Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

сделай что-нибудь!
Однако Роуан не шелохнулась. Неотрывно глядя на язычки пламени, она
дрожала с головы до ног.
"Ах, если бы вы только могли знать, -- думала она в тот момент, -- что
я на самом деле могу с вами сделать..."
-- А я знаю, ибо отчетливо ощущаю твою силу. Потому что обладаю не
меньшей силой сама -- во всяком случае, я всегда была сильнее Анты и
Дейрдре. И только благодаря этому могла держать его в повиновении в этом
доме и не позволить расправиться со мной. Только благодаря этому я тридцать
лет не подпускала его к дочери Дейрдре. Заставь свечи погаснуть и зажги их
вновь. Я хочу видеть, как ты справишься с такой задачей.
-- Нет. И прекратите свои игры. Скажите то, что должны и хотели мне
сказать. Перестаньте мучить меня, ведь я не сделала вам ничего плохого.
Объясните наконец, кто он и почему вы разлучили меня с родной матерью.
-- Но я уже все объяснила. Я разлучила вас во имя твоего спасения --
только затем, чтобы удержать тебя вдали от него и от его проклятого
изумруда, от страшного наследия и благосостояния, основанного на насилии и
бесстыдном вмешательстве в личную жизнь. -- Голос Карлотты звучал тихо, но
твердо. -- Я разлучила вас, чтобы сломить волю Дейрдре, лишить ее опоры и
возможности общения с тобой, помешать ей каплю за каплей вливать в тебя свою
истерзанную страданиями душу и в минуты слабости и отчаяния превращать тебя
в послушную марионетку.
Буквально замороженная гневом, Роуан хранила молчание. Перед ее
мысленным взором возникла черноволосая женщина, покоящаяся в гробу. Она
вновь увидела старое Лафайеттское кладбище, но теперь оно было темным,
пустым, заброшенным.
-- В течение тридцати лет ты росла и взрослела вдали от этого дома и
поселившегося в нем порока. И превратилась в сильную, независимую женщину,
стала врачом, хирургом, вызывающим восхищение коллег. И если тебе доводилось
воспользоваться своим даром, дабы причинить кому-либо зло, то впоследствии,
движимая праведным раскаянием и стыдом, ты совершала поистине подвиги
самопожертвования.
-- Откуда вам все это известно?
-- Я это вижу. Мои видения неотчетливы, но я способна ощущать зло,
таящееся в поступках других людей, хотя сами эти поступки часто остаются
скрытыми завесой, вины и стыда. Тем не менее именно чувство вины, раскаяние
и стыд служат неоспоримым доказательством того, что неблаговидные деяния
все-таки имели место.
-- Не понимаю, чего в таком случае вы добиваетесь от меня. Признания?
Однако, как вы сами заметили, я стремлюсь как можно скорее исправить
собственные ошибки, а если это невозможно, стараюсь совершить нечто
требующее неизмеримых усилии, прекрасное и полезное.
-- Не убий, -- едва слышно прошептала Карлотта.
Внезапная боль стрелой пронзила Роуан. Однако уже в следующее мгновение
она с ужасом осознала, что старуха просто издевается над ней, и
почувствовала себя совершенно беспомощной перед хитрыми уловками этой
женщины, которая с легкостью сумела добиться своей цели -- воскресить в
памяти Роуан один из самых страшных моментов ее прошлого.
"Ты совершила убийство. В гневе и ярости ты отняла чужую жизнь. И
сделала это намеренно. Вот какова твоя истинная сила!"
Роуан еще глубже ушла в себя, стараясь как можно лучше спрятать свои
мысли. Она видела, как блеснули и вновь потухли плоские круглые стекла
очков, но уловить и постичь то, что таилось в спрятанных за ними темных
глазах, было практически невозможно.
-- Ну, как тебе мой урок? -- спросила Карлотта.
-- Вы испытываете мое терпение, -- ответила Роуан. -- Позвольте
напомнить, что я не сделала вам ничего плохого. Я пришла не затем, чтобы
потребовать у вас ответа. Я не предъявила вам никаких обвинений. Не заявила
о своих правах ни на эту фамильную драгоценность, ни на дом, ни на что-либо
иное. Я приехала в Новый Орлеан, чтобы проститься с матерью и проводить ее в
последний путь. И переступила порог особняка только потому, что вы сами меня
сюда пригласили. И хотела лишь выслушать то, что вы намеревались сказать. Но
я не позволю вам и дальше играть со мной. Ни за какие блага и секреты
вселенной. И я ни капельки не боюсь вашего призрака, даже если он переплюнет
в постели самого архангела!
Карлотта вскинула брови, а потом вдруг рассмеялась, и этот короткий
мелодичный смешок прозвучал на удивление женственно.
-- Отлично сказано, дорогая, -- с улыбкой произнесла она. -- Семьдесят
пять лет назад мама говорила мне, что греческие бога зарыдали бы от зависти,
увидев, как прекрасен он в постели. -- Карлотта на миг поджала губы и вновь
улыбнулась. -- Однако он никогда не запрещал ей встречаться со смертными
молодыми людьми. Кстати, она предпочитала мужчин того же сорта, что нравятся
и тебе.
-- Элли и об этом вам рассказала?
-- И много о чем еще. За исключением того, что больна... Она и словом
не обмолвилась, что умирает.
-- Приближение смерти вызывает у людей страх. Они остаются с нею один
на один, потому что никто не может умереть вместо них.
Карлотта опустила взгляд и надолго застыла в задумчивости. Потом рука
ее вновь потянулась к коробочке, пальцы погладили нежный бархат. Резким
движением она щелкнула замком, откинула крышку и чуть повернула коробочку на
столе -- так чтобы свет пламени упал на лежащий внутри изумрудный кулон с
золотой цепочкой. Драгоценный камень такой величины Роуан видела впервые.
-- Я уже давно мечтаю о смерти, -- тихо заговорила Карлотта, не сводя
глаз со сверкающего изумруда, -- И молю Бога, чтобы она поскорее пришла.
Она вновь обратила на Роуан оценивающий взгляд, и глаза ее слегка
расширились, а по лбу над седыми бровями пролегла глубокая морщина.
Охваченная печалью, Карлотта словно забыла о необходимости прятать свои
мысли и эмоции и на какой-то миг приоткрыла перед Роуан душу, таившую, как
выяснилось, не только злобу и хитрость.
-- Идем. -- Она тяжело поднялась со стула, -- Я должна кое-что тебе
показать, а времени у нас, похоже, осталось не так уж много.
-- О чем вы? -- шепотом спросила Роуан. Резкая перемена в поведении
старухи почему-то испугала ее. -- И почему вы на меня так смотрите?
Карлотта улыбнулась.
-- Иди за мной, -- сказала она -- И если тебя не затруднит, возьми
свечу. Кое-где лампы еще остались, но большинство давно перегорели, да и
старая проводка постепенно выходит из строя.
Аккуратно сняв со спинки стула свою палку, Карлотта неожиданно
уверенной походкой прошла мимо Роуан, которая следила за ней удивленным
взглядом, прикрывая ладонью колеблющееся пламя свечи.
Они вышли в полутемный холл, и вдруг Роуан вздрогнула и остановилась. В
тусклом свете один из висевших на стене портретов словно ожил, и ей
показалось, что изображенный на нем мужчина пристально смотрит прямо на нее.
-- В чем дело? -- не оглядываясь, спросила Карлотта.
-- Нет-нет, все в порядке... Просто мне показалось... -- Роуан
внимательно смотрела на мастерски написанный портрет улыбающегося
темноглазого мужчины, явно очень старый, поскольку лак на нем сильно
потрескался.
-- Что показалось?
-- Не имеет значения... -- Роуан двинулась дальше, опять загородив
рукой крохотный язычок пламени. -- Свет упал так, что мне вдруг показалось,
будто человек на портрете шевельнулся.
Роуан остановилась рядом с Карлоттой, та обернулась и пристально
взглянула на портрет.
-- Тебе предстоит столкнуться в этом доме с множеством странностей, --
сказала она. -- Не удивляйся, если, войдя в пустую комнату, увидишь вдруг
там движущийся силуэт или встретишь устремленный на тебя взгляд. -- В голосе
Карлотты не слышалось ни веселого ехидства, ни злорадства -- это был голос
одинокой усталой женщины, задумчивый и грустный. -- Ты не боишься темноты?
-- Нет.
-- Ты хорошо видишь даже во мраке. -- Последние слова прозвучали не как
вопрос, а как простая констатация факта.
-- Да, гораздо лучше, чем большинство людей. Карлотта вновь повернулась
и направилась к высокой двери у основания лестницы. Она нажала на кнопку,
раздался глухой щелчок, и лифт двинулся вниз. Как только он в последний раз
дернулся и остановился, пожилая женщина повернула ручку, открыла дверь и с
трудом отодвинула закрывавшую вход решетку.
Внутри кабины тускло горела лампочка. Роуан увидела давно потемневшую
обивку на стенах и вытертый коврик, покрывавший пол.
-- Закрой дверь, -- попросила Карлотта. -- Кстати, тебе не помешает
заодно научиться пользоваться тем, что отныне тебе принадлежит, -- добавила
она, после того как Роуан молча выполнила просьбу.
От одежды Карлотты исходил сладковатый, тяжелый запах каких-то духов --
похоже, это были "Шанель" -- и пудры. Старуха нажала на маленькую черную
кнопку справа от себя, лифт дернулся и быстро поехал вверх. Скорость подъема
и несомненная мощь мотора удивили Роуан.
В коридоре второго этажа было еще темнее, чем внизу, но заметно теплее.
Закрытые ставни окон и запертые двери не пропускали сюда ни единого лучика
уличного света. Маленький язычок свечи выхватывал из мрака белые панели
дверей и уходящую вверх лестницу в самом конце коридора.
-- Сюда. -- Карлотта открыла одну из дверей по левой стороне и вошла
первой, глухо постукивая палкой о толстый ковер на полу комнаты.
Роуан увидела темные шторы, такие же ветхие, как и в столовой, и узкую
деревянную кровать с высоким резным балдахином, украшенным изображением
орла. Аналогичный рисунок был вырезан и на спинке кровати.
-- На этой кровати умерла твоя мать, -- сказала Карлотта.
Бросив взгляд на голый матрас, Роуан заметила на нем большое пятно,
странно, почти ослепительно блестевшее в темноте. Тараканы! Роуан едва не
лишилась чувств от отвращения. Черные твари, деловито облепившие пятно,
бросились врассыпную, как только она подошла и поднесла ближе свечу.
Но Карлотта, погруженная в собственные мысли, казалось, не замечала,
сколь отвратительно это зрелище.
-- Неслыханно! -- воскликнула Роуан. -- Кто-то должен навести здесь
порядок!
-- Наводи, если хочешь. Теперь это твоя комната.
Духота и жуткая картина, представшая глазам, лишили Роуан сил. Она
попятилась к двери и прислонилась лбом к косяку.
-- Что еще вы хотите мне показать? -- Голос ее прозвучал почти
спокойно.
"Умерь свой гнев, -- уговаривала себя Роуан, окидывая взглядом
обшарпанные стены и маленький ночной столик, заставленный гипсовыми
фигурками и свечами. -- Боже, как здесь мрачно, грязно, отвратительно!
Умереть здесь! В этой грязи! В полном забвении!"
-- Нет, не в забвении, -- возразила Карлотта. -- А что касается
обстановки и всего остального... Она давно уже не обращала внимания на то,
что ее окружало. Если не веришь, почитай записи врачей в ее медицинской
карте. -- С этими словами она вышла из комнаты и направилась к лестнице. --
Подниматься придется пешком. Лифт работает только до второго этажа.
"Моли Бога, чтобы в будущем тебе не понадобилась моя помощь", --
мысленно бросила ей вслед Роуан. Ей не хотелось даже касаться этой старухи.
В полном смятении она пыталась собраться с мыслями, но чувствовала, что
вот-вот может упасть в обморок от царящей повсюду духоты и затхлой вони,
пропитавшей, казалось, всю ее одежду, волосы и даже кожу.
Карлотта медленно, но вполне уверенно преодолевала ступеньку за
ступенькой.
-- Следуй за мной, Роуан Мэйфейр, -- приказала она, не оборачиваясь. --
Здесь без свечи не обойтись. Старые газовые лампы давно отключены.
Между первым и вторым, более коротким, маршами лестницы была небольшая
площадка. По мере подъема воздух становился все теплее и теплее, и когда они
наконец достигли третьего этажа, впечатление было такое, что здесь годами
скапливалась жара.
Сквозь ничем не занавешенное окно справа от Роуан проникал белесый свет
уличного фонаря.
На этом этаже было всего две двери -- одна прямо перед ними, другая
слева. Ее-то и открыла Карлотта.
-- Там на столе должна быть масляная лампа, -- сказала она, -- Зажги
ее.
Поставив свечу, Роуан сняла с лампы стеклянный колпак. В нос ей ударил
не слишком приятный запах масла Она поднесла свечу к полусгоревшему фитилю и
поставила на место колпак. Яркий свет лампы залил довольно просторную
комнату с низким потолком. Повсюду лежала пыль, пахло сыростью, по углам
висела паутина. Здесь тоже было полно тараканов. И все же в этой комнате
дышать было значительно легче -- возможно, запах дерева и тепло делали
воздух более приятным.
Вдоль стен стояли многочисленные чемоданы и сундуки, дорожные корзинки
в беспорядке валялись на кровати с латунными спинками, стоявшей в дальнем
углу возле прямоугольной формы окна. Всего окон в комнате было два, и стекла
обоих с внешней стороны наполовину скрывали заросли лиан. Их влажные листья
отражали свет фонаря и отчетливо вырисовывались на фоне темного неба.
Оконные занавески давно упали и теперь смятыми комьями лежали на
подоконниках.
Всю левую стену занимали стеллажи с книгами, уступив лишь небольшую ее
часть камину с маленькой деревянной полкой. Книги кипами лежали и на
старинных стульях с продавленными сиденьями.
Потускневшая латунь старой кровати слабо поблескивала в свете лампы.
Возле камина Роуан увидела пару мужских кожаных ботинок и продолговатый тюк,
который можно было принять за неровно скрученный ковер. Это тряпье и
стоявшие рядом ботинки произвели на Роуан странное впечатление. Ей
показалось необычным, что тюк перевязан не веревкой, а давно проржавевшей
цепью.
-- Это комната моего дяди Джулиена, -- пояснила Карлотта, все это время
внимательно наблюдавшая за Роуан. -- А вот окно, из которого выбросилась
твоя бабка -- Анта. Она упала сначала на крышу террасы, а уже оттуда
скатилась и насмерть разбилась о каменные плиты внизу.
Роуан ничего не ответила и только крепче окала пальцы, державшие лампу.
-- А теперь открой сундук -- тот, что стоит первым справа от тебя.
С минуту поколебавшись (хотя причину этих колебаний она едва ли смогла
бы объяснить), Роуан опустилась на колени, поставила рядом с собой на голый,
покрытый толстым слоем пыли пол лампу и внимательно осмотрела крышку и
сломанные замки сундука. Сундук был сделан из брезента, перетянутого
широкими полосами кожи с латунными креплениями. Без труда подняв крышку, она
осторожно откинула ее, чтобы не повредить штукатурку на стене.
-- Ты видишь, что лежит внутри?
-- Куклы. Куклы из... -- Роуан внезапно запнулась. -- Из кости и волос.
-- Правильно. Из кости, человеческих волос, кожи и даже обрезков
ногтей. Они -- копии твоих предков женского пола. Некоторые так стары, что
сейчас уже никто не вспомнит имен тех, кого они изображают, и если ты их
тронешь, то они рассыплются в прах.
Роуан не могла отвести взгляд от кукол, аккуратно разложенных ровными
рядами на старой марле: тщательно нарисованные лица, длинные пряди волос,
палочки вместо рук и ног... Самая новая и красивая была одета в шелковое
платье, украшенное жемчугом, на отполированной, блестящей кости
темно-коричневыми чернилами нарисованы нос, рот, глаза... Странные
чернила... Или это... Кровь?
-- Да, именно. Кровь, -- подтвердила догадку Карлотта. -- Это твоя
прабабка. Стелла.
Роуан показалось, что кукла улыбается ей. Черные волосы были приклеены
каким-то блестящим клеем, из швов шелкового платья кое-где выступали острые
кончики кости.
-- А кость откуда?
-- Это кость Стеллы.
Роуан опустила было руку в сундук, но тут же отдернула и сжала пальцы в
кулак. Она не в силах была заставить себя дотронуться до кукол. Осторожно,
неуверенным движением она приподняла марлю. Под верхним слоем кукол лежал
еще один, явно более старый. Поднять этот слой можно было, наверное, только
вместе с марлей, иначе фигурки превратятся в бесформенные комочки костной
пыли.
-- Они все здесь, вплоть до тех, которые жили в Европе. Залезь внутрь и
найди самую старую. Ты знаешь, какая из них?
-- Невозможно. Стоит ее коснуться, и она развалится на мелкие кусочки.
К тому же я не знаю, какую из них брать.
Роуан опустила на место марлю и осторожно, едва ли не робко, разгладила
верхний слой. Но когда ее пальцы случайно коснулись кости, она ощутила
резкую вибрацию, перед глазами вдруг вспыхнуло яркое пятно света, а в голове
вереницей пронеслись медицинские термины: повреждение височной доли,
судороги... Однако она не видела между ними никакой связи -- диагноз
выглядел идиотским, словно эти термины пришли из другого мира...
Она всмотрелась в крохотные личики.
-- Но зачем? Ради чего?
-- Чтобы иметь возможность побеседовать с ними в случае необходимости,
попросить у них помощи и совета и через них связаться с силами ада. --
Карлотта поджала губы и ехидно усмехнулась. В бликах света лицо ее сделалось
злым и неприятным. -- Как будто они и впрямь способны вернуться из адского
пламени, чтобы исполнить чей-то приказ.
С глубоким вздохом Роуан иронически пожала плечами и вновь взглянула на
ужасное, ярко раскрашенное лицо Стеллы.
-- И кто же их делал?
-- Да все по очереди. Когда умерла моя мать, Мэри-Бет, Кортланд ночью
прокрался к гробу и отрезал ее ступню. Он же добыл и кости Стеллы. Она
недаром хотела, чтобы церемония прощания была проведена в особняке, --
знала, что Кортланд непременно сделает все необходимое. Ведь твоя бабка,
Анта, была еще слишком мала.
Роуан содрогнулась от ужаса и отвращения. Медленно закрыв сундук, она
поднялась с пола, стряхнула с себя пыль и вновь взяла в руки лампу.
-- А этот Кортланд... Тот, кто сделал это? Кто он? Неужели дед того
самого Ранена, с которым я познакомилась на похоронах?
-- Да, моя дорогая, это он и есть. Тот самый красавец Кортланд,
порочный до мозга костей, который много лет служил послушным инструментом в
руках существа, веками владеющего этой семьей. Тот самый Кортланд, который
изнасиловал твою мать, когда она бросилась к нему в поисках помощи и защиты.
Человек, совокупившийся со Стеллой и ставший отцом Анты, а после давший
жизнь Дейрдре. Тот, кто называл себя и твоим отцом. То есть ты приходишься
ему и дочерью и правнучкой одновременно.
Роуан долго стояла неподвижно, пытаясь разобраться в хитросплетениях
семейных связей, потом повернулась к Карлотте. В ярком свете лампы лицо
старухи показалось ей мертвенно-бледным.
-- А кто сделал куклу моей матери?
-- Никто. Пока. Разве что ты отважишься пойти на кладбище, вскрыть
склеп и украсть из гроба ее руки. Как думаешь, способна ты на такое? Он с
радостью поможет тебе -- я имею в виду того, кто уже являлся тебе однажды.
Стоит тебе надеть на шею кулон с изумрудом и позвать его, он непременно
придет.
-- Ну почему? Почему вы все время стараетесь уколоть меня побольнее? --
тихо спросила Роуан. -- Ведь я не имею никакого отношения ко всему этому
кошмару.
-- Я лишь говорю тебе то, что знаю. Черная магия всегда была их
стихией. Ты должна знать, чтобы сделать свой выбор. Согласна ли ты склонить
голову перед всей этой мерзостью и продолжить их непристойное занятие?
Готова ли принять столь отвратительное наследие? Будешь ли ты во имя
достижения собственных целей призывать всех мертвецов ада и играть в куклы с
дьяволом?
-- Я не верю, что такое возможно, -- ответила Роуан. -- Думаю, что и вы
тоже.
-- Я верю собственным глазам. Я доверяю своим ощущениям. Они источают
зло, подобно тому как священные реликвии излучают святость. Голоса, которыми
все они разговаривают, на самом деле принадлежат только ему -- дьяволу.
Разве сама ты не веришь тому, что видела, когда он посетил тебя?
-- Я видела лишь темноволосого мужчину, точнее даже не мужчину, а
призрака. Это была своего рода галлюцинация.
-- Это был сатана. Конечно, он никогда в этом не признается. Он будет
называть тебя красивыми, ласковыми именами, читать стихи. Но на самом деле
он сущий дьявол. Он лжет. Он уничтожает всех, кто встает на его пути. Ради
достижения собственной цели он не задумываясь уничтожит тебя и твоих
потомков, ибо лишь его желания и цель имеют для него значение.
-- Но в чем они состоят?
-- В том, чтобы жить. Быть живым, как все мы. Видеть и ощущать то же,
что видим и ощущаем мы.
Опираясь на палку, Карлотта прошла мимо Роуан, остановилась возле
лежащего у камина странного тюка и обвела взглядом полки с книгами.
-- Здесь собрана история, -- сказала она. -- История жизни всех наших
предков, написанная Джулиеном. Эта комната служила ему убежищем. Здесь он
писал свою исповедь. О том, как переспал с собственной сестрой, Кэтрин, дабы
зачать мою мать, Мэри-Бет, а после вместе с Мэри-Бет подарил жизнь Стелле.
Когда же пришла моя очередь лечь с ним в постель, я плюнула ему в лицо и
чуть не выцарапала глаза, да еще пригрозила убить его. -- Карлотта
обернулась и буквально впилась взглядом в Роуан. -- Черная магия,
дьявольские заклинания, рассказы о ничтожных победах над теми, кто
осмеливался ему перечить, о мести врагам и обольщении многочисленных
любовниц... Его вожделение и жажда власти не имели границ, их не под силу
было удовлетворить всем райским серафимам, вместе взятым...
-- И обо всем этом он написал?
-- Об этом и о многом другом. Хотя, признаюсь, я никогда не читала эти
книги -- и не стану читать. Мне достаточно было прочесть его мысли, когда он
день за днем просиживал в библиотеке и писал, писал, давая волю своей
фантазии... С тех пор прошло не одно десятилетие. Поверь, я очень долго
ждала этого момента.
-- Но почему эти книги до сих пор хранятся здесь? Почему вы их не
сожгли?
-- Потому что знала, что если ты когда-нибудь сюда приедешь, то
непременно должна будешь увидеть их собственными глазами. И прочесть то, что
было собственноручно написано им самим. Ибо ни одна книга не обладает такой
силой, как сожженная книга. Его признания -- лучшее доказательство его вины.
-- Карлотта помолчала несколько мгновений и почти шепотом продолжила: --
Прочти их. Прочти и сделай свой выбор. Анта не смогла. И Дейрдре тоже. Но ты
сильнее их. Ты умнее и мудрее. Да-да, ты еще очень молода, но уже мудра.
Она обеими руками оперлась на палку и задумалась, краешком глаза косясь
куда-то в сторону, потом тихо и печально продолжила:
-- Я в свое время этот выбор сделала. После того как Джулиен осквернил
меня своими прикосновениями и попытался соблазнить льстивыми и лживыми
речами, я бросилась в часовню, упала на колени и принялась молиться нашей
Богоматери Заступнице, прося ее о защите и наставлении на путь праведный. И
вот тогда мне открылась великая истина. Не важно, в какого именно Бога мы
верим -- католики мы, протестанты или буддисты. Важно другое: наша вера в
добро, основанная на утверждении ценности жизни, на неприятии насилия и
разрушения, на убеждении в том, что человек не имеет права унижать и
оскорблять другого человека, не имеет права распоряжаться чужой жизнью. --
Карлотта посмотрела Роуан прямо в глаза. -- Я молилась Святой Деве и Господу
нашему Христу, дабы они не оставили меня и поддержали в борьбе против
пособников дьявола, дабы помогли одолеть их и выиграть страшную битву.
Карлотта опустила глаза и надолго погрузилась в размышления --
возможно, перед ее мысленным взором проносились в тот момент картины
прошлого, -- затем заговорила снова:
-- Уже тогда я отчетливо сознавала, какая тяжкая задача стоит передо
мной, и год за годом училась тому, что было необходимо, -- пользоваться
дарованной мне силой и теми средствами, которыми пользовались они. С помощью
заклинаний я вызывала мелких духов, которые легко поддавались управлению и
которых столь же легко можно было отправить обратно в ад, когда отпадала
нужда в их услугах. Иными словами, я боролась с ним его же оружием.
Голос Карлотты звучал словно издалека и, быть может, поэтому казался
особенно зловещим. В течение всего своего рассказа она исподтишка следила за
реакцией Роуан.
-- Я заявила Джулиену, что никогда не рожу от него ребенка, что не
желаю слушать его лживые речи и что его дьявольские средства обольщения на
меня не подействуют. "Ты можешь сколько угодно раз принимать облик молодого
красавца, -- сказала я ему, -- но я не брошусь в твои объятия, ибо всегда
буду знать, что ты стар, и видеть перед собой твою морщинистую плоть. Даже
если бы ты действительно был самым прекрасным мужчиной на свете, то и тогда
не смог бы меня соблазнить. Неужели ты думаешь, что внешность имеет для меня
хоть какое-то значение?" Я пообещала, что если он еще хоть раз осмелится ко
мне прикоснуться, я использую всю силу своего дара, все свои способности,
чтобы уничтожить его и вернуть туда, откуда он пришел, то есть в ад. И тогда
я увидела страх в его глазах. Он знал, что я обладаю достаточно большой
силой и непременно выполню свою угрозу. Хотя, возможно, страх его имел
совсем другие истоки: это был страх перед женщиной, которую он не смог
соблазнить, сбить с пути истинного и подчинить своей воле. -- Карлотта вдруг
широко улыбнулась, открыв ровный ряд вставных зубов. -- А это, да будет тебе
известно, действительно может привести в ужас существо, живущее только за
счет обольщения.
Карлотта замолчала, охваченная воспоминаниями.
Роуан глубоко вздохнула. Она не замечала ни жара, исходящего от лампы,
ни струившегося по лицу пота. Глядя на стоявшую в нескольких шагах от нее
старую женщину, она словно вместе с ней заново переживала горечь потерь,
годы мучительных страданий, одиночества и... веры, безграничной отчаянной
веры, которая способна убить...
-- Да, убить, -- подтвердила Карлотта -- Я сделала это. Во имя спасения
живых, во имя избавления их от того, кто никогда не жил и непременно