Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

зябко, словно духота и тепло южной ночи уступили место ледяному холоду,
поднявшемуся из черной бездны и уничтожившему даже малейшие проблески
надежды на радость и счастье в будущем. А вместе с надеждой исчез целый мир
-- со всей его историей, суетностью, пустыми спорами и тщеславными планами,
со всеми пустыми мечтами и бессмысленными успехами.
Тыльной стороной ладони она медленно провела по губам, не сводя взгляда
с безвольно свесившейся старческой руки и стуча зубами от пронзительного
холода, охватившего все ее тело с ног до головы и, казалось, проникшего в
каждую его клеточку. Потом встала на колени, чуть приподняла руку Карлотты и
пощупала пульс, заранее зная, что его нет и быть не может. Осторожно положив
руку на колени покойницы, она подняла глаза и только тут обратила внимание
на струйку крови, вытекавшую из уха и медленно сползавшую по шее за белый
воротник блузки.
-- Я не хотела... -- едва слышно прошептала Роуан.
За ее спиной застыла в ожидании темная громада пустого дома, но она не
осмеливалась повернуться и ступить внутрь. Донесшийся до слуха непонятный
звук наполнил ее таким животным ужасом, какого ей не приходилось испытывать
никогда и нигде. При одной только мысли о возвращении в погруженные во мрак
комнаты Роуан бросало в дрожь. Затянутая сеткой терраса превратилась для нее
в своего рода ловушку.
Медленно поднявшись на ноги, она стала всматриваться в черноту сада в
надежде разглядеть хоть какие-то детали, но видела только густую траву,
остроконечные листья вьющихся по решетке лиан и облака, плывущие по темному
небу. Чуть позже Роуан услышала какой-то странный звук и не сразу поняла,
что это стон, срывающийся с ее собственных губ, -- страшный, мучительный
стон отчаяния, раскаяния, горя...
-- Я не хотела... -- повторила она.
"Что толку теперь молиться, -- печально думала она. -- Что толку теперь
молиться -- да и кому? -- чтобы все вернулось на свои места, чтобы я никогда
сюда не возвращалась, чтобы не видела всего этого кошмара и не совершила то
ужасное, чего теперь не исправишь?"
Перед ее глазами возникло лицо Элли на больничной койке: "Роуан,
никогда не езди туда. Помни о том, что ты мне обещала..."
-- Я не хотела... -- Шепот Роуан звучал так тихо, что никто, кроме
разве что Господа Бога, не смог бы его услышать. -- Господи, я не хотела...
Я не хотела делать это снова... Где-то далеко существовал иной мир... Там
остались люди: и Майкл, и тот англичанин, и Рита Мей Лониган, и
многочисленные Мэйфейры, собравшиеся за столиками в ресторане, и даже
Эухения, исчезнувшая в недрах особняка и сейчас, возможно, мирно спавшая в
своей постели... И многие, многие другие...
А она, Роуан, стоит здесь одна. Она убила эту злую, отвратительную
старуху, убила с не меньшей жестокостью, чем та в свое время убивала сама. И
пусть Бог сурово покарает старую ведьму за все, что она совершила, пусть Бог
навсегда отправит ее в ад...
"Но я клянусь, Господи... Я не хотела..." Она еще раз провела тыльной
стороной ладони по губам и обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять
дрожь. Надо идти. Надо заставить себя повернуться, преодолеть путь через
погруженные во мрак комнаты, добраться до входной двери и бежать... Бежать
прочь из проклятого особняка!
Нет, она не может так поступить. Она должна позвонить кому-нибудь,
должна сообщить о случившемся. Хотя бы позвать эту служанку, Эухению, и
сделать все как подобает...
И все же одна только мысль о том, что придется разговаривать с
посторонними людьми, объяснять им что-то, лгать, придумывать какую-то
официальную версию, была столь мучительна, что Роуан понимала: она не
выдержит, это выше ее сил.
Чуть склонив голову набок, она смотрела на безвольно обмякшее в кресле
тело, на белые волосы, казавшиеся такими чистыми и мягкими... Какая ужасная
судьба... Провести всю жизнь в этом мрачном особняке, всю свою жалкую,
несчастную, полную боли и разочарований жизнь, и умереть вот так.
Роуан зажмурилась и закрыла руками лицо. И вдруг слова молитвы как-то
сами собой пришли ей в голову:
"Помоги мне, ибо я не знаю, что делать, ибо не понимаю, что совершила,
но не могу что-либо изменить или вернуть назад. Ибо все, что говорила эта
женщина, правда, и я всегда знала, что внутри меня таится зло. Ибо все они
несут в себе зло. Вот почему Элли увезла меня отсюда. Зло..."
Перед ее мысленным взором вновь возник призрак, которого она видела за
стеклянной стеной дома в Тайбуроне, а тело ощутило прикосновения невидимых
рук, как тогда, в самолете...
Зло...
-- Ну где же ты? -- чуть слышно прошептала она, всматриваясь в темноту.
-- И почему я должна бояться войти в этот дом?
Услышав за спиной тихий скрип, она резко вскинула голову. Звук
доносился из зала. Что это? Быть может, старая доска пола скрипнула под
чьими-то шагами? Или вздохнуло деревянное стропило? Ведь недаром говорят,
что дерево -- живой материал. А быть может, это просто крыса пробежала вдоль
стены, едва слышно стуча своими мерзкими лапками? Нет, она знала, что это не
крыса, поскольку явственно ощущала чье-то присутствие. В зале кто-то был,
совсем близко, совсем рядом. И это не чернокожая служанка -- звук совершенно
не походил на шарканье ее шлепанцев...
-- Ну покажись, дай мне на тебя посмотреть, -- прошептала Роуан,
чувствуя, как страх постепенно улетучивается и уступает место гневу. --
Давай, сделай это сейчас, не тяни.
Опять послышался тот же звук. Роуан медленно повернулась. Тишина.
Бросив последний взгляд на застывшую в кресле старуху, она шагнула в зал. В
высоких узких зеркалах отражались лишь неподвижные тени. Пыльные люстры
тускло поблескивали во тьме.
"Я не боюсь тебя! -- как заклинание твердила про себя Роуан. -- Никто и
ничто не испугает меня в этом доме. Покажись, сделай это, как делал
тогда..."
На какой-то миг ей показалось, что ожила даже мебель в зале, что кресла
и стулья наблюдают за каждым ее движением, а книжные шкафы со стеклянными
дверцами слышали ее призыв и теперь застыли в ожидании того, что произойдет
дальше.
-- Так что же? Почему ты не идешь? -- шепотом спросила Роуан. -- Или ты
боишься меня?
Пусто... Откуда-то сверху донесся едва различимый скрип...
Слыша лишь звук собственного дыхания и ощущая напряжение во всем теле,
Роуан медленно вышла в холл. За полуоткрытой входной дверью в молочно-белом
свете уличного фонаря поблескивали мокрые листья дубов. Скользнув по ним
взглядом, она с тяжелым вздохом отвернулась от этого умиротворяющего душу
зрелища и направилась в глубину дома, туда, где сгущались до черноты тени и
где на столе в столовой остался лежать в ожидании своей новой владелицы
маленький бархатный футляр с изумрудом.
Он здесь! Он должен быть здесь!
-- Почему ты не приходишь? -- Роуан удивила слабость собственного
голоса. Ей вдруг почудилось, что в воздухе шевельнулась тень, но различить
какую-либо материализовавшуюся форму не удалось. Возможно, это всего лишь
ветер чуть качнул пыльные портьеры. Под ногами что-то тихо хрустнуло.
Футляр с фамильной драгоценностью лежал на столе. В комнате пахло
воском. Дрожащими руками Роуан откинула крышку и кончиком пальца коснулась
изумруда.
-- Ну, давай же, дьявол, покажись! -- Она взяла в руки изумруд,
оказавшийся на удивление тяжелым, подняла его повыше, так, чтобы тусклый
свет заиграл в многочисленных гранях, после чего надела кулон на шею и
щелкнула замком цепочки.
И вдруг буквально на мгновение Роуан увидела себя словно со стороны:
себя, Роуан Мэйфейр, заблудившуюся странницу, навсегда отрезанную от всего,
что окружало ее прежде, а теперь стало недостижимо далеким, почти
нереальным, стоящую в одиночестве посреди чужого и в то же время смутно
знакомого дома.
Особняк действительно казался знакомым, как будто она сотни, нет,
тысячи раз уже видела и эту конусообразную дверь, и роспись на стенах, и...
Здесь жила и умерла ее мать. По этим комнатам ходила Элли. А построенный из
стекла и красного дерева дом в Калифорнии навсегда остался в том, другом,
мире, куда нет и не может быть возврата. Ну почему, почему она так долго
сюда не приезжала?
В далеком прошлом судьба увела ее с предначертанного пути, заставила
сделать крюк, прежде чем позволила воочию увидеть то, что всегда
принадлежало ей по праву. Но разве могли иметь хоть какое-то значение все ее
прежние устремления и достижения в сравнении с мрачным величием тайны,
многие годы ожидавшей ее в этом особняке? И вот наконец она здесь!
Роуан ни на минуту не переставала вертеть в пальцах тяжелый изумруд --
он словно магнитом притягивал их к себе.
-- Ты этого добивался? -- все так же шепотом спросила она.
Ответом ей послужил тихий звук в холле, едва слышный и тем не менее
эхом отозвавшийся во всем доме, подобно тому как в недрах большого
концертного рояля резонирует звучание даже самой тончайшей из струн,
откликнувшейся на едва заметное прикосновение к одной из клавиш. Через
мгновение звук повторился, негромкий, но явственный. В холле, несомненно,
кто-то был.
Сердце Роуан болезненно забилось. Она на минуту застыла, потом
медленно, как во сне, повернулась и подняла голову. В нескольких футах от
нее неясно вырисовывалась высокая мужская фигура.
Все звуки ночи внезапно исчезли. Роуан изо всех сил вглядывалась во
тьму, пытаясь лучше рассмотреть призрачное видение, но оно почти сливалось с
сумрачными тенями. И все же ее не оставляло ощущение, что за ней пристально
наблюдают чьи-то темные глаза, ей казалось, что она различает контуры
головы, бледное пятно лица и даже уголок белого накрахмаленного воротничка.
-- Прекрати издеваться надо мной! -- Роуан хотелось кричать, но голос
не желал ей повиноваться. Тем не менее слова прозвучали вполне отчетливо, и
вновь весь особняк откликнулся на них отдаленными вздохами, скрипом,
потрескиванием... Очертания фигуры на миг стали более отчетливыми, но тут же
вновь начали таять, растворяясь во мраке.
-- Нет-нет, не уходи, пожалуйста, -- взмолилась Роуан, хотя в эту
минуту уже сомневалась, что действительно кого-то видела.
Она в отчаянии напрягала зрение, оглядываясь по сторонам. Большая часть
холла тонула в темноте, и лишь в дальнем его конце, куда проникал свет с
улицы, было чуть светлее. И вдруг на фоне тускло светящегося проема входной
двери появился черный силуэт, а через мгновение в холле загремели чьи-то
тяжелые шаги. Еще несколько секунд -- и у нее не осталось никаких сомнений:
широкие плечи, черные вьющиеся волосы и... голос:
-- Роуан? Роуан, ты здесь?
Господи, это он! Живой, сильный и до боли знакомый!
-- Майкл! -- охрипшим голосом воскликнула она и буквально упала в его
раскрытые объятия. -- Слава Богу, наконец-то! Майкл!..

17

"Итак, -- размышляла она, сидя в одиночестве за обеденным столом, -- я
становлюсь одной из тех женщин, которые с радостью бросаются в объятия
мужчины, отдают себя в его власть и предоставляют ему право позаботиться обо
всем".
Но ей доставляло удовольствие видеть, какую бурную деятельность развил
Майкл. Он позвонил Райену Мэйфейру, а потом в полицию и в похоронную контору
"Лониган и сыновья", а когда в особняк заявились всякого рода сыщики и
дознаватели в штатском и поднялись в верхние комнаты, Майкл говорил с ними
очень уверенно и убедительно. Даже если они и обратили внимание на его
затянутые в перчатки руки, то не подали виду и не задали по этому поводу ни
одного вопроса -- быть может, потому, что он и без того достаточно ясно все
им объяснил:
-- Она только что сюда приехала и, естественно, понятия не имеет, кто
этот человек. Она сама в шоке от увиденного. Старая хозяйка перед смертью
ничего не успела ей рассказать. И потом, тело в мансарде пролежало так
долго... Пожалуйста, можете забрать останки, но больше ничего в комнате не
трогайте... Она не меньше вашего хочет знать, кем он был...
А, вот как раз и Райен приехал! Райен, Роуан сейчас в столовой. Она в
ужасном состоянии. Карлотта показала ей какого-то покойника, лежащего
наверху.
-- Покойника? Вы не шутите?
-- Им необходимо увезти тело. Не могли бы вы или Пирс подняться вместе
с ними и проследить, чтобы они не рылись ни в вещах, ни в книгах? Да, Роуан
вон там. Но она совершенно измучена. Лучше поговорить с ней утром.
Райен, конечно же, поспешил согласиться, и старая лестница заскрипела
под тяжестью целой толпы, отправившейся в мансарду.
Майкл и Райен приглушенными голосами обсуждали что-то в холле. До Роуан
донесся запах сигаретного дыма, Чуть позже Райен вошел в столовую.
-- Роуан, я зайду к вам завтра в отель, -- шепотом сказал он, -- А
может, вам все-таки лучше вместе со мной и Пирсом поехать в Метэри?
-- Нет, я должна остаться. Надо еще придумать, что врать им завтра
утром.
-- Ваш приятель из Калифорнии нам очень понравился. Он свой человек и
явно родом отсюда.
-- Вы правы, спасибо.
Майкл не забыл позаботиться даже о старой Эухении. Обняв служанку за
плечи, он привел ее на террасу, чтобы та попрощалась со своей "хозяйкой мисс
Карл", прежде чем Лониган увезет тело. Бедняжка Эухения не могла вымолвить
ни слова и только беззвучно плакала.
-- Милая, хотите я позову кого-нибудь? -- предложил ей Майкл. -- Вам
ведь несладко будет оставаться на ночь одной в этом доме. Что вы будете
делать? Скажите, кого можно попросить прийти сюда и побыть с вами?
Со старым приятелем Лониганом Майкл с ходу нашел общий язык. В беседах
с ним он мгновенно утратил свой калифорнийский акцент и заговорил точно так
же, как Джерри, и так же, как приехавшая вместе с мужем Рита. Как давно это
было! Тридцать пять лет минуло с тех пор, как Джерри, сидя на ступеньках
крыльца, пил пиво с отцом Майкла, а сам Майкл втайне от всех встречался с
Ритой. И вот теперь она радостно бросилась ему на шею:
-- Майкл Карри! Неужели это действительно ты? Роуан медленно побрела к
входной двери. Повсюду был включен свет. В доме царила суета, все были,
чем-то заняты, она на ходу ловила обрывки фраз...
Пирс разговаривал с кем-то по телефону в библиотеке, куда Роуан до сих
пор еще не заглядывала. В неярком электрическом свете она успела увидеть
кожаную обивку старинной мебели и китайский ковер на полу...
-- Послушай, Майк, -- втолковывал Лониган, -- ты должен объяснить
доктору Мэйфейр, что старушке было уже девяносто и на этом свете ее
удерживала только необходимость заботиться о Дейрдре. Я хочу сказать, все мы
прекрасно понимали, что теперь, когда Дейрдре умерла, ее уход был только
вопросом времени. И пусть доктор Мэйфейр не винит себя в случившемся. Ведь
она всего лишь врач и не умеет творить чудеса...
"Да уж, чего не умею, того не умею", -- усмехнулась про себя Роуан.
-- Майк Карри? Да неужели? Сын Тима Карри? Черт побери, вот это да! А
ты знаешь, что наши отцы приходились друг другу четвероюродными братьями?
Да-да, они частенько сидели за кружечкой пива в "Короне".
Наконец суета в доме прекратилась. Труп из мансарды хорошенько
упаковали и увезли. Тело Карлотты осторожно подняли с кресла, словно живую,
уложили на покрытые белой простыней носилки и перенесли в катафалк, чтобы
отвезти в похоронную контору. Кто знает, возможно, ему сужено было оказаться
на том же столе для бальзамирования покойников, на котором всего лишь днем
раньше лежала Дейрдре.
-- Никакой панихиды, никакой похоронной процессии и торжественной
погребальной церемонии, -- распорядился Райен. -- Такова была ее воля. Она
сама сказала мне вчера об этом. И Лонигану тоже. Только заупокойная месса
через неделю. Вы еще побудете здесь? -- повернулся он с вопросом к Роуан.
"А куда мне теперь ехать? -- подумала она. -- Да и зачем? Я вернулась в
родной дом, к своим истокам. Я -- ведьма. Я -- убийца. Причем на этот раз я
сделала это совершенно сознательно. Мое место здесь, в этом особняке".
-- ...Я понимаю, как тяжело для вас все случившееся...
Роуан направилась обратно в столовую. У двери в библиотеку стоял Пирс.
-- Надеюсь, она не собирается провести здесь всю ночь? -- спросил он.
-- Нет, мы возвращаемся в отель, -- ответил Майкл.
-- Дело в том, что ей не следует оставаться в особняке одной. В этом
доме иногда происходят весьма странные вещи. Он полон загадок. Не сочтите
меня сумасшедшим, но вот только что, войдя в библиотеку, я увидел над
камином чей-то портрет... А теперь там висит обыкновенное зеркало...
-- Пирс! -- В голосе Райена прозвучали гневные нотки.
-- Прости, папа, но...
-- Пожалуйста, сынок, не будем сейчас об этом...
-- Я вам верю, -- с легким смешком откликнулся Майкл. -- Я буду с ней
рядом.
-- Роуан! -- Райен обращался с ней бережно, мягко, ведь она только что
пережила тяжелую потерю.
"Все считают меня жертвой, -- подумала Роуан, -- в то время как на
самом деле я преступница, убийца. Ну просто сюжет в духе Агаты Кристи!
Только тогда я должна была бы воспользоваться чем-нибудь вроде канделябра."
-- Да, Райен? Вы хотели мне что-то сказать?
Он осторожно присел к столу, стараясь не коснуться пыльной поверхности
рукавом своего безукоризненно сшитого траурного костюма. Лицо его было
задумчивым, а в светло-голубых -- очень светлых, гораздо светлее, чем у
Майкла, -- глазах застыло холодное выражение.
-- Полагаю, мне нет нужды говорить, что отныне этот дом принадлежит
вам.
-- Я в курсе. Она сказала мне об этом вчера.
Пирс молча стоял в проеме двери, прислушиваясь к их разговору.
-- Думается, вы знаете не все, -- покачал головой Райен.
-- Дом заложен? Имущество должно быть арестовано за долги?
-- Нет-нет! Ничего подобного! Надеюсь, вы никогда не столкнетесь с
подобными проблемами. Так что по этому поводу волноваться не стоит. Я просто
хотел сказать, что вы можете в любое удобное время приехать к нам в контору,
чтобы проверить счета и финансовые документы. Там мы обсудим все детали.
-- Господи! -- послышался удивленный возглас Пирса. -- Неужели это тот
самый знаменитый изумруд? -- Он только сейчас заметил лежавший на другом
конце стола, куда почти не падал свет, бархатный футляр. -- А вокруг полно
посторонних!
-- Никто не осмелится украсть этот изумруд, сынок, -- со вздохом
отозвался Райен. Он пристально и многозначительно посмотрел на сына, потом
вновь повернулся к Роуан, и в его взгляде промелькнула тревога. Взяв со
стола футляр, он словно в нерешительности повертел его в руках.
-- В чем дело? -- спросила Роуан. -- Вас что-то беспокоит?
-- Она говорила вам что-либо об этом?
-- А вам кто-нибудь говорил? -- спокойно, без вызова задала Роуан
встречный вопрос.
-- Да так, слышал кое-какие сплетни, -- с натянутой улыбкой ответил
Райен. Положив футляр на стол перед Роуан, он слегка похлопал рукой по
бархату и поднялся.
-- Им удалось установить личность того человека в мансарде?
-- Скоро все прояснится. При покойнике, точнее при том немногом, что от
него осталось, были найдены документы и еще какие-то бумаги.
-- А где Майкл?
-- Я здесь, дорогая, рядом. Мне остаться или ты хочешь побыть одна? --
Руки Майкла в черных перчатках практически сливались с тенью.
-- Думаю, нам пора ехать. Я очень устала. Могу я зайти к вам завтра,
Райен?
-- В любое удобное для вас время.
Райен в нерешительности топтался у двери. Майкл хотел было выйти, но
Роуан поймала его за руку, вздрогнув от неожиданного прикосновения к
холодной коже перчаток.
-- Позвольте сказать вам кое-что напоследок, Роуан. -- В негромком
голосе Райена явственно ощущалось волнение. -- Я понятия не имею, какой
чертовщины наговорила вам здесь тетушка Карл и откуда взялся этот мертвец в
мансарде, как и когда он вообще оказался в доме и что все это значит. Я не
знаю, объяснила ли она, что такое наследие Мэйфейров. Как бы то ни было,
важно другое. Вы должны как можно скорее очистить дом от старого хлама,
сжечь его на заднем дворе. Пусть и Майкл вам в этом поможет. Позовите людей,
попросите их вытащить всякую рухлядь, все эти древние книги и склянки.
Проветрите как следует особняк, наймите прислугу. Но только не оставляйте
все как есть и не пытайтесь тщательно исследовать каждую пылинку, каждое
пятнышко в этом отвратительном и грязном месте. Дом -- ваше наследство, но
не ваше проклятие. По крайней мере, он не должен таковым стать.
-- Понимаю, -- коротко ответила Роуан.
Возле входной двери возник какой-то шум, и в холл вошли двое чернокожих
парней. Оказалось, они приехали, чтобы забрать бабушку Эухению. Майкл
отправился наверх, чтобы помочь ей собраться. Райен и Пирс наклонились и по
очереди коснулись поцелуем щеки Роуан. Как будто с покойницей простились,
подумалось вдруг ей. Но тут же она поняла, что не совсем права: скорее, они
целовали покойников так же, как целовали живых.
За поцелуем последовали теплые рукопожатия, вспыхнувшая на прощание в
полутьме белоснежная улыбка Пирса, обещание позвонить на следующий день,
чтобы встретиться за ленчем и все обсудить, и так далее, и так далее...
Послышался шум спускающегося лифта. В некоторых фильмах люди спускались
в лифте в самое пекло ада...
-- У вас есть свой ключ, Эухения. Приходите завтра, послезавтра... В
общем, когда захотите или когда вам что-то понадобится. Кстати, милая, как
насчет денег? Вам нужны деньги?
-- Я получила все, что мне положено, мистер Майк. Спасибо за все,
мистер Майк.
-- Мы вам очень благодарны, мистер Карри, -- сказал один из парней,
тот, что помоложе. Речь его была правильной, чувствовалось, что юноша
получил неплохое образование.
В дом вернулся полицейский. Судя по всему, он остался стоять возле
входной двери, потому что Роуан с трудом могла расслышать его слова.
-- Да, Таунсенд... Паспорт, бумажник... Да, все на месте... В кармане
рубашки...
Звук закрывающейся двери. Темнота. Тишина Шаги Майкла в холле.
-- Ну вот, мы наконец остались с тобой вдвоем. Больше в доме никого
нет, -- сказал он, остановившись в проеме двери в столовую.
Роуан промолчала.
Майкл достал сигарету и запихнул пачку обратно в карман. Наверное,
нелегко делать это в перчатках, но, похоже, Майклу они не мешали.
-- Что скажешь? Не пора ли и нам убраться к чертовой матери из этого
дома? Во всяком случае, на сегодняшнюю ночь.
Он постучал сигаретой по стеклу наручных часов, чиркнул спичкой, и его
голубые глаза, оглядывающие росписи на стенах столовой, сверкнули в ярком
свете внезапно вспыхнувшего огонька.
Какими все же разными могут быть голубые глаза! И неужели его черные
волосы могли так быстро отрасти? Или все дело в теплом и влажном воздухе
юга, который заставлял их виться, и оттого они казались более густыми?
Тишина звенела в ушах. В доме действительно не осталось никого, кроме
них двоих. Он был в полном распоряжении Роуан, и все, что в нем находилось,
словно застыло в ожидании. Но ей претила даже мысль о том, чтобы
прикоснуться хоть к чему-нибудь. Все эти шкафы, комоды, горки, баночки и
коробочки принадлежали не ей -- они были собственностью умершей женщины и
казались Роуан липкими, вонючими, такими же ужасными, как их прежняя
владелица. Роуан продолжала неподвижно сидеть в столовой, не находя в себе
сил, чтобы встать, подняться по лестнице, открыть дверцу хоть одного из
шкафов...
-- Его звали Таунсенд? -- наконец спросила она.
-- Да, Стюарт Таунсенд.
Майкл с минуту раздумывал, потом смахнул с губы крошку табака и
переступил с ноги на ногу.
"Боже, как он все-таки хорош!-- подумалось Роуан. -- Ну просто образец
мужской красоты! И как безумно эротичен!"
-- Я знаю, кем он был. -- Майкл тяжело вздохнул.
-- Эрон Лайтнер.
-- Ты помнишь его? Так вот, Лайтнеру известно все об этом человеке.
-- О чем ты? Я не понимаю.
-- Ты предпочитаешь разговаривать здесь? -- Майкл обвел взглядом
комнату. -- За воротами стоит машина Эрона. Мы можем вернуться в отель или
поехать в центр, посидеть где-нибудь.
Он восторженно рассматривал лепнину на потолке, великолепные люстры, В
его восхищении убранством особняка в столь трагический момент было нечто
неприличное, и Майкл чувствовал себя виноватым, но не считал необходимым
скрывать свои эмоции от Роуан.
-- Это тот самый дом? -- спросила она, -- Тот, о котором ты мне
рассказывал в Калифорнии?
-- Да, он самый. -- Майкл перевел взгляд на Роуан и с печальной улыбкой
кивнул. -- Тот самый дом, точно.
Он сбросил в ладонь пепел с кончика сигареты, потом медленным шагом
прошел к камину. Его тяжелая походка, каждое движение были невероятно
эротичными, и Роуан, словно завороженная, следила, как он стряхивает в
пустое чрево камина мельчайшие сероватые частички.
-- А что ты имел в виду, говоря, что мистеру Лайтнеру известно все об
этом человеке?
Майкл выглядел смущенным. Безумно сексуальным и в то же время крайне
смущенным. Он нервно затянулся и с тревогой, как будто в нерешительности,
оглядел комнату.
-- Лайтнер принадлежит к одной организации, -- наконец сказал он, потом
порылся в кармане рубашки, вытащил оттуда маленькую картонку и положил ее на
стол перед Роуан. -- Они называют эту организацию орденом. Но никакого
отношения к религии их деятельность не имеет. Орден имеет собственное
название -- Таламаска.
-- Что-то вроде общества любителей черной магии?
-- Нет, ни в коем случае.
-- Но старуха говорила мне...
-- Это ложь. Они верят в существование черной магии. Но сами ею не
занимаются.
-- О, вранья в ее словах было немало. Справедливости ради надо
признать, что многое из того, о чем она рассказывала, правда, но зерна
истины буквально тонули в потоке злобы, ненависти и отвратительной лжи. --
Роуан вздрогнула и поежилась. -- Меня почему-то бросает то в жар, то в