Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

-- А ты как думаешь?
-- Не знаю... Всю дорогу от Ирландского канала до Первой улицы я
думал... А что, если ты ждешь меня с уже упакованными чемоданами -- только
для того, чтобы попрощаться и уехать обратно в Калифорнию?
-- Нет. Все уже решено. Мы с моим бывшим боссом в Сан-Франциско даже
успели обсудить несколько возможных вариантов, и он пообещал связаться с
руководителями здешних клиник и разведать обстановку. А что собираешься
делать ты?
-- То есть как это -- что? -- недоуменно переспросил Майкл. -- Тебе
прекрасно известно, ради чего я здесь. Куда же мне ехать? Они направили меня
именно сюда -- и никуда больше. И пока не давали новых указаний. Они вообще
молчат. А я по-прежнему не могу вспомнить. Даже после того, как прочел
четыреста страниц досье. Ничего не помню. Знаю только, что той женщиной,
которую я видел, была Дебора. И все. Но что она говорила...
-- Послушай, ты, по-моему, слишком устал и перегрелся на солнце. --
Роуан приложила руку к его лбу. -- Несешь какую-то чушь.
-- Лучше себя послушай, -- с легким смешком отозвался Майкл. --
Аэндорская ведьма! Ты же читала досье. Да что с тобой, Роуан? Разве ты не
поняла? Все мы запутались в одной огромной паутине и оказались во власти
того, кто ее сплел. Но кто это, мы не знаем. -- Он вытянул вперед руки в
перчатках и внимательно посмотрел на свои пальцы. -- Мы просто этого не
знаем...
Обращенный на него взгляд Роуан был спокойным и несколько отстраненным,
отчего лицо ее, несмотря на краску возбуждения на щеках, сделалось вдруг
холодным и чужим, а в глазах заиграли искорки света.
-- Но ведь ты же сама читала! И что ты обо всем этом думаешь? У тебя
есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
-- Успокойся, Майкл, пожалуйста, успокойся. На самом деле тебя
интересует не то, что я думаю, а то, что я чувствую. Все, что я думаю, тебе
уже известно. Никакой паутины не существует -- и ее творца тоже. Ты ждешь от
меня совета? Пожалуйста: забудь о них. Отныне и навсегда. Забудь людей,
которые являлись тебе в видении, и прекрати гадать, чего они от тебя хотели.
-- Что значит -- забудь?
-- Хорошо. Тогда послушай, что я тебе скажу. Я много часов просидела
здесь, обдумывая ситуацию. И в конце концов приняла решение. Да, я остаюсь,
потому что это мой дом и он мне нравится. Я успела полюбить семью, с которой
только вчера познакомилась. Я полюбила своих родственников и теперь хочу
узнать их как можно лучше. Мне приятно слышать их голоса, видеть перед собой
их лица. Я хочу знать все то, что известно им. А кроме того... Я никогда не
смогу забыть жившую в этом доме старую женщину и то, что я с ней
сотворила... Где бы я ни была... -- Роуан запнулась. Внезапный всплеск
эмоций на миг исказил ее лицо, но оно тут же приняло прежнее
напряженно-холодное выражение. Она уперлась ступней в край кофейного столика
и обхватила руками поднятое колено. -- Ты меня слушаешь?
-- Да, конечно.
-- Прекрасно. Так вот, я хочу, чтобы ты тоже остался здесь, со мной.
Молю Бога и надеюсь, что так и будет. Но причина не в какой-то там узорчатой
паутине, о которой ты толкуешь. И не в твоих видениях или таинственном
мужчине. Нет. Потому что, откровенно говоря, я не вижу ни малейшей
возможности выяснить, что же все это значит, или понять, почему пересеклись
наши с тобой пути. Ни-ка-кой! -- Роуан с минуту помолчала, пристально и
испытующе глядя на Майкла, потом продолжила, но уже несколько медленнее: --
Я приняла решение, основываясь на том, что мне известно, на том, что я вижу,
слышу и что доступно моему пониманию... В общем, мне нравится этот дом, и я
в нем остаюсь.
-- Понятно, -- кивнул Майкл.
-- И еще. Я остаюсь вопреки существованию таинственного мужчины,
вопреки любым предопределениям и совпадениям, вопреки тому факту, что именно
я вытащила тебя из океана...
Майкл снова кивнул, на этот раз несколько неуверенно, потом со вздохом
откинулся на спинку дивана и, не отводя взгляда от Роуан, спросил:
-- И все же ты не станешь утверждать, что не хочешь больше встречаться
с тем призраком и не испытываешь желания понять суть происходящего...
-- Не стану. Но одного этого было бы мало, чтобы удержать меня здесь. К
тому же для него не имеет значения, где мы находимся -- здесь, в Монклеве, в
Тайбуроне или в Доннелейте. Что же касается тех, кого ты видел, им придется
прийти к тебе еще раз и объяснить, в чем все-таки дело и чего они
добиваются. Сам ты этого не узнаешь.
Роуан помолчала. Она сознавала, что была с Майклом чрезмерно резка, и
теперь старалась успокоиться.
-- Послушай, -- уже мягче продолжила она, -- если ты все же решишь
остаться, то пусть это случится по какой-то иной причине. Ну, например,
из-за меня, или потому, что ты родился в этом городе, или просто потому, что
здесь тебе будет хорошо... Пусть даже потому, что тебе в детстве нравился
этот дом, этот квартал и теперь ты можешь полюбить их снова...
-- Я никогда не переставал их любить.
-- Прошу только, не сдавайся, не подчиняйся им. Наоборот, делай все
вопреки их существованию.
-- Роуан, разве можно забыть о том, что только благодаря им я сейчас
сижу в этой комнате? Вспомни, ведь мы с тобой встретились не в яхт-клубе!
Роуан тяжело вздохнула.
-- И все же я настаиваю...
-- Ты обсуждала это с Эроном? Он дал тебе такой совет?
-- Я не спрашивала его совета. И встретилась с ним лишь по двум
причинам. Во-первых, мне необходимо было поговорить с ним еще раз и
окончательно убедиться в его искренности и порядочности.
-- Ну и как, убедилась?
-- Он именно такой, каким ты его описывал. Но я должна была пообщаться
с ним в спокойной обстановке. Знаешь, он обворожительный собеседник.
-- Знаю.
-- Я это почувствовала на похоронах, а точнее, еще раньше -- когда мы
столкнулись с ним у могилы Элли.
-- Теперь ты спокойна на его счет?
-- Да. Я поняла, что он мало чем отличается от нас с тобой.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Он человек увлеченный, даже одержимый, -- Роуан слегка пожала
плечами. -- Такой же, как я, если речь идет о хирургии, или как ты, когда
восстанавливаешь и возвращаешь к жизни старые дома вроде этого. -- Она
помолчала. -- И точно так же, как мы с тобой, он не лишен иллюзий.
-- Ясно.
-- Во-вторых, я хотела поблагодарить его за то, что он позволил мне
прочитать досье, и сказать, что ничуть не возмущена и не обижена и
постараюсь оправдать его доверие.
Майкл с облегчением вздохнул, хотя слова Роуан привели его в некоторое
недоумение.
-- Дело в том, что он помог заполнить самый большой и важный пробел в
моей жизни. Возможно, он и сам не осознает, какое великое благо совершил.
Эрон очень недоверчив и осторожен. Кроме того, ему трудно понять, что такое
одиночество, поскольку с детских лет рядом с ним всегда были люди из
Таламаски.
-- Я знаю, что ты имеешь в виду. Однако мне кажется, что он все отлично
понимает.
-- И все же он не доверяет мне до конца. Кстати, ты в курсе, что это
очаровательное темноволосое привидение пыталось его убить?
-- Да, в курсе.
-- Я постаралась объяснить, как безмерно ему благодарна. Всего лишь два
дня назад у меня не было ни прошлого, ни семьи. А теперь я обрела и то и
другое. Мало того, он помог мне найти ответы на самые мучительные и страшные
вопросы в моей жизни. Думаю, что и это еще не все. Что ж, будущее покажет.
Сейчас, когда я вспоминаю о Тайбуроне и внутренний голос говорит: "Тебе нет
нужды возвращаться в тот дом и проводить там в одиночестве остаток своей
жизни", -- меня охватывает невыразимый восторг.
-- Откровенно говоря, я не ожидал такой реакции с твоей стороны. Мне
казалось, ты придешь в ярость и почувствуешь себя оскорбленной.
-- Меня совершенно не интересует, каким образом Эрон добывал информацию
и что делали для этого его коллеги. Важно лишь то, что, не будь их, не было
бы и тех сведений, которые собраны в досье. И тогда я осталась бы один на
один со старухой и ее ужасными откровениями. Потому что никто из моих
многочисленных родственников при всей их улыбчивости, симпатии ко мне и
радости от встречи не смог бы мне помочь. Они не знают историю собственного
семейства. Разве что какие-то отрывки. -- Роуан глубоко вздохнула, --
Знаешь, Майкл, некоторые люди не имеют привычки к подаркам. Они не ждут и уж
тем более не требуют их, а если получают, то не знают, что с ними делать.
Мне приходится учиться этому искусству, Потому что этот дом стал для меня
подарком. И досье тоже. Оно помогло мне обрести семью, принять ее такой,
какая она есть. И это для меня самый большой подарок в жизни.
Майкл слушал ее как завороженный. Его все больше охватывало чувство
невероятного облегчения, и в то же время он не мог избавиться от недоуменных
сомнений.
-- А как ты отнеслась к тому, что говорится в досье о смерти Карен
Гарфилд и доктора Лемле? -- наконец отважился спросить он. -- Твоя реакция
на это пугала меня больше всего.
Лицо Роуан исказилось от внутренней боли, и Майкл тут же пожалел о
своей необдуманной и непростительной резкости.
-- Ты не понимаешь. -- Голос Роуан звучал по-прежнему ровно и спокойно.
-- Ты просто плохо знаешь мой характер. Я всегда считала, что самое страшное
в мире это сомнения и подозрения, которые ты не в состоянии ни опровергнуть,
ни подтвердить, -- иными словами, неизвестность. Вот почему важнее всего для
меня было узнать, обладаю я такой силой или нет. Я и к тебе-то поехала
только затем, чтобы ты коснулся меня и сказал, чувствуешь ли ты во мне ее
присутствие. Но у тебя ничего не вышло. И только Эрон смог с уверенностью
ответить на мой вопрос.
-- Теперь понятно.
-- Так ли?
Роуан проглотила застрявший в горле комок. Чувствовалось, что она с
трудом сохраняет спокойствие. Взгляд ее на миг сделался печальным, глаза
потухли, и только усилием воли она вновь взяла себя в руки.
-- Мне страшно подумать о том, что случилось с Карен Гарфилд. -- чуть
хриплым шепотом сказала она. -- Ужасно! Что касается Лемле... Он был болен,
и давно. Еще за год до того, как это случилось, у него был инфаркт. Так что
с ним вопрос до конца не ясен. Но Карен... Смерть Карен Гарфилд целиком и
полностью на моей совести. Но все произошло именно потому, что я не знала...
-- Успокойся, я понимаю, -- тихо сказал Майкл. Роуан опять замолчала,
на этот раз надолго. В ней явственно ощущалась какая-то внутренняя борьба,
лишавшая ее душевного равновесия, и, когда она заговорила вновь, тон был
усталым и несколько раздраженным:
-- Существовала и третья причина, заставившая меня просить Эрона о
встрече.
-- Какая?
-- Я не могу войти в контакт с темноволосым призраком, а значит, не
могу контролировать его действия. Он до сих пор не появился. И, возможно, не
появится вообще...
-- Но ты уже видела его! Скорее всего, он теперь ждет приглашения от
тебя.
Роуан задумчиво крутила ниточку, торчавшую из шва на рукаве рубашки.
-- Проблема в том, что я не испытываю к нему ничего, кроме
враждебности. Ни единого доброго чувства. Все время, что я провела здесь в
одиночестве, я звала его и в то же время боялась его и ненавидела. -- Поймав
на себе озадаченный взгляд Майкла, она добавила: -- Вполне возможно, он
несколько перестарался...
-- Ты имеешь в виду, когда трогал тебя?
-- Нет. Я имею в виду себя саму. Он перестарался, создав медиума,
которого не в силах ни соблазнить, ни свести с ума. Подумай, Майкл! Если я
обладаю силой, позволяющей убить человека, существо из плоти и крови, то как
может моя ненависть отразиться на Лэшере?
-- Понятия не имею, -- признался Майкл.
Роуан откинула назад волосы. Руки ее заметно дрожали.
-- Если я начинаю испытывать к кому-то неприязнь, то, как правило,
очень глубокую, -- попыталась объяснить она. -- И мнения своего не изменяю.
Именно такую неприязнь, скорее даже ненависть, я чувствую по отношению к
этому существу. Да, я помню, что ты говорил вчера о желании поговорить с
ним, поспорить, понять, чего он добивается... Но сейчас во мне есть только
ненависть и злость.
Майкл долго молчал, пристально вглядываясь в лицо Роуан и чувствуя, как
внутри его поднимается и заполняет каждую клеточку его существа волна любви
к этой удивительной женщине.
-- Да, ты была права, -- наконец сказал он. -- Я действительно плохо
тебя знаю. Я очень люблю тебя, но, выходит, совершенно не понимаю.
-- Это потому, что ты живешь и думаешь сердцем. -- Роуан нежно
коснулась его груди. -- В этом причина твоей доброты и твоей наивности. Но я
не такая. Во мне заключено такое же зло, как и во всех, кто нас окружает.
Люди редко удивляют меня своими неблаговидными поступками. Злят, выводят из
себя -- да. Но не удивляют.
Майкл отнюдь не считал себя наивным. Но спорить ему сейчас не хотелось.
-- Так вот, -- продолжала Роуан, -- после многочасовых размышлений о
том, что же представляет собой моя сила -- способность одним только
мысленным проклятием разрывать кровеносные сосуды и нести людям смерть, -- я
пришла к выводу, что если и могу использовать ее во благо, то лишь для того,
чтобы попытаться уничтожить это существо. Не исключено, что для энергии,
которой обладает Лэшер, моя сила окажется не менее разрушительной, чем для
любого живого организма.
-- Мне такое и в голову не приходило!
-- Каждый из нас должен думать своей головой. Я врач. Прежде всего и в
первую очередь я -- врач. И только потом -- женщина и личность как таковая.
И как врачу мне совершенно ясно, что это существо находится в постоянной
связи с нашим физическим миром. Следовательно, оно познаваемо -- познаваемо
точно так же, как электричество было познаваемо еще в году этак семисотом от
Рождества Христова, хотя в то время никто и понятия о нем не имел.
Майкл кивнул.
-- Его параметры... Ты вчера спрашивала о его параметрах. И употребила
именно это слово. Тебя интересует, обладает ли оно достаточной плотностью,
чтобы до него можно было дотронуться?
-- Да. Как оно выглядит в момент материализации? Что собой
представляет? Ведь и моя сила тесно связана с физическим миром и действует
по его законам. Значит, я должна определить и ее параметры тоже. -- Гримаса
боли вновь исказила лицо Роуан, но она сумела справиться с эмоциями и
продолжила, правда уже почти шепотом: -- Эта сила -- мой жизненный крест.
Точно так же, как сила, заключенная в твоих руках, стала жизненным крестом
для тебя. И нам придется научиться их контролировать, чтобы иметь
возможность самостоятельно решать, где и каким образом находить им
применение.
-- Согласен. Именно это нам и нужно.
-- Я должна сказать тебе еще кое-что. Об этой старухе... О Карлотте...
-- Это не обязательно. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.
-- Могу поклясться, что она знала... Предвидела, что все так и
случится. И потому сознательно провоцировала меня.
-- Но почему?
-- Это было частью ее дьявольского плана. Я голову сломала, пытаясь
понять ее замысел. Возможно, она хотела таким образом сломить мою волю,
лишить меня уверенности в себе? Она часто играла на чувстве вины, чтобы
разрушить личность Дейрдре. Вероятно, ту же тактику она использовала и
против Анты. Но я не собираюсь тратить время на разгадывание планов
Карлотты. Не этим нам следует сейчас заниматься. Старуха, Лэшер, твое
видение... Без конца думать только о них это все равно что ходить кругами по
одному и тому же месту. Так мы ни к чему не придем и ничего не добьемся.
-- Мне кажется, я никогда не пойму, чего ты хочешь на самом деле.
Майкл достал сигареты. Всего три штуки. Он протянул пачку Роуан, но та
отрицательно покачала головой.
-- Настанет день, -- сказала она, глядя Майклу в глаза, -- когда мы с
тобой сядем за стол, будем пить хорошее белое вино, пиво -- все, что тебе
будет угодно, и разговаривать. О Петире ван Абеле, о Шарлотте, о Джулиене и
обо всех остальных. Но сейчас не время для этого. Сейчас я хочу отделить
главное от второстепенного и реальность от мистики. И прошу тебя сделать то
же самое.
-- Идея ясна, -- откликнулся он, хлопая себя по карманам в поисках
спичек, пока наконец не вспомнил, что оставил их старику возле церкви.
Роуан вытащила изящную золотую зажигалку и дала ему прикурить.
-- Суть в том, что как только мы начинаем сосредоточивать на них наше
внимание, в головах возникает полнейший сумбур и мы лишаемся способности
действовать.
-- Ты права. -- Майкл вспомнил о времени, проведенном в полутемной
спальне на Либерти-стрит, и о безрезультатных усилиях хоть что-то вспомнить
и понять. И вот теперь он здесь, в том самом особняке, куда так стремился.
Однако он лишь дважды отважился снять перчатки -- чтобы коснуться останков
Таунсенда и потрогать изумруд. Его пугала даже мысль о том, что можно
обследовать таким образом весь особняк -- собственными руками пощупать
обивку мебели, деревянные косяки, столы, стулья, вещи, издавна принадлежащие
Мэйфейрам... Не говоря уже о том, чтобы коснуться пресловутых кукол, о
которых рассказала ему Роуан, или ужасных сосудов с их жутким содержимым...
-- В наших головах возникает полнейший сумбур и мы лишаемся способности
действовать, -- повторила Роуан, стараясь привлечь к себе внимание Майкла --
И главное, мы перестаем думать о себе, а именно это сейчас необходимо
делать.
-- Согласен, -- ответил он. -- Хотелось бы мне уметь всегда оставаться
таким же невозмутимым. Узнать так много, сознавать, что тебе известна лишь
половина правды, и не потерять при этом самообладания, не попытаться
немедленно выяснить все до конца...
-- Никогда не будь пешкой в чужой игре. В любой ситуации ты должен
найти в себе силы и действовать так, чтобы сохранить максимум достоинства и
самоуважения.
-- То есть во всем стремись к совершенству?
-- Что?
-- Однажды в Калифорнии ты сказала, что нам следует стремиться к
самосовершенствованию.
-- Ну да, помню. И до сих пор так считаю. В любой ситуации я стараюсь
найти наилучший выход из положения. И не нужно делать из меня монстра, если
при каждом удобном случае я не впадаю в истерику. Не стоит думать, будто я
не знаю о том, что сделала с Карен Гарфилд, доктором Лемле или той
девочкой... Знаю. Поверь мне, отлично знаю.
-- Но я не имел в виду...
-- Вот именно, что имел, -- В голосе Роуан прозвучали напряженные
нотки. -- От того, что я заплачу, лучше не станет.
-- Роуан, пожалуйста...
-- До встречи с тобой я проплакала целый год. С того момента, как
умерла Элли. Потом рыдала уже в твоих объятиях. И когда узнала о смерти
Дейрдре, тоже плакала -- потому что никогда ее не видела и не говорила с
ней... Плакала, плакала, плакала... И над Дейрдре в гробу, и над мертвой
старухой. Все. Хватит. Больше не хочу. Теперь у меня есть дом, семья,
история моего рода, подаренная Эроном. У меня есть ты. И реальная
возможность начать вместе с тобой новую жизнь. Так о чем же мне плакать,
скажи на милость?
Она смотрела на него горящими глазами. Чувствовалось, что гнев и борьба
с собственными эмоциями буквально испепеляют ее изнутри.
-- Если ты не прекратишь, я сейчас сам заплачу, -- взмолился Майкл.
Роуан невольно рассмеялась.
-- Ладно, -- уже с улыбкой сказала она, -- Но если уж быть откровенной
до конца, есть еще одна вещь, способная вызвать у меня слезы. Я заплачу,
если... если потеряю тебя.
-- Вот это другое дело, -- шепнул Майкл и, прежде чем Роуан успела его
остановить, коснулся ее быстрым поцелуем.
Она нетерпеливым жестом велела ему отодвинуться, Майкл посерьезнел и,
пожав плечами, приготовился слушать.
-- Скажи мне, что ты собираешься делать? -- спросила Роуан, -- Я имею в
виду тебя самого, а не тех людей из видения, которым от тебя что-то нужно.
Что ты хочешь делать?
-- Я хочу остаться здесь. Честно говоря, я вообще не понимаю, какого
черта так долго сюда не возвращался.
-- Вот это другой разговор. По крайней мере, я слышу от тебя нечто
конкретное.
-- Да уж, это точно. Знаешь, я сегодня прошелся по старым местам -- по
тем улицам, на которых вырос. Там все изменилось. Наш квартал никогда не
отличался особой красотой, но сейчас... Сейчас от него просто ничего не
осталось.
-- Ну да что поделаешь, -- поспешил добавить Майкл, заметив тревогу и
озабоченность, блеснувшую в брошенном на него взгляде Роуан. -- Для меня
Новый Орлеан никогда не ограничивался Эннансиэйшн-стрит. Больше того, скорее
это всегда был Садовый квартал, Французский и еще масса других прекрасных
мест. Вот тот город, который я любил и люблю и куда я действительно рад
вернуться.
-- Хорошо. -- Роуан улыбнулась.
-- Знаешь, я все время твержу себе: "Я дома, я вернулся, я дома..." И
что бы там ни случилось, я больше не желаю покидать свой дом.
-- Пошлем их всех к черту, Майкл, -- поддержала его Роуан, -- Кем бы
они ни были, пусть катятся ко всем чертям. Во всяком случае, до тех пор пока
они не дадут нам повод думать иначе...
-- Отлично сказано, -- хмыкнул он.
Эта женщина, в которой неразрывно переплетались резкость и удивительная
мягкость, была для него поистине загадкой. Возможно, все дело в том, что он,
как, наверное, и большинство мужчин, не умел различать силу и холодность в
женском характере.
-- Они придут к нам снова, -- продолжала она. -- Вынуждены будут
прийти. И когда это случится, тогда мы и подумаем, что делать дальше.
-- Ты права. Интересно, если я сниму перчатки, они явятся немедленно?
-- Не знаю. Но мы не станем ждать их, затаив дыхание.
-- Нет, не станем.
Несмотря на радостное возбуждение, вызванное словами Роуан, Майкла все
больше охватывало странное беспокойство. Он не понимал его истоков, но в то
же время был почему-то уверен, что это ощущение будет только усиливаться.
-- Тебе нравится любить меня? -- Голос Роуан прервал тревожный ход его
мыслей.
-- Что?
-- Тебе нравится любить меня? -- повторила она.
-- Конечно. Мне безумно нравится любить тебя. Но эта любовь повергает
меня в ужас -- никогда в жизни мне не доводилось иметь дело с такой сильной
женщиной.
-- Да, я очень сильная, -- отозвалась она. -- Потому что, если захочу,
могу убить тебя тут же, на месте. И никакая мужская сила тебя не спасет.
-- Я совсем не это имел в виду, -- начал оправдываться Майкл. Он
повернулся в ее сторону и вдруг увидел, как буквально на мгновение
изменилось ее лицо. Это холодное и коварное выражение, жестокий блеск глаз
из-под полуопущенных век ему уже приходилось видеть однажды -- при лунном
свете, проникавшем сквозь стеклянную стену дома в Тайбуроне.
Роуан медленно выпрямилась на диване, и Майкл непроизвольно отшатнулся,
чувствуя, как от страха волосы дыбом встают на голове. Примерно такое же
чувство, наверное, испытывает человек, внезапно заметивший в высокой траве у
самых своих ног змею.
-- Да что это с тобой? -- шепотом спросил он. Присмотревшись, он
увидел, что она вся дрожит, а на смертельно побелевшем лице двумя
ярко-красными пятнами горят щеки. Роуан протянула было к нему руки, но вдруг
резко отдернула их и крепко сомкнула пальцы, как будто стараясь удержать в
них что-то.
-- Господи, а я ведь даже не испытывала ненависти к Карен Гарфилд, --
тихо сказала она. -- Ни малейшей. Боже, помоги мне, я...
-- Успокойся, это была ошибка, трагическая ошибка. И ты никогда впредь
не допустишь ничего подобного.
-- Нет. Клянусь... Даже когда это случилось с Карлоттой... Я не
хотела... Я не верила...
Майклу отчаянно хотелось утешить ее, помочь, но он не знал, что делать.
Роуан трясло как в лихорадке, острые зубы до крови прикусили нижнюю губу,
крепко сцепленные руки словно свело судорогой...
-- Ну же, милая, перестань, успокойся, смотри, ты покалечишь себя, --
шептал он, пытаясь ее обнять и чувствуя, что она напряжена и тверда, как
каменное изваяние...
-- Клянусь, я не верила, -- твердила она-- Это приходит внезапно, ты
все осознаешь, но не веришь, что такое возможно... Я очень разозлилась на
Карен за то, что она посмела прийти в дом Элли... Я просто вышла из себя от
такой наглости...
-- Я понимаю...
-- Что же мне делать? Как научиться сдерживать свои чувства? Неужели
эти приступы будут возвращаться и постепенно разрушат меня изнутри?
-- Нет, ни в коем случае.
Она отвернулась от Майкла, подтянула колени к груди и невидящим
взглядом уставилась в пространство. Сейчас она выглядела чуть спокойнее,
однако глаза были неестественно широко раскрыты, а пальцы по-прежнему
беспокойно подергивались.
-- Меня удивляет, как это тебе до сих пор не пришел в голову самый
очевидный ответ, -- наконец сказала она. -- Ведь он напрашивается сам собой.
-- Какой еще ответ?
-- Вполне возможно, что твоя миссия очень проста -- убить меня.
-- Господи, да как ты могла додуматься до такого? -- Майкл притянул
Роуан поближе к себе и откинул назад пряди волос с ее влажного лба.
Она смотрела на него отсутствующим взглядом и мыслями в тот момент была
где-то очень далеко.
-- Выслушай меня, солнышко, -- ласково заговорил он. -- Жизнь у
человека может отнять кто угодно. В этом нет ничего сложного. Существуют
миллионы способов. И тебе, как врачу, это известно гораздо лучше, чем мне.
Возьми, к примеру, Карлотту. Слабая женщина убила человека, который мог бы
задушить ее одной левой. Когда я сплю, меня может убить кто угодно -- было
бы желание. Скальпель, шляпная булавка, капля яда... Да что толку
перечислять -- способов действительно много, один легче другого. Но мы не
совершаем ничего такого просто потому, что это не приходит нам в голову -- у
нас даже мысли об этом не возникает. Точно так же было и с тобой, пока ты не
обнаружила, что обладаешь некой сверхъестественной силой, которая выходит за
рамки привычных представлений о возможности выбора, импульсивности или
самоконтроле, не подчиняется никаким законам и требует от тебя отчетливого
понимания того факта, что ты осознаешь в себе эту силу. Поверь, у тебя