Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

Прекрасные голубые глаза Дейрдре молили о понимании. И в то же время
весь ее облик был исполнен спокойного достоинства и удивительного
хладнокровия.
-- Точка зрения вашей тети мне вполне ясна, -- сказал я.
Откровенно говоря, я был поражен. Поражен тем фактом, что Карлотта
Мэйфейр знала не только, кто мы, но и чем занимаемся, пусть даже отчасти. А
потом я вспомнил о Стюарте. Он, несомненно, разговаривал с ней. И теперь я
имел тому доказательство. Эта и тысячи других мыслей теснились в моей
голове.
-- Вы в чем-то сродни спиритуалистам, мистер Лайтнер, -- все тем же
ровным, благожелательным тоном продолжила Дейрдре. -- Они вызывают духов
давно умерших предков и, несмотря на все свои благие намерения, только
укрепляют силу демонов, о которых на самом деле мало что знают...
-- Да-да, я отлично понимаю, о чем вы, поверьте, я понимаю. Но мне
хотелось лишь дать вам информацию, поставить в известность о том, что, если
вы...
-- Но все дело в том, что мне это не нужно. Я хочу навсегда забыть о
прошлом... -- Голос Дейрдре утратил прежнюю уверенность, в нем
чувствовалось, легкое замешательство, -- Я решила никогда не возвращаться
домой...
-- Что ж, очень хорошо, -- ответил я. -- Теперь мне все ясно. Но...
Сделайте одолжение, запомните мое имя. Вот моя визитная карточка с номерами
телефонов. Постарайтесь запомнить их. И если я вам понадоблюсь... Если вы
когда-нибудь будете нуждаться в моей помощи... Пожалуйста, позвоните.
Она взяла визитку, долго и внимательно изучала ее, а потом положила в
карман.
А я вдруг поймал себя на том, что не могу оторвать взгляд от ее
огромных невинных голубых глаз и безуспешно пытаюсь выбросить из головы
мысли о скрытом под платьем прекрасном юном теле и великолепной груди. На
полускрытом в тени лице Дейрдре явственно читались печаль и сочувствие.
-- Он дьявол, мистер Лайтнер, -- прошептала она. -- Истинный дьявол...
-- Но зачем же тогда вы надели этот изумруд, дорогая? -- не выдержав,
спросил я.
С легкой улыбкой Дейрдре коснулась рукой драгоценности, а потом крепко
сжала ее в пальцах и резким движением оборвала цепочку.
-- Только по одной причине, мистер Лайтнер. Это был самый простой
способ принести его сюда, то есть вам. Вот, возьмите.
Она слегка наклонилась ко мне и уронила кулон прямо мне в руки.
Я смотрел и не верил своим глазам: на моей ладони лежал знаменитый
изумруд Мэйфейров! И тут, даже не успев подумать, я неожиданно для себя
воскликнул:
-- Но ведь он же убьет меня, мисс Мэйфейр! Он убьет меня и заберет
обратно кулон!
-- Нет! Он не сможет это сделать! -- Дейрдре смотрела на меня и словно
не видела; лицо ее при этом утратило всякое выражение.
-- Конечно же сможет, -- ответил я, испытывая безмерный стыд за свои
непроизвольно вырвавшиеся слова-- Дейрдре, пожалуйста, позвольте мне
рассказать вам все, что мне известно об этом призраке. Позвольте рассказать,
что мне известно о тех других, кто, подобно вам, способен видеть такого рода
вещи. Ведь вы отнюдь не единственная. И не должны бороться в одиночку.
-- Боже мой, -- едва слышно прошептала Дейрдре и на мгновение закрыла
глаза. -- Нет, он не сможет, не сможет... -- повторила она, однако уже без
прежней уверенности, -- Я не верю, что он на такое способен.
-- И все же я рискну, -- сказал я. -- Рискну взять изумруд. Некоторые
люди обладают, если можно так выразиться, собственным оружием. И я могу
помочь вам понять, в чем состоит ваше. Тетушка не пыталась это сделать?
Скажите, как мне поступить?
-- Уезжайте! Пожалуйста, уезжайте! И никогда больше не заговаривайте со
мной об этом!
-- Дейрдре, а он способен заставить вас видеть его, если сами вы того
не желаете?
-- Прекратите, мистер Лайтнер. Если я не буду вспоминать о нем, не буду
говорить о нем, если я откажусь смотреть на него, тогда, возможно, он...
-- А каково ваше желание? Чего хотите вы -- сами для себя?
-- Жизни, мистер Лайтнер. Нормальной жизни. Вы даже представить себе не
можете, как много значат для меня эти слова. Я хочу жить, как живут все, как
живут девочки, мои соседки, -- хочу, чтобы у меня были плюшевые медведи,
хочу целоваться с мальчиками на заднем сиденье автомобиля... В общем, хочу
просто жить.
Она выглядела такой расстроенной, такой несчастной, что и сам я начал
терять самообладание. А это было опасно. Очень опасно. Я не имел права
позволить себе расслабиться. И к тому же в руках моих до сих пор оставался
изумруд. Проводя большим пальцем по его граням, я отчетливо ощущал твердость
камня и исходящий от него ледяной холод.
-- Простите меня, Дейрдре. Пожалуйста, простите. Я виноват, что
потревожил вас. Нарушил ваш покой. Я так виноват...
-- Мистер Лайтнер, можете ли вы прогнать его? Способны ли вы,
обыкновенные люди, заставить его уйти? Тетя говорит, что нет, что это под
силу только священнику. Но святой отец не верит в его существование. А без
веры невозможно изгнать демона.
-- Если я правильно вас понял, Дейрдре, он священнику не показывается.
-- Нет, -- с горечью ответила она, и по губам ее скользнула легкая
улыбка -- Да и что толку, если бы он и показался? Ведь это не какой-нибудь
слабосильный демон, которого можно испугать и прогнать с помощью святой воды
или молитв Святой Деве. Он только посмеется над ними.
Из глаз Дейрдре покатились слезы. Потянув за цепочку, она взяла у меня
ожерелье, размахнулась и швырнула его как можно дальше в кусты. До меня
донесся тихий всплеск -- изумруд упал в воду.
-- Он вернется, -- дрожа всем телом, прошептала Дейрдре. -- Он
непременно вернется. Он всегда возвращается.
-- Быть может, только вам под силу изгнать его, -- сказал я. -- Вам, и
никому другому.
-- О да, она говорит то же самое, она всегда это говорила: "Не смотри
на него, не разговаривай с ним, не позволяй ему дотрагиваться до тебя!" Но
он всегда возвращается и не спрашивает моего разрешения. И...
-- Я слушаю.
-- Когда мне одиноко, когда мне грустно...
-- Он всегда оказывается рядом.
-- Да, он всегда рядом.
Девушка была в полном отчаянии. Я должен был срочно что-то предпринять.
-- А когда он приходит, Дейрдре?.. Я хочу спросить, что происходит,
когда он появляется и вы не гоните его, позволяете ему стать видимым... Что
потом?
Она смотрела на меня с болью и изумлением.
-- Вы сами не понимаете, что говорите.
-- Я знаю, что любая борьба с ним буквально сводит вас с ума. Но что
происходит, если вы не пытаетесь ему противостоять?
-- Я умираю, -- ответила она, -- И весь мир вокруг умирает -- остается
только он.
Она провела тыльной стороной ладони по губам.
"Сколько же лет она так страдает и мучается! -- подумалось мне. -- Как
она беспомощна, как напугана и... как сильна духом!"
-- Да, мистер Лайтнер, вы правы -- я очень боюсь, -- подтвердила она,
словно прочитав мои мысли. -- Но я не собираюсь умирать -- я намерена
бороться с ним. И победить. Вы покинете меня. И мы никогда больше не
встретимся. Никогда впредь я не произнесу его имени, не взгляну на него, не
позову... И он наконец оставит меня в покое. Исчезнет из моей жизни. И
найдет кого-нибудь другого, кто согласится видеть его... Кого-нибудь...
чтобы отдать свою любовь...
-- Он любит вас, Дейрдре?
-- Да, -- едва слышно шепнула она.
Уже темнело, и я не мог отчетливо видеть выражение ее лица.
-- Чего он хочет, Дейрдре? -- спросил я.
-- Вы знаете чего. Ему нужна я. Так же как и вам. Потому что я помогаю
ему достичь цели. -- Достав из кармана маленький платочек, она приложила его
к носу. -- Это он предупредил меня о вашем приходе. А потом произнес
какие-то странные слова, я в точности их не запомнила. Но они прозвучали как
нечто вроде проклятия: "Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему
любить женщину даже тогда, когда от него не останется и костей.
-- Мне уже доводилось слышать эти слова, -- сказал я.
-- Уходите, прошу вас, -- взмолилась Дейрдре. -- Вы очень хороший
человек. И вы мне нравитесь. А потому я не хочу, чтобы он причинил вам вред,
и запрещу ему делать это...
Она смущенно замолчала.
-- Дейрдре, я уверен, что в силах вам помочь...
-- Нет!
-- Но если вы действительно решили, противостоять ему, я могу помочь. В
Англии есть люди, которые...
-- Нет!
-- Если я вам все же понадоблюсь, позвоните, пожалуйста, -- после
короткой паузы произнес я.
Она ничего не ответила. Видя, до какой степени она измотана нашей
беседой, чувствуя ее безграничное отчаяние, я смирился с поражением, ибо не
посмел и дальше причинять ей боль. Я лишь сообщил, где остановился в
Дентоне, добавив, что пробуду в городе еще день и если от нее не будет
никаких вестей, то уеду. Бросив тревожный взгляд в сторону о чем-то
шептавшихся зарослей бамбука, я про себя отметил, что темнота вокруг нас
сгущается, а в заброшенном саду нет ни одного фонаря...
-- Но относительно нас ваша тетя ошибается, -- вновь заговорил я, хотя
отнюдь не был уверен, что Дейрдре меня слушает. Маленький клочок неба над
нашими головами казался совсем белым. -- Мы хотим рассказать вам все, что
нам известно, и передать то, чем обладаем. Да, действительно, мы беспокоимся
и тревожимся о вас, потому что вы необыкновенная личность, но, поверьте, вы
интересуете нас гораздо больше, чем он. Почему бы вам не приехать в наш дом
в Лондоне и пробыть там столько, сколько захотите? Мы познакомим вас с
другими людьми, которым доводилось видеть нечто подобное и успешно бороться
с такими явлениями. Мы поможем вам. И кто знает, быть может нам удастся
заставить его уйти. Если же вы решите уехать, мы готовы в любой момент
помочь вам в этом. -- (Дейрдре по-прежнему молчала.) -- Вы знаете, что я
говорю правду, а я знаю, что вы это знаете.
Я взглянул на Дейрдре, боясь увидеть выражение боли и муки на ее лице.
Но она вновь сидела, безвольно уронив руки на колени, и сквозь слезы
безучастно смотрела на меня невидящим взглядом. А за ее спиной, буквально
вплотную, стоял он, пристально глядя на меня карими глазами.
Я невольно вскрикнул и вскочил на ноги.
-- Что случилось? -- Дейрдре в ужасе бросилась в мои объятия. -- Да
скажите же, в чем дело!
Он исчез. Порыв теплого ветра всколыхнул листья бамбука. И все...
Вокруг царил полумрак, сквозь который едва проступали очертания близко
стоявших деревьев. Воздух постепенно остывал, словно кто-то захлопнул дверцу
горячей печи.
Закрыв глаза, я изо всех сил прижал к себе Дейрдре и стал успокаивать
ее, пытаясь унять собственную дрожь. Одновременно я старался во всех
подробностях запечатлеть в памяти только что увиденную картину: исполненного
злобы молодого мужчину, с холодной улыбкой стоящего позади Дейрдре, одетого
в темный, несколько чопорный костюм, лишенный каких-либо дополнительных
деталей, как будто всей имевшейся в его распоряжении энергии хватило лишь на
то, чтобы продемонстрировать сверкающие во тьме глаза, белоснежные зубы и
сияющую бледную кожу. Иными словами, это был именно тот человек, описание
которого я слышал уже от многих.
Дейрдре в панике прижала руки ко рту и судорожно сглатывала, словно
стремясь подавить душившие ее рыдания. Потом резко отпрянула от меня и
бросилась бежать вверх по заросшим ступеням в сторону тропинки.
-- Дейрдре! -- окликнул я.
Однако она уже скрылась во тьме. Какое-то время я еще мог различить
светлое пятно ее платья, мелькавшее среди деревьев, но вскоре исчезло и оно
вместе со звуком быстро удалявшихся шагов.
Оставшись в одиночестве посреди заброшенного ботанического сада, я
вдруг испытал такой смертельный страх, что рассердился на самого себя, и
пошел следом за Дейрдре, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, но все же
ступая нарочито медленно, спокойным, размеренным шагом. Наконец вдали
показались огни общежитий университета и до меня донесся шум движения на
шоссе и ведущих от него к университету дорогах. Только тогда я вновь смог
ощутить себя в безопасности.
Я зашел в общежитие для первокурсников и поинтересовался у дежурившей
за стойкой седовласой женщины, вернулась ли Дейрдре Мэйфейр. Она ответила,
что да, девушка только что поднялась наверх.
"В целости и сохранности, надеюсь", -- подумалось мне.
-- Сейчас время ужина, -- пояснила женщина -- Если желаете, можете
оставить для Дейрдре записку.
-- О да, конечно, я позвоню ей позже. -- Я достал чистый маленький
конверт, написал на нем имя Дейрдре, а потом взял лист бумаги и -- на
случай, если она все же захочет со мной связаться, -- еще раз напомнил ей
название отеля, в котором остановился. Вложив в конверт свою визитную
карточку, я заклеил его и протянул дежурной с просьбой передать послание
Дейрдре.
Я благополучно добрался до отеля и из своего номера заказал разговор с
Лондоном. Телефонистка ответила, что соединит меня в течение часа, и все
время в ожидании связи я пролежал на кровати возле телефона, думая лишь об
одном: я его видел. Я видел того человека! Видел собственными глазами! Мне
довелось лицезреть того, кто в свое время являлся Петиру и Артуру. Я
собственными глазами лицезрел Лэшера!
Когда меня наконец соединили, глава ордена Скотт Рейнольде был спокоен,
но непреклонен:
-- Немедленно уезжайте оттуда! Возвращайтесь домой, Эрон.
-- Не стоит так волноваться, Скотт. Я еще не дошел до того, чтобы
призрак, за которым мы наблюдаем вот уже триста лет, испугал меня и заставил
выйти из игры.
-- Так, значит, вот как вы следуете вашим собственным рекомендациям,
Эрон? Вы, которому от начала до конца и во всех подробностях известна
история Мэйфейрских ведьм! Это существо отнюдь не стремится напугать вас.
Напротив, оно провоцирует вас, заставляет и дальше мучить девушку
расспросами. Ибо оно теряет над ней власть, и вы сейчас его единственная
надежда заполучить Дейрдре обратно. Ее тетка, кем бы она ни была, знает
правду. Вы вынуждаете девушку вспоминать о том, что ей пришлось пережить, и
таким образом наполняете призрака необходимой ему энергией и силой.
-- Я не пытаюсь принудить ее к чему-либо, Скотт. Однако мне думается,
что она проигрывает битву. Поэтому я возвращаюсь в Новый Орлеан -- я должен
оставаться рядом.
Скотт уже готов был в приказном порядке заставить меня вернуться, и
тогда я, так сказать, использовал свое служебное положение в личных целях,
напомнив, что я старше, что в свое время пост главы ордена предназначался
мне и достался ему лишь после того, как я отверг сделанное предложение. А
потому я не намерен в данном случае подчиняться его распоряжениям.
-- Что ж, понятно, -- ответил Скотт. -- Отговаривать вас бесполезно.
Но, по крайней мере, прислушайтесь к моему совету: не ездите в Новый Орлеан
на машине -- отправляйтесь туда поездом.
Да, это была действительно ценная рекомендация. Никаких темных, узких,
лишенных даже обочин дорог через бесконечные топи и болота Луизианы. Вместо
них -- комфортабельный, светлый, заполненный людьми вагон поезда.
На следующий день, оставив для Дейрдре записку с сообщением о том, что
меня можно будет найти в "Роял Корт" в Новом Орлеане, я нанял машину до
Далласа, а там купил билет и сел в поезд. Впереди меня ждали восемь часов
пути -- вполне достаточно времени, чтобы записать в дневник накопившиеся
впечатления.
По прошествии времени мне было легче разобраться в происходящем.
Дейрдре отрекалась от истории собственной семьи и своих экстрасенсорных
способностей. Вырастившая девочку тетка убеждала ее в необходимости
отвергнуть Лэшера, однако из года в год Дейрдре явно проигрывала битву с
призраком. Но что, если мы поможем ей в этой борьбе? Есть ли хоть малейшая
надежда разорвать цепи наследственности? Покинет ли когда-нибудь призрак эту
семью, подобно тому как покидает горящий дом много веков обитавшее в нем
привидение?
Все время, пока я записывал свои соображения, меня упорно преследовали
воспоминания о возникшем перед глазами видении. Это существо обладало
незаурядной силой и способностью к воплощению. До сих пор мне не доводилось
сталкиваться со столь мощным призраком. Тем не менее образ его не был
целостным -- он как бы складывался из отдельных фрагментов.
Насколько я знаю по опыту, столь явственно способны проявляться только
призраки людей, умерших совсем недавно. Так, например, призрак погибшего в
бою летчика в тот же день посетил гостиную сестры, и после она призналась,
что отчетливо видела даже следы грязи на его ботинках.
Что же касается призраков тех, кого уже много лет нет в живых, то они
редко когда кажутся осязаемыми.
Духи, лишенные телесной оболочки, могут вселяться как в живые, так и в
мертвые тела. Но чтобы они обладали способностью являться по собственной
воле и в одном и том же облике, причем столь отчетливо и едва ли не во
плоти...
А этому существу, похоже, нравилось показывать себя. Да, каждое
воплощение, пусть даже оно длилось всего лишь доли секунды, доставляло ему
удовольствие. Вот почему его видели столь многие. К тому же в своем общении
с ведьмой этот призрак не пользовался обычной в таких случаях безмолвной
речью, равно как не принимал облик, доступный лишь ее внутреннему зрению.
Напротив, ему каким-то образом удавалось обретать столь плотную
материальность, что обыкновенные люди не только видели его, но иногда даже
слышали его голос. Если хватало сил, он способен был даже вскрикнуть или
улыбнуться.
Итак, в чем же состоит первостепенная задача этого существа? В том,
чтобы постоянно накапливать энергию, которая позволила бы ему сделать свои
проявления все более отчетливыми и продолжительными? А что означает его
проклятие, процитированное в письме Петира: "Я буду пить вино и есть мясо, я
буду по-прежнему ощущать тепло женщины даже тогда, когда от тебя не
останется и костей"?
И наконец, почему призрак оставил меня в покое сейчас, почему он не
мучает меня и не пытается вовлечь в свои игры? Чью энергию использовал он в
последний раз -- Дейрдре или мою? (Откровенно говоря, мне довелось увидеть
не так уж много призраков. Я не принадлежу к числу сильных медиумов. А если
быть совсем уж точным, то любое из привидений, представавших передо мной
прежде, можно было объяснить причудливой игрой света и тени или моим
чрезмерно богатым воображением.)
Возможно, с моей стороны было глупо так думать, но мне почему-то
казалось, что, пока я нахожусь вдали от Дейрдре, призрак не способен
причинить мне вред. То, что случилось с Петром ван Абелем, объясняется в
первую очередь его поистине выдающимся даром медиума, которым завладел и по
своей воле манипулировал демон. А мои экстрасенсорные способности более чем
скромны.
Тем не менее было бы поистине роковой ошибкой недооценивать это
существо. Вот почему отныне я должен постоянно держаться начеку.
Поезд прибыл в Новый Орлеан в восемь вечера, и практически сразу же
после приезда меня стали преследовать мелкие неприятности.
Сначала возле самого вокзала меня едва не сбила какая-то машина, а чуть
позже такси, в котором я ехал в отель, чуть не столкнулось с другим
автомобилем.
В тесном вестибюле "Роял Корт" на меня налетел пьяный турист и тут же
полез в драку. К счастью, рядом оказалась его жена, которой удалось усмирить
и с помощью коридорных быстро увести наверх разбушевавшегося супруга. Она,
конечно, извинилась за его поведение, однако в память об инциденте на моем
плече осталось несколько нешуточных царапин. А ведь я даже не успел
оправиться от потрясения, вызванного происшествием с автомобилем, -- оно
случилось совсем рядом с отелем.
"Опять воображение разыгралось", -- подумал я. Однако в тот момент,
когда я поднимался по лестнице в свой номер на втором этаже, из-под моей
руки выскользнул кусок обветшавших перил, и я с трудом удержался на ногах.
Коридорный буквально рассыпался в извинениях.
Часом позже, в то время как я записывал в дневник последние события, на
четвертом этаже отеля неожиданно вспыхнул пожар.
Вместе с другими постояльцами мне пришлось почти час провести на узкой
улочке Французского квартала. Наконец нам сообщили, что возгорание было
незначительным и не причинило большого ущерба. В ответ на мой вопрос о
причине пожара растерянный служащий отеля не очень разборчиво пробормотал
что-то о мусоре, скопившемся в одной из кладовок, и заверил, что теперь все
в порядке.
После долгих раздумий я пришел к выводу, что все произошедшее вполне
могло быть досадным совпадением. В конце концов, ни я, ни кто-либо из
участников этих мелких инцидентов не пострадал. Все, что мне необходимо в
ближайшее время, это спокойствие и хладнокровие. А значит, решил я, следует
действовать не спеша, осмотрительно и быть готовым к любым неожиданностям.
Ночь прошла без неприятных сюрпризов, хотя спал я плохо и часто
просыпался. Утром, покончив с завтраком, я позвонил нашим детективным
агентам в Лондон и попросил их срочно отыскать в Техасе осведомителя, чтобы
тот как можно осторожнее выяснил, как там Дейрдре Мэйфейр.
После этого я устроился поудобнее и принялся сочинять длинное послание
Кортланду, в котором объяснил, кто я, чем занимаюсь, что такое Таламаска и
каковы ее цели и задачи. Я сообщил, что мы наблюдаем за семейством Мэйфейр
начиная с семнадцатого столетия, что один из наших агентов в свое время
избавил Дебору Мэйфейр от грозившей ей в родном Доннелейте серьезной
опасности. Рассказал и о ее портрете кисти Рембрандта, хранившемся в
Амстердаме. Далее я объяснил, что нас весьма интересуют потомки Деборы, ибо,
насколько мы можем судить, в каждом их поколении находятся люди, обладающие
незаурядными экстрасенсорными способностями. Вот почему мы стремимся войти в
непосредственный контакт с членами семьи и поделиться своими знаниями с теми
из них, кого интересует история рода. Мы также крайне заинтересованы в том,
чтобы сообщить необходимые сведения Дейрдре Мэйфейр, которая, как нам
кажется, страдает и мучается из-за являющегося ей призрака, которого в
прежние времена называли Лэшером. Возможно, это же имя он носит и сейчас.
"Наш агент Петир ван Абель впервые воочию увидел этого призрака в 1600
году, --писал я. -- С тех пор его бессчетное число раз встречали возле
вашего особняка на Первой улице. Совсем недавно я видел его собственными
глазами, правда в другом месте".
Точную копию этого письма я адресовал Карлотте Мэйфейр. Надо
признаться, я долго колебался, прежде чем сообщить название и номер телефона
своего отеля, но в конце концов решил, что прятаться в данном случае
бессмысленно.
Я лично отвез адресованный Карлотте конверт на Первую улицу и опустил
его в почтовый ящик перед особняком, а затем отправился в Метэри и
собственными руками просунул послание для Кортланда в щель на двери его
особняка. Весь обратный путь меня не покидало дурное предчувствие. Вот
почему, вернувшись в отель, я не пошел в свой номер. Предупредив дежурного
администратора, я отправился в бар, расположенный на втором этаже, заказал
себе хорошую порцию "Кентукки"* [Kentucky oyster (амер. сленг.) -- жаркое из
свиной требухи.] и провел весь вечер за столиком, смакуя жаркое, потягивая
виски и делая записи в своем дневнике.
В маленьком баре, окнами выходящем в прелестный внутренний дворик, было
спокойно и тихо. Сам не знаю почему, я сел спиной к окну и лицом к двери,
ведущей в вестибюль. Тем не менее чувствовал я себя там вполне уютно, и
ощущение дурного предчувствия в душе медленно таяло.
Было, наверное, около восьми часов, когда я вдруг оторвался от своих
записей и понял, что рядом со столиком кто-то стоит. Это был Кортланд.
Как уже было сказано, незадолго до своей поездки я завершил работу над
повествованием о Мэйфейрах. Мне пришлось внимательно изучить множество
портретов, в том числе и фотографий Кортланда. Однако совсем не о них я
вспомнил, едва встретившись взглядом с живым Кортландом.
Улыбавшийся мне высокий темноволосый мужчина был едва ли не точной
копией Джулиена Мэйфейра, умершего в 1914 году. Отличия были мелкими и
совершенно незначительными. Чуть крупнее глаза, чуть темнее волосы, чуть
менее жесткая складка рта... И тем не менее передо мной словно воскрес
Джулиен. Но вдруг в одно мгновение улыбка сделалась неестественной,
превратилась в маску.
Bce эти соображения пронеслись у меня в голове, пока я предлагал
Кортланду сесть за столик. На нем был льняной костюм, очень походивший на
мой, бледно-лимонного цвета рубашка и галстук светлых тонов. "Слава Богу,
это не Карлотта!" -- успел подумать я, и тут же Кортланд словно в ответ на
мои мысли произнес:
-- Полагаю, Карлотта едва ли откликнется на ваше письмо. Но нам,
кажется, действительно пора поговорить.
Приятный тембр голоса при полном отсутствии в нем искренности. Южный,
типично новоорлеанский выговор. Завораживающий и в то же время внушающий
ужас блеск темных глаз...
Этот человек либо ненавидел меня, либо считал отвратительным занудой.
Он обернулся и жестом подозвал бармена.
-- Еще порцию для мистера Лайтнера, пожалуйста, и шерри для меня.
Потом сел напротив меня, вполоборота к мраморной столешнице, закинул
ногу на ногу и не то вопросительно, не то утвердительно произнес:
-- Не возражаете, если я закурю, мистер Лайтнер? Благодарю.
С этими словами он достал из кармана великолепный золотой портсигар,
предложил мне сигарету, а когда я отказался, закурил сам. И вновь его
приветливость поразила меня своей явной неестественностью. Интересно,
подумал я, замечают ли его напускную манеру поведения другие? Однако вслух
не менее любезно сказал:
-- Очень рад, что вы пришли, мистер Мэйфейр.