить о нем с братом, но он отнесся к ее мнению с недоверием и не
захотел выслушать. Так что ей пришлось ограничиться беседой на эту тему со
старым другом Дейвом Коллинзом и нашим агентом, который после воскресной
мессы встретил ее на Констанс-стрит и проводил до самого дома.
Мисс Рози, работавшей в ризнице и следившей за пополнением запасов вина
для причастия и чистотой алтарных покровов, тоже было известно немало
поистине шокирующих фактов о Мэйфейрах и "том человеке".
-- Сначала его видели со Стеллой, потом с Антой, а теперь вот с
Дейрдре, -- говорила она своему племяннику, студенту колледжа имени Лойолы,
который, однако, считал ее просто суеверной дурочкой.
Жившая в том же квартале старая чернокожая служанка знала о "том
человеке" все. По ее словам, это был не кто иной, как фамильный призрак,
причем единственный, кого ей довелось видеть при ярком дневном свете: он
сидел рядом с девочкой Мэйфейров в дальнем конце сада. А девочку после
смерти, конечно же, ждут адские муки.
Именно тогда, летом 1958 года, я готовился к поездке в Новый Орлеан.
Я только что закончил составление первоначальной версии истории рода
Мэйфейров, которая впоследствии должна была стать основой полного и
подробного повествования, однако уже тогда по существу мало чем отличалась
от той, что предлагается здесь читателю, и меня крайне беспокоила судьба
Дейрдре Мэйфейр.
Я понимал, что экстрасенсорный дар, и в первую очередь способность
видеть и слышать призраков, буквально сводит ее с ума.
После многочисленных споров со Скоттом Рейнольдсом, встреч и
консультаций с полным составом совета было наконец принято решение о
необходимости моей поездки в Новый Орлеан, где мне предстояло выработать
собственное суждение о готовности Дейрдре Мэйфейр к личной встрече с
агентами Таламаски: достаточно ли она повзрослела и достаточно ли психически
уравновешенна. Элайн Барретт, наш старейший и наиболее опытный
исследователь, скончалась годом ранее, и с тех пор я считался (на мой
взгляд, незаслуженно) ведущим экспертом Таламаски в области ведьмовских
семейств. Мою компетентность никто не оспаривал. К тому же тех, кого в свое
время наиболее сильно потрясла и испугала гибель Стюарта Таунсенда и Артура
Лангтри -- и кто поэтому мог резко выступить против моей, поездки, -- уже не
было в живых
Я прибыл в Новый Орлеан в июле 1958 года и поселился в небольшом,
малоприметном отеле во Французском квартале. Первым делом я встретился с
наиболее осведомленными и опытными из наших исследователей, внимательно
прочел официальные отчеты и записи и прояснил для себя целый ряд важных
вопросов.
В течение многих лет мы искали и поддерживали отношения с несколькими
близкими дому Мэйфейров людьми. С ними я тоже постарался вступить в контакт.
Встреча с Ричардом Ллуэллином, как я уже говорил ранее, прошла успешно, и
мне потребовался не один день, чтобы обдумать все полученные от него
сведения и составить отчет.
Удалось "случайно столкнуться" и с молодой светской преподавательницей
из школы Святой Розы де Лима, которая работала именно в те месяцы, когда там
училась Дейрдре, и была в курсе событий, связанных с исключением девушки. К
сожалению, эта учительница принадлежала к числу тех, кто поверил в связь
Дейрдре с "взрослым мужчиной", и считала ее испорченной и лживой девчонкой.
Она подтвердила, что кое-кто из девочек действительно видел знаменитый
изумруд. Совет школы пришел к заключению, что Дейрдре просто украла его у
своей тети. А как еще могла столь ценная вещь попасть в ее руки?
Чем дольше я беседовал с этой женщиной, тем яснее осознавал, что
присущая Дейрдре чувственность отнюдь не оставалась незамеченной и оказывала
влияние на отношение к ней окружающих.
-- Она была такой... такой зрелой... Знаете, когда у шестнадцатилетней
девушки такая огромная, пышная грудь, ей не составит труда...
Бедняжка Дейрдре!.. Я едва не спросил ту учительницу, не считает ли
она, что в подобных обстоятельствах самым верным выходом из положения было
бы просто изуродовать девушку, однако сдержался и поспешил закончить
разговор. Вернувшись в отель, я выпил неразбавленного бренди и сам себе
прочел лекцию о вреде излишней эмоциональности в нашей работе.
К несчастью, эмоции переполняли меня и в последующие дни, когда я
часами бродил по тихим улочкам Садового квартала, время от времени подходя
поближе к особняку на Первой улице, чтобы внимательно осмотреть его со всех
сторон. Поверьте, я действительно был очень взволнован -- ведь до того
Следующие два года Дейрдре училась под присмотром гувернантки по имени
мисс Ламптон, старой приятельницы Карлотты из школы при монастыре Святого
Сердца. Встретившись с Беатрис Мэйфейр на Эспланейд-авеню, мисс Ламптон
отзывалась о своей подопечной как об очаровательной и очень неглупой
девочке.
-- Единственным ее недостатком является чрезмерно богатое воображение,
-- сказала гувернантка. -- И кроме того, малышка слишком много времени
проводит в одиночестве.
После отъезда мисс Ламптон на север, где та намеревалась выйти замуж за
вдовца, с которым познакомилась во время его летнего отпуска, Дейрдре
проплакала много дней.
Ссоры и споры на Первой улице не прекращались, однако, и в течение этих
двух лет. Соседи нередко слышали доносившиеся из особняка крики и видели,
как Дейрдре со слезами выбегает в сад и прячется от Айрин или мисс Ламптон в
густой листве почти на самой вершине старого дуба. Иногда она скрывалась там
до самой темноты.
В подростковом возрасте Дейрдре очень изменилась. От прежней живости и
непосредственности девчонки-сорванца не осталось и следа -- она стала
замкнутой, молчаливой. В тринадцать лет она казалась более чувственной и
зрелой, чем в свое время уже взрослая Анта. Откинув назад свои роскошные
черные вьющиеся волосы, Дейрдре расчесывала их на прямой пробор и повязывала
сиреневой лентой, чтобы они не падали на лицо. Огромные голубые глаза этой
девочки-женщины были полны недоверия и горечи. Все, кому доводилось в то
время встречать Дейрдре на воскресной мессе, в один голос утверждали, что
выглядела она так, будто кто-то нанес ей незаживающую рану.
-- Она уже давно стала красивой молодой женщиной, -- рассказывала одна
из матрон, регулярно посещавших часовню. -- Но старухи словно этого и не
замечали. И по-прежнему наряжали ее как ребенка.
Судя по всему, возникали и другие проблемы. Однажды Дейрдре буквально
влетела в приемную конторы Кортланда.
-- Она была в истерике, -- вспоминал впоследствии работавший в тот день
секретарь. -- Наверное, целый час рыдала в кабинете дяди. Знаете, только
когда она уже уходила, я обратил внимание на одну странную деталь: туфли на
ней были разные. На одной ноге -- коричневый мокасин, а на другой -- черная
туфля без каблука. Мне кажется, что она этого даже не заметила. По-моему, и
Кортланд тоже. Он отвез ее домой. С тех пор я ее больше не видел.
Летом того года, когда Дейрдре должно было исполниться четырнадцать
лет, она вскрыла себе вены и ее поместили в новую благотворительную
лечебницу. Там ее навестила Беатрис.
-- У девочки есть то, чего всегда была лишена Анта, -- характер, --
сказала она потом Джулиетт Мильтон. -- Но она так нуждается в женском
совете. Попросила меня купить для нее косметику. Говорит, что всего раз в
жизни была в аптеке.
Но когда Беатрис, выполнив просьбу Дейрдре, принесла все необходимое в
лечебницу, ей было сказано, что Карлотта запретила любые посещения. Беатрис
позвонила Кортланду, однако тот заявил, что понятия не имеет, почему Дейрдре
вскрыла себе вены.
-- Быть может, она просто надеялась хоть таким образом вырваться из
дома, -- предположил он.
Менее чем через неделю после этих событий Кортланд добился разрешения
на поездку Дейрдре в Калифорнию. Она улетела в Лос-Анджелес, к дочери
Гарланда Андреа Мэйфейр, которая была замужем за штатным врачом больницы под
названием "Ливанский кедр". Однако через две недели Дейрдре вновь оказалась
в доме на Первой улице.
Лос-анджелесские Мэйфейры никогда и словом не обмолвились о том, что же
тогда произошло. Только много лет спустя их единственный сын Элтон сказал
одному из наших агентов, что его несчастная родственница из Нового Орлеана
была не в своем уме. Она без конца твердила о том, что проклята из-за
какого-то наследства, и неоднократно заводила с Элтоном разговор о
самоубийстве, чем приводила в ужас его родителей. В конце концов они не
выдержали и показали ее врачам, которые в один голос заявили, что бедняжка
больна неизлечимо.
-- Родители очень хотели помочь ей, особенно мама, -- рассказывал
Элтон. -- Но все в семье пошло вверх дном. Думаю, последней каплей стал
момент, когда однажды ночью они собственными глазами увидели ее на заднем
дворе с мужчиной, а она потом принялась утверждать, что ничего подобного не
было. И ни за что не хотела признаться. Они побоялись, как бы не случилось
чего-нибудь. Ведь ей тогда, кажется, еще не исполнилось и четырнадцати, а,
надо признать, девочка она была очень даже хорошенькая. Вот тогда они и
отослали ее домой. Примерно так же звучала и версия Беатрис.
-- Мне кажется, Дейрдре выглядит чересчур уж взрослой, -- говорила она
Джулиетт Мильтон, отказываясь, однако, верить, что малышка способна солгать
относительно знакомства с мужчинами: -- Она просто смущена и не знает как
себя вести.
Беатрис по-прежнему оставалась непреклонной в своей уверенности в том,
что ни о каком врожденном безумии не может быть и речи, что это не более чем
семейная легенда, придуманная Карлоттой, и пора положить конец ее
распространению.
Беатрис с подарками приехала на Первую улицу, чтобы повидаться с
Дейрдре, однако Нэнси даже не пустила ее в дом.
Тот же таинственный незнакомец стал причиной исключения Дейрдре из
пансиона при монастыре Святой Розы де Лима. Ей тогда было уже шестнадцать, и
она очень переживала, когда пришлось покинуть школу, в которой она
проучилась почти весь учебный год, до самой весны, без каких-либо серьезных
проблем. По словам родственников, Дейрдре там так нравилось, что она даже
отказалась уехать домой на рождественские каникулы и только накануне
Рождества согласилась поужинать с Кортландом.
Любимым местом Дейрдре были большие качели на заднем дворе школы, где
вечерами, в сумерках, она часто сидела вместе со своей подругой по пансиону
Ритой Мей Двайер (впоследствии Лониган). Девочки болтали о том, о сем и
иногда даже пели. По мнению Риты Мей, Дейрдре была на редкость своеобразной
девочкой, наивной, романтической, очень элегантной и приятной в общении.
В 1988 году исследователю, пишущему эти строки, удалось побеседовать с
Ритой Мей Двайер Лониган и узнать от нее некоторые подробности драматических
событий, ставших причиной исключения Дейрдре из пансиона.
Она рассказала, что "таинственный друг" встретился с Дейрдре в
монастырском саду. Было уже поздно, высоко в небе светила луна, незнакомец
говорил тихо, но Рита Мей отчетливо слышала, как он назвал подругу "моя
любимая". До тех пор ей доводилось слышать такие слова только в кино.
Как оказалось, монахини следили за этой встречей сквозь щели в ставнях
монастырской кухни. В ответ на их обвинение в том, что Дейрдре посмела
привести мужчину на территорию школы, та не ответила ни слова -- только
плакала и горько всхлипывала. Впоследствии одна из монахинь, докладывая о
возмутительном происшествии воспитателям школы, гневно заявила, что ночного
гостя "никак нельзя было назвать мальчиком -- это был вполне взрослый
мужчина".
Обвинения в адрес Дейрдре я бы назвал чересчур тяжелыми, незаслуженно
жестокими: "Эта девочка насквозь лжива, она вела себя развратно, позволяя
мужчине непристойные ласки, ее невинность не более чем пустая видимость... "
Сомнений в том, что таинственным посетителем в ту ночь был Лэшер, нет и
быть не может: "Темные волосы, карие глаза, очень элегантный старомодный
костюм... " -- так в один голос описывают его монахини и миссис Лониган.
Что поразительно, так это тот факт, что Рита Мей Лониган -- если,
конечно, она не преувеличивает -- слышала его голос.
Удивительно также, что Дейрдре взяла с собой в пансион фамильный
изумруд и даже показывала Рите Мей выгравированную на обратной его стороне
надпись: "Лэшер". Если верить миссис Лониган, Дейрдре практически ничего не
знала ни о своей матери, ни о бабке, ни тем более об обстоятельствах смерти
обеих. Знала лишь, что получила изумруд по наследству от них.
В 1956 году в семье только и говорили, что о крайне подавленном
состоянии Дейрдре в связи с ее исключением из пансиона Святой Розы. Девушка
-- а она стояла уже на пороге своего семнадцатилетия -- была настолько
потрясена, что пришлось даже поместить ее на полтора месяца в лечебницу
Святой Анны. Нам не удалось получить выписки из истории болезни или
какие-либо иные документальные свидетельства о ее пребывании в лечебнице,
однако, по словам сестер милосердия, Дейрдре умоляла, чтобы ей назначили
шоковую терапию, и такая процедура была проведена дважды.
Исходя из того, что нам известно о методах лечения того времени, можно
с уверенностью утверждать, что риск был достаточно велик, ибо сила тока в
электрошоковом приборе тех лет значительно превышала норму, допустимую в
наши дни. Подобное лечение грозило потерей памяти, длившейся иногда
несколько часов, а иногда и несколько дней.
Положенный курс лечения, однако, не был завершен, хотя причину его
прерывания нам выяснить так и не удалось. В беседах с Беатрис Кортланд
решительно выступал против применения шоковой терапии, считая ее чрезмерно
тяжелым испытанием для столь юного существа, как Дейрдре.
-- Но что же все-таки происходит с этой девочкой? -- спросила однажды
Джулиетт у Беатрис, но та лишь пожала плечами:
-- Никто этого не знает, дорогая. Никто не знает... Карлотта привезла
Дейрдре домой. Но и через месяц после возвращения бедняжка продолжала
слабеть и чахнуть.
Неутомимые и настойчивые поиски новой информации, предпринятые нашими
агентами, позволили выяснить, что в саду рядом с Дейрдре часто видели
темную, призрачную фигуру какого-то человека. Разносчик из бакалейной лавки,
доставивший в особняк заказанные продукты, "перепугался до смерти", увидев
"эту девицу с безумными глазами и странного человека" в бамбуковых зарослях
возле старого бассейна.
Старая дева, живущая на Притания-стрит, видела "парочку" в часовне,
"когда уже совсем стемнело".
-- На следующее утро я специально задержалась возле решетки сада и обо
всем рассказала мисс Белл. Не думаю, что такое поведение можно назвать
благопристойным: ведь все это происходило поздним вечером. Я пошла в
часовню, чтобы по обыкновению поставить свечу и помолиться, и не сразу
заметила их на задней скамье -- ее и мужчину, совсем близко. Я даже немного
испугалась. А потом девушка вдруг вскочила и выбежала на улицу. Только там,
при свете фонаря, я отчетливо смогла разглядеть ее. Это была Дейрдре
Мэйфейр! Куда делся молодой человек, не знаю.
Аналогичные истории рассказывали и другие свидетели событий тех лет.
Все они видели приблизительно одно и то же: Дейрдре рядом с таинственным
незнакомцем. Как правило, при появлении посторонних молодые люди либо
смущенно отодвигались друг от друга, либо застывали на месте, с тревогой
глядя на непрошеного соглядатая. В наших архивах имеется пятнадцать таких
записей.
Слухи о странном мужчине достигли и ушей Беатрис.
-- Я не знаю, присматривает ли за ней кто-нибудь, -- сетовала она в
разговоре с Джулиетт. -- А ведь девочка так... так развита физически...
-- Джулиетт вместе с Беатрис отправились на Первую улицу.
Дейрдре гуляла в саду, -- рассказывала потом Джулиетт. -- Беатрис
подошла поближе к решетке и окликнула ее. Прошло, наверное, несколько минут,
прежде чем до девушки дошло, кто перед ней. Наконец она принесла ключ от
ворот. Естественно, разговаривала с ней Беа. Но девочка действительно была
потрясающе хороша. И в немалой степени в этом играла роль необычность самой
ее натуры. Она казалась немного диковатой и недоверчивой по отношению к
людям, и в то же время чувствовалось, что ей интересно все, что происходит
вокруг. А когда я подарила малышке свою камею, которая ей очень понравилась,
восторг был поистине детским. Стыдно сказать, но Дейрдре гуляла в саду
босиком и в грязном платье из какой-то хлопчатобумажной ткани.
С наступлением осени все чаще стали приходить сообщения о ссорах и
скандалах в особняке. Дважды соседям даже пришлось вызывать полицию. О
первом из таких случаев, произошедшем в сентябре, во всех подробностях
рассказал мне спустя два года полицейский офицер:
-- Мне очень не хотелось туда идти. Знаете, эти семьи, живущие в
Садовом квартале... В общем, не люблю я иметь с ними дело. И женщина,
которая встретила нас у дверей, лишний раз доказала, что не зря. Это была
Карлотта Мэйфейр, или, как все зовут ее, мисс Карл, -- та, которая работает
в судейской конторе.
"Кто вас сюда звал? -- спросила она, -- Кто вы и что вам здесь нужно?
Предъявите свой значок. И если вы еще хоть раз посмеете здесь появиться, я
пожалуюсь судье Бирнсу".
В конце концов моему напарнику удалось вставить слово и объяснить, что
соседи слышали крики, что кричала молодая леди и что мы всего лишь хотим
поговорить с ней и убедиться, что все в порядке. Я думал, она убьет его
прямо там, на месте. Но нет. Она ушла и вернулась с молоденькой девушкой, с
той, о которой нам говорили, с Дейрдре Мэйфейр. Бедняжка была вся в слезах и
тряслась с головы до ног.
"Заставьте ее вернуть мамины вещи! -- кричала она, обращаясь к Си Джею,
моему напарнику. -- Она отобрала у меня мамины вещи!"
Мисс Карл заявила, что она сыта нами по горло, что наше "вторжение"
неуместно, поскольку это всего лишь семейная ссора и полиции там делать
совершенно нечего. А если мы немедленно не покинем ее дом, добавила эта
леди, то она позвонит судье Бирнсу. А тем временем девушка, Дейрдре,
выскочила из дома и помчалась к нашей машине, крича, чтобы мы поскорее
увезли ее с собой.
И тогда с мисс Карл произошла какая-то странная перемена. Она
посмотрела на девушку, стоявшую у края тротуара, возле полицейской машины, и
вдруг заплакала. Она попыталась скрыть слезы, достала носовой платок и
прикрыла им лицо. Но я точно видел, что она плакала. Похоже, девчонка довела
ее до ручки.
Си Джей спросил у мисс Карл, как нам поступить в этой ситуации. А она
прошла мимо него, как мимо пустого места, и направилась прямо к полицейской
машине, возле которой все еще стояла девушка, положила той руку на плечо и
сказала: "Дейрдре, ты что, хочешь обратно в лечебницу? Пожалуйста,
успокойся. Пожалуйста". А потом вдруг разрыдалась и больше не могла
произнести ни слова. А та сначала уставилась на нее безумным взглядом, а
потом тоже принялась всхлипывать. Тогда мисс Карл обняла ее и увела в дом.
-- А вы уверены, что это была именно мисс Карл? -- спросил я
полицейского.
-- О да, совершенно уверен. Ее же все знают. Поверьте, старина, я
никогда не забуду эту женщину. А на следующий день она пришла к нашему
капитану и потребовала, чтобы он уволил и меня, и Си Джея.
Через неделю соседи вновь позвонили в полицию, но приезжал уже другой
наряд. Все, что нам известно об обстоятельствах того вызова, это что Дейрдре
вновь попыталась вырваться из дома, но полицейские уговорили ее остаться и
подождать приезда дяди Кортланда.
На следующий день Дейрдре все же сбежала. И вновь, как когда-то после
исчезновения Анты, родственники перезванивались между собой, Кортланд
примчался на Первую улицу, из конторы "Мэйфейр и Мэйфейр" посыпались звонки
в Нью-Йорк -- теперь уже с просьбой помочь разыскать Дейрдре.
Аманда Грейди Мэйфейр к тому времени уже умерла. Мать Корнела Мэйфейра
Розалинда Мэйфейр не желала иметь ничего общего "со всей этой компанией с
Первой улицы", как она называла обитателей особняка. Тем не менее она
позвонила кое-кому из нью-йоркских родственников. Чуть позже Кортланду в
Новый Орлеан позвонили из полиции к сообщили, что Дейрдре нашлась. Ее
обнаружили в почти невменяемом состоянии бродящей босиком по одной из улиц в
Гринвич-виллидж. Были основания подозревать, что ее изнасиловали. В тот же
вечер Кортланд вылетел в Нью-Йорк и на следующий день вернулся вместе с
Дейрдре.
И вновь повторилась все та же история: Дейрдре поместили в лечебницу
Святой Анны, где она провела неделю. После выписки из лечебницы она
поселилась в доме Кортланда в Метэри.
По воспоминаниям членов семейства, Карлотта пребывала в полной
растерянности. Судье Бирнсу и его жене она пожаловалась, что потерпела
полное поражение со своей племянницей и опасается, что девочка "никогда уже
не оправится".
В один из субботних дней Беатрис Мэйфейр отправилась в особняк на
Первой улице и обнаружила Карлотту в одиночестве сидящей в темном зале.
Шторы были плотно задернуты. Карлотта отказалась с ней разговаривать.
-- Уже потом я поняла, что она неотрывно смотрела на то место, где в
прежние времена, когда прощальные церемонии еще проходили в особняке,
устанавливали гроб с усопшим, -- рассказывала Беатрис. -- В ответ на все мои
вопросы я услышала лишь "да", "нет" и "г-м-м". А потом пришла эта ужасная
Нэнси и предложила мне чай со льдом. Я сказала, что, пожалуй, выпью, и,
видя, как она принялась суетиться, добавила, что могу все сделать сама. Но
она не позволила, заявив, что тете Карл это не понравится.
Подавленная мрачной атмосферой, царившей в доме, и едва ли не
оскорбительным к себе отношением, Беатрис покинула особняк и поехала в
Метэри, в дом Кортланда на Кантри-Клаблейн, чтобы повидаться с Дейрдре.
Этот дом, построенный Кортландом еще в молодые годы, с тех пор служил
неизменным пристанищем его семье. Кирпичный особняк с белыми колоннами и
французскими окнами, оснащенный всеми "современными удобствами",
впоследствии перешел к сыну Пирса Райену Мэйфейру, который владеет им до сих
пор. Шеффилд и Эжени Мэйфейр вместе с Кортландом прожили в нем много лет. В
этом доме родилась и их единственная дочь, Элли Мэйфейр, которая
впоследствии стала приемной матерью для ребенка Дейрдре -- Роуан.
К тому времени, о котором идет сейчас речь, Шеффилда уже не было в
живых -- он скончался от инфаркта. Эжени тоже давно умерла. А Элли жила в
Калифорнии и незадолго до этого вышла замуж за юриста по имени Грэм
Франклин. Особняк в Метэри остался в полном распоряжении Кортланда.
Как единодушно утверждают все, кому довелось там побывать, дом
производил очень приятное впечатление и буквально дышал радостью: яркие
тона, красивые, с веселыми рисунками обои на стенах, традиционная мебель и
множество книг поднимали настроение и хозяевам, и гостям. Сквозь широко
распахнутые французские окна можно было полюбоваться парком с бассейном и
зеленой лужайкой перед парадным входом.
Конечно, никто в семье не сомневался, что лучшего места, чем особняк в
Метэри -- полная противоположность мрачному дому в Садовом квартале, для
Дейрдре и быть не может. Кортланд заверил Беатрис, что девочка прекрасно
отдохнет там от всех проблем, порожденных главным образом больным
воображением Карлотты и той атмосферой чрезмерной таинственности, которую та
всегда создавала.
-- Только он не рассказывает мне, что же происходит на самом деле, --
жаловалась Беатрис в разговоре с Джулиетт, -- Никогда не объяснит толком.
Что он подразумевает под "атмосферой чрезмерной таинственности"?
Беатрис часто звонила в Метэри и подробно расспрашивала горничную о
том, что происходит в доме. Та уверяла, что с Дейрдре все в порядке, что
выглядит она прекрасно. Однажды у нее даже был гость -- очень симпатичный
молодой человек. Правда, служанка видела его лишь мельком -- он прогуливался
с Дейрдре по саду, -- но успела заметить, что гость красив и хорошо одет --
настоящий джентльмен.
-- Интересно, кто бы это мог быть? -- недоумевала Беатрис, пересказывая
сообщение за ленчем Джулиетт Мильтон. -- Неужели тот же негодяй, который
проник в монастырский сад и доставил ей столько неприятностей в пансионе
Святой Розы?
"Мне кажется, -- писала Джулиетт своему лондонскому корреспонденту, --
что никто в этом семействе до сих пор не догадывается о наличии у девочки
любовника. Явно одного-единственного, весьма примечательного, изысканного и
необычного, но при этом легкоузнаваемого. Ведь ее неоднократно видели в его
обществе, и все описания почти слово в слово повторяют друг друга".
Здесь очень важно отметить, что Джулиетт Мильтон никогда не доводилось
слышать что-либо о связи семейства Мэйфейр с призраками, ведьмами,
проклятиями и тому подобными проявлениями сверхъестественного. Они с Беатрис
не сомневались в реальности таинственного незнакомца.
В то же самое время пожилые обитатели Ирландского канала, собравшись за
кухонными столами, обсуждали "Дейрдре и того человека", однако под словами
"того человека" они подразумевали вовсе не реальное человеческое существо.
Престарелая сестра отца Лафферти кое-что знала о "том человеке" и пыталась
поговорить о нем с братом, но он отнесся к ее мнению с недоверием и не
захотел выслушать. Так что ей пришлось ограничиться беседой на эту тему со
старым другом Дейвом Коллинзом и нашим агентом, который после воскресной
мессы встретил ее на Констанс-стрит и проводил до самого дома.
Мисс Рози, работавшей в ризнице и следившей за пополнением запасов вина
для причастия и чистотой алтарных покровов, тоже было известно немало
поистине шокирующих фактов о Мэйфейрах и "том человеке".
-- Сначала его видели со Стеллой, потом с Антой, а теперь вот с
Дейрдре, -- говорила она своему племяннику, студенту колледжа имени Лойолы,
который, однако, считал ее просто суеверной дурочкой.
Жившая в том же квартале старая чернокожая служанка знала о "том
человеке" все. По ее словам, это был не кто иной, как фамильный призрак,
причем единственный, кого ей довелось видеть при ярком дневном свете: он
сидел рядом с девочкой Мэйфейров в дальнем конце сада. А девочку после
смерти, конечно же, ждут адские муки.
Именно тогда, летом 1958 года, я готовился к поездке в Новый Орлеан.
Я только что закончил составление первоначальной версии истории рода
Мэйфейров, которая впоследствии должна была стать основой полного и
подробного повествования, однако уже тогда по существу мало чем отличалась
от той, что предлагается здесь читателю, и меня крайне беспокоила судьба
Дейрдре Мэйфейр.
Я понимал, что экстрасенсорный дар, и в первую очередь способность
видеть и слышать призраков, буквально сводит ее с ума.
После многочисленных споров со Скоттом Рейнольдсом, встреч и
консультаций с полным составом совета было наконец принято решение о
необходимости моей поездки в Новый Орлеан, где мне предстояло выработать
собственное суждение о готовности Дейрдре Мэйфейр к личной встрече с
агентами Таламаски: достаточно ли она повзрослела и достаточно ли психически
уравновешенна. Элайн Барретт, наш старейший и наиболее опытный
исследователь, скончалась годом ранее, и с тех пор я считался (на мой
взгляд, незаслуженно) ведущим экспертом Таламаски в области ведьмовских
семейств. Мою компетентность никто не оспаривал. К тому же тех, кого в свое
время наиболее сильно потрясла и испугала гибель Стюарта Таунсенда и Артура
Лангтри -- и кто поэтому мог резко выступить против моей, поездки, -- уже не
было в живых
Я прибыл в Новый Орлеан в июле 1958 года и поселился в небольшом,
малоприметном отеле во Французском квартале. Первым делом я встретился с
наиболее осведомленными и опытными из наших исследователей, внимательно
прочел официальные отчеты и записи и прояснил для себя целый ряд важных
вопросов.
В течение многих лет мы искали и поддерживали отношения с несколькими
близкими дому Мэйфейров людьми. С ними я тоже постарался вступить в контакт.
Встреча с Ричардом Ллуэллином, как я уже говорил ранее, прошла успешно, и
мне потребовался не один день, чтобы обдумать все полученные от него
сведения и составить отчет.
Удалось "случайно столкнуться" и с молодой светской преподавательницей
из школы Святой Розы де Лима, которая работала именно в те месяцы, когда там
училась Дейрдре, и была в курсе событий, связанных с исключением девушки. К
сожалению, эта учительница принадлежала к числу тех, кто поверил в связь
Дейрдре с "взрослым мужчиной", и считала ее испорченной и лживой девчонкой.
Она подтвердила, что кое-кто из девочек действительно видел знаменитый
изумруд. Совет школы пришел к заключению, что Дейрдре просто украла его у
своей тети. А как еще могла столь ценная вещь попасть в ее руки?
Чем дольше я беседовал с этой женщиной, тем яснее осознавал, что
присущая Дейрдре чувственность отнюдь не оставалась незамеченной и оказывала
влияние на отношение к ней окружающих.
-- Она была такой... такой зрелой... Знаете, когда у шестнадцатилетней
девушки такая огромная, пышная грудь, ей не составит труда...
Бедняжка Дейрдре!.. Я едва не спросил ту учительницу, не считает ли
она, что в подобных обстоятельствах самым верным выходом из положения было
бы просто изуродовать девушку, однако сдержался и поспешил закончить
разговор. Вернувшись в отель, я выпил неразбавленного бренди и сам себе
прочел лекцию о вреде излишней эмоциональности в нашей работе.
К несчастью, эмоции переполняли меня и в последующие дни, когда я
часами бродил по тихим улочкам Садового квартала, время от времени подходя
поближе к особняку на Первой улице, чтобы внимательно осмотреть его со всех
сторон. Поверьте, я действительно был очень взволнован -- ведь до того